Павел Гросс, Екатерина Счастливцева Хобо

Дядя Сэм проснулся в тот момент, когда рядом с ним с грохотом обрушились стропила. Гадство какое, подумал он, отползая от извивающихся языков пламени, едва-едва не хватающих его за дырявые башмаки. Какой-то пьяный ублюдок поджег чердак. Поджег, кол ему в жопу! Договаривались ведь не разжигать костер ночью. Нет, кому-то… холодно стало…

Справа от Сэма что-то с хлопком взорвалось и он, чуя нутром, запах курносой… коснулся чьей-то холодной ладони. В слуховом окне появилась чумазая физиономия Хриплого.

— Валяй сюда, черенок хренов!..

— Меня мало интересуют ваши заморочки!

— Ну-у, э-э… м-мм…

— Что «э-э… м-мм..»? Это ваши проблемы. Вопросы есть?

Вся комната, в которой происходил разговор, была завалена бумагами и картонными коробками. Они (коробки) образовывали круг, в центре которого в высоком кресле сидел человек, утянутый с ног до головы в черные одежды. Человек держал в руках плетку и властно глядел на стоящих у двери крепких парней.

— Понимаете, — заметил один из парней, — мы просто не успели. Дел-то и без этой стрелки невпроворот.

Сидящий в кресле взглянул на осмелившегося перечить красными воспаленными глазами.

— Черт возьми! А я что, ерундой страдаю, по-вашему?

Парень неуверенно пожал плечами и сделал два шага назад.

— Вы только послушайте! Нет, — человек встал, — вы только послушайте, что он говорит. Не успели! Да плевать я хотел на ваше «не успели», нахрен.

Он, помолчав некоторое время, продолжил:

— В общем, так, даю вам три часа времени. Стрелка назначена, место оговорено. Бабки в машине.

— А ключи?

Человека, минуту назад поднявшегося с кресла затрясло от ярости:

— Ключи висят справа от двери. На гвоз-ди-ке-е! И если вы задержитесь хотя бы на минуту, пеняйте на себя. И смотрите, чтобы с лимоном ничего не случилось. Вы отвечаете за каждый доллар. Ясно?

Парни, ничего не ответив, схватили длинные черные плащи, ключи от машины и выскочили из комнаты…

Ть-фу-у! Выпить хочется, аж печень наизнанку выворачивает… Хобо[2] плюнул, пару раз крякнув, растер плевок ногой и, раскачиваясь, поплелся к ближайшему мусорному бачку. Палка (толстая и сучковатая, найденная года полтора назад в Центральном парке) при каждом прикосновении к земле утопала в ней на добрые десять-пятнадцать сантиметров. Еще бы! Середина октября, пожалуй, самое смурное время для дрифтеров. Все в округе адом пропахло: водомоины, ручьи, грязь, снег… Зимой, конечно, тоже плохо, но ведь к зиме даже самый проклятущий хобо уже где-нибудь, да пристроился. Кто в подвале лежанку соорудил, кто на чердаке прикорнул на три долгих месяца, кто вообще в катакомбы метро подался. Туда, где в самую лютую стужу можно не страшиться сдохнуть от переохлаждения. Особенно, если под рукой выпивка имеется. Правда, зимой трудновато с промыслом… Ну, в смысле со сбором пустых бутылок. Под снегом их довольно трудно отыскивать. А они — кормилицы и поилицы. Спасибо людям, которые их до сих пор делают. Для того же пива. Хотя, говорят, производство банок для пивца значительно дешевле. Впрочем, дяде Сэму все это было по барабану. Пока бутылки кто-нибудь выбрасывает, кто-то другой их собирает, потом сдает за бабки. Собранные затем отправляют на пивоваренные заводы. И так по кругу, так до бесконечности. Безусловно, пока… до бесконечности.

Сэм остановился, переводя дух. Воткнул палку в землю, вытер рукавом пот со лба, и собрался, было идти дальше…

— Привет, — за спиной послышался знакомый голос, — припозднился что-то ты, брат.

Хобо неуверенно обернулся, заметив в тусклом свете силуэт. Большой, косая сажень, как говорится, в плечах. Хриплый? Или не Хриплый? Дядя Сэм прищурил оба глаза. Хриплый? Точно! Он самый! Приперся, зараза живучая… Стало быть, здесь есть, чем поживиться. У Хриплого нюх на пустые бутылки. Впрочем, на «жрачку лежалую» тоже.

— Ты еще бачки не осматривал?

Сэм, выдернув палку из земли, покачал головой. Какое осматривал? Ноги, вон — еле таскаю. Как обморозил их прошлой зимой, так и стал шоркать по улицам, словно затраханная корова. Скажет тоже: осматривал!

— Нет, — ответил Сэм в полголоса, — не осматривал, братец. Ты что!

Хобо снова прищурился… Гм-м, вообразите себе человека лет пятидесяти, высокого, худого, с хрипотцой в голосе, серыми глазками на выкате, узким лбом, вечно взъерошенными волосами и толстыми, как у кабанчика губами. Хриплый ходил зимой и летом в старом пальто, подпоясанной в два оборота веревкой; носил краповые армейские штаны, сапоги с высоким берцем и шапку. К веревке Хриплый привязывал две драные сумки. Одна сумка висела спереди, другая сзади, словно для балансировки Хриплого во время ходьбы. Сумки эти Хриплый умудрялся каким-то образом перекручивать проволокой на две половинки. Одна половинка служила для сбора бутылок, другая для подпорченного хавчика, в избытке валяющегося на любой помойке. Хриплый среди дрифтеров слыл известным пройдохой. Любого собрата и сосетру мог вокруг пальца обвести. Говорят, до того, как в побирушки податься, он несколько лет в полиции отработал. Детективом. Но так это или нет, Сэм точно не знал, да и не мог знать, ибо трудно было определить, что в байках о Хриплом правда, а что вымысел чистой воды.

— Раз не осматривал, — произнес Хриплый, дернув кверху головою, как рысак, — тогда идем вместе… И не смотри на меня так, будто мне хочется тебе кишки выпустить. Живучий я. Да и тебя, кажется, даже не лизнуло огнем…

Да-а! Дядю Сэма едва в холодный пот не пробило. Что это с Хриплым случилось после пожара? Странно, очень странно. Он ведь за пустой пузырь и башку проломить может. Тюкнет кирпичом и все.

— Идем-идем, не робей, — повторил Хриплый, подталкивая рукой Сэма, — сейчас не время старое вспоминать. Дождь вот-вот ливанет. Так ни ты, ни я, ни черта не наберем. Оно нам нужно?..

Сэм неуверенно направился в сторону помойки. Кто старое помянет, тому глаз вон. Этот, он покосился на Хриплого, не только глаз выколоть может. Вон, в позапрошлое лето херакнул Дороти минетчицу из Бруклина. И за что?.. Не сделала Хриплому отсос. У нее горло болело, а ему что? Гены у него промеж ног в тот момент сношались… как никогда. Взял и херакнул. А еще, говорят, бывший коп. Тьфу, оборотень в погонах… Нах!

— Ты, Хриплый, шутишь? — спокойно спросил дядя Сэм, не спуская с него глаз.

— Почему шучу? Не шучу.

— Но-о…

— Не «нокай»! Боишься, что тебя могу тюкнуть, как Дороти? — Хриплый поправил сумки и засмеялся.

Чешет, как мерин, дубиной его по башке. Смешно ему… А Дороти, межу прочим, так никто по-человечески и не похоронил. Завалили бруклинские дрифтеры кирпичами в подвале и все. Вот тебе и могила, хрен горбатый.

— Ну, — Хриплый остановился метрах в пяти от помойного бачка, — идешь ты или нет?

Сэм крякнул, высморкался и кивнул ответно:

— А куда деваться? Иду, конечно.

Черный, сверкающий в лунном свете полированной крышей «глазастый мерс» медленно подъезжал к краю пустыря. Именно здесь ровно через пять минут должна была состояться стрелка.

— Кретин… Что за кретин вздумал звонить именно сейчас?!..

Водитель остановил машину, посмотрел на сидящего рядом парня и достал из кармана мобильный телефон.

— Алло! Да, мы уже на месте. Нет-нет, с баблом ничего не случилось. Все в порядке. Копы нас ни разу не тормознули. Точно! Кейс, как лежал в багажнике, так и лежит. Да, все до последнего доллара. Что?.. Отдать кейс братве и ничего, не говоря уезжать? По-о-нял. Будет сделано.

На этом разговор был закончен. Парень, пробубнив что-то невнятное, убрал телефон обратно в карман.

— Что сказал босс?

— Что сказал? Сказал, что их пахан, только что утряс последние детали стрелки. Сейчас приедет братва. Мы отдаем лимон и сваливаем. Чем скорее, тем лучше.

— Да-а?..

Сидящий за рулем молча кивнул.

— Я чего-то не понимаю… — парень поправил воротник, — на фига босс раскидывается таким баблом? И, главное, кому платит-то! Я бы этим… гроша ломанного не дал.

— Мало ли. У него свои тараканы в голове. И, главное, ты забыл о его статусе, братишка. Он даже с главным «на ты». Соображаешь?..

— Все это так, но-о-о… Мы не должны так поступать. Даже под дулом пистолета.

Водитель перевел взгляд на лобовое стекло, потом на парня, который не обронил ни единого слова с момента выезда со складов.

— Все эти традиции, кодексы-шмодексы писались не нами, и давным-давно. А с тех пор многое изменилось. Изменились они, изменились и мы. Что говорить, ежели все изменилось. Все!

— До неузнаваемости…

— Постой, — водитель всмотрелся в стекло, за которым появились туманные пятна огней, — кажется, они уже подъезжают. Проверь ствол.

— Зачем?

— На всякий пожарный. От этих уродов можно ожидать чего угодно. Даже невозможное.

Хриплый остановил дядю Сэма в тот момент, когда из-за сваленных в кучу бревен выехала большая машина.

— Подожди, — он надавил Сэму руками на плечи, пригнул его к земле, — не дергайся.

— Чего так?

— Не видишь что ли? — бывший коп показал на остановившийся в нескольких метрах от мусорного бака автомобиль, — Братва, кажется, нагрянула. Что-то сейчас бу-де-т…

И точно, примерно через минуту из-за бревен появилась еще одна машина.

— О-о, на джипе прикатили. Стрелка!

— Что?

— Бандиты, Сэм, здесь стрелку забили. Так что нам с тобой сейчас лучше не рыпаться. Пришьют, как звать не спросят. Пересидим потихонечку, а потом деру…

— А как же тара? — мрачно спросил хобо, чувствуя коленями липкую жижу.

— Хрен с ней, с тарой твоей дурацкой. Живыми бы выбраться. Знаешь, братва, она такая — чуть что, за стволы хватается. Трах-бах-тарарах, один труп, второй, третий… Гора трупов!

В глазах дяди Сэма в это мгновение застыл ужас. Он обвел взглядом машины и сидящего рядом Хриплого, не в силах что-либо произнести.

— Сиди и не рыпайся, — Хриплый присел и, прислонившись плечом к бревну, принялся смотреть сквозь пелену зачинающегося дождя на шикарные машины, место которым уж точно не на помойке.

— Ствол проверил?

Сидящий по правую руку от водителя кивнул. Его большой палец уперся в изгиб предохранителя. Послышался щелчок.

— Я выйду первым. Все время следи за моими руками. Если я трижды сожму ладонь в кулак, доставай ствол и вали любого, кому сочтешь нужным вышибить мозги.

— А ты?

Водитель открыл бардачок, и достал из него старенький «Парабеллум»…

— Ого-о! Копия?

— Почему ты решил, что копия? — ответил водитель после непродолжительного молчания. Он еще немного помолчал, а потом буркнул: — Больше всего в оружии я ценю его принадлежность к истории. Что толку от какой-нибудь новенькой пукалки? А этот, — в тусклом свете мелькнул холодный металл «Парабеллума», — некогда принадлежал офицеру, служившему в «Освенциме». Он источает смерть за версту. Понимаешь?

Лицо парня приняло встревоженное выражение, но окутавшая его пелена беспокойства тут же исчезла…

— На стрелки лучше всего брать то оружие, при помощи которого кто-то кого-то уже отправлял на тот свет. Шансы с таким оружием резко возрастают.

— А-а, — парень немного оживился, хотя, не обратил никакого внимания на братву, переминающуюся с ноги на ногу перед «Мерседесом», — это как у Шайонов: съел сердце медведя, стал таким же, как медведь — сильным, съел сердце оленя — стал быстрым, проворным, как олень. Да?

— Примерно так. Ну, ладно хрен с этими Шайонами. С богом!

Водитель, прежде чем открыть дверь, перекрестился и трижды плюнул через левое плечо.

— Идем…

Хриплый осторожно выглянул из укрытия. Свет от фар немного потускнел в тот момент, когда перед «Паджеро» и «Мерсом» замелькали высокие тени.

— Начинается, — прошептал он, обернувшись, — ты, что… очумел совсем?..

Дядя Сэм, штаны которого промокли до нитки, вставал, отряхиваясь.

— Сейчас же пригнись, придурок!

— Президентов привезли? — сказал, вытирая ладонью губы, самый высокий из бандитов.

— Привезли, — водитель «Мерседеса» кивнул в сторону багажника, на дне которого покоился кейс, цвета полированной стали, — баксы здесь.

— Все о'к, приятель? Проверять не стоит?

— Твое право…

Высокий нагнувшись, заглянул внутрь багажника. Водитель тем временем пригладил волосы рассчитанным актерским жестом. Парень, стоящий у него за спиной, насторожился.

— Проверяй, не проверяй… У нас все точно, как в аптеке.

— Нет, братишка, — утробный голос бандита тонул в глубине багажника, — проверять не только можно, но и нужно. Тем более, если идет речь о бабле.

Воздух на пустыре стал густым от пелены дождя, который с минуты на минуту грозил превратиться в тропический ливень.

…послышался слабый хруст…

Водитель перевел взгляд на копошащегося в багажнике. У него из-за пояса выглядывала ручка полуавтоматического пистолета, судя по всему — девяти миллиметрового «Браунинга». Хорошая дурашка. С обоймой в тридцать патронов. С такими, как она просто так на стрелки не ездят…

— С президентами, — высокий бандит выпрямился, убрав правую руку за спину, — вроде бы все в норме. Не смухлевали, на сей раз.

Водитель незаметно сжал ладонь в кулак, что было сигналом для парня, стоящего у него за спиной.

— Ты хочешь сказать… — в это мгновение хруст повторился. Братва с той и с другой стороны посмотрела на сваленные у помойного бачка бревна.

— Не понял?.. — высокий рывком выдернул из багажника кейс. Ладонь водителя сию секунду повторно сжалась в кулак.

— Чего ты не понял?

— Вы что не одни здесь? — высокий подмигнул приятелям, и те полукругом обступили водителя и парня, приехавшего вместе с ним на стрелку. — С огнем играете. Крэзи, да?.. Не хорошо, не по понятиям это!

— Завалить их нахрен! — крикнул кто. — Маст дай, мадэ фака!

— В расход пидоров!

— Вот, бастард, шит!

При любых других обстоятельствах, водитель стремительным прыжком отпрыгнул бы в кусты и… Нате вам, уроды — пошел бы палить из «Парабеллума» направо-налево. Благо, старенький нацистский пистолет был надежным, как швейцарские котлы.[3] Но сейчас… Сейчас он был не один. За спиной стоял юнец, которого прикрепил к нему, так сказать «в подмастерья», босс. А слово босса — закон! Это водитель знал назубок. Да и жалко будет парня, если ему задарма какой-нибудь филер башку продырявит. Вот и стоит он теперь под прицелом четырех пистолетов, ловя лицом тусклый свет фар. Стоит и думает: сжать ладонь в кулак еще раз или нет?

— А, может быть, они сюда копов притащили, suck?

— Не-е, приятели, — произнес парень, — ума вам не занимать.

Высокий, прижав кейс к груди могучей рукой, шагнул в сторону бревен.

— Вот дерьмо! А мы сейчас это и проверим…

Хриплый едва не упал в обморок, заметив, как один из бандитов, прижимая к себе кейс, идет к их укрытию.

— Ма-а-ть, — он мощным ударом на полуобороте сбил дядю Сэма с ног. Тот, потеряв на мгновение равновесие, упал лицом в грязь. Вжав голову в плечи, Хриплый закричал, что было сил: — Справа тройка, слева вторая тройка. Сложите немедленно оружие! Сопротивление бесполезно!

Последняя фраза показалась Хриплому убийственной. Кто же так говорит? Кто?.. В кино разве что… Вот так бывает, отделишься от общества, от работы, так все напрочь и забудешь. Мать его в селезенку!

Водитель, чуя нутром, приближение смерти сжал ладонь в кулак, что явилось для парня, стоящего у него за спиной, сигналом к нападению. Первая пуля попала в бандита, стоящего справа. Он машинально прижал руки к изуродованному лицу и умер… Умер сразу, даже не успев пикнуть. Вторая пуля пронзила голову еще одного, когда тот прицелился водителю в живот. Развернувшись на месте, парень попытался поймать в прицеле третьего негодяя, но тот, ловко увернувшись, нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел. Через секунду по лицу парная потекла кровь. Водитель вскрикнул и схватился за пистолет…

— Вот свинство, — Хриплый в отчаянии шарил руками в полутьме, — эти сволочи сейчас перестреляют нас!

В горле у него совсем пересохло. Перед глазами стояло белое марево, виски пульсировали, а слова вылетали подобно выстрелам, которые он слышал словно гудки скрывающегося в предрассветном тумане теплохода. Он давно так себя не чувствовал. Скорее всего, с тех пор, как уволился из полиции.

— Бежим! — дядя Сэм дернул Хриплого за рукав.

— Куда? Говорил же тебе, идиоту: сиди тихо, как мышка. Кретин!

— Но… я… я…

— Молчи хотя бы теперь. Лучше дай мне что-нибудь тяжелое.

— Где же я найду что-нибудь тяжелое?

— Аа-й-й!

Хриплый, наконец-то нащупал нечто, похожее на огрызок трубы…

— Сэ-ээ-эм!

Открыв глаза, хобо увидел над собой покрывало неба, усыпанное тысячей звезд бриллиантового отлива.

— Жив хоть?

— Вроде да.

Сэм попытался встать, но больная нога… ныла так, что глаза на лоб вылезали. Ныла так, будто кто-то нанес на нее несколько глубоких порезов.

— Что с бандитами?..

Хриплый, поставив на землю ящик, сел.

— Нет их больше…

— Как это нет?

— А так, перестреляли друг друга. Никого кроме нас в живых не осталось, брат. — Хриплый протянул дяде Сэму бутылку с коротким горлышком: — На, пей.

— Кхм-м…

— Пей-пей. Это вискарь. Я нашел в джипе два пузыря. Этот твой, пей — полегчает.

Хобо крякнул и, оттолкнув от себя землю, сел.

— Дождь-то давно закончился?

— Да. Часа два прошло или чуть больше.

— Ого, это я столько времени провалялся?

Хриплый кивнул, откупоривая вторую бутылку «Джонни Уокера».

— Ты уверен, что бандиты друг друга перестреляли?

— Думаю, да.

— Что значит «думаю да»?.. — пробормотал, взъерошив волосы, Сэм.

— Видишь ли, — Хриплый потрогал рукой распухший глаз, — трупы я не видел, но… Уверен, что они перестреляли друг друга.

— Это как, — хобо поставил прямо в грязь бутылку с напитком, способным будоражить не только разум, но и душу, — трупы не видел, но они были? Так получается?..

Хриплый глотнул «Джонни Уокер».

— Именно так. Понимаешь, когда бандит с кейсом в руке шел к нам, на меня будто затмение нашло. Э-э… я вроде как даже сознание на какое-то время потерял. А когда пришел в себя, бандитов уже и след простыл.

— То есть их трупы… испарились?..

— Не знаю, — Хриплый сурово покосился на стоящую в грязи бутылку, — ты пей-пей, а то счастье свое клювом прощелкаешь.

Хриплый, поправив сумки, двинулся в направлении автомобилей. Дядя Сэм побрел вслед за ним. Они шли медленно, между помойкой и бревнами, не проронив и слова, покуда бывший детектив едва не уперся животом в тупую морду «Паджеро».

— Хриплый, — начал Сэм, — что-то мне слишком боязно. А вдруг кто-то из братков все же уцелел.

«Боже мой, — подумал он, глядя на своего покуда безмолвствующего спутника, — вроде чувствую, что храбрости ему не занимать, но… Какая-то безбашеннная эта храбрость. Как бы чего не вышло…»

— Не думаю, — Хриплый повернулся, вытянув руку вперед, — слишком много времени прошло с окончания перестрелки. Поверь мне, будучи копом я и не такие трахи-перетрахи видывал. Перегандобасили они друг дружку!

У дяди Сэма не было никаких сомнений в правдивости слов Хриплого. Он как никак несколько лет в полиции отработал.

— Ты вот, кем был в другой жизни?

— Кем я был? — спросил хобо, поймав себя на мысли, что этот вопрос он сам себе не задавал примерно года полтора.

«Хм-м, — размышлял Сэм, — последним пристанищем, приносящим мне более-менее стабильный заработок, была мини пекарня. Та, которая пристроилась как раз напротив Манхэттена, в Джерси Сити. За зданием, приютившем всю местную управу. А до этого? Где же я работал до этого?..»

Тем временем Хриплый обошел джип и осторожно приоткрыл дверцу. Из салона ему в лицо пахнуло цитрусовым ароматизатором. Пахнуло так сильно, что еще немного и его бы стошнило.

— Вот зараза! — Хриплый выругался, с силой захлопнув дверцу, — Так кем ты, брат, работал?

— Научным сотрудником…

— Кем-кем? — удивленно спросил Хриплый.

— Научным сотрудником. В Силиконовой Долине.

— Ого-о! Что заканчивал?

— Бостонский Университет… э-эх-х…

— А я в свое время техасский.

— Но потом пришлось вкалывать копом, да?

Хриплый снял шапку и провел ею по лицу, вытирая пот.

— Судьба так сложилась, брат, ничего не поделаешь. После окончания университета как раз случилась вьетнамская кампания. Я же не король рок-н-ролла, не конченый придурок — тащиться неизвестно куда и получить в подарок пулю от какого-нибудь желтозадого. Был, правда, выход — пойти в полицейскую академию. Что я, собственно, и сделал.

— Значит, коп для тебя не призвание, а вынужденная отмазка от…

— Примерно так. Ладно, хватит о херне всякой ляса точить. Осмотрись, может быть, найдешь оружие.

Дядя Сэм обомлел от страха, чувствуя себя совершенно беспомощным.

— Причем здесь оружие?.. — спросил он, заикаясь.

Хриплый посмотрел на своего спутника умоляющим, почти детским взором.

— Оружие денег стоит. Ты разве об этом ничего не знаешь?

Хобо, давя в себе волну страха, несколько раз кивнул.

— Соберем и потом сбагрим где-нибудь в Бруклине. Знаю я пару мест. Думаю, по сотке за ствол дадут.

— Как?

— По сотне на двоих, по полтиннику на рыло.

Дядя Сэм просунул палку под мышку. Подумать только, здесь же, как минимум пять-шесть трупов должны где-то валяться, а ему… бабки за стволы подавай. Поразительное безразличие. Хотя… каждому свое! С другой стороны, почему Хриплый не бросил его в тот момент, когда к бревнам подходил верзила с кейсом в одной руке и стволом в другой? Этого хобо пока не понимал…

— Постой, — Сэм резко остановился и, вонзив палку в землю, и оперся на нее обеими руками, — помнишь, у одного из бандитов был в руке кейс стального цвета?

В голове у Хриплого теперь мелькало только: «…ты помнишь, у одного из бандитов был в руке кейс стального цвета?». А ведь этот хромоногий черт прав! Верзилу помню, и нес он странного вида чемоданчик. Нес, саранчу этому хромому в жопу!

— Я совсем забыл о кейсе, но… — Хриплый присел на корточки и посмотрел в ту сторону, где должен был лежать труп верзилы, а рядом с ним, безусловно, и вожделенный кейс, — где же он?

Сэм тоже посмотрел на место, привлекшее внимание Хриплого.

— Ты прав, я не вижу ни трупа, ни кейса. Ни-че-го не понимаю, — прошептал хобо, вздохнув.

Он украдкой перевел взгляд на своего спутника. В глубине души ему пришлось тут же признать, что вряд ли сейчас нашелся человек, который смог бы ему понравиться при данном, довольно нетривиальном раскладе. Кругом происходит та-ко-е, а Хриплому все похеру… все по барабану. Такое редко случается, но, случается же. Если бы не Хриплый, лежать сейчас Сэму у помойного бака с пулей в башке. И хрен этого Хриплого разберешь, чем он руководствовался, когда спасал его от неминуемой смерти…

— Я и говорю: трупы исчезли… Ну-ка, — Хриплый протянул хобо правую руку, — ущипни меня. Может быть, все это мне только снится?

Хобо отрешенно покачал головой, глядя на приглушенный свет фар.

— Тогда это должно сниться и мне. А так не бывает: один сон на двоих.

Хриплый встал и, пошатываясь, направился вперед. Он молчал. Ему, прежде чем признать свое бессилие, нужно было едва ли не обнюхать место, где должен был лежать труп верзилы.

— Труп был здесь, — заключил Хриплый, коснувшись рукой липкой лужицы, — кровь, конечно, подсохла. Но у меня нет никаких сомнений в том, что это именно кровь.

Он достал из кармана спички и через несколько секунд в его руке затрепетал крохотный огонек.

— Pardon mon cher, — в полголоса произнес дядя Сэм, дотронувшись рукой до плеча Хриплого.

Тот немного помялся и не ответил ни слова.

— В переводе с французского, который я еще с университетских времен не забыл, это значит: извини, мой дорогой… Но почему ты решил, что это кровь?

— Не задавай лишних вопросов, ведь я не истязаю тебя своими. И еще… — Хриплый отвел огонек в сторону, — смотри!

Дядя Сэм потупил голову и посмотрел исподлобья на освещенное пространство. Боже! На земле был отчетливо виден человеческий силуэт. Вернее, отпечаток силуэта. Руки, ноги, туловище, голова. Обрамление силуэта было ничем иным… как извилистой ниточкой пепла…

— Ты в детстве сжигал точеный магний? Его в больших количествах добавляют в некоторые авиационные детали. Мы, — Хриплый почти припал лицом к земле, — в детстве частенько ходили на военный аэродром. Спиливали какие-то хреновины со списанных военных истребителей. Потом эти хреновины точили напильниками в гараже, и полученный порошок использовали для…

— Делали взрывпакеты, смешивая магний с марганцовкой?

Хриплый молча кивнул.

— Я тоже чем-то подобным, помню, увлекался.

— У меня складывается такое впечатление, что труп этого урода сгорел…

Довольно незначительное лицо Сэма: горбоносое и подслеповатое вытянулось, изменилось почти до полной неузнаваемости. Плотно сжатые губы больше не шевелились, брови застыли над темными глазами, словно гранитные арки — складывалось впечатление, что он щурится от угасающего в руках его спутника огонька.

— Бред какой-то! Такого просто не может быть…

Человек, утянутый с ног до головы в черные одежды, посмотрел на стоящих у двери худых, испуганных, жалкого вида типов. Вытягивая шею, он тщетно пытался заглянуть им в лица.

Комната, заставленная три часа назад коробками, изменилась. Теперь она напоминала аудиторию, размеры которой, впрочем, не были большими, но высвободившееся пространство с ответвлениями коридоров создавало зеркальный эффект. Чувствовалось, что аудитория продувается сквозняком. Вероятно, один из коридоров заканчивался выходом на улицу. Справа от высокого кресла располагались несколько рядов стульев. Позади человека, держащего плеть, стояла высокая полка, на которой находилась всего одна книга…

— Кто-то из вас уже был на месте? — человек обезоруживающе улыбнулся.

— Нет, нам только что сообщили, что стрелка не состоялась. Наши… их больше нет!

После тяжелого вздоха на пол упала плеть и человек, проведя руками по волосам, сел.

— Все старания коту под хвост. Все летит к чертям собачьим из-за наивности тех, кто должен служить мне верой и правдой. За что, — он поднял голову и закрыл глаза, — боже, за что мне такие муки? Если бы ты знал, как я устал управляться с этими болванами. Как же я устал, боже!

— Послушайте, но у нас еще есть время.

— Есть время?.. Есть время?..

Человек, сидящий в кресле посмотрел на долговязого парня, осмелившегося заговорить.

— Кто? Скажи мне на милость, кто будет исправлять эту ошибку? Ладно бы просто пропал лимон баксов. Мы их спишем и нашлепаем еще. Нужно миллион, нашлепаем миллион. Нужно два, стало быть, забабахаем два. Не вопрос! Но время… Ты представляешь себе, сколько времени уходит на это шлепанье?

Долговязый покачал головой, виновато опуская глаза.

— Для меня и миллион, и два — рабский труд. Так не гнобили своих рабов даже фараоны, знали бы вы. А работаю я порой, тринадцать-четырнадцать часов в сутки. Причем, в отличие от вас, мне приходится давать отчет о проделанной работе главному. А он у нас самый утомленный из всех утомленных.

По комнате прокатился ропот. Дело в том, что упоминание всуе имени главное не сулило ничего хорошего. Он, хотя по-сути своей и добродушный, но ежели разозлиться… Смейтесь громом небеса, освещайтесь молниями!

— А сколько я затрачиваю сил на производство долларов? Даже самый затертый баксик отнимает у меня день жизни.

— Дайте нам шанс. Мы исправим ошибку…

Дядя Сэм забрался в салон «Мерседеса» следуя примеру Хриплого. В машине было тепло и уютно, не считая резкого запаха клубничного ароматизатора.

— И здесь навоняли, — хобо обронил несколько колких ругательств и за сим хлопнул дверью.

Устроившись на сидении, он с силой оторвал с бардачка подобие мыльницы, внутри которой пряталась ароматическая пластина, вызвавшая у Хриплого столь бурную реакцию.

— Брат, выброси эту херню в окно. Иначе я облюю весь салон.

Сэм забрал у своего спутника «мыльницу», опустил стекло и швырнул ее наружу.

— Так-то буде лучше, — сказал Хриплый, ощупывая рукой приборную панель.

Минуту спустя, зашумел мотор. Хотя, приятное урчание под капотом было довольно трудно назвать шумом. Так… шуршание вентилятора.

— Ты думаешь, мы поступаем правильно?

Хриплый повернулся, увидев уставившиеся прямо на него две пары возбужденных глаз.

— Ничего страшного не произойдет, если мы немного прокатимся. Видишь ли, мне очень трудно отказать себе в удовольствии посидеть за рулем этой красавицы.

Интересно, подумал Сэм, что он скажет, если нас остановит дорожный патруль или «братки» убитых братков?

Он наклонился вперед, положив себе на колени три пистолета.

— Не робей, — Хриплый запрокинул голову назад, — нас никто не цепанет. Братве можно было бы уже давно приехать, а копы… В конце концов, мы же с тобой не собираемся по всему Нью-Йорку колесить. Лучше скажи, сколько стволов тебе удалось найти?

— Три.

— И у меня два. Тэк-тэк, — хобо зажмурил один глаз, вероятно, уже подсчитывая барыши, — получается пятьсот баксов.

— Не плохо.

— Хм-м, какое там не плохо! Да это просто праздник какой-то, брат. Тебе двести пятьдесят и мне ровно столько же. Вот скажи, двести пятьдесят долларов хватит на то, чтобы скоротать зиму?

Дядя Сэм кивнул, гладя руками промерзшие от холодного воздуха стволы.

— Э-э, а ты еще сомневаешься. Ладно, — Хриплый опустил голову, — коробка автомат, максимальная скорость… У-у! Едем?..

— Сейчас выедем с пустыря, еще километра полтора по дороге, — Хриплый ехал, периодически поглядывая на Сэма и улыбаясь ему, — там машину и бросим. Пусть ее потом хоть сотня сыскарей обнюхивает…

Они ехали уже довольно долго. От тепла Сэма разморило так, словно он только что в одну харю треснул пару пузырей «Текилы». В полудреме он заметил чернеющий за окном силуэт высокого здания. «Мерседес» слегка качнуло — ага, только что пересекли железнодорожную ветку. Сейчас бы проснуться и осмотреться, как следует…

— Хриплый, — дядя Сэм продрал один глаз и посмотрел на сидящего за рулем, — мы же забыли на пустыре вискаря!

— А-а… — Хриплый махнул рукой, — не расстраивайся. Как только получим за стволы бабки, та-а-кой пир закатим. Представляешь?

— Было бы неплохо, но у меня какое-то странное предчувствие.

— Что такое?

— Что-то сердц…

Сэм почувствовал, как его затылка коснулось, что-то холодное. Сон тут же сгинул, как пелена тумана с первыми лучами восходящего солнца. В тишине прозвучало:

— Сиди и не рыпайся…

Хобо почему-то не испугался, робко улыбнувшись, он спросил:

— Вы кто?..

— Цыц! Конь в пальто. Сказал же: не рыпайся!

— Да я, собственно, — только теперь до Сэма дошло: никто, кроме него и Хриплого, в «Мерсе» случайно оказаться не мог. Разве что один из бандитов… Он вспомнил, что к помойке на джипе подъехали четыре братана, два других на «глазастом»… Он еще раз пересчитал пистолеты. Их оказалось пять. Пять пистолетов, а бандитов было шестеро. Значит, голос, который он только что слышал, принадлежал шестому бандиту!

— Я и не дергаюсь, — наигранно сказал Сэм, пытаясь разглядеть в зеркале заднего вида того, кто приставил к его затылку ствол.

Он слегка наклонился, и на мгновение Хриплому показалось, что его собрат по несчастью готовиться к нападению. Но… хрена! От Сэма такого не стоило ждать… Кто он? Бывший научный сотрудник, наверняка, доселе не державший в руках ничего тяжелее микроскопа. Хотя, говорят, и микроскопом можно гвозди в стену заколачивать. Или в лоб кому дать, к примеру… Но Сэм и к этому не был приучен.

— Ты, — прошептал незнакомец, — сиди за баранкой, и покуда я не разрешу, ни о чем не думай.

— У меня даже в мысл…

— Не свисти, водила хренов! Сейчас, — позади что-то зашуршало, — повернешь направо. Потом еще раз направо, дальше все время прямо — километра три. У «кирпича» остановишься.

— У кирп…

— Не тупи, я говорю о дорожном знаке!

Хриплый кивнул, вдавив педаль газа в пол. Оценивая обстановку, он вдруг сообразил, что с подобным он еще никогда в жизни не сталкивался. Дабы убедиться в правоте своих измышлений хобо спросил:

— А потом, что мы будем делать потом?

— Потом вы пойдете своей дорогой, я своей… поеду, конечно.

— Вы за машину не беспокойтесь.

— Да знаю я, знаю. «Мерседес» вам нужен, как собаке «пятая нога». У твоего приятеля на коленях лежит пять пушек. Вы их на по сотке на рыло хотите загнать.

— Загоним?

— Загоните, первому встречному нигеру! — бандит засмеялся.

— Ваши бы слова, да богу в уши.

— Считай, что он уже услышал тебя…

Bon monsieur, подумал Сэм, чувствуя, что начинает потихоньку успокаиваться. Ежели так было на самом деле: подумал о чем-то хорошем и, на тебе — услышал боженька, хлопнул в ладошки. Желание твое, только что обросшее мыслю, тут же исполнилось. Да-а, плохо, что так не бывает на самом деле. То есть, совсем не бывает!

— Отчего же не бывает? — равнодушно обронил жулик, опустив пистолет. — Разве вера не творит чудеса?

«Надо же, как заговорил, — мысленно Хриплый, конечно верил в слова бандита, — но, черт возьми, чья бы корова мычала!»

— Я всегда говорю то, что думаю, дружок. Вот тебя, к примеру, взять… Скажи, кто виноват в том, что ты стал таким? Твои бывшие коллеги?.. Не-а! Сам виноват. На кой черт нос совал не в свои дела? Решил стать народным любимцем, поймав наркодиллеров… А они, между прочим, с твоим боссом были заодно. Тебе что, больше всех нужно? Или вот ты, Сэм…

Хобо, чье имя только что было произнесено, широко раскрыл глаза, уставившись на ныряющую под брюхо «Мерседеса» дорожную нить. Откуда этот тип мог знать, как его зовут?

— Не терзай себя, я много чего еще знаю. И про тебя, и про Хриплого, и про других. Работа у меня такая — знать все обо всех! Так вот…

— Да кто же вы такой?.. — неожиданно для самих себя в унисон спросили дрифтеры.

Немного помолчав, бандит с ухмылкой ответил:

— Не положено вам это знать! И вообще, чего-то вы слишком разговорились. Ты, — он ткнул Хриплого стволом в плечо, — рули давай. А ты вообще помалкивай. Одну ногу таскаешь?

Дядя Сэм, молча и испуганно кивнул.

— Если хочешь, чтобы со второй ничего не случилось, помалкивай дальше!

— Как скажите, так и будет.

Только теперь хобо смог увидеть отражение в зеркале лица незнакомца. Судя по всему, он был высокого роста, плечистый. Да что там, сложенный на славу. Даже из-под напрочь промокшего черного плаща с воротником-треуголкой выпукло выставлялись его могучие мышцы. Таким мышцам все Шварценнегеры мира могли позавидовать. Гладко выбритая борода (что попка младенца) прекрасно подходила его суровому и мужественному лицу; из-под круто вогнутых бровей смело глядели небольшие голубые глаза. Бандит, поймав глазами, затаенный взгляд Сэма, отраженный в зеркале, мгновенно посуровев, гаркнул:

— Что уставился! Лучше слоников считай, нам еще как-никак примерно час ехать…

Они ехали, ехали, ехали. Казалось, дороге не будет видно конца-края. Черные силуэты домов, редкие дорожные знаки и указатели. И ни одного огонька, ни единого проблеска света. Ни одной встречной машины. Все превратилось в однообразный пейзаж тихо подыхающего во тьме пригорода самого крупного мегаполиса в мире. Внезапно картинка сменилась — «Мерседес», подпрыгнув, начал быстро катиться вниз. Через несколько секунд вдалеке, наконец-то, забрезжил свет.

— Так, — бандит явно нервничал, — сбавь скорость. Постарайся к «кирпичу» слишком быстро не подъезжать.

Хриплый, коснулся рычага, не задавая встречных вопросов.

— Остановишься метрах в пятидесяти от «кирпича», понял?

Хобо кивнул, покосившись на дядю Сэма, держащего один из пистолетов наизготовку.

— Я, конечно, извиняюсь, но мне кажется, что у «кирпича» стоят два джипа, — бывший коп прищурился, — точно такой, как эти, наверное, до сих пор у помойного бачка стоит, посапывая движком.

— Шит, вот уроды, — в салоне послышалась нецензурная брань, — пригнали свои горшки педальный, членососы! Тормози!

— Нет, ну ты посмотри, что делается… — дядя Сэм ткнул пальцем в стекло, прежде бросив на приборную панель визитку, оставленную бандитом. — Они же его сейчас прикончат! Или калекой сделают!

И действительно, крепыш, выскочив из «Мерса», не долго думая, достал «Парабеллум». Оказавшись в тени, он несколько раз выстрелил. Бандиты, доселе стоящие «под кирпичом», тоже выхватили оружие. Началась перестрелка.

— Не будем испытывать судьбу, — Хриплый резко выкрутив руль, направил машину в противоположную сторону.

— Господи, не могу понять, они взрываются что ли?..

— Кто они? Кто взрывается?

— Бандиты, — дрожащим от волнения голосом ответил хобо, — наш… Тот которого мы высадили, стреляет в тех, которые поджидали его у «кирпича».

— И что? Скажешь тоже: стре-ля-ет. Что ему еще остается делать? Он же обыкновенный бандит!

— Да то, что пули при попадании… взрываются… Или… Нет, взрываются сами бандиты. Вот, — он, развернувшись, приподнялся и начал взахлеб тараторить: — снова выстрелил… А стоящего у джипа, тут же разнесло на куски, но прежде он как-то странно засветился. О-о-о… еще одного братка разнесло к чертовой матери!

Хриплый остановил машину и с многозначительным видом открыл дверь.

— Не дай бог, — сказал он, обращаясь к собрату по несчастью, — не дай бог окажется, что ты вре…

Хриплый с сомнением всмотрелся в полутьму, которая распростерлась сумрачным покрывалом вплоть до того места, где происходила перестрелка. И то, что он успел рассмотреть, повергло его в шок. Пули, при попадании в людей, действительно взрывались. Но не сразу. Несчастного разрывало на куски только после того, как его тело начинало источать яркий свет. Вернее… тело человека начинало искриться. Силуэт, будто обрастал светящимся контуром. По прошествии трех-четырех секунд того, в кого попадала пуля, буквально разрывало на части. Хриплый от волнения даже зажмурился. То, о чем ему минуту назад рассказал Сэм, и то, что он только что увидел собственными глазами, не могло происходить на самом деле. По крайней мере, не здесь, и не сейчас. В каком-нибудь романе или на худой конец фильме ужасов — пожалуйста, но только не в жизни. Не в реальной жизни, которая, впрочем, для него и для дяди Сэма некоторое время назад, возможно, перестала существовать…

— Рвем когти, — Хриплый с силой хлопнул дверью, — не нравится мне все это. Лучше убираться, да поскорее.

Он быстро снял с себя пальто, напрочь забыв, о хранящихся в привязанных к нему сумках, бутылках. Как только пальто упало на заднее сиденье, послышался звук, напоминающий бой стекла.

— Вот, — хобо плюнул в открытое окно, — бутылки разбил. И все из-за каких-то долбаных бандитов. Гори они в аду!

Послышался рев двигателя — Хриплый выжимал из «глазастого» максимальные обороты на холостом ходу.

— Что написано на визитке? Он, вроде бы говорил: если возникнут проблемы… не важно с кем, просто предъявите визитку, ничего не говоря при этом.

Дядя Сэм пошарил рукой по приборной доске. Вот она — маленькая заламинированная пластиночка. Гладкая, как поверхность льда. Послышался щелчок, после чего в салоне стало значительно светлее. Хриплый включил лампочку, примостившуюся под крохотным прозрачным колпачком над зеркалом заднего вида.

— Читай.

— «СБГБ»… Больше на ней, увы, я не вижу никаких надписей…

Хриплый повернулся к Сэму, бросив в сердцах:

— Ну-ка дай ее сюда. Тоже мне, научный сотрудник. Очки купи, профессор.

Он, выхватив из рук хобо визитку, буквально впился в нее своими въедливыми глазами. Странно, но старина Сэм был абсолютно прав! На бандитской (конечно, если так можно выразиться) визитке, кроме четырех заглавных букв: «СБГБ», ничего не было написано. Только четыре заглавные буквы: «СБГБ»… и ничего больше.

— А я тебе что говорил?.. — обиженно произнес хобо, заметив приближающийся к «глазастому» свет фар. — Кажется, за нами…

Когда уже начало светать, «Мерседес», движущийся на высокой скорости по дороге, остановил дорожный патруль.

Полицейская машина появилась, словно джину из бутылки… из ниоткуда. Хриплый, проклиная, всех и вся на свете, стукнул кулаками по рулю:

— Кажется, приехали. Сейчас они попросят нас предъявить права. Хе-ех-х… а их ни у меня, ни тем более у тебя, нет.

— А я тебе говорил, я предупреждал! — произнес Сэм, крутя в руках визитку. — Что теперь будем делать?

— Что, что! Ничего. Даже если нас с тобой сейчас арестуют, так, по крайней мере, зиму скоротаем в какой-нибудь каталажке. И то ничего, там хотя бы халявный хавчик дают три раза в день. Не помрем с голодухи.

— Ко-неч-но… Еще в тюряге, говорят, гораздо теплее, чем в подвале или на чердаке. Да?.. А сколько за угон дают?

Хриплый пожал плечами:

— Хрен его знает, а вот за это, — он показал на пистолеты, лежащие на коленях у хобо, — влепят на полную катушку. Уж поверь мне, брат.

Хриплый поднял голову, заметив копа, неспешно приближающегося к «Мерседесу». Он шел так, будто уже знал, что в «глазастом» для его глубоких карманов уж точно что-то припасено. Черные лакированные сапоги, синяя форменная куртка, жетон на груди, темные очки — а-ля Сталлоне-Рэмбо. Все как положено, все, как в настоящих голливудских боевиках.

— Приготовься, — прошептал Хриплый, открывая окно, — если удастся, убежим на хрен. Кто кинется искать двух вшивых дрифтеров!

Дядя Сэм, кивнул, пряча в бардачок последний пистолет.

— Может быть, пронесет.

— Надежда умирает последней, брат…

Коп заспанным голосом промычал:

— Позвольте, — он еще не успел, как следует рассмотреть сидящих в «Мерседесе», — ваши права.

— А-аа… в чем дело, сэр?

— Вы превысили скор-рр…

У копа отвисла челюсть, когда он увидел высунувшееся из окна «глазастого» чумазое лицо. Лицо не какого-то распальцованного делапута, а самое обычное, измученное… Лицо обычного дрифтера. Он, постояв недолго в нерешительности, одним движением расстегнул кобуру и, выхватив пистолет, навел его на Хриплого.

— А ну! — крикнул ошалело коп, целясь в лоб хобо. — Живо! Из машины!

У Сэма, недвижимо сидящего в салоне «Мерса», от крика даже заложило уши. Он, искоса взглянув на Хриплого, осторожно открыл дверь. После чего буквально выпал из машины, совершенно не чувствуя ни рук, ни ног. Палка, единственная отрада при ходьбе, с грохотом покатилась под «Мерседес».

— Не греми костылями! Руки!

Дядя Сэм, кое-как проковыляв к капоту, распластав руки, повалился на него.

— И ты, — коп кивнул Хриплому, — живо наружу. Попробуй только выкинуть что-нибудь! Понял?..

— Конечно, по-ня-л, — пробормотал хобо, вылезая из злополучного «Мерседеса».

Стоило ему только встать на землю, оглушительный удар, пришедшийся в переносицу, едва не лишил его чувств. Ноги подкосились, но… Хриплый все же устоял…

— На капот! — прокричал рассвирепевший Сталлоне-Рэмбо, держа пистолет перед собой.

Хобо, чувствуя легкое головокружение, лег рядом с Сэмом.

— У кого тачку стырили?

Дрифтеры промолчали, прекрасно понимая, что любой ответ мог стоить им жизни. Что на уме у едва продравшего глаза копа одному только богу известно. Да и не всегда, только временами, и то… только под настроение.

— «Саманта», — прохрипел коп в микрофон рации, пристегнутой к груди, — это «Джуллиан»…

После непродолжительного шума и скрежета послышался ответ:

— «Саманта» слушает. Что у тебя?

— Задержан черный «Мерседес», номер BEA 13 TCH. Проверь на угон. Как слышишь, «Саманта»?

— «Джуллиан», слышу хорошо. Одну минуту…

Коп, опустив руку с пистолетом, осторожно обошел «глазастого» со стороны капота.

— Куда намылились, хобо? — спросил он с презрением.

Хриплый поднял глаза и тут же увидел дядю Сэма, ошалело взирающего на копа. Он смотрел на него, ни жив, ни мертв — едва дыша. Даже на капоте от его дыхания появилось мутное пятно.

— Мы… — начал Хриплый, — никуда вроде и не направлялись, сэр.

— Ты еще поговори мне! Скажи, что и «Мерс» вы ни у кого не тырили. Да?..

— Э-э…

Хриплый договорить не успел, ибо из динамика донеслось:

— «Джуллиан», машина в угоне не числится.

— Не понял?!..

— Чистая, «Джуллиан», машина.

Коп снял фуражку и вытер пот. Как такое могло быть: на четырехколесной безделушке стоимостью десятка полтора зеленых едут хобо, уж точно не являющиеся ее хозяевами? А машину, тем не менее, никто в угон не подавал. Бред какой-то…

— «Саманта», понял. До связи!

— До связи, «Джуллиан»!

Коп, отключив рацию, вплотную приблизился к хобо, лежащим на капоте.

— Повторяю, права есть?

Хриплый не успел ничего ответить, так как поднявшийся с капота Сэм, прошептал:

— Прав у нас нет. Всего остального, вроде паспортов и прочего, собственно, тоже.

Вот кретин, едва не закричал Хриплый, видя выпрямившегося во весь рост Сэма. Ночная встреча с бандитами на пустыре его так ничему и не научила. Членоголов хренов!

— Вы же должны понимать, — продолжал хобо, направляясь прямиком к копу, — что документами для людей, лишенных всего на свете, могут быть только их души…

«О-ой, ду-ра-к — Хриплый, разрываясь от мыслей, уже начал царапать ногтями капот „Мерса“, — „усы, лапы и хвост — вот мои документы!“… Тьфу. Идиот идиотом!»

— Заткнись, — коп, не выдержав, снял пистолет с предохранителя и направил его на дядю Сэма, — еще шаг, и в твоей башке появится дырка.

Он занес руку над Сэмом, и у последнего через мгновение потемнело в глазах…

Сэм, открыв глаза, увидел сидящего на корточках у капота Хриплого, который внимательно рассматривал визитку.

— Пришел в себя? — спросил хобо, вставая.

Тот кивнул. У него почему-то сильно болела голова.

— Что произошло?

Хриплый, оторвав взгляд от визитки, буркнул:

— Коп ударил тебя пистолетом в висок. Посмотри, наверное, еще кровь не успела высохнуть.

Дядя Сэм дотронулся рукой до виска. Точно, кровь еще не свернулась — от виска к шее и далее под воротник тянулась липкая кровавая ниточка.

— А где?..

— Этот идиот, ты хотел спросить?

— Да, — Сэм, нащупав дрожащей рукой палку, смог, наконец-то, подняться, — он самый.

— Сли-ня-ял, как миленький, — ответил Хриплый, протягивая визитку еще не успевшему придти в себя Сэму, — видел бы ты, как он вприпрыжку помчался к своему «Форду». Я, конечно, все понимаю, но такого отродясь не видел. У тебя выпала из рук эта фиговина, — визитка с загадочной надписью «СБГБ» уже оказалась в руках у дяди Сэма, — ну, и коп не был бы настоящим копом, если бы не поднял ее. Что случилось потом, даже трудно рассказывать… Он быстро заморгал глазами, вытянулся по струнке и, отдав мне и тебе, валяющемуся у его ног без сознания, честь, побежал, спотыкаясь к машине. Через минуту его уже и след простыл.

Сэм, ничего не понимая, еще раз прочел надпись: «СБГБ». Что могли означать эти буквы, он даже не представлял.

— Я думаю, — продолжил Хриплый, — вернее, у меня сложилось впечатление, что странное поведение копа было вызвано…

Он показал на визитку.

— Визиткой?.. — спросил хобо, прищурив оба глаза.

— Да. Коп странно повел себя только после того, как прочел эту чертову надпись.

— Не может быть.

— Я и сам не верю в это, тем не менее… Одним словом, я все видел вот этими самыми, — Хриплый показал на свои глаза, — понимаешь, э-т-и-м-и самыми глазами. И еще… только не падай. Иди… иди сюда скорее!

В багажнике ничего не было, кроме кейса цвета полированной стали. Хриплый, озираясь по сторонам, достал его, тут же коснувшись рукой к замка. Дядя Сэм остановил Хриплого со словами:

— Давай лучше откроем его в машине. По крайней мере, мы успеем удрать, ежели что…

Они так и поступили. Хриплый положил кейс себе на колени и включил свет.

— Открываем?

— А если, — мрачно сказал Сэм, — в нем бомба…

— Тю-ю, — с уст Хриплого слетела усмешка, — разве бандиты носились бы бомбой, как курица с яйцом?

— Хорошо… Пусть не бомба, но… А вдруг в кейсе лежат деньги, похищенные из какого-нибудь банка? Ты о таком раскладе думал?.. Какой срок полагается за кражу денег?

— Даже если деньги краденные, мы же не станем их бросать посреди дороги.

— И все же.

— Все же, — отрезал Хриплый, — себе дороже. Открываем…

Он замолчал, коснувшись руками заветных замков. Не прошло и пары секунд, как послышались щелчки, подсказавшие дяде Сэму и Хриплому то, что тайна кейса цвета полированной стали, вот-вот будет разгадана.

— Бо-о-же мо-о-ой… — Сэм, увидев аккуратные кирпичики новеньких долларов, обтянутые полиэтиленовой пленкой, начал заикаться, у него засосало под ложечкой. Казалось, мир рухнул в глубокую пропасть.

В салоне «глазастого» воцарилась тишина. Застыли в оцепенении даже мыслительные шумы. Все вокруг вдруг померкло перед зеленым цветом бумажек, отражающихся в зрачках Сэма и Хриплого портретами американских президентов, обведенных аккуратными овалами. Все умерло…

— Хриплый, Хриплый!.. Что теперь будем делать?.. Одно дело стволы, — хобо случайно дотронулся до бардачка, из которого с грохотом вывалились на пол пять пистолетов.

Хриплый, все еще находясь в нирване, едва шевеля языком, прошептал:

— Не знаю, брат. Честное слово не знаю.

— В этом кейсе денег… Э-ээ…

— До хрена, Сэм. Половина… Нет лимон баксов!

— Мама, — хобо нагнулся, собирая пистолеты, — роди меня обратно.

Дядя Сэм случайно нажал на курок, за что тут же был наказан. Прогремел выстрел. Пуля навылет прошила его больную ногу.

— Оо-й, вот дерьмо… Как же мне больно!

Хриплый, напрочь забыв о содержимом кейса, захлопнул крышку и кинул набитое под завязку «баксохранилище» на заднее сиденье. Заметив следы крови на одежде Сэма и на полу, он с тревогой прошептал:

— Тебя нужно срочно показать врачу…

— Никогда бы не подумал, что есть средства, — сказал дядя Сэм, направляясь в большую комнату, расположенную на третьем этаже отеля «Вальдорф-Астория» (Нью-Йорк, Парк Авеню 301), — способные облегчить боль за какие-нибудь десять-пятнадцать минут.

Хриплый, распрощавшись со статным с виду человеком, плотно закрыл двери, хрустнул ключом в замочной скважине и быстро прошмыгнул в апартаменты.

— Главное средство, — буркнул он, бросив кейс на двуспальную кровать, — Франклины и Рузвельты, хрустящие в твоих или моих руках.

Апартаменты представляли собой настоящее произведение искусства…

Известно, что в отеле «Вальдорф-Астория», находящейся на Парк Авеню 301 есть пять восхитительных президентских номеров, названных в честь всемирно известных композиторов. Есть номер, носящий имя Иоганна Себастьяна Баха, номер имени Вильгельма Рихарда Вагнера, Джузеппе Фортунио Франческо Верди, Карла Мария фон Вебера и даже Юхана Сибелиуса. Конечно, сами композиторы, будь живы, вряд ли бы дали свое согласие на подобные игры со своими именами. Но, как говорится, хоть горшком назови, только в печку не ставь. Упомянутые номера поражают изысканностью и роскошью обстановки любого, кто решил посетить сие чудное место. Что говорить о двух, еще вчера влачащих жалкое существование хобо!

Дядя Сэм, остановившись перед круглым столом для обеденных церемоний, буквально обомлел:

— Хриплый, я глазам своим не верю. Неужели я…

— Не верь, не верь. Закрались сомнения?.. Хи-хи! Пройди по коридору направо. Там есть две двери, ведущие в туалеты.

— В туалеты? — спросил Сэм.

— Их здесь два: один для постояльцев, другой для гостей.

Хобо, минуя стол, осторожно погладил рукой скатерть цвета беж.

— Самое интересное, — слышалось из-за двери, за которой над кейсом колдовал Хриплый, — здешние служаки тоже клюнули на визитку. Даже паспортов для регистрации не потребовали. Это нонсенс. Ведь здесь даже уборщицы подрабатывают стукачеством.

— Это как? На бандитов работают?

— Мелко плаваешь. Жулью в таких отелях нечего ловить. На ФБР или ЦРУ, брат, работают…

— Ну, да. Ну, да.

Хобо, подойдя к дверям, о которых ему только что рассказал Хриплый, осторожно приоткрыл их. Обе, и почти одновременно. Комнаты, увиденные дядей Сэмом, блистали от великолепия убранства. Их только с большой натяжкой можно было назвать туалетными комнатами. Гигантская ванна, с полотенцами на краю; зеркало в человеческий рост; умывальник (метра полтора длинной) с двумя позолоченными кранами; ярко белый подвесной потолок с аккуратными стеклышками галогенных ламп по всему периметру; пол из мрамора того же белого цвета. Все искрилось. У него даже на какое-то мгновение закружилась голова.

Он поднял крышку на унитазе, и собрался, было справить нужду, но…

— Не могу!

Из коридора донеслось:

— Что не можешь?

Сэм, чувствуя острую нужду, скрестив ноги, беспомощно обронил:

— Ссать не могу…

Через секунду в дверях появился Хриплый: с кейсом в одной руке и бутылкой «Русской Водки» в другой. Увидев Сэма, стоящего со скрюченными ногами перед унитазом его буквально разорвало от смеха.

— Че-е… хикс… Чего ты… хи-хикс… Ссать-то не можешь?..

Сэм смущенно ответил:

— Я просто не привык.

Хриплый зашел в туалетную комнату и, поставив бутылку на полированную столешницу умывальника, однако, не освобождая вторую руку от кейса с деньгами, подошел ко второму унитазу.

— Смотри, и делай, как я, брат!

Он расстегнул ширинку… Послышалось журчание, эхо которого уносилось высоко вверх, к потолку. И все благодаря колоссальным размерам президентских апартаментов.

На двуспальную кровать были ворохом высыпаны все наличные доллары, Сэм же и Хриплый сидя у изголовья, пили водку, закусывали ананасами и курили толстые Гаванские сигары.

— Хрип-п-лый, — взгляд у хобо был косым… косее некуда, — вот скажи… Что мы бб-удем делать, когда нас с тобо-оой пойм-м-ают-т?

— Гм-м, — Хриплый нахмурив брови, оторвал от ананаса довольно большой кусок, — не поймают.

— Э-э нет, как это не поймают? Лимон… А ведь у нас с тобой лимон?

— Ааг-а!

— Так вот, лимон баксов не может быть ничейным. У него есть хозяин. Или, — Сэм осушил высокий бокал, — того хуже — хозяева. И они, навер-р-ное-е нас уже давно и-и… Ик!..щут…

— Да и хрен с ними. С… Ик. Хозяевами. Если такие есть, они сволочи…

Дядя Сэм, положив бокал на покрывало, с недоверием покосился на пьяного вдрызг Хриплого.

— Почему они сволочи?

— Ик… Кто-то из велик-к-ких сказ-зал: за больш… ими деньгами всегда-а-а стоит пр-реступление. Слышал такое?

Хобо покачал головой.

— То-то и оно, — многозначительно заключил Хриплый, — и за нашими баксами тоже какой-нибудь хвост тянется. Убий-йство там или ограбление.

Сэм опустил голову на плечо Хриплому.

— А мы с тобой и не при делах, да?

— Ты кого-ниб-будь прик-к-ончил?

— Э-э… Нн-не помню.

— И я не помню…

Хобо поднял голову и посмотрел на бокал, под которым лежала визитка. Сэм, слегка протрезвев, увидел надписи, которые ни он, ни его спутник доселе не замечали. Эти надписи можно было прочесть благодаря выпуклому богемскому хрусталю, из которого был изготовлен бокал. Он в некотором роде превратился в увеличительное стекло.

— Да, — человек, утянутый в черные одежды, старался говорить в телефонную трубку как можно мягче, — деньги пропали, но… Нет, что вы! Как можно! Мои оглоеды уже идут по их следу. Да… Безусловно, это так, но… Почему? Совершенно верно, они слили…

Он достал из кармана блокнот.

— Двести тысяч долларов в некий фонд инвалидов. Триста тысяч упали на счет фонда ветеранов вьетнамской войны. Нет, не триста пятьдесят тысяч. Именно триста — ни цента больше. Еще триста тысяч эти негодяи слили организации, помогающей больным СПИДом. Почему?.. Я слежу за своими словами. Уверен. Да, на все сто…

— Сэм, — простонал Хриплый из противоположного угла, — как ты?

Хобо ответил не сразу:

— Выпить хочется. А так… — он потрогал ногу (она, как не странно, перестала болеть), — ничего.

В полутьме послышался шорох и через полминуты Хриплый уже сидел рядом, у стены.

— Как нога?

— Представляешь, совсем не болит.

— А-а… большие деньги могут творить чудеса. Говорил тебе: не жмотись, раз док просит за работу пятьсот баксов, стало быть, их нужно отдать.

— Видимо, я перестал что-то понимать в этой жизни. Или… ничего не понимал и в прошлой.

— Брось! — Хриплый обнял Сэма. — Помнишь девчонок?

Хобо покачал головой, так как у него сохранились лишь обрывки воспоминаний о том, как они проводили время в отеле.

— Почти ничего не помню.

— Жаль, девчонки были самый сок. Ты, между прочим, принимал ванну сразу с двумя…

— Этого не может быть.

— Да говорю же тебе.

За дверью раздались тяжелые шаги, и потом все стихло.

— Сейчас за нами придут, — Хриплый улыбнулся, — но, знаешь, мне совсем не страшно.

Он встал и начал разминать ноги.

— Не пройдет и получаса, как все будет кончено. Главное, не бойся, когда какой-нибудь урод приставит к твоей башке пушку. Представь, что все это происходит не с тобой… С кем-то другим. Увидишь, сразу же полегчает. Смотри на происходящее, как на экран телевизора и о плохом даже мысли не допускай. Понял?

Сэм, не проронив и слова, покачал головой, словно он и не человек вовсе, а китайский болванчик.

— И вот еще что! Пусть режут нас, убивают, но баксы ушли на дело. Все остальное… Ничего, спишется на том свете.

— Я тоже так думаю, Хриплый.

Сэма и Хриплого дотащили волоком до большого, с высоким потолком зала. Здесь ничего не было, кроме кресла и полки за ним, с единственной, довольно старой книгой. Справа от кресла дрифтеры заметили человека, утянутого с ног до головы в черные одежды. Человек стоял, перебирая пальцами тонкие полосочки кожи, которыми заканчивалась плеть с увесистой рукоятью.

— Можете быть свободны, — крикнул незнакомец, и его слова прокатились по залу тревожным эхо, — оставьте их и убирайтесь прочь!

Люди удалились бесшумно, подобно загадочным теням, всяко возникающим в предрассветные часы.

— Что ж, — начал незнакомец, шагая к центру зала, — есть у меня к ва… К тебе, Сэм, есть несколько вопросов. Не возражаешь?

Хобо овладела легкая оторопь. Казалось странным слышать, что совершенно незнакомый ему человек знает его имя. Вернее, кличку среди бруклинских дрифтеров, прилипшее с тех самых пор, как Сэмьюэль Карро стал хобо. Дядя Сэм от волнения припомнил свои настоящие имя, фамилию и отчество, чего с ним не случалось на протяжении последних полутора лет. Он отрешенно кивнул, склонив голову необычайно низко.

— Не стоит… поклоны хороши ко времени, а оно еще не наступило.

Хобо незамедлительно последовал совету. Выпрямился.

— Итак, — Сэм заметил, что лицо незнакомца самым невероятным образом изменилось: оно стало малиновым, брови сузились, глазки стали блестеть, будто стеклянные, а кончики ушей оттопырились немного кверху, — ты признаешь, что истратил вместе с…

Незнакомец как-то странно фыркнул и с заметным пренебрежением махнул рукой в сторону Хриплого.

— …с этим!.. один миллион долларов!

Было бы глупо противиться, говоря всякую чушь вроде: нет, я вовсе не хотел в этом участвовать! Это все он… Он! Он-он-он! Хриплый подбил меня! Хобо, чувствуя учащающийся пульс, пока молчал, пытаясь подобрать слова, которые (как он полагал), безусловно, отразились бы (в той или иной степени) на жизни человека, который…

Внезапно к хобо вернулись воспоминания. Он будто снова проснулся от грохота обрушившихся стропил. Дядя Сэм проснулся в тот момент, когда рядом с ним с грохотом обрушились стропила. Гадство какое, подумал он, отползая от извивающихся языков пламени, едва-едва не хватающих его за дырявые башмаки. Какой-то пьяный ублюдок поджег чердак. Поджег, кол ему в задницу! Договаривались ведь не разжигать костер ночью. Нет, кому-то… холодно стало… Или?!..

Неожиданно он увидел несколько обгорелых тел. Это были его приятели, которых… Джезус Мария, хотел, было закричать он, но не смог, ибо легкие заволокло дымом и теперь Сэму едва хватало сил на то, чтобы хватать воздух ртом. Мертвецы, будь они трижды прокляты, словно подмигивали ему пустыми глазницами, напоминая, что это именно он поджег чердак. И все из-за какой-то сотни баксов, вырученных утром от сдачи бутылок.

— Не может быть, не может быть… — шептал Сэм, отползая от разрастающегося огня, — я не мог этого сделать… не мог… не я. Не мог!

Справа от него что-то с хлопком взорвалось и он, чуя запах курносой… коснулся чьей-то холодной ладони. В слуховом окне появилась чумазая физиономия Хриплого.

— Давай руку, черенок хренов!

— Ты как сюда попал?..

— Так как, — голос незнакомца стрелой вонзился прямо в сердце Сема, он вздрогнул, — потратил лимон?

Что ответить? Что?.. Сказать правду? А как же Хриплый? Хобо покосился на него, стоящего чуть поодаль. Конечно, думал Сэм, если разобраться, я ни в чем не виноват. Но по совести… По совести… Хриплому точно черепок прострелят. А я вовсе и не при чем.

— Я не вино…

Хобо замолчал от того, что заметил на щеке собрата по несчастью… слезинку. Маленькую, не больше росяной капельки.

— Пот-ра-тил, — произнес дядя Сэм, чуя, как с его плеч свалился тяжелый камень. Ему вдруг стало необычайно легко. Подобное чувство (заметил хобо) он еще никогда в жизни не испытывал.

Глаза Хриплого в это мгновение стали стеклянными, да и сам он, похоже, перестал подавать признаки жизни. Его лицо даже почернело. Сэм попытался подбежать к Хриплому, но грозный голос тут же остановил его:

— Это бесполезно!

В смятении хобо был готов разорвать на куски странного незнакомца. Но тот смотрел на него завораживающим взглядом, и Сэм от этого взгляда не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Тело перестало подчиняться ему.

— Закрой глаза, — спокойно сказал незнакомец, — закрой, и ты сразу все поймешь…

Дядя Сэм поднял голову и посмотрел на бокал, под которым лежала визитка. Сэм, немного протрезвев, увидел надписи, которые ни он, ни его спутник до сих пор не замечали. Эти надписи можно было прочесть благодаря выпуклому богемскому хрусталю, из которого был изготовлен бокал. «Стекляшка на длинной ножке» в некотором роде превратилось в увеличительную линзу.

— Служба Безопасности Господа Бога, — прочел Сэм, цепенея от ужаса.

— Чего-чего?.. — спросил пьяным голосом Хриплый.

— Читай сам, — хобо осторожно поднял бокал, а вместе с ним и визитку, — читай!

Хриплый, щурясь, прочел:

— Служба Безопасности Господа Бога.

— Что это значит?

Хриплый уронил бокал на кровать и, глядя в потолок, прошептал:

— А черт его мать знает…

От неожиданного прикосновения к плечу дядя Сэм вздрогнул, и увидел стоящего перед собой незнакомца.

— Ничего не понимаю. Кто вы? — прошептал хобо.

— Начальник Службы Безопасности Господа Бога… Сокращенно наша организация, если так можно выразиться, называется «СБГБ». Ты об этом узнал еще в президентских апартаментах «Вальдорф-Астория».

— Но, простите, я ничего не помню, — смущенно сказал Сэм.

— Не удивительно. Ты и этот, — он исподлобья посмотрел на Хриплого, похожего теперь на статую, — были совершенно невменяемыми.

— Все равно я должен помнить хоть что-то.

— Нет, — человек, утянутый в черные одежды, подошел к Хриплому и постучал по его голове рукоятью плети (послышался глухой звон), — ты ничего не помнишь только потому, что этот… сумел как следует запудрить тебе мозги.

Сэм, опустив голову, пробормотав:

— Вы издеваетесь?..

Незнакомец засмеялся.

— Можете меня пристрелить, за эти чертовы баксы, но я скажу! Скажу все, что думаю о вас, о ваших бритоголовых прихлебаях, и об этих вшивых бумажках на которых, похоже, весь мир помешался.

— Не тратьте попусту драгоценное время, Сэмьюэль, — произнес незнакомец со спокойствием удава, готовящегося проглотить кролика.

В это мгновение все для хобо перевернулось с ног на голову. Все смешалось, как уложенная неумехой колода карт: полюса сместились, солнце померкло, деревья засохли, все твари божьи вымерли, океаны и моря оголили дно, материки в начале соединились, с треском разъединившись через едва уловимое мгновение, и стало темно…

— На самом деле, Сэмьюэль, вас… нет, — вероятно «проглотив ушастую добычу», продолжил незнакомец, — это-то вы понимаете?

— Как нет? Меня?..

Дядя Сэм несколько раз топнул одной ногой, потом другой. Затем похлопал в ладоши, ущипнул себя за руку и заулыбался:

— Врете. Вот он я. Вот!

— Эх-х, — человек, утянутый с ног до головы в черные одежды, тяжело вздохнул, — тот, кто умер, никогда в это не верит. Все умершие, как и вы, топают ногами, машут руками, поют песни. А некоторые даже грубо ругаются. Или несут всякий бред! Скажите, зачем мне доказывать шествующим на суд к трону господню то, что они уже почти что на небесах?

— Ой, — произнес он в смятении, — что со мной происходит?

— Через пару минут вы испаритесь, ибо совершили великий грех.

— Я?..

Незнакомец, кивнув, пригладил волосы.

— Вы, Сэмьюэль. От вас даже былинки не останется, так как грешникам место сами знаете где.

— В аду?.. — спросил хобо, ясно вспомнив выгоревшие глазницы мертвецов на чердаке.

— В аду, но… — человек ткнул плетью в грудь Хриплому, у которого тут же появились на лице глубокие морщины, — у вас есть шанс. Правда, маленький. Но нужно ли вам спасение? Я вот не знаю. Демон-искуситель, приставленный к вам, помог мне найти доказательства того, что ваша душа, хотя, и вывернута наизнанку, все же чистая. И тому есть прямые и косвенные доказательства. Собственно, — незнакомец, щурясь, посмотрел в потолок, — главный о них уже знает. Безусловно, вы не ангел, но… около того. И пусть меня упрекают в том, что я вижу теплящиеся и в грешниках искры божьи… Мне на это наплевать. Ну, так что?

Незнакомец с ухмылкой заглянул в глаза Сэму.

— Что? — спросил тот, отступая назад.

— Не поработаете ли на нас?

Хобо покосился на совсем уже почерневшее лицо Хриплого.

— Знаете, я, конечно, уважаю и вас, бога, но… Нельзя ли мне немного… Пожить там, среди людей?

Незнакомец задумался, прикусив палец.

— Как хотите, но помните, — сказал он, совершая невообразимые пассы руками, — одна оплошн… оплош… опло… опл… оп…

Дядя Сэм проснулся в тот момент, когда рядом с ним с грохотом обрушились стропила. Гадство какое, подумал он, отползая от извивающихся языков пламени, едва-едва не хватающих его за дырявые башмаки. Какой-то пьяный ублюдок поджег чердак. Поджег, кол ему в задницу! Договаривались ведь не разжигать костер ночью. Нет, кому-то… холодно стало… Справа от хобо что-то с хлопком взорвалось, и он, чуя запах курносой… коснулся чьей-то холодной ладони. В слуховом окне появилась чумазая физиономия Хриплого.

— Валяй сюда, черенок хренов!..

— Погоди, — Сэм недоверчиво покосился на Хриплого, — там…

…дом в окрестностях Бруклина продолжал гореть, пламя охватило крышу, но для пятерых дрифтеров все уже закончилось. Они стояли еще пьяные, но живые на мокрой от только-только зачинающегося дождя земле, молча, наблюдая за пожарищем. Где-то в переулках слышались надрывные гудки пожарных машин. Немного отдышавшись, дядя Сэм поднял голову. Прямо на него с неба падал тяжелый кейс, цвета полированной стали…