"Варяжские гнезда" - читать интересную книгу автора (Левицкий Михаил)

ЧАСТЬ 3. ВАРЯЖСКИЕ СОЮЗЫ

БОЛЬШИЕ РЕКИ МЧАТСЯ ЧЕРЕЗ МОРЕ САМИ

Берега Ловати были так же лесисты, как у Днепра. Только горки по берегу были все ниже и ниже, и чаще перемежались с длинными болотистыми равнинами. Селения, обитаемые весью, попадались все реже и реже, зато много стояло вдоль реки деревень славянских, часто очень больших. Избы были вообще больше, чем у кривичей и южно-днепровских племен. Многие были в два яруса, с широким гульбищем, помостом с перилами, идущим вокруг всего дома. Крыши были соломенные, но преобладали дощатые. Спереди, вдоль обреза обоих скатов, шла деревянная полоса, прорезанная насквозь затейливым узором. Верхушка крыши, где скрещивались узорчатые полосы, украшалась смотрящими в разные стороны, так же выпиленными из доски, конскими или петушиными головами. У многих домов вся резьба была пестро выкрашена в яркие цвета.

Народ мало отличался от кривичей. Светло-русые волосы, голубые и серые глаза, высокий рост, крепкое телосложение были те же. Почти одинакова была и их одежда, хотя шапки были по большей части ниже и расширенные не книзу, а кверху. Но в говоре и ухватках было больше прыти, больше движения. По реке, и на парусах и на веслах, часто проходили корабли, чаще славянские, иногда и иноземные. Береговые жители перекликались с корабельщиками, спрашивали их, откуда и куда они путь держат, и предлагали им разные покупки и продажи. Рыболовы нередко подъезжали к проходящим судам и продавали свою рыбу.

Немало встречалось по берегам городков с высоким частоколом, земляным окопом, глубоким рвом с водой, отведенной от реки, и одной или двумя сторожевыми вежами[36]. Из них часто присылали лодку для приветствования проезжавших и для расспроса их относительно их путешествия и будущих намерений. Несмотря на уверения вождей относительно полного нежелания чем-либо вредить обитателям берегов Ловати, очень часто высылалась быстроходная лодка для извещения следующих городков о приближении большей силы иноземцев. Из опросов, делаемых корабельщикам городскими посланцами, часто видно было, что они уже заранее обо всем уведомлены.

Почти в конце речного пути, при впадении в Ловать реки Полисти, стояло множество кораблей с вооруженными людьми. К Водану вышли три престарелых воина. Отвесив наезжему царю низкий поклон и поклонившись всем присутствовавшим на корабле воинам, они заняли указанные им места, став против царя и главных вождей. Старший сделал шаг вперед, оставив позади обоих товарищей.

– Привет тебе, царь могучий, шлет преславный город Русса, посадник Синеок и тысячник Моня, и все люди вольные русские. Много прослышаны мы от людей воинствующих, плавающих и торговых о доблестных делах твоих и о помыслах важных твоих. Плывешь ты издалека и под твоей рукой много разных народов. Есть и люди славянские от самых берегов теплого моря, омывающего греческие страны. Идешь ты в страны полуночные искать для народа своего новых земель. Люди твои воины добрые и купцы честные. Это все нам уже ведомо. Вече нашего города и степенные избранники наши, и мы, почтительные и преданные доброжелатели твои, от города нашего к тебе наряженные, Исток, Гуняр и Велемир, клянемся тебе и говорим: милости просим тебя, дорогого гостя нашего и почестных иноземцев, спутников твоих, в славный город наш Руссу. Но всем кораблям твоим не поместиться в нашей реке Полисти, отбери которые хочешь и с какими хочешь товарами. У нас теперь много гостей, купцов ругинских, волинских, любских и иных от бодрицкой и лютицкой земли стоят. Торговать наши люди рады с хорошими гостями. Другие же корабли твои пусть станут по Ловати до озера. В поле для стана места много будет, если не хочешь их на кораблях оставить. Но обиды нашим жителям просим тебя не чинить и наших и дружеских нам земель не занимать.

Водан успокоил посланных заявлением, что пойдет в город только с тремя кораблями, чтобы приветствовать посадника, тысячного и всех руссов именитых.

– Войны-то у нас часто бывают! – сказал посадник Синеок. – Велика зависть между городами. Торговать бы можно было и всем, но купцов и товары у нас перехватывают то Славянск, то Холмоград. Славянск на самом озере стоит, а Холмоград хоть поодаль, но свои пристани имеет. А у нас место хорошее, от вражеского нашествия безопасное, всякого каменьями закидаем прежде, чем до нас доберется. Я и сам воевал и с Славянском, и с Холмоградом. Даже Остроград брал и жег. Эти-то на Невоозере при впадении в него Волхова живут.

– Да, видел я в пути, – сказал Водан, – какое множество городищ и городков у нас есть.

– Вот если б согласно жили. Если бы заключили между собой прочный союз на вечные времена. Поделили бы и торговлю, и военную силу поровну. Ведь тогда никакой бы враг не посмел подойти ни к вашему озеру, ни к вашим рекам.

– Союзы мы заключаем каждый год, – сказал Синеок. – В самый разгар войны все союзы расторгаются. На нашем роду перессорились в Славянске на вече все. Пока два посадника между собой смертельным боем дрались, третий ушел со своими людьми и на горке у самого впадения Волхова в озеро городок построили, да так там укрепились, что и не выгонишь их оттуда. Народ самый бесстрашный собрался, больше всего солевары. А солеварение работа зимняя. Летом они все в морские дружины уходят. А, понимаешь, проход из Волхова в озеро и славянцам, и холмоградцам очень захватить хочется. А эти-то ни тех, ни других не пускают. Вече собирают, посадников да тысячных ставят и никого знать не хотят.

– А как их город называется? – спросил царь.

– Никак их город не прозывается, – засмеялся Синеок, – и никакого прозвища они сами ему давать не хотят. Народ его просто зовет Новым городом, потому что он всего лет тридцать как построен. Другие его Волховым зовут, по реке, а весь, меря, да чудь по-своему Ильменем. А с городом, который они построили, все равно будто замок висячий на их выход повешен. А волховцы и смеются; говорят: «Не знаем, переживет ли Новый город все старые, а то ведаем только, что пока мы живы, не уйдем отсюда и никого на наше место не пустим, детям и внукам так же укажем».

Город Русса не представлял ничего замечательного. На озере за городом было множество солеварен, окруженных слободами, где жили рабочие. Это был по большей части рослый и крепкий народ, зимой остающийся на промыслах, а летом уходящий на рыбную ловлю по озерам или в поход за море. Одни занимались в дружине, охраняющие купцов от нападения морских разбойников, другие сами занимались грабежом. Многие из них с большой охотой присоединились к войску Водана и взялись проводить его корабли по озерам и реке Волхову до моря, не отказываясь и в будущем разделять все опасности и выгоды его предприятия.

Из Руссы прошли в Славянск, город огромный, раскинутый по южному берегу озера. В нем была видна так же весьма оживленная торговля, в которой из иноземцев первенствовали бодричи и лютичи и прочие поморские славяне.

Несколько меньше Славянска был Холмоград на Мете, у восточного берега озера. Он стоял поодаль от озера на довольно высокой горе, господствующей над рекой, и был укреплен окопами и частоколом и окружен малыми городками. Пристань на озере составляла отдельный городок, соединенный с городом широкой дорогой и рукавами, на которые Мета разливалась при устье. В глубоком, закрытом от ветров заливе могло стоять на якоре большое множество кораблей. Посетив оба города, асы двинулись по озеру к северу, к реке Волхову. На холме над рекой стоял небольшой город, окопанный со всех сторон. Встреча была такая же, как в других городах, хотя из вопросов было видно, что все касающееся иноземцев было известно через сведущих лиц уже со дня прихода их в Руссу. В прежде посещенных городах посадники были все старцы, убеленные сединами. Здесь же принял прибывших человек молодой, лет тридцати пяти, в зеленом кафтане с красным плащом и красной шапкой, надетой набекрень. Короткая борода его и слегка вьющиеся волосы были темно-русого цвета, а глаза стального, серого оттенка, большие, живые и полные огня. С ним был человек постарше, с небольшой проседью, в синем кафтане, с желтым плащом. Все поклонились не высокомерно, но и не низко, и посадник заговорил твердым голосом:

– Поклон тебе, царь, от людей с Волхова реки, вольных граждан наших и от меня, посадника Яромира, и от тысячника Синява, здесь стоящего. Хочешь дружить с нами – будь нашим гостем. Для твоих кораблей по Волхову реке места много. Широка она и глубока, матушка кормилица наша. А ты с царицей и с витязями твоими пожалуй моего хлеба-соли откушать. Там поговорим, кто из нас кому чем удружить может. Город не велик, да окопы крепки и засеки часто сложены, а горка не высока, да крута. А нрав наших молодцов еще круче. Соседние города нас и не любят. Завидно им, что мы место хорошее заняли, на котором сами они раньше сесть не догадались. Да мы никого не боимся, а тебе, проезжему царю, если нам добра желаешь, всякую верную помощь окажем.

Город весь состоял из ста восьмидесяти дворов, и население его не превышало тысячи человек, еще около пятисот проживало на солеварнях по Варяжке и Варенде, но они имели своих родовых старших, хоть с основания города всегда шли с горожанами заодно и ни разу еще не отказывали им в помощи на войне. Но из этих полутора тысячи человек летом едва можно было насчитать около одной трети. Все остальные уходили на озеро и море на всякие промыслы и возвращались лишь к заморозкам с добычей.

Дом посадника состоял из нескольких сосновых срубов, подведенных под одну крышу. Посреди для пиров была довольно обширная палата. По обеим главным стенам ее шли две широкие скамьи и в средине каждой возвышалось почетное место, одно для хозяина, другое для знатнейшего из гостей. В одной из поперечных стен была дверь, а у противоположной стены стояла скамья для женщин. Посреди была каменная кладка для очага, освещающая палату. Дым выходил в трубу, сделанную в крыше и поставленную над самым очагом. У очага было гуслярово место; если гусляр приводил с собой еще певцов, они становились вокруг него, а он, сидя, руководил ими.

Яромир рассказал гостям своим об основании города и о надеждах его жителей.

– Я четвертый по счету посадник, – говорил он. – И все три старые еще живы: Владополк, Юрко и Светозар. На совет все собираемся и, созвав вече, с народом обсуждаем всякое дело. Владополку восьмой уже десяток лет пошел, и мудрый он человек. Другие помоложе его, но гораздо старше меня. Меня же выбрали за то, что на войне удал и хлопот не боюсь. Со Светозаром-то мы одного рода. Мой прадед его деду родным братом был. Он на меня и указал народу. Воевал я уже много, и в море не раз далеко ходил. Говорят: «Такого-то нам и надо». Сами мы никого не задираем и чужих земель захватывать пока не хотим, своей довольно. Но кто нас заденет, тому не спустим. Уже и Холмоград, и Русса, и сам Славянск сильный испытали нас на деле. Волхов наш, и через него пропускаем лишь того, кто нам не досадил. А кто нас пустил сюда, те пусть каются. Народ при всякой опасности поднимается весь, как один человек. Мудрено ли, что мы надеемся, что наш город, хотя и новее других и меньше, но не даст себя обидеть, пока не допустит внутренних раздоров, какие в Славянске, да в Руссе.

Водан на это ответил:

– Так, мудрый царь! – воскликнул Яромир. – В этом мы и надеемся почерпнуть нашу силу, да еще укрепились мы на Волхове окопами, да тыном, да засеками. И мало нас, а сильно сидим. Со всем светом торговать будем, как и они все, а когда земли мало станет по нашему народу, то вдоль Волхова есть где разойтись до самого Острограда, а не то за Невоозером, чудь воевать пойдем, с которой остроградцы почему-то справиться не могут. Кораблей у них хороших нет, а озеро их бурное.

– А мои видал? – спросил Водан.

– Видал, царь, – отвечал посадник. – Хорошие корабли. Постройкой не хуже бодрицких.

– Про финикиян ты слыхал? Мы строители почти все оттуда! – объявил Водан.

– Говаривали купцы наши, что далеко где-то за Теплым морем такой народ есть! – сказал Яромир. – Сюда их-то купцы к нам не ходят. Наши хозяева первое время корабли все покупали готовые, а теперь и свои строить стали. Легки на ходу и от ветра не валятся на бок. А море ведь наша кормилица. Кто морю хозяин, тот миру владыка.

– Велики замысли твои, посадник, и твоих сограждан! – заметил Водан. – И я хочу к морю идти и на морском прибережье основаться.

– Широко и просторно море, – отвечал Яромир. – Места у него найдется для нас всех. Будем соседями, враждовать не станем. Вместе чудских злых волшебников укрощать пойдем. В согласии сила.

– А у озерных городов согласия-то нет! – заметил Водан.

– Нет! – воскликнул Яромир. – Это наша беда. Враждуют города из зависти, а сельские роды из-за пустяшных участков болотной земли. Двое дерутся, третий непременно вмешается и обоих оберет.

– Да! – подтвердил Водан. – Жил я среди сарматов, тиверцев и угличей у Теплого моря. Потом шел я реками Днепром да Ловатью чрез страны северян, да полян, да кривичей. Везде та же речь славянская, тот же славный, храбрый народ, поклоняющийся великому Сварогу. Встречал я и купцов с дальнего Поморья – их и у тебя много гостит. Те же славяне, как и наши. Будь все эти народы в союзе, силу великую славяне имели бы. Одна рознь их обессиливает. Вот у меня люди разных народов в войске идут. Но они мне верят, как твои волховцы тебе, и мы везде побеждаем. Союз народов от моря до моря, между двумя великими морями, дал бы такую силу, которой бы и великий Рим убоялся.

– О Риме я слыхал от многих купцов и мореходов, – объявил посадник. – Но он, говорят они, очень далеко от нас. Нам бы только чудские народы от хищнических набегов отвадить, да сесть у их морей. И тогда могущественны будем, не ходя воевать на тот, неведомый и ненужный нам край света.

Водан и его спутники простились с посадником Яромиром и вернулись на корабли. В это время на плечо царя спустился ворон, летавший к берегам Дона. В перья хвоста его было ввязано, свернутое, на тонкой кожице писанное письмо Драгомира.

«Сын мой, – гласило оно, – мне было видение: являлся вещий Богучар. Жди его и ты. Он тебе многое откроет. Вступаешь ты в край, где много великих дел совершится. Будет и тебе много испытаний, из которых выйдешь победителем, но не померкнет звезда славы твоей, пока будешь помнить заветы наши и не возомнишь о себе больше, чем надлежит человеку, слуге Единого».

Во сне Водану, в светлом облаке явился Богучар и сказал ему: «Восстань и смотри!»

И увидел Водан город, раскинутый по обоим берегам реки, впадающей в озеро. Домов было множество, и деревянных, и каменных. Через реку был перекинут длинный, крепкой постройки мост. Река была наполнена кораблями. На пристанях грузили товары. На улицах было оживленное движение. В рядах кипела торговля. На крутом берегу реки возвышался городок, окруженный каменными стенами с зубчатыми башнями. Среди построек было много нигде невиданных Воданом. Крыши их железные были то в два ската, то шатром, и над ними поднимались купола, то полушатровые, то в виде шеломов или луковиц. Каждый купол был увенчан крестом таким же, как поставленный у старцев на горе над Днепром. Крыши и купола были то выкрашены в яркие зеленый и синий цвета, то высеребрены и вызолочены. Богучар сказал Водану: «Преклони колена перед домами этими и пади ниц перед увенчивающими их крестами. Это храмы Единого Всемогущего, это дома Его. А величайший из них, окруженный каменными крепостными стенами, именуется храмом Премудрости Господней. От него изойдет великое учение истины на обширную страну, в которой солнце ни в какой час ночи заходить не будет. Из города этого, имя которого будет Великий Господин, разойдется по отдаленным краям земли народ великий и могущественный, просвещенный светом истины. Помни старцев на горе у Днепра, помни и город, который видишь перед собою. И ты так же создашь державу сильную, хотя и на менее обширном пространстве, за то из этого государства произойдет множество других, и в них так же воссияет правда, возглашенная с креста. Имя твое останется памятно в народах. Но бойся проклятий и уподобления духам нечистым в памяти людской. Учи тому, чему веришь сам, и не распространяй лжеучений, над которыми сам в душе смеешься. Старайся быть истинно великим мужем не пытайся прослыть ложным богом».

Водан проснулся и вышел на палубу корабля. Солнце освещало маленький городок с его окопами и бревенчатым тыном, реку Волхов и окружающие леса. Взглянув на них, в мыслях Водана укоренилось безотвязное чувство какого-то необъяснимого убеждения, что город этот же самый, который он видел во сне. Может ли это быть пустой сон, под влиянием долгой беседы с Яромиром? А письмо Драгомира? Ведь Богучар являлся и ему! Да никогда в пустых снах вещий Богучар не являлся. Это сон пророческий! И вечно то же предупреждение: не создай лжеучения, не пытайся прослыть богом.

Он рассказал свой сон Фригг, ласкавшей сидящего у нее на руках первого их ребенка.