"Меч над пропастью" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 5. Саенси

Инанту Тулунов, практикант Ксенологической Академии, неторопливо брел вдоль рядов шумного пестрого базара. Здесь были палатки из шкур и грубой парусины, навесы, что держались на шестах, более капитальные строения из необожженного кирпича, кособокие прилавки, открытые солнечным лучам, и просто разложенные на земле товары. Посуда и оружие, древесина и кипы широких листьев для крыш, обувь и одеяния, маленькие слитки металлов, кольца, ожерелья и браслеты, кожи и шкуры, плоды дигги – свежие, соленые и маринованные, кувшины с пивом, сушеное мясо пустынных удавов, мясо и мех горных кенгуру, животные – хффа и рогатые свиньи, хищник Четыре Лапы в прочной деревянной клетке, драгоценная вода в глиняных сосудах, повозки, корабельные снасти и, разумеется, невольники – словом, тут было все. Вопили торговцы и покупатели, жуткими голосами завывали хффа, бранились стражники, разнимая дерущихся, звенели клинки, шелестели одежды, топали сотни ног, поднимался дым над харчевнями, пахло нагретым камнем, морем, едой, от куч отбросов несло вонью.

В Саенси, торговом городе народа туфан, Инанту был не в первый раз. Здесь его знали под именем Ловкач – у туфан имена походили на клички и могли меняться в зависимости от обстоятельств. Так, один из приятелей Инанту звался Мордастым, а когда потерял ступню в схватке с дикарями из южной пустыни, превратился в Колченогого. Инанту получил свое имя – весьма почетное, по мнению туфан, – ввиду особых успехов в торговых делах, хотя крупными операциями не занимался, а шустрил по мелочи. Считалось, что он водит небольшие караваны с горшками, украшениями и одеждой в Землю Кьолл и всегда возвращается с выгодой, с мешочком широких водяных браслетов или с сосудами сладкой воды [20]. Инанту и правда был оборотистым малым, но базой его купеческой удачи все же являлась золотая проволока из запасов Юэн Чина.

Инанту уже навестил пару десятков своих приятелей – торговцев тканями Зоркого Змея и Кривозуба, арматора Соленого, хозяина гончарной мастерской Рожу-в-Глине, Брюхо, державшего пивной склад, и остальных знакомцев. К одним пожаловал в лавку, других повстречал в торговых рядах, с третьими, как с Колченогим и Трясучкой, перебросился словом в харчевне матушки Отвислой Губы, где подавали рыбу с лепешками из дигги. В каждом из этих мест его принимали с искренним радушием: будучи нацией мореходов и торговцев, туфан отличались любопытством и обожали слушать страшные истории, особенно под пиво и соленую рыбку. Инанту приятелей не разочаровал – новости у него были страшнее некуда.

Он будто бы вернулся из дальнего похода на запад, в земли кьоллов, которым в этот раз возил не плащи и посуду, а наконечники для стрел и копий. Товар, в общем-то, неходовой, так как у баронов, владык оазисов, дружины были небольшие, где пятьдесят, где сто бойцов, и для них кьоллы сами делали оружие, приобретая лишь бронзовые мечи особой закалки. Но теперь стрел и копий понадобилось больше – орды страшных дикарей шас-га из северных пустынь сумели как-то перебраться через горы, и воинов в их войске больше, чем жителей в Саенси, Негерту и Киите, если считать всех и каждого, от мала до велика. Их, этих жутких людоедов, ведет вождь Серый Трубач, и нет сомнений, что кьоллов они размечут и сожрут, а после выйдут к побережьям, и тут наступит конец народам туфан и ядугар. Точно наступит, если магистраты городов не сложатся и не наймут такую армию, какой еще не видели в этих краях. Надо набирать солдат, строить валы, копать рвы и ставить частоколы, надо призвать всех ближних баронов с их отрядами, и надо готовить корабли, чтобы уплыть в земли востока, если кочевники одолеют.

Инанту внимали с ужасом, ибо о шас-га в прибрежных городах было известно – по временам плавали их мореходы на север и покупали там рабов, страшных видом своим, и силой, и кровожадностью. Из них получались отличные телохранители – конечно, после долгой и весьма опасной дрессировки. Этим доходным ремеслом занимались немногие – бывало, что дрессировщиков съедали.

Базарная площадь выходила одним краем к бухте, полной кораблей, и здесь вдоль побережья тянулись доки, верфи, склады и причалы, и над каждым строением реял по ветру знак владельца – тряпка с какой-нибудь надписью, сухие стебли бамбуковой травы, окрашенные в разные цвета, или пучок волос. С другой стороны поднимался холм с цитаделью, обнесенной кирпичными стенами, – там жили самые богатые судовладельцы и купцы, там находились казармы стражей, святилища богов, здания суда, магистрата и подземелье городской темницы. По склонам холма карабкались без порядка и разбора усадьбы, обнесенные стенами из глины, лачуги, хижины и мастерские, с грудами мусора под каждым забором, с трубами над кузницами и гончарными печами, с тощими хффа, бродившими тут и там в бесплодных поисках травы. В общем, Саенси являлся обычным средневековым городишком, каких на Земле в былые эпохи насчитывались тысячи. Но в скудном мире Раваны таких поселений было десятка три, так что Саенси мог считаться оплотом местной цивилизации.

Первый раз Инанту обошел торжище с белого восхода до красного полудня, задерживаясь где на несколько минут, где на полчаса, а в харчевне – так на целый час. Во время второго круга он прислушивался к разговорам; ближе к гавани еще болтали о торговых делах, но в середине базара и в стороне, ближней к городским окраинам, уже полз слушок о дикарях шас-га, преодолевших горы и поедающих в данный момент кьоллов, с их диггой, хффа и рогатыми свиньями. Говорили, что некий туфанский купец был зажарен и съеден со всем своим караваном, что сотни оазисов выжжены дочиста, что людоеды выйдут к побережью через пару дней и что ведет их предводитель Серый Барабан или, возможно, Кровавый Трубач. Говорили, что Саенси обречен, если великий Бааха, Бог Двух Солнц, или Камма, Богиня Песков, или Бог Воды Таррахиши не спасут город каким-то чудом. Говорили, что на богов надежда слабая, ибо они коль и влезают в дела людей, так непременно с пакостью: то неурожай устроят, то падеж скота, то бурю песчаную пошлют, а вот теперь – кочевников шас-га; может быть, с той целью, чтоб извести под корень всех настоящих людей. Еще толковали о бездействии власти, о том, что не посланы гонцы в другие города, не собрана воинская сила, и о том, что богатеи уплывут за море, а остальным дорога одна – к людоедам в котел. Словом, паника ширилась, а вместе с нею – недовольство, граничащее с бунтом.

Инанту сделал третий круг, а на четвертом, когда белое солнце стало садиться, взяли его под руки, оттеснили в проулок за полуразвалившимся храмом Баахи, прислонили к ветхой глиняной стене и врезали пару раз коленом пониже живота. Инанту захрипел, согнулся, выблевал рыбу, лепешки и пиво из кабака Отвислой Губы, но медицинский имплант помог справиться с болью. Его обидчики были дюжие молодцы, но не разбойные людишки, а стражи при исполнении: на каждом – кожаный нагрудник, у поясов – кинжалы, а в лапах – увесистые палки. Пожалуй, Инанту одолел бы этих четверых, но драка в его планы не входила. Он добивался совсем другого результата.

Стражники расступились, давая дорогу важному мужчине в бронзовых доспехах. У всех обитателей Пекла кожный эпидермис был толще, чем у землян, являясь естественной защитой от излучения двух светил; по этой ли причине или по какой-то иной усы и бороды у них считались редкостью, хотя обилие волос на голове буквально изумляло. Те, кому повезло с усами либо с бородой, холили их и берегли, ибо такая растительность считалась знаком благородного происхождения. Воин в доспехах был усат и бородат: усы – по три волосины, борода – четыре. Но во всем остальном он выглядел очень солидно: рожа плоская, как у всех туфан, шея бычья, темные буйные пряди до пояса, мускулистые руки и пронзительный взгляд. Важная личность в Саенси! Командир городской стражи по имени Тяжелый Кулак.

– Смутьяна – ко мне! – произнес он утробным голосом, и стражи толкнули Инанту поближе к начальнику. – Я тебя знаю! – рявкнул тот, осмотрев задержанного. – Ты – Ловкач, трахни меня Бааха! Ловкач, мелюзга базарная! Вернулся, значит, из Кьолла со всякими байками… Ты зачем народ пугаешь?

– Чтоб мне сладкой воды не пить! – Инанту изобразил глубокое почтение. – Чтоб мои товары буря унесла, а меня засыпали пески пустыни! Чтоб на меня помочился шелудивый хффа! Клянусь, в речах моих ни слова лжи! Шас-га по эту сторону гор, и ведет их…

Тяжелый Кулак отвесил ему оплеуху. Потом произнес с сожалением:

– Будь моя воля, я бы тебе забил рыбью кость в ноздрю. Однако… – Повернувшись к стражникам, он сделал повелительный жест: – Тащите его! Наверх!

Инанту потащили, да так быстро, что базарная круговерть замелькала как в калейдоскопе. Он едва успевал перебирать ногами, хоть и старался изо всех сил: идущий сзади Тяжелый Кулак награждал его то пинком, то тычком, то ударом по шее. Стражи вознесли Инанту на холм, мимо лачуг и завалов мусора, мимо мастерских, откуда воняло кожами или тянуло запахом дыма, мимо храма Таррахиши и цистерны с водой – вокруг нее, позванивая водными браслетами, сгрудились женщины, мимо кузниц, где грохотали молоты, мимо вопящих хффа и разбегавшихся с дороги рогатых свиней. За стеной, что ограждала крепость на вершине, было потише и почище, но дома стояли в том же беспорядке – до понятия улиц туфан еще не доросли. Эстапы, дарованные ФРИК этому племени, градостроительства не касались, а были направлены на расширение ассортимента товаров, черчение карт, развитие письма и счета и повышение надежности морских и сухопутных перевозок. Специалисты Фонда полагали, что торговля – лучший двигатель прогресса.

Стражи и Инанту, подгоняемый Тяжелым Кулаком, обогнули массивные башни казарм, миновали усадьбу купца Нос-Набок и дом лекаря, служивший аптечной лавкой, вышли на небольшую площадь и направились к зданию ратуши. То есть ратушей этот длинный двухэтажный особняк был в представлении Инанту, а у туфан он прозывался Средоточие Власти. Топоча сандалиями, они поднялись по наружной лестнице без перил и ввалились в просторную залу, где стояли сундуки с городской казной и широкие скамьи, попавшие сюда не иначе как с отплававшей свое галеры. На этих сиденьях, отполированных задами гребцов, восседали три персоны с жидкими усами и бородками: правитель Саенси Смотрящий Искоса, глава торговой гильдии Руки к Себе и верховный жрец Баахи, а также его божественных детей Уанна и Аукката. Жрец носил имя Рожденного-в-Ночь-Полной-Луны, особо счастливый час, сулящий долгую жизнь, что в его случае оправдалось: по земному счету Рожденному перевалило за восемьдесят. Был он беззубым и выглядел точно Кощей из детских сказок.

– Вот оно, это дерьмо песчаной крысы. Зовут Ловкач, – молвил Тяжелый Кулак и подтолкнул Инанту к владыкам города. Потом подумал и добавил: – В торговых рядах у меня тридцать стражей с длинными палками.

– Палки – лучшее средство для успокоения страстей, – прошамкал жрец.

– Особенно длинные, – согласился Руки к Себе, поглаживая ус.

Но правитель молчал, сверля Инанту мрачным взглядом. Точнее, смотрел он куда-то вбок, но Инанту все равно казалось, что на него нацелен дальнобойный лазер. Впрочем, кроме неприятных чувств он испытывал удовлетворение, ибо цели своей достиг, добрался до городской верхушки. В обычных обстоятельствах его бы к ратуше близко не подпустили, а тут доставили честь по чести, хотя не без урона – в паху у него еще побаливало.

Смотрящий Искоса заговорил:

– Пустобрех – хорошая пища для рыб. Может, закопать его в песок во время отлива?

– Мясо зря пропадет, – не согласился Руки к Себе, прозванный так за исключительную жадность. – Я бы бросил его своим удавам. Сожрут, если нарубить помельче.

У жреца на этот счет предложений не нашлось. Он прищурился и сказал, что пора зажечь факелы.

Вместо окон в зале имелись два широких проема, выходивших на запад и восток. В западном висел огромный шар Асура, уже коснувшийся нижним краем далеких песков, в восточном на тусклый небосвод лениво выползал Гандхарв, естественный спутник Раваны. Инанту, сделав жесты почтения, вытянул руку на восток и произнес:

– Не успеет луна дважды усохнуть и снова сделаться полной, как людоеды с севера будут у городских стен. Пусть утроба Каммы поглотит меня, если я лгу!

Наступила тишина. В зале бесшумно двигались слуги с факелами, закрепляли их в кольцах на стенах, и наконец яркое пламя разогнало полумрак. Огни отразились в медных крышках сундуков, набитых водяными кольцами, но Инанту знал, что главные сокровища не здесь, а в огромных подвалах ратуши, где хранились цистерны со сладкой водой. За эти богатства можно было нанять воинов – не такую большую армию, как у Серого Трубача, но все же, если возвести валы и частоколы, Саенси мог обороняться многие месяцы. Даже перейти в наступление, если поддержат другие города… Их отряды было несложно переправить в Саенси по морю.

– Когда ты вернулся? – спросил Смотрящий Искоса.

– Сегодня, владыка, на восходе Аукката, – ответил Инанту, продолжая делать почтительные жесты.

– Где был?

– В оазисах у Подножия Мира. – Он назвал баронов, чьи владения были близки к лагерю Трубача.

– И ты видел там войско северных людоедов?

– Если бы я увидел шас-га, то остался бы в их животах, – сказал Инанту. – Кьоллы предупредили меня о нашествии. Они напуганы. Они…

– Что ты видел сам? – прервал его Руки к Себе.

– Развалины на месте деревень, обобранные поля, источники, где не осталось ни капли воды. Еще кости людей и животных. Целые груды костей и черепов.

– Спаси нас Бааха! – Жрец стал чертить в воздухе знаки, отвращающие зло. – Но, может быть, это кьоллы воюют друг с другом?

– Кьоллы не едят людей, почтенный, – напомнил Инанту. Затем повел речь о валах, частоколах и рвах, наемных солдатах и запасах оружия, но его прервали: Смотрящий Искоса кивнул начальнику стражи, и тот отвесил Инанту оплеуху. Похоже, здесь не нуждались в советах.

– Врет, клянусь Баахой! – сказал Тяжелый Кулак, примериваясь к другой Инантовой щеке. – Прежде чем схватить это отродье хффа, я дал понюхать палку его дружкам. Они признались, что Ловкач вез кьоллам стрелы да копья. Ничего, думаю, не продал и вернулся в Саенси с байкой про дикарей – вдруг напугаются и товар раскупят. Ловкач – он Ловкач и есть! – Начальник стражи с надеждой уставился на правителя. – Так что с ним делать? Закопать в песок, скормить удавам или кость забить в ноздрю?

Смотрящий Искоса в сомнении запустил пальцы в волосню и почесал макушку. Жрец просипел ему в ухо:

– Слова, что рыба в море – скользкие. Что еще есть у этого Ловкача? Какие доказательства?

Доказательств у Инанту было сколько угодно. Он полез за пояс и вытащил наконечник стрелы, закопченный бронзовый колокольчик, верхушку рога скакуна, снесенного ударом секиры, кусок челюсти с огромными зубами и другие предметы, которыми его снабдил Юэн Чин. Шагнув к лавке, Инанту разложил это добро и произнес:

– Вот, смотрите, мои владыки! Это я нашел на пепелищах. А что до моего товара, – тут он метнул презрительный взгляд в сторону Кулака, – то все ушло с хорошей прибылью. – И он хлопнул по сумке, подвешенной к поясу и полной водяных браслетов.

– Колоколец… – задумчиво вымолвил Руки к Себе. – Стрела и колоколец… Я плавал на север и видел такое. Стрела точно людоедская, а колокольцы они вешают на свою рогатую скотину. А это, – глава гильдии коснулся обломка рога, – это с их скотины срублено. Мечом или топором.

Правитель ощупал стрелу, рог и колокольчик, потом взял челюсть шас-га, поднес ее к глазам и бросил обратно на лавку. На его щеках проступили синюшные пятна – похоже, Смотрящий Искоса был напуган.

– Среди дикарей есть жуткие уроды, – пробормотал он. – Один из их Очагов… Как называется?..

– Зубы Наружу, – подсказал Руки к Себе дрогнувшим голосом.

– Пожалуй, удавов пока отменим. Этого, – правитель ткнул пальцем в Инанту, – в яму, чтобы народ не мутил. Ты, Тяжелый Кулак, пошлешь разведчиков на запад и гонцов к Великим Кьоллам [21], к тем, что поблизости. Пусть гонцы их расспросят. Сколько мы можем купить у них солдат?

– Сотни четыре, – хмурясь, буркнул Тяжелый Кулак. – У меня двести бойцов, и еще столько же наймем среди городской голытьбы. В дружинах Великих Кьоллов – тех, что близко к городу, – тысяча. Можно поискать в пустыне… Народец там дикий, биться строем не умеет, зато кровожадный. Камни и дротики бросают метко.

– Это все? – спросил Смотрящий Искоса.

– Все.

– Помилуй нас Бааха! – проблеял жрец. – Двух тысяч не будет, даже если кьоллы придут!

– Нужно слать гонцов в другие города, – сказал Руки к Себе. – Нас съедят и до них доберутся. А посему…

Продолжения дискуссии Инанту не услышал – стражники потащили его прочь, прогнали вниз по лестнице и повели по пустынной площади. Асур уже исчез за горизонтом, и темноту разгоняли лишь бледные лучи Гандхарва. Его диск висел в небе над морем, отделявшим Хираньякашипу от Намучи, над восточным берегом огромного континента, над горным хребтом и городами туфан, обреченными на разграбление и погибель. Вдоль Поднебесного Хребта, через все земли кьоллов, шел торговый тракт, так что кочевники могли достигнуть побережья дней за шестьдесят, а если поторопятся, то и еще быстрее.

Узилище, куда вели смутьяна, находилось рядом с казармами, но попасть в него Инанту не желал – на эту ночь у него были совсем другие планы. Покинув площадь, он очутился в темном проходе на задах какого-то поместья, и тут стражи, притормозив, вцепились в его сумку. Пока они с руганью рвали ее друг у друга и подбирали рассыпавшиеся браслеты, Инанту мог бы убежать, но в паху еще побаливало, а мстительность была ему отнюдь не чужда. Ткнув пальцем с боевым имплантом поочередно каждого стражника и оставив их валяться под забором, он прихватил несколько браслетов и покинул городскую цитадель. Разряды импланта были не смертельными, лишь парализующими, но до белого рассвета стражи не очнутся. К этому времени он окажется далеко – в Фартаге, Негерту, Киите или еще в каком-нибудь из двух десятков прибрежных городов. Здесь дела он завершил; осталось только выбраться из Саенси, вызвать висевший в небе флаер и перебазироваться в другое поселение туфан.

Но судьба сулила иначе. Проходя по замершему в этот час базару, Инанту услышал некий звук – то ли рычание, то ли зубовный скрежет, а может, то и другое разом. Он огляделся и сообразил, что находится в той части торжища, где продавали невольников: своих же собратьев туфан, и кьоллов из ближних и дальних оазисов, и дикарей из южной пустыни, и мужчин и женщин народа хеш, обитавшего за морем, и даже ядугар с далекого западного побережья Хиры. Перед ним темнела повозка с клеткой, а в ней на вонючей соломе скорчилось длиннорукое нагое существо; свет луны падал на страшную рожу с пастью от уха до уха и огромными зубами. Человек – если то был человек! – медленно сжимал и разжимал кулаки, словно пытался задушить кого-то невидимого. На шее у него поблескивал медный ошейник с приклепанной к обручу цепью.

Рядом с повозкой был шатер работорговца. Инанту вытащил браслеты, запрятанные в поясе, позвенел ими и сказал:

– Да будет с тобой милость Баахи, хозяин. Вылезай, дело есть.

Откинулся полог, из шатра выполз крепкий детина, встал и уперся взглядом в переносицу Инанту. Хоть был он туфан, но выглядел настоящим разбойником: в руках поблескивает топор, за поясом – ножи, а с плеча свисают кожаные ремни.

– Услышу ли я твое почтенное имя? – спросил Инанту.

– Не Проси, – буркнул детина. – А ты кто?

– Ловкач. Торгую с кьоллами.

– Я тоже, – сказал работорговец чуть подружелюбнее. – Чего ты хочешь, Ловкач?

– Откуда у тебя шас-га? – Инанту кивнул в сторону клетки. – Привезли по морю?

– Нет, у кьоллов купил, у владетеля Уммизака. На что уж свиреп Уммизак, а с этим ублюдком не справился, продал мне. А я, дурной онкка, купил. Себе же в убыток. – Опустив топор, Не Проси со вкусом зевнул и почесался. – Дикая тварь! Бить надо, учить надо, а дикий никому не нужен. Не берут! Боятся!

«Купил у Уммизака! Интересная новость! – подумал Инанту. – А как очутился у кьоллов этот северянин? Если морем не привезли, то значит, нашел проход в горах?.. Ту дыру, которую на базе ищут, да найти не могут?.. Любопытно! Очень любопытно!»

Он даже вспотел от возбуждения. Потом снова побренчал браслетами и произнес:

– Дикая тварь, говоришь? Ну, я бы его взял. Один браслет. Тонкий, золотой.

Не Проси ухмыльнулся, бросил топор на землю и раскрыл ладонь.

– Сюда клади, Ловкач. Можешь все мне отдать, тебе не понадобятся. Загрызет!

– Я тоже зубастый, – сообщил Инату.

– Дашь один браслет за дикаря, и другой – за ошейник с цепью. Медь нынче недешева. Так?

– Так. – Инанту протянул два тонких браслета.

Хотя в небе висела луна, Не Проси произнес ритуальную фразу:

– Видят Бог Двух Солнц и дети его Уанн и Ауккат: было мое, стало твоим. Забирай ублюдка!

Инанту выволок свое приобретение из клетки, намотал конец цепочки на руку и двинулся прочь с торжища. Вскоре город остался позади – темный холм и темная гавань с дремлющими кораблями и рыбачьими лодками. Глухо рокотали волны под сумрачными небесами, скрипел под ногами влажный песок, и с востока, с моря, тянуло соленым ветром. На западе, за грядой барханов, поросших чахлой травой, лежала пустыня. Три земные Сахары могли уместиться в ней и еще хватило бы места для Гоби и Калахари.

Остановившись в уединенном месте, у кромки соленых вод, Инанту вызвал флаер и задрал голову, всматриваясь в ночное небо. Прошла минута-другая, и летательный аппарат, скрытый голографической завесой, беззвучно приземлился на песок. В этот момент цепочка звякнула и ослабла; Инанту едва успел повернуться, выставить палец и ткнуть в живот прыгнувшего на него шас-га. Потом затащил бесчувственное тело в кабину и стал размышлять: вернуться ли на пик Шенанди и сдать пленника Престон и Юэн Чину или провести дознание самому.

«Тревельян бы не колебался, – мелькнула мысль. – Ивар Тревельян всегда действовал самостоятельно…»