"Бойцы Данвейта" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 4 В пространстве Голубая Зона, сектора 225/10 – 225/15

Деление на Зоны, принятое у Хозяев-нанимателей, никак не относилось к цветам океана и утренней зари. Термины «Голубая» и «Розовая» были придуманы людьми и молчаливо приняты сервами; оставалось лишь гадать, известно ли об этом самим лоона эо. По поводу названий Зон ходили всевозможные легенды. Одна из версий утверждала, что первых земных наемников обряжали в розовую или голубую униформу – смотря по тому, где предполагалось их использовать. Другое предание было связано с дроми; новые Защитники сменяли прежних сначала во внутренней области, и там случились первые контакты между дроми и людьми. Зрение у дроми менее острое, и люди им казались на одно лицо с мягкой розоватой кожей, потому их и прозвали розовыми слизняками. Так внутренняя Зона стала розовой, а для внешней цвет был выбран по контрасту. Бытовало и иное мнение: якобы на Плутоне, в вербовочном пункте, часть наемников шла на посадку через розовые врата, часть – через голубые, и грузились они на разные транспорты, одни на внешний мир в системе Файо, а другие – на Тинтах и Данвейт. Так ли, иначе, но теперь было трудно отделить выдумку от правды, ибо миновало полтора столетия, и о первых годах исхода не сохранилось ничего, кроме легенд и мифов. На Земле и в земных колониях всю информацию о прошлом собирали и бережно хранили в документах, книгах, голозаписях и памяти Ультранета, но среди уходивших к лоона эо не встречалось историков и писателей. То были люди простые, арабы, индусы, китайцы, латиносы, бежавшие от голода и нищеты, готовые кровью оплатить пристанище и землю в новом мире. Многие и грамоты не знали, так что рассказы о первопоселенцах и о том, почему и как назвали то или другое, сохранялись в устной традиции.

Если же обратиться к фактам, то Розовая, или Внутренняя, Зона являлась вытянутым эллипсоидом, ориентированным вдоль Рукава Ориона и лежавшим за Бетельгейзе, примерно в двухстах сорока – двухстах восьмидесяти парсеках от Солнечной системы. Тут находился Куллат, материнский мир лоона эо, две их самые старые колонии, Арза и Файо, и десяток других планет, которые были приспособлены для жизни и заселены еще в ту эпоху, когда по Земле бродили неандертальцы[12]. Звезды в этой области группировались в плотный кластер, дистанция между соседними светилами составляла от двух до пяти светолет, и все они относились к спектральному классу G[13]** – условия идеальные для звездной навигации и освоения чужих миров,

В определенное время лоона эо вышли за границу кластера и заняли всю его оболочку с разреженными звездами, вплоть до газовых туманностей и лишенных солнц пространств. Это был второй эллипсоид, Голубая, или Внешняя, Зона, протянувшаяся по большой оси на сто двенадцать светолет и на семьдесят восемь – по малой. Здесь находились четыре дюжины миров, колонизированных недавно в понятии лоона эо, десять-двенадцать тысячелетий назад. Эти планеты были благоустроены и заняты семьями, прибывшими из Внутренней Зоны; их сервы истребили вредную флору и фауну, облагородили леса и горы, возвели жилища, проложили дороги, разбили сады и позаботились о том, чтобы Хозяева могли любоваться приятными пейзажами. В любую из этих планет, в Тинтах, Зайтар или тот же Данвейт, было вложено больше труда и больше средств, чем во все колонии землян за два последних века, больше, чем в звездный флот Земли, в военные базы и боевые спутники. Но с течением лет лоона эо все это бросили, переселившись в эфирные города, построенные у материнской планеты Куллат и нескольких самых древних миров Розовой Зоны. Часть пограничных планет отдали наемникам, что стало явным и зримым свидетельством богатства и платежеспособности Хозяев.

Правда, ни дроми, ни хапторов, предшествовавших им, лоона эо на своих планетах не селили. С ними рассчитывались товарами или технической помощью при освоении залежей сырья, переустройстве девственных миров и других крупномасштабных работах. Воинские контингенты этих рас и корабли, которыми их снабжали Хозяева, были дислоцированы вдоль границы, частью на факториях, частью в космических цитаделях, бывших, вероятно, прообразом астроидов, но спроектированных и собранных сервами в пустоте еще в эпоху освоения Голубой Зоны. Кто в те далекие времена защищал Хозяев, оставалось неясным – похоже, до хапторов сменились три или четыре расы, нанятых с этой целью и своевременно отставленных. Оборонительная доктрина лоона эо была вполне разумной: они считали, что аппетит наемников растет, вера в собственные силы и незаменимость укрепляется, и в результате Хозяева могут попасть в зависимость от слуг. Чтобы этого не случилось, Защитников надо было менять, обращаясь всякий раз к народам, еще не достигшим полного могущества, но воинственным и подготовленным технически. Так хапторов сменили дроми, а последних – уроженцы Земли.

Им, похоже, Хозяева особенно благоволили, оплачивая их услуги землями, пригодными для обитания, с райским климатом и изобилием лесов и вод. Означало ли это, что военная доктрина изменилась? Или в обществе лоона эо произошли какие-то иные перемены? На данный счет существовало несколько теорий. Согласно первой, Хозяевам, при всем их безразличии к облику наемников, люди импонировали больше, напоминая их самих. Эти эстетические соображения казались не лишенными смысла – несмотря на то что лоона эо были псевдогуманоидами, имелось у них нечто общее с людьми – например, понятие о красоте. Согласно второй теории, Хозяева прожили в астроидах так долго, что планеты, особенно Внешней Зоны, потеряли для них всякую ценность и перешли из исторических памятников в разряд товара. Сомнительный вариант! Ведь земных учёных лоона эо к себе не пускали и больше того – сервы с Плутона, осуществлявшие набор, следили, чтобы в толпу военспецов не затесался какой-нибудь историк или ксенолог. Третья теория гласила, что наниматели хотят создать буферную зону вдоль границы, с населением, которое поставляло бы бойцов и было подконтрольно, то есть удерживалось на определенном, не очень высоком уровне развития. Гипотеза, похожая на истину, ибо в среде переселенцев не наблюдался ни социальный, ни технический прогресс. Возможно, в том не было нужды на благодатных буколических планетах, где снимали по три урожая в год, где не имелось транспортной проблемы, где сервы могли оказать любую помощь. К тому же все, мечтавшие вкусить плоды прогресса, могли вернуться на свою прародину, где обитало двенадцать миллиардов землян, или отправиться в ее колонии – правда, не столь приятные, как Данвейт или Зайтар.

Существовали, разумеется, и другие гипотезы – четвертая, пятая, шестая и так далее. При этом не исключались самые простые варианты вроде того, что гостеприимный мир и место, подходящее для жизни, – лучшая плата наемникам с перенаселенной Земли. Кроме планет, девать их было некуда; на факториях всех бойцов не разместишь, а часть приграничных цитаделей по-прежнему занимали дроми, не горевшие желанием их освобождать. Впрочем, если бы земляне захватили все космические крепости, это не решило бы проблемы – счет переселенцам шел уже не на тысячи, а на десятки миллионов.

Выяснить, какая теория верна, не представлялось возможным. Любопытные терзали вопросами Планировщика базы, однако искусственный интеллект не выдавал секретов Хозяев, а занимался графиком полетов, ремонтом техники, снабжением и начислением довольствия. Расспрашивать сервов, даже вполне разумных Регистраторов, было бесполезно; они не обладали ни интересной информацией, ни чувством исторической перспективы, ни желанием строить какие-то гипотезы. Самые старые из них помнили дроми и даже знали их язык, но о хапторах и предыдущей смене Защитников не могли поведать ничего – тем более, о намерениях Хозяев. По официальным сведениям, какими располагали интеллекты кораблей, штурмовиков и бейри, прежняя эпоха перемен была такой же бурной и кровавой и длилась около столетия. Отличие нынешней ситуации состояло лишь в том, что новые Защитники жили на планетах, и вместе с ними разрешили поселиться дроми – тем из них, кто выразил желание остаться под юрисдикцией Хозяев.

Хоть эти дроми назывались мирными и были ниже травы, тише воды, людей это соседство не радовало. Люди не такие ксенофобы, как лоона эо, но уродливых тварей, пусть даже наделенных разумом, все-таки не любят. Для большей части человечества разум не искупает уродства, мерзкого запаха, чешуйчатой кожи, клыкастой пасти и когтистых лап. К тому же имелись и другие странности.

«Определенно имелись!» – думал Вальдес, шагнув подальше от темной дыры. Во-первых, форма и размеры – квадрат, а не привычный круг или овал, и в поперечнике почти что метр. Метр без трех сантиметров, как выяснил Птурс, однажды измеривший дыру. Во -вторых, эти фестоны, свисающие по краям, – для чего они? Для украшения гальюна? И в-третьих, запах. Такое амбре, будто не человек тут справил малую нужду, а стадо слонов, причем нужда у них была не малой. Капитальная была нужда!

Фестоны дрогнули, приподнялись, почти закрывая отверстие, и запах стал невыносим. Очевидно, дромский освежитель воздуха, решил Вальдес, торопливо выскочил в кубрик и задраил входную щель в переборке. Кубрик являлся самым большим помещением на корабле, но роскошью меблировки похвастать не мог: три сетки для спанья, откидная полка-стол, кухонный автомат и пара приспособлений из пластика – не стулья, не табуреты, но усесться можно. Здесь тоже не благоухало розами, но запах все-таки был терпимый.

Птурс спал, паря над сеткой в поле невесомости. Его мощное брюхо колыхалось в такт дыханию, нос, задранный к потолку, выводил громкие рулады, волосы плавали вокруг головы точно нимб святого. Вождь Светлая Вода медитировал, устроившись в позе лотоса на полу: глаза закрыты, руки – собственная и протез – лежат на бедрах, смуглое ястребиное лицо с сеточкой морщин неподвижно, губы сжаты. Должно быть, под сомкнутыми веками Кро Лайтвотера скользили бесчисленные годы, прожитые им, образы друзей и врагов, ушедших в Великую Пустоту, видения планет, даривших ему краткий отдых, призраки кораблей, в чреве которых он мчался к звездам. Человек в его почтенном возрасте мог вспомнить многое, мог снять печати времени и вызвать картины минувших лет, и даже жить в этом минувшем, героическом и славном, игнорируя невзгоды настоящего. Жить вполне благополучно, так как, прослужив на флоте дольше в двадцать раз, чем Вальдес, Кро имел достойный пенсион. Зачем ему идти в наемники? Он не нуждался в деньгах, как сам Вальдес, как Птурс, Жакоб и остальные ветераны, чьих пенсий хватало на рюмку бренди и сэндвич с ветчиной. Однако он находился здесь, на «Ланселоте», и объяснений этому не было.

На мгновение корабль содрогнулся, совершив прыжок, и тело Вальдеса откликнулось трепетом мышц и головокружением. Он опустился на пол рядом с Кро. Чеканный профиль Вождя был точно посмертная маска из старой потемневшей бронзы.

Потом его губы шевельнулись.

– Хочешь спросить? – услышал Вальдес. – Спрашивай, Сергей.

Сейчас он был не капитаном, но Сергеем. Капитаном он становился в бою, который скрадывал разницу в годах и опыте, ибо перед смертью то и другое казалось несущественным, ничтожно малым. В другие времена – там, на базе, или тут, в период отдыха – их сущности как бы обнажались, делая их тем, чем они были в реальности. Сергей Вальдес, тридцати двух лет от роду, выходец из Тихоокеанской Акватории, бывший офицер космического флота, бывший пилот тяжелого крейсера «Рим». Кро Лайтвотер, долгожитель, ветеран всех Войн Провала, помнивший легендарную эпоху адмиралов Врбы и Коркорана и сам – живая легенда. Впрочем, об этом он говорить не любил.

– Спрашивай, – повторил Вождь, не открывая глаз.

– Сейчас ты одинок, – промолвил Вальдес. – Но было ли так всегда? Или же...

– Хочешь знать, была ли у меня женщина? Есть ли потомки? – Веки Кро приподнялись, но он глядел не на Вальдеса, а уставился в стену. – Да, женщина была. Селина... ее звали Селина... Мы летали вместе тридцать лет, потом еще четырнадцать прожили на Земле. Был перерыв между Первой и Второй Войнами Провала. Мы жили в Малайзии, на ее родине... Потом она умерла.

– Почему? – спросил Вальдес. – В те времена уже умели продлевать жизнь.

Протез Кро щелкнул.

– Жизнь, но не молодость и красоту. – Его биомеханическая рука вдруг дернулась, и он вцепился пальцами в колено. – Ты рассуждаешь как мужчина. У женщин другие жизненные ценности и приоритеты. У них...

Новый прыжок. На долю секунды Лимб поглотил корабль и выбросил в реальное пространство в двух световых месяцах от точки старта. Бейри «Ланселот» нес патрульную службу в двести двадцать пятом секторе, продвигаясь в автоматическом режиме между десятым и пятнадцатым витком. В одну сторону, потом в обратную, чуть сместившись вверх, к северному полюсу Галактики. Траектория корабля напоминала извилистую змейку, прикрывавшую часть Голубой Зоны между Шестой и Седьмой факториями. В Патруле этот район считался неприятным – по другую сторону Границы, в парсеке от Шестой фактории, находился Крысятник, захваченная дроми цитадель, и значит, можно было ждать любых сюрпризов. Собственно, дроми не захватили эту космическую крепость, а просто остались в ней после того, как был разорван контракт с Хозяевами.

– Ты мужчина, и ты молод, – произнес Вождь Светлая Вода. – Ты еще не понимаешь женщин. Ессе femina![14] У них даже отсчет времени иной – они считают не годы, а морщины, и когда морщин слишком много, пропадает желание жить. Даже с любимым человеком... Возможно, будь у нас дети и внуки, все обернулось бы иначе, ведь каждый родной человек как якорь, который держит женщину. Но я был единственным якорем... и я ее не удержал.

«Ты еще не понимаешь женщин...» – мысленно повторил Вальдес и нахмурился. Не понимаешь... Себя бы понять! Инга... Что она значит для него? Что значит Занту? Их лица промелькнули перед ним, и Вальдесу вдруг показалось, что старый индеец тоже видит эти женские образы, словно их объединила странная связь, в которой не нужны слова. Он посмотрел на Кро – тот улыбался. Потом улыбка погасла, и Вождь сказал:

– Здесь нет проблемы выбора, Сергей. Как говорят у навахо, гусь и куропатка не вьют гнезда. Гусь – птица, и куропатка тоже, но они... – Внезапно Кро оборвал фразу, склонил голову к плечу, будто прислушиваясь к чему-то, и пробормотал: – Сейчас начнется. Я разбужу Степана.

Но Птурса разбудил сигнал тревоги. Завизжало, захрюкало, завоняло, мигнул свет, и они, все трое, бросились в отсек управления, проскальзывая в узкий проем согласно заведенному порядку: первым Вальдес, за ним Птурс и Кро. Вождь двигался последним, чтобы подтолкнуть Птурса, если тот застрянет в щели.

Едва загрузились в ложементы, как «Ланселот» отрапортовал:

– Информация для Защитников: двенадцатый виток патрулируемого сектора, объект – одиночный корабль дроми. Атакуем?

– Ждем, – распорядился Вальдес. Данные о пиратском корыте пришли с одного из автоматических маяков, висевших вдоль Границы, но сигнала бедствия не было. Значит, дроми еще не нашли добычу и, вероятней всего, прощупывают оборонительный рубеж. Их корабли, если не считать дредноутов, не рисковали ввязываться в схватку один на один, применяя всякие нехитрые приемы. Случалось, что пират дожидался атаки, потом начинал маневрировать, уклоняясь от боя, пока вторая посудина, внезапно вынырнув из Лимба, не наносила удар. Эта тактика была известна Патрулю. Противодействовали ей разнообразными способами: можно было отслеживать пирата и дожидаться его подельников, либо нагрянуть и распылить его по-быстрому, либо вызвать для страховки помощь. Но, как бывает всегда, каждый способ не являлся совершенным, а имел свои недостатки – главным образом тот, что дроми мог перехватить другой патруль. Премиальные в этом случае уплывали.

– Ты, капитан, долго не шевели рогами, – молвил Птурс и широко зевнул. – Не то в чужих карманцах пиастры зазвенят.

– Я бы вызвал поддержку, – произнес Кро.

– Это еще зачем? Я делиться не люблю!

– Делиться никто не любит. Но есть у меня такое чувство, что помощь нам не помешает.

Они заспорили – вернее, настаивал и возмущался Птурс, а Кро больше помалкивал, выстукивая пальцами протеза какую-то древнюю мелодию. Так прошло минут двадцать. Вальдес ждал. По опыту было ему известно, что к предсказаниям Вождя стоит прислушаться.

– Объект в одиннадцатом витке, двигается к десятому, – сообщил «Ланселот».

– К тройке Фуа уползает, – недовольно пробормотал Птурс. «Жанна д'Арк» дежурила в соседнем районе, и в ее экипаже, кроме француза Гоша Фуа, были два темпераментных испанца, Борленги и Перес-Реверте. Эти ждать не захотят, решил Вальдес, пошевеливая когтистыми наконечниками в отверстиях консоли. Слабые электрические разряды привычно кололи пальцы, напоминая, что не только гальюн, но и пилотский пульт, и все остальное на «Ланселоте» рассчитано на дроми. Если бы при разрыве контракта им удалось захватить такие корабли, это стало бы изрядной проблемой – пожалуй, лишь земной флот сумел бы справиться с ее решением. Но лоона эо были существами мудрыми: в час «икс» искусственные разумы кораблей прекратили подачу воздуха и, избавившись от экипажей, направились к земным ландскнехтам в Голубую Зону или в Розовую, на модернизацию. Так что дроми теперь воевали на собственной технике, весьма уступавшей «Ланселоту» и его собратьям.

– Объект в десятом витке, двигается к девятому, – доложил корабль.

– К Гришке и Бобу уйдет, пока мы клювом щелкаем, – неодобрительно вымолвил Птурс. Гоша Фуа он называл не иначе, как Гришкой, Борленги – Бобом, а что до Переса-Реверте, молодого энсина с фрегата «Меридиан», тот являлся просто Перцем.

– Атакуем, – сказал Вальдес. – Раз тебе, Степан, не терпится, ты стреляешь, а Вождь пусть будет наготове. Следи за обстановкой, Кро. Если кто-нибудь еще возникнет, посади его на грунт. Ну, двинулись!

Он согнул указательный палец на левой руке, экраны на миг заволокло туманом, потом лучики звезд кольнули глаза, и на центральном мониторе всплыла пиратская посудина. Прыжок, как всегда, был точен: они вышли из Лимба на дистанции поражения. Зарокотали двигатели гравитационной тяги, пальцы Вальдеса пустились в пляс, и «Ланселот», дергаясь туда-сюда в маневре уклонения, ринулся на цель. Корабль шел зигзагом, однако орудия Птурса не выпускали мишени, посылая ливень снарядов. В ответ за кормой «Ланселота» вспыхнула и погасла плазменная молния, потом жаркие оранжевые стрелы мелькнули рядом с корпусом, но защитное поле отразило удар. У дроми тоже была силовая защита, и сейчас они решали, как распределить энергию: то ли усилить экраны и сражаться, то ли направить энергетический поток в разгонную шахту и бежать.

«Долго соображают», – подумал Вальдес. «Ланселот» настигал пиратскую посудину, и снаряды, что рвались секундой раньше на границе поля, ударили в орудийную башню. Ослепительный рыжий гриб распустился над ней, Птурс пробурчал: «Ну, вот и засадили в матку!» – и тут же послышался спокойный голос Кро:

– Дредноут, капитан. Деремся или уходим?

Из пустоты, затмевая свет далеких звезд, серым призраком материализовалась огромная туша, окутанная слабосветящимися защитными полями. Корпус, расширявшийся к середине, выступы боевых башен, ребристые броневые плиты и мачты с чашами радаров делали корабль похожим на древние линкоры, что бороздили земные моря три столетия назад. Из всех посудин, рыскавших у Границы, дредноуты были самыми мощными и хорошо защищенными. По классу они приближались к средним крейсерам земного флота, и соперничать с ними могли только штурмовики с двенадцатью орудийными установками. Малый патрульный корабль в схватке с дредноутом шансов на победу не имел. На выживание тоже.

– Пресвятая Богородица! – прошипел Птурс. – Ну, падла, влипли! По самые помидоры!

Развернув счетверенные пушки, они с Кро открыли огонь. Вальдес, чувствуя, как холодеет в животе, заложил крутой вираж и устремился прочь от серого призрака. Набрать скорость, прыгнуть в Лимб, вынырнуть и вызвать помощь... Пожалуй, других вариантов не было.

– Послано оповещение, – Тонкий голосок «Ланселота» раздался в рубке. – Бейри «Жанна д'Арк» прибудет через четыре минуты двадцать две секунды. Через пять-шесть минут – штурмовики «Рамсес» и «Ганнибал», через тринадцать минут – корабли Конвоя Сайкса.

– Раньше нас поджарят, – пропыхтел Птурс. Оба орудия бейри извергали поток снарядов, и в носовой броне дредноута уже зияла изрядная дыра. Но корабль был слишком велик и слишком живуч; для поражения всех уязвимых точек требовалось время или большее число орудий. Ни того, ни другого Вальдес не имел.

Беззвучная яркая вспышка пламени смахнула с экранов космическую тьму. Дредноут ударил из двух десятков башен, и раскаленные струи плазмы слились единой огненной рекой, тянувшейся будто из жаркого центра Галактики. Оранжевый вал катился вслед за «Ланселотом», и чудилось, что стена огня одну за другой слизывает звезды и обращает в пар туманности. Искусственный разум бейри уже оценил опасность – над консолью скользнули световые блики, сигнал, что защитное поле выведено на максимум. Удержит? Не удержит?.. Вальдес, согнувшийся над пультом, бросил корабль в сторону и вниз. Кро с Птурсом прекратили стрелять – снаряды, не достигая цели, взрывались в плазменной волне.

Их задело по касательной. Край огненного шнура рассек защитное поле, лизнул трубу разгонной шахты, и рубка озарилась тревожным всполохом.

– Контурный двигатель выведен из строя, – пискнул «Ланселот». – Задействован ремонтный модуль. Время ликвидации аварии...

«Слишком большое, – мелькнула мысль у Вальдеса, – в Лимб не уйти». Но привычное покалывание в пальцах не исчезло, скорость с каждой секундой росла, и значит, гравитаторы были в порядке. Их последняя надежда! Сейчас он мог рассчитывать лишь на маневренность и быстроту бейри, как гончий пес, схватившийся с медведем. На секунду его разум и чувства покинули тесный отсек и словно сконцентрировались в пустоте; он видел крохотную мошку, что убегала от бронированного дракона, ощущал, как бьется пламя в чреве чудища, предвидел, когда его струи вновь затопят мир. Это должно было произойти через несколько мгновений. Отсчитав их по биениям сердца, он взмыл вверх и развернулся к преследователю.

Залп дредноута не сжег их, даже не опалил – плазменная жаркая река прокатилась ниже, распалась на струи-молнии и угасла. Теперь оба корабля неслись навстречу друг другу, серый бугристый корпус стремительно надвигался на бейри, и Вальдес, мошка перед пастью дракона, мог нанести последний удар.

– Огонь по орудийным башням!

Но Кро и Птурс уже стреляли. Разрушительный гребень прошел по корпусу дредноута: рушились решетчатые мачты, плавилась и трескалась броня, сворачивались в штопор выпуклые гребни, и над треснувшими колпаками башен курился дымок замерзшего воздуха. Стрелки успели поразить пять или шесть метателей плазмы, и это был отличный результат. «Меньше работы тем, кто придет за нами», – подумал Вальдес, промчавшись над усеянной обломками драконьей спиной. Полтора десятка уцелевших башен мрачно смотрели вслед «Ланселоту». Крылья тьмы смыкались над кораблем, словно желая укрыть его от огненного вала. Но Вальдес знал, что на близкой дистанции им увернуться не удастся.

Мрак раздался под напором молний, плазменные стрелы настигли бейри, смяли силовой экран, впились в обшивку. Корабль встряхнуло, край ложемента врезался Вальдесу под ребра, вышибая дыхание. Замигал и погас свет, отключились мониторы, потом индикаторы подачи снарядов, и «Ланселот» забормотал тонким прерывистым голоском, докладывая о повреждениях. Новые трещины в разгонной шахте, сожженные гравитаторы и блоки защитного поля, расплавленный ремонтный модуль, разбитый поворотный механизм орудия левого борта, срезанные стволы на правом... Безоружный и беззащитный, лишенный хода и возможности укрыться в Лимбе, бейри дрейфовал в пустоте – уже не боевой космический корабль, а гроб с тремя еще живыми существами. Но жить им оставалось недолго.

Птурс заворочался в темноте, сказал:

– Прощаться надо, камерады. Я... это... я горжусь, что с вами летал. Лучше сдохнуть в приличной компании, чем...

Лязг протеза оборвал его.

– Ты погоди прощаться, – послышался спокойный голос Кро. – Маниту мне шепчет, что нам еще рано в поля вечной охоты. Даже мне, старику... А вам, чечако, в них и вовсе делать нечего.

Включилось аварийное освещение, ожил один тактический экран, но разглядеть, что творится в окружающем пространстве, было невозможно: мрак и холод отступили перед ослепительным огнем, вспышками взрывов и облаками светящегося газа. Из этого хаоса явилось нечто длинное, с бесформенными рваными краями, проплыло по экрану и скрылось за нижним обрезом. Вальдес признал кусок дредноутной брони с торчавшим вкось ребром и развороченной башней плазменного метателя. За ним последовали новые обломки, летевшие железной тучей: погнутые кольца гравитаторов, решетчатые фермы, броневые плиты, внутренние переборки, мелкий мусор и, наконец, часть гигантской трубы – не иначе, как от разгонной шахты дредноута. Расталкивая этот хлам защитным полем, показался бейри, и в рубке зазвучал знакомый голос:

– Эй, на «Ланселоте»! Как вы, камерады?

– В порядке, Гош. – Вальдес пощупал ребра, оглядел свой экипаж и уточнил: – Кажется, мы без особых потерь. Если не считать орудий, двигателей и других причиндалов.

– Что там у вас творится? – пробурчал Птурс, энергично массируя загривок. – На экране – бой в Крыму, все в дыму... Ни черта не разобрать!

– «Рамсес» и «Ганнибал» дроми потрошат, – пояснил Фуа. – Обоих, и дредноут, и того, что поменьше. А мне велено оказать вам помощь, если вы еще живы.

– А если нет?

– Тогда извлечь ваши трупы для оказания посмертных почестей и торжественной кремации на базе. Так распорядился Адмирал.

Собственно, у Адмирала Монтегю Ришара не имелось на Данвейте никаких командных прав, кроме как над «Рамсесом», его штурмовым кораблем. Формально столичной базой и всеми боевыми единицами, приписанными к ней, командовал Планировщик с помощью штаба из восьми сервов-Регистраторов. На базах в Шире и Тане были свои Планировщики, и временами три интеллекта объединялись для решения проблем особой сложности – скажем, для стыковки с другими планетарными флотами. Что до Ришара, то он не являлся ни адмиралом, ни даже коммодором – в последнюю войну на Флоте Окраины он дослужился лишь до капитана рейдера «Гасконь». Но не было сомнений, что если бы война продлилась еще десяток лет, все высшие чины, вместе с наградами и славой, украсили бы Монтегю Ришара, прозванного Адмиралом. Он был прирожденный стратег и командир, фактический лидер Патруля, и ни один Планировщик на Данвейте не оспаривал его приказов. Люди-бойцы нуждались в вожде, и только полководец-человек мог занимать подобную вакансию.

– Кремация отменяется, – промолвил Птурс и ухмыльнулся. – А вот почести стоит оказать. Все-таки мы надрали задницу этим...

Внезапно резкий громкий голос перебил его:

– Вальдес! Операция завершена. Сообщите, в каком состоянии ваш корабль.

Вальдес доложился. Рапорт, в лучших традициях космофлота, был краток – краткость и точность особо ценилась Адмиралом. Выслушав, Ришар спросил:

– Можете продолжать дежурство? Или хотите, чтобы вас отбуксировали на Данвейт?

– Ремонтный модуль у нас накрылся и оба орудия. Был бы модуль и пушки, а с остальным мы справимся.

– Хорошо. «Тараканов» я вам пришлю, вооружение тоже. Отправим зондом. – Ришар смолк, и две-три минуты слышался только неразборчивый гул голосов и металлический скрежет. Потом раздалось снова: – Капитан Фуа!

– Слушаю, сэр!

– Возвращайтесь в свой сектор ответственности.

«Ганнибал» ушел, и мы тоже отправляемся. Вальдес, зонд состыковался с вами? Подтвердите!

Дисковидная тень скользнула по экрану, и «Ланселот» едва заметно вздрогнул.

– Есть стыковка, – сообщил Вальдес. – Благодарю за помощь, сэр.

– Чистого пространства, капитан, – донеслось в ответ.

Птурс, кряхтя и чертыхаясь, начал вылезать из ложемента. Кро покинул узкую щель со змеиным изяществом.

– Пойдем, Вождь, поглядим, чего нам прислали... Так ты говоришь, нам еще рано в поля вечной охоты?

– Так сказал Маниту.

– А что он насчет дележки думает? За дредноут положена куча песюков, а мы его почти урыли. Если по справедливости считать, то наша доля...

Они покинули рубку. Вальдес выбрался из тесных объятий пилотской консоли, снял с пальцев наконечники и снова пощупал ребра. Болело, но не очень сильно – похоже, перелома не было.

Свет стал ярче, и «Ланселот» доложил:

– Подключен ремонтный модуль. Начато восстановление энергоцепей и двигателей. Распоряжения, Защитник?

– Трудись, – произнес Вальдес, – трудись.

Пусть корабли Патруля не обладали мощью земных крейсеров, казались тесноватыми и не очень комфортными, но в части выживания равных им не было. В двигателях, генераторах, управляющих блоках и системе подачи воздуха не имелось механических узлов, а там, где без механики не обойтись, отсутствовали рычаги и шестеренки, подшипники, шкивы, зубчатые передачи и другая привычная землянам машинерия. Ее заменяли гибкие стержни, сплетенные в подобие сухожилий и мышц, – пьезокристаллы, способные к сложным движениям под действием тока и, в аварийных случаях, к росту и восстановлению первоначальной структуры. Не менее чудесным был ремонтный модуль, подсистема корабельного интеллекта, управлявшая тысячами «тараканов», крохотных многоногих роботов-трансформеров, гнездившихся едва ли не в каждом устройстве корабля. Сейчас они приводили в чувство полуразбитый «Ланселот»: монтировали орудия, полировали трубу разгонной шахты, ползали в двигателях гравитационной тяги, резали, сращивали, заменяли, а при нужде превращались в недостающую деталь. Восстановление шло непрерывно и стремительно – в отдыхе и перекурах «тараканы» нуждались не больше, чем в помощи экипажа.

Поэтому экипаж отдыхал, собравшись в кубрике и вкушая пищу, выданную кухонным автоматом. В плошке-контейнере Птурса был гуляш, у Вальдеса – котлеты, а Вождь наслаждался филе лосося под лимонным соусом. Говоря по правде, эти кулинарные шедевры различались только по названию, а в остальном все было едино – безвкусные синеватые комки с ароматом перепревшего компоста. Возможно, лакомство для дроми?.. – думал Вальдес, стараясь глотать не жуя и не особенно принюхиваясь. Считалось, что киберповар настроен сервами так, чтобы снабжать команду человеческой едой, но у него случались глюки. Нынешний обед был еще не из самых ярких.

Птурс рыгнул, отложил ложку и потянулся к сосуду с напитком, отдаленно напоминавшим кофе. Мысль его текла в том же направлении, что и у Вальдеса.

– Хотел бы я знать, жрут ли такое дроми, – буркнул он.

– Нет. У них другой метаболизм, – отозвался Вождь. – В биохимическом смысле эта пища для нас оптимальна. Сбалансированный состав протеинов, жиров, углеводов и клетчатки. – Кро подцепил кусок посиневшего лосося и невозмутимо отправил в рот. Потом заметил: – Способствует восстановлению сил после боя и нервного стресса.

– Лучше бы я погиб в этом бою. – Птурс отхлебнул кофе, скривился и добавил: – Как говорили предки, лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

– Ну, почему же, – возразил Вальдес. – Позавчерашний омлет был неплох... тот, с луком и зеленым горошком. Горошек почти как настоящий.

Птурс презрительно сощурился:

– Почти... Птица у папаши Тука тоже почти попугай, но бульона из нее не сваришь. А бульон – вот мера истины! Почти бульона не бывает, как и почти горошка.

– Привередливый ты наш, – сказал Вальдес. – Чем тебя только на «Москве» кормили!

– На «Москве»... в кают-компании старшего офицерского состава... – Птурс с мечтательным видом уставился в потолок. – Одно скажу, камерады: почти горошка там не было, а подавали настоящий, к антрекотам и лангетам. А гуляш! Какой был гуляш по-венгерски! Вспомнишь, и слезы льешь... Гуляш с томатом, перцем, чесноком – вот что надо после драки! А к нему – водочки... ну, пива на худой конец...

– В «Медном гроше» мясо отлично готовят. Вернемся, ударим по гуляшам и антрекотам, – пообещал Вальдес.

– А водка? Водку где взять? Может, я водки хочу!

– Хряпой обойдешься. Тут тебе не Россия, не Тверская губерния.

– Верно, не Россия, потому и водки нет, – со вздохом согласился Птурс. – В России водка больше чем водка... можно сказать, часть национального самосознания... В общем, одно неотделимо от другого.

Они болтали, пересмеивались, шутили, и напряжение недавнего боя покидало их, просачивалось среди сказанных слов точно вода между камней. Они толковали о минувших временах и прежней службе, но, по молчаливому уговору, не вспоминали сражения, гремевшие во тьме Провала, погибших друзей и корабли, что превратились в облако плазмы. Все это было и здесь, пусть в меньших масштабах, чем в войне с фаата, и потому вспоминалось другое – вещи, которым на Данвейте места не нашлось. Гуляш по-венгерски, который готовили на крейсере «Москва»... Дана, рыжая связистка с «Рима»... Стели Невады, где родился Кро Лайтвотер... Тверские улицы и переулки, утонувшие в зелени... Дельфины Зиг и Зага и плавучий остров, дремлющий под солнцем в Тихоокеанской Акватории...

Смерть прошла рядом, и ее ледяное дыхание еще ощущалось в тесных отсеках «Ланселота». Этот холод таял медленно; он растворялся в шелесте голосов, в привычных запахах, наполнявших корабль, в шуршании и скрежете ремонтных киберов, ползавших за переборками, в сопении Птурса и ритме десантного марша, который выстукивали механические пальцы Кро. Так прошло несколько часов. Наконец шуршание и скрежет стихли, и «Ланселот» произнес:

– Информация для Защитников: вооружение и двигатели восстановлены. Ваши приказы?

– Продолжаем патрулирование, – распорядился Вальдес, встал и понюхал воздух – пахло, как всегда, не очень приятно, но знакомо. Он кивнул своим стрелкам: – Я в рубку.

Вождь, не ответив, негромко барабанил по столу. Птурс скривился:

– Чего ты там не видел, капитан? Пойдем на автоматике, и хрен с ним!

– Все видел, но хочу взглянуть еще раз, – сказал Вальдес. – Все-таки это мой корабль.