"Дамка" - читать интересную книгу автора (Меттер Израиль Моисеевич)

Меттер Израиль МоисеевичДамка

Израиль Моисеевич Меттер

Дамка

Никто не знал ее настоящего имени, да и, по правде сказать, вряд ли оно у нее когда-нибудь было.

Женщины, увидев ее впервые, восклицали: - Какая прелестная собачка! Поди сюда, песик. Как тебя зовут?

Мужчины говорили короче:

- Ну и псина!.. С ума сойти...

И собаке тут же давали имя, а через двадцать четыре дня, когда состав отдыхающих сменялся, оно забывалось. Случалось, что в разных корпусах ее называли по-разному. Однако чаще всего ее почему-то крестили Дамкой или Милкой.

Она отзывалась на все клички, ей нравилось, когда к ней обращались, и возможно даже, у нее в ответ тоже возникали какие-то слова, но никто из окружающих, к сожалению, их не понимал.

Трудно описать, какой она была породы. Люди, ничего не смыслящие в собаках, простодушно полагали ее дворнягой. У них недоставало терпения внимательно всмотреться в нее. В том-то и дело, что Дамка вовсе не была беспородной, но только этих пород намешано в ней было множество.

Одно ухо бдительно стояло у нее, как у овчарки, а другое, переломившись, висело, как у гончака. Если же случалась насущная необходимость, то Дамка ставила торчком или укладывала плашмя оба уха совершенно очевидно, что ее нисколько не беспокоили вопросы фасона или моды.

Что касается хвоста, то она владела им виртуозно: сию минуту вы ясно видели, что хвост этот был завернут бубликом, как у заправской лайки, а через мгновение мимо вас мчалась та же Дамка с хвостом, вытянутым упруго, как у борзой. А ноги у нее, к сожалению, были коротковаты - тут ее родословная, запутавшись, очевидно, в немыслимой помеси, сработала впопыхах, как попало, лишь бы закончить эту невиданную доселе личность.

Работы у Дамки было по горло. Она сама установила для себя круг своих обязанностей по Дому отдыха.

Дважды в месяц она выходила на станцию встречать отдыхающих.

Она садилась метрах в двадцати от железнодорожного полотна и ждала. На станции стояла тележка, в которую был впряжен пожилой сонный мерин. Кладовщик Коротков выезжал к поезду помочь отдыхающим управиться с чемоданами.

Когда тележка оказывалась груженной багажом и мерин, продолжая дремать, разворачивался к дому, Дамка скромно подбегала к приезжим. Она учтиво обнюхивала каждого, принимая его этим самым в свое хозяйство.

- А это наш Кабыздох, - говорил Коротков, указывая прутом на собаку.

Имеется такое научное мнение, что пес портится, если в течение его жизни ему приходится несколько раз переходить из рук в руки, меняя хозяина.

Жизнь Дамки сложилась так причудливо и беспечно, что она не удосужилась завести себе постоянного хозяина, и, может быть, поэтому ее сердце вмещало в себе любовь к людям вообще, а не к кому-нибудь персонально. Она даже терпеливо сносила мелкие несправедливости, выпадающие на ее долю, отлично понимая, что человек может быть чем-то раздражен, озабочен и ему в данный момент не до нее. Надо было только тактично перетерпеть грубость, не навязываться, и люди опоминались. Заметила Дамка, что лучше всего иметь дело с человеком, когда он один, а не когда их много.

Каким путем ей удавалось с ходу распознавать людей, живущих именно в ее Доме отдыха? Возможно, когда-нибудь наука возьмется ответить и на этот вопрос.

Рабочий день Дамки начинался с самого раннего утра. Чуть свет она появлялась неизвестно откуда - никто не знал, где она спит, - и торопливо, озабоченно обегала свою территорию, проверяя, все ли в порядке. Если во время этой контрольной пробежки появлялся на крыльце человек, которому не спалось на новом месте, Дамка деликатно приближалась к нему, гостеприимно помахивая хвостом. Она делала это не для себя, а для него, чтобы показать ему, что он не одинок в этот ранний час.

Человек радовался собаке, присаживался подле нее на корточки и произносил какую-нибудь чепуху, вроде: - Ну, здравствуй. Барбос. Как живешь, миляга? Потом принимался слишком сильно чесать ей бок, чего, в общем, Дамка терпеть не могла - в этом месте у нее уже была натерта мозоль, - но Дамка заметила, что людям нравится делать это, и стойко переносила неприятное ощущение.

Самое хлопотливое, трудное время начиналось для нее после завтрака.

Часть отдыхающих следовало проводить к Щучьему озеру. Здесь кто-нибудь непременно бросал палку далеко в воду и требовал: - Принеси.

Или даже говорил слово, которого она толком не понимала: - Апорт!

Дамка кидалась в озеро, молотила передними лапами по воде и раз двадцать кряду приносила отдыхающим различные предметы, вероятно весьма необходимые им, потому что иначе чего ради они стали бы прибегать к Дамкиной помощи.

Люди укладывались на песок загорать, а ей некогда было разлеживаться, она спешила домой. Здесь ее уже ждали.

Новичок стоял у калитки, а кладовщик Коротков объяснял ему:

- Пойдете прямо, потом у водокачки возьмете правее, обогнете голубую дачу, подыметесь на взгорок, завернете на левую руку... Да нет, заплутаетесь, вам не запомнить. Погодите, вот Кабыздох вас проводит.

- Но откуда же он знает, что мне надо на почту? - спрашивал отдыхающий.

- Он все знает. Такая паршивая собака, от нее ни черта не скроешь. Вы только станьте на ту тропинку и возьмите в руки письмо, она, зараза, сразу поймет, что вам на почту.

История обостренных отношений Короткова с Дамкой была несложной.

Подле кухни стояла ее миска, в которую повар два раза в день выливал остатки еды. Против этого норми рованного расхода продуктов Коротков не возражал. Но помимо того всякий отдыхающий считал своим долгом трижды в день, выходя из столовой, прихватить что-нибудь для собаки. Больше всего перепадало ей от худосочных людей. Толстяки съедали свой рацион без остатка, а худощавые тащили все: кашу, яичницу, рыбу, колбасу, масло. Сердце буквально сжималось у Короткова, когда он наблюдал эту картину, - уходили харчи, годные для кормления его поросенка.

Дамка была сыта и без этого добавка, но вежливо ела из рук, не желая обижать гостеприимных хозяев.

По вечерам она приглашала на пир соседских собак со всего поселка, и это окончательно выводило Короткова из себя. Он даже ходил к директору Дома отдыха с предложением купить капканы и расставить их вокруг территории, но директор отказал, ссылаясь на перерасход по безлюдному фонду.

И тогда Коротков решил избавиться от Дамки каким-нибудь вполне человечным способом.

Выбрав ненастный день в конце осени, он взял с собой повара и велел ему прихватить Дамку; все трое поехали на электричке в город за восемьдесят километров.

В городе Дамка чувствовала себя неуютно, она жалась к ногам повара, напоминая ему всячески, что она тут и что им обоим лучше поскорее убираться из этого ада домой.

Коротков не стал делиться своими черными планами с поваром. Выйдя на привокзальную площадь, кладовщик сказал:

- Ты, Алексей Иваныч, иди в курортторг, а мне надо на базу. Я обернусь быстренько и забегу за тобой. Кабыздох пойдет со мной.

Повар ушел, и, чтобы Дамка не побежала за ним, Коротков придержал ее за шею. Дамка дрожала от трамвайных звонков и городского скрежета.

Как только повар окончательно скрылся из вида, Коротков двинулся в противоположную сторону, поманив за собой собаку. Она покорно засеменила рядом с ним.

На шумном перекрестке кладовщик внезапно рванулся в сторону и повис на подножке проходящего трамвая. Дамка на мгновение замерла, увидев Короткова исчезающим в вагоне, затем ринулась за трамваем прямо по мостовой.

В первую секунду она легко догнала вагон, набиравший скорость на повороте, и побежала вровень с площадкой, весело-беспокойно задрав голову и стараясь превратить все это в игру, в шутку.

Короткову даже чуть было не стало жаль собаку, но тут он с яростью вспомнил, какое количество пищи уплывает из-за нее на сторону, и взял себя в руки. Кто-то из пассажиров трамвая громко сказал: - Товарищи, никто из вас не потерял собачки?.. Вон бежит за вагоном...

Школьник, стоявший с краю площадки, указал на Короткова:

- Этого дядьки собака. Избавиться хочет. Пассажиры неодобрительно взглянули на кладовщика.

Он прикрикнул на школьника:

- Ну-ну, ты не очень! Небось полный ранец двоек везешь?.. Почем знаешь, что моя собака?

В это время трамвай уже обогнул шумный бульвар - здесь мчались сейчас все виды городского транспорта. Дамка оказалась между отчаянно сигналящим грузовиком и мягко подпрыгивающим троллейбусом. Пассажиры даже зажмурились от испуга и жалости. А школьник сказал, глядя на Короткова:

- Хорошо, что вы не хозяин собаки, если не врете. А то бы я вам показал, как мучить животных!.. И соскочил на ходу.

На душе у Короткова было скверно, его как будто даже мутило от того, что он сделал, и, выйдя из вагона, он тотчас выпил две кружки холодного пива. Полегчало.

В курортторге он встретился с поваром. Они быстро закончили дела, и только тогда повар вдруг хватился собаки: - А где же Дамка?

Блудливым голосом кладовщик рассказал, как Дамка будто бы снюхалась с каким-то кобелем на улице и исчезла. Сколько он ее ни звал, она не откликалась.

- А вообще, такого дерьма не жалко. Сука, она и есть сука. Пошли, Алексей Иваныч, до поезда примем грамм по полтораста.

- Я пить с вами не желаю, - сказал повар. - Ты что, очумевши? спросил кладовщик. - Это почему же, интересно, не желаешь со мной выпить?

- Поскольку вы паразит, - сказал повар. И выпили они в одном буфете, но раздельно. И в поезде не разговаривали, ехали в разных вагонах.

Жизнь в Доме отдыха катилась своим чередом, и только старожилы иногда вспоминали Дамку: вот, дескать, был такой пес, разумный и вежливый, решительно все понимал, оправдывая свое высокое звание - друг человека.

Так прошло с полгода.

И вот однажды, первого числа, часов в десять утра, как раз после завтрака, группа отдыхающих новичков вышла из ворот, направляясь к озеру на лыжах. Никто не знал дороги, спросили у проходящего мимо кладовщика, как ближе всего пройти к Щучьему. Кладовщик начал объяснять:

- Подыметесь на эту горку, обогнете пожарку, свернете на правую руку...

Он вдруг замер, устремив глаза в одну точку.

На ближайшем пригорке стояла Дамка, изготовившись вести людей к озеру.

- Дамка! - сказал кладовщик, забыв на секунду, что ее зовут Кабыздохом.

Собака подбежала к нему, повизгивая от радости, что вот наконец он нашелся - хотя это стоило ей ужасных трудов и мученья, но она отыскала его, и теперь никуда от себя не отпустит.

Потом она обнюхала деловито всех новичков, помотала своим грязным, обтрепанным хвостом и приступила к исполнению служебных обязанностей повела их к Щучьему озеру.