"Заманчивая мишень" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 5

И спустя много лет никто не забыл, где его застала леденящая душу весть о смерти Президента США.

В палате представителей выступал конгрессмен от республиканской партии Гила Гинголд.

— Расточительная, стремящаяся к большей власти часть нашего правительства вновь состряпала программу так называемой реформы здравоохранения. Как партийный организатор меньшинства заявляю, что буду всеми силами добиваться отклонения этого законопроекта, равно как и всех других нелепых попыток сделать здравоохранение в этой стране государственным. Несмотря на то, что демократ из Белого дома уже пытался протолкнуть кое-что через Конгресс.

Служитель положил перед ним записку. Гинголд мгновение опустил взгляд, и его изумрудно-зеленые глаза на раскрасневшемся лице расширились.

— Мне... мне только что сообщили, что убит Президент.

В Конгрессе воцарилась тишина.

Гила Гинголд собрался с мыслями и задумался, призвать ли всех к молитве или завершить начатое. Увидел возможность совместить одно с другим и решил сымпровизировать:

— Сейчас, когда мы обсуждаем эту тему, возле нашего Президента, вне всякого сомнения, находятся лучшие частные врачи. Будь всеобщее здравоохранение узаконено, его, как и всех американцев, пользовал бы первый попавшийся врач. Мы не можем допустить в Америке такой медицины, которая лишает пациента выбора. Поэтому призываю вас сказать громкое «нет» этой нелепости и склонить тем не менее головы в молитве за ее автора.

В Нью-Йорке, в студии радиостанции «Говори правду», ведущий Трэш Лимбергер принимал телефонные звонки.

— Говорите, вы в эфире.

— Понял, Трэш.

— Я вас тоже. О чем хотите сказать?

— Что вы думаете о последних планах реформировать здравоохранение?

— Это откровенная попытка прибрать к рукам многомиллиардную индустрию здравоохранения, совершаемая бездумными временщиками Белого дома.

— Трэш, они выдвигают эти законопроекты один за другим. Провалится один, у них тут же готов новый. Можно ли как-нибудь прекратить это?

— Ну что ж, — со смешком отозвался Лимбергер, — молитесь о божественном вмешательстве. Возможно, Бог подаст голос за то, чтобы наш Президент оставил свой пост на год раньше. Надеюсь, вы понимаете, о чем я?

Краем глаза Трэш заметил руку, неистово машущую ему из аппаратной. Его помощница Коли Кастер приложила к стеклу огромный лист бумаги. От выведенных на нем слов: «В Бостоне застрелили Президента» — смешок застыл у Трэша Лимбергера на устах.

— Хм-м, — промычал Трэш, шелестя сценарием коммерческой передачи, который он держал в толстых пальцах. — Конечно, я вовсе не это имел в виду. Возможно, мы с Президентом и в разных политических лагерях, но оба хотим одного и того же. Чтобы мир стал лучше.

После музыкальной заставки Трэш продолжил:

— А теперь о моем любимом напитке.

Пепси Доббинс, вашингтонский корреспондент отдела новостей компании «Американский телеконгломерат», сидела за столом, названивая по телефонам. Внезапно в ее комнатушку просунул голову один из помощников.

— Президента убили!

— Как?!

— Он вылезал из лимузина, и снайпер снес ему макушку.

Пепси Доббинс так стиснула край стола, что костяшки ее тонких пальцев побелели. Лицо застыло. На глаза навернулись слезы. Голова ее со старательно уложенной шевелюрой вмиг поникла.

— У нас есть... есть пленка? — выдавила она.

— Да. Сейчас будет просмотр.

Из глаз Пепси покатились слезы облегчения, оставляя следы на нарумяненных и напудренных щеках.

— Слава Богу, — всхлипнула она. Потом с усилием поднялась из кресла и потащилась вместе с другими сотрудниками в мониторный зал.

— Передача по спутниковой связи, — прохрипел кто-то из техников.

Мониторы в зале стояли в несколько рядов, но пришедшие смотрели лишь на один экран. Пепси окинула взглядом все и задержалась на том, на который транслировала Си-эн-эн — она раздражающе часто опережала АТК.

— Быстрее, быстрее, — заторопила журналистка. — У Си-эн-эн пока что нет пленки.

Просмотр начался.

Съемка, видимо, велась с помехами. Оператору АТК мешали широкие спины стоявших в оцеплении агентов секретной службы. Камера несколько раз дернулась.

Пепси заломила руки.

— Ну, наводи же ее! Наводи!

Словно бы в ответ на ее просьбу камера засняла, как открывается дверца лимузина, украшенная президентской печатью.

— Приготовьтесь, — предупредил техник. — Это ужасно.

— Пусть будет ужасно, — молитвенно прошептала Пепси. — Господи, пусть будет ужасно!

Над капотом лимузина появился знакомый жесткий ежик, пальцы одной руки теребили среднюю пуговицу темного пиджака. И вдруг верхняя часть головы отделилась.

— Это лучше, чем фильм Запрудера! — пронзительно закричала Пепси. — Надо дать материал в эфир. Немедленно!

— Пусти. Пусти, черт возьми! — разозлился завотделом новостей, пытаясь высвободить воротник своей рубашки из пальцев Доббинс. — Решения здесь принимаю я.

— С других студий пока никаких сообщений, — объявил техник.

— Грег, — взмолилась Пепси, — мы должны выйти с этим в эфир. Пожалуйста, позволь мне.

— Это работа ведущего.

— Его нет. А я здесь! Пожалуйста, пожалуйста.

Она подпрыгивала и дергала завотделом за галстук так, словно пыталась позвонить в церковный колокол.

— Это же отдел новостей. Надо ведь что-то передавать.

— Ладно. Сидеть будешь за своим столом. Изображение зала мы наложим.

— Отлично. Отлично! Ты об этом не пожалеешь, — пообещала Пепси и бросилась в одних чулках к своему столу.

Усевшись за стол. Пепси пригладила свою густую короткую гриву и выпрямилась. За спиной у нее находилась синяя ширма, которой на экране не появится. Фоном будет наложенный компьютером зал новостей. И никто из зрителей ничего не заподозрит.

Зажегся красный огонек. Завотделом подал сигнал. Пепси облизнула красные губы, и диктор объявил:

— Специальное сообщение АТК.

— И к вам обращается Пепси Доббинс из нашего зала новостей в Вашингтоне.

Боковым зрением Пепси заметила, что завотделом отчаянно указывает ей на монитор. И быстро глянула левым глазом на экран. Пепси обладала способностью смотреть каждым глазом в отдельности, и, когда она чуть повернулась, создалось впечатление, что журналистка смотрит прямо на зрителей, хотя на самом деле тайком оглядывала окружающую обстановку.

К своему ужасу, она увидела свое изображение на совершенно черном фоне.

— Из нашего вашингтонского бюро... прошу прощения, — поправилась Пепси. — Эти сведения только что получены из Бостона, штат Массачусетс. Президент Соединенных Штатов был застрелен неизвестными лицами при выходе из лимузина ровно... — девушка взглянула на свои настольные часы и наугад назвала время: — в десять часов сорок семь минут по местному времени. Съемочная группа АТК присутствовала на месте происшествия, и сейчас, пока я говорю, видеозапись передается по спутниковой связи. Нам еще надо обработать отснятый материал, но, учитывая право зрителей оценивать... простите, знать, мы, как организация, призванная служить на благо общества, показываем его без обработки. Предупреждаем, некоторые сцены, вероятно, откровенны до ужаса, поэтому следует оградить от просмотра маленьких детей и животных. Остальные — будьте внимательны. Это историческое событие, и вы смотрите его почти с места происшествия.

Завотделом подал техникам какой-то знак, и левый глаз Пепси обратился к монитору.

Изображение с экрана исчезло.

— Что-то случилось, — прошипела она.

Техники в аппаратной неистово щелкали тумблерами.

Экран монитора замерцал, и на нем внезапно появилось созданное компьютером изображение зала новостей вашингтонского бюро АТК — без Пепси Доббинс. И без видеозаписи.

— Где эта чертова запись? — завопила Пепси.

Миллионы американцев видели неподвижную картинку зала новостей и слышали голос невидимой журналистки, требующей запускать запись в эфир.

Завотделом прижал палец к губам, веля ей замолчать.

— Давай, черт возьми, пока Си-эн-эн нас не обскакала! — выкрикнула она, меча искры голубыми кошачьими глазами.

Миллионы американцев услышали и это.

Потом один из техников, выглянув из аппаратной, бросил:

— Пленку заело.

Завотделом выругался и, не оборачиваясь, жестом велел Пепси продолжать.

На экранах телевизоров по всей Америке пустой зал новостей сменился изображением Пепси Доббинс, уронившей голову на стол и рвущей наманикюренными пальцами короткие светло-каштановые волосы. Она то и дело твердила: «Я убью всех в аппаратной...»

В ее наушнике послышался настойчивый шепот завотделом:

— Пепси, ты в эфире. Сымпровизируй что-нибудь.

Не поднимая головы. Пепси произнесла сдавленным голосом:

— От имени отдела новостей АТК призываю нацию к минуте молчания в знак траура по мученически погибшему Президенту.

Находившийся за кадром завотделом крикнул:

— Ты что? Мы еще не знаем, погиб ли он.

— Погиб, уж можете мне поверить, — пробормотала Пепси.

И тут со своей видеозаписью выступила Си-эн-эн.

Жестоких подробностей на этой пленке не было. Когда дверца лимузина открывалась, съемочная группа Си-эн-эн, находясь далеко за оцеплением, засняла только грудь одного из агентов секретной службы. Через секунду в кадр должен был попасть тот, кто выходил из машины. Но так и не попал.

Раздался выстрел, и агенты завертелись на месте, создавая плотное защитное кольцо вокруг упавшего и выхватывая девятимиллиметровые пистолеты «МАК-11» и десятимиллиметровые «дельта-элит».

Потом поднялась неистовая суета. Кто-то выкрикнул: «Это же новый Даллас!», и президентский кортеж стал быстро удаляться.

Камера отыскала на тротуаре лужу крови с мозгами и с минуту на ней задержалась. Другие операторы, увидев пятно, разом ринулись к нему и быстро затоптали.

Америка была избавлена от жестокого зрелища. Однако ничто не могло избавить американцев от ужаса. Воображение рисовало самые красочные подробности.

Харолд В. Смит не слышал первого сообщения. Ирония судьбы. Смиту, по крайней мере, полагалось бы знать об убийстве Президента, едва оно произошло.

В самом лучшем случае он должен был предвидеть такую возможность и перехватить убийцу. Это, помимо всего прочего, входило в его обязанности как директора КЮРЕ, сверхсекретной правительственной организации.

Когда стали поступать первые сообщения, Харолд В. Смит, как назло одетый в серый деловой костюм-тройку, находился в бетонном угловом подвале санатория «Фолкрофт», под прикрытием которого работало КЮРЕ. Он завершал восстановление баз данных, представляющих собой мозговой центр отдела по сбору информации.

КЮРЕ вот уже три месяца не работало в полную силу. А началось все с того жуткого утра, когда совместное вторжение налогового управления и управления по борьбе с наркотиками в фолкрофтскую компьютерную систему вынудило Смита уничтожить с большим трудом накопленные за тридцать лет данные. И когда лазерный луч сжигал глубочайшие секреты нестабильного государства, Смит проглотил капсулу с ядом, которая должна была стереть с лица земли и его.

Вторжение это, как ни странно, спровоцировала одна из компьютерных разведок, над которой Смит уже одержал верх. Роковой план едва не осуществился. Налоговое управление конфисковало бы Фолкрофт и продало с аукциона вместе с холодным серым трупом Смита, если бы не оперативник КЮРЕ Римо Уильямс и его учитель Чиун.

Они возвратили своего шефа из-за грани вечности и затем, действуя за кулисами уже втроем, избавились от противников, не подвергая риску КЮРЕ.

Потом на волю вырвался один опасный пациент и вывел недавно усовершенствованные компьютеры из строя.

Чтобы они заработали снова, потребовалось три месяца. Чтобы восстановить самые важные части базы данных, требовалось еще лет десять. Харолд В. Смит, еще во время второй мировой войны служивший в Управлении стратегических служб, не знал, удастся ли ему столько прожить.

Но поскольку Смит принял на себя ответственность за КЮРЕ, он делал все что мог. Система снова заработала, четыре сервера и дисководы «Уорм» вновь оперировали базами данных, скопированными с компьютерных систем налогового управления, управления по общественной безопасности, ФБР, ЦРУ и других организаций.

Вполне достаточно, чтобы КЮРЕ снова занялось сбором информации и ее анализом. И в то же самое время — мало, чтобы работать в полную силу, используя все свои возможности.

Заперев на три замка дверь, которая скрывала серверы от посторонних взглядов, Харолд В. Смит подумал, что сейчас, когда компьютеров повсюду пруд пруди, ему вовсе не обязательно хранить у себя в подвале необработанные данные. Чтобы получить необходимые сведения, надо просто набрать телефонный номер.

«Может быть, — думал он, поднимаясь лифтом на второй этаж, где находился его кабинет, — так оно и лучше».

Выйдя из лифта, Смит увидел, что его секретарша плачет у себя за столом. Остановился, в замешательстве поправил дартмутский галстук и стал обдумывать, как незаметно проскользнуть мимо плачущей к себе в кабинет. Он терпеть не мог открытого проявления эмоций. Особенно у женщин. При виде женских слез он испытывал неловкость и беспомощность.

Внезапно миссис Микулка подняла взгляд, и деваться стало некуда.

— Случилось что-нибудь? — с беспокойством спросил Смит.

Эйлин Микулка издала глубокий, трепетный вздох, влажные глаза ее были красными.

— Его убили.

— Кого?

— Президента. Его кто-то застрелил. И куда только катится эта страна?

Харолд В. Смит на секунду остолбенел. Ему вспомнился такой же случай тридцать с лишним лет назад, такое же холодное, гнетущее ощущение, когда, сидя в кабинете, он поднял трубку, и жена с рыданиями сообщила ему такую же новость. Почти теми же словами.

При вести о смерти того Президента Смита будто холодным кинжалом кольнуло в сердце. Тот Президент поставил его во главе КЮРЕ, доверил ему не только безопасность страны, но и собственную политическую судьбу. Они оба знали, что в случае огласки Президенту грозит импичмент за создание неконституционной организации для борьбы с преступностью и коррупцией. Чтобы спасти страну, КЮРЕ постоянно попирало все конституционные гарантии.

Смит наконец вышел из оцепенения.

— Не соединяйте меня ни с кем, — хрипло произнес он. — Я побуду в кабинете.

Вслед ему понеслись возобновившиеся рыдания. Все стихло, лишь когда он закрыл звуконепроницаемую дубовую дверь.

Смит широкими шагами пересек по-спартански обставленный кабинет и сел за стол, напоминающий пласт антрацита на ножках. Под его худощавым телом скрипнул стул. Сунув руку под столешницу, он нажал кнопку.

Ожил вмонтированный в столешницу экран монитора, стоящий наклонно, чтобы никто, кроме Смита, не мог его увидеть. Черный экран сливался со стеклом. Светились только ярко-оранжевые буквы.

Смит коснулся края стола. Как только клавиатура засветилась, он тотчас пробежался пальцами по клавишам.

Система отслеживала все публикуемые сообщения и новости.

Шеф КЮРЕ скользнул глазами по строчкам, и по его спине, сгорбленной от старости и трудов, пробежал холодок.

ПРИ ВЫХОДЕ ИЗ СЛУЖЕБНОГО АВТОМОБИЛЯ ВОЗЛЕ БИБЛИОТЕКИ ИМЕНИ КЕННЕДИ В БОСТОНЕ, ШТАТ МАССАЧУСЕТС, ВЫСТРЕЛОМ В ГОЛОВУ РАНЕН ПРЕЗИДЕНТ США. СРОЧНО ПЕРЕПРАВЛЕН В ВОЕННЫЙ ГОСПИТАЛЬ. О ЕГО СОСТОЯНИИ НИЧЕГО НЕ ИЗВЕСТНО.

В этом лаконичном, написанном жестким телеграфным стилем сообщении таился кошмар. Смит с трудом сглотнул.

— Опять то же самое, — произнес он.

Главный хирург Массачусетского военного госпиталя Кевин Пауэрс мыл руки, готовясь к намеченной операции. Неожиданно в двери появился главный администратор и только и успел вымолвить:

— Президент...

Несколько мужчин в строгих костюмах и темных очках втолкнули его внутрь — дверь при этом широко распахнулась, — схватили Пауэрса за синий хирургический халат и потащили в операционную.

Перед лицом хирурга блеснул золотистый значок.

— Секретная служба, — отрывисто произнес один из мужчин.

Перед Пауэрсом с ошеломляющей ясностью возникла картина происшедшего.

— Президент? — выпалил он.

— Рана в голову.

— Господи.

Агенты ввели бледного, двигавшегося, будто заводной, Пауэрса в двустворчатую дверь операционной.

Врач запротестовал.

— Вы не прошли санобработки.

— Нет времени, — ответил агент. — Вот он. Спасите его, пожалуйста.

Пациент уже лежал на операционном столе. Охранники подготовили его, сняв дорогой костюм и белье. При этом они скрипели зубами, сдерживая слезы ярости и безысходности.

Тело лежало совершенно неподвижно, лишь чуть покачивалось, когда к нему прикасались.

— Это что — огнестрельная рана?

— Выстрел в голову, — отозвался агент.

Пауэрса подвели к пациенту. Когда его взгляд упал на рану, он понял, что надежды нет. По крайней мере на восстановление мыслительных способностей.

Пуля обнажила розовато-серую массу мозга. Она вяло пульсировала. Электрокардиограф начал выписывать дрожащую синусоиду, сопровождаемую частыми гудками.

— Плохо дело, да? — со слезами в голосе спросил агент.

— Принимаемся за работу, — угрюмо сказал Пауэрс, надев перчатки и взяв скальпель.

Он осторожно сдвинул окровавленные волосы. Все ахнули, а врач мучительно поморщился: рана оказалась больше, чем можно было предположить.

Электрокардиограф вдруг загудел — негромко, непрерывно, жутко. Медсестра сказал:

— Ровная линия.

— Оживите его! — выкрикнул один из агентов.

— Успокойтесь, — отозвался Пауэрс.

— Мы не можем его потерять!

— Очень сожалею. Он умер.

Чьи-то сильные руки схватили Пауэрса за плечи.

— Спасите этого человека! — хрипло произнес кто-то с ожесточением.

— Его невозможно спасти, черт побери! Третья часть мозга превратилась в пульпу. Если я верну его к жизни, он будет увядшим растением. Вы этого хотите?

Никто не ответил. Руки, сжимавшие плечи врача, одна задругой разжались. Агенты, не стесняясь, плакали. Один из них почему-то мерно колотил кулаками по белой кафельной стене, покуда она не окрасилась кровью.

Прикрыв чистой простыней неподвижное тело, оскверненное насилием, доктор Кевин Пауэрс был способен лишь тупо думать, что вошел в историю.

Однако ему тоже хотелось от безысходности молотить по стене трясущимися кулаками.

Журналисты и толпа любопытствующих прождали еще часа два возле госпиталя на холодном декабрьском воздухе. Никаких сообщений. Из-за отсутствия фактов рождались слухи. Они становились все безрадостнее, и надежда на то, что Президент выживет, потихоньку умирала.

Небритый мужчина в летных очках и бейсбольной кепочке то и дело твердил: «Сегодня я стыжусь быть американцем. Стыжусь быть американцем». С его замерзших пальцев свисала видеокамера. Время от времени он снимал ошеломленные лица.

В начале третьего часа Пепси Доббинс выскочила из такси и стала протискиваться сквозь толпу. Все стояли, как овцы, обратив взгляды на верхний этаж зданий. Кое-кто склонял голову в печали или молитве.

Пепси протиснулась к воротам госпиталя, которые охранялись стоявшими навытяжку полицейскими с каменными лицами. За ней следовал оператор с камерой.

— Пропустите! Я Пепси Доббинс.

— Вход воспрещен.

Девушка отчаянно заспорила.

Над зданием раздался шум вертолета. Все взгляды обратились вверх. Пепси, чтобы лучше видеть, сделала шаг назад.

Большая оливково-зеленая с черным машина величественно опустилась на крышу госпиталя и скрылась из виду. Меньше чем через сорок секунд она поднялась снова и величаво полетела в сторону аэропорта.

— ВМФ-1, — прошептал кто-то. — Вертолет Президента.

— Может, он жив, — произнес другой.

— А может, его тело переправляют в Вашингтон, — уныло откликнулся третий.

Пепси резко обернулась к полицейским и спросила:

— Куда отправляют Президента?

— Обратно в Вашингтон, — безжизненным голосом ответил один из них.

— Я требую аудиенции у директора госпиталя! — заявила журналистка.

— Весьма сожалею.

— Требую сведений.

— Вы знаете то же, что и мы.

— Жив Президент или мертв?

— Неизвестно.

— Начинается утаивание? Да?

— Никакого утаивания, — резко отозвался другой полицейский.

— С чего вы взяли? Значит, вы знаете больше, чем говорите?

— Отстаньте, — чуть ли не хором ответили оба полицейских. Потом сомкнули губы и ничего не выражающими глазами уставились поверх Пепси Доббинс в пустоту.

Девушка пробилась к телефону-автомату и позвонила в вашингтонский отдел новостей АТК.

— Президент скончался.

— На сей раз ты получила подтверждение?

— ВМФ-1 сел на крышу госпиталя и тут же поднялся снова. Полетел в аэропорт.

— Ты уверена, что на борту находится труп Президента?

— Пленку ты видел. Остаться в живых после такого выстрела невозможно. Массачусетский военный госпиталь — один из лучших в стране. Будь Президент жив, его не посмели бы тронуть с места.

— Пепси, материал очень важный, нельзя выходить с ним в эфир без подтверждения.

— Идиот! Хочешь, чтобы Си-эн-эн снова нас обскакала?

— Хочешь опять предстать дурой перед всей Америкой? — парировал завотделом.

— То была не моя вина. А этого болвана-техника.

— Не клади трубку.

Журналистка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, отсчитывая секунды. На сей раз она не даст себя обскакать. Даже если для этого придется подойти к какой-то из съемочных групп и выхватить микрофон.

В трубке снова послышался голос завотделом:

— Белый дом выступил с заявлением.

— Что же в нем говорится?

— Что Президент сегодня обратится к нации.

— Чушь! Мы все видели, как у него слетела верхушка черепа.

— Белый дом дает понять, что он жив.

— Господи! Это же сокрытие сведений! Ты хоть понимаешь, каким значительным становится этот материал?

— Пепси, не горячись. Возможно, речь шла о вице-президенте. Если произошло самое худшее, Президент теперь он.

— Какие позывные у нашего местного филиала?

— Пепси, не смей выходить в эфир без моего разрешения, как в тот раз в Балтиморе.

— Идет утаивание фактов. А я нахожусь в центре событий.

— Послушай, сделаем вот что. Все торчат возле госпиталя, так?

Пепси оглядела толпу широкими злобными глазами.

— Так. Разумеется. Я вижу съемочные группы Эм-би-си, Би-си-эн и «Бокс».

— Возвращайся на место преступления. Посмотри, что можно выяснить там.

— Но ведь материал здесь.

— Нет, материал на ВМФ-1, направляющемся к ВВС-1.

— Может, мне удастся пробраться на борт...

— Вряд ли. Но если имеет место утаивание фактов, материал находится возле библиотеки имени Кеннеди.

— Я с тобой свяжусь, — сказала Пепси, повесила трубку и, заложив в рот два пальца, оглушительно свистнула.

К ней подъехало коричнево-белое бостонское такси.

— К библиотеке Кеннеди! — отрывисто скомандовала она, заталкивая в машину оператора.

Водитель с удивлением уставился в зеркальце заднего обзора.

— Вы не Пепси Доббинс?

— Она самая.

— Не дадите ли автограф? По-моему, вы самая смешная женщина на телевидении.

— Мне непозволительно быть смешной.

— Потому-то вы и смешная.

— Замолчите и поезжайте! — вскипела журналистка.