"Ужас в Белом Доме" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава вторая

Его звали Римо, и тренировка подходила к концу. Слово, пожалуй, не совсем подходящее – то, что делал он, мало походило на еженедельные упражнения команды, какого-нибудь провинциального колледжа. Он не качал мускулов, не напрягал связки, не загонял до предела дыхание – ибо знал, что в этом случае в следующий раз предел наступит гораздо раньше. Все эти упражнения были для Римо лишь огорчительными свидетельствами того, что большинство двуногих до сих пор так и не научились пользоваться своим телом.

Борьба с самим собой – ничто не может дать результатов, более противоположных ожидаемым. А вот развитие изначально данных тебе возможностей – совсем другое дело. Стебелек травы, пробивающийся на солнечный свет, ломает в конце концов бетонную плиту. Мать, в стремлении спасти своего ребенка забывшая о том, что она всего лишь слабая женщина, может оторвать от земли задние колоса автомобиля. А капля, падающая с высоты, как известно, точит и камень.

Но люди, для того чтобы чувствовать себя венцом природы, жертвовали тем ее даром, который, собственно, и делал их людьми – чистой энергией мозга. Римо же в свое время удержался от этого – и потому сейчас его тело, подброшенное в воздух легким движением пальцев ног, плавно миновало сорок пять футов высоты, отделявших балкон, где стоял Римо, от тротуара под окнами здания.

Силы, управляющие телом в свободном падении, таковы, что стоит только позволить одержать верх подхлестнутому страхом адреналину – твоя плоть и кости будут расплющены прямо в миг соприкосновения с мостовой.

А значит, к этому мигу следует быть готовым... И у самой мостовой замедлить падение.

Само падение от этого не станет медленнее – ведь и мячи, которые пасовали великому бейсболисту Теду Уильямсу, не летели медленнее, чем обычно. Но Уильямс, говорят, был способен различать швы на летящем к нему мяче – и тот словно сам ложился на его биту.

Так и Римо – много лет назад тоже носивший фамилию Уильямс, не будучи, правда, при этом родственником великого игрока – обладал способностью опережать скорость физических тел быстротой мозга – самого мощного, но наименее используемого из человеческих органов. Восемь процентов – выше этого показателя редко кто из представителей «гомо сапиенс» утруждал свой мозг, постепенно превращавшийся в некий рудиментарный придаток.

Если бы в один прекрасный момент люди поняли, какими свойствами обладает их мозг, весь мир стал бы для них подобием этого тротуара, на который мягко, на полусогнутых ногах спрыгнул Римо, вытянув перед собой руки. Беззвучно, не ощутив даже прикосновения – одно лишь скользящее движение, и... и все. В следующий миг Римо уже выпрямился, и, шагнув влево, бросил по сторонам быстрый взгляд. Саламандер-стрит, Лос-Анджелес. На улице пусто – раннее утро.

Подобрав два выпавших из кармана двадцатипятицентовика, Римо снова огляделся. Бесполезно – в такое время на улицах черных кварталов нет ни души; можешь сколько угодно планировать с балконов на мостовую – никто не выскочит на улицу и не примется орать: «Глядите, глядите все, что этот малый там делает!»

Для своих шести футов роста Римо, смуглый брюнет с высокими скулами и холодновато-внимательным взглядом темных глаз, был даже чересчур худощав – и только широкие запястья указывали на то, что тело его отнюдь не было комом вянущей плоти, что в среде его собратьев по полу стало, увы, обычным явлением.

Правда, некоторые из этих его собратьев тоже пробовали себя в прыжках с высоты – с помощью тросов, пенопластовых блоков и громадных надувных матрасов, благодаря которым их хрупкие тела не разбивались вдребезги при падении; не будучи способным спасли себя сам, человек поручил это материалу.

Пользоваться внутренними органами они тоже не умели – у большинства из них кишечник и печень работали независимо друг от друга, находясь словно в разных мирах. А уж что они ели для восстановления энергии и как дышали – слава Богу, что хотя бы навыки работы клеточной системы ими еще не были утрачены. Иначе вряд ли кто-либо из них дожил бы до двадцати.

Обернувшись и задрав голову, Римо снова оглядел здание.

Тренировка... Для него это было не тренировкой, а способом почувствовать свое тело, управляющее в свою очередь, его мыслями, поступками – всей его жизнью.

Неподалеку, примерно в двух кварталах, чуткое ухо Римо уловило шорох шин – и спустя пару минут на улицу лениво въехал автомобиль с желтой лампой на крыше, означавшей, что данный экипаж предоставляет услуги внаем.

Римо помахал шоферу – нужно было двигаться обратно в гостиницу. Можно, конечно, было и пробежаться – но зарядка была так или иначе закончена, и уж если ему посчастливилось в такой ранний час отловить такси, к чему пропускать удачу?

Римо подождал, пока такси подъедет поближе. В это утро ему предстояло много дел. Последняя беседа с руководством порядком отразилась на его нервах. Шифр, которым они пользовались для кодировки информации, всегда выводил Римо из себя, и обычно кончалось тем, что собеседник Римо, достопочтенный доктор Харольд В. Смит, получал с того конца провода гневные тирады:

– Если можете сказать прямо – скажите, а нет – так молчите, пожалуйста! Но без этой белиберды из цифр, имен и букв. Если вам нравится играть в игрушки – валяйте, но я вам скажу: вся эта затея с шифром – чистой воды бредятина!

Поэтому Смиту, коий был известен миру как директор санатория Фолкрофт на Лонг-Айленд-саунде, каждый раз приходилось являться самому, дабы лично передать конфиденциальную информацию Римо. Из телефонного разговора Римо смог понять, что на сей раз она касается нового президента и каких-то мер безопасности. Смит будет ждать его в отеле через десять минут – и ровно столько же продлится их разговор, после чего шеф снова исчезнет. Среди многочисленных теорий Смита самой действенной была та, что наиболее опасные задания следует выполнять молниеносно. Чтобы на провал просто не осталось времени.

Встреча же с Римо для Смита даже сама по себе была нежелательной. Если бы Смита заметили в обществе «карающей десницы» КЮРЕ, ему было бы труднее скрыть само существование этой организации, действующей за рамками Конституции и основанной некогда в отчаянной надежде удержать на плаву правительство, неспособное долее выносить бремя собственных законов, но пытавшееся тем не менее обязать к их выполнению народ огромной страны.

Римо следил, как машина, замедлив ход, приблизилась к нему – и в ту же секунду резко сорвалась с места. Таксист видел его – в этом Римо не сомневался. Увидел его, подъехал – и тут же с силой нажал на газ.

Вздохнув, Римо сбросил со ступней мокасины – босые подошвы при скоростном беге всегда казались ему надежнее.

Его черная в обтяжку майка стала еще темнее от пота, а свободные серые брюки на бегу словно прилипли к худым мускулистым ногам. Римо, казалось, летел над влажно блестевшим асфальтом улицы, нагнав такси, он почувствовал удушливый запах бензина. Сильный удар в багажник – и Римо услышал, как щелкнули замки всех четырех дверей.

Американские такси в наши дни превратились в маленькие передвижные крепости – из-за того, что некоторые стали находить дуло пистолета, приставленное к затылку водителя, весьма удобным способом для добычи карманных денег. Поэтому улицы крупных городов и заполнили этакие бункеры на колесах – водитель отгорожен от салона пуленепробиваемым стеклом, двери запираются одновременно поворотом рукоятки у рулевой кнопки, внизу – кнопка звукового сигнала диспетчеру, возвещающего о непрошенном госте... Но водитель желтой колымаги не успел им воспользоваться.

Римо сразу оценил слабое место передвижной крепости – крышу. Вернее, почувствовал – как только оказался на ней. Проткнув пальцами тонкий стальной лист, он прижал снизу указательным виниловую обшивку салона, сверху надавил большим на выкрашенный желтой краской металл – и часть крыши осталась у него в руке, словно ломтик сыра. Еще рывок, еще, еще – и наконец Римо опустился на переднее сиденье рядом с водителем, который, уже потеряв голову, судорожно жал на газ, на тормоза, снова на газ, услаждая слух диспетчера потоками невообразимой словесной мешанины.

– Ничего, если я поеду впереди? – спросил Римо.

– Нет проблем. Сиди, где захочется. Сигарету?

Водитель железного коня наконец опомнился. Даже смог рассмеяться. Ну надо же, напустил в штаны! Теплая струйка стекала по его бедру, и под педалью газа образовалась лужица. Одним глазом доблестный ездок то и дело посматривал на рваную дыру в крыше, постепенно укрепляясь в мысли о том, что на него напал динозавр, питающийся стальными покрытиями. Сидевший справа тощий малый с жилистыми запястьями наконец назвал ему адрес. Оказалось – в гостиницу.

– У тебя, приятель, талант подзывать такси.

– Ты же сам не захотел останавливаться, – напомнил Римо.

– В следующий раз учту. Вообще-то за мной такого не водится, но остановиться в квартале цветных – все равно что пустить себе в башку пулю.

– Каких именно цветных? – поинтересовался Римо.

– Что значит «Каких цветных»? Черных, разумеется. А ты думал, каких? Ярко-оранжевых, что ли?

– Ну, есть еще желтые, красные, коричневые, белые. Есть альбиносы, есть почти розовые. Иногда, – подытожил Римо, – попадаются даже типы цвета жженного янтаря – правда, не очень часто.

– Да брось ты, – водитель мотнул головой.

Но перед мысленным взором Римо уже вставали люди всех возможных оттенков и цветов радуги. И ведь главное в том, что никаких цветов нет, что все это черное, белое, красное или желтое – всего лишь знак принадлежности к расе. Но и между расами по сути нет разницы. А разница в том, как используют люди свои возможности, насколько далеко отстоят от того совершенного образа, по которому создала их природа. Есть, конечно, между отдельными группами людей кое-какие различия – но они ничтожны по сравнению с главным: тем, каковы сейчас люди – и какими могли бы быть, если бы...

В принципе – это как с машиной. Есть же машины восьми-, шести-, четырехцилиндровые. Но если в моторе каждой работает не более чем по одному цилиндру – большая ли между ними будет разница? так и с людьми. Любой из них, сподобившийся привести лишний цилиндр в действие, сразу попадал в ранг героев-атлетов.

Правда, был, конечно, один или два, которые пользовались всеми шестью – или даже восемью цилиндрами...

– «Зебра 42» – вы говорили, вроде вас кто-то ест?

– Нет, нет! Все в порядке, – таксист подмигнул зеркалу.

– Это, значит, и есть ваш аварийный позывной? – повернулся к нему Римо. – «Все в порядке»?

– Да... нет...

– Полный идиотизм, – Римо удрученно покачал головой. – Вот я сижу здесь, на переднем сиденье, полицейская машина – в двух кварталах от нас; сейчас она за нами погонится, и если завяжется драка – представь, кому будет хуже всего.

– Какая... полицейская?

– Вон, сзади.

– О, Бог мой! – пробормотал таксист, заметив в конце улицы блеск полицейской мигалки.

Впереди из-за поворота вынырнул еще один приземистый силуэт.

– По-моему, самое время прижаться к обочине и сдаваться.

– Причем немедленно, – подтвердил Римо.

Он подмигнул водителю – ив следующую секунду тот почувствовал, как руль вырвался из его рук; а потом этот шизик, этот обалдуй, который выломал крышу, этот псих, который не имеет понятия, как порядочные люди садятся в автомобиль, всем своим жилистым скелетом навалился на него – он правил. Колымага словно сошла с ума – дико визжа тормозами, она ныряла, ерзала, прыгала, чуть не врезавшись в полицейский автомобиль, выехавший из-за поворота. В следующую секунду он был уже позади – и после хилых попыток преследования широким разворотом въехал на тротуар, разметав в стороны, словно шары в боулинге, разноцветную гирлянду мусорных баков.

Римо мельком глянул в зеркало заднего вида. Так и есть – ни один из почтенных мусоросборников не удержался на прежней позиции.

Визг тормозов и завывание сирен переплетались со стенаниями таксиста, все еще безуспешно пытавшегося вырвать руль у этого лунатика. Ничего, сейчас он ему покажет. В конце концов, он был чемпионом колледжа в среднем весе – сейчас этот кретин у него допляшется. Два превосходных апперкота – справа и слева – но псих все так же сидел, навалившись на него и вцепившись в руль. Оба роскошных апперкота прошли мимо цели.

Нет, он явно сходит с ума – иначе получается что этот полоумный может двигать своим костистым туловищем быстрее, чем он, бывший чемпион колледжа, наносит свой коронный удар! Он, не знавший себе равных в среднем весе во всем Хай Пасифика!

Да, парень явно не из простых. Если уж он разломал пальцами крышу... хотя крыша, что и говорить, была хлипкая. Но на скорости восемьдесят миль в час уйти от его ударов... восемьдесят миль в час?!

Случайный взгляд через ветровое стекло заставил таксиста втянуть голову в плечи. Им осталось жить не больше пары секунд. На скорости восемьдесят миль в час в Лос-Анджелесе можно ехать только навстречу собственной смерти – упокой наши души. Господи...

Последним усилием он попытался спихнуть ступню шизика с педали газа. Но ступня обладала, похоже, большим запасом устойчивости, чем весь его экипаж. Таксисту показалось, что он стукнул ногой по чугунной тумбе.

– Расслабься и получи удовольствие, – буркнул себе под нос водитель, откидываясь в кресле. Еще в детстве он слышал, что все психи здоровы как дьяволы...

– Ты машину застраховал?

– Как же, хватит этой страховки...

– Бывает, что и хватает, – ответил Римо, – даже с лихвой. Могу познакомить тебя с одним адвокатом...

– Слушай, хочешь по-настоящему меня осчастливить? Смойся отсюда, а?

– Ладно. Пока.

Распахнув двери, Римо одним прыжком оказался на тротуаре, коснувшись асфальта, ноги, не сбавляя скорости – в чем, собственно и был секрет – понесли Римо через улицу к аллее, в конце которой виднелось здание гостиницы.

Войти внутрь Римо предпочел любимым способом – через кухню. Для этого лишь понадобилось спросить, кто заказывал для ресторана свежую говядину – разного рода агентов по продаже кухонный персонал обычно не замечал. В кухне витал запах яичницы и прогорклого жира.

У двери в номер Римо ожидал бледный и хмурый Смит – пальцы шефа нервно постукивали по крышке кейса. Вся его одутловатая фигура прямо-таки сочилась негодованием.

– Что, ради всего святого, произошло там, внизу?

– Внизу?

– Полицейские. Эта гонка... и это такси, из которого вы, пардон... выпорхнули.

– Вы же сами приказывали мне явиться точно к назначенному часу. Предупредили даже, что важность дела заставляет вас лично прибыть сюда. И не больше чем на десять минут – нас не должны видеть вместе. И намекнули, что дело крайне деликатное. Это так?

– Покушение на президента, – делая шаг к двери, будничным тоном промолвил Смит.

Римо удержал его за локоть.

– Ну и?..

– Поэтому нас и не должны видеть вместе. Даже в одной гостинице. Все эти комиссии с их теориями о маньяке-убийце могут добиться одного – случайно узнать о нашем существовании; и этого я более всего опасаюсь.

– Я полагаю, однако, что потеря вами, Смит, здравого смысла – не главное, из-за чего вы сюда прибыли?

– Главное – в том, что на жизнь президента Соединенных Штатов готовится покушение. У меня нет времени объяснять вам, почему я говорю об этом с такой уверенностью, но вы, полагаю, знаете – у нас свои источники информации и свои методы ее обработки.

Это Римо знал хорошо. Знал он также, что их организация, дабы заставить работать как следует официальные органы охраны порядка, время от времени во время крупных скандалов подбрасывала прессе конфиденциальные сведения; в кризисных ситуациях, в качестве крайней меры, в дело включался сам Римо. Знал он также, что со времени появления организации хаос, охвативший страну, не уменьшился. Улицы не стали безопаснее; полиция – надежней. Главный полицейский комиссар в выступлении по национальному телевидению, разводя руками, признался в том, что полиция превратилась «лишь в средство обеспечения занятости».

Полицейский комиссар ошибался в одном – приписывая какую бы то ни было «эффективность» вверенной ему организации. В городах продолжали находить в мусорных контейнерах трупы беременных женщин. Среди самих полицейских вспыхивали волнения. Никогда еще американским налогоплательщикам не приходилось раскошеливаться до такой степени на столь никчемную защиту.

Шкуру за прошедшие годы Римо, как ему казалось, отрастил толстую – но терпеть происходившее становилось все труднее. Хаосу и преступности была объявлена война, и первую победу в ней надлежало одержать над самими силами правопорядка – той армией, которая не только позволила противнику войти в город, но требовала с его жителей все большую плату за оправдание своей бесполезности. С другой стороны, сами жители недолюбливали чересчур честных полицейских. Так ли, иначе – но выбор оставался один: спасение цивилизации или полный и окончательный хаос.

И потому угроза покушения на очередного политика не вселила в душу Римо особого беспокойства – хотя на доктора Харолда В. Смита она, судя по всему, оказала прямо обратное воздействие.

– Ясно – на президента Соединенных Штатов готовится покушение. Ну и?.. – повторил свой вопрос Римо.

– Вы знакомы с вице-президентом? – спросил вместо ответа Смит.

– Нам же надо спасать самого?

– Да нет, я спрашиваю не поэтому. Римо, власть ослаблена настолько, что потеря еще одного президента может повлечь за собой полный крах. Мы пытались убедить его, что его жизнь в опасности и необходимо принять дополнительные меры к защите. Но у него один ответ – все в руках Божьих. Римо, Римо, еще одно убийство – и конец всему, вы понимаете? – О, Бог мой, мое время истекло. Вы притащили за собой полицию. Когда я увидел их, то счел за лучшее посвятить в детали Чиуна. Не знаю, оба вы умудряетесь выскальзывать из ловушек без единой царапины, но для меня дальнейшее пребывание здесь становится опасным. Ситуацию вы знаете. Ваша задача – убедить президента, что он в опасности. Используйте все каналы. Прощайте.

Римо следил, как он идет к выходу, оставляя за собой терпкий запах тела, давно привыкшего к мясной пище. Вся манера уважаемого шефа КЮРЕ оставляла ощущение разжеванной дольки кислого лимона.

Однако доктор Харолд В. Смит не знал, в каком тягостном раздумье оставил он Римо. Англосакс до мозга костей, Смит не в состоянии был понять, что могут значить его слова для Мастера Синанджу – тысячелетнего дома, занимавшегося на протяжении всей истории человечества подготовкой наемных убийц.

Предчувствие беды появилось у Римо в тот самый момент, когда он увидел на лице Чиуна довольную улыбку – щербатый полумесяц, вписанный в овал из пожелтевшего пергамента, с клочками седой бороды и остатками волос, напоминавших серебряную обертку от конфеты. Чиун стоял в приличествующей положению величественной позе, и старинное пурпурное с золотом кимоно выглядело на его сухонькой фигурке по меньшей мере императорской мантией.

– Наконец-то Мастеру Синанджу нашли достойное применение. – Восемь прожитых десятилетий сделали голос Чиуна надтреснутым и скрипучим, словно сухой стручок. – Столько лет мы унижались до борьбы с разбойниками, ворами и разного рода презренными нечестивцами вашей невозможной страны – но наконец в приливе мудрости голос разума проник в сердце императора Смита!

– Нет, ради всего святого! – валясь на диван, простонал Римо. – Чиун, не говори больше ничего.

Но он уже узрел громоздившиеся в комнате Чиуна лакированные дорожные сундуки с замками, залитыми воском – чтобы кто-нибудь не попытался вскрыть их без ведома хозяина.

– Прежде всего голос разума заставил императора на сей раз поставить во главе дела настоящего Мастера, – продолжал Чиун.

– Уж не тебя ли, папочка? – язвительно вопросил Римо.

– Не дерзи, – поморщился Чиун. – Кроме того, войдя, ты забыл поклониться.

– Да ладно, кончай. Ну и что он сказал?

– При виде той гнусной, позорной сцены, что ты устроил внизу, император несказанно удивился: как ты, впитывая мудрость Синанджу столько лет, можешь при этом оставаться совершеннейшим недоумком?

– А ты что?

– А я ответил, что и так сотворил чудеса – учитывая, что мне пришлось иметь дело с толстым белым лентяем.

– А он что?

– Он ответил, что от всего сердца сочувствует доброте и мудрости учителя, который все эти годы терпит нерадивость того, кто не умеет до сих пор управлять дыханием и кровообращением.

– Ну, этого он не говорил.

– Твое дыхание расстроилось настолько, что даже белый пожиратель мяса смог услышать это! – вознегодовал Чиун.

– С этим я давно справился, а что касается Смитти, про дыхание он знает только одно: когда оно совсем прекращается – это плохо. В остальном он понимает в этом примерно же столько, сколько ты, Чиун, – в компьютерах.

– Я, например, знаю, что компьютеры следует включать в розетки, – заявил Чиун. – Я знаю об этом от неблагодарного олуха, порочащего великий Дом Синанджу, который подобрал его в грязи и путем тщания и всемерных ограничений, при помощи великого знания превратил этот кусок мертвечины хотя бы в отдаленное подобие того, чем предназначено было ему стать свыше!

– Слушай, папочка, – обратился Римо к человеку, который действительно лепил и переделывал его – хотя нередко весьма занудными способами. – Смит понимает в дыхании и всяких таких вещах не больше того, что ты, например, смыслишь в демократии – вот так!

– О, я знаю, что вы постоянно лжете самим себе, что выбираете достойнейших среди равных – хотя в действительности, как и повсюду, вами правят императоры.

– Ну так что сказал Смит?

– Что твое дыхание позорит Дом Синанджу.

– Дословно – что именно?

– Он услышал шум, выглянул на улицу и сказал – «какой позор!»

– Это потому, что за мной увязалась полиция. А он не хотел лишней огласки. И имел в виду вовсе не мое дыхание.

– Не прикидывайся дураком, – возразил Чиун. – Ты вывалился из этого средства передвижения, пыхтя, как раненый бегемот – как будто ноздри твои тебе вовсе не повиновались! Смит все видел – и ты всерьез думаешь, что не это вызвало его праведный гнев, а эти ваши полицейские – которые не могут причинить вреда никому, в особенности тем, кто дает им деньги!

– Ну хорошо, хорошо. Мое дыхание ему не понравилось. Что дальше?

– Дальше ты поехал наверх.

– А куда же еще?

– Хотя внизу тебе было бы самое место, – радостно захихикал Чиун.

Отсмеявшись, он поведал наконец Римо переданные ему Смитом инструкции.

Он и Римо должны проникнуть в президентский дворец.

– Белый дом, – поправил Римо.

– Верно, – кивнул Чиун. – Император Смит хочет, чтобы мы показали тому, другому, который тоже считает себя императором, в чьих руках подлинная власть. И что тот, кому служит карающий меч Синанджу, останется властелином навсегда – император может быть только один, кто бы там не называл себя этим титулом. Вот чего хочет от нас император Смит.

– Н-не понял, – Римо замотал головой.

– Ты слышал о «зелени леса»? Очень старый прием, но я позволил мистеру Смиту думать, будто его открыл он – хотя нам он известен с незапамятных времен. Все очень просто.

– Что за «зелень леса»? – удивился Римо. – В первый раз слышу.

– Когда ты смотришь на лес с некоторого расстояния, то видишь зелень. Значит, лес – это зелень: ведь ты видишь именно так. Но потом, когда ты приблизился, то начал различать листья, из которых состоит зелень, и сказал: значит, лес – это листва. Но когда ты подойдешь еще ближе, то увидишь, что листья – всего лишь крошечные существа, которым дают жизнь деревья, и, стало быть, деревья и есть настоящий лес.

Так и власть в стране зачастую принадлежит не тому, кого люди считают императором – но мудрейшему, отдавшему свое сердце знанию Дома Синанджу. И долг мастера, состоящего в услужении истинного императора – показать самозванцу, в чьих руках настоящая власть, дать ему понять, что лист – всего лишь часть огромного дерева. Простой способ. И известный нам с давних времен.

«Нам» – то есть дому Синанджу, Мастерам, поступавшим на службу к царям, императорам и фараонам всех эпох с одной-единственной целью – прокормить нищую деревеньку на берегу Корейского залива. Много лег назад Чиун, последний из Мастеров, начал тренировать Римо, благодаря чему благосостояние деревни Синанджу ежегодно увеличивалось.

– А нам-то что нужно делать? – Римо попытался вернуть Чиуна к реальности.

– Вселить страх в сердце президента! Поведать ему о его бессилии. Заставить его на коленях молить о милосердии императора Смита. Наконец-то Мастеру дано достойное поручение!

– Ты, видно, что-нибудь не так понял, папочка, – заметил Римо. – Не думаю, чтобы Смит действительно пожелал проделывать с президентом все эти штуки.

– Возможно, – продолжал Чиун, – нам придется ночью выкрасть президента, отнести его к яме с гиенами и держать над ней до тех пор, пока он не поклянется в вечной преданности императору Смиту.

– Вот уж этого, я уверен, Смит тебе точно не говорил. Пойми, он служит нашей стране – а вовсе не правит ею.

– Так говорят все – но в действительности все хотят царствовать. Или, вместо гиен, можно изуродовать лучшего президентского военачальника – кто в Америке самый знаменитый генерал, Римо?

– У нас больше нет знаменитых генералов, папочка. Самые знаменитые в Америке люди – просто бухгалтеры, которые знают, как тратить деньги.

– А самый неустрашимый боец?

– Таких тоже нет.

– Ну, не важно. В вашей стране всем заправляют любители – пора показать Америке, чем владеют настоящие ассасины.

– Папочка, я уверен, Смитти очень не понравится, если с президентом случится хоть что-нибудь, – сказал Римо.

– Замолчи. Я поставлен во главе дела. Я перестал быть старым бедным учителем. А может, нам в назидание отрезать президенту оба уха?

– Давай я попробую объяснить тебе, папочка. Надеюсь, ты все поймешь.

Хотя на самом деле надежды у него было мало.