"Сатанинский взгляд" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава десятая

С расстояния в пятьсот ярдов Бальбек Гусев мог попасть человеку в глаз даже при ураганном ветре. С расстояния в тысячу ярдов его пуля вонзалась человеку в грудь. А с расстояния в полторы тысячи ярдов он мог поразить бегущего человека.

Это когда Бальбек стрелял из снайперской винтовки. Из пистолета он без труда мог снести клюв летящей птице. Он занимался стрельбой по два часа каждое утро – отчасти ради тренировки, а отчасти для того, чтобы доставить удовольствие комиссарам.

Они нередко приходили к нему вместе с генералами и вежливо говорили:

– Мы не будем тебе мешать. Мы только посмотрим.

И тогда Гусев разыгрывал перед ними целое представление. Почетные гости усаживались на деревянном возвышении, точь-в-точь напоминающем трибуны, сооружаемые для церемонии введения в должность американских президентов. После этого приносили чучело в парадном костюме, которое двигало руками с помощью вмонтированного в него миниатюрного мотора.

Бальбек Гусев не спеша отходил на расстояние полутора тысяч ярдов, давая присутствующим возможность убедиться, что это действительно далеко. Все понимали, что, отойдя на это расстояние, он как бы оказывался за пределами кордона, выставленного для охраны главы государства. Здесь служба охраны президента ограничивалась лишь беглым осмотром, следя за тем, чтобы на запретную территорию не просочился какой-нибудь отряд террористов с гаубицей. Отдельный человек вряд ли привлекал к себе внимание.

Затем для усиления драматического эффекта на «трибунах» включали запись американского гимна, а из динамиков доносились аплодисменты.

В этот момент моторизованное чучело начинало произносить записанную на пленку инаугурационную речь. Когда-то Гусев стрелял во время фразы: «Думай не о том, что может сделать для тебя твоя страна, а о том, что ты можешь сделать для своей страны». Речи последующих президентов были лишены подобных эффектных пассажей. По существу, они вообще никуда не годились.

Выбрав подходящий момент, Гусев, почти не видимый на таком расстоянии, нажимал на курок и всегда попадал в чучело. Особое впечатление это производило на военных.

Потом Гусев приближался к чучелу на расстояние тысячи ярдов и, маяча вдали, словно крохотная точка, поражал его прямо в сердце. Порой чучело приходилось заменять другим, если оно было изуродовано первым же выстрелом.

В третий раз Гусев стрелял с расстояния в пятьсот ярдов. На таком удалении от президента телохранители, как правило, не обращали внимания на обыкновенные пистолеты. Вот тут Гусев и проделывал свой главный номер.

К голове чучела прилаживалась фотография нынешнего президента Соединенных Штатов, и Гусев двумя пулями простреливал глаза. Фотографию показывали высоким гостям. Они смотрели на нее и кивали. Некоторые улыбались, а кое-кто говорил:

– В случае крайней необходимости об этом стоит подумать.

В запасе у Гусева были и другие чудеса. Он показывал, например, как нужно стрелять в переполненном зале, скажем, во время пресс-конференции. И все же его коронным номером была стрельба по пуленепробиваемому стеклу автомобиля, движущегося со скоростью 21 километр в час – именно с такой скоростью двигался президентский лимузин, объезжая американские города. Гусев выпускал в одну точку три пули – первая отскакивала от стекла, вторая пробивала в нем чуть заметное отверстие, а третья со свистом влетала внутрь.

Гусев, конечно, знал, что является мастером своего дела, однако не видел в этом ничего особенного. Он был выходцем из захолустной деревушки в Казахстане, где все мужчины были отменными стрелками. В российской глубинке немало людей, обладающих поистине уникальными способностями, однако об их существовании подчас никто не подозревает. Татары славятся своей меткостью и, как правило, владеют огнестрельным оружием столь же виртуозно, как их предки во времена Тамерлана владели луком и стрелами.

Нельзя сказать, что Гусев намного превосходил своих односельчан в искусстве стрелять, однако в Москве его воспринимали как настоящего самородка.

В периоды обострения разногласий с Америкой сильные мира сего посещали его особенно часто. И он слышал из их уст такие слова:

– Если дела станут совсем плохи, придется использовать Гусева.

Стрельба была лишь частью его подготовки, и он посвящал ей не более двух часов в день. Остальные десять часов отводились изучению английского языка и американского образа жизни. Это требовало героических усилий от молодого татарина, который до недавнего времени изъяснялся лишь на наречии своих предков, кочевавших по российским степям в XIII – XV веках.

Вначале его словарный запас был мизерным, однако после двадцати пяти лет усердных ежедневных занятий под руководством лучших педагогов Бальбек Гусев мог сойти по телефону за чистокровного американца, выходца из любой части страны.

К сожалению, при росте в четыре фута и восемь дюймов, с раскосыми глазами и широкоскулым лицом, напоминающим монгольскую юрту, Бальбеку было трудно выдать себя за фермера из Алабамы или бостонского полицейского.

Научившись у американцев снисходительному отношению к недостаткам, руководители Бальбека прибегали к испытанному средству – казуистике.

– Да, мы признаем, что в этом вопросе существуют определенные сложности, – говорил ответственный за подготовку Гусева.

– Для Америки у него слишком необычная внешность, – возражали ему.

– Америка – многонациональная страна. Там можно встретить кого угодно.

– Но если Гусеву придется выстрелить в президента, как он скроется с места преступления? Человек ростом в четыре фута и восемь дюймов с кожей, как у яка, не может остаться незамеченным. Его схватят. Он будет стрелять, но в конце концов его все равно поймают и поймут, что его след ведет в Россию. Хорошо, что мы в любой момент можем организовать убийство американского президента, но зачем платить за это такую цену? В противном случае мы могли бы хоть сейчас объявить войну Америке.

– Значит, нужно приберечь его для критической ситуации, когда у нас не останется другого выхода.

И Бальбек Гусев продолжал заниматься, готовясь к критической ситуации, которая могла и не наступить.

Но в один прекрасный день ему показали фотографию какого-то человека с большими печальными глазами.

– Это Василий Рабинович. Ты должен его убрать.

– Но это же не американский президент, – возразил Гусев.

– Он еще более опасен.

– Я полагал, что мне поручат убить президента, я ждал этого целых двадцать пять лет, по два часа в день практикуясь в стрельбе и по десять часов долбя английский язык. И вот теперь, когда долгие годы ожидания и подготовки остались позади, я получаю задание убрать какого-то Рабиновича. Он что – диссидент?

– Ты должен выполнить приказ. Не думай, что выучив английский язык и усвоив заграничные манеры, ты стал американцем. Ты по-прежнему советский человек.

– Когда начинаешь думать самостоятельно, это скоро превращается в привычку, – отчеканил Бальбек Гусев, который на практических занятиях, посвященных американской избирательной системе, в качестве тренировки принимал участие в выборах американского президента и благодаря этому заразился некоторым вольнодумством.

– Татарин по имени Бальбек Гусев не может позволить себе роскошь мыслить самостоятельно. Будешь стрелять в Василия Рабиновича с расстояния в полторы тысячи ярдов. На таком расстоянии ты не увидишь его глаз.

Анна Чутесова была вне себя от ярости. Она чуть не швырнула в лицо послу лежащие на его столе бумаги. Кто принял это решение? Какой кретин мог принять такое решение?

– Мы же договорились, – неистовствовала она, – что вы выйдете на достойных доверия американцев, расскажете им все, что нам известно, и после этого мы вместе обсудим, как избавиться от опасности по имени Василий Рабинович. Как вы могли единолично принять решение о его физическом устранении?! Ведь эта операция была поручена мне!

– Нельзя допустить, чтобы этот человек достался американцам. Его необходимо уничтожить.

– Зачем он нужен американцам? Какая польза была от него нам помимо лечения членов Политбюро от головной боли и импотенции?

Щеки у Анны пылали. Она знала, каким образом этот болван получил место посла. Он был единственным высокопоставленным сотрудником министерства иностранных дел, способным удержать в памяти несколько имен, и одним из немногих, кто просыпался по утрам, не испытывая необходимости опохмелиться после вчерашней выпивки.

Такие люди были в министерстве на вес золота и получали престижные назначения. Посол Номович просидел в Вашингтоне уже четверть века и был старейшиной дипломатического корпуса.

– Товарищ Чутесова, мне известно, каким авторитетом вы пользуетесь здесь, в Америке. Но решение об убийстве Рабиновича, пока его не заграбастали американцы, было принято на самом верху.

– Неужели они не понимают, что Рабиновича невозможно заграбастать? В том-то все и дело. Это он может заграбастать кого угодно. Ни одно правительство не способно его приструнить. Зато он способен приструнить любое правительство. Как можно вредить человеку, если ты считаешь его своим близким? Как? Каким образом?

– В нашем распоряжении имеется совершенно удивительный стрелок. Я своими глазами видел, на что он способен. Сейчас он на пути в Форт Пикенс, где, по нашим данным, находится Рабинович. Нами разработан блестящий план, который позволит нашему агенту незамеченным проникнуть на территорию военной базы. Скажу вам без ложной скромности – нам есть чем гордиться.

– Ну что ж, гордитесь, пока все это не выйдет вам боком. В лучшем случае ваш план не сработает. Это в лучшем случае.

– Я не собираюсь спрашивать вас, почему вы так думаете, – проговорил Номович, глядя на пылающую гневом красавицу. Он слышал, что она ненавидит мужчин. Правда, эти слухи исходили от одного завзятого ловеласа, который был уверен, что если женщина отвечает отказом на просьбу переспать с ним в первый же час их знакомства, значит, она мужененавистница. Однако Номович понимал, почему ни один мужчина не мог пройти мимо это прелестной женщины. – Я хотел бы спросить вас о другом: вы действительно не жалуете мужчин, как утверждают некоторые?

– А как еще можно относиться к представителям сильного пола, которым безразлично, что завтра земной шар может взлететь на воздух, но зато не безразлично, с кем я делю ложе?

– Я вижу, вы в самом деле не жалуете мужчин.

– Просто я презираю идиотов.

– К счастью, не все мужчины – идиоты, – заметил Номович, недоумевая, почему Анна Чутесова усмехнулась, покидая его кабинет.

Секретарше посла Анна сказала, чтобы он позвонил ей, когда план рухнет.

Даже дураку ясно, как опасно в такой ситуации действовать в одиночку. Даже если снайперу удастся убить Рабиновича, то, по мнению посла, американцы подумают, что убит еврейский иммигрант из России? Ничего подобного! Россия окажется виновной в убийстве человека, любимого сотнями американцев.

Лучшего способа начать бессмысленную войну просто не существует! Единственным разумным решением для обеих сторон было бы выложить карты на стол, осознать, что Рабинович в равной мере опасен и для России, и для Америки, и совместными усилиями избавиться от него, не дав вспыхнуть военному конфликту. При желании можно было бы попытаться использовать энергию и способности этого человека во благо. Впрочем, учитывая интеллектуальный уровень непомерно раздутых правительств обеих стран, это было бы слишком рискованно.

Анне Чутесовой оставалось довольствоваться тем, что не она подослала к Рабиновичу убийцу, тем самым подставив под удар свою родину.

Бальбек Гусев въехал в Форт Пикенс на носилках. В горизонтальном положении было невозможно определить, что в этом солдате всего 150 сантиметров роста, а поэтому он не соответствует необходимым стандартам для службы и армии.

– Я потерял ноги во Вьетнаме, – сказал Бальбек с акцентом выходца из какого-нибудь западного штата. Уроженец американского запада не станет долго распространяться о своем ранении в отличие, например, от жителя Нью-Йорка, который представил бы его как трагедию – не только личную, но и всеобщую.

Калифорниец – тот ударился бы в воспоминания, как, выйдя из наркоза, попытался встать и сверзился вниз, потому что вместо ног у него торчали две культи. Ну а типичный выходец из Бостона пустился бы в рассуждения, как трудно жить, когда тебя окружают длинноногие уроды.

Уроженец американского запада не таков – он ограничился бы несколькими скупыми словами и замолчал.

Бальбек Гусев был поражен тем, насколько глубоко русским удалось внедриться в Америку. Таможенники почти не заглядывали в его фальшивый паспорт. На самолетах его обслуживали по самому высокому разряду. За двадцать пять лет, отданных изучению американского образа жизни, он привык к роскоши. Естественно, он летел в салоне первого класса, и когда ему подали обед, от которого у любого из его соотечественников потекли бы слюнки, он не притронулся к нему, объяснив, что еда показалась ему недостаточно горячей.

В Форте Пикенс, на высоком холме, с которого открывался отличный обзор полигона, Бальбека дожидалось его личное оружие. Руководство не позволило ему везти оружие с собой. При том, что советская агентура действовала в Америке весьма успешно, они хотели избежать даже малейшего риска. Во многих штатах были приняты новые законы о хранении оружия, и какой-нибудь ревностный служака-полицейский мог испортить всю обедню.

Всю дорогу Бальбек Гусев нервничал и вздохнул с облегчением только тогда, когда увидел сверкающие на арканзасском солнце стволы и знакомые потертые ложи своих верных друзей, из которых он поражал цели, невидимые для большинства людей. Наконец-то он осуществит то, к чему готовился всю свою жизнь.

– Видите высокий помост? – спросил сержант, вручивший Бальбеку его оружие. – Рабинович поднимается на него каждый день и оттуда руководит войсками. Около него постоянно вертится старик-азиат в розовом халате. Если он будет загораживать от вас цель, стреляйте сначала в него, а потом уже в Рабиновича. Желаю удачи.

– Не беспокойтесь, я умею попасть в нужную цель.

– Этот старик какой-то ненормальный. Ходит в женской одежде, но при этом даст сто очков вперед любому из здешних молодцов.

– Теперь уже не любому, – отчеканил Бальбек и принялся готовить своих друзей к работе.

Когда солнце достигло зенита, он увидел джип, промчавшийся мимо танковых колонн к помосту, расположенному в полутора тысячах ярдов от холма, где Бальбек зарядил свои винтовки.

Он увидел старика в колышащемся на ветру одеянии, правда, оно было не розового, а скорее золотистого цвета. Рядом со стариком находился человек с печальными глазами, которого ему предстояло убить.

На таком расстоянии Рабинович не видел Бальбека, зато Бальбек с его острым татарским зрением прекрасно видел Рабиновича. Казахские татары обладали невероятной зоркостью и посмеивались над оптометрическими таблицами, разработанными Министерством здравоохранения. «Весь наш рост ушел в зрение», – шутили односельчане Бальбека.

Рабинович помахал войскам, и те ответили ему дружным приветствием. Бальбек не мог разобрать слов, с которыми Рабинович обращался к солдатам и офицерам, но он видел, как с каждой минутой их лица становятся все суровее и злее. Было ясно, что генерал поднимает боевой дух своей армии.

Бальбек сжал в руке холодный ствол винтовки. Мушка была давно спилена. Подобные приспособления нужны лишь людям, не умеющим целиться. Бальбек еще ни разу не встречал татарина, который без прицела допустил бы промах.

Главное – точно рассчитать траекторию полета пули, а для этого одного зрения недостаточно. Нужно учитывать еще и силу ветра, температуру и влажность воздуха, и концентрацию пыли вокруг мишени. Только тогда можно гарантировать, что пуля попадет в цель.

Между тем Чиун заметил нечто очень странное. Великий Ван почему-то не обращал ни малейшего внимания на снайпера, притаившегося за одним из холмов. Чем это объяснить?

Великий Ван делал вид, будто не видит, как тот прицелился и выстрелил и как пуля устремилась к его голове.

Чиун ничего не понимал. Он уже собрался выразить учителю свое недоумение, как вдруг понял, что Великий Ван просто решил испытать его. Но почему он устроил ему такое легкое испытание?

Ах, ну да, ясно. Великий Ван хочет проверить, владеет ли Чиун всем многообразием приемов: ударом Лотоса, крученым ураганным ударом, ударом открытой ладонью.

Бальбек выпустил из винтовки восемь пуль, и все они пролетели мимо цели. На разном удалении от помоста лежали раненые солдаты, но Рабинович остался цел и невредим, а золотистое кимоно старика как ни в чем не бывало сияло в лучах полуденного солнца.

– Великий Ван, – почтительно обратился Чиун к своему учителю, – какие еще приемы я должен вам продемонстрировать?

– Кто стреляет в солдат? – спросил Рабинович.

– Снайпер, разумеется, – ответил Чиун.

– Ну так какого лешего вы ждете? Надо было давно уже его уничтожить, – проговорил Великий Ван, и Чиун понял, что выдержал испытание.

Минуя солдат, копающих окопы, Чиун направился к холму, где скрывался человек с татарской внешностью.

– Что ты здесь делаешь? – осведомился Чиун.

Бальбек с удивлением услышал родной говор, который успел подзабыть за прошедшие двадцать пять лет.

– Я приехал сюда, чтобы убить Василия Рабиновича, – ответил он по-татарски.

– У тебя ужасный акцент, – сказал старик в золотистом кимоно.

– Откуда вы знаете татарский язык? – спросил Бальбек.

– Я – Мастер Синанджу. Мне приходилось работать в разных частях света. Но как объяснить тот факт, что достойный татарский лучник вроде тебя палит из винтовки в Америке?

– Еще ребенком русские разлучили меня с семьей и заставили делать ужасные вещи. Эти злодеи угрожали, что убьют мою бедную больную мать, изнасилуют сестренку и уничтожат всю нашу деревню, если я не выполню того, что они от меня требовали, – объяснил Бальбек.

– Веская причина, чтобы взяться за оружие, – сказал Чиун. – Но, к сожалению, мой дорогой друг, я не могу оставить тебя в живых.

Раздался выстрел, но Чиун отразил снайперскую пулю с еще большей легкостью, чем когда она летела с расстояния в полторы тысячи ярдов. Не успев и глазом моргнуть, Бальбек Гусев канул в небытие. Он даже не смог оценить изящества, с которым ему был нанесен смертельный удар. Великий Ван, судя по всему, тоже этого не оценил. Он куда-то исчез. На помосте стоял Василий Рабинович, которого Ван охарактеризовал как отличного парня.

Он вопил:

– Мы должны покончить с ними прежде, чем они покончат с нами! Откладывать наступление больше нельзя!

В конце концов посол Номович сдался и внял голосу разума. Следуя указанию Анны Чутесовой, он договорился о встрече с чиновниками американского военного ведомства. Он видел, как Анна достает из атташе-кейса сверхсекретные документы и вручает их младшему лейтенанту для передачи американским полковникам, генералам и адмиралам.

Он слышал, как она сообщает им секретные сведения о городке парапсихологов, о проводимых там исследованиях и даже о том, как организована охрана городка. Вслед за этим она сделала то, что Номович не мог назвать иначе как изменой Родине – рассказала врагу о Матесеве и Бальбеке.

– Но ведь это – государственная тайна! – шепнул ей на ухо Номович.

– Неужели вы думаете, что они не знают об этом? – холодно ответила Анна.

Они сидели в небольшом, напоминающем операционную помещении с рядами кресел, расположенных амфитеатром.

– Мы попытались вернуть его назад, – продолжала Анна свои предательские речи, – на том дурацком основании, что он должен принадлежать своей стране, а не вам. Надеюсь, вы понимаете, насколько это нелепо, если учесть, что Рабинович может внушить кому угодно что угодно.

– Вы правы. Теперь он принадлежит нам. Спасибо за информацию о его местопребывании в Форте Пикенс и о том, что он выдает себя за бригадного генерала. Черт побери, мы произведем его в генерал-полковники с четырьмя звездами на погонах, – сказал один из американских офицеров.

Остальные громко зааплодировали. Когда аплодисменты стихли, Анна спросила:

– И что вы будете с ним делать?

– Использовать против вас, если возникнет такая необходимость.

– Зачем?

– Чтобы пудрить вам мозги так же, как вы пудрили бы мозги нам.

– Вы когда-нибудь присутствовали на совещании нашего высшего офицерского состава? – поинтересовалась Анна.

– Мы знаем, чем занимаются ваши военные, – ответил американский генерал.

– Тогда вы должны понимать, что пудрить там особенно нечего. Рабинович с самого начала был совершенно неуправляем, но трагедии могло и не произойти. Он мог бы спокойно жить в России, получая все, что ему нужно. К несчастью, мы совершили ошибку, попытавшись его приручить. Это нам не удалось.

– Из того, что это не удалось вам, не следует, что это не удастся нам, – заметил американский генерал.

Анна улыбнулась.

– Кажется, я сваляла дурака. Я не думала, что вы настолько похожи на нас. Знаете, при желании я могла бы найти сотню специалистов, не уступающих Василию Рабиновичу, но я не стану этого делать. Он – не орудие, он – талантливый организатор, и я надеюсь, что вы не станете плясать под его дудку. Своими неумелыми действиями мы настолько запугали его, что он занялся созданием собственной армии. И, откровенно говоря, я не сомневаюсь, что он создаст действительно боеспособную армию.

– Это уже не наша проблема, а ваша...

– Неужели вы станете воевать с нами только потому, что какого-то гипнотизера замучили кошмары?

– Я воздерживаюсь от комментариев, – заявил американский генерал под одобрительные аплодисменты своих коллег.

– Я надеялась, что вы умнее. Ну что ж, желаю удачи. Когда вы сумеете укротить Рабиновича и решите, как его использовать дальше, дайте мне знать.

Номович негодовал.

– Вы же выдали американским военным секреты государственной важности! – воскликнул он, когда они вернулись в советское посольство.

– Я совершила куда более грубую ошибку, – сказала Анна, – сообщив им, где находится Рабинович. Теперь они отправятся в Форт Пикенс и присоединятся к его армии. В результате он станет еще более сильным.

– Наш заклятый враг наращивает силу, а вас это нисколько не беспокоит!

– Конечно. Я знаю, что делать. Мне ясна психология этого человека. Он поиграет в войну, потешит свое самолюбие, а потом сделает то, чего он хочет.

– Что же это?

– Оставим его в покое, и пусть манипулирует американской армией так же, как манипулировал бы нашей. Я ведь сказала им правду.

Разумеется, это не соответствовало действительности. Просто Анна не хотела, чтобы кто-либо из ее высокопоставленных соотечественников помешал ей осуществить свой план и уничтожить Рабиновича. Она прекрасно понимала, что если этот человек познает вкус войны, его уже не остановишь. Еще на родине Анна познакомилась с характеристикой Василия. Какому идиоту вообще пришло в голову вытащить Рабиновича из Богом забытого Дульска и дать ему возможность заниматься парапсихологией? Она бы много отдала, чтобы увидеть человека, способного управлять его психикой. Судя по всему, за последние несколько дней Рабинович стал совершенно недосягаемым для убийц. Именно этого Анна и опасалась больше всего. Она была уверена, что помимо убийцы, посланного российским руководством, за ним охотится кто-то еще. Знать бы только, кто именно. Тогда Анна могла бы ему помочь. Но кто в Америке годился на эту роль и знал так же хорошо, как она, что нужно делать?

Харолд Смит знал, что прибор, который он дал Чиуну, уничтожен. Случилось худшее. Цепляясь за последнюю слабую надежду, Смит попытался уговорить Римо прийти ему на помощь, но тот реагировал на его слова совершенно непостижимым образом.

Ему ни до чего не было дела. Он был занят беседой с каким-то мудрецом, умершим более четырех тысячелетий назад.

Смит пошел домой и достал из шкафа старый армейский пистолет 45-го калибра. Смит не стрелял со второй мировой войны. Он понимал, что не сможет убить Чиуна, но знал, что Чиун хоть и принимает его за дурака, но не сомневается в его правдивости.

На этот раз Смиту придется солгать – сперва Чиуну, а потом Рабиновичу, после чего он одним выстрелом сделает то, что не удалось сделать величайшему убийце мира. Смит дал команду компьютерам стереть всю информацию, если он не вернется.

Информация, хранившаяся в банке данных КЮРЕ, была столь деликатного свойства, что не должна была пережить Смита. Пусть лучше труд его жизни погибнет вместе с ним, чем нанесет вред стране, которую он так любил.

Напоследок Смит позвонил президенту США.

– Как вам известно, сэр, русские пытались захватить этого человека, и мы направили против них своих агентов. Этот человек обладает невероятными способностями и чрезвычайно опасен. В настоящее время он привлек на свою сторону целую дивизию, если не больше. Судя по всему, он готовится начать войну. Один из наших агентов выведен из строя, хотя я и не знаю, как это произошло, а второй в настоящий момент не может быть задействован. Поэтому беру эту миссию на себя. Если я не вернусь, наша организация прекратит свое существование, но при этом никто не получит доступа к нашему гигантскому банку данных. На этот счет я принял все необходимые меры.

– Желаю удачи, Смит, – сказал президент. – Я знаю, вы сделаете все, что от вас зависит.

Римо готовил на кухне рис. Великий Ван, сидя возле него на табурете, поинтересовался, с кем он только что разговаривал по телефону – уж не со своим ли американским хозяином?

– Да. Он собрался поиграть в кошки-мышки с этим гипнотизером.

– И ты считаешь, что он справится с этим в одиночку?

– А почему бы и нет? – сказал Римо. – Это его жизнь. Его страна.

– Ах, какие вы непреклонные! Что ты, что Чиун. До чего же вы похожи! Вашему умению водить себя за нос можно позавидовать.

– Я не вожу себя за нос и я не похож на Чиуна.

– Ошибаешься! Именно поэтому вы постоянно ссоритесь и именно поэтому так привязаны друг к другу.

– Я надеялся, что, встретившись с Великим Ваном, получу ответы на свои вопросы. По крайней мере, так обещал мне Чиун. Выходит, он меня обманул?

– Нет. Просто тебе не нравятся мои ответы. Ты как две капли воды похож на Чиуна, но достаточно хитер, чтобы скрывать это сходство, и поэтому большинство людей считает тебя нормальным. Но я-то вижу, что ты безумец, Римо. Назови хотя бы одну вещь, которая тебе нравится и в которой ты себе не отказываешь.

– Мне нравится, когда меня оставляют в покое.

– Это – самая чудовищная ложь, которую я до сих пор от тебя слышал! – воскликнул Ван, спрыгнув с табурета на пол. Он принял одну из простейших поз, поджав под себя ноги и вытянув руки вдоль туловища. В этой позе он казался совершенно беззащитным. – Ну хорошо, Римо, ты не похож на Чиуна. Давай-ка посмотрим, на что ты способен. Ну-ка, покажи!

– Я не собираюсь с вами бороться, – сказал Римо.

– Не бойся, ты не причинишь мне боли. Я умер четыре тысячи лет назад.

– Для бесплотного духа вы, пожалуй, обладаете слишком большим весом. Когда вы спрыгнули с табурета, пол чуть не провалился.

– Вы с Чиуном придаете слишком большое значение весу. В нашем деле совсем необязательно быть тощим, как скелет. Ну же, бледнолицый, покажи, на что ты способен!

Римо вяло ткнул его в живот, опасаясь, как бы этот божий одуванчик не потерял равновесие. Рука его со свистом рассекла воздух.

– Ну вот, совсем как Чиун. Ничего не хочешь делать из-под палки.

Римо захотелось проверить, насколько крепок Великий Ван. Он понимал, что положить его на лопатки скорее всего не удастся, но он мог, по крайней мере, пощупать его дряблый живот.

И Римо предпринял вторую попытку. Ван даже не старался уклониться от его удара. Рука Римо вонзилась в центр Вселенной, где стоял невероятный холод, и он закричал от боли, а Великий Ван с улыбкой поведал ему, что то же самое в свое время испытал Чиун, поднявшись на высшую ступень мастерства.

– Вот что я скажу тебе, Римо. Из всех Мастеров Синанджу вы с Чиуном обладаете самым чистым ударом. Как это и пристало отцу и сыну.