"Восьмая нога бога" - читать интересную книгу автора (Ши Майкл)

А-РАК 2

Я торопливо спустился со скалы и бросился обратно тем же путем, что и пришел, не прячась более, ибо слухи о том, что облака рассеиваются, уже просочились повсюду, и по горам и долам неслись толпы обитателей планеты, спешивших, как и я, к морю, чтобы своими глазами увидеть небесный спектакль.

Непривычно было бежать в окружении существ, которые испокон веку служили мне добычей, а теперь, казалось, и вовсе перестали меня замечать, так жадно ловили они слухи, бушевавшие вокруг, точно пожар в степи, и гнавшие нас вперед.

Безумным галопом взлетели мы на вершину горной гряды, что тянулась вдоль берега, и там остановились, шумно дыша, нервно перебирая ногами, роняя клочья пены, – морская волна, чей неистовый бег прерван волноломом. Ветер поднялся над океаном, прямо у нас на глазах смахнул последние обрывки облаков, и мы увидели солнце.

О, как болит сердце! До сих пор, стоит мне только вспомнить, и я как будто заново переживаю собственную смерть! Наше солнце, которое так долго радовало нас своей румяной полнотой, теперь, едва поднявшись над горизонтом, истекало кровью на глазах ошеломленной планеты! Над верхним краем его обширной окружности словно развевалась широкая яркая лента – это вытекало солнечное вещество. Пламенеющая струя вырывалась из недр нашей родной звезды и, описав гигантскую дугу, низвергалась прямо в распяленную пасть чудовища, которое пожирало светило!

Мы едва различали его сквозь розовый полог неба – так, глядя из ярко освещенной комнаты в темное окно, не можешь понять, кто стоит за ним, а видишь лишь смутный силуэт. Все, что мы могли разглядеть, это огромный черный диск позади солнца, окаймленную белым пламенем пасть невероятных размеров смерча, который всасывал вещество нашей звезды. Ее сверкающая кровь рекой изливалась в пространство, где, подхваченная раскаленным добела вихрем, она мгновенно вспыхивала на его поверхности и проваливалась в темное ничто!

Пожирающий солнце вихрь! Артро-Пан-долорон и его солнце постигла та же участь, что и неисчислимые множества солнц до него – быть затянутым в гигантскую воронку Пожирателя Звезд! (Смотри примечание редактора в конце главы.– Шаг Марголд.)

Наше родное солнце разорвано в клочья, пожрано, половина небосвода усеяна кровавыми останками космического убийства! Так что же удивляться тому, что мы, обреченные дети своей звезды, поступили так, как мы поступили?

Безумное желание, непобедимое, как землетрясение, захлестнуло меня, одна настойчивая мысль билась в мозгу: ешь, ешь, ешь! Теперь я знаю, что это было: могучая воля к жизни проснулась во мне, побуждая броситься в поток всеобщего уничтожения, чтобы переплыть его и выбраться на другой берег. Я должен вырасти, должен достичь полной зрелости немедленно, чтобы засеять этот мир мириадами уменьшенных копий самого себя; мне казалось, будто так я смогу убить собственную смерть, весть о которой полыхала в зените пурпурного небосклона! Одержимый этой отчаянной надеждой, я с удесятеренной скоростью и мощью понесся по берегу и убивал, убивал, убивал!

Остальные хищники уступили тому же пламенному желанию. Благоразумие, осторожность, временное перемирие – все было забыто, повсюду над прибрежными холмами кровожадные вопли охотников слились с отчаянным предсмертным визгом неисчислимых жертв. Острый клюв и кривой коготь, зубастая пасть и высасывающий жизнь клык – для всего нашлась кровавая работа!

Но те, кто служил обычно легкой добычей, не обратились в бегство. Похоже, носящих оружие строителей стен охватило безумие сродни тому, которым были одержимы охотники, – они хотели не есть, а убивать, точно надеялись, лишая жизни плотоядных врагов, заколоть своими мечами саму Смерть, что глядела на нас с неба, недосягаемая ни для кого. Каких только чудес не повидал я в то сумасшедшее утро! Я видел крестьян, которые, вооружившись факелами и ножами для подрезания деревьев, валили наземь, убивали и сжигали А-Раков, размерами немногим уступавших мне самому. Мускулистые снерлы, огромные, как дома, примчались из тундры и рыскали вокруг, пожирая добычу помельче, покуда геласки, карлики-виноделы, обитатели прибрежных холмов, не объединились с артиллеристами Кин-Кузума и не забросали косматых тварей наполненными горящим маслом винными бочонками, а эхо в прибрежных холмах вторило их пронзительным боевым кличам, пока те не перешли в предсмертный хрип…

Как долго сражался мой мир с самим собой, вгрызаясь в агонии обжорства в собственные внутренности? Кровоточащее солнце, пожираемое черной пастью, уже клонилось к закату, – последнему закату! – когда какой-то трепет охватил меня, и я перестал лихорадочно кормиться. Припав к земле, что было отнюдь не легко, так отягощало меня раздутое брюхо, я стал вслушиваться в высокую пронзительную ноту, которая возникла где-то вдалеке и вторглась в шум рукопашной.

Я говорил тебе, вор, о демоне, для которого, единственного во всей вселенной, мои сородичи были добычей. Когда этот чудовищный демон, точнее демоница, поднималась на крыло, чтобы поохотиться на нас, небо пустело: никто не осмеливался становиться ей поперек дороги. Она приходила, наметив среди нас жертву, достаточно большую, чтобы стать домом для ее потомства. Ее отпрыск – страшно молвить – вылуплялся внутри скованного неподвижностью, но еще живого тела и выедал его дочиста! Ходила легенда, что выбранный ею А-Рак всегда особенно отчетливо слышит характерный ноющий звук, который отмечает ее приближение.

В одно мгновение я понял, что накануне конца света демон вышел на охоту, а его добычей буду я.

Мне, могущественнейшему А-Раку Юго-Восточных морей, выпало на долю стать его жертвой. И чему же тут было удивляться, разве не могла надвигающаяся гибель нашего солнца пробудить в демоне ту же жажду убийства, что и во всех нас?

И я побежал, так же отчаянно и тщетно, как бежали в свое время от меня самого тысячи и тысячи жертв. После самозабвенного пира я был тучен и неповоротлив, но отчаяние придало мне сил, и я устремился к ближайшей пещере, которая вела в подземные каменные соты.

Я доверил свою жизнь самым основаниям нашего мира, ибо где еще, как не здесь, было искать мне спасения? Напрасно. Я и сам знал, что произойдет, когда я достигну Бессолнечного моря. Вот уже своды подземного лабиринта дрогнули, откликаясь на пронзительную песню ее крыл, которые резали воздух, как бритвы, все ближе и ближе.

Один этот звук причинял мне убийственную боль: он порождал ответную вибрацию в камне, и тот жег мне когти, как будто земля горела у меня под ногами. Лишенный воли, почти обезумевший от страха, летел я вниз, стремясь к Бессолнечному морю и зная, что все мои старания напрасны.

В просторном сводчатом зале она настигла меня. Стоит ли тратить время, описывая все мои неуклюжие попытки обороняться, ложные выпады и ответные удары? Будь я тогда так же велик и могуч, как сейчас, исход нашей битвы наверняка был бы другим – и он будет другим, доведись ей появиться снова! Но первая наша встреча завершилась тем, что я пал перед нею, как наш мир пал перед межгалактическим хищником, однако в смерти я обрел спасение, как ты услышишь дальше. Правда, в тот миг я и сам не подозревал об этом и потому видел в ее глазах лишь гибель, когда она пронзала меня своим жалом. О, ее кинжал был холоден как лед и быстр, как пламя, и все же мне показалось, будто он целую вечность входил в мое тело! Неподвижность морозом сковала мои члены. Силы изменили мне, и я превратился в огромный гроб, в котором был заживо погребен бесформенный ужас. Она схватила меня и потащила… в камеру, которую облюбовала для своих детей.

И где же была та камера? Ну конечно, внизу, в том самом убежище, которого я тщетно стремился достичь! В глубь планеты, к берегам Бессолнечного моря увлекала меня она. Я постиг это, увидев, что она не выбирается наружу, но все дальше погружается в каменные соты. Мог ли я знать об этом заранее, ибо где же еще искать спасения от грозящей с высоты опасности, как не под землей?

Когда мы наконец достигли берегов Бессолнечного моря, даже я в своем оцепенении почувствовал, как гудят и стонут вокруг самые кости нашего мира, и увидел, что морская пучина, залитая мертвенным голубоватым свечением подземных мхов, вздыбилась огромными волнами, которые пляшут по ней, точно сошедшие с ума горы. Демоница пристроила меня повыше и, зная, что я, скованный ее ядом, никуда не убегу, погрузилась в работу. Могучими черными челюстями она выгрызала огромные каменные плиты из прибрежных скал.

В погибающем мире не было никакого света, кроме лихорадочного мерцания, которое источали каменные своды над поверхностью Бессолнечного моря. Устрашающие челюсти Пам-Пель и ее ядовитая слюна легко крошили камень. Она строила громадный саркофаг из глубинной породы Артро-Пан-долорона. Эта мысль осенила меня, когда я увидел составленные вместе днище и две стенки. Ее предки испокон века рыли могилы для моих, и, хотя она нашла для своей жертвы куда более глубокую готовую усыпальницу, инстинкт камнетеса все равно брал свое.

Пока наша планета стонала и дрожала, скрипела и содрогалась, точно старый корабль, в последний раз борющийся с бушующей стихией, я, беспомощно наблюдая за трудами своего врага, понял: гроб предназначен для меня. Вместо того чтобы опустить в мою утробу свое семя, – одного смертоносного мгновения хватило бы ей на это, – она отчаянно торопилась соорудить корабль, на котором я с ее детенышем внутри выплыву, быть может, из вихря надвигающейся катастрофы.

Что-то оглушительно затрещало в недрах планеты, она судорожно вздрогнула и стала разваливаться на куски, но ужас, который охватил меня при этом, происходил вовсе не от страха быть погребенным заживо.

Нет! Ужас заключался в том, что самые основания нашего мира норовили выскользнуть из-под нас. Мы чувствовали, что взрыв неминуем, что потолок, стены и пол пещеры силятся покинуть нас, разлететься в разные стороны и оставить нас беззащитными в Пустоте.

Моя врагиня, как безумная, трудилась над гробом. Ярость, с которой она пыталась выиграть эту партию у Смерти, воистину внушала трепет. Громадный ящик был уже готов; она выгрызала крышку. Только облачив меня в эти каменные доспехи, она с быстротой молнии похоронит во мне свое яйцо, не раньше, ибо драгоценное семя можно опустить лишь в хорошо защищенную со всех сторон плоть.

В этой ее безумной попытке обмануть судьбу и крылось мое спасение, вор! Лишь на несколько секунд опоздала Пам-Пель! Всего несколько секунд отделяли меня от верной смерти!

Она положила меня в каменный ящик, приставила к нему крышку. Все это время волны Бессолнечного моря громоздились мерцающими пиками, а планета содрогалась в конвульсиях. Потом она сама взобралась на край ящика, несколько раз оступившись, так сотрясалось и раскачивалось все вокруг, и высунула свой ужасный яйцеклад, готовясь вонзить его в мое нутро.

В тот же миг с воем, который скоро оборвался и замер в полной тишине, море и скалы рванулись прочь друг от друга, камни рассыпались в песок, вода рассеялась мерцающим туманом, и оба вещества, закручиваясь длинными спиралями, полетели в разные стороны, а мы начали проваливаться во тьму, безмолвие и холод.

Сколько времени продолжалось это падение? Долго, очень долго я падал и ничего не видел.

Тысячи лет прошли, я все падал, но вдруг повсюду вокруг меня вспыхнули звезды.

Вид их был мне непривычен да и разбросаны они куда реже, чем в небе Артро-Пан-долорона, но все же то были звезды, и их свет стал желанной переменой после бесконечного ничто! Лежа в своем гробу с откинутой крышкой и медленно скользя в их свете, я начал оглядываться по сторонам, и тут меня пронзил ужас, равного которому я еще не испытывал.

С высунутым яйцекладом и широко раскрытыми громадными глазами меня преследовала Пам-Пель.

Правда, я скоро понял, что это не настоящая погоня. Просто мы оба были частью большого облака обломков, и потому она неотступно летела за мной, ни на шаг не приближаясь, но и не отставая, а от ее крыльев в этой пустоте было столько же пользы, как и от моих сведенных судорогой конечностей. Она была мертва или казалась мертвой – ни искры сознания не видел я в ее черных ледяных глазах…

Время безмолвно текло. Звездные поля хотя и медленно, но менялись. И так же медленно одна звезда, к которой, кажется, лежал наш путь, становилась все ярче и ярче.

О том, как мы попали в ваш мир, рассказывать не стану. Помню, меня поразил желтый пятачок вашего солнца – маленький, как монетка из кошелька скряги (кстати, я часто размышлял с тех пор, уж не потому ли род человеческий испытывает такое пристрастие к чеканному золоту, что светило над вашей планетой напоминает о нем?), но все же мое собственное состояние занимало меня гораздо больше, чем крохотный глазок в небесной лазури, ибо я не сомневался в том, что сумею благополучно устроиться и добиться процветания в этом мире, только бы мои конечности снова стали двигаться.

И тут – о чудо из чудес! – я понял, что мое тело вновь слушается меня! Никогда еще паралитический яд демона не подвергался столь длительному испытанию временем! Но и его действию пришел конец.

Мое спасение вообще было чудом от начала до конца. События, которые привели меня на вашу планету, следовали друг за другом с такой безукоризненной точностью, словно чья-то рука направляла их. Сначала оттаяли мои клыки, затем передние ноги, и от каждого покалывания в онемевших конечностях душа моя звенела надеждой! Мы уже не скользили в пустоте, а камнем падали на землю вашего мира, когда мои задние конечности оттаяли и задвигались, покорные моей воле!

Пока рой каменных обломков несся вместе со мной навстречу текучим континентам облаков, что скрывают поверхность этой планеты, а сама она росла прямо на глазах, заслоняя собой все остальное, я устроился поудобнее в своем гробу и захлопнул каменную крышку, получив наконец возможность хотя бы отчасти управлять этим примитивным летательным аппаратом, в котором я долго лежал, как труп.

Убийственная жара навалилась и прошла, и тут же все мое тело вновь онемело от мощного, как удар грома, толчка – это мой гроб прошил поверхность воды и с шипением погружался в океан, поднимая столб пузырьков воздуха. Холодный донный ил вскипел и снова медленно осел над местом нашего приземления, и только тогда я, едва придя в себя от удара, медленно /выполз из своей гробницы и стал оглядываться по сторонам.

Пам-Пель лежала на груде межзвездного мусора – кучка жалких камней, вот и все, что сохранилось от нашей погибшей галактики! Я бросился на труп той, которая едва не стала моей убийцей. Я оторвал ей крылья, ноги, разорвал на части ее тело. Когда наконец я оставил ее, она была мертва, – я это точно знаю! – ни искорки жизни не теплилось больше в ней.

Какая странная блажь нашла вдруг на меня, воришка, что я поведал тебе о моем прошлом! Но о том, как протекала моя жизнь здесь, рассказывать не стоит – легенды обо мне и так ходят среди твоих соплеменников в разных странах!

Думаю, что все дело в жалости! В сожалении об исчезнувшем мире! Мне и самому и странно, и горько, до смешного горько, воришка! Подумать только, поведать о гибели моего несчастного мира, торопливо вышептать всю горестную повесть об ужасной трагедии, постигшей мой космос, и кому, – тебе. Доверить столь громадное событие жалкой памяти такого бессильного ничтожества, как ты.

И все же мысль о том, что я нашептал свой рассказ на ухо крохотной полевой мышке, наполняет меня неожиданным удовлетворением. Меня веселит игрушечная мера предосторожности, которую я принял против насмешницы-судьбы, доверив сокровищницу воспоминаний о славном исчезнувшем мире мелкому, ненадежному хранилищу твоего разума..

И пусть недостаточность этой меры служит доказательством моей уверенности в своих силах. Каким бы чудом ни уцелел демон, ему со мной не справиться, ибо здесь, на Хагии, спокойная жизнь и сытная еда превратили меня в А-Рака невиданной величины, какие и не снились предкам Пам-Пель.

И все же, если худшему суждено сбыться, память о моем мире не исчезнет вместе со мной. Ты, вор, расскажешь мою повесть остальным. Может статься, она и проживет еще денек-другой среди таких же бабочек-однодневок, как ты!

Теперь ступай. Дашь священнику вина, и сознание вернется к нему. Он тебе заплатит, а ты, с присущей тебе профессиональной любезностью, быть может, не откажешься помочь ему в важном деле, которое предстоит сегодня: распределении золотого дара. Прощай, вор!

Примечание редактора.

О существе, которое названо здесь Пожирателем Звезд,– если его, конечно, можно считать существом,– я отыскал лишь разрозненные упоминания в отдельных документах. Однако бессмертный Парпл включил в свой «Пандект» отрывок под названием «Император Вселенной», вольный перевод с верхнеархаического, в котором внимательный читатель разглядит указание на существо или явление, во многом напоминающее то, что открылось взору паучьего бога в день гибели его мира. Для удобства читателя привожу здесь указанный фрагмент.– Шаг Марголд.

ИМПЕРАТОР ГАЛАКТИКИИмператор ГалактикиСотни звезд разорвал в клочки.Обитатели многих мировВ одночасье утратили кров.Хоть и разного рода-племени,Все одних мощных чресл семени —Все явились на солнечный зовИз предвечного мрака миров.Звездный пламень их к жизни призвал,Тем – красу, тем – могущество дал.Много их, и каждому ясно —Жизнь дана им была не напрасно.Вихрь межзвездный налетел,Души оторвал от тел,Плоть любая пошла в дело,Жизнь ничья не уцелела.(Да и то, коль правду молвить,Не живут они ведь долго!Только вспыхнуть успевают,Как опять во Тьму ныряют!)Крылья, лапы, плавники —Всё в один котел лети!Хари, морды, пасти, рыла —Все сюда, как тут и было.Глаза, пальцы, языки,Бивни, когти и клыки,Черным жерновам НичтоВсе годится, все одно.(Жизни все должны срастатьсяИ, бурля, в одну сливаться!)В черный прах все превратится,Будет век во тьме клубитьсяВихрь из жертв и кровопийц,Из святых и их убийц!В прах – невинных, в прах – казненных,В прах – в темницы заключенных,Беспощадно смерть возьметВсе, что дышит и живет.Жернова Ничто и ТьмыПеремелют все, увы!Звезды в небе вновь зажгутИ опять во прах сотрут…Стаи птиц на небо вышлют,Трелями пространство вышьют,Новый блеск глазам дадут.Речи вновь звучать начнут,И сердца опять забьются,Счастьем до краев нальются…Мир из Ничего родитсяИ в него же возвратится…(Где вы, те, что прежде жили,В звездном вареве кружили?Не отыщешь и следа —Всех пожрала пустота.Как бы ни тянулся путь,Всем там быть когда-нибудь…)Жернова, о, пощадите!Пустоту вновь, заселите!Пусть разверзнутся пучины,Встанут горные вершины,Вновь обеты прозвучат,И герой осилит ад,Честолюбья лук согнется,И стрела мечты взовьется,Из горнил жестоких пытокНовые святые выйдут…