"Город костей" - читать интересную книгу автора (Уэллс Марта)

Глава 14

На пути к Шестому ярусу Хету несколько раз приходилось садиться и отдыхать. Было далеко за полдень, жара на улицах стояла страшная. Он ощущал ее куда сильнее, чем обычно.

Сагай наблюдал за ним с тревогой, когда они снова остановились в сравнительно защищенном от солнца переулке неподалеку от их двора.

— Ты выглядишь так, будто у тебя солнечный удар, — заметил он.

— Солнечного удара у меня быть не может. — Хет прислонился к стене из саманных кирпичей. Голова у него кружилась и раскалывалась от боли, кожа почему-то обрела повышенную чувствительность. Даже прикосновение одежды к телу вызывало неприятное ощущение.

— Ты уверен? — Сагай приложил тыльную сторону ладони ко лбу Хета. — У тебя сильный жар.

Хет стряхнул руку Сагая.

— Просто у меня был трудный день.

Когда они вошли во двор, он был пуст и тих; толстый слой пыли лежал на его плитах. В такое время дня большинство обитателей двора были или заняты работой на рынках, или спали в комнатах, пережидая самую жару. Но Мирам широко распахнула двери, когда они подошли к ним, и сказала:

— Тут был один мужик, задавал вопросы. Что случилось?

Сагай втолкнул Хета в комнату.

— Какие такие вопросы?

В доме стояла относительная тишина. Нетта и ее дочка в это время бывали на рынке, часто забирая с собой и старшую дочку Сагая. Хет слышал двух младших девочек наверху — они то ли спорили, то ли затеяли какую-то шумную игру. Младшая дочь Нетты спала в углу, а малыш играл под столом.

— Он расспрашивал о редкостях, которые вы покупали в последнее время, ответила Мирам.

Они застыли, как статуи, и смотрели на нее, будто внезапно пораженные параличом. Она слабо улыбнулась.

— Я, конечно, сказала, что вы ничего не покупали, поскольку не имеете лицензии на сделки с использованием денег.

Хет рухнул на узкую каменную скамью. Он испытал такое облегчение, которое не нуждалось ни в каких комментариях. Сагай обнял Мирам за плечи и расцеловал, бормоча:

— Умница, женушка! Думаю, ты мне еще понадобишься в домашнем хозяйстве.

Но Мирам не так-то легко было отвлечь от затронутой темы.

— И еще я сказала ему, что вещи, которые вы приобретали, были ерундовыми украшениями из мифенина и что на рынке сейчас никаких древностей нет, ну и все в таком роде. — Она нахмурилась, глядя на Хета. — Ты жутко выглядишь. Когда Сагай прислал весточку, что вы будете всю ночь работать в Академии, я подумала было, что это хорошее дело. — Она одарила мужа подозрительным взглядом. — Скажи мне, что случилось в действительности.

Пока Сагай сообщал ей новости, Хет опустился на пол и вытащил из кармана бурнуса мешочек с жетонами, который ему дал Риатен. Он высыпал содержимое на низкий стол и с недоумением уставился на кучу жетонов, не будучи в состоянии отвести от нее взгляд. Малыш вскарабкался ему на колени, стукнул головкой Хета в подбородок, и только тогда он осознал, что уже несколько секунд не переводил дыхания.

— Сагай, — сказал он. — Это все стодневные жетоны!

— Не может быть! — Ошеломленный Сагай опустился на колени и стал разгребать блестящую кучку. — Ну не все же, конечно… может, некоторые, но…

Хет перевернул жетоны, чтобы были видны цифры. На каждом маленьком овале из бронзированного свинца виднелась спираль Академии и стодневная маркировка. Малыш вытащил один из жетонов и попытался его погрызть, но тут же скорчил рожицу и выплюнул. Хет отобрал у него жетон и бросил в общую кучку. Их тут было достаточно, чтобы купить древнюю мозаику Арад-еделка. Более чем достаточно.

Мирам заглянула через плечо Сагая.

— Никогда не видела столько… Никогда даже не видела стодневных жетонов. Что все это означает?

Сагай покусывал нижнюю губу, и ошеломление на его лице сменилось откровенной тревогой.

— Жетоны Академические. Не Первого яруса!

Хет закрыл глаза и почувствовал, как комната стремительно кружится вокруг него — результат жестокой лихорадки. Он прошептал:

— Еще одно «удобство» для нас. И никто не сможет проследить их происхождение. Во всяком случае, к нему следы не ведут.

— Что он, считает нас дураками или сам идиот? — рыкнул Сагай.

Мирам стукнула Сагая по спине, заставив его вздрогнуть.

— Что все это означает? — требовала она ответа.

— Мастер-Хранитель обещал нам плату, которая с этой и рядом не лежала. — Рот Сагая скривился от отвращения. — Он покупает нас.

Мирам все еще не понимала. Хет, отодвинув еще несколько жетонов от жадного ротика малыша, пояснил:

— Это означает, что ему необходимо купить наше молчание.

Сагай опустил голову на руки; он все так же выглядел стариком.

— А зачем ему надо покупать наше молчание, если он может натравить на нас торговых инспекторов? Мы исчезнем в подвалах Управления Торговли, а он навсегда отделается от нас.

Мирам села рядом с мужем. Теперь она понимала уже все, и это знание страшило ее.

— А не может быть, что он… просто благодарен? Оба так поглядели на нее, что она тут же поспешно сказала:

— Ну извините…

Сагай взял один из жетонов, любуясь его блеском в ярком послеполуденном свете.

— Нет никакой гарантии, что торговые инспектора или наш приятель Констанс оставят нас в покое, а Риатен защитит нас, даже если мы будем молчать обо всем.

— Он все равно не поверит в наше молчание. Мог бы поверить, но не захочет. — Хет знал, что Сагай настороженно следит за ним, и ответил на взгляд партнера.

— Есть только одно, что мы можем предпринять, — тихо промолвил Сагай.

— Я знаю.

— Покинуть город.

У Мирам отвисла нижняя челюсть.

— Вернуться в Кеннильяр? Всем нам?

— Всем нам. — Сагай разворошил кучку жетонов. — Тут вполне хватит на покупку дома в квартале, где живет мой дядя, а также на покупку двух мест в Гильдии Ученых.

— Ты же даже не знаешь, примут ли меня в нее, — прервал его Хет.

— Я не знаю и обратного, — твердо ответил Сагай. — Но попытаться стоит. Кеннильяр во многих отношениях добрее к людям, чем Чаризат. Особенно если у них есть деньги. А поскольку обменный курс сейчас в пользу Чаризата, эти жетоны будут там стоить еще дороже.

Мирам быстро освоилась с идеей и начала уже обдумывать практическую сторону дела.

— Торговые дороги сейчас охраняются лучше, верно? И кроме того, мы можем примкнуть к каравану с парофургонами.

Если Сагай был осведомлен об обменном курсе чаризатских торговых жетонов на денежные единицы Кеннильяра, значит, он серьезно обдумывал свое положение задолго до этого дня. Что ж, Хет всегда знал, что Сагай прибыл в Чаризат, только чтобы заработать деньги, и что он предпочел бы жить со своей семьей в Кеннильяре. А поскольку Хет тяжело переживал прекращение сотрудничества с Академией, которое ему даровала встреча с Робелином, он хорошо понимал тоску Сагая по Гильдии Ученых.

— Хороший дом возле твоего дяди, это хорошо, — говорила сама с собой Мирам. Потом она взглянула на Хета; ее черные глаза выражали жалость, как будто читали все его мысли. — Но ты должен тоже уехать с нами. Здесь оставаться слишком опасно.

Хет про себя уже отверг возможность того, что Гильдия Ученых Кеннильяра примет его в свои ряды. Шанс был слишком ничтожным, чтобы принимать его в расчет. Конечно, его доля в этих жетонах вполне достаточна, чтобы купить ему место в очень дорогой торговле редкостями в Кеннильяре, но это означает, что ему придется начинать все сначала, не зная никого из дилеров: как тех, кто честен и работает легально, так и промышляющих на черном рынке. Кроме того, у него болела голова, и сейчас он просто не мог обсуждать эту тему.

— Я приеду, приеду, — согласился он. — Но сразу покинуть Чаризат не могу. У меня есть еще дела, которые нельзя бросить. Я догоню вас в пути.

Брови Сагая полезли на лоб, и Хет понял, что выдал себя. Однако его партнер сказал только:

— Что ж, для того чтобы добраться до Кеннильяра на парофургоне, надо всего три дня.

— Я смогу выехать завтра вечером. Если я вас не догоню, то приду прямо в дом твоего дяди в Кеннильяре.

Сагай все еще не был полностью убежден. Он указал на сверкающую кучку жетонов, лежавшую на столе.

— Половина из них твоя, — сказал он ровным голосом. — А если по праву, то твоим должно быть все. Если ты не приедешь, то сделаешь из меня вора.

Хет потер переносицу, делая вид, что окончательно побежден; он знал, что представление должно быть очень натуральным, чтобы убедить Сагая.

— Я понимаю, что должен уехать отсюда. Я не хочу иметь ничего общего ни с сумасшедшим Хранителем, ни с охотящимися на меня призраками. — Он забыл рассказать Илин о новом появлении призрака в доме Еказара, просто забыл об этом случае до этой самой минуты. Это странно. Наверняка он болен сильнее, чем думал. — Я не говорю что больше никогда сюда не вернусь, но к вам я приеду, как только смогу. Мы увидимся или на торговой дороге или в Кеннильяре.

Сагай все еще хмурился, все еще не верил Хету, но не настолько, чтобы назвать его в лицо лжецом. Но Мирам решительно прекратила дискуссию, объявив, что Хет нуждается в отдыхе, и тот послушно поплелся по лестнице в верхнюю комнату, где и свалился.

На крыше было бы прохладнее — даже в это время дня, — но Хет ощущал настоятельную потребность побыть в тихом, темном и замкнутом месте. Он проспал какое-то время и очнулся от сна, в котором он убеждал Илин в том, будто что-то не имеет смысла. Мысли, которые пришли ему во сне, сейчас улетучились, и Хет никак не мог вспомнить, что именно не имело смысла. Он полежал еще немного, частично в дреме, частично прислушиваясь к приглушенному плачу, доносившемуся из комнаты внизу.

Насколько он понимал, с рынка вернулась Нетта, услышала о решении Сагая и Мирам уехать, и у нее началась истерика. Планы Сагая и Мирам уже давно включали и Нетту. Ведь Нетта почти что подарила им свой дом, она всегда была готова оказать любую помощь, возилась с их ребятишками, а поэтому они намеревались забрать ее с собой туда, куда направлялись сами. У них были наготове доводы, способные убедить ее, и Хет слышал их голоса, говорящие то по очереди, то вместе: фоном им всем служил плач Нетты, а иногда сквозь него прорывались голоса ее дочери и других детей. Все было понятно. Она будет жить в доме Сагая и Мирам так долго, как захочет, и поскольку в Кеннильяре не существует предрассудков в отношении брошенных жён или вдов, как в Чаризате, то, может быть, она снова выйдет замуж. Нетту же пугала сама мысль о том, что она покинет город, в котором родилась, и ей трудно было поверить, что жизнь в Кеннильяре может оказаться для нее лучше. «Или, — подумал Хет, она так привыкла к тому, что ее бросают, что ей просто трудно поверить, что на этот раз все обстоит иначе».

Скоро дочка Нетты поднялась наверх, весело мурлыча песенку, и начала собирать свое тряпье; Нетта же все еще продолжала плакать внизу.

Потом Хет снова заснул, лежа лицом вниз на куче старых подстилок, и не просыпался до тех пор, пока не почувствовал, что над ним наклонилась Мирам.

— Не могу понять, почему ты такой горячий, — проворчала она, преимущественно обращаясь к себе самой. — Обычно ссадины такого результата не дают.

Хет сел, пригладил волосы и вспомнил вовремя, что спиной к стене прислоняться не следует. Была уже ночь, ему об этом говорило присущее крисам ощущение движения солнца. В комнате окон не было, а свет сюда еле-еле проникал сквозь вентиляционные отверстия в крыше и люке. Хет чувствовал себя лучше, во всяком случае, голова работала почти хорошо, а кожа уже не была такой чувствительной. Мирам выжидающе смотрела на него, и он сказал ей:

— Все это пустяки. Вы уговорили Нетту?

— В конце концов да. Ей было трудно усвоить мысль о переезде, но часть слез была от радости. — Она вздохнула. — Дом мы отдаем семье Риса. Они могут пробить стену и соединить комнаты. Либра и Сенасе останутся и будут жить у них.

— Ты никому не говорила, куда мы едем, правда?

— Сагай сказал им, что мы отправляемся в Денатру — к побережью. И если их кто-нибудь спросит, ответить есть что. — Она снова нахмурилась.

— Ты ведь поедешь с нами, правда?

— Я же сказал, что поеду.

— Кеннильяр действительно лучше этого города. Мы бы никогда оттуда не уехали, если бы не то, что жизнь вздорожала, а место в Гильдии стоит ужасно много. Сагай не хотел быть нахлебником у своего дяди.

Хет отвернулся, сознательно избегая ее взгляда.

— Я там был. Мне город понравился.

В Кеннильяре нет такого огромного числа иноземцев, как в Чаризате, там и о крисах знают куда меньше, чем здесь. Он привлекал слишком большое внимание, даже когда просто шел по улице.

— Там будет лучше, особенно раз рядом есть свои люди, да еще свой дом. Настоящий дом, я хочу сказать, даже с собственным фонтаном. — Мирам окинула взглядом комнату, еле различимую в слабом мерцающем свете единственной свечи, горящей в глиняном сосуде. Плетенки, обычно стоявшие в углу, сейчас были вытащены на середину комнаты, приготовленные для укладки; стопка циновок сдвинута, старые тряпичные куклы собраны в кучку. — Сагай отправился в доки еще до темноты и оплатил проезд в караване, уходящем утром.

— Он не назвался своим именем?

— Нет, он теперь Атрам-сельва — торговец бусами и красками, который переезжает с женой, сестрой и детьми в Кеннильяр. — Ее взгляд вернулся откуда-то издалека, и она перестала думать о путешествии, снова сосредоточившись на Хете.

— Ты беспокоишься за Илин?

Хет поднял одно плечо — замена пожатия плечами.

— Немного. Есть вещи, которые я должен был рассказать ей еще в Академии, пока она не ушла.

— Она — Хранительница, — сказала Мирам, тщательно выбирая слова. Даром что выглядит молоденькой. Вполне может позаботиться о себе.

— Я тоже могу позаботиться о себе, но ты обращаешься со мной, как со своими детишками.

Мирам улыбнулась, встала и легонько ударила его по щеке.

— Вот теперь я вижу, что тебе лучше.

Когда они дошли до Первого яруса, Риатен приказал отнести все редкости в его покои, а затем заперся с ними, не сказав никому ни слова. Это вполне устроило Илин. Искусно избежав расспросов Гандина, а проще говоря, скрывшись от него, она проскользнула в свою комнату, чтобы сменить пыльный, пропахший потом кафтан на чистый; потом надела белую мантию Хранителей. И тайком покинула дом.

Еще пока они шли домой, она успела спросить Риатена насчет того Высокого судьи, от которого он получил реликвию с кристалликами. Риатен, слишком занятый своими успехами, чтобы удивиться вопросу, сказал, что имя этого человека — Вьен'тен Разан.

Обычай разрешал Высоким судьям торговых инспекторов скрывать свои имена, равно как и лица, особенно при выполнении своих обязанностей в нижних ярусах, но Илин была уверена, что узнает того человека, с которым встречалась в тюрьме. «И если это он, тогда держись», — подумала она. В Чаризате имелось только двенадцать Высоких судей, она подозревала, что совпадение вполне возможно. Но она была не в том настроении, чтобы верить в случайные совпадения.

Она знала, что это будет последнее, что она сделает в этой длинной истории. Если ее подозрения верны и Риатен действительно хочет построить из древних реликвий магическую машину, то дальше этим делом будут заниматься Хранители, обладающие могучей Силой. «И возможно, это к лучшему», — думала Илин. В последнее время она так перенапрягала свою Силу, как никогда не делала в прошлом. И знала: на большее она не способна.

Чтобы пройти к дому судьи Разана, надо было пересечь весь ярус, а следовательно, совершить большую прогулку в послеполуденную жару. Подойдя к дому, она пришла к выводу, что он очень в характере торговых инспекторов: крепкий, будто специально построенный для обороны, с окружающими двор толстыми, отделанными известняком стенами, которые скрывали весь дом, кроме вершины центрального купола; узкие ворота охранялись наемной стражей.

Привратник открыл ворота, не задавая вопросов, и она прошла сквозь низкую арку. Далее шел длинный двор с квадратным фонтаном и двумя рядами фиговых деревьев с одной стороны, а с другой — верандой с решеткой для вьющихся растений и изразцовыми скамейками. Еще одни ворота с двумя стражами закрывали проход к дому, который возвышался над двором, тяжелый и неуклюжий.

Илин подняла брови при виде столь строгих мер предосторожности. Она подозревала, что у Высокого судьи много врагов, даже таких, которые могли преследовать его и на Первом ярусе. Во всяком случае, так, видимо, считал судья Разан.

Слуга попробовал препроводить ее на ту террасу, на которой, судя по всему, обычно дожидались посетители, но Илин стояла на своем.

— Некогда мне ждать. Мне надо встретиться с Высоким судьей немедленно.

Слуга мешкал, нервно облизывая губы.

— Я попытаюсь, достопочтеннейшая.

Боялся он не Илин, и она это прекрасно понимала. Илин кивнула, слуга открыл внутреннюю калитку и тут же исчез в прохладной глубине дома.

Илин упорно ждала, глядя на залитое солнцем пространство двора перед верандой, пока ей не стало ясно, что ее намеренно заставляют ожидать и что это может продлиться долго. Тогда она подошла к калитке и ухватилась за нее. Стражники, стоявшие по другую сторону калитки, неуверенно переминались с ноги на ногу, стараясь не встречаться с Илин взглядами. Она громко приказала:

— Именем Мастера-Хранителя, откройте!

В тюрьме это сработало, и если то, что она подозревала, правда, тогда этот судья не осмелится жаловаться Риатену на нее.

Стражник колебался, бросая на товарищей взгляды, молящие о помощи. Илин знала Хранителей, которые с помощью своей Силы могли открывать любые замки. Сеул уверял, что обладает таким умением, хотя ей лично не доводилось быть свидетельницей подобных подвигов. Илин обратила свой внутренний взгляд на замок — просто ради интереса — и чуть не отшатнулась от удивления. На какое-то мгновение она обрела способность «чувствовать» замок изнутри, ощутила расположение его зубчиков, почувствовала вкус масла и пыли. Раньше такого с ней не бывало. Она считала, что ей везло, когда она ощущала близость других живых существ, дышащих и думающих, а до управления неодушевленными вещами ей было далеко. Что-то в выражении ее лица подействовало на стражника, потому что он торопливо стал рыться в поисках ключа. С легким головокружением Илин отступила на шаг, позволив ему открыть калитку, а затем быстро прошла прямо в дом.

Длинный арочный коридор был дивно прохладен. По обеим стенам шли приемные комнаты. Низкий голос, бубнивший где-то далеко, служил путеводной нитью, которая вела в глубину дома.

Это была большая комната, выходившая прямо в коридор. В ней рывками кружились опахала, встроенные в углубления высокого потолка, а внутренняя стена выходила в другой дворик, гораздо более нарядный, чем тот, с которым посетители знакомились за воротами. Голос, услышанный Илин, принадлежал самому судье. Тот прохаживался взад и вперед, диктуя пожилому писцу, который с бешеной скоростью писал, стараясь не отставать от диктующего. Впустивший ее слуга скорчился в позе беспредельного уничижения на полу. Такое поведение слуг вышло из моды уже несколько поколений назад. Даже от слуг Электора не требовалось подобного подобострастия. Илин припомнилось, что кто-то просветил Электора на сей счет, и тот даже издал указ, запрещающий подобное воспитание слуг. Илин кивнула.

Судья Разан повернулся к ней, проглотив невысказанное ругательство. На нем была короткая домашняя чадра, он не надел свою бронзовую полумаску, и Илин его немедленно узнала. Рост, фигура, походка и весьма нелестное для него ощущение его души — все это соответствовало тому человеку, с которым она столкнулась в тюрьме торговых инспекторов. Она улыбнулась и вежливо наклонила голову.

Единственным звуком, раздававшимся в комнате, было жужжание часового механизма, приводившего в действие опахала, да еще скрип пера писца по бумаге; он воспользовался передышкой, чтобы закончить свою запись. Потом Разан сказал:

— Хранительница, я не помню, чтобы приглашал тебя в дом. — Голос тоже был тот самый, что она запомнила, — злобный, издевающийся, действующий на нервы.

— А я считала свое дело слишком спешным, чтобы ждать.

Илин спокойно прошла вглубь комнаты. Возможно, это была эйфория после ее эксперимента с замком, но внезапно Илин ощутила радость от стычки с судьей. Слуга не посмел даже шевельнуться, и она решила сделать официальное донесение насчет Разана и его обращения со слугами. Надо думать, он сможет оценить это по достоинству — ведь торговые инспектора безжалостно наказывают за малейшие нарушения буквы закона.

Судья Разан приказал подчиненным убираться прочь. Слуга тут же исчез за дверью, а писец скромно собрал свои перья и чернила и последовал за слугой.

— Это Мастер-Хранитель, я надеюсь, послал тебя сюда? — спросил судья.

Илин решила не отвечать на этот вопрос. Вместо этого она произнесла:

— Некоторое время назад Мастер-Хранитель заходил к тебе по другому делу и обнаружил, что ты владеешь древностью редкой красоты — пластинкой из мифенина, выложенной кристалликами, которые обретают на свету цвет. Ты ее отдал Риатену. Мой вопрос такой: кто тебе дал эту вещь?

— Этим интересуется Мастер-Хранитель или ты? — Разан подошел к каменному винному шкафчику, стоявшему у стены. Он налил чашу из глиняного кувшина, охлаждавшегося внутри шкафчика. — Я разрешил тебе забрать ту тварь из тюрьмы, то есть сделал то, что сделал бы для любой другой патрицианки, каково бы ни было мое отношение к… её привычкам, но использовать имя Мастера-Хранителя чтобы удовлетворить собственное любопытство, — это совсем другое дело! — Он смотрел на нее холодно, явно ожидая вспышки с ее стороны.

«Вино в такое время дня?» — подумала Илин. Она очень надеялась, что оно повредит ему. Действительно, в зловонных глубинах тюрьмы он казался страшным, угрюмым. Теперь же она видела перед собой одно лишь хамство. Она чуть-чуть вздохнула, как будто он вызывал у нее лишь утомление, и ответила:

— Вряд ли это ответ на мой вопрос. Я знаю, что ты или сам вор, или наживаешься на кражах. Твое обладание краденой редкостью это доказывает полностью.

Он с треском поставил чашу на шкафчик и оскалился на Илин.

— Не верится мне, дитя, что тебя послал ко мне Мастер-Хранитель.

— Тогда сходим к нему и спросим, согласен? — Голос Илин звучал умышленно резко.

Его оскорбления не подействовали, теперь он пытался изобразить гнев. Видно было, что ему просто необходимо отделаться от нее, вероятно, он напуган до полусмерти. Илин готова была прыгать от радости — значит, она на верном пути.

— Мне уже известно, что это действительно была взятка от воров, которые специализировались на кражах древностей, но меня не так уж волнует твоя личная жадность и омерзительность преступления. Я хочу знать, кто послал тебя в Академию вчера ночью, я хочу знать, кто сказал тебе, где надо искать другую реликвию — на этот раз маленькую мифениновую брошь с крылатой фигурой на ней, но больше всего я желаю знать, кто заставляет Высокого судью торговых инспекторов прыгать по своему приказу.

Разан отвернулся от Илин. Одной рукой он схватился за резную поверхность крышки шкафчика, как будто искал точку опоры. Другая рука дрожала. Он пробормотал:

— Ты не можешь знать, что это была взятка…

«Он боится», — подумала Илин. Она чувствовала почти наслаждение, слыша, как в этом ржавом голосе вместо былых угроз и издевок проступает неуверенность. Но сейчас надо ковать железо, пока оно горячо, а не наслаждаться достигнутым. Она прошла к низкому столу, за которым работал писец, и бросила взгляд на разбросанные бумаги. Бумаги касались поездки. Разан готовился покинуть город. Она позволила себе незаметно улыбнуться.

— Если ты мне обо всем расскажешь, мы тебя защитим.

— Защитите меня? — Снова оскал, но теперь она знала, что под ним скрывается ужас. — От таких же, как ты сама?

Илин удивилась и нахмурилась.

— Кого ты имеешь в виду?

— Того, кого она присылает со своими приказами! — Судья повернулся лицом к Илин. — Не думай, что я не знаю, кто он, хотя в своем тщеславии он мне не назвался. Я-то знаю, что он Хранитель. Я знаю, кто его хозяин или, вернее сказать, один из его хозяев! — В его смехе не было и капли веселья. Она наняла воров, чтобы украсть коллекцию редкостей у одного идиота из числа придворных проныр на Втором ярусе, а они ее надули. Эти болваны не знали, кто она такая. — Судья снова ударил кулаком по шкафчику. — Но я-то должен был знать, я-то должен был понимать, когда те дураки отдали мне эту пластинку и стали хвастаться, как ловко они провели патрицианку… А потом твой Мастер-Хранитель нашел пластинку, и она узнала, что я тоже вовлечен в историю с кражей. И мне пришлось выполнять ее приказы. Я поймал воров, но было уже поздно, коллекция разошлась по разным рукам. Мне пришлось искать для нее другие редкости. А теперь… — Он бессмысленно пялился в пустоту, в глазах — ужас. — Теперь реликвии найдены, моя помощь ей больше не нужна.

Илин подумала, что он пьян сильнее, чем кажется, а он все продолжал что-то бормотать, будто испытывал приступ солнечной болезни. Тот «он», что не хотел назвать Разану свое имя, это, должно быть, Констанс, но… Илин задумчиво сказала:

— Она? Кто же… — И тут прямо с поверхности мыслей Разана девушка уловила «ее» изображение. — О нет, нет! — в страхе крикнула Илин.

— О да, — кивнул судья.

— Мы сможем защитить тебя, клянусь. Мы увезем тебя из города, сегодня же, сейчас же! Пойдем со мной, ты расскажешь…

Ледяной ветер шевельнул листы бумаги на столике, прервав речь Илин. Она глянула на арку, отделявшую комнату от внутреннего сада, потом пригляделась повнимательнее. Цветы и листья в тяжелом жарком воздухе были неподвижны. Ветер родился внутри самой комнаты.

Судья Разан шарил взглядом по сторонам, в его налитых кровью глазах плескался ужас. Илин, чье внимание на мгновение отвлеклось, не заметила, что в воздухе комнаты началась концентрация Силы, и только теперь поняла, что происходит. Тот дух воздуха, что преследовал их с Хетом в Академии, сейчас находился здесь, в этой комнате. В полуденном свете он был невидим, но, должно быть, он только что прошел рядом с ней, раз бумаги на столике зашелестели.

Илин закатала рукава и простерла руки, освободив мозг от всех посторонних мыслей, чтобы возвести преграду, такую же, как та, что она пыталась создать прошлой ночью в Академии. Тогда ей не удалось удержать Констанса, но сейчас у нее не было выбора, кроме как испытать свою силу на духе воздуха. Разану она бросила:

— Спрячься за моей спиной. Я попытаюсь…

Судья закричал, попятился. Должно быть, он впервые ощутил ледяное лезвие присутствия этой твари. Илин вскрикнула: «Нет!» — и бросилась к нему, но тут же остановилась, когда убийственный холод призрака как бы обволок ее со всех сторон.

Спотыкаясь, Илин отступила на шаг, стараясь восстановить нарушенное дыхание. Горло перехватило от глотка ледяного воздуха. Это же случилось с ней и в доме прорицателя, когда она, ничего не понимая, столкнулась с призраком. И Раду, который, видимо, получил предостережение о грозящей ему смерти, когда жег свои кости и который выглядел так, будто умер от страха… Разан все еще сопротивлялся, барахтаясь в невидимых объятиях неизвестной твари. Он хрипел, он пытался втянуть хоть глоток воздуха, а Илин в оцепенении смотрела, как его кожа становится серой-серой.

Илин снова попятилась. Все случилось слишком быстро. Исполненные нечеловеческого страха глаза Разана стали пусты, кожа — белее мела. Он рухнул на пол, и Илин снова вытянула руки, чтобы возвести защиту, — ужас и отчаяние дали ее несовершенной Силе подпитку, которой она обычно не получала. Защита сформировалась перед дверью в коридор — уплотнение воздуха, еле видимое в свете дня. Илин почувствовала, что дух воздуха разворачивается к ней. Илин закусила губу и держала защиту, хотя опасность явно приближалась. Затем там, где призрак пришел в соприкосновение с поставленной завесой, возникли красные блики и… отступили.

Илин заковыляла к двери, зная, что это лучшее из всего что она может сделать. Она дрожала от нервного опустошения, поле ее зрения тревожно суживалось — расплата за энергетические потери при создании столь мощной защиты. К сожалению, она не могла защитить всю комнату и поймать призрака. Но теперь у нее есть время, чтобы предупредить других обитателей дома и бежать самой из этого обреченного места. Ей необходимо рассказать Риатену о том, что она узнала. Его надо предупредить…

Слепо неслась Илин по коридору, даже не заметив патриция, который поджидал ее там. Она налетела на него. А потом уже было поздно.