"Театр мертвецов" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

Глава IV

Не повезло Москве с ее климатом – зима не зима и лето не лето. Зато в Сочи в октябре просто рай. Горелов это почувствовал, как только сошел с самолета. Взять вот так просто и в одночасье вернуть лето!

В аэропорту Адлера его встретила машина из сочинского управления внутренних дел. Почесть слишком высокая для старшего лейтенанта из столичного райотдела. Капитан Золотухин, приехавший за гостем в аэропорт, рассказал, что из Москвы звонил генерал Черногоров и попросил местное начальство оказывать Горелову всяческое содействие в работе. Так что Золотухина отдали в полное распоряжение высокому гостю и выделили оперативную машину. Но и это еще не все, как любят говаривать в рекламных роликах: «К чайной ложке за сто долларов совершенно бесплатно прилагается ситечко!» Перевести это можно так: в сочинскую прокуратуру также поступил звонок из Москвы, и тоже просили оказывать необходимую поддержку. Лейтенанту был заказан одноместный номер в «Жемчужине», где произошло преступление, давно всеми забытое. К приезду Горелова дело подняли из архивов, и Золотухин успел с ним ознакомиться.

Сочи – город небольшой, но криминальных историй в нем хватает, милицейский состав обновляется постоянно. Многие слишком быстро зарываются. Коррупция в органах правопорядка – вещь естественная, слишком много соблазна. Тех, кто начинает наглеть, убирают быстро и тихо. Умеренных не трогают, иначе вообще никого не останется.

Капитан Золотухин был старожилом, прослужил в органах курортной зоны пятнадцать лет и дослужился до капитана в свои сорок семь. Выше капитана не прыгнешь. Для местных эта планка очень высокая. Все начальство – ставленники краевого масштаба. Меняли их часто, чтобы особо не привыкали к вольной жизни. За свою службу у Золотухина поменялось шесть начальников управления. Взял свое, – подвинься, уступи место товарищу.

Номер в гостинице показался Горелову шикарным. Главное, что в каждом номере имелся балкон.

– Расскажите, Юрий Максимыч, – обратился Горелов к Золотухину, оглядывая свое пристанище, – в общих чертах, разумеется, кто, кого и за что убил здесь два года назад в июле.

– Два с половиной, если быть точным. Ничего особенного. Странно, что Москву заинтересовало такое заурядное дело. Если коротко, то история выглядела так: в номере 1314 на третьем этаже гуляла веселая компания, молодежь от двадцати до двадцати трех лет. Девять человек – пять парней и четыре девчонки. Трое из Москвы, двое из Питера, двое из Ростова, одна девочка из Киева и один парень из Тюмени. Ну там всякие трали-вали, выпили изрядно, танцевали. Многие познакомились на пляже, у молодых это просто.

Во втором часу ночи один из парней поругался со своей девчонкой. Его звали кирилл, двадцать два года, студент из Питера. Девушку звали Катей, она из Москвы, но тоже училась в Питере, вроде бы на юг они приехали вместе, правда жили отдельно – она с подругой, а он с приятелем. Снимали хибару в частном секторе. Номер принадлежал Денису и Маше, мужу и жене из Ростова, единственная семейная пара. Кирилл приревновал Катю к кому-то из ребят и, обозвал ее шлюхой. Девчонка треснула ему по морде и выскочила из номера. Никто за ней не пошел, Кирилл выпил еще и приблизительно через полчаса пьяный жь шел искать свою подружку.

На этом сцена в номере 1314 заканчивается. Тревогу поднял сосед из номера 1313 в четыре утра, режиссер из Москвы Грановский. Он вернулся после гулянки в свой номер и обнаружил следующую картину. Девушка лежала на полу с проломленным черепом. Ее ударили по голове тяжелым предметом. Потом следствие установило, что не ударили, а в нее запустили этот предмет. Называется эта железяка «жезл», принадлежала хозяину и лежала на тумбочке у кровати. Перед тем как девочка погибла, ее изнасиловали. Кирилл валялся возле кровати. Он просто поскользнулся, упал и сильно ударился головой об угол деревянной спинки. Не очень сильная травма, но сознание потерял, к тому же и без того едва держался на ногах. Тут же вызвали милицию. Приехали оперативники и следователь из прокуратуры. Завели уголовное дело по двум статьям: изнасилование и умышленное убийство.

– А как Кирилл и Катя попали в номер режиссера?

– Дело в том, что весь состав театра жил на одном этаже. Они занимали несколько номеров по нечетной стороне. В этот вечер артисты отмечали день рождения в номере 1307, через три комнаты от 1313, где жил режиссер. Он просто забыл запереть свой номер. Ключи торчали в замочной скважине снаружи. Как они туда попали, понятно – открыли дверь и зашли. Эксперты установили, что смерть наступила около двух часов. Кирилл вышел следом за Катей, затащил ее в чужой номер, изнасиловал, а когда она попыталась сбежать, запустил в нее железякой, Я думаю, что попал он в нее случайно. От кровати до дверей больше трех метров. Девушка умерла сразу и свалилась у порога. Он засуетился, поскользнулся, упал, ударился сам и потерял сознание. Через два часа возвращается хозяин в свой номер и видит кошмарную картину. Он зовет своих артистов, и они вызывают милицию.

– Кто вел следствие?

– Майор Куликов. Он сейчас уже полковник. Сидит в главном управлении в Краснодаре. И следователь Рачковский из сочинской прокуратуры. Где он сейчас, я не знаю. Давно о нем ничего не слышал.

– У меня к вам просьба, Юрий Максимыч. Установите, пожалуйста, где конкретно я могу найти каждого участника следственной бригады, чтобы поговорить с ними. Готов ехать по домашнему адресу. То же самое касается свидетелей, кроме тех, что живут в Москве.

– Понял, постараюсь.

– Дело вы привезли с собой?

– Да, у меня в портфеле. А вы не поедете в управление?

– А что мне там делать? Я лучше в номере посижу и дело полистаю. Чем кончилась вся эта история?

– Парня приговорили к пятнадцати годам строгача.

– Хорошо, Юрий Максимыч. Когда вас ждать?

– Завтра с утра буду. Раньше вы все равно пять талмудов не прочтете, и отдохнуть с дороги надо.

– Отдыхать мне еще рано. И я хочу, чтобы вы поняли главное, Юрий Максимыч: времени у нас мало, а нам придется заново провести следствие по остывшим следам. Два года в таких делах – как целая эпоха в историк.

– Справимся, дело-то понятное.

– Ошибаетесь. По-вашему рассказу ничего не понятно. Никто ничего не видел. Вышел один, потом второй, и через три часа нашли одного мертвым, второго в невменяемом состоянии. Ответьте мне на один простой вопрос, если вам все понятно. Девушка дала по морде парню, выбежала за дверь и что? Осталась в коридоре ждать, пока он напьется до чертиков и выйдет следом за ней через полчаса? Она бы убежала домой. Вы обратили внимание, что туалетов в коридоре нет, куда можно пойти и отреветься. Они есть в номерах. И где в это время находилась дежурная по этажу?

– Спала. В подсобке спала.

– А это значит, что у нас нет ни одного мало-мальски стоящего свидетеля. Человека, который мог бы твердо сказать: «Да, я все видел своими глазами!» Я не хочу огульно охаивать все и вся, в том числе и следственную бригаду, но моя задача получить ответы на все вопросы. На все!

– Да я что, против, что ли?

– Ладно, не обижайтесь. Вы местный и в милиции не первый год, вас наверняка в гостинице знают, да и вы тут неплохо ориентируетесь. Попросите администратора, чтобы они нашли регистрационную книгу позапрошлого года за июль и принесли ее в мой номер, а также нашли всех, кто сегодня работает в отеле и работал в день убийства. Ведь из теплых местечек не увольняются по собственному желанию.

– Одну такую я сам знаю. Она работала горничной на третьем этаже, а сейчас до официантки доросла. Загляну в ресторан, может, сегодня ее смена.

– На такую удачу я рассчитывать не могу. Но найти ее нам все равно придется. И пошлите запрос в управление по исполнению наказаний с выпиской из приговора суда и уточните, где убийца отбывает срок. Возможно, мне придется и в колонию съездить.

Золотухин понял, что в ближайшее время ему бассейна и пива с раками не видать.

Лика могла позволить себе не работать. К сожалению. К сожалению потому, что предложений хватало, и не просто предложений. Она окончила театральный институт и попала в московский театр. Девочка из Курска стала актрисой столицы. Повезло? Возможно, но дело в том, что после первого предложения посыпались новые, одно интереснее другого. Лика обладала незаурядной внешностью и сказочной фигуркой. От предложения сняться в кино она также не смогла отказаться. И снялась. Удачно. А потом ей сделали предложение бросить к чертовой бабушке театр и стать моделью. И на этот раз Лика не стала отказываться.

Подиум ей нравился больше, чем подмостки. Появились фотографии в журналах, и пару раз ее портрет попадал на обложки. А потом появился принц, который в свою очередь предложил ей руку и сердце. У принца имелся один недостаток – он был лысоватый, однако не стар и являлся председателем директоров нескольких банков. Лика согласилась. Правда, он запретил ей работать, а взамен она получила очень выгодный брачный контракт. От следующих предложений, как бы хорошо они ни звучали, приходилось отказываться. Но и у банкиров не все всегда гладко, случаются сбои, и такой произошел неделю назад. От некоторых привычных желаний временно пришлось отказаться.

Именно в этот момент ей позвонила старая подружка и бывшая сокурсница Анюта Железняк.

– Лика, солнышко, здравствуй. Извини, что тысячу лет не звонила, дела душат. Мне нужно срочно с тобой повидаться.

– Это ты, Клеопатра? Бессовестная! Тебе не стыдно, что я сама доставала билеты на твою премьеру?

– Стыдно! Сгораю со стыда! Потом обсудим детали. Ты можешь со мной встретиться?

– Господи, даже не знаю. Витюша скоро вернется с работы, а ты знаешь, что с этой минуты начинаются все мои заморочки. Он же беспомощный как ребенок.

– Лика, я рядом с твоим домом. Спустись вниз и жди меня на лавочке возле подъезда. Я тебя долго не задержу.

– Ну хорошо, только мне одеться надо.

– Умоляю, не делай этого, иначе я тебя не дождусь. Накинь на себя плащ и спустись на лифте вниз, и все.

– Но я так кошмарно выгляжу.

– Как выгляжу я, ты увидишь. Думаю, узнать ты меня сможешь только по голосу. Не пугайся.

– Ты меня уже напугала.

– Все, солнышко, через пять минут внизу. И не перепутай. Не через час пять минут, а просто через пять. Надо досчитать до трехсот.

– Ладно насмехаться! Спускаюсь.

Бедная Лика! Как же она испугалась, когда к ней подошел парень в кошмарной одежде, с монгольской рожей в ширину плеч, и кепке, надвинутой на нос. Она облегченно выдохнула, услышав знакомый голос.

– Это я. Не пугайся. И не дрожи как осиновый лист.

Лика проглотила слюну.

– Пробуешь грим на людях? Но что за роль тебе дали?

– Это не роль, детка, это мужские кулаки и локти.

Лика вскрикнула.

– Сумасшедшая! Ты опять Гаррика пустила?

– Пустила. Две недели жил человеком, и опять его понесло в разнос.

– Дура! Тебе мало, что он тебя обобрал до нитки?! Все пропил! Шубу, машину, золото! Все, что ты наработала, все спустил!

– Когда я выходила за него замуж, я не знала, что он зашитый. Два года держался, не пил, человеком был, а потом раз – и понеслось. Дай мне сигарету.

Девушки закурили.

– На тебя смотреть невозможно. Ну зачем ты его пустила назад?

– Это называется любовь, детка. В кино, наверное, видела и сама в «Щуке» не сцене изображала. Дура, согласна. Но ничего с собой поделать не могу.

– Постой-постой…, ты же говорила, что его посадили?

– Так, чтобы тебя успокоить и других тоже. Ну хватит о нем. Все равно уже ничего не сделаешь. Сейчас живу у подруги, а он у меня. Пропьет последнее, сам уйдет. Мне какое-то время перебиться надо. Хочу предложить тебе одну вещь. На нее приятней смотреть, чем на меня.

Анна достала из кармана часики и положила подружке на ладонь.

– Учти, это не дешевка какая-нибудь, а настоящий «Шепард».

– Боже! Красотища какая! Сколько?

– Пять штук, и то только по дружбе и если сразу. Деньги нужны.

Улыбка исчезла с лица красотки.

– Ой, Анютка, у нас ведь тоже проблемы!

– Продам на сторону, но потом жалеть будешь.

– Ну потерпи немного. Слушай, Анюта, оставь их у меня. Клянусь тебе, через неделю будут деньги, пять тысяч. Ну не капризничай! Подумай сама, кто тебе даст сходу столько денег? А я вывернусь наизнанку, но достану. Витька достанет. Я ему часы покажу, слезу пущу, и он достанет. Их сейчас счетная палата проверяет, вот он и обрубил мне концы. Сижу как дура целыми днями дома, в люди показаться не в чем.

– Бедненькая, как я тебе сочувствую! Ты же дважды одну вещь не надеваешь. Ладно, куколка, но учти, жду ровно неделю. Не вернешь деньги, отдашь часы и комиссионные за прокат.

– Договорились! Ладно, я побегу, а то Витька вот-вот вернется. Ты представляешь, если он тебя увидит?! Убьет!

– Лети, пташка. Тебе есть куда.

Аня встала и ушла. Через час она звонила из телефона-автомата на другом конце города. Трубку снял мужчина.

– Привет, Кутепов, узнаешь?

– Анна? Ты где, черт подери?! Почему репетицию сорвала?

– Дурак ты, Дима! Но дело не в этом. Ты один?

– Один.

– Могу я к тебе заглянуть?

– Заходи. Может, ты мне объяснишь, в чем дело?

– Ладно, только не пугайся, когда откроешь дверь. Перед тобой парень стоять будет.

– Чего ты еще выдумала?

Аня бросила трубку. Когда Дима Кутепов от нее шарахнулся, она обрадовалась. Во всяком случае, ее не узнавали даже бывшие сокурсники, знавшие ее как облупленную.

– Ты на голос реагируй, на голос, Димочка. Или тебе монолог Клеопатры прочесть? Жаль, ты Цезаря не играешь, а то бы концерт для соседей устроили.

– У нас режиссер мужчина, и к тому же не голубой, вот поэтому ты Клеопатра, а я не Цезарь.

– Войти можно?

– Кто это тебе пластическую операцию на фейсе сделал?

– Бывший муж.

– Какой по счету?

– А я подсчетов не веду. Вам в театре лучше знать.

Они прошли в единственную комнату в квартире. Кругом висели фотографии Наташи Колычевой.

– Где же твоя подружка?

– Дома, у них гости. Теперь двоих мужиков на шее тащит.

– Не хочешь стать третьим, а я пока у тебя поживу? Мне неделька нужна, не больше. Выпить найдется?

– Пиво в холодильнике.

– Что ж, начнем с пива, а там видно будет.

Анна скинула куртку и уселась на кровать. Парень принес пиво из кухни. Они закурили.

– Ну такую уродину ты, конечно, трахать не захочешь. А мне жить негде. Какие поступят предложения?

– Хватит придуриваться.

– А в институте, помнится, ты за мной ухлестывал. Правда, не один ты. Всем свежатинки хотелось. А раскладушка у тебя есть?

– Диван на кухне раскладывается. Ты можешь объяснить, что происходит?

– Хана мне, Димочка. Ха-на! Я не Сара Бернар и на сцене умирать не хочу. Мне, дуре, почему-то жить захотелось. А пока он нас всех не передушит, не успокоится.

– Кто?

– Антоша, кто же еще! Задумка у него такая, понимаешь? Нет, конечно, не понимаешь, и не надо тебе ничего понимать. Ты тут ни при чем. Играй себе на радость в Гамлетов и в Идиотов, а я отыгралась. Вот только в ящик сыграть не захотела. Сняла с Антоши кучу зеленых и рванула на все четыре стороны. Помнишь у Островского есть такая пьеса «На всякого мудреца довольно простоты»? Вот, кажется, я перемудрила малость. Подсекли меня, Димуля, под самые красивые мои ноженьки, а на морде осложнения как после гриппа.

– А что с Антоном? Он же тоже на репетицию не явился. Такого я не помню.

– Побежал к брату на меня жаловаться. Он же трус и ябеда. Сам по себе ноль без палочки. Как что, так «мама» кричит. А мамочка у него одна – Гриша. Сейчас они всю Москву на уши подняли, меня ищут. Только если я сама к ним приду, меня за дверь выставят, как бомжа обнаглевшего. Страшно станет, после того как синяки сойдут.

– Я ничего не понимаю!

– И очень хорошо, дурачок. Чем меньше знаешь, тем целее будешь. Взял меня в клещи Антон и привязал к себе веревочкой, ни на шаг не отпускал. Потому что я должна стать следующим умирающим лебедем. А я взяла и сбежала.

– Не ты одна. И Птицын исчез, и Костенко. Актеры такие приехали на репетицию! Одни имена чего стоят, а Антон всех кинул.

– Ну значит, Птицын и Костенко тоже созрели. Надеюсь, им повезло больше, чем мне.

– Если ты что-то знаешь, Анна, то почему бы тебе не рассказать все следователю?

– Дурачок! Что я могу доказать? Мне рот заткнут в одну секунду. Ну подставлю я Антону подножку, упадет он, но туг же встанет на ноги и отряхнется, а мне на голову кирпич упадет в автобусе и все будут считать это естественным отбором. Закон природы – выживает сильнейший. А я слабая, хрупкая женщина и не могу воевать с Грановским-старшим. Я и с младшим не сладила.

– Видишь фотографии этой девочки? Ее зовут Наташа Колычева. Ее папа начальник следственного отдела московской прокуратуры, а в доме у них сейчас живет очень знаменитый следователь. Его ничем не испугаешь. На него управы нет. Он на пенсии и работает за здорово живешь, по старой дружбе. Он ни Президента не боится, ни всяких там Грановских, вместе всех взятых. Поговори с ним.

– Мы же с тобой друзья, Димочка? А?

– Ну и что?

– Обещай мне, что никому ни слова не скажешь обо мне. Не видел, не слышал, не знаешь. Можешь выполнить мою последнюю просьбу, последнее желание смертника?

– Могу, но ты не права.

– Пусть не права, но это же моя жизнь, а не чужая. Могу я ею распоряжаться по своему усмотрению?

– Можешь.

– Вот и ладушки. Через неделю я получу бабки и уеду к черту в Магадан. Одна беда, документов у меня нет.

– А где же они?

– Если б я это знала! Но в моей квартире остался паспорт. С собой я забрала только загранпаспорт, которого тут же лишилась. Но заходить в мою квартиру нельзя. За ней сейчас сотни глаз наблюдают. Облава еще днем началась. Видела, как четверо красавцев врывались в мой подъезд.

– Так и милиция тебя в розыск объявит! Все мы у них на учете. Попробуй кто-нибудь так просто исчезнуть! Не дадут. И Птицына найдут, и Костенко.

– Не сомневаюсь, но кто во мне признает Анну Железняк? Черта лысого!

Аня сняла кепку, и на плечи обрушилась шикарная копна темно-каштановых волос.

– Я уже даже не блондинка. Кстати, а у меня неплохо получается роль парня. Может быть, остричь волосы и украсть паспорт? Или купить на рынке? Стану каким-нибудь Махмудом Рахимовым из Туркестана.

– Это не выход.

– Правильно. Это дыра, в которую можно пролезть. А выхода можно ждать до глубокой старости. Мне только бы в себя прийти, а там я не пропаду. Уж не хуже Лики Ивановой. Видел бы ты ее! Принцесса на горшке.

– А кто тебе мешал?

– Я замуж по любви выходила, а она жопой виляла под объективами, чтобы эту задницу в журнале напечатали. Пустота! Ни чувств, ни таланта, одна дурь, что в башке, что ниже. Это не мой стиль.

– Твой стиль я вижу. Даже под гримом не спрячешь.

– Нормально. В жизни надо все испытать. Сначала холодно, потом жарко. Только и живешь, пока шкурой своей все чувствуешь. А вечный кайф под пуховым одеялом не что иное, как каторга. Все атрофировано… Ну ладно, подружка, сбегал бы ты за водочкой. А если у тебя в доме картошка найдется да соленый огурец, то цены тебе нет. С ходу отдамся за соленый огурец, а морду мою прикроешь портретом Наташи.

– Ну хватит шлепать опухшими губами.

– Ладно, шучу. Чур, я сплю здесь, а ты на кухне.

– Согласен. Картошка у меня есть, водку куплю, а с огурцами как повезет.

С огурцами Дмитрию повезло. Он даже селедку купил в банках. Заказ был выполнен, вот только заказчик не дождался. Когда Дима вошел в комнату, Аня спала мертвым сном. Пришлось женщину раздеть и накрыть одеялом. Когда-то он за такое удовольствие многое отдал бы, но времена меняются. Дмитрий вздохнул и отправился на кухню спать.

Яркий луч солнца заглянул в окно, проскользил по полу и упал на лицо спавшего. Горелов открыл глаза и улыбнулся. Занавески колыхались от легкого дуновения ветерка. Ему показалось, будто время отступило назад и вновь настало лето. Он уснул одетым на покрытой постели, заваленной бумагами, где для него оставалось очень мало места. С его комплекцией ему много и не требовалось, важно, что он не помял документы во сне.

В дверь постучали. Скинув ноги на коврик, Горелов надел шлепанцы, встал, потянулся и направился открывать дверь. На пороге стояли Золотухин и еще какой-то тип лет пятидесяти, плотный, широкоплечий, с круглым, словно вычерченным циркулем лицом, но по-детски добрым и улыбчивым.

– Привет, Палыч! Я тебе тут одну рыбку уже выловил, с остальными могут быть проблемы.

– Заходите, пожалуйста, а я пойду сполосну физиономию.

Мужчины зашли в номер, а хозяин пошел в ванную. Толстячок непонимающим взглядом посмотрел на Золотухина.

– Ты что, Юра? Вот этот пацан из Москвы приехал с инспекцией? Он небось еще школу не окончил.

– Успокойся, Ваня. Дурака из Москвы не пришлют. Я вообще думал, что они целую бригаду сюда пригонят. А этот парень один должен всю байду восстановить. Значит, может. Я еще вчера понял, что хватка у него есть.

В комнате появилось обсуждаемое лицо.

– Я Горелов.

– Иван Телегин, лейтенант запаса.

Они обменялись рукопожатиями.

– А отчество ваше как?

Телегин даже не сразу понял вопрос. Его никто никогда не называл по имени-отчеству.

– Вообще-то, Романыч, но лучше просто Иван. А то я не пойму, к кому обращаются.

– Хорошо, как вам удобней.

– Иван входил в оперативную бригаду в то время, и один из первых приехал в гостиницу. Вы уж тут сами потолкуйте, а я пойду остальных искать. Как выяснилось, это дело непростое. А Гальку я дома не застал. Та, что горничной была, а ныне официанткой работает. Сегодня она выходная, а вчера отпрашивалась, но завтра с утра заступает на смену.

– Хорошо, Юрий Максимыч, только к концу дня загляните сюда. Могут возникнуть новые вопросы.

– Будет сделано. Ивана-то я сразу нашел. Мы с ним живем рядом и в одну пивнуху ходим. Там я его и выловил. А вот из остальных участников следствия в управлении никого не осталось. Текучка у нас большая.

– Можно подумать, я остался! – усмехнулся Иван. – Это ты у нас ветеран…

– Ну ладно, я помчался. До встречи!

Золотухин махнул рукой и вышел. Горелов сел на кровать и начал собирать документы.

– Я ознакомился с делом, не очень подробно, а скорее поверхностно, уделяя внимание ключевым местам. И вот что удивительно – следствие не рассматривало ни одного из возможных вариантов. Ну к примеру сказать, убийство совершено третьим лицом, неизвестным. Посудите сами, девушка вышла из номера 1314 в половине второго. По показаниям свидетелей, ее парень пошел на поиски через полчаса. Значит, около двух. А патологоанатомы указывают в заключении, что смерть наступила в два часа ночи, плюс-минус минуты. Что мы получаем в итоге? Парень вышел в коридор, а девушка стояла и ждала его в номере напротив, они опять ругаются, и он хватает с тумбочки хозяина чужого номера тяжелый предмет и кидает убегающей девушке вслед. На этом остановимся. Что здесь, по-вашему, не так, Иван?

– Все примерно так и происходило.

– Но это же выводы следователя Рачковского. Никто не видел происходившего. Катя Потапова мертва, а Кирилл Миронов был пьян и ничего не помнит. Эту историю ему навязали, но виновным он себя так и не признал.

– Понимаешь, Палыч… Извини, я не знаю, как тебя зовут.

– Неважно, пусть Палыч, я привык.

– Так вот, Палыч, я, конечно, не спец. Меня в дверях поставили как часового, но со стороны все выглядело именно так. У меня даже мысли не возникло, что девчонку убил кто-то другой. А потом, когда парня привели в чувство, он еще буянил, еле скрутили.

– Буянил, почему?

– Кровь увидел, девчонку мертвую. Он еще не протрезвел. Может, он и неплохой малый, но на бытовой почве все убийства совершают по пьяни. Протрезвеет человек и становится сущим ангелом. В жизни не поверишь, что такой убить может! Но практика показывает обратное. Хорошие люди убийцами становятся.

– Что вы скажете о следователе Рачковском?

– Вообще-то он крутой мужик. В нашей прокуратуре считался лучшим. Десятка полтора убийств раскрыл.

– Понятно, непререкаемый авторитет.

– Опыт у него большой. Мы все у него на побегушках были. Даже Куликов.

– Майор Куликов, который возглавлял бригаду, а теперь ходит в полковниках в краевом управлении?

– Да, тоже крепкий орешек, но с Рачковским не сравнить. Тот авторитетом давил.

– А это значит, что он один ставил все точки над "i".

– Случай бытовой, не очень мудреный.

– Слишком мудреный, Иван. Ведь вскрытие показало, что девушка изнасилована. Обнаружены следы спермы. А под ее ногтями следы крови и частицы кожи нашли. Значит, она сопротивлялась. Ну а теперь ответьте мне как мужчина: сможете ли вы в пьяном виде изнасиловать двадцатилетнюю девчонку, которая будет отчаянно сопротивляться?

– Если бы мне было двадцать три года, как тому парню, может, и удалось бы.

– С вашей комплекцией. А я вижу на фотографии преступника хлюпика вроде меня. Я бы не смог. Хорошо, положим, что смог бы. Но сколько у меня ушло бы на это времени? Думаю, борьба длилась бы не менее получаса. А по актам экспертизы получается, что я вышел из номера 1314 в два часа и в течение десяти минут – максимум – успел найти, затащить свою жертву в чужой номер, изнасиловать и убить. Неувязочка получается.

– Ну может, она сопротивлялась только поначалу, а потом смирилась.

– Если так, то зачем ее убивать? Смирилась – значит помирились. И зачем насиловать свою девушку? Свидетельница Света Малахова, подруга убитой, в своих показаниях утверждает, что Кирилл и Катя встречались около двух лет, давно имели близкие отношения и собирались пожениться. Они любили друг друга до безумия и в Питере жили вместе. А здесь они нашли жилье только по половому признаку. Одни хозяйки сдают квартиры только девочкам, другие только мальчикам. Вот и пришлось Кириллу жить с другом Гошей, а Кате с подругой Светой. Что касается Гоши, то он утверждает, что Кирилл не мог убить Катю. Во-первых, он ее очень любил, во-вторых, Кирилл не был агрессивным человеком.

– Так я же видел, как его вязали!

– И меня пришлось бы вязать, если бы я увидел изуродованный труп своей любимой девушки.

– Я уже говорил, по пьянке чего не бывает. Хорошие люди в переплет попадают.

– А кровь под ногтями? Кого же Катя царапала, если медицинский осмотр подозреваемого зафиксировал на его теле только гематому на затылке от удара головой об угол деревянной спинки кровати?

– Черт его знает! Послушай, Палыч, я не спец. Получается, ты сам с собой разговариваешь. Ну что я могу тебе сказать?!

– Может быть, я рассуждаю вслух. Если вы не спец, то очевидец. Следов в номере осталось столько, что искать третьего бессмысленно. Кто затоптал номер?

– Тут я отвечу, потому что допрашивали свидетелей при мне. В милицию позвонили в четыре утра. Мы приехали минут через двадцать, а потом к нам присоединился Рачковский. Он вызывал всех по одному. История выглядела так. Режиссер Грановский после дня рождения пришел в свой номер и увидел страшную картину. Он побежал тут же обратно в номер 1307, где все еще гуляли артисты, и позвал их к себе. Те пришли. Естественно они натоптали. Кто-то даже в лужу крови вляпался. Тоже пьяные все были. А потом к ним и ребята из номера напротив присоединились, но позже. За пять минут до приезда милиции какая-то артистка их позвала, фамилии не помню. Мол, посмотрите, не ваши ли ребята в соседнем номере? Те тоже натоптали. Вот так дело со следами обстояло.

– Так, да не совсем. А фамилии артистов вы не запомнили?

– Я – нет, так они все в протоколах есть.

– Почему же Грановского запомнили?

– Еще бы! Брат знаменитого олигарха.

– Это он сам сказал?

– И говорить не надо. Григорий Грановский в тот же день на самолете прилетел. Ему тут же апартаменты царские открыли. Хозяином себя чувствовал, во все дыры лез.

– А зачем? Разве Грановского-режиссера в чем-то подозревали?

– Вряд ли, но в его номере совершено убийство.

– В том-то все и дело. А главное, что весь ковер кровью пропитался, так просто не отговоришься, труп на помойку не выкинешь. А вот со следами опять промашка произошла, и вновь на нее не обратили никакого внимания. – Горелов достал из дела фотографию. – Вот оно – орудие убийства, что-то, напоминающее маршальский жезл. Тут указаны не название, а характеристики. Длина предмета пятьдесят сантиметров, вес два килограмма пятьсот граммов, сплав серебра семьдесят процентов, остальное платина, цинк, золото и палладий. Красивая штука. Витая палка с расширением кверху, увенчана головой орла. Что скажете, Иван?

– На допросе Грановский рассказывал об этой штуке. Это не жезл, а скипетр кахетинского царя Давида семнадцатого века. Труппа приехала в Сочи из Тбилиси, и Грановский рассказывал, что скипетр ему подарили ц Грузии какие-то банкиры. Он увидел его в одном из музеев и сказал: «Шикарная штука! Моему бы Цезарю такой, может, играть станет лучше!». Банкиры выкупили скипетр из музея и подарили ему. Раньше в глазницах орла были вставлены изумруды, но они не сохранились до наших дней.

– А Рачковский не спросил, с чем связан такой роскошный подарок простому смертному режиссеру в качестве реквизита для спектакля?

– Объяснение выглядело убедительно. Григорий Грановский подписал очень выгодный для Грузии контракт, а Антон Грановский просто его отвез, как бы по ходу дела. И те решили отблагодарить его. Они сочли, что брат имеет особое влияние на олигарха, вот и выполнили его каприз. Эта штуковина оценивалась в триста пятьдесят тысяч долларов. На вопрос, почему он разбрасывается такими раритетами в номере, он ответил, что считал скипетр своим талисманом и он вроде как заговоренный, его нельзя украсть. А Грановский каждый день им любовался. Ничего в этом не смыслю, но вещь считается уникальной.

– Вот и подумай, Ваня. Следов в номере выше крыши, а на орудии убийства, этом самом скипетре, обнаружены только отпечатки убийцы Кирилла Миронова. Куда же делись отпечатки Грановского, который каждый день любовался своей новой игрушкой?

– Я даже не знал об этом.

– Но опытный Рачковский не мог этого не заметить. Или не захотел? Факты, конечно, упрямая вещь. Экспертизой установлено, что сперма принадлежит Кириллу, следы на скипетре тоже, а про кровь под ногтями убитой забыли.

– Экспертом была Варвара Николаевна Харченко. Она ошибиться не могла. Ее вызвали из Краснодара, из института судебной экспертизы. Она даже преподает в Высшей школе милиции, профессор. У нас тут нет хороших лабораторий.

– Она и раньше приезжала?

– В особых случаях, если дело пахло скандалом. Помню, пришили какого-то банкира на его даче, точнее, его током убило в крытом бассейне. Дело очевидное, но вызвали ее. Заключения Варвары Николаевны сомнениям не подлежат.

– А вы помните, какая погода стояла в ту ночь?

– Жарко было, под тридцать, а днем до сорока пяти.

– Окна и балконы у всех были раскрыты?

– Они и в сентябре не закрываются.

– А как были одеты артисты?

– В шортах и футболках, женщины в сарафанах. Они же не в ресторане отмечали день рождения, а в номере.

– Все так были одеты? Вспомните точно.

– Кажется… Хотя, постой. Нет, не все. Антон Грановский был в брюках и водолазке, причем черной, а брюки белые.

– Вам это не показалось странным?

– Ну он же руководитель, солидный человек.

– Значит, должен париться. Спрашивал ли следователь у актеров, кто из них отлучался из номера, где они гуляли? Может быть, Грановский выходил?

– Нет, все в один голос сказали, что Грановский выпил лишку и уснул в кресле. Как отрубился около часу ночи, так и проспал до четырех, потом пошел к себе, а через две минуты влетел в номер как угорелый, в панике. Неужто ты, Палыч, думаешь, что Грановский причастен к убийству?

– Я не думаю, а пытаюсь анализировать. Посудите сами, Иван. Первым, кто увидел труп, был Грановский. Вот поэтому я с него и начал. Может быть, мы и до других доберемся, не знаю, но зацепки есть: отсутствие отпечатков пальцев на скипетре, убийство в его номере, и брюки с водолазкой в тридцатиградусную жару. Почему? А может быть, чтобы скрыть царапины на шее? Почему следствие делает упор на одном и не хочет замечать очевидных вещей. Не стыкуются обстоятельства, указывающие на виновность Кирилла. А если не он, то кто же? Почему в деле нет показаний дежурной по этажу, которая несет ответственность за порядок?

– Да нет же! Рачковский ее допрашивал, но без протокола. Бабу потом с работы выгнали. Значит, так. Ее тоже позвали на день рождения. Вечеринка началась около одиннадцати вечера. Вообще, она по номерам не ходит, а тут особый случай, столичные артисты. Она поддалась соблазну и пошла. Выпила и закосела. Ну и пошла спать в свой закуток. Ее уже мы разбудили, когда приехали. Чего с нее возьмешь? На следующий день уволили.

– А горничную допрашивали?

– Горничная в деле не фигурировала. Они же по ночам не работают.

– Хорошо, Иван, спасибо за помощь. Если что-нибудь вспомните, заходите, я здесь еще недельку поживу.

– Конечно, я подумаю. Ты, Палыч, извини, что я на «ты», уж так мы тут привыкли. А вообще ты интересно все раскладываешь. Угол другой. Я тоже подумаю. Вспомню чего, обязательно приду.

На том и порешили.

А в Москве тем временем лил беспрестанный дождь. У Трифонова разболелась нога, а от машины он отказался. Неудобно развозить свою задницу, выполняя мелкую работу, когда транспорта и без того не хватает.

Профессора Никанорова он отлавливал с утра. Тому уже семьдесят два стукнуло, а он ускользал у него из рук как рыба. И везде слышал одно и то же: «Только что был, но ушел туда-то». В последнем месте ему сказали, что Никаноров поехал в библиотеку. Уж там-то он не вывернется. И точно, Трифонов нашел его в читальном зале.

Девушка указала вымотанному следователю на столик у окна и сказала, что за ним сидит профессор, удивившись, что странный посетитель такого не знает. Трифонов откашлялся. В читальном зале надо разговаривать очень тихо, а с его громобойным баритоном делать это чрезвычайно сложно.

– Извините, что отвлекаю вас, Лев Абрамыч, уделите мне несколько минут.

Сухопарый старикашка, похожий на отставного прапорщика, поднял живые глаза и спросил:

– Вы из милиции?

– Нет, из прокуратуры.

– Один черт, штамп тот же на лбу стоит.

Трифонов немного смутился.

– Дело у нас к вам.

– Догадался, что не в ученики напрашиваетесь.

– Вы, кажется, возглавляли комиссию, определявшую причастность Шолохова к написанию «Тихого Дона»?

– И кто же, любезнейший, научил вас так издеваться над русским языком?

– Штамп на лбу и соответствующие собеседники по другую сторону стола.

– Преступники, стало быть. Ну а я тут при чем?

Трифонов положил на стол несколько книжек в мягком переплете с пугающими названиями.

– Так вы еще в письменном виде изгаляетесь над словесностью?

– Нет, слава Богу, не обнаглел еще до такой степени. Мне очень важно установить принадлежность автора этих книг к научным трудам, написанным другим человеком, а может быть, и им же. Но мне необходимо заручиться авторитетным мнением одного из лучших стилистов России, чтобы поймать плагиатора с поличным.

– Изъяснялись бы лучше по-татарски. Где источники?

Трифонов вынул из портфеля толстую папку.

– Здесь его кандидатская диссертация и три статьи.

– А что лично вас смущает?

– Я разговаривал с ним. Романтический стиль изложения, и в то же время в книгах ведется прямолинейное повествование. Попытка сближения с читателем на почве бытовых проблем. Никакой выдумки и романтики нет.

– Любопытно! Автор очень часто идет на поводу у массового читателя, но фразеология от того не меняется. Романтика тут ни при чем. Писатель, как клоун, может примерять маску. Ловить мы будем его на другом. Найдете меня через неделю. Раньше не старайтесь. Оставляйте свой мусор, и до свидания. Я в работе.

Профессор погрузился в книги, и Трифонову пришлось уйти.

Следующий визит не предполагал долгих мытарств. Человек работал в стационарных условиях. Трифонов уже бывал в лаборатории известного химика Сутягина, и ученый встретил его приветливо.

– Эпидемия отравлений продолжается, Александр Иваныч?

– Трудно сказать, но хочу быть готовым ко всему. Я тут приволок вам медицинское заключение из старого дела. Речь идет о вирусах, но я не силен в вашей терминологии. Мне бы попонятней, как в детской энциклопедии.

– Вирус – это по части биологии, а не ко мне. Ну раз пришли, давайте глянем, в чем проблема.

Сутягин ознакомился с актом экспертизы, и лицо его стало озабоченным.

– Очень любопытный случай. Этих микробов называют пираньи. Клеточные микробы. Истреблять их можно любимым лакомством – кровью. То, что они пожирают красные клетки, – это фантастика. Кровь для них лучшая среда обитания, но они ее заражают своими ферментами. Родины у этих микробов нет. Они встречались в тундре и в Австралии, но очень редко. А главное, они не погибают сами по себе, – как клопы. Дом может пустовать сто лет, клопы высыхают под обоями, но стоит в него вселиться людям, как они начинают пить их кровь. Тут очень схожий случай. Микробы законсервированы в растворе, абсолютно нейтральном, скажем, в обычном детском креме. О таком случае я слышал – в Англии один женоненавистник травил кремами женщин. Если эти микробы окажутся на человеческой коже, то они тут же через поры проникнут в кровеносные сосуды, и заражения крови не избежать. Но они и сами погибнут. В вашем случае использовали игральные карты. Раствор с микробами был нанесен на них, а сверху покрыт тонким слоем лака. Он являлся предохранителем вроде стекла, и через лак микробы не могли попасть на кожу. От постоянного трения тонкий слой лака быстро стерся, и раствор попал на пальцы игроков. С этой минуты они были обречены на смерть в течение четырех-пяти часов. Но скажу вам откровенно, Александр Иваныч, я об этом случае слышу впервые.

– Был такой уникальный преступник, похожий на одного из микробов. Десяток убийств на его счету, одно изощреннее другого. Он получил по заслугам. Его убили. Но он уснул под обоями, как клоп. Прошло шесть лет, и убийца, почуяв запах крови, проснулся и продолжает терроризировать общество.

– С вами ужасно интересно, Александр Иваныч! Может быть, вы Александр Грин? Слушаешь вас во все, уши. Вы уходите, и думаешь: Господи, что за бред нес этот солидный дяденька?!

– Вы правы. Генерал с Петровки уже на «Канатчикову дачу» собрался. Мозги вывихнул. Я человек слишком земной, меня одурачить трудно. Под всем этим антуражем пытаюсь найти причины. Если преступник Бражников, загадочно оживший, убивал своих врагов, то это понятно, логично. Убийца не сумасшедший, это очень умный и расчетливый человек, не один день готовившийся к своему замыслу. Но причина за этим должна стоять очень веская.

– А кто этот Бражников?

– Понятия не имею. Есть один журналист, написавший о нем книгу, но я его нигде не могу найти. Он где-то в командировке под Смоленском. Правда, я и книгу-то его еще не читал, но вроде бы он писал ее со слов осужденного. Тут еще разбираться надо.

– А вы верите в то, что делаете?

– Мистификации тут больше чем нужно. Важно суметь профильтровать суть, а пену оставить на поверхности. Пока я пробить этот пласт не могу.

Выяснив все, что надо, Трифонов приехал на Петровку. Капитан Забелин поджидал следователя в кабинете Крюкова.

– Ну что, Костя, есть новости?

– Новости есть, Александр Иваныч, только ясности нет. Ответ из ИТК-18 ничего не проясняет. Побег из колонии имел место, но боюсь, рапорт начальство получило недобросовестный. Помимо Бражникова, из колонии сбежало восемь человек, прямо с лесоповала. По рапорту следует, что беглецов настигли, те оказали сопротивление, забаррикадировавшись в амбаре, и отстреливались из двух автоматов, захваченных при побеге у конвоиров. Тогда преследовавшая их группа подожгла амбар, что стоял на окраине села. Все преступники сгорели. Есть жалобы от родственников погибших, требовавших прах заключенных. Никто ничего не получил. Мало того, в село направляли комиссию из Красноярска. Деревенские давно уже снесли сарай, но обугленных трупов никто не находил. Об остальном история умалчивает. Вас устраивает такой ответ?

– Вряд ли. Вопрос остается.

– Лаборатория подтвердила выводы Колодяжного, отпечатки идентичны. Мистика какая-то.

– Мистика, Костя, заключается в другом. Зачем сбежавшему или ожившему Бражникову нужно убивать артистов?

– Вы знаете, Александр Иваныч, мы все время натыкаемся на человека без лица, в калошах. А ведь и по росту, и по возрасту он подходит под данные Бражникова.

– Вот именно, что без лица. Актерские фокусы.

– Актерские? Вполне возможно. Птицына мы до сих пор не нашли и не уверены, что найдем. А если это он?

– Ты еще скажи, что он на Анну Железняк похож.

– На нее вряд ли, а вот на Грановского похож. Безликий мужик. Во время всех убийств находился в театре. А главное, он вне подозрения и мог вытворять любые фортели и под гримом изображать загадочную старомодную личность.

– Что толку пальцем в небо тыкать! Ты мне докажи заинтересованность Грановского в убийстве всей труппы. Ему стоит бумажку подписать – и они все на улице окажутся.

– Так-то оно так, но они же живыми уйдут.

Трифонов не захотел продолжать пустой разговор.

В двадцать два градуса тепла по улице можно ходить в одной рубашке, но Горелов все еще никак не мог выбраться из своего номера, чтобы проветрить мозги. Золотухин доложил о появлении в гостинице бывшей горничной.

– Послушай, Палыч, сейчас она договорится с метрдотелем, и ее подменят на полчаса. Она сюда заглянет, но сам понимаешь, ненадолго. Пару-тройку вопросов, не больше.

Они стояли на балконе и любовались прекрасным видом.

– Скажите, Юрий Максимыч, чем нам может помочь горничная? Она по делу не проходила. Как мне сказал Иван, горничные по ночам не работают. Все номера третьего этажа я уже осмотрел. Вполне могу нарисовать себе живую картину происходившего в ту трагическую ночь.

– Ты видел все номера, но тебе никто не открывал подсобку, где горничные хранят чистое белье, свои ведра, швабры и прочее. Я ведь не случайно про Райку вспомнил. Ты понимаешь, она баба красивая, с шикарной попкой, грудь четвертого размера. Короче говоря, я ее один раз выручил. Ее с иностранцем застукали. Ну, мне удалось это дело замять. Она меня отблагодарила… Несколько раз я побывал в ее подсобке. Конечно, так просто ее в постель не уложишь, только за бабки, или в том случае, если ей что-то от тебя надо. Ты думаешь, в гостиничный ресторан легко устроиться? Она два года в горничных ходила и спала с директором ресторана, пока он не взял ее в кабак. Это же Клондайк. Я сразу о ней вспомнил, когда ты сказал, что мы начнем все заново ворошить.

Райка была на этаже в ту ночь. У нее отец больной, инвалид, сам весь из себя партийный. Вся квартира увешана портретами Ленина и Сталина. В горкоме партии работал, пока эту партию не разогнали. Ну и сам понимаешь, домой она мужиков таскать не может. А подсобку девка оборудовала как надо. Кровать за этажеркой замаскировала, скрипучая правда, – ведь какие нагрузки выдерживает! Сегодня утром я с ней поговорил. Она согласилась рассказать, что помнит. По старой дружбе. Но предупредила, что никаких протоколов, подписывать не будет.

– Мы протоколов не ведем, Юрий Максимыч. Наше расследование неофициальное. Речь идет о другом преступлении, но от нас требуется восстановить истинную картину происшествия двухлетней давности. Документальных подтверждений никому не нужно. Мы должны либо подтвердить правильность выводов следствия, либо опровергнуть их. Наши выводы ничего изменить не смогут.

– Я тоже так думаю. Если кто-нибудь захочет доказать, что Рачковский допустил ошибку в работе, тому будет очень плохо. Сейчас Рачковский занимает кабинет заместителя главного прокурора Краснодарского края. Это тебе не хухры-мухры.

В номер постучали.

Раиса Селеверстова, как и говорил Золотухин, была женщиной эффектной, на вид лет тридцати семи с очень сексуальными формами. Конфетка, которую хотелось развернуть и тут же съесть. Гостья не церемонясь уселась на кровать и закинула ногу на ногу, показывая свои соблазнительные ножки и дорогое нижнее белье.

– Предупреждаю, мальчики, у меня времени в обрез.

– Будь посерьезней, Раиса, – предупредил Золотухин. – Человек специально из Москвы приехал, чтобы в деле разобраться. Твои показания могут иметь важное значение.

– Бог мой! Неужто моя болтовня хоть раз в жизни будет иметь какое-то значение?

– Скажите, Рая, вы действительно находились на этаже в ту самую ночь, когда здесь произошло убийство?

– Да, это так. Я со своим дружком пришла сюда в начале второго. Тогда Нинка дежурила по этажу, а мы с ней подруги, и она закрывала глаза на мои вольности. Другое дело, если бы я ее попросила открыть какой-нибудь номер, то пришлось бы с ней делиться. Но в разгар лета свободных номеров не бывает. Мы поднялись на этаж, я оставила своего парня на лестничной площадке, а сама пошла на разведку. Нинки на месте не оказалось. В коридоре вообще никого не было. Из нескольких номеров доносилась музыка и громкие голоса. Я открыла свою комнату, вернулась за парнем и провела его к себе. Ну, как водится, мы взяли с собой бутылочку, закусочку, устроились, хвать – а стаканов нет. Пришлось идти за стаканами к Нинке.

Выхожу в коридор и вижу, что в противоположном конце у окна стоит девчонка и плачет, хорошенькая, с изящной фигуркой, молоденькая. Я сразу поняла, что она не с нашего этажа. Нинкина комнатушка оказалась запертой. Где ее искать, я не знала, да и светиться мне не очень хотелось. Я подошла к девчонке. «Чего ревешь?» – спросила. «Так, ерунда». – Она отмахнулась. – «Ты из какого номера?» Она указала на дверь 1314. Это был один из номеров, откуда доносилась музыка. Ну я особо не церемонилась, взяла и зашла к ним. Обычная вечеринка, молодняк гулял. Танцевали, ничего особенного. Я попросила у ребят стаканчики. Они предложили мне пластиковые. Какая разница! Главное, чтобы не текли. Ну по ходу дела сказала: «Что же вы девочку обижаете? Стоит там и плачет». – «Сама виновата», – ответил какой-то парень. – «Разберутся между собой», – добавила смазливая девчушка и кивнула на паренька, сидевшего в углу. Хорошенький мальчик, на молодого Тихонова смахивает, пьяненький, один сидел с бутылкой в обнимку. Глянула на него, и мне эту плачущую красотку стало не жалко. Поругались, помирились, дело молодое. Я вернулась в свою конуру. Что там дальше происходило, понять трудно. Минут через сорок по коридору началась ходьба.

– В котором часу это было?

– Не знаю. Во-первых, мы свет погасили, а во-вторых, часов у меня нет. Я так думаю – около трех. Дверь соседнего номера то и дело хлопала.

– Это какой номер?

– 1307, там, где тоже гуляли. В этих номерах артисты жили. Музыка стихла, и стали слышны голоса в коридоре. То женские, то мужские. Полночи сновали туда-сюда. И вдруг дверь моей комнаты открывается. Черт! Я забыла запереться! Дверь открьша, ключ в карман, и за своим парнем пошла, а потом стаканы искала, короче говоря, запереться забыла. Так вот, дверь открылась, и я увидела женскую тень. Стройное тело, скорее всего это была Анна, одна из артисток.

– Вы запомнили ее имя?

– Конечно, она же мне скандал устроила. Дура! Этот ее хахаль, режиссер театра, трахал все, что движется. Меня он тоже не обошел своим вниманием. Правда, я с него брала за удовольствие по полной программе, зелеными, ведь денег у него куры не клюют. Они приехать в отель не успели, я как раз в его номере убиралась, он вошел, увидел меня, и дверь раз – и на ключик закрыл. Я говорю: «Дяденька, так дела не делаются. Можно за решетку угодить». Он пачку денег из кармана вынимает и выдергивает из нее сотенную купюру зеленого цвета. «Фокус-покус. Хочешь, она твоей станет навсегда, а ты моей на полчаса?» А почему не согласиться! Деньги не пахнут, я в душ сходила и забыла о нем. Пока они здесь жили, такие истории не раз повторялись.

Ну, а один раз Анька нас застукала. Ее номер радом находился – 1311. Так эта баба через балкон перелезла. А что там лезть-то! Тонкая перегородка, общие перила, ногу перебросила, и на другом балконе. Вот она и зашла в номер с лоджии в самый неподходящий момент. Здрасте, я ваша тетя! Мне-то плевать, я юбку одернула и пошла, а они остались базарить. Ну а потом она за мной ходила, запугивала.

– Так ночью в подсобку она заходила?

– Наверняка. Там все артистки бабы интересные, но рост и фигура были Анькины. Она нас не видела. В чистом белье покопалась, взяла наволочку, вышла и закрыла дверь. Наволочку я потом так и не нашла, а пуговицы от нее под ванной видела в Анышном номере. Что она с ней делала, я не знаю.

– Можно догадаться. У вас в номерах нет аптечек. Наволочку можно разорвать на бинты или использовать как тряпку. Если вы нашли пуговицы, значит, ее рвали. Анна знала, где вы храните белье?

– Конечно, она ко мне приходила со своими претензиями. Я уже тогда поняла, что у них не все в порядке. Что-то случилось. Я выглянула в коридор. Возле номера Грановского стояли двое артистов и курили, а из номера ребят все еще продолжала доноситься музыка. Выходить я не решилась, мне только неприятностей не хватало. Я прикрыла дверь и заперлась. А еще через час примерно приехали менты. Вот нам и пришлось сидеть в заточении до девяти утра, пока моя смена не началась. Потом я вышла, как будто только заступила на работу.

Естественно, меня никто никуда не вызывал. А через час я была уже в курсе событий. Когда этого паренька выводили в наручниках, у меня сердце защемило. Не мог он убить девчонку! Зла в его глазах не было. Уж я-то мужиков насквозь вижу. Гляну на парня и сразу скажу: будет он руки распускать или нет. А чтобы убить мог, такое в крови иметь надо. С этим мальчуганом я не побоялась бы голой в клетке оказаться. Он без разрешения даже до ноги моей не коснулся бы. А тут убийство! Понятно, что случайное, но убийство.

– Главное, что я понял, жизнь на этаже не прекращалась ни на минуту в течение всей ночи. По коридору движение не замирало.

– Порт днем тише.

– В том случае, когда Анна застала вас с Грановским, он дверь запирал на ключ?

– Конечно, Анька дернулась и поняла, что он в номере, и решила махнуть через лоджию. Не ясно только, на кой черт он ей нужен. Она же обручальное кольцо носила, а этот урод полное дерьмо во всех смыслах.

– У вас была с ним связь после убийства?

– Нет, что вы! Он в пай-мальчика превратился, святее Папы Римского стал.

– Меня интересует, могли ли быть на его теле царапины?

– Думаю, могли. Я постель меняла в его номере, и пятна крови были на подушке и на простыне, но слабые. Либо болячку содрал, либо сквозь бинт просочилось.

– И ходил он в водолазке под горлышко?

– Не помню. Меня тошнило смотреть на него. Ну ладно, мальчики, мне пора.

– И последний вопрос. Вы можете дать адрес Нинки, дежурной по этажу? Вы же подруги.

– Могу, только Нинка ничего не видела, за что и была уволена.

– У меня к ней только один вопросик, безобидный.

Рая дала адрес и ушла.

– Вы знаете, где это находится?

– Нам даже машина не понадобится. Десять минут ходу.

Им повезло, они застали женщину дома. Увидев капитана, она очень удивилась.

– Чего тебе, Юрка, от меня-то надо?

– Ладно, Нинок, ты не ерепенься, я на службе. А этот товарищ из Москвы по важному делу.

– Ага, я так сразу и подумала. Министр. Где ты подцепил этого птенца?

Горелову пришлось предъявить удостоверение. Женщина была немало удивлена.

– Вы извините, Нина Васильевна, мы вас не задержим, даже в дом заходить не будем. У нас только один-единственный вопрос. Может быть, он потребует от вас некоторого напряжения памяти, но, поверьте мне, он для нас имеет важное значение.

– Да не тяните кота за хвост. Что за вопрос?

– Два года назад вы поплатились хорошей работой в «Жемчужине». Вас пригласили артисты на день рождения. Меня интересует, как они были одеты.

– Да срамотень сплошная! Как на пляже! Я думала, они люди солидные, а после рюмки так и вовсе распустились. Эта девица, Анька что ли, так та стриптиз на столе устроила. В одних трусах осталась, хорошо еще, что ее вовремя остановили. Нашлась одна баба со здравым смыслом.

– А как выглядел их руководитель – Антон Грановский.

– Так, как и все.

– На нем не было водолазки, брюк?

– Водолазки? В такую-то духотищу? Нет. Сколько я его видела, он был самым попугаистым среди всех. Рубашку в подсолнухах носил, навыпуск, с коротким рукавом и «бермуды» в цветочек по колено.

– Вы в этом уверены?

– Так он и в театр так ездил.

– Водолазки вы на нем не видели?

– Ни разу. Охломонистый тип.

– У вас очень своеобразные оценки. Вы же помните, что произошло в номере Грановского? Как вы расцениваете случившееся?

– Кирилл? Да ну что вы, такой чудесный мальчик! Он свою Катьку обожал. Они же каждый вечер у ребят из Ростова собирались, а Кирилл с Катей на актеров в ленинградском институте учились. А когда я им рассказала, что у нас на этаже артисты из Москвы, сказали, что надо с режиссером познакомиться, может, он их посмотрит, послушает, а потом к себе в театр пригласит. Им учиться еще год, а потом ходи, пороги театров вытаптывай. Веселые ребята были. Но вот ведь как получилось-то.

– Печальная история.

– Я еще тогда подумала, что хорошие ребята. А артистами станут, неужто в таких же превратятся? Нахальный народ, требовательный, капризный. Особенно этот самый Антон. Пуп земли, не иначе.

– Спасибо за ответы, Нина Васильевна.

– Да ладно вам, какое там «спасибо», когда две молодые души загублены.

– Ее уже не остановишь, – шепнул на ухо Горелову Золотухин, и они тихонечко ушли.

– Что делать будем, Палыч?

– Я хочу на лоджию взглянуть, как это Анна к Грановскому лазила.

– Сейчас устроим.

Сверкнула молния, и ударил гром. Птицын вздрогнул. Он уже жалел, что поехал на эту чертову дачу. Смерть неотвратима, и от нее никуда не денешься. Вот она и до него добралась. Ночь. Ливень. На дачах даже собак не осталось, все разъехались, и ему негде искать помощи. Вряд ли Господь Бог встанет на его сторону. Слишком много грехов за его спиной. Не жизнь, а один грех. Ничего хорошего он на этом свете не совершил. Даже монетку нищему ни разу не подал. Махровый эгоизм, лицедейство, фальш, ложь, цинизм и насмехательство. Ну о какой помощи можно молить Бога! Сдохнет здесь, в этой заброшенной дыре, где его и искать-то никто не будет, кроме коварной судьбы, приславшей за ним смерть.

Он стоял в темной комнате возле окна и всматривался в черный контур деревьев в саду. Вот сейчас сверкнет молния, и он опять его увидит. Молния сверкнула, и Птицын вскрикнул. Теперь этот призрак стоял еще ближе к дому. Черный зловещий силуэт без лица, пальто, шляпа, зонт над головой и каменная неподвижность. Он почувствовал его приближение, сидя в кресле у печки, где пил коньяк.

Да, пил. Плюнул на все и начал пить. Думал, что сдохнет, но ничего не произошло. Пил и не пьянел. Он сам не знал, как это случилось, будто его позвал голос, только не понятно, мужской или женский. Вроде бы его позвала покойная мать, но он тут же забыл о голосе. Какая-то магическая сила подняла его с кресла, и он подошел к окну. Яркая вспышка молнии на мгновение осветила сад.

Где-то в глубине, возле тропинки, идущей к дому от калитки, он увидел зловещую фигуру, неподвижную, словно гриб, вросший в землю. Он словно позировал природе, которая его фотографировала, посылая вспышки с небес. Грянул гром, все погасло, сад погрузился в темноту, а в глазах Птицына остался отпечаток, зафиксированный сознанием. Он не мог сдвинуться с места, ноги налились свинцом. По телу пробежала ледяная дрожь. Он стоял и ждал.

Лишь слабый ноющий протест где-то в глубине души пытался разбудить его и заставить сопротивляться, но воля оказалась парализованной. Он ничего не мог поделать с собой. Следующая вспышка приблизила черного истукана на несколько метров ближе. Фигура увеличивалась, но оставалась неподвижной, словно шахматная пешка, приближавшаяся к полю противника, чтобы в конце пути превратиться в ферзя, сделаться всесильным монстром и объявить о своей победе.

Игра с дьяволом не может обернуться его поражением. Дьявол непобедим! Птицын вглядывался в черноту, от напряжения у него слезились глаза. Какой же из кругов ада ему уготовлен? Скоро он об этом узнает.

Новая молния известила о приближении черного человека. Он стоял совсем рядом с домом. Белое лицо и белый шарф, остальное покрыто мраком. Птицын отпрянул. Что-то в нем надорвалось, и натянутая струна страха лопнула. Ноги зашевелились. Он наконец смог пересилить самого себя и сделал шаг в сторону, к входной двери. Нащупав на стене выключатель, он попытался включить свет, но лампочка не загоралась.

Дверь была приоткрыта, а щеколда на ней согнулась и не попадала в прорезь. Он дергал ее во все стороны, но она ударяла в железку и не закрывалась. Когда он засыпал, дом был заперт, а теперь дверь закрыть невозможно. Зачем он ложился спать? И почему он проснулся ночью? Его разбудило предчувствие. Уж лучше умереть во сне и не видеть всего этого кошмара. Обливаясь потом, он попятился, наткнулся на стол, зазвенели стаканы. Он нащупал бутылку и, не отрывая взгляда от черного угла, где находилась дверь, начал пить коньяк прямо из горлышка. Вот тут его и осенило.

В памяти всплыло охотничье ружье. Оно здесь, в доме, на чердаке! Он хорошо помнил, что отец прятал его под половыми досками на чердаке, и оно там и никуда не делось. Это единственный путь к спасению. Нет никаких Дьяволов, их придумали люди, как и все зло, творимое ими. И этот призрак – обычная сволочь, истребляющая все живое на своем пути. Маньяк! Сумасшедший! Надо убить этого гада и свободно вздохнуть.

Дверь внезапно распахнулась в ту секунду, когда сверкнула молния. Дверной проем осветился белым светом, в котором стоял зловещий силуэт. Ступени под ним почему-то показались кроваво-красными. Птицын вскрикнул, но из горла послышался только удушающий хрип. Фигура в дверном проеме не двигалась. В дом ворвался холодный ветер. Птицын рванулся в другой конец дома, дважды падал, спотыкался о разные предметы, разбил себе колено и локоть. Сейчас он даже не замечал ушибов, рвался к лестнице, крутой и высокой, со скрипучими ступенями, поднимавшейся из дальней комнаты к потолку, где находился люк на чердак.

Там его спасение, там его ружье. Он то и дело натыкался в темноте на стены, словно они специально вырастали на его пути, загоняя в капкан. Наконец он добрался до заветной лестницы. Ступени пугающе скрипели, готовые обломиться под ним в любую секунду. Он рвался вперед, к люку, крутясь по винтовой лестнице. Голова кружилась, в глазах плавали круги. Он так разогнался, что с силой ударился головой о люк. Боль разнеслась по всем нервным окончаниям. Птицын едва удержался на ногах. Он нащупал руками засов и открыл его. Какое счастье, что чердак не заперли на замок! Птицын уперся в люк обеими руками и с силой толкнул его вверх. Крышка открылась.

И тут ударил гонг. То ли колокол, то ли часы с боем, но что-то прозвенело. В чердачное окно попал свет от молнии. Птицын только на секунду увидел что-то падавшее сверху, что-то огромное. Через мгновение на его голову обрушилась плоская доска, похожая на плот. Она походила на высохшую шкурку ежа с торчавшими гигантскими колючками. Десяток гвоздей пятнадцать сантиметров длиной вонзились ему в голову. Один из них был серебряным. Доска заменила собой крышку люка и заблокировала проем.

Тело с пробитой головой медленно сползло вниз. Лицо трупа обливалось кровью. Еще секунда – и мертвец покатился, кувыркаясь, вниз. Он застыл у подножия лестницы в невероятной, похожей на узел позе.

В доме наступила тишина.

Лишь только входная дверь слабо похлопывала от сильного леденящего ветра.

И опять они стояли на балконе и уныло смотрели на пальмы. Яркий солнечный свет Горелова уже не радовал. Золотухин не докладывал, а скорее оправдывался. Ему очень нравился этот рыжий паренек из Москвы. Даже не верилось, что бывают такие менты. Золотухину они не попадались, а опыт у него имелся, и не малый.

– Короче говоря, Палыч, с Краснодаром ничего не вышло. Ехать туда – только время терять. Полковник Куликов наотрез отказался тебя принимать. Он коротко отрезал: «На старые дела у меня времени нет. Мы с новыми не справляемся». Что касается Рачковского, то он даже не подошел к телефону. А секретарша сказала, что прокурор может принять тебя, но на общих основаниях по записи. Сейчас записываются на декабрь. Сволочи они!

В институте судебной медэкспертизы мне сказали, что профессор Харченко умерла год назад от инсульта, а она – основное звено для нас. Из главного управления по надзору пришла короткая отписка. Я ее даже не взял с собой. В ней сказано, что Кирилла Миронова среди отбывающих наказание нет. И никаких гвоздей. Нет и все! Я позвонил в суд, хотел поговорить с судьей, ну чтобы разные запросы не посылать. И опять неудача. Судья Соколов тоже умер и тоже от инсульта, и ко всему прочему год назад. Хоть стой, хоть падай. Тупик!

Правда, одна зацепка есть. В суде работает некая Ида Марковна Церман. Сейчас она заведует канцелярией, а на процессе была в качестве секретаря. Вела протоколы, ну и тому подобное. Трудно поверить, что она может вспомнить дело двухгодичной давности, когда в день по три заседания отсиживала. Короче говоря, я ей позвонил. Она согласилась встретиться и обещала покопаться в бумагах.

– Когда? – оживился Горелов.

– Да хоть сейчас. Я с ней вчера днем разговаривал. По тону – женщина вроде обязательная.

– Поехали, Юрий Максимыч, поехали, милый! Секретарь в суде – важнее самого судьи. Они же все записывают, а значит, в памяти что-то откладывается.

Золотухин улыбнулся. Угодил все же Палычу. Ему только зацепку дай, и он свое не упустит.

Заведующая канцелярией оказалась молодой, интересной женщиной и вовсе не походила на архивную крысу в очках с длинным носом. И встретила она гостей приветливо, понимая, что они тоже делают свою работу. Своего кабинета у Церман не было. От общего зала ее отгораживал книжный шкаф, поставленный поперек. Получился обычный закуток.

Женщина усадила гостей на жесткие стулья, извиняясь за неудобство.

– Я хорошо помню дело Кирилла Миронова, а сегодня еще раз пролистала документы и поняла, что ничего не забыла. Редко, но бывает, когда процесс откладывается в памяти. Этот был особенным.

– В чем же его особенность? – спросил Горелов.

– Процесс-перевертыш. Что это такое, сейчас постараюсь объяснить. Судья Соколов был человеком жестким, но справедливым. Конечно, судьи не должны относиться предвзято к материалам, подследственным и свидетелям. Но они тоже люди. Мне кажется, на него давили сверху. В противном случае он отправил бы дело на доследование. Материалов явно не хватало для вынесения приговора. К сожалению, в нашей стране нет практики предварительного слушания. Однако Соколов не отправил дело в прокуратуру, а принял его. Вы знаете, он фактически устроил из суда новое расследование. Адвокат мальчику попался слабенький, зато прокурор слишком опытный. И вероятно, я первый и последний раз видела, как судья встает на сторону защиты.

Соколов повернул дело так, словно обвиняемых было двое – один на скамье подсудимых, второй – один из свидетелей. Я говорю об Антоне Грановском. Против Кирилла имелось два весомых факта – результаты лабораторных анализов спермы обвиняемого и его отпечатки пальцев на орудии убийства. Защита выставила третий факт – под ногтями убитой девушки нашли следы крови, что свидетельствовало о ее сопротивлении, и были синяки на теле. Факт изнасилования не отрицался. Более того, защита пошла на увертку, очевидную, можно сказать, а именно: свидетели подсудимого сказали на суде, будто обвиняемый и жертва, до того как поссорились, отлучались в ванную на полчаса. Там якобы и состоялась их близость, а только потом они поругались. Аргумент не очень убедительный, но защита имела на него право. Оставались другие факты – отпечатки и само присутствие Кирилла в номере Грановского, где его застали.

Соколов совершенно неожиданно потребовал обследования врачами тела Грановского. И что вы думаете? Шея и грудь Грановского были исцарапаны. Конечно, срок нанесения царапин установить не удалось. Суд проходил через два месяца после убийства, но Грановский утверждал, что поцарапала его любовница Анна Железняк, когда они поругались, причем при свидетелях. Анна Железняк подтвердила это, а еще четверо свидетелей подкрепили ее показания.

Но главная ошибка следствия заключается в том, что эксперты не сделали анализа крови, обнаруженной под ногтями убитой, либо эти анализы бесследно исчезли. Эксперт Харченко на процесс не явилась. Она в это время находилась на лечении в санатории. Ее так и не сумели найти. Я сейчас не буду вдаваться в подробности, процесс длился десять дней. Но скажу главное: на стороне Грановского выступили девять свидетелей и все под присягой в один голос утверждали, что он не отлучался из номера Ирины Хмельницкой, где проходила вечеринка, ни на минуту с полночи до четырех часов утра. Эти свидетельские показания и сыграли главную роль в конечном результате.

В своем последнем слове Кирилл подлил масла в огонь. Он выступил с заявлением о том, что между ним и убитой никакой близости в ванной не было. Он был пьян и ничего не помнит, но, в каком бы состоянии он ни находился, убить свою невесту он не мог ни случайно, ни намеренно. Итог плачевный – суд приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы. Тогда я впервые услышала признание судьи, но уже не в зале суда, а в совещательной комнате. Он сказал: «Судебные ошибки случаются, но не такие явные, как сейчас. И я в этом кошмарном спектакле сыграл главную роль, уподобился лживым артистам, которые из процесса устроили шоу».

Можно сказать, что его слова стали пророческими. После вынесения приговора мальчика отправили в тюрьму, точнее сказать, пытались отправить, но он не захотел отбывать наказание за смерть любимой девушки и покончил с собой. Когда конвой выводил его из зала суда, он вырвался от них на лестничной клетке, несмотря на наручники вскочил на подоконник, разбил плечом раму и выбросился с четвертого этажа. Умер он от тяжелых увечий по дороге в больницу в машине «скорой помощи». С тех пор во всем здании суда на окнах стоят решетки. Вот почему я так хорошо помню тот судебный процесс. Вряд ли кто-нибудь из простых смертных узнает истину. Если только Грановский не напишет правду в своих мемуарах. За телом мальчика приехала мать из Ленинграда, и на этом история закончилась.

– К сожалению, это не так, Ида Марковна. На сегодняшний день из девяти свидетелей погибло шестеро. Такой страшной смерти я не пожелаю даже врагу. Думаю, и оставшиеся в живых знают о своей неминуемой гибели, и понимают ее неотвратимость.

– Так вот почему вы здесь?! Понимаю. Свидетели во все времена были людьми опасными и непредсказуемыми. Никто их не любит и никогда не любил.

– Не могу не согласиться с вами. Извините, что отняли у вас столько времени.

– Это наша работа, и извиняться не за что.

Они распрощались и вышли на улицу.

– Ну прямо лето! Хорошо жить в Сочи.

– Что делать будем, Палыч?

– Заказывать билет на Москву, Юрий Максимыч.

– Отдохнул бы пару дней.

– А я и так отдыхал. Все, что мы сделали, работой не назовешь. Мы уперлись в тот же тупик, что и судья Соколов. За свою ошибку он поплатился жизнью. И эксперт Харченко умерла тоже не случайно. Думаю, ее ошибки были намеренными.

Золотухин ничего не понял, но кивнул.

По его мнению, Палыч не мог ошибиться. Если говорит, значит, знает.

В квартире Анны Железняк находились трое мужчин. С одним из них мы уже знакомы. Это адвокат Григория Грановского Игорь Верзин. Он и здесь вел себя как хозяин, отдавая короткие распоряжения.

– Не берите стираные вещи. Нам нужно только грязное белье, желательно без запаха духов. Колготки, осенняя обувь и все, что может сохранить запах тела. Собакам побочные ароматы только помешают.

– И где вы столько собак наберете, шеф?

– Уже набрали. За деньги все найти можно. Анечка у нас женщина умная, находчивая и талантливая. Ей ничего не стоит прикинуться старушкой, как это делают феи из сказок. По приметам ее искать бесполезно, а по запаху опознаем. Но собакам нужен ее натуральный запах, а не французская дрянь, которой пропитаны все ее тряпки. К тому же собаки сыграют еще одну важную роль. Бедняжка боится их до смерти. Она даже не подойдет к таможенному контролю, если там будет стоять человек с овчаркой. Вокзалы, автовокзалы, шоссе – мы везде расставили своих людей с собаками, но не подумали о запахе. Собака и та должна понимать, кого ищет. Фотографию ей не предъявишь. Поторопитесь, ребята, мы и так уже упустили много времени!

Один из мужчин, сбрасывавший вещи в сумку, заметил:

– Так время и без того упущено. Девица давно уже за кордоном.

– Уже проверено. Ты, Паша, не беспокойся. Зря огород городить не станем. Я умею деньги считать и на ветер их не бросаю.

– И даже деньги Грановского?

– Какая разница? Он за каждую копейку требует отчета. Транжиры миллионерами не становятся.

Звонок в дверь застал всех врасплох. На секунду все замерли и переглянулись.

– Спокойствие, господа, – улыбнулся Верзин. – Даже если соседи вызвали ментов, они, я думаю, вас не напугают. Вы же все с удостоверениями. Не стоит паниковать, продолжайте работать, я сам открою.

Верзин вышел в коридор и открыл входную дверь. На пороге стоял Дима Кутепов.

– Рад вас видеть, Дмитрий. Что вас привело сюда?

– А вас? – не растерялся парень.

– Я здесь по просьбе Антона Викторовича.

– А я по собственной инициативе, Игорь Палыч. Анна не является в театр. Сегодня была первая полноценная репетиция с новым составом, а ее нет. Мне хотелось узнать от нее лично, что происходит. Мы как-никак с ней вместе учились и вместе пришли в театр.

– Вполне обоснованное беспокойство, Дима. Антон Викторович не подает вида, но тоже очень обеспокоен. Анна сбежала. Куда, с кем, нам не известно. Стараемся установить истину.

– А может, ее тоже убили?

– Об этом знала бы вся страна. Анна сейчас на пике своей славы. Разве она может уйти из этой жизни незамеченной?! Не думаю. Да и живой незамеченной долго не останется. Найдется скоро, не переживай.

– Хотелось бы.

Парень повернулся и направился по лестнице вниз. Выйдя из улицу, он хотел позвонить в милицию и рассказать о посторонних в квартире, но передумал. Они сразу поймут, кто на них натравил ментов и тогда Антон вышвырнет его на улицу. Придется смириться. Но теперь Аньке своего паспорта не видать как собственных ушей. Верзин не забудет прихватить его с собой.

Дима поехал домой. В метро он обратил внимание на обложку журнала, который читала девушка, сидевшая напротив. Неужто муж позволил вернуться ей на подиум? Он пересел на сиденье рядом с девушкой.

– Извините за нахальство, можно глянуть? Меня интересует обложка точнее девушка на обложке.

– Это Лика Иванова. На второй странице о ней статья. Она умерла позавчера от заражения крови. И это в двадцать семь лет!

– Умерла? Вы можете продать мне этот журнал?

– Зачем? Он только сегодня вышел. Купите сами в любом киоске. Их полно.

– Извините, спасибо.

Журнал «Современный стиль» действительно продавался везде, с его покупкой проблем не возникло. Дмитрий поторопился домой, где его ждала Аня.

Конечно, Аня его особо не ждала, а занималась своим делом, и, как ей казалось, очень важным. Она третий день изучала электронный блокнот Грановского и нашла в нем много интересного. Некоторые вещи у нее вызывали сомнение. Тогда она позвонила своей подруге в Дюссельдорф. Платить за междугородний звонок, конечно, придется Кутепову, но он не нищий, переживет. Подружка тоже училась на артистку, но ей повезло больше всех, она вышла замуж за фирмача и уехала с ним в Германию, где теперь купалась в роскоши. В артистах только дураки остаются, вроде нее. Все храму искусства молятся, а на деле в клоаке задыхаются, не видя просветов. Поэтические натуры!

Аня злилась сама на себя. Актерам вообще свойственно выдавать желаемое за действительное. Они слишком мечтательны и впечатлительны, даже когда жизнь бьет их по голове и ставит на место, они все еще трепыхаются, безумно боясь потерять собственные иллюзии. Да все потому, что ничего другого у них нет. У некоторых еще остались крупицы самолюбия, и те трансформируются при хороших обстоятельствах в амбиции, при плохих – в бутылку, и на ее дне приходится искать правду и справедливость. Сколько их, непонятых гениев, на дне стеклянной тары!

Вопрос к подруге у Анны был сложным: как делаются счета в банке, что такое код и где его применяют. Подруга ответила на все вопросы, как могла, но попросила перезвонить еще раз. Аня перезвонила ей на следующий день и получила всю необходимую информацию вплоть до адреса банка, который ее интересовал. Теперь она разбиралась в банковских вопросах не хуже клиента банка, жившего в Германии.

Возникал второй вопрос: есть ли у Антона другие записи или нет? Если она украла у него единственный ключ к сейфам трех западноевропейских банков, то либо она станет сказочно богатой, либо сдохнет, как бездомный пес. На сегодняшний день ее ожидал второй вариант, выхода из которого она пока не видела.

Страшно другое – судя по рассказам Димы, Грановский вел себя спокойно. Он набрал новых актеров и приступил к репетициям, сказав в интервью, что следующий спектакль «Тройной капкан» выйдет в начале ноября с новым составом и пройдет от начала до финала без всяких скандалов. Из газет она узнала и о трагической смерти Костенко, и об исчезновении артиста Птицына. О ней не говорилось ни слова, будто такой и не существовало в природе. С одной стороны, это хорошо, с другой – странно. О ней забыли, Грановский спокоен. Может быть, эти сейфы уже пусты и информация устарела, счета поменяли, деньги переложили?

Но зачем он хранит их в своем мини-компьютере? И почему нет новых счетов? Все, что он может забыть, но должен знать, хранится в этой чудо-коробочке. Аня тут же провела свой интуитивный анализ.

Почему спокоен Антон? Причина простая – дубликаты кодов должны быть еще у кого-то. Поверить в это трудно, зная натуру Грановского, который никому ничего не доверял. А прежде чем набирать театральную труппу, потребовал от брата, чтобы театр стал его единоличной собственностью. В итоге пришлось согласиться на компромисс. Театр стал акционерным предприятием, где две трети акций принадлежали Антону. Коммерческой хватки у него не отнимешь. Он знает, что почем, а значит, у Антона не может быть доверенного лица.

Вариант другой – Антон лишился всего сразу. Он наверняка обратится за помощью к брату. И что тот может сделать? На данный момент ключи к богатству есть только у нее. Даже директора банков не смогут помешать ей опустошить сейфы. Но брат может помешать ей войти в банк или же – подождать, пока она из него выйдет с полными сумками денег. Если этот осел забыл и не помнит цифр, то уж название банков и в какой стране они находятся, он забыть не мог. Попасть в Швецию, Германию, Швейцарию – еще не все, это лишь полпути к сокровищам. Нужно их еще взять и уйти с ними. Задачка выполнимая в мечтах, но не в жизни.

Надо трезво понимать, е кем имеешь дело и кто стоит по другую сторону баррикад. Жаль, Бог не наградил ее умишком. Она уже попробовала уйти от Грановского с тремя пачками денег. И что из этого получилось? А ведь все казалось таким элементарным на первый взгляд – пьяный спящий мужик, деньги в сейфе, ключи в руках. Нет, не получилось. Хорошо, что живой осталась. Надолго ли? С ее везением рассчитывать на удачу не приходилось. В таком деле без помощника не обойтись, талантливого, умного, хитрого, а главное – опытного. А где такого взять? Димку, что ли? Так он помешан на театре и на своей Наташке. С него толку, как с козла молока.

Козел без молока оказался легок на помине. Замок щелкнул, и будущий Гамлет появился в комнате, готовый задать себе роковой вопрос: «Быть или не быть?» – наивный вопрос по сегодняшним меркам.

– Анька, сплошные неприятности! Обрадовать мне тебя нечем. В твоей квартире адвокат Гришки Грановского Верзин, главный змий вселенной, око государево. Такой по мелочам размениваться не станет. Короче, паспорта я твоего не достал. Хорошо, что я не полез за ключами, а сначала позвонил в дверь, как ты меня учила. Иначе они пришли бы вместе со мной. Из комнаты доносились мужские голоса. Сколько их там, я не знаю.

– Очень хорошая новость, Димочка. Теперь понятно, почему Антоша спокоен, как удав. За него брат думает. Это нормально. Из-за тридцати штук они дергаться не стали бы. Не та глубина для акул.

– Странно, что тебя это радует. А что ты по этому поводу скажешь?

Он бросил ей журнал в руки. Анна долго читала статью, потом смотрела на портрет Лики.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Дмитрий.

– Думаю, что на ее месте должна быть я.

– Глупости!

– Это так, Димочка. Послушай меня, дорогуша. Я предлагаю тебе обмен. Ты мне отдашь свой загранпаспорт и сутки молчишь как рыба, а я помогаю твоему следователю. Сейчас я напишу признание, которое можно будет подшить к делу. Передашь его своим дружкам из прокуратуры. Но завтра. Понял? И еще: пусть они обследуют серебряные часики покойной Лики. Это я ей их дала на хранение, а мне их подсунул какой-то тип в автобусе. Я даже его не разглядела, но думаю, что он меня выслеживал у моего дома. Узнал по плащу, очевидно. Я там довольно долго по кустам шарила, вот и привлекла к себе внимание. И пожалуйста, никому ни слова о том, как я выгляжу. Иначе меня найдут в два счета. Не менты, так Верзин, а это еще хуже.

– А что ты будешь делать с моим паспортом?

– Сделаю его своим. Есть у меня умелец, который червонцы рисовал по ночам, а утром покупал на них продукты на рынке. Думаю, с паспортом он справится. Остается только Богу молиться, чтобы опухоль с морды не сошла раньше времени. Пойми, Димочка, я не ваньку валяю, меня в действительности собираются пришить.

– Я уже догадался.

– За себя можешь не беспокоиться. Убить должны только тех, кто входил в гастрольную группу. Остались я и Птицын. Следи за газетами. Репортеры все узнают раньше других. Ты согласен?

– Конечно, согласен. А что делать?

Трифонов отправился в архив. Ему уже приходилось вести одно дело, где вся подоплека строилась на старых данных, словно прошлое вынырнуло наружу и управляло настоящим. Нельзя сказать того же о нынешнем деле, но без архива обойтись не удавалось.

На месте начальника картотеки сидел очень приятный дяденька с профессорской бородкой в штатском костюме. Он вполне подходил к данному кабинету, но не к зданию в целом.

– Если я не ошибаюсь, вы Сорокин Валерий Михайлович?

– А вы Александр Иваныч Трифонов? Свой свояка видит издалека.

– Много слышал о вас, «ходячая энциклопедия» – так вас называют.

– Преувеличивают, но я не возражаю.

Они пожали друг другу руки.

– А что Андрей Сергеевич? Заболел?

– В отпуске. Он каждую осень отправляется на лечение в санаторий, сердечко неважное. Вот меня и сажают в его кресло на месяц. Мы с ним как-то на рыбалку хотели поехать, так начальство не отпустило. Либо один, либо другой. Интересно, что они будут делать без нас? Мы ведь люди уже немолодые. Современная молодежь не интересуется пыльными папками, они живут в другом ритме.

– Согласен.

– Присаживайтесь, Александр Иваныч. Рассказывайте, какие проблемы, чем могу помочь?

– Проблема серьезная. Вы же знаете, над чем мы работаем.

– Конечно, можно сказать, и я участник процесса.

– Что и позволяет мне познакомиться с вами. Не выходит у меня из головы загадочный старомодный мистер Икс. Этот человек безусловно обладает гипнотическими способностями. Его видели многие свидетели, люди разные – сварщик, ювелир, муж Хмельницкой, агент по сдаче квартир внаем, председатель клуба коллекционеров и другие. И он с ними общался не минуту и не две. Все свидетели хорошо запомнили его одежду, калоши и даже брюки с отворотами, но никто не помнит лица. Это не нормально, не естественно. Значит, он воздействовал на их мозг.

Что можно еще о нем сказать? Помимо внушения и способности стирать память, этот человек обладает сильным характером. Немного грубоват, но настойчив. При встрече с ювелиром он чувствовал себя хозяином положения, а ювелир – человек гордый и далеко не тряпка. Он умеет за себя постоять. Старомодный костюм я во внимание не беру, это часть спектакля. Но можно предположить, что у него есть склонность к мистификации, артистизм. Возможно, он когда-то был связан с эстрадой, цирком или публичными выступлениями. Не исключено, что он врач-психиатр. Мы знаем, что он среднего роста и телосложения и ему от пятидесяти До шестидесяти лет. Вряд ли он имеет постоянную работу. Чтобы выслеживать свои жертвы, нужно иметь много свободного времени. Подумайте сами, сколько он следил за мужем Хмельницкой, дабы дождаться момента, когда тот пойдет в антикварный магазин. Либо он точно знал, когда Хмельницкий получит премиальные. Он знает все о своих жертвах, начиная с квартиры, снятой на Сивцевом Вражке специально для визита Хмельницкой.

– Вы думаете, он убийца?

– Не уверен, слишком рискованно работает, но обо всех преступлениях он хорошо осведомлен. Каждая гибель артистов тут же попадает на страницы газет и мусолится. Все это он знает. Так что я не исключаю, что этот человек не в ладах с законом и имел судимость. Даже если не он лично убивал, но он подготавливал условия для каждого следующего убийства.

– Итак, что мы имеем? Мужчина среднего возраста и среднего телосложения, гипнотизер, возможно, врач или артист, в прошлом судим, с волевым характером, безработный и очень целеустремленный. Этого человека зовут Яков Лебединский, он же Фишер. Лебединский – сценический псевдоним.

– Феноменально! Вы уникум, Валерий Михалыч!

– Удивляться тут нечему. Существуют дела, которые откладываются в памяти даже у равнодушных людей. Вот вам самый незначительный эпизод. Когда пришли его арестовывать, то никого дома не застали. Он ушел через черный ход. Оперативники были уверены, что он дома и не подозревает, что его раскусили, а он смылся. Мало того, Лебединский позвонил из телефона-автомата к себе домой. Майор взял трубку, и Лебединский ему сказал: «Бегать от вас я не собираюсь. Попался, значит, попался. У меня остались кое-какие дела, как закончу, я сам к вам приду». И положил трубку. И он сам пришел через три дня, причем прошел на Петровку без пропуска, и никто его не остановил.

Да, это человек гордый. Его всегда губила страсть к деньгам, мания накопительства. Жил он очень скромно, а под кроватью нашли чемодан, полный денег. По тем временам на них можно было самолет купить. Да, он артист, и очень неплохой, но аферы и авантюры – это, пожалуй, его главная слабость. Вряд ли Лебединский способен на убийство, но в сообщники он вполне сгодится, если ему хорошо платить. Чем он только не промышлял! На сцене работал иллюзионистом, показывал чудеса гипноза. Есть в нем артистическая жилка. Он и в поездах работал на южном направлении. Обыгрывал в карты тех, кто ехал на курорт, знатным был каталой, даже гаданием промышлял. Его рекомендовали женщинам, от которых уходили мужья. А он снимал с них порчу, ворожил и тому подобное. Талантливый прохвост, вот только использовал свой дар не по назначению. И всегда его партнерами были женщины, причем разных возрастов. Он им платил неплохие проценты. Скрягой его не назовешь.

Последний раз его накрыли по наводке. Ребята взяли со склада одной коммерческой фирмы тысячу единиц видеомагнитофонов. Никаких взломов, приехали ночью на машине и тихо-спокойно погрузили товар и увезли. Они-то и попались с аппаратурой уже в Ростовской области. Лебединский-Фишер ничего не делал. Он пришел на склад первым, собрал вокруг себя пять человек охранников и просто разговаривал с ними, пока подельники грузили товар в машину. А потом попрощался со сторожами и ушел. Пропажу заметили утром владельцы техники, но охранники ничего не помнили и не смогли ответить ни на один вопрос оперативников. Грабители сами выдали Лебединского.

– Почему же он их не загипнотизировал? – удивился Трифонов.

– Потому, что они должны были с ним расплатиться по реализации товара. Жулики очень опытные, и никто не предполагал, что такие мастаки могут засыпаться на мелочевке. История с техникой произошла в девяносто третьем году. Тогда Фишер получил пять лет. С тех пор о нем никто ничего не слышал. Вполне возможно, вы правы, Александр Иваныч. Очень похоже на то, что в вашем деле участвует человек со способностями Фишера-Лебединского.

– Могу я ознакомиться с его делом?

– Конечно.

– Я поднимусь в отдел, пришлите мне его с курьером. Пора сделать соответствующие распоряжения.

– Удачи вам! Через десять минут капитан Забелин получил срочное задание.

– Ты мне, Костя, этого Фишера из-под земли достань. Уверен, он в Москве находится. Трогать его нельзя. У нас против него ничего нет. Этого типа можно брать только с поличным. И учти, он хитер, умен и очень опытен. Необходимо установить за ним «наружку» и вести его очень аккуратно. Будем привлекать самых опытных ребят.

– Все я понял, Александр Иваныч. Сделаем в лучшем виде. Да, пока не забыл! Вам звонил какой-то стилист, профессор. Разговаривал так, будто я ему сто долларов задолжал. Суть разговора в следующем. Он сказал, чтобы вы ему привезли рукопись из издательства. По книгам ничего понять невозможно, мол, там редакторы слишком активно поработали, а ему нужны оригиналы. Вы что-нибудь поняли?

– Понял, Костя. Как я об этом сам не подумал! Ладно, с этим вопросом я разберусь, а ты действуй. Медлить нельзя. У нас остались еще две метки, и дай Бог, чтобы он их еще не передал жертвам, иначе нам Фишера не на чем подцепить на крючок.

Не прошло и десяти минут, как ушел Забелин, и в кабинете появился подполковник Крюков. На нем лица не было.

– Еще одного проморгали! – негодовал он и положил газету на стол. – Вот, гляньте. Птицын убит на своей даче. Подмосковные коллеги уже вовсю работают, а мы узнаем об этом из газет. Вы поедете?

– Обязательно! И вот что, Денис Михалыч, пошлите кого-нибудь из ребят в редакцию газеты, и пусть они найдут нам автора сенсации и за ухо приведут на Петровку – Он глянул в газету – Некий Тропкин. И обратите внимание, что этот самый Тропкин постоянно опережает оперативников. Он первый известил читателей о гибели Костенко, а тот, как известно, погиб дома и никто об этом знать не мог, кроме следственной бригады и врачей. Через три часа из дома выносили труп, а у подъезда уже коршуны от прессы собрались.

– Идея хорошая.

Крюков снял трубку и отдал соответствующее распоряжение, похожее на название фильма: «Найти и обезвредить».

– Теперь мы можем ехать. Я уже позвонил в прокуратуру. Судаков приедет на место сам. Из управления Московской области на дачу отправился майор Дубинин со своим экспертом, так что нас будут встречать.

Через два часа они прибыли на место. Их встретил майор Дубинин, человек неприметный, больше похожий на шабашника, чем на милиционера. Спокойный, невозмутимый и улыбчивый, будто собирался рассказать о своем урожае на огороде, а не об убийстве.

Эксперта звали Роман Кушнер, видно, парень опытный, знающий свое дело. Удивляться не приходилось, дачи чистят чуть ли не ежедневно, и сразу по несколько домов. Как снег сходит и дачники слетаются в свои скворечники, так телефон в милиции не умолкает. А кого искать-то? Дело открывается заявлением от потерпевшего, им же закрывается с довеском осмотра места происшествия. Ни следов, ни свидетелей. Прошли в дом, осмотрелись.

– Доложите обстановку, майор! – потребовал Крюков.

– Следов в доме не обнаружено, товарищ подполковник. Кроме Птицына и репортера, в доме никого яе было.

– Что за репортер? – резко спросил Крюков.

– Он позвонил в милицию. Здесь все дома пустуют, постоянных жителей только три семьи. Мы их опрашивали. Они видели Птицына в день приезда четыре дня назад. Он им напомнил о себе и сказал, что зимовать будет на даче. Интересовался, далеко ли магазин и где можно купить дров. На следующий день ездил в леспромхоз и привез дрова. Больше его не видели. Сидел на даче не вылезая. Погода-то кошмарная стоит. Ну а репортер, Тропкин его фамилия, сказал, что приехал брать интервью у Птицына, мол, тот ушел из театра и его интересовали причины. Зашел в дом, двери открыты, и обнаружил труп у подножия винтовой лестницы. Дальше он не ходил, по следам видно. На улице месиво, тут без следов не обойтись. Показания с него мы сняли и отпустили.

– В качестве подозреваемого он вас не устраивал? – спросил Крюков.

– Нет, на чердак он не лазил, а смерть Птицына там поджидала. Вот что странно: если бы Птицын не полез на чердак, то с ним ничего не случилось бы. Трудно этот случай квалифицировать как умышленное убийство, скорее случайность. Туда мог полезть кто угодно.

– Причина смерти?

– Под самым сводом крыши точно над люком была прикреплена доска, точнее, дверца от колодца. Ее прошили гвоздями насквозь, стопятидесятимиллиметровкой, тридцать восемь штук. Острием гвозди смотрели вниз, а сама доска держалась на веревке. Веревка перекинута через балку и внатяжку прикреплена к полу на крюк. Просто узел надели на крюк, вбитый в пол. Если люк открыть, откинуть створку до конца, то он ударяет по веревке, та слетает с крюка и доска с гвоздями летит вниз, падая прямо на место люка. Птицын поднялся по лестнице вверх, открыл люк, и ему на голову упал щит, истыканный гвоздями. Четыре из них проткнули ему голову на полную глубину, а еще шесть прокорябали лицо, затылок и уши.

– Но кто-то готовил этот капкан?! – возмущался подполковник. – И что, на чердаке нет следов?

– Вы понимаете, свежих следов человека нет вообще. После того как шутник-убийца соорудил этот механизм-гильотину, он подмел пол веником. Там в углу у слухового окна стоит веник и огромная куча пыли. А уходил он через окно по крыше. Дальше следы искать бессмысленно, дождь идет круглые сутки не прекращаясь, все смыло. Чердачное окно не заперто, очень похоже, что он вышел именно через него. Может, он и заходил туда тем же способом. У дома стоит стремянка, прислоненная к водостоку. Возможно, он брал ее е собой на чердак, потому что под кровлю так просто не добраться, чтобы пристроить там доску с гвоздями.

– Вы что-нибудь еще нашли на чердаке? – спросил Трифонов.

– Нет, чистый пол, веник и куча пыли.

– Полезли еще раз! Будем искать, – сказал Трифонов и начал взбираться по скрипучим ступеням.

На чердаке оказалось два окна по разным сторонам, и он просвечивался насквозь. Чисто. Идеальная чистота и ни одного предмета. Трифонов осмотрел окно, раскрыл его и выглянул наружу. По черепичной крыше стучали капли дождя.

– Скользко тут.

Из люка появилась голова следователя Судакова.

– Привет, Боря! – увидев его, сказал Крюков. – Иди присоединяйся. Думу думать будем.

– Думать потом будем, – заметил Трифонов, – а сейчас искать пора. Элементарный вопрос решить надо – на кой черт Птицын полез на чердак, если здесь ничего нет? Для начала сделаем следующий эксперимент. – Он повернулся к Кушнеру. – Спустись вниз, Роман. Минуты три постой в комнате и возвращайся обратно.

Подмосковный эксперт ничего не понял и отправился выполнять приказ.

– А теперь, Боря, закрой люк. Так, хорошо. Ты вроде бы на флоте служил в молодости, тряхни стариной, сбацай «яблочко».

С Трифоновым никто никогда не спорил. Яблочко так яблочко. И Судаков оттарабанил несколько тактов под собственный напев.

Бедный майор смотрел на столичных сыщиков как на сумасшедших. Вот циркачи-то! И как они там еще кого-то ловить ухитряются! Рецидивистов под мазурку хватают, а ворье – под вальс-бостон.

– Достаточно. Зови эксперта.

Роман вернулся на чердак.

– Ну, что слыхал?

– Ничего. Кто-то на улице стучал.

– Не на улице, браток, а здесь. Хорошая изоляция. Стало быть, и полы с воздушной прослойкой. Будем искать в пустотах. Вскрывайте доски.

Работать пришлось всем, но недолго. Тайник обнаружили через десять минут. В завернутой тряпке лежало охотничье ружье и коробка патронов с дробью шестогр номера. Двустволка была хорошо смазана и, несмотря на свой возраст, отлично выглядела.

– Ну вот, теперь нам понятно, зачем сюда лез Птицын.

– С учетом такой звукоизоляции, – вдруг заговорил Роман, – убийца мог строить свой капкан в то время, когда Птицын был дома. Вряд ли он что-нибудь услышал бы, или спал пьяным.

– Почему пьяным? – спросил Судаков.

– По свидетельству соседей, он прожил здесь три дня, а выпил за это время шесть бутылок коньяка. На них отпечатки убитого и на стакане тоже. Сидел здесь и квасил. Только я в одном с вами согласиться не могу, товарищ полковник: вряд ли он пришел сюда через окно. Понимаете, в чем дело, на входной двери засов погнут. Когда Птицын приехал сюда, он открыл дверь с улицы, она запирается на висячий замок. А изнутри он запереться уже не мог – засов в паз не попадал. Согнули его недавно, пассатижами, свежие царапины на металле. Без молотка не выправишь. Так что Птицын жил с открытой дверью.

– Трудно в это поверить, – задумчиво произнес Трифонов. – Парень он трусоватый, даже слишком. Со страха сюда убежал. Теплую квартиру в Москве бросил. Сидел здесь и дрожал как осиновый лист.

– И убийца об этом знал, – добавил Крюков. – Все построено на страхе. Убийца даже пальцем его не тронул. Он просто загнал его в капкан.

– Очень похоже на правду, Денис Михалыч. Но давайте подумаем над более сложной задачей. Что же из себя представляет убийца? Вы только представьте себе на минуточку, что наш преступник знает о своих жертвах иногда больше, чем они сами о себе знают. Допустим, Птицын трус, узнать не так сложно, но как убийца узнал о тайнике на чердаке и что в нем лежит ружье? Судя по пыли и паутине, эту тряпку с оружием лет пять не трогали. А убийца знал о ружье и устроил ему ловушку здесь, а не где-нибудь в другом месте. Тут и с дверью все понятно. Птицын не сумел запереться и в панике бросился на чердак. Именно в панике, сломя голову.

– Почему обязательно в панике? – переспросил майор Дубинин.

– Судя по докладу, смерть наступила ночью. Фонаря вы возле трупа не нашли. Значит, он шел в темноте, поднимался по лестнице. Пробки были вывернуты. И вот важный момент – капкан мог не сработать. Человек откидывает крышку люка. Доска с гвоздями падает через две-три секунды, а он уже просунул голову в дыру. По идее, человек должен был взять с собой фонарь или свечу, открыть люк и посветить. Тогда упавшая доска покалечила бы ему руку, а не пробила бы голову. Убийца выстраивает свои расчеты безукоризненно точно, продумав все до мелочей. Он не просто убивает свои жертвы, он их казнит, используя слабости каждого, словно хочет предупредить о неминуемой мести.

Трифонов подошел к Кушнеру.

– А что, Роман, ты осматривал гвозди в доске?

– Не очень детально, но один гвоздь показался мне странным. Он блестел как надраенная бляха, нестандартный, на штамповку не похож, красивый, аккуратный.

– Все правильно. Смерть сия имеет свое название: «Неотвратимые стрелы Зевса».

– Из списка Бражникова? – спросил Крюков.

– Совершенно верно. Нам осталось ждать только «Грызунов-невидимок» и «Клюва в темя», что Бражников завершить не успел. Он засыпался на десятом убийстве, не доведя дело до логического конца. Боюсь, наш «Бражников» успеет закончить свой список. Мы все еще топчемся на месте, а он хладнокровно продолжает выполнять свою работу, оставляя нам серебряные улики. Думаю, он не только изучил повадки иг характеры своих жертв, но и наш ход мысли угадывает.

В управление они вернулись только к вечеру. Костя Забелин сидел в кабинете Крюкова и допрашивал какого-то мужчину. На вид ему было лет сорок пять, но уже седой, с усами, как у моржа, и тоже поседевшими. На гладком чистом лице это выглядело неестественно, будто усы, брови и волосы были накладными. Светлые глаза и невинный взгляд.

– Вот это тот самый Тропкин, – вставая доложил Забелин. – Главный московский проныра.

Журналист хотел возмутиться, но Трифонов поднял руку.

– Успокойтесь, Тропкин, разберемся! – он перевел взгляд на капитана. – Ну а что с моим заданием?

– Все в порядке, Александр Иваныч. Нашли и поставили на контроль. Подробности чуть позже.

– Главное, что нашли.

Крюков сел за свой стол, и сразу стало ясно, кто здесь начальник. Тропкин тут же метнулся в его сторону.

– На каком основании меня хватают за шкирку и тащат сюда? Я никаких преступлений не совершал!

– Как вас зовут?

– Анатолий Борисыч.

– Если вы не хотите неприятностей, Анатолий Борисыч, вам придется рассказать нам правду. Я сразу вас одерну, чтобы вы не тратили свою фантазию впустую. Загородным милиционерам вам удалось лапшу на уши навешать, а нам не получится. Здесь Петровка, а не Мытищи и не Петушки. Адреса дачи Птицына никто не знает, даже близкие друзья. Вы там оказались первым наутро после смерти. А если быть точным, то Птицын погиб в три часа пятнадцать минут, а вы приехали к нему в десять утра. Будете врать, я вас арестую по подозрению в соучастии. Время душещипательных бесед закончилось, пора подводить итоги. Вы нас устраиваете на первом этапе. Посидите за решеткой недельки две, пока мы следующего козла отпущения не найдем вам на замену, а потом я лично перед вами извинюсь и выпущу. Честно скажу вам, вы мне на нервы действуете. Лучше будет избавиться от бельма на глазу.

– А чего от вас еще ожидать? Короче так, можете связаться с полковником Хитяевым из управления по экономическим преступлениям. Они меня первыми вычислили. Кто мне звонит, я не знаю. Голоса все время разные. Первый звонок раздался в семь утра пять дней назад. Голос сказал: «Толик, вытряхивай клопов из кальсон и жми на Семеновскую, тридцать два. Убили очередного артиста из „Триумфа“. Костенко. Действуй, волка ноги кормят!» Я в девять был уже там. Тишина. Думал, хохма, а потом ваши приехали. Но сначала я этого молодого человека увидел в капитанской форме. – Он кивнул на Забелина. – А то уже уезжать собрался. Оказалось правдой. В вечернем выпуске появился мой материал, а следом ребята из отдела Хитяева.

Они поставили у меня «прослушку» в доме. Их убийства не интересуют, они вылавливают лохотронщиков, подпольную рулетку. В Москве ажиотаж творится. Все словно помешались, как во времена Мавроди. На актеров делают ставки, бешеные деньги в обороте. Вы же, после того как в самом театре убийства прекратились, стараетесь замалчивать все, что делается на вашей кухне. По мнению Хитяева, настоящих убийств было два, от силы три, остальные – дело рук лохотронщиков. Они нанимают убийц и намечают жертву, а потом принимают ставки. На кого меньше всех поставили, того и убивают, а главный куш сгребают в свой карман. За такие деньжищи и Президента можно замочить в сортире! Мол, статья в газете – это как выигрышная таблица в лотерее. Вся Москва тут же узнает, кто погиб, и каждый знает, счастливый билетик он вытащил или проиграл свои денежки. Рвать и выбрасывать либо идти в кассу получать выигрыш. Они далеко уже продвинулись, вот только главарей никак не вычислят. Одна мелюзга на поверхности. Вчера мне тоже позвонили в семь утра и дали адрес дачи Птицына. Как только моя статья вышла, столица зашевелилась, забурлила. Сегодня у Хитяева будет новый улов. Уж я там не знаю, кто теперь в его сети попадет!

– Потрясающий цинизм! – воскликнул Трифонов. Его возмущения никто не поддержал, эти люди давно ко всему привыкли.

– И что дала «прослушка»? – спросил Крюков.

– Ничего, звонят с улицы по таксофонам, но адреса дают безошибочно.

– Ладно, Тропкин, идите. Если вам позвонят, то тут же перезвоните дежурному по городу. Он нас найдет.

– Да убивать-то уже некого! Думаю, они переключатся на другой театр, где труппа побольше и знаменитостей в избытке. А «Триумф» – это лишь проба пера.

– Типун тебе на язык! – фыркнул Забелин. – Ладно, идите, и помните, Тропкин, вы у нас на заметке!

– Лучше убийцу захватите поскорее, а не козлов отпущения ищите.

Тропкин встал и вышел из кабинета.

– Вот так мы работаем! – тихо сказал Крюков.

– Надо доложить Черногорову. Пусть он разбирается с их управлением, – предложил Забелин.

– А ведь это тоже версия. Что скажете, Александр Иваныч?

– Скажу, что лохотронщики вступили в игру месяц назад или позже. Они не могли знать о двустволке, спрятанной под половыми досками на даче Птицына, и вряд ли им нужно серебро для того, чтобы убить одного из артистов. Ведь о серебре мы никому еще ничего не говорили. Этих людей интересуют только деньги, а не ухищренные методы средневековых казней. Самое сложное, на что они способны, так это устроить автокатастрофу или сбросить Птицына под рельсы электрички – несчастный случай. Ведь Птицын на дачу уехал своим ходом, его машину мы там не видели. Убийца продолжает изголяться в своих фантазиях, и вряд ли тут большую роль играют деньги. Одно другого не касается. Так что там с господином Фишером?

– Живет, хлеб жует, – ответил Забелин. – Ни от кого не прячется, адрес тот же. «Наружку» установили. Ребята толковые.

– И опять нам остается только ждать, – пробормотал Трифонов. – Ждать, и ничего с этим не поделаешь.