"Увидеть Мензоберранзан и умереть" - читать интересную книгу автора (Баздырева Ирина Владимировна)

Глава 4 Подземье

Вход в Подземье, в который они влетели на диске, согнувшись в три погибели, походил на нору. Дорган едва успел вовремя пригнуть голову Ники, прикрыв ее руками. Ход, то сужаясь, то расширяясь, уходил вниз, еще глубже и дальше, пока они не вырвались из него в Дикое Подземье. Подземье — это просторы с частым лесом сталактитов; равнинами, усеянными камнями; ледяными озерами и грунтовыми подземными реками; мрачными ущельями и извилистыми лабиринтами запутанных ходов. Свод, уходящий в необъятную захватывающую высь, служил этой неизведанной, таинственной стране, непроницаемым небосводом. Для жителей Мензоберранзана Подземье оставалось пугающим и таинственным, таким же, что для обитателей Поверхности бескрайние сельвы, дремучие урманы или непроходимые джунгли. Длинные, разветвленные, запутанные ходы пещерных лабиринтов иногда приводили в тупик или в пещеры, населенные необычными даже для Подземья, враждебными существами. Но дроу упорно отвоевывали у Дикого Подземье жизненное пространство. Как и на Поверхности, в Подземье обитало множество рас: дворфы, тролли, гоблины и другие твари о существовании которых человек даже не подозревал. Но дроу надменно полагали, что Подземье принадлежит только им, что именно они — истинные его хозяева. Все остальные мыслились ими как пришлые, незаконно живущие здесь, и не было особой нужды с ними церемониться, особенно с дворфами, извечными врагами дроу. Этот народец, с незапамятных времен спустившись сюда, основал на подходах к Поверхности город, не уступающий по силе и богатству самому Мензоберранзану.

Дроу знали, почему дворфы основали Блингстоун между Мензоберранзаном и выходом на Поверхность. Хотя темные эльфы не могли оставаться на Поверхности долго, но того времени, что занимали их стремительные и жестокие набеги, вполне хватало, чтобы разорять жителей граничащих с Подземьем земель. Дворфы стали тем заслоном для Поверхности, что защищал их от нашествия дроу. Они не слишком обольщались тем, что чувствительные глаза дроу не выносят дневного света, и понимали, что в своей непомерной жажде завоеваний темные эльфы обязательно что-нибудь изобретут для устранения этого препятствия. Но, что больше всего заставляло дворфов решится на такое рискованное соседство — это ненависть, что поднималась из глубин их существа при одном только виде темнокожего эльфа. Эта ненависть помогала им отражать короткие, но жестокие нападения дроу. И эта ненависть была обоюдной.

Дроу было чуждо и непонятно на Поверхности все: порывы ветра, солнечное тепло, смена дня и ночи, мерные вздохи океана, бегущие по небу белоснежные башни облаков. Подобное многообразие цветов и красок пугало и угнетало их: зелень травы, лазурь неба, искрящаяся белизна снега, белые, нагретые солнцем камни, голубые воды рек… Чуткий слух дроу оглушал шепот листьев под легким дуновением беспокойного ветерка, шелест дождя в траве, пение птиц. Им был чужд и ненавистен сам уклад жизни обитателей Поверхности, непонятны их отношения, их чувства, а мировоззрение враждебно. Их идеалы подрывали сами основы бытия дроу. Взращенные под паутиной лжи и недоверия ко всему, и к своим соплеменникам в том числе, они ненавидели все, что жило, цвело, набиралось сил, открыто радовалось и дарило счастье другим, под ослепительным светилом Поверхност. Это был чужой для них мир. В своем непомерном высокомерии они считали, что все, так или иначе отличное от Подземья, не имеет права на существование. Дроу понимали лишь тьму, страх, ложь, лицемерие и ненависть — эти чувства они взращивали и культивировали, полагая, их признаками силы. Пожалуй, только они и могли существовать в вечном мраке Подземья. И может, только отважные дворфы с их твердой волей и духом, таким же незыблемым, как камень, который они испокон веков разрабатывали и прорубали, могли стать той непреодолимой преградой на пути темных эльфов к завоеванию Поверхности. Дроу, прирожденных воинов, крепкие, неприступные стены Блингстоуна могли и не остановить, но зато сильно отвлекали и беспокоили. Дворфы защищали выход на Поверхность, но дальше, в Дикое Подземье соваться не решались даже они. Ни одна из посланных ими экспедиций так и не вернулись назад. Ведь даже для дроу Дикое Подземье оставалось непонятным и опасным местом, хотя они и освоили довольно большую территорию вокруг Мензоберранзана. Контролируя подходы к ней, они создали на границах фортпосты, с которых шла осторожная разведка прилегающей к ней сети пещерных лабиринтов. С этих фортпостов делались набеги на Блингстоун, вылазки на Поверхность, нападения на кочующие вблизи их племена орков. И дроу оставалось только догадываться, что им придется преодолевать, чтобы захватить простирающуюся дальше ничейную Терру-Инкогнито. Те немногие счастливчики, которым довелось вернуться оттуда, так и не смогли ничего толком рассказать о тех таинственных пещерах и только знание того, что что-то непонятное, чудовищное укрывается в бесконечных туннелях и сталагмитовых лесах, останавливало дроу от дальнейшего завоевания и порабощения Подземья. Они не знали, как бороться с этим непонятным, не знали победят ли вообще, и не накличут ли после, из еще более глубоких недр на находящийся под защитой Ллос Мензоберранзан, ужасную древнюю напасть, с которой даже Ллос будет справиться не под силу.

Именно туда теперь стремился Дорган, вызывая как у своих преследователей, так и у единомышленников сомнение в его здравомыслие. Ведь дроу, знавшие Подземье много лучше остальных его обитателей, и те предпочитали смерть, чем оставаться там в полном одиночестве. Все это, уже после, рассказывал Нике муж, когда они коротали вечерние часы перед костром под открытым звездным небом. Но сейчас, когда они бежали из Мензоберранзана, она всего этого не знала, что, было не так уж и плохо для ее душевного спокойствия. Она даже забеспокоилась, когда Дорган сказал, что дроу постараются не пустить их за границы форпостов. Но они, благополучно миновав узкий ход тоннеля, вырвались на простор огромной страны пещер. И теперь, замедлив полет, их диск завис за необъятным сталактитом.

— Где мы? Куда ты меня завез? — заволновалась Ника, в тревоге осматриваясь и видя вокруг одни лишь голые камни.

— Это самый дальний фортпост Мензоберранзана. Дальше идет Дикое Подземье. Мы укроемся там — проговорил Дорган.

— Погоди, погоди, — Ника, торопливо, схватила его за рукав. — Мы, что же, не вернемся в Мензоберранзан?

— Там нас ждет смерть.

— Не знаю, как насчет тебя, но меня там будет ждать Фиселла. Мои три дня истекают.

— Так ты еще надеешься, что Фиселла вернется? — удивился дроу. — В Мензоберранзане ее, как и нас, ожидает смерть. Подумай хорошенько: она не исполнила обет, данный Ллос. Она обманула саму богиню. А Ллос такого не прощает.

— То есть… ты хочешь сказать… я останусь здесь? — с упавшим сердцем прошептала Ника. Она не верила в это и в тоже время была готова к подобному открытию.

— Мы обязательно все обсудим, как только выберемся из Мензоберранзана.

— А мы разве еще не выбрались из него?

— Еще нет. Нам нужно миновать этот фортпост.

— Нас могут здесь ждать? — забеспокоилась Ника — Но, ведь ни кто не знает, что мы выйдем именно к нему? Это ведь не единственный фортпост? Да?

Дорган покачал головой.

— Вокруг Мензоберранзана их несколько, но это ничего не значит. Если Вифелла, все-таки подняла тревогу, то нас поджидают везде.

Немного подумав, Ника спросила:

— А мы случайно вышли именно на этот фортпост?

Дорган пронзительно взглянул на нее, полыхнув красным отсветом в глазах.

— Накануне я сменил караул.

— Тогда нам не стоит беспокоиться? Ты же договоришься со своими солдатами?

— Да, но лишь в том случае, если Верховный Совет не прислал сюда офицера эльфийку.

— По-моему, для этого у них было слишком мало времени.

— Поспешим, — и взмахом руки Дорган послал диск вперед.

Лавируя между сталактитовых наплывов, они подлетели к расчищенному, выровненному обширному пространству, над которым торчали ровно срубленные пеньки сталагмитов. Это была, своего рода, приграничная полоса препятствий, миновать которую незамеченным вряд ли представлялось возможным, потому что посреди нее возвышался огромный сталактит, плавно перетекающей в сталагмит. Природа создала столь грандиозное и вычрное сооружение, что не поддаться его мрачному величию было не возможно. Утонченные эльфы, не тронув внешний фасад этого причудливого здания, ограничились тем, что сделали его полым, пригодным для жилья, вырубив узкие оконца, да навесив вокруг него легкие мостки. Дорган коротко объяснил ей, что в широкой подошве сталагмита устроен оружейный склад, а в свисающем сверху сталактите — казармы. Стык — самое тонкое место между ними опоясывали мостки смотровой площадки. Оконца-бойницы мерцали рассеянным голубоватым светом. От смотровой площадки отделился бледно голубой диск и поплыл им навстречу. Стоящий на нем солдат, поднял руку с обнаженным клинком, приказывая остановиться.

— Кто вы? Назовитесь. И что делаете здесь, на дальней окраине, благословенного Ллос, Мензоберранзана.

Поблескивающими красноватым отсветом глазами он оглядел знатную пару дроу, невозмутимо восседающих на диске, а то, что одним из них была женщина, в глубоко надвинутом на лицо капюшоне, заставляло солдата вести себя осмотрительно.

— Приветствую тебя Ханна, сын Обэллы Достопочнимой.

— Лорд Доган, — прижав ладонь к груди, солдат почтительно поклонился ему. Он заметно расслабился, узнав своего начальника. — Мы заступили полный круг Нарбонделя назад. На рубеже спокойно, мой лорд.

— Кто ваш офицер? Приведи его ко мне.

— В этом нет необходимости, мой лорд. Офицер Шенбалл покорен вам, как и прежде, — донесся до них сверху усиленный гулким эхом каменных стен голос, — Вы велели мне заступить на этот дальний аванпост на три полных круга Нарбонделя, и вот я здесь, мой лорд.

Ника, глянув из-подтишка, увидела самого говорившего. Мощного сложения эльф, с регалиями офицера, восседал верхом на огромном ящере, который резкими движениями приближался к ним, спускаясь вниз по обрубку сталактита. Дроу, как влитой, сидел на ящере, даже когда приходилось принимать немыслимые положения, оказываясь висящим к земле, то боком, то вниз головой, и тогда густые длинные волосы воина свисали густой завесой, как и узда, поблескивающая металлическими чеканными бляхами, за которую он даже не держался.

— Желает ли госпожа и мой лорд осмотреть форт? — любезно спросил Шенбалл, прижав ладонь к груди и кланяясь им. Ящер, повинуясь едва уловимому движению ног и пяток хозяина, остановился, прилепившись присосками на лапах к обрубку сталактита у которого завис диск Доргана и Ники.

— Отошлите солдата и проводите нас через рубеж, офицер, — коротко приказал Дорган.

Ника, узнав в Шенбалле громилу, которого прошлой ночью выбрала для нее Вифелла, опустила голову ниже, стараясь, что бы капюшон полностью закрывал ее лицо.

— Госпожа, привезла разрешение Верховного Совета на то, что бы я пропустил вас в Дикое Подземье? — принялся проявлять так некстати свое усердие Шенбалл.

Пришлось Нике откинуть на плечи капюшон, и офицер, вглядевшись в ее лицо, вдруг отпрянул.

— Вам требуется еще какое-то подтверждение? — с высокомерием глядя на него, холодно спросила Ника, отчаянно при этом труся.

— Моей владычице требуется попасть в Дикое Подземье прямо сейчас, — тоном, не терпящим возражений добавил Дорган.

— Но…

— И я сопровождаю ее…

— Да, мой лорд, — покорно склонил голову Шенбалл. — Позвольте я провожу вас через рубеж.

Милостивым кивком ему было разрешено сделать это. Диск облетел огромный сталактит фортпоста. Где-то в стороне на своем ящере двигался за ними невидимый Шенбалл. Когда они удалились от фортпоста настолько, что он стал похож на маленькие, светящиеся песочные часы, висящие в непроглядной тьме, Дорган остановил диск. Тут же возле них возник Шенбалл, вынырнув на ящере из-за ближайшего сталактита. Ящер с шипением стремительно развернул язык, молниеносно что-то им поймал, и тут же отправив свою добычу в пасть, захлопнул ее.

— Можешь возвращаться обратно, — сказал ему Дорган.

— Да, мой лорд… И все же я не уверен, имею ли я право оставлять вас одних в Диком Подземье. Прикажите мне следовать за вами, моя владычица.

Дорган молчал до тех пор, пока Шенбалл не опустил глаза под его взглядом.

— Когда вас ждать обратно? — счел нужным, все же спросить он.

— Это зависит от того, как мы управимся. Теперь возвращайся на свой пост, офицер.

— Да, мой лорд… Моя владычица… — поклонился он им на прощание, прижав руку к груди. После чего, дернув за удила, развернул ящера, который, послушный воле всадника, сделав резкий раскачивающийся шаг, тут же исчез в поглотившей его тьме Подземья.

Дальше диск летел не спеша. С его высоты Дорган сосредоточенно всматривался вперед, держа ладони на рукоятях своих клинков. Ника сидела рядом, обхватив колени руками, уныло думая о том, что в этом Диком Подземье ничего хорошего ее не ждет. Но раз Дикое Подземье — значит, Дикое Подземье… Выбирать ей не приходилось, лишь бы Дорган не бросил ее здесь.

В туннеле, по которому они двигались, было холодно, отвесные стены блестели от сочившейся по ним влаги. Из зевов отходящих в сторону ходов тянуло затхлой сыростью и резкими звериными запахами. Из какой-то темной норы, мимо которой они пролетали, послышалось тихое, утробное рычание. Дорган послал диск на полной скорости вперед, и когда стало ясно, что погоня им не грозит, внимательно взглянул на Нику. В ответ она постаралась улыбнуться, как можно беспечнее. Она не забывала, что имеет дело с дроу и не желала выказывать своих истинных, чувств.

— Скоро мы доберемся до пещеры Отшельника. Там и отдохнем.

— Скажи, разве нормально, что Шенбалл вот так запросто отпустил нас? — пропустив его слова мимо ушей, задала Ника мучивший ее вопрос. — Он ведь может поднять тревогу, связаться с Мензоберранзаном… Как у вас обстоят дела со связью?

— Мы используем сферы Видимости. Но Шенбалл не посмеет ослушаться приказа первой Матери. И в том, что двум знатным дроу срочно понадобилось перейти рубеж, нет ничего удивительного. Иногда жрицы и маги отправляются искать в Подземье нечто, что требуется для их снадобий и заклинаний, или вызвать демона Бездны с помощью кровавого жертвоприношения. Переход дроу через рубеж опасное, но обычное дело. Просто теперь Шенбалл несет ответственность за нашу безопасность. Случись с нами что нибудь — его казнят.

— Но, мы ведь не вернемся.

— Для него, это уже ничего не изменит.

— И ты говоришь об этом так просто! Ведь его можно было хотя бы предупредить.

— Что бы он тут же поднял тревогу и созвал солдат?

— У него три мальчика и три девочки, — прошептала Ника, прижимаясь лицом к коленям, чтобы он не слышал, как дрожит ее голос.

Дорган присел рядом с ней на корточки.

— У него нет и никогда не было детей — мягко произнес он. — Думаю, за нами вышлют погоню, поставив во главе ее именно Шенбалла, чтобы он не дал нам выбраться на Поверхность.

— Так мы идем на Поверхность? — подняла голову Ника.

— Но ведь ты оттуда? Только там мы сможем чувствовать себя в безопасности, — улыбнулся Дорган.

— А ты сможешь вывести нас?

— В свое время я провел в Диком Подземье десять лет.

Успокоившись, Ника положила подбородок на колени и вздохнула. Ей не стоит обольщаться. Не известно, что еще собой представляет эта Поверхность, и как воспримет Дорган весть, что это не ее мир. Он поймет тогда, что то, что случилось между ними, ничего не изменит. Она не останется в этом мире: ни в Подземье, ни на Поверхности. Она хочет домой. Очень. Он зря бросил все ради нее. Она украдкой бросила виноватый взгляд на ноги стоящего возле нее элфа. Не очень честно использовать его в своих целях, но ведь ей без него деваться некуда — одна она здесь, просто, пропадет. Лучшее, что она сможет для него сделать, это честно с ним объясниться. Да? А если он тогда возьмет и уйдет?

— Неважно, какое ты примешь решение, — вдруг тихо проговорил Дорган. — Я останусь с тобой.

Ника подняла голову, с удивлением глядя в его лицо.

— Почему?

— Потому что ты моя жена, — просто ответил он.

— Но ты все равно не должен…

— Должен.

— Дорган, а ты, правда, дроу? Как могло случиться, что среди вас родился такой, как ты?

— У нас говорят: что и в россыпи алмазов, встречается булыжник.

— А у нас: в семье не без урода.

Они засмеялись.

— Не каждый человек способен на такое бескорыстие.

— Может быть потому, что пока не любил?

С пронзительным шипением, сверху на них что-то метнулось, и Дорган, который, разговаривая с Никой склонился к ней, не разгибаясь, взмахом клинка отогнал тварь, кружащую возле них и едва не задевая их своими кожистыми крыльями. С перепуга Ника, крепко обхватив его ногу, прижалась лицом к его бедру, чувствуя все его стремительные движения. Мельтешение твари прекратилось, ее пронзительное шипение умолкло и позади диска что-то мокрой тряпкой шлепнулось на камни.

Ладонь Доргана легла ей на голову.

— Опасности нет, — мягко сказал он и после недолгого колебания добавил. — Видишь, нам ни на миг нельзя терять бдительность, поэтому, прошу, отпусти меня. Не прижимайся к моей ноге, это… отвлекает, и… ты странно действуешь на меня.

Она отпустила его ногу и, насколько это было возможно сделать на диске, отодвинулась от него.

— Я немного испугалась, то есть… это было так неожиданно… я имею ввиду нападение… Прости… я схватилась за первое попавшееся… Э-э… То есть… Я больше не буду трогать тебя.

Дорган засмеялся тихим, хрипловатым смехом и, сев рядом с Никой, тоже опустил ноги вниз.

— Вторым по своей тяжести преступлением у дроу, после убийства женщины, является сама мысль мужчины об обладании ею — начал он. — Дроу не смеет желать женщину и может подступиться к ней только, когда она сама этого захочет. Это касается всех дроу, как знатных, так и низкорожденых. Знатных эльфиек закон оберегает еще строже. Муж может войти к супруге, только с соизволения Верховной Жрицы, или если супруга сама прикажет ему. Если он поступает вопреки закону, его казнят. Некоторые эльфы доходят до того, что насилуют орочьих самок. Такими дроу общество брезгует. Их ссылают на скотный двор. Но есть эльфы, чья мужская дружба переходит в э-э…

— Я поняла.

— На такие связи смотрят сквозь пальцы, предпочитая не замечать их вообще. Темные эльфы — прирожденные воины, чья отвага известна даже на Поверхности, но они разучились желать. Эльф боится близости с женщиной, потому что в порыве страсти она может убить его. Такое в порядке вещей. Для дроу совокупление с женщиной — это тяжелое и опасное занятие. Для этого требуется мужества побольше чем, в смертельных схватках. Но горе тому, кто не оправдает ожидания своей госпожи, оказавшей ему честь, приблизив к своему ложу. Смотря на прекрасную эльфийку, дроу не испытывает ничего кроме беспокойства и страха. Правда, у низкорожденных встречаются постоянные пары, которые вместе растят своих детей, но это считается извращением устоев Ллос. На такие пары смотрят косо. Им приходится скрывать свое постоянство, и детей воспитывает мужчина, скрывая от всех, кто их мать, чтобы не разрушать ее карьеры. Знатные женщины меняют мужей так часто, как захотят. Я рассказываю тебе все это для того, чтобы ты поняла, что я узнал нечто противоположное чувству страха. Поэтому, вместо того, чтобы бежать от тебя, я потакаю своему влечению к тебе, и меня должны были казнить не раз за то, что я посмел желать тебя. А желал я с той минуты, когда понял, что ты не Фиселла. Я не сумел скрыть того, что мне трудно даже дышать, когда я видел тебя, что твое присутствие зажигает мне кровь, волнует душу, путает мысли, и… Я слабею, теряю способность соображать, когда ты прикасаешься ко мне. Меня бросает в жар, словно я горю в огне Бездны, даже когда я только думаю, что буду обладать тобой, а думаю я об этом постоянно. Когда я рядом с тобой, я беспомощен, так не делай нас беззащитными здесь, в Диком Подземье. Прошу, помоги мне, не прикасайся ко мне без нужды и… не смотри на меня так… Для меня мука отказываться от тебя, потому что вместо страха перед тобой, я испытываю к тебе нечто, чему у дроу нет названия…

— Я поняла, — кивнула ошеломленная Ника, глядя на него во все глаза.

Она начала осознавать, что имеет власть над ним, и ее уже подмывало воспользоваться ею, немного подразнив и помучив его. Но она благоразумно решила не валять дурака, а приложить все силы, чтобы помочь ему вытащить ее из этого проклятого Подземья.

Они стремительно неслись вперед, пока Дорган, привстав, не махнул рукой куда-то в непроглядную тьму:

— Пещера Отшельника.

Но как Ника ни вглядывалась в ту сторону, она так ничего и не увидела, кроме неровных, выступов стен, да сталактитов, чье острие иногда мелькало перед самым лицом. Диск замедлил полет и начал плавно опускаться.

— Оставайся на нем до тех пор, пока я не вернусь, — велел Дорган, зачем-то развел перед ней руки, потом спрыгнул вниз. Диск завис над каменным уступом на метровой высоте.

— Не оставляй меня, пожалуйста, — жалобно попросила Ника в его удаляющуюся спину.

Шага через три он исчез в плотной темноте. Ника то и дело беспокойно вглядывалась вверх, с минуты, на минуты ожидая нападения точно такой же твари, чья атака была вовремя отбита Дорганом. Ей казалось, что они затаились где-то рядом, прямо над ней, и она даже различала шорох их кожистых крыльев. На нее навалился тяжелый, непроницаемый, перехватывавший дыхание страх. Темнота угнетала, обостряя ее одиночество, делая ее уязвимой. Страх рос и креп, все больше подчиняя себе Нику. Стоп! Она же дроу. Тьфу-тьфу, не дай бог. Она не дроу, а всего лишь в теле дроу, для которых темнота, что ясный день для человека. Ника перенастроила зрение, зажмурив и тут же открыв глаза. Ей подумалось, что сейчас у нее, должно быть, ужасный вид: горящие красным отсветом глаза, как у тех вампиров, которых обычно показывают в ужастиках.

Тьма немного разрядилась, став серой. Теперь она видела очертания каждого предмета, окружающее пространство и нависающий над головой каменный свод. Ника взглянула вниз. Там изредка пробегали какие-то шустрые мелкие твари. Слева от нее на каменном выступе росла купа бледных грибов с вытянутыми островерхими шляпками на тонких, изможденных ножках. Как ни была голодна Ника, но на счет них у нее не возникло никаких гастрономических соображений. Осмотр местности немного отвлек ее, страх съежился, и хотя не исчез совсем, потерял над нею власть. Все-таки одной было жутковато, и Ника, зябко передернув плечами, обхватила себя руками. Куда запропастился Дорган? Почему его так долго нет? Может с ним, что-то случилось, а она болтается здесь на диске и чего-то ждет. В какую сторону он вообще ушел? В ту или эту? А ведь он показывал ей куда пойдет, когда говорил о пещере Отшельника. Конечно же, она этого не запомнила. Шляпа! И оружия у нее нет, чтобы обороняться в случае чего. Распахнув на себе плащ-балахон, Ника оглядела свое тяжелое, парадное платье. Кроме бриллиантовых украшений у нее не было ничего. Со стороны Доргана было беспечно оставлять ее без оружия. Ведь, он же пообещал позаботиться о ней, а сам исчез с концами. Мог бы дать ей хотя бы один из своих клинков. А вдруг, он, вообще, бросил ее? От этой догадки ее продрал мороз по коже, и волосы на голове встали дыбом. Ну, конечно же, боже мой, это же так очевидно! Зачем ему такой тормоз как она? А она купилась, развесив уши, когда он успокаивал ее своей байкой о своих неземных чувствах. Ника залилась краской стыда, от того, что ее провели и… вдруг насторожилась, вся обратившись в зрение и слух. Ей показалось, или на самом деле возле тех камней что-то промелькнуло? Нет, ошибки быть не могло: там, точно, кто-то есть! И этот кто-то подкрадывается к ней. Вот опять… Опустив диск, Ника спрыгнула на землю и начала быстро набирать в подол балахона камни. Шорох… еще… уже совсем близко. Придерживая одной рукой подол балахона с камнями, другой приподняв платье, она вскочила на диск, и он тут же взмыл над землей. С этой небольшой высоты она, примерившись, метнула камень в то, что сейчас приближалось к ней. Раздался приглушенный стон. В победном жесте она согнула руку и, сжав кулак, дернула его вниз! Она попала! Сверху она может «отстреливаться», закидывая нападающего до тех пор, пока у нее не кончатся «снаряды».

— Где ты? — раздался голос Доргана.

— Почему, ты так долго? — ни с чем не сравнимым облегчением воскликнула она, когда услышала его. Она опустила диск. — Я уже думала, что с тобой что-то произошло.

Дорган подошел к ней, прижимая ладонь к голове.

— Тебе нечего было бояться. На тебе амулет Бюшанса, кроме того, я окутал тебя сферой тьмы.

Так вот почему было так темно. Опершись рукой о диск, Дорган вскочил на него и тронул с места.

— Но меня, несмотря на эту сферу и амулет, кто-то выследил, — начала жаловаться Ника. — Кто-то, подкрадываясь, следил за мной из-за этих камней… Эй, а почему мы летаем кругами над одни и тем же местом.

— Потому что, на меня кто-то напал, швырнув камнем. Возможно, этот кто-то и был тем, кто следил за тобой. Странно, но я никого не вижу.

Закусив губу, Ника исподлобья посмотрела на него, искрящимися смехом, глазами.

— Откуда ты пришел?

Он непонимающе смотрел на нее, затем что-то мелькнуло в его лице, и разглаживая сосредоточенные складки меж бровей, с уже проясняющей все догадкой, но все еще недоверчиво, он улыбнулся. Чтобы окончательно развеять его сомнения, Ника показала ему собранные в подол плаща камни и, не сдержавшись, засмеялась.

— Прости!

— У тебя меткий глаз и сильный бросок, — улыбнулся Дорган.

— Можно я посмотрю? — потянулась к нему Ника, но эльф быстро перехватил ее руку.

— Я тебе уже объяснял… — глухо проговорил он.

— Но у тебя кровь… Надо посмотреть, вдруг рана глубокая.

— Я сам о ней позабочусь, — отрезал он, отпуская ее запястье.

Поднимаясь на диске к своду пещеры, который Ника так и не смогла разглядеть, они подлетели к уступу и, мягко опустившись на него, оказались перед низкой пещерой, возле которой сохранился заботливо выложенный камнем очаг. Повернувшись, Ника посмотрела за уступ, и не разглядев ничего там — все было поглощено зияющей бездной пропасти — поспешно отвернулась.

— Костра разводить не будем, иначе выдадим себя, — предупредил, Дорган, перешагивая через очаг.

Ника, приуныв, двинулась за ним. Ей так хотелось погреться у живого огня, но, разглядев пещеру, оказавшейся на удивление уютной, она приободрилась.

Первое, что ей бросилось в глаза, была каменная ступень, выдолбленная в небольшой нише стены с брошенной на нее потертой шкурой, видимо, служившей одром когда-то жившему здесь отшельнику.

— Это твое ложе на эту ночь, — кивнул на нишу Дорган, и Ника не нашла ничего лучшего чем спросить:

— А где будешь спать ты?

— У порога, — и он отошел в угол пещеры, где стояли какие-то треснувшие глиняные горшки, затянутые паутиной.

Пожав плечами, Ника расправила на неровном камне облезлую шкуру и устроилась на ней. Поджав ноги, она укрыла их платьем, хотя серебряная парча совсем не согревала. То напряжение, которое помогло ей пережить всю эту череду событий, приведших ее сюда, спало, и она почувствовала страшное утомление и усталость, а ко всему прочему, еще и замерзла, страдая от того, что не было никакого способа согреться. Дорган запретил разводить костер, и дал ей понять, что ни при каких обстоятельствах не собирается домогаться ее. Но не согласится ли он провести с ней ночь под одним плащом, что бы не мерзнуть. Здесь на них никто не не сможет напасть. К этому выступу нет никаких подходов, разве только долго и упорно карабкаться по отвесной стене, или взлететь на нее, как это сделали они.

— Поешь, — Дорган протянул ей несколько корешков, которые прихватил с собой у Бюшанса.

Внимательно осмотрев их, подозрительно понюхав и даже поскребя пальцем, Ника осторожно попробовала корешки на зуб. Кусать их было невозможно — слишком твердые, зато погрызть — вполне. На вкус они оказались довольно съедобны, с мучнистым привкусом. Еще бы водички.

— Почему пещера называется «пещерой Отшельника»? То есть, конечно, понятно, что здесь когда-то жил отшельник. Он уже умер, да?

Дорган молчал, так долго, что Ника решив, что задала вопрос не к месту, уже позабыла и думать о нем, занятая поисками, какой-нибудь плошки, что бы зачерпнуть ею затхлую воду, что она нашла в одном из кувшинов, стоящих у стены.

— Здесь жил, когда-то Отшельник, — вдруг произнес Дорган. — Дроу-полукровка, рожденный от самки гоблина и чародея. Мать сумела укрыть от отца младенца и вырастить его. Дроу уничтожают полукровок. Как удалось самке гоблина спрятать дитя, не знал никто. Когда ребенок окреп настолько, что смог жить самостоятельно, мать помогла ему выбраться из Мензоберранзана и поселила здесь, в этой пещере. Он сумел выжить, не одичал и жил бы до сих пор, если бы не прятал у себя беглых гоблинов, дворфов и гномов. До Мензоберранзана стали доходить слухи о нем, но Совет решил, что это выдумки недоразвитых рабов. Тем не менее, сюда был послан отряд солдат, которые нашли пещеру пустой. С той поры из города редко кто бежит, а если кто-то и решается на подобное, то их кости находят недалеко от фортпостов. Рабы-гоблины поговаривали, что перед тем, как пещеру навестил отряд солдат, там появился чародей-дроу, и что Отшельник ушел с ним. С тех пор, его уже больше никто не видел.

— Наверное, это был его отец, и он спас своего сына, перепрятав его в другом месте.

Снова последовало продолжительное молчание, но Ника терпеливо ждала, зная, что Дорган продолжит свой рассказ, и оказалась права.

— Когда я покинул Мензоберранзан в первый раз, уйдя в Дикое Подземье, то поселился в этой пещере. В первые же дни я ощутил чье-то невидимое, но явное присутствие. Однажды, после удачной охоты, я поделился своей добычей с гоблинами. За трапезой мы разговорились, и я сказал, что живу в пещере Отшельника, чем вызвал их волнение. Это место почиталось ими священным. Я не мог с этим не согласиться и рассказал о своих странных ощущениях, которые испытываю, каждый раз находясь в ней. Они разволновались еще больше и попросили меня провести их туда. Но сперва привели меня к матери Отшельника, уже старой и дряхлой самке гоблина. Услышав мой рассказ, она умоляла отвести ее в пещеру, и я сделал это, подняв ее на уступ с помощью магии. Едва она вошла в нее, как жалобно завыла от горя. До этого дня у нее еще оставалась какая-то надежда на то, что ее сын жив. Она сказала, что в пещере до сих пор обретается дух ее сына, и это он беспокоил меня, потому что ему нет покоя. Она сказала, что ее сын всегда хотел быть погребенным по примитивному обряду народа его матери. Но я не знал, где искать останки Отшельника. В Диком Подземье такое невозможно, но только не для материнского сердца. Мы шли, следуя указаниям старухи, которую на носилках несли два гоблина. Ее же в это время вел дух ее сына. Мы шли, пока не вышли к месту, где когда-то разводили большой костер. В его пепелище, мы нашли чьи-то обгоревшие останки. Среди обугленных костей был почерневший, оплавленный медальон, но и в том, что осталось от него, несчастная старуха сразу же признала амулет Отшельника. Пока гоблины причитали над ним, я, чтобы не мешать их горю, осмотрел все вокруг и под валуном нашел сверкнувшее при свете факела кольцо с потускневшим камнем. После того, как оно отдало своему владельцу всю магию, что была накоплена в его камне, необходимость в нем отпала, и его попросту выбросили. Это кольцо я передал так и не принявшей свершившегося матери Отшельника. При виде его она перестала выть и скулить, и оскалилась. Я так и не понял, что она тогда, визжа, выкрикивала, пока гоблины, сопровождавшие нас, не попятились от нее, схватившись за свои нехитрые обереги. Они сказали, что мать Отшельника насылает страшное проклятие на отца своего сына, потому что признала его кольцо. Останки Отшельника были погребены так, как он желал и его дух успокоился. Я слышал, что мать Отшельника умерла на его могиле, сразу же после того, как до нее дошла весть, что маг, отец Отшельника, неожиданно покончил с собой.

Потрясенная Ника, молча оглядывала пещеру, в которой ей предстояло провести ночь. Да уж, после такой сказки перед сном навряд ли она сможет уснуть.

— Ни одного хорошего слова не найдется для дроу, правда? — с заметной горечью произнес Дорган.

— Всегда и везде найдется кто-то, кто мыслит и чувствует иначе, чем большинство. Как, например, ты и твои друзья.

Дорган отвернулся, ясно давая понять, что не намерен дальше говорить на эту тему. Ладно. Вообще-то, ее не касаются чужие секреты и разборки, просто она хотела сказать, что с дроу не все так уж и плохо. Казалось, с чего Доргану быть с ней откровенным, и все же его отказ говорить с ней о своих тайнах задел ее. А с какой это минуты, она начала считать его своей собственностью? Но из непонятного ей самой упрямства, Ника решила не отступать от этого разговора, хотя бы для того, чтобы почувствовать, до какого предела простирается ее власть над ним.

— Вот и Вифелла отпустила нас, сдержав свое слово не преследовать нас.

— Ее мысли и чувства ты меряешь по себе, — отозвался Дорган. — Она отпустила нас потому, что это, прежде всего, было выгодно ей. Из Дикого Подземья живыми не возвращаются, но она обязательно примет во внимание то, что мы имеем диск и, что я довольно неплохо знаю Подземье. Пустив по нашему следу наемных убийц или монстра, она одновременно с этим, наверняка, отдала приказ на все форпосты убивать каждого, кто приблизится к ним со стороны Дикого Подземья. Она сделает все, чтобы не пустить нас обратно в Мензоберранзан. Для этого города, мы уже не существуем.

Ника, занятая тем, что выпутывала съехавшую с распавшегося узла волос бриллиантовую сетку, но только еще больше запутавшая ее в них, спросила:

— Почему Паучья королева отпустила меня? — и окончательно потеряв терпение, дернула сетку из своих волос.

Покинув свое место, Дорган подошел к ней.

— Позволь, я помогу тебе, — он быстро распутал ее волосы, высвобождая из них зацепившийся камень, и положил ее Нике на колени, склонившись к ней так близко, что ее дыхание сразу сбилось.

— Ллос отпустила тебя, увидев, что ты полна мной, — тихо проговорил он.

Своей близостью Дорган сбил ее с толку, и она ничего не поняла из того, что он ей сказал. Она словно оказалась в пустоте, из которой выкачали весь воздух и только молча кивнула, боясь выдать свое состояние, так ее потянуло к Доргану. Но он быстро отошел.

— У меня нет воли, сопротивляться тебе… и я не хочу сопротивляться. Меня удерживает только страх того, что я подвергну тебя опасности. При совокуплении я уязвим и не смогу защитить тебя.

— Мы бы с тобой не совокуплялись, а занимались любовью, — брякнула первое, что пришло ей на ум, Ника.

«До чего ты дожила, Караваева! Опустилась до того, что уже начнешь приставать к мужчине» — костерила себя она.

С видимым нежеланием эльф занял свое место у входа в пещеру и оттуда смотрел на нее своим жутким, светящимся красным отблеском взглядом. Стараясь разрушить неловкость, вставшую между ними, Ника натянуто рассмеялась:

— Знаешь, а у нас теперь не только мужчин наказывают за приставания, но и женщин. Так что ты вполне мог бы впаять мне иск за сексуальное преследование.

— Никогда такого не будет, — напряженно отозвался эльф. — Я мечтаю о том, чтобы ты преследовала меня.

— Почему же ты, так яростно сопротивлялся, когда я… ну… по-хорошему попросила тебя покричать? Я хотела договориться с тобой…

— Я тогда еще ни в чем не был уверен, хотя на Совете, ты выдала себя с головой. Дроу никогда не будут с таким упорством отстаивать чью-то жизнь, как это делала ты. Но Матери решили, что это очередная изощренная игра Фиселлы. И… после той ночи… я уже больше не принадлежу себе. Каждый миг, все три круга Нарбонделя, я жил ожиданием того, что ты призовешь меня к себе, а когда понял, что этого не произойдет, мне пришлось так обойтись с тобой.

— Это было так необходимо? Что-то связанное с обетом, данным Фиселлой Ллос? Ты обещал все объяснить. Кажется, сейчас самое время для этого.

— Ты ведь знаешь о предсказании? Я и Фиселла являемся единственными потомками первых дроу. В нас еще течет их чистая кровь. Фиселла пообещала Ллос зачать от меня дитя, которое станет величайшим из завоевателей, но за это попросила у богини власти, и Ллос не отказала ей. Фиселла честно пыталась выполнить свой обет, приблизив меня к себе, сделав первым оружейником своего Дома. Я же всеми силами старался не допустить исполнения этого обета. И, по прежнему называл себя Берн, а не де Наль. Я стал первым оружейником Мезоберранзана, а не Дома де Наль, показывая, что ничем не обязан Фиселле. Я знал, что она убьет меня. Об этом мне сообщила Тирелла, пытавшаяся склонить меня на свою сторону, а потому, после битвы с дворфами, я готовился бежать из Мензоберранзана. Я знал, что узнав о том, что Тирелла сговаривается со мной, Фиселла тут же предала меня, выдав мои планы дворфам… У меня еще был шанс сбежать из Мензоберранзана, после суда Совета. Я остался… из-за тебя…

Коротко и ясно. Ника, снимая с себя драгоценные украшения, завязывая их в подол своего плаща-балахона, так как карманы в ее роскошном платье предусмотрены не были, прервала свое занятие.

— Паучиха чуть не вывернула меня наизнанку.

— Мое семя было в тебе.

— Просто странно, что богиня не распознала во мне человека.

— Через три дня твоя сущность начнет меняться. Человеческое естество в тебе возьмет вверх.

— Я приму свой прежний облик?

— Уже нет, но какие-то изменения произойдут.

— У меня появится третья нога или хвост… — пробормотала Ника и зевнула. — Послушай, Дорган, ты, говорят, сильный маг. Не мог бы ты отправит меня обратно домой?

— Но ведь я и веду тебя обратно домой, — удивился эльф. — Мы идем на Поверхность.

— Ну… — Ника, не знала, как бы помягче сообщить ему правду. — Я не совсем оттуда… Короче, я, вообще, из другого мира…

— Нет!

— Да.

Дорган отвернулся. Ника, волнуясь, ожидала решение своей судьбы. То, что она успела узнать о нем за эти три дня, позволяло надеется, что эльф ее все-таки не бросит. Но вот поможет ли вернуться ей домой, в другой мир…

— Ты бы могла остаться здесь? — тихо спросил он.

— Нет…

— Но…

— Нет, Дорган, нет…

— Там… в твоем мире, у тебя кто-то остался?

— Родители, друзья, моя жизнь… Все. Там осталось все, и я сама, в том числе. Здесь даже тело не мое…

— Ты привыкнешь…

— Дорган! Ладно, — она взяла себя в руки. — Ты только выведи меня на Поверхность, а там я как-нибудь сама.

— Девочка, — покачал он головой, — сама ты ничего не сделаешь. Фиселла использовала магию…

— Но, ты ведь маг…

Дорган поднял руку, прося не перебивать его.

— Я владею боевой и бытовой магией. Но тебе нужен могущественный маг, который может сдвигать и соединять время. Я о таком маге не слышал.

— Что же мне делать? — потерянно проговорила Ника. — Неужели нет никакого выхода.

— Искать мага. Расскажи мне, что ты успела узнать за время своего пребывания в Мензоберранзане.

Ника рассказала. Дорган внимательно слушал ее, и, когда она закончила, задумчиво произнес:

— Громф прав, просто невероятно, как у Фиселлы все получилось.

— Он сказал, что подсказал ей способ перемещения в другие миры, — напомнила ему Ника, с надеждой, что это натолкнет Доргана на какой-нибудь выход.

— Не обольщайся, — отмахнулся Дорган. — Громф лишь вычитал в свитках старые легенды, о некогда, живущих могущественных магах, которые были способны на подобные вещи, и послушно пересказал их Фиселле.

— Ну значит, такой маг существует, раз ей это удалось.

— Надо узнать об этом наверняка, а потом найти его.

— Значит, ты помогаешь мне?

— Я помогаю тебе, — кивнул он. — Хочешь, чтобы я принес тебе клятву?

— Да, нет. Я верю тебе, — пожала плечами Ника. Уж если Дорган предаст ее, кому после верить вообще.

— Тогда спи, — велел он и улегся на свой, расстеленный на камнях плащ, повернувшись к ней спиной.

А Ника, поплотнее, завернувшись в свой, улеглась на холодный, жесткий каменный одр и, вопреки своим ожиданиям, тут же заснула. Проснулась она от того, что ее трясло от холода. Тело ломило так, что больно было даже пошевелиться. Каждая ее косточка ныла. Ника с тоской вспомнила свою старую, узкую койку в студенческом общежитии, казавшуюся ей сейчас верхом комфорта. С болезненными стонами, перемежавшиеся со старческим кряхтением и оханьем, Ника кое-как поднялась и села, держась за поясницу. Очутившись в полной темноте, она тут же перенастроила зрение. Ее одежды и растрепанные, спутанные волосы пропитались могильным духом земли. К ней подошел Дорган и присел перед ней на корточки.

— Выспалась? — спросил он, протягивая сухие коренья. — Поешь и двинемся дальше. Если повезет, доберемся до Блингстоуна, кратчайшим путем, а от него уже недалеко до Поверхности.

«Что я здесь делаю? — опять подумала Ника, с отвращением глядя на твердые безвкусные коренья, лежащие на узкой ладони Доргна. — И что за тип разговаривает со мной?» Она неприязненно, по-новому, взглянула на темнокожего мужчину с белыми волосами и отсвечивающим красным глазами. Он казался отвратительным и уродливым, и Нике захотелось умереть тут же, на этом же месте.

Видимо поняв ее настроение, Дорган положил корешки на шкуру рядом с ней и отошел в сторону. Стараясь не смотреть на него, Ника начала заплетать волосы в длинную толстую косу, распутывая их пальцами.

— Возьми, — Дорган протянул ей узкий стилет с золотой, изящно украшенной рукоятью. — Он пригодится тебе. Этой ночью дух пещеры хранили нас, но неизвестно, что нас ждет впереди.

Двумя пальцами Ника взяла стилет у эльфа и положила к себе на колени. Она ничего не могла поделать с собой, слишком сильно сейчас было ее отвращение и неприязнь к этому чужому, непонятному существу. Он, конечно, крутой парень, ничего не скажешь, но ей не по себе от его красных глаз и белых волос. И Ника тут же приняла решение, которое хоть как-то примирило ее с действительностью. Словом, как только они выберутся на Поверхность, она расстанется с ним. Замотав на затылке косу в тяжелый узел, Ника решительным движением вогнала в него стилет, использовав вместо шпильки.

Есть ей совсем не хотелось, и она спрятала коренья за корсаж. Дорган ждал ее у входа пещеры. Подйдя, она с трудом верила в то, что еще вчера испытывала к нему какое-то влечение. Молча они взошли на диск и молчали во все время пути, пока диск не замедлил своего движения. Очнувшись от безрадостных мыслей и оглядевшись, Ника раздраженно посмотрела на Доргана. Почему он не велит диску опуститься, ведь ясно же, что они не смогут пролететь через нависавший частокол сталактитов на прежней высоте. И даже если согнутся в три погибели, то и тогда рисковали содрать себе кожу с головы вместе с волосами остриями каменных сосулек. То, с каким напряженным вниманием, Дорган разглядывал что-то внизу, заставило ее присмотреться к тому, над чем они пролетали.

Вместо усыпанного камнями поверхности туннеля, под ними простиралось какое-то болото, на чьей чавкающей поверхности росли похожие на толстые, бугристые кактусы темно-зеленые растения, которые венчали роскошные, похожие на хризантему, ядовито-красные цветы с узкими лепестками. Ника пригляделась — лепестки едва шевелились, и она невольно подобрала ноги, которые беспечно свесила вниз. Шишечки «кактусов» пульсировали. Целое поле живых «цветов». Ника не в силах была припомнить, когда это болото появилось и сколько уже тянется под ними. Дорган был собран, ни на минуту не расслабляясь. Стоя на диске на одном колене, он, положив ладони на клинки, мгновенно готов был отразить любое неожиданное нападение. Только Ника не могла понять, откуда это нападение может последовать, не от этих же безобидных «кактусов»? Чем они могут им угрожать? Диск медленно продвигался вперед, давая Нике возможность, как следует, разглядеть их. Кожистые шишечки «кактусов» имели бугры с широкими порами, то сужавшимися, то расширяющимися, словно они ими дышал. Нике свело скулы от отвращения и брезгливости.

— Цветущая долина — так называется это гиблое место, — прошептал Дорган. — Все живое обходит его стороной. В Подземье, кажется, еще две или три таких Цветущих долин. Ее невозможно пройти, но ведь у нас есть диск, и я рискнул. Моя просьба, знаю, удивит тебя, потому что теперь я прошу об обратном — держись за меня крепче.

Змеились, шевелясь, ядовито красные лепестки, чутко склоняясь в направлении плавно скользящего над ними, диска, будто легкое движение воздуха за ним, заставляло клониться их ему вслед. Один пышный цветок, имевший особо крупную, ноздреватую «шишку», вдруг стремительно взметнул к ним из середины «хризантемы» длинную плеть «пестика» с безобразной присоской на конце. Дорган мгновенно срезал ее клинком. Вся долина, словно вздохнула и заволновалась: «шишки» кактусов судорожно за пульсировали, зашевелились, их ядовито-красные лепестки, волнуясь, взметали вверх плети своих «тычинок».

Разводя и скрещивая клинки, Дорган работал ими словно ножницами, срезая выраставшую перед ним завесу «тычинок», или срубал тянущиеся к ним плети круговыми движениями сабель. Ника дала диску команду лететь зигзагом, чтобы обмануть ядовито красные лепестки и не дать плети «тычинок» прицелиться и захлестнуться вокруг них. Но чуткие лепестки хищных «кактусов», упорно посылали прожорливые «тычинки» за мчащейся над ними жертвой. Те, преследуя диск, схлестывались друг с другом, запутывались между собой так, что образовывали сложные шевелящиеся клубки и дергающиеся узлы, а промахнувшиеся «тычинки» либо падали, втягиваясь обратно в свой «кактус», либо с громким, отчетливым чмоком впечатывалась присосками в камень нависавшего над ними сталактита. Впереди показался темный камень «берега», в чьей стене темнело несколько ходов, но до него не так-то просто было добраться, и Ника нетерпеливо принялась швыряться камнями в «кактусы», желая приблизить спасительный «берег», до которого, казалось, было рукой подать. Но оказалось, что этим она только прибавила работы Доргану, и так едва успевавшему «срезать» выраставшую перед ними «завесу». А благодаря стараниям Ники, она становилась еще плотнее и гуще, из-за того, что камни раздражали те «кактусы», которые могли бы остаться в спокойном состоянии, так и «не почуяв» над собой добычи. Дорган ничего не говорил ей. Может, хотел, чтобы она отвела душу, но, скорей всего, ему было просто некогда отвлекаться на замечания. В конце концов, Ника сама прекратила это занятие, увидев, что своей воинственностью не помогает, а только затрудняет их продвижение вперед. Возле «берега» атака «тычинок» стала реже и ослабла, да и сами «кактусы» казались там бледнее и мельче. Диск снизился, и вот тут одна из плетей, выброшенная чахленьким «кактусом», обвилась вокруг щиколотки Доргана. Ника испуганно взвизгнула, а Дорган, не глядя, обрубил готовую впиться в его тело присоску. Диск только начал опускаться, а эльф уже ловко спрыгнул на твердь «берега», подхватив вывалившуюся за ним Нику, словно не он, а она только что безостановочно работала клинками, и осторожно поставил ее на ноги. Они миновали эту ужасную Цветущую долину. Возле них белела неровной полосой «прибоя» кромка до блеска отполированных костей. Это все, что осталось от тех, кому не посчастливилось перейти ее. Эта бледная, глянцевая полоса отделяла «берег» от темно-зеленой, переходящей в бурый ковер расцвеченной ярко-красными пятнами цветов долины. Как же ненавидела ее Ника, натерпевшись от нее страха.

— Долина, чудная долина… — мстительно, нараспев процедила она сквозь зубы, показав в ее сторону средний палец, в недвусмысленном жесте, игнорируя вопросительный взгляд Доргана. Не будет же она объяснять, что благовоспитанным дамам, даже знать не полагается смысл подобного жеста.

— Как ты думаешь, мы сбили погоню со следа? — спросила Ника, когда они, устроившись на камнях, отдыхали, подкрепляясь, сухими кореньями, и издали любуясь мрачной красотой долины.

— Думаю, они вообще не приняли путь через долину во внимание, — произнес Дорган, с блаженством, вытянув свои длинные ноги. — Но они постараются перехватить нас у Блингстоуна, и какой бы путь мы ни выбрали, будут ждать нас там.

— И что нам в таком случае, делать?

— Опередить их.

— И у нас есть шанс это сделать?

— Никакого.

— На что же ты тогда надеешься?

— Нам очень повезет, если мы придем к Блингстоуну раньше. Если нет, то я постараюсь определить место засады и уничтожить ее.

— Тебе должно быть знакомо слово «авось»? — хмыкнула Ника, с отвращением грызя твердый мучнистый корешок.

— Не такие уж мы и разные. Правда? — взглянул на нее эльф.

В ответ Ника лишь неопределенно пожала плечами, заставляя себя жевать корешок. Дорган не настаивал на ответе. Он решил быть терпеливым. Главное — выбраться из Подземья, а там уж они, как-нибудь, разберутся между собой.

— Я должен на некоторое время оставить тебя одну. Я хочу осмотреться вокруг.

— Только не окутывай меня сферой тьмы, — попросила она.

— Хорошо. — Дорган поднялся, поправляя пояс и сдвигая висящие на нем клинки. — Будь здесь и не уходи никуда.

— В этом нет нужды. Здесь и так достаточно камней.

— Не подбей меня снова, — он выразительно потер здоровенную шишку, красовавшуюся на его лбу.

Когда он скрылся в одном из ходов, ведущих из долины, Ника, как и намеревалась, занялась пополнением своего запаса камней. Она уже начала волноваться, когда Дорган вернулся, правда через другой ход. Посмотрев на кучку камней, выросших на диске, он промолчал и сделал знак, что пора двигаться в путь. Это значило, что впереди все спокойно. Вопреки опасению Ники, диск легко поднял дополнительный груз, правда, при этом заметно снизив скорость полета.

Они летели без остановок, целую вечность, и Ника уже смотреть не могла на однообразие тянущихся каменных стен бесконечного туннеля. Их разговор мог бы немного развлечь ее, но на этот раз уже Ника угадала нежелание Доргана к разговорам и сидела смирно. Вдруг она, вздрогнув, насторожилась, краем глаза заметив быстрое движение у огромных валунов и открыла было рот, чтобы сказать об этом Доргану, когда он, не поворачивая к ней головы, прошептал:

— Вижу… спускаемся… будь начеку и накинь капюшон.

Что Ника и сделала, напряженно ожидая, с чем на этот раз им придется столкнуться. Дорган спрыгнул с диска прежде, чем он опустился на землю, и зашагал вперед. Ника, оставшись на диске, медленно двинулась за ним, и когда они повернули за угол, нестерпимый свет резанул ей глаза. Прикрыв их, она подождала, пока не успокоятся боль, и, перестроив зрение, открыла их. То, что только что ослепило ее нестерпимо ярким светом, оказалось небольшим, тусклым костерком, разведенным у огромного валуна, вокруг которого копошились какие-то странные крупные животные. Ника озадачено разглядывала их с диска.

На то, что перед ней животные, указывала короткая рыжеватая шерсть, покрывавшая их тела: на спине она была гуще и темнее, на животе и морде почти отсутствовала. Морда этих существ очень походила на обезьянью: с приплюснутым носом, широкими ноздрями, с глубоко посаженными глазами, с клыками, раздвигавшими вывернутые губы. Они имели заостренные уши, чутко подрагивавшие при едва различимых звуках. Но то, что эти существа ходили прямо и держали в длинных передних лапах заостренные палки и примитивные каменные топоры, сбивало с толку, как и то, что все носили шкуры, обернутые вокруг бедер. У каждого на груди висели украшения из камешков, костей, когтей и перьев. А перепутанные гривы на лбу были перехвачены кожаными ремешками.

Подняв руки с раскрытыми ладонями до уровня плеч и показывая, что в них нет никакого оружия, и намерения у него мирные, Дорган не спеша, приблизился к жмущимся у чахлого костерка созданиям. Кое-кто из них оскалил клыки, кто-то недвусмысленно поднял топор, проявляя к подошедшему дроу открытую враждебность. Но едва свет костерка осветил его, они тут же опустили оружие, своими гримасами выражая радость и удовольствие. Опустив руки, Дорган издал какие-то странные, лающие звуки. Тогда к нему вышла самая крупная и мускулистая особь с длинной рыжей гривой жестких, свалявшихся волос. В них, как и в шерсти, покрывавшей его сильное, матерое тело, поблескивала седина. Один из клыков, выглядывавший из пасти, был сломан. На груди, среди ожерелья из перьев и клыков, принадлежавших, когда-то крупному животному, поблескивал на серебряной цепочке тяжелый, серебряный медальон, украшенный сапфирами. Особь приветствовала Доргана и жестом предложила ему место возле костра. Прижав ладонь к сердцу и тем, по-видимому, выразив свою благодарность, дроу присел у огня на корточки и начал общаться с этими странными тварями на их лающем языке. О чем можно было говорить на равных и что-то серьезно обсуждать с этими, только-только вошедшими в разум животными, чей интеллект едва ли достигал уровня пятилетнего ребенка.

Рядом с диском, что-то шевельнулось и Ника, вздрогнув, резко отпрянула в сторону.

— Тьфу ты, рыжая обезьяна, — от неожиданности выругалась она. В ответ тварь, что бесшумно появилась рядом с ней неизвестно откуда, зарычала, оскалившись.

Дорган обернулся, а Вождь знаком приказал своему дозорному отойти от Ники.

— Вот и катись отсюда подальше, — буркнула вслед ему Ника, борясь с сильным искушением поддать ему, как следует еще и ногой для пущего ускорения.

Наблюдая за ходом беседы у костерка, за мимикой и жестами говорящих, она поняла, что эти уроды чем-то встревожены. Вождь то показывал туда, откуда только что появились дроу, то вперед, на те ходы, что выходили из этой пещеры. Дорган, выслушав Вождя, задумался. Возле костерка воцарилось молчание. Сидящие вокруг него рыжие создания с надеждой поглядывала на дроу. Когда он «заговорил», махнув рукой в ту сторону откуда они с Никой появились, его собеседники вскочили на ноги, подняв настоящий гвалт. Дорган жестами попытался успокоить их, показывая на Нику, а начавший «соображать» Вождь, рявкнул на разошедшихся соплеменников и те, угомонившись, вопросительно уставились на него, полные неподдельного искреннего внимания. После этого он принялся им что-то втолковывать, все время тыча корявым, когтистым пальцем в сторону Ники, так что некоторые из этих уродцев начали проявлять к ней нешуточный интерес. И вот, когда Вождь и Дорган принялись, что-то горячо «обсуждать», несколько рыжих тварей двинулись к ней. Что бы там ни пообещал им Дорган, Ника не собиралась вот так, запросто, сдаваться. Поэтому, откинув капюшон, она наклонилась за камнями, решив расчистить дорогу для диска, чтобы улететь из пещеры. Увидев ее лицо, твари с истошными визгами бросились от нее прочь, заняв вокруг Вождя и Доргана круговую оборону, ощетинившись копьями, топорами, скаля клыки. Поняв в чем дело, Дорган опять принялся успокаивать своих друзей, этих трусоватых приматов. Он, показывая на Нику, прижимал руку к сердцу, энергичными жестами уверяя их, что она не причинит им никакого вреда, и когда ему кое-как удалось их успокоить, Ника подняла самый увесистый камень, вызвав тем гневный «лай» Вождя в свою сторону. Банда рыжих уродов тот час, как по команде, подняла свои копья и топоры, изготовившись к нападению. Загородив собой Нику, Дорган раскинул руки в стороны, и когда по знаку Вождя они опустили оружие, повернулся и шагнул к ней.

— Стоять! — скомандовала ему Ника, подняв камень. — Ты ведь знаешь, я не промахнусь.

— Да, что на тебя нашло?

— Нет, это ты объясни, зачем ты обещал меня этим уродам?!

Ответом ей была неожиданно ослепительная улыбка Доргана.

— Как тебе, вообще, могло прийти такое в голову! Я обещал не тебя, а диск.

— Тьфу, ты! Извини. Но, ты им все время показывал на меня, — проговорила с облегчением Ника опуская камень. И тут до нее дошел смысл его слов. — Ты отдаешь им наш диск? С какой стати? Он нам самим нужен.

— Это гоблины племени Таахарри. От других собратьев их отличает миролюбие. Они рассказали, что им, как и всему Подземью, угрожает страшная опасность. Эт' гамы. Этими мерзкими, мелкими тварями там, впереди, заняты все ходы и туннели. На своем пути они уничтожают все живое. Гоблины сумели вовремя спрятать своих самок и детенышей в верхних пещерах и отступить, покинув, обжитые места, опередив эт'гами на час пути. Они решили биться. Вождь расставил своих воинов у каждого выхода в эту пещеру. Видишь отсветы костров там и там? Они надеются огнем остановить эт'гами.

— Это поможет?

— Навряд ли. Этих тварей так много, что они не обратят внимания на эти костерки, попросту изничтожив их. А для того, что бы развести костры, способные остановить их, у гоблинов не хватает ни времени, ни топлива.

— Понятно. Только какое отношение имеем к этому мы? Что мы можем изменить? Ты не забыл? Возможно, за нами по пятам идет погоня, а ты вот так запросто отдаешь им наш диск. Послушай, мы просто пролетим над этими… эт'гадами, а гоблины сами справятся с ними. В конце концов, это же их дело, не наше. У нас и без того хватает проблем…

Дроу тяжело взглянул на нее.

— Не наше, — поправив на поясе сабли, ровно проговорил он. — Лети по этому тоннелю до третьей развилки, от нее пойдут пещеры, но ищи ту, посреди которой высится огромный валун. Чтобы не заблудиться, все время держись самого широкого туннеля, никуда не сворачивай с него. Как только найдешь нужную пещеру, опустись на валун и жди патрульный пикет дворфов. С валуна не спускайся, на тебя могут напасть. Пещеры не только полны хищников, но и тех, кто ненавидит дроу, особенно женщин. Будь внимательна к амулету Бюшанса — не потеряй его. Старшему патруля дворфов отдашь вот это кольцо. Они уже знают, что мы бежали из Мензоберранзана, кольцо подтвердит, что ты моя жена. Через трое суток, по времени дворфов, поднимись на городскую стену и посмотри в сторону самой высокой пещеры. Если у входа ее увидишь огонь костра, попроси их проводить тебя ко мне. Если огня не будет, то дворфы не откажутся вывести тебя на Поверхность. Кольцо не отдавай ни кому и береги его, так же как и амулет Бюшанса, они пригодятся тебе. Будет лучше, если ты все расскажешь дворфам, они грубые вояки, но честны и прямодушны. Они помогут и защитят тебя. Ты все запомнила?

— Да, — кивнула Ника. — Так ты окончательно решил остаться с гоблинами?

— Да.

— Но почему?

Дорган молча смотрел на нее.

— А как же диск? Что ты будешь делать без него?

— Что нибудь придумаю.

— У тебя ведь был какой-то расчет на него. Не хочешь рассказать?

— Будет лучше, если ты улетишь сейчас. У меня совсем не остается времени…

— Знаешь, что? Эти уроды, из-за которых ты бросаешь меня, мне, мягко говоря, не нравятся, так же, как и я им. Посмотри, как они сейчас рычат и скалятся, готовые в любой момент разорвать меня на части, едва я повышаю на тебя голос. Не трудно догадаться, что будет, если я брошусь на тебя. А я это сделаю, если сейчас, сию минуту, ты не расскажешь мне свой план. Считаю до трех. Раз…

— Хорошо, — поспешно согласился Дорган и, не сдержав улыбки, покачал головой. — Сейчас гоблины должны принести добычу. Мы растравим на ней раны так, чтобы из них обильно шла кровь. Эт'гамы слепнут от жажды крови, и, едва почуяв, следуют за своей жертвой до тех пор, пока не сжирают ее. Я возьму тушу убитого зверя на диск и буду ее кровью кропить свой путь. Не сомневаюсь, что эт'гамы пойдут за мной. Гоблины постараются не дать ни кому из них свернуть в другие туннели, запалив на всем намеченном нами пути костры. Но это больше предосторожность, потому что эт'гамы не сойдут со следа крови. Мы заманим их в Цветущую долину.

— Отличный план! — восхитилась Ника. — Я остаюсь.

Дорган какое-то время молчал, то ли привыкая к этой мысли, то ли обдумывая, как ему теперь быть с Никой. Скорее всего, он спрячет ее где-нибудь в Верхних пещерах вместе с самками гоблинов, попросив одного из них проводить ее туда. Ее лицо сразу же приняло упрямое и непреклонное выражение, но Дорган решил иначе.

— Ты полетишь со мной, — сказал он.

К костру все время подходили гоблины, волоча за собой кожаные полости, полные угля. Доргана приветствовали чуть ли не с благоговейным почтением, но как только замечали Нику, сразу же начинались истерические визги и судорожное хватание за оружие, пока увесистые оплеухи Вождя не приводили паникеров в чувство. По его указанию гоблины волокли мешки в туннель, рассыпая кучи угля по всему пути, по которому предполагалось гнать эт'гами к Цветущей долине. Но Вождь и Дорган решили не ограничиваться только этим туннелем, и гоблины споро потащили мешки с углем в прилегающие к нему соседние ходы. В противоположной стороне пещеры послышались возбужденные вопли и шум, и из самого отдаленного хода вывалилась группа гоблинов, волочащих за собой разодранную тушу какого-то животного. Она была ободрана и так избита о камни, что опознать, что же это был за зверь, не было возможности. Гоблины с трудом тащили свою добычу, оставляя позади себя широкий кровавый след. Поспешив к ним на помощь, Дорган схватил тушу, доволок ее до диска и, взвалив на него, запрыгнул сам. Приняв на себя дополнительную тяжесть двух тел, диск ухнул к земле, но после, выровнявшись, поднялся настолько, насколько позволял принятый вес. Было ясно, что диск лишился половины своей скорости и подвижности. Ника поняла, что ей придется освобождать его, и уже собиралась спрыгнуть, когда Дорган схватил ее за руку:

— Нет… Ты останешься на диске, рядом со мной…

— Но… — …и будешь крепко держать меня за ногу.

— Но диск будет прижимать к земле, и он потеряет половину своей скорости.

— Ничего. Достаточно и этого, что бы заманить эт'гами туда, куда нужно.

Это было произнесено таким тоном, что Ника не нашлась, что возразить. Дорган просто ничего не желал слушать. Обречено вздохнув, Ника отвела от него глаза, вдруг встретившись с пристальным, тревожным взглядом Вождя. Он понял, что подготовленная ими ловушка на эт'гама, может не сработать. Вон даже гоблин сообразил, что из-за Ники диск не будет двигаться с нужной скоростью. И хотя это не могло уже ничего решить, Ника носком башмака столкнула с диска кучку камней. Диск поднялся, но не намного. Ника вновь посмотрела на Вождя. Он оторвал от ее лица маленькие, глубоко сидящие под покатым лбом глазки и со значением взглянул куда-то ей за спину. Ника обернулась. Ай, да Вождь! Молодец!

Там, куда он показывал, в отвесной, уходящей ввысь стене туннеля выступал небольшой площадкой уступ. Ника тут же прикинула, что на той скорости, на которой диск пролетит мимо уступа, она успеет, подпрыгнув, уцепиться за него. Сомнение вызывало только то, сможет ли она допрыгнуть до края уступа. Но, в любом случае, она должна сделать это.

Издалека послышался предупреждающий долгий крик, и гоблины бросились запаливать костры.

— Перейди на обычное зрение, — буднично напомнил Нике Дорган, и она покачала головой, давая понять, что уже сделала это.

Запылали костры. Гоблины проворно вскарабкались на стены, ловко цепляясь за едва заметные выступы и трещины, зависая и устраиваясь на них в самых невообразимых позах. Некоторые просто висели на одной руке, уцепившись за какую-нибудь расселину или едва выступающий камень, держа в другой свое оружие. Удивляясь цепкости и силе их рук, Ника с тоской подумала, что Вождь, конечно же, не видел проблемы в том, чтобы запрыгнуть с двигавшегося черепашьей скоростью диска на уступ. Гоблины застыли на своих местах в напряженном ожидании. Прислушавшись, Ника в какой-то момент уловила едва различимый шорох, как если бы кто-то, не переставая, тер по камню жесткой щеткой. Звук приближался к ним все ближе и ближе. И сразу же из трех ходов, шедших параллельно туннелей, на освещенное пространство пещеры хлынул сплошной, движущийся, копошащийся, наползающий друг на друга, темный поток. Эта глянцевая масса определенно держалась кровавого следа, поглощая его, и этой крови для нее было ничтожно мало. И все же те потоки эт'гами, что шли по боковым туннелям, теперь сливались с основной массой не столько из-за слабого запаха свежей крови, сколько из-за ярко горящих костров, чей огонь не давал им отделяться, чтобы двигаться своим путем.

Диск тронулся и поплыл вперед, щедро кропя свой путь кровью животного, чью тушу Дорган рубил на части так, чтобы она обильно текла из ран. Ника, волнуясь, смотрела на медленно приближающийся уступ, а потом глянула на догоняющий их глянцевый, шуршащий поток. Ее опасения сбывались — диск двигался слишком медленно, но, похоже, Доргана это не волновало. Когда до выступа было уже рукой подать, Ника подобралась и, стараясь унять волнение, сосредоточилась на том, чтобы не упустить нужный для прыжка момент. Не удержавшись, она все же взглянула на неумолимо нагоняющий их поток эт'гами, прикинув, сможет ли диск оторваться от них, лишившись ее веса, или этого окажется недостаточно для того, чтобы набрать нужную скорость. Теперь она даже смогла разглядеть наступающих эт'гами.

Они были похожи на мокриц и многоножек одновременно. Только эту мерзость, что атаковала их сейчас, отличали размеры, темный цвет и жвала, которые и издавали угрожающее потрескивание, напоминавшее шуршащий звук. Ах да, уступ! Ника быстро взглянула на Доргана. Он был полностью поглощен тем, что старался извлечь из туши, как можно больше крови. Гоблины скакали по отвесным стенам, закидывая движущийся поток камнями, горящими факелами, сбивая со стен тех гадов, что пытались заползти на нее. Некоторые гоблины с визгом и воплями ужаса, срывались вниз, в копошащуюся массу эт'гами, которая мгновенно поглощала их. Ой, уступ! Они как раз пролетали под ним, и Ника, торопливо подпрыгнув, неловко уцепилась за нависавший над нею камень. Но пальцы лишь скользнули по нему, и она медленно, но неотвратимо начала съезжать вниз, в движущийся под нею поток эт'гами, в панике скребя по камням ногтями, пытаясь хоть за что-нибудь уцепится и тщетно тормозя носками башмаков свое неотвратимое падение.

— Ника! Нет!.. Подожди… не надо! — закричал Дорган, выронив кровоточащий кусок туши, из враз ослабевших рук. Диск тут же взмыл вверх, и заметно увеличив скорость, оторвался от нагнавших его было эт'гами, завернув за уступ и лишив эльфа ужасного зрелища.

Широко раскрытыми глазами он смотрел перед собой, твердя как заклинание одно: «нет, нет, нет», понимая, что, даже вернувшись на такой скорости к уступу, он уже ничего не сможет изменить, слишком быстро все произошло. Его сознание отказывалось принять очевидное, и невозможно было вынести последующую за этим боль. Пока что шок словно заморозил все его чувства. Сердце застыло. Лишь сознание билось, напоминая о том, что Ники уже нет. Помертвевшими губами, он все шептал свое «нет». Как-то разом все потеряло для него значение. Потухшим, остановившимся взглядом он смотрел на катящийся за диском темный вал, поглотивший Нику, и не видел его. Он умер вместе со смертной. Жизнь уже не имела никакого смысла. Целые столетия ему предстоит нести непомерную тяжесть вины, изнывая от тоски и боли, сознавая, что он виноват в гибели девочки. Живое, горячее сердечко! Его обретенная было душа. Лучше уж вслед за ней, бросится к прожорливым эт'гами. Но он еще успеет это сделать. Хотя, даже их души не смогут воссоединиться навсегда. Ее душа бессмертна — его нет, потому что сам он бессмертен.

Усилием воли Дорган подавил отчаяние и горе, стряхнув с себя оцепенение, сознанием того, что сперва должно завершить начатое. Он успеет. Раз он втянул бедняжку во все это, так хоть пусть ее смерть будет не напрасной. Да, он завершит дело, а после… О, Аэлла, даруй мне смерть воина! — взмолился он. Диск летел с нужной скоростью и Дорган только успевал разбрасывать в алчущую массу эт'гами куски уже обескровленного мяса и тем только еще больше разжигая аппетит этой хищной мерзости. Позади показался край Цветущей долины, и Дорган принялся кидать оставшиеся от туши внутренности, заманивая тупо движущуюся массу на ее середину.

Как только первая, накатившая, волна эт'гами хлынула на колыхающийся ковер, с жадностью набросившись на пульсирующие «бутоны», как «долина» вздыбилась сплошной завесой тычинок, судорожно выбрасываемые ими. Лепестки «хризантем» задергались, заметались.

Освободившись от остатков туши, диск приобрел легкость, и теперь стремительно метался по «долине», уворачиваясь от едва не пробивавших его, взметывавшихся вверх, «тычинок». Дорган яростно работал клинками, не останавливаясь ни на миг, не давая себе передышки. Сверху ему было видно, как поток эт'гами занял все прибрежное пространство «долины» и под напором задних рядов неуклонно продвигался по ней вперед, пожирая хищные «цветы». Плети «тычинок» рефлекторно клонились в ту сторону, где «долине» причиняли наибольшую боль прожорливые эт'гами, уже заполнявшую ее собой. Но и «хризантемы» не уступали им в своей алчности. Ядовито-красные лепестки хватали мерзких слизней, затягивая, заталкивая их в середину «цветка», и только на миг еще мелькнут в воздухе шевелящиеся членистые ножки или жвала. Плети «тычинок» тоже трудились вовсю, обвивая гигантских насекомых, давя и ломая пополам так, что их серая, вязкая слизь сгустками разлеталась во все стороны. И Дорган оказался покрыт ею с ног до головы так, что его длинные волосы слиплись в лоснящиеся влажные пряди. А гоблины гнали и гнали нескончаемый поток эт'гами в Цветущую долину. Дорган уже машинально рубил и сек, радуясь охватившему его отупению, которое хоть как-то заглушало пронзительную боль. Перед ним то и дело всплывал образ то смеющейся Ники, то смущенно отталкивающей ногой упавшую юбку, или робко смотрящую на него с какой-то затаенной надеждой, и тогда, сцепив зубы, он с новым приливом сил начинал яростно работать клинками.

Наконец, появился замыкающие отряды гоблинов, добивающий хвост движущегося потока эт'гами. Цветущая долина уже захлебывалась от нашествия гадов. Неожиданно ее поверхность приподнялась и опала, словно долина издала тяжкий скорбный вздох. Плети «тычинок» одновременно, как по команде, дергаясь в конвульсии, втянулись в «бутоны», раззявив на своих концах присоски. «Хризантемы» напрягли ядовито красные лепестки, и Долина, вздыбившись, начала стремительно опадать, образовав бездонную шевелящуюся яму кровавого цвета, в которую попали эт'гами.

Дорган на диске отлетел к надежным в своей незыблемости скалистым стенам пещеры, наблюдая как от кромки «берега» отходит край Долины, отслаиваясь от камней все больше и больше, пока не сделалась похожей на гигантский, стянутый у горловины, кожистый, туго набитый мешок. Это был самый необычный и гигантский хищник когда-либо виденный дроу. Края огромного мешка сомкнулись. Бледно-коричневые, с крупными порами кожистые края мешка пульсировали, толчками переваривая пищу. С эт'гами было покончено. Бой закончился победой гоблинов, все-таки остановивших прожорливых паразитов и очистив от них свои родные пещеры. Победный восторженный рев потрясал своды пещер, разносясь по переходам и лабиринтам Подземья. Победа не радовала только Доргана — ему предстояло остаться со своей болью один на один. Он чувствовал такой упадок сил, что не мог шевелить ни рукой, ни ногой. Он не мог думать ни о чем. Он застыл как изваяние среди ликующих гоблинов, потрясающих своим оружием и оглашая каменные своды радостными криками и ревом. Диск медленно плыл над землей, гоблины почтительно расступались перед ним. Но Дорган, отрешенно глядя вниз, видел, что даже костей не осталось от тех несчастных, что попадали в гущу эт'гами. Он жестоко страдал, что не увидит даже останков Ники, чтобы предать их достойному погребению. Упрекать себя уже не было сил, ему просто не хотелось жить. Зачем жить, когда только познав полноту жизни, вдруг утратил весь ее смысл. Как ему жить без нее? Конечно, со временем он бы оправился и его боль, если бы не ушла, то сгладилась, притупилась, и все равно с гибелью Ники часть его умерла. С ней он узнал нечто такое, чему у темных эльфов не было определения, а у людей называлось счастьем. Да, ничего не осталось от павших на пути эт'гами гоблинов, лишь размазанные по камням влажные пятна да серая слизь. Вокруг валялись неподвижные изломанные трупы эт'гами. Даже съедаемые заживо прожорливыми паразитами гоблины старались уничтожить перед своей смертью хоть одного врага.

Так же, как и Дорган по тоннелю бродили в тщетных поисках останков соплеменников утомленные битвой гоблины. В отличие от них, что могли опознать друзей и родных по украшениям и оружию, Доргану ничего не осталось от его счастья, даже пятнышка родной крови на холодных камнях Подземья.

Диск миновал поворот и Дорган невольно взглянул на тот злосчастный выступ, с которого сорвалась Ника, и схватился за горло. Ноги перестали держать его, и он как подкошенный рухнул на колени. Его что-то душило, не давая вздохнуть. Сердце колотилось где-то в горле, и разве оно способно выдержать подобное испытание?

На самом краю выступа, свесив ноги вниз и беспечно болтая ими, бок о бок сидели Вождь и Ника. Чем они занимались Дорган, ослепленный болью, так и не понял. Но они были так увлечены, что не замечали ничего и никого вокруг. Остановив диск под выступом, немного придя в себя и уняв рвущееся из груди сердце, Дорган понял, что произошло. По-видимому, в последний роковой момент Вождь позаботился о его жене, успев поймать ее за руку и втащить обратно на уступ. Начав было на диске подниматься к ним, эльф остановился, с удивлением прислушиваясь к их разговору.

— Да нет же! Ты опять все делаешь не так. Смотри как надо, — горячилась Ника.

Послышалось натужное сопение, чавканье и кваканье, после чего раздался звонкий смех, от которого у Доргана вновь перехватило дыхание:

— Ах ты, зверушка… но знаешь, у тебя получилось уже лучше. Смотри, куда ты попал.

Вождь ласково заурчал в ответ.

— Нет, нет, не туда. Попробуй вперед и вверх… Да понимаю я, что твоя пасть не предназначена для этого, но все таки попробуй.

Снова послышалось натужное сопение, чмок и смех Ники.

— О! Опять попал на себя! Показываю еще раз. Смотри внимательнее, как это делается.

Не в силах больше сдерживать своего любопытства и рвавшиеся наружу чувства, Дорган поднялся на диске, глядя на башмачки, видневшиеся из-под потускневшего серебристого подола платья, и широкие, когтистые ступни Вождя. Едва его голова показалась над краем уступа, как его лицо залепил плевок. Вождь издал восторженный лающий смех.

— Ой, ради бога, прости. Я нечаянно, — Ника зажала рот рукой, глядя на него смеющимися глазами.

— Что здесь творится? Чем вы занимаетесь? — стараясь выглядеть строже, чтобы не выдать, рвавшийся наружу счастливый смех, потребовал ответа Дорган.

Вождь и Ника переглянулись, и Вождь, как и подобает вождю, решил взять всю ответственность на себя.

— Она учила тебя плеваться? — недоверчиво переспросил Дорган, выслушав восторженный рык Вождя, вперемежку с отрывистым лаем и завываниями. Издав укоризненные лающие звуки, Дорган, не сдержав улыбки, покачал головой, заканчивая свою речь:

— …уж чего-чего, а такого легкомыслия, я от тебя не ожидал.

Вождь оскалился и насмешливо «закашлял». Дорган удивленно подняв брови, провел по лицу ладонью.

— Ну да, я весь в слизи, — пробормотал он и возмущенно зарычал на Вождя, вызвав у последнего все тот же «кашляющий» смех.

— Что он сказал? — виновато глянула на Доргана Ника. Вместо того, чтобы встретить победителя пылкими объятьями и слезами радости на глазах, она оплевала его.

— Он сказал, что твой плевок совсем не заметен, потому что я и так весь в слизи эт'гами и чтобы я не лупил тебя за это.

— Ах ты, Чубака! — засмеялась Ника, глядя на весело скалящегося Вождя.

— Иди ко мне, — протянул к ней руки Дорган.

Только Вождь, вдруг первым поспешил спрыгнуть на диск и, отстранив эльфа, чья одежда лоснилась от подсыхающей слизи и нестерпимо воняла, протянул лапы к Нике, хотя ростом едва доходил ей до плеча.

— Вижу, вы подружились, — ревниво заметил эльф, когда поддерживаемая Вождем Ника спрыгнула на диск.

— Хоть Вождь и уродец, к этому быстро привыкаешь. Он отличный парень.

Оскалившись, Вождь, что-то прорычал.

— Что он сказал? — спросила Доргана Ника.

— Он считает, что хоть ты безволосая и страшно непривлекательна, как все дроу, но что ты, точно, не одна из нас, — смеясь перевел Дорган.

Ника покраснела, стыдясь своей бестактности, а Вождь и дроу добродушно забавлялись ее смущением.

Стоя вместе с ними на диске, ничуть не удивляясь и не пугаясь, что летит над землей, Вождь показывал куда и в какой туннель им следует свернуть. Так они добрались до грота, по стенам и сталактитам которого струилась вода, стекая в небольшой водоем, тем самым не давая ему иссякнуть и все время пополняя его свежей водой. Дорган на ходу, не дожидаясь, когда диск опустится на землю, спрыгнул и поспешил к воде, сдирая с себя дурно пахнущие заскорузлые от слизи одежды. Когда Ника, сошедшая с диска, тоже направилась было к водоему, Вождь знаками показал ей, что надо собирать уголь для костра и где искать его. Сунув ей в руки грубо выделанную кожаную полость, он занялся костром, высекая кремневыми камнями искры на расстеленную и чем-то промасленную шкурку. Ника отошла к той стене, на которую указал ей Вождь и, расстелив полог на земле, начала складывать на него уголь. Она покосилась на Вождя, скармливающего новорожденному язычку огня угольную крошку. Судя по прокопченной земле, разбросанным повсюду костям и клочкам шкур, это было излюбленное место стоянки племени гоблинов Таахарри.

Ника уже завязывала полную угля полость, когда позади послышался плеск. Она обернулась. Отфыркиваясь, Дорган вынырнул из воды, и теперь стоял и стирал ладонью стекающую с лица воду. Его голову, плечи, гибкую спину облепили длинные пряди волос. Широкий разворот плеч, сильные руки с четко обозначенным рельефом мышц. Из густых мокрых волос выглядывали темные кончики острых эльфийских ушей. Ника как-то отстраненно подумала, что нельзя же вот так, беззастенчиво, пялиться на мужчину, хотя бы и на собственного мужа, но ничего не могла с собой поделать. Она оказалась завороженна его совершенной красотой. А ведь только этим утром, она считала его безобразным и отталкивающим. Почувствовав ее взгляд, Дорган повернулся к ней и, не отводя от нее глаз, скользнув в воду, поплыл в ее сторону. Ноги Ники сами понесли ее к водоему. Она остановилась возле самой кромки воды, куда подплыл Дорган. Поднявшись в воде, он ухватился за прибрежный камень и, исподлобья глядя на нее снизу вверх, стараясь улыбнуться, спросил:

— Может, искупаешься?

Скорее для того, чтобы избежать его зовущих глаз, чем действительно испытывая желание искупаться, Ника присев, опустила пальцы в воду.

— Холодная, — сообщила она, покачав головой.

Всплеск. И Дорган, подтянувшись на руках, прижался мокрым лбом к ее лбу. Все также держась на руках, он потянулся к ней, и Ника сейчас же ответила на его тихий поцелуй, становившийся все нетерпеливее и настойчивее. Встав на камень коленом, Дорган мокрой рукой обхватил голову Ники, начиная увлекать ее за собой в воду, пока внезапный рассерженный окрик не остановил его, заставив обоих очнуться. С трудом, переводя дыхание и приходя в себя, Дорган и Ника смотрели на яростно жестикулирующего Вождя. Подойдя к ним, гоблин отобрал у Ники полость с углем, оказавшуюся почти в воде. Да ничего ему не будет, он и так, сырой!

— Мы что-нибудь придумаем в эту ночь, — пообещал Дорган и шумно выдохнув, погрузился в холодную воду, уйдя в нее с головой.

К костру начали подтягиваться гоблины племени Таахарри. Последняя группа, вошедшая в грот под радостные вопли и рычание, тащила за собой ободранную тушу какого-то зверя. Когда они успели его поймать? Быстро и споро разделав ее на куски, гоблины разложили их печься в раскаленный жар углей. Толкаясь вокруг костра, они, возбужденно рыча и лая, размахивали руками, видимо обсуждая битву в «Цветущей долине». Вождь слушал спокойно: у него хватало ума не жалеть о том, чего он не увидел и в чем не смог принять участия. И все же, не смотря на всеобщий радостный подъем от своей победы и некую обретенную уверенность в себе, — Ника не могла этого не заметить, — гоблины все же держались подальше от нее. Видимо, только близость Вождя и его покровительство удерживало их от того, чтобы рыча не замахиваться на нее дубинками и не гнать от огня. А она так устала, что их настроение и отношение к ней уже мало волновали ее. Даже поджаренное мясо, на которое жадно набросились гоблины, не возбудило в ней аппетита — есть совсем не хотелось. Она заворожено наблюдала за игрой огня, не в силах отвести от него глаз, и только, когда к костру подошел Дорган с мокрой одеждой в руках, в одних кожаных штанах, Ника, очнувшись, взялась ее просушить. Вождь великодушно кинул Доргану шкуру, служившую ему плащом. Разложив одежду на камне, Ника и эльф поужинали испеченным мясом и, укрывшись плащом Вождя, прислонились к камню и уснули.

Ника проснулась от рычащего и лающего голоса Доргана. Он разговаривал с Вождем.

— Хорошо, — задумчиво произнес он, перейдя на язык дроу. — Я рад этому.

Прежде чем поднять голову с груди мужа, она потерлась об нее носом и взглянула ему в лицо. Ее прояснившийся ото сна взгляд, встретился с его взглядом.

— О чем вы? — спросила она хрипловатым голосом.

— Вождь объявил мне, что его племя возвращается в Верхние пещеры Дикого Подземья, откуда оно было изгнано нашествием эт'гами. Но сам он готов проводить нас до Блингстоуна.

— Очень мило с его стороны, — Ника потянулась, выбралась из-под шкуры и, переплетя косу, отправилась к озерку умыться.

Пещера оказалась пустой. Все гоблины покинули ее, кроме Вождя, который, сидя у потухшего костерка, переворачивал оставшиеся от вчерашнего пиршества куски мяса. Не в силах противится их аппетитному запаху, пробудившему ее голод, Ника протянула, было, руку за одним из них, но Дорган молниеносно, так, что гоблин ничего не успел заметить, перехватил ее. На ее недоуменный взгляд, он шепнул:

— Оставь ему.

Прежде чем съесть мясо, Вождь настороженно посмотрел на сидящих напротив дроу и, оскалившись, зарычал. Маленькие, глубоко сидящие под нависшим лбом глазки полыхнули багровым отсветом. Вождь вновь превратился в животное, без всякого признака интеллекта. Дорган достал из мешка сухие коренья, которые Ника обреченно принялась грызть. Доев все мясо, гоблин поднялся и, не обращая внимание на дроу, пошел из грота в темный зев туннеля. Вскочив на диск, Дорган и Ника поспешили за ним. Ника озадачено смотрела на идущего впереди Вождя, не зная, что и думать о его резко изменившимся поведении, доходившем почти до враждебности.

— Нам сейчас обязательно было связываться с ним? — спросила она у Доргана.

— Он знает кратчайший путь к Блингстоуну. Что касается его самого, то ему сегодня уже не обязательно дружить с нами.

Гоблин шел быстро, не оглядываясь и особо не заботясь о том, следуют ли за ним пара дроу. Убивая по пути каких-то мелких тварей, он раздирал их и тут же, на ходу поедал их с громким чавканьем.

— Не могу не сказать, что путешествие по Дикому Подземью не попортило мне нервы, но признайся, что в Мензоберранзане ты сгущал краски, — говорила тем временем Доргану Ника. — Получается, мы почти достигли Блингстоуна. Я-то думала, на это уйдут недели, если не месяц.

— Мне потребовались годы, что бы хоть немного узнать Подземье и научиться выживать в нем, — хмыкнул Дорган. — Пешком мы бы шли к Блингстоуну неделю, как ты верно заметила. Даже если бы шли кратчайшим путем, не плутая. Но мы на диске. И поэтому избежали половины нежелательных встреч, которых не миновали бы, иди мы пешком.

— А на Поверхности можно будет использовать диск?

— Нет. Чтобы вернуть ему способность держаться над землей и двигаться, потребуется много магической энергии, которой у меня нет. Сейчас действуют еще те ее запасы, что были вложены в него жрицами.

Вдруг Вождь остановился и засопел.

— Что с ним?

— Впереди кто-то есть, и этот кто-то опасен, — насторожился Дорган, положив руки на клинки. — Оставайся на диске и двигайся за мной, но держись на расстоянии.

Ника молча кивнула. Обнажив клинки, Дорган бесшумно шел за острожным Вождем. Ника на диске плыла за ними. С замирающим от ужаса и любопытства сердцем, пристально вглядываясь вперед, она пыталась хоть что-то увидеть. Гулкий звук, отозвался под сводами дробным эхом, земля под ногами дрогнула. Со стен посыпались мелкие камни. Гоблин остановился, пропуская вперед Доргана. Он не желал рисковать.

Свод туннеля поднялся, стены расступились, и они попали в обширную пещеру, посреди которой громоздился огромный валун. Этот валун шевельнулся, двинулся и переступил, шумно вздохнув.

— Ши-и-и-ззака-а! — завизжал гоблин, бросившись наутек, обратно в туннель.

Было понятно, что «валун» хоть и опасен, но не сможет преследовать в слишком узком для него туннеле.

— Куда ты, Вождь! Стой, скотина такая! — закричала ему Ника, когда он пронесся мимо нее.

Потом ее возмущенный крик перешел в визг ужаса. Тварь, привлеченная шумом, развернулась и, тяжело громыхая, помчалась на них. Запрыгнув на диск, Дорган увернулся от нее, стремительно взмыв вверх. Чудовище стукнулось о стену, сотрясая своды пещеры. Дорган послал диск вдоль стены. Летя почти в притирку к ней, он внимательно осматривал ее, что-то лихорадочно ища. А Ника все надрывалась, визжа от ужаса, когда, казавшаяся такой неуклюжей громадина начала преследовать их по пятам. Диск прибавил скорость и неожиданно завис у стены, в пяти метрах от земли, перед узкой расщелиной. Запихав в нее продолжавшую визжать Нику, Дорган тут же отлетел в сторону, уводя чудовище подальше от нее.

Когда, отвизжавшись, Ника замолкла, то обнаружив себя стиснутой со всех сторон каменными стенами и поспешила протиснуться к просвету. Осторожно выглянув, она рассматривала чудовище, так напугавшее ее. Массивное, бесформенное тело с тяжелым, почти квадратным задом, заканчивалось маленькой крысиной головкой, со злобно горящими глазками. Длинные узкие челюсти с острыми частыми зубами щелкали у ног, плеч, рук, то и дело уворачивающегося от них Доргана. Несмотря на короткие мощные лапы, эта тварь двигалась довольно быстро, неутомимо преследуя Доргана, носившегося над ней, как надоедливая муха, то снижаясь, то взмывая вверх, то уворачиваясь в сторону и заставляя монстра приподнимать свою тушу. Тот, раззявив пасть, старался схватить добычу. Вождь поступил разумно, вовремя сбежав от этой твари, но поступить так было не в характере Доргана, даже если за ними по пятам идет погоня. Ей оставалось, только молча досадовать на него.

Оказалось, что монстра покрывал прочный панцирь, который клинки Доргана не в состоянии были пробить. Словно поняв, что мелкий, назойливый противник не в состоянии причинить ему существенный вред, монстр буквально по пятам преследовал Доргана, не давая ему уйти далеко, будто забавляясь с ним. В конце концов, в хаотичных метаниях эльфа Нике удалось разглядеть определенную тактику. Он пытался поднырнуть под голову монстра, чтобы полоснуть его по незащищенному горлу. Выполнить такое было не то что трудно, а почти невозможно по той причине, что монстр не имел шеи: его маленькая узкая голова сразу же переходила в громоздкую тушу. А если появлялась необходимость поднять или повернуть голову, то он неуклюже поворачивался и приподнимался всем своим огромным телом, которое потом с грохотом опускал на землю, сотрясая своды пещер. Едва Дорган заставлял его хоть чуть-чуть подняться, чтобы стремительно атаковать, как монстр сразу же опускался на свои массивные ноги и, как Дорган ни бился, добраться до его уязвимого места ему не удавалось.

Все это могло продолжаться бесконечно, и нужно было как-то ускорить события и помочь Доргану. Ника извернулась и присела настолько, насколько это позволяла узость щели, нашарив под ногами россыпь камней. Протиснувшись поближе к краю, она, как могла, вытянула руку назад и попыталась добросить камень до монстра. Не получилось. Она не имела возможности размахнуться как следует, стиснутая со всех сторон стеной расщелины. Камень не пролетел даже половины расстояния, отделявшее ее от чудовища. Ника попыталась еще раз, вытянув руку над головой и отведя ее как можно дальше, бросила камень. Опять плохо. Для хорошего броска нужно было иметь хоть немного пространства, которого ей так не хватало. Держась за угол, она протиснулась вперед, чуть не вываливаясь из щели. Плечи стали свободны, и она, повозившись немного, приняла боле-менее устойчивое и удобное положение, чтобы, увлекшись метанием камней, и вправду не свалится. Теперь, когда она опиралась на одну ногу и держалась левой рукой за неровный угол щели, почти полностью высунувшись из нее, а другая ее нога свободно болталась над пропастью, она могла свободно размахнуться правой рукой. Примерившись, Ника швырнула камень в свою огромную «цель». Камень угодил монстру в бок, не так, чтобы сильно ударив его. Противное животное отвлеклось, чуть повернувшись в ее сторону. Отлично! Теперь оставалось только «пристреляться». Ника «пристреливалась» до тех пор, пока не угодила монстру камнем по морде, даже, кажется, попав ему в глаз. Его возмущенный рев и ликующий возглас Ники слились воедино. Развернувшись, противное животное понеслось на стену, откуда в него продолжали лететь камни, так сильно раздражившие его. Монстр стремительно приближался, и Ника поспешила протиснуться обратно в глубь щели. Должно быть, проклятое животное, словно дрессированный слон, встало на задние лапы, чтобы достать до расщелины, сунув в нее свою узкую морду. Натужно сопя, обдавая ее зловонным дыханием, оно раскрыло пасть, показывая частые острые зубы. И, неожиданно, издало какой-то непонятный, захлебывающийся рык. Тут же его морда исчезла, освободив узкое пространство щели, а на ее месте появился встревоженный темный эльф.

— Ника, — позвал он, видимо не разглядев забившуюся, сжавшуюся в комочек девушку. — Ответь мне… Ты невредима?

Ника молча протиснулась вперед и бросилась ему на шею. Она была сильно напугана. Дорган подхватил ее, стиснул и опустил на диск. Внизу громоздилась неподвижная многотонная туша мертвого монстра с располосованным горлом и вспоротым животом.

— Сильно напугалась?

— Противное животное, — всхлипнула Ника, пряча лицо на груди Доргана. — Оно хотело сожрать меня…

— Не бойся. Оно попыталось добраться до тебя, а я добрался до него. И я ничуть не удивляюсь, что оно хотело сожрать тебя. Кстати, этого хотели бы не только Шизак и Ллос, но и я тоже… Вот отчего так?

Ника в досаде шлепнула смеявшегося Доргана по плечу, и они покинули пещеру с его бездыханным хозяином.

— Что мы теперь будем делать без проводника? Вождь сбежал от нас, а я-то думала, что мы с ним подружились.

Дорган, утешая, погладил ее по плечу, но, скорее всего ему хотелось лишний раз прикоснуться к ней.

— Не волнуйся, Блингстоун уже не далеко, и нет нужды в проводнике.

Диск нырнул в один из многочисленных, похожих на норы ходов, испещрявших огромные стены пещеры. От узкого туннеля, по которому они двигались, отходило несколько ходов и, свернув в один из них, они, конечно же, заблудились. Похоже, им предстояло до бесконечности плутать в этих запутанных, сырых и темных лабиринтах. Дорган не бывал в этих местах, от которых, по «словам» Вождя, до города дворфов было рукой подать.

— А все из-за этого неблагодарного гоблина, — сердилась Ника, когда они попали в туннель, заканчивающийся глухим тупиком. — Мне он сразу не понравился. Это уже потом он подкупил меня своей кажущейся разумностью, хотя, как был животным, так им и остался. Просто глупо было приписывать какие-то высокие чувства этой обезьяне.

— Мне кажется, что я как будто и не покидал Мензоберранзан, — холодно проговорил Дорган. — В тебе столько же высокомерия и презрения, как в дроу, которые так нетерпимы к другим созданиям. Почему, по-твоему, Вождь должен был рисковать своей жизнью из-за нас, темных эльфов, которые уничтожают его племя? Он и так сделал для нас больше, чем мог бы.

— Ну, ничего себе! — возмутилась Ника. — Ты спас его племя от этих… жуков. Если бы не наш диск…

— А он спас тебя. Мы с ним квиты. И он не был обязан сопровождать нас к Блингстоуну. Он, вообще, мог бы умолчать о том, что знает короткий путь к нему. Но он оставил свое племя, тогда как у него и без нас хватало забот: вывести из укрытий женщин и детей, найти для них новый приют, чем-то накормить. Почему ты принимаешь его жертву, как должное? Не потому ли, что он уродец и, значит, его можно считать неразвитым существом и бесчувственным животным? Именно так мыслят дроу, и мне больно слышать такие вещи от тебя. Я помог тебе бежать из Мензоберранзана, чтобы спасти твою живую душу.

Он отвернулся от нее, и Нике стало обидно и больно. Но не от его слов, а от того, что он отвернулся от нее так, будто ему был невыносим даже ее вид. Они продолжали свой путь в отчужденном молчании. Когда обида улеглась, Ника все же не смогла не признать правоту Доргана. Ведь если бы на месте Вождя был человек или эльф, ее неприятие, наверняка, не было бы таким острым, потому что она не допускала бы даже мысли о том, что делает им одолжение, опускаясь до общения с ними. Выходит, никуда ее высокомерие не делось, не смотря на то, что она испытывала искреннюю благодарность к Вождю за свое спасение. И потом, хотя Дорган об этом молчал, он спасал не столько племя Таахарра от эт'гамов, он спасал от них все Подземье, как истинный лорд.

— Прости, я не права, — вздохнула Ника и всхлипнула, когда Дорган неожиданно крепко прижал ее к своему плечу.

— Я так боялся, что ты не произнесешь этих слов… Я боялся, что Мензоберранзан успел отравить тебя своей ложью и ненавистью, — и он прижался лбом к ее лбу. — Спустимся вниз, и когда я осмотрюсь, побудем, наконец, вместе.

Они долго искали место для будущего привала. Верный себе, Дорган придирчиво осматривал пещеры, ища надежное укрытие для них. Прежде всего, оно должно было иметь один выход, не должно было быть слишком просторным, но и не тесным и желательно располагаться над землей.

А на Нику опять накатила вдруг тоска по дому. Почему, именно она? За что с ней так обошлись? А как же мама? И как она поступит, почувствовав, что та другая, вовсе не Ника? Просто невозможно, что она не увидит больше ребят, улицу, дом, родителей. Разве справедливо лишить ее этого? Не выдержав, Ника, сидя на диске, подтянув к себе колени и уткнувшись в них лицом, тихонько заплакала.

Опустив диск, Дорган обнял ее, утешая, как мог.

— Что с тобой, сердце мое? Из-за чего ты плачешь? Прости, если я говорил грубо и обидел тебя. Скажи мне, что случилось? — он гладил ее по голове и плечам. — Не от того ли твои слезы, что ты потеряла терпение, что я так долго не могу найти пристанище для нас?

Ника удивленно подняла на него глаза и, сообразив, что он имел в виду, улыбнулась, вытирая ладонями мокрые щеки. Дорган принялся целовать ее волосы, лицо, шею, но заставив себя остановится, сдавленно пробормотал:

— Нет, надо осмотреться.

— Ты опять оставляешь меня? — не веря этому, шепнула Ника.

— Помоги мне, Аэлла… Я вернусь быстро… очень быстро, — прижавшись лбом к ее лбу, пообещал он. — Возможно, здесь нет монстров, зато Блингстоун, если верить Вождю, совсем рядом. Ты же не хочешь, что бы дворфский патруль наткнулся на нас в самый неподходящий момент. Представляешь, что будет с ними, если они обнаружат под стенами своего города двух совокупляющихся дроу.

— Не совокупляющихся, а занимающихся любовью, — поправила Ника.

— Я так хочу быть сейчас с тобой, — Дорган отвел от себя ее руки, выдохнул и встал. — Я могу остаться, но тогда был бы занят не тобой, а нашей безопасностью, — проговорил он, похоже, убеждая больше себя, чем Нику. — В таком случае, вряд ли у нас, что нибудь получилось.

— Ну и иди тогда уже, — вздохнула она, хотя в эту минуту ей было глубоко наплевать на эту самую безопасность.

Когда он ушел, она занялась тем, что больше всего занимало ее в минуты одиночества среди гулкой тишины пещер — собиранием камней. Это занятие успокаивало и приводило мысли в порядок, как и всякое дело. да она и не знала, чем еще могла бы заняться здесь. Раздумывая обо всем и ни о чем, Ника не заметила, как на диске набралась порядочная куча камней. Тогда она начала выкидывать слишком маленькие, по ее мнению, камни. И вдруг, она резко выпрямилась и прислушалась, держа камень в руке. На самом деле она что-то услышала, или ей показалось? Но сколько она с напряжением ни прислушивалась, до нее не донеслось ни звука. Решив, что ее слух обманула сложная акустика пещерных лабиринтов, и что до нее донесся всего лишь неясный шум упавшей со сталактита капли воды, она вернулась к своим камням.

Тишину пещеры нарушил донесшийся откуда-то гортанный вопль, заставив Нику подскочить на месте. Дорган! Ника прыгнула на диск, сжимая в руке увесистый камень. Вновь раздался угрожающий низкий крик. Диск заметался по пещере — это Ника пыталась понять, откуда он доносится и каким из четырех туннелей ей воспользоваться. Снова раздался долгий протяжный крик, и Ника, больше не сомневаясь, уверенно нырнула в один из ходов, надеясь на удачу. Крик, явно, издавал человек, и не мог принадлежать зверю. Но вот выведет ли ее к Доргану выбранный наобум туннель, с таким низким сводом, что ей пришлось согнуться, Ника не знала. Неожиданно ход оборвался, и она очутилась на открытом пространстве, попав в самый разгар схватки.

Посреди пещеры, прижавшись спиной к наплыву сталагмита, стоял коренастый, с непомерно широкими для его роста плечами человек. Ростом он едва достигал плеча Ники, но могучим размахом своей секиры внушал невольное уважение не только ей, но и тем многочисленным мелким тварям, что атаковали его с каким-то скрежещущим писком и визгом, наскакивая разом со всех сторон. И если кряжистый рубака с огненной бородой был в полном боевом облачении: прочной ковки нагруднике, наручах, поножах и крепком шлеме, то на тварях, напавших на него, не было даже подобия одежды. Их тела не имели и того шерстяного покрова, что был у гоблинов, и ничего, кроме отвращения не вызывали. У них не было оружия, но и без него было ясно, как опасны их скалящиеся желтые крысиные зубы, не способные разгрызть, разве что камень. Похоже, их голова состояла из одних мощных широких челюстей, над которыми угадывались носовые отверстия, да алчно поблескивавшие глазки под едва возвышающимся покатым лбом. Наскакивая на врага, они размахивали тонкими лапами, стараясь достать его острыми когтями, которыми заканчивались их длинные пальцы. Ступни этих существ отличались непомерной длиной, а при ходьбе они смешно загребали ими и шлепали по камням, зато и прыгали с их помощью высоко и далеко. Дряблая зеленоватая кожа этих мелких тварей уже блестела от пота — Рыжебородый задал им жару. Но и твари не оставляли ему ни каких шансов вырваться из западни, приперев его к сталагмиту и наскакивая на него то всем скопом, то попеременно, не давая Рыжебородому передышки ни на миг. Даже то, что под их ступни попадали бездыханные тела соплеменников, не останавливало их, и они продолжали яростно наскакивать на Рыжебородого, юрко уворачиваясь от его тяжелой секиры и топчась по телам, как ни в чем, ни бывало, попросту не замечая их. Но если они рассчитывали взять коротышку измором, то их ожидание пока, не оправдывалось. Рыжебородый не думал сдаваться и, хотя в тяжелых доспехах ему было не сладко, усталости не выказывал, а, напротив, с гортанными воплями кидался на стаю кровожадных тварей, неутомимо отражая их атаки.

Ника вмешалась в бой, не раздумывая. Она выбрала своей целью ту тварь, что примеривалась прыгнуть на Рыжебородого с боку и, повиснув на нем, сковать его движения. Неожиданно для самой Ники ее камень угодил этому созданию прямо в голову, оглушив и свалив его под ступни остальной стаи. К сожалению, это никак не повлияло на ход схватки. Ее вмешательство, как и появление, попросту не было замечено ни одной из разгоряченных боем сторон.

Сгруппировавшись, твари снова скопом атаковали Рыжебородого коротышку. Надсадно выдохнув «й-ох», тот крутанул над собой секиру и, опустив, раскроил троим самым прытким нападающим головы, словно гнилые орехи, заставив остальных отступить. Откатившись назад и рассыпавшись вокруг него, они с лютой злобой смотрели на ухмылявшегося Рыжебородого. Он же, подняв над собой секиру и потрясая ею, издал воинственный вопль, гулким эхом прокатившимся по всей пещере. Гуманоиды, мерзость такая, шарахнулись было, но не отступили. Примерившись, Ника с силой швырнула камень в того, кто находился всех ближе к ней. Получив камнем по голове, тварь, не издав ни звука, свалилась, будто подкошенная. Стоявший рядом с ним удивленно пискнул и посмотрел в сторону Ники. Его реакция удивила ее: он ликующе взвизгнул, в восторге прыгая на месте. Все, в том числе и рыжебородый воин, повернулись и воззрились на парящий над землей диск. Прыгая от нетерпения, с горящими от восторга глазками, твари тыкали пальцами и махали в сторону Рыжебородого, указывая ей на него.

Он же, заметив Нику, брезгливо сплюнул, прорычав презрительно: «дроу», что прозвучало, как ругательство, и приготовился к бою… с ней.

Пожав плечами, Ника наклонилась, набрала камней и довольно метко обстреляла зубастых тварей, наблюдая с мстительным удовольствием, как они, недоуменно оборачиваясь на нее, пятятся к узкой норе выхода. Рыжебородый тоже ничего не понял, но, бросив на нее настороженный взгляд, быстренько воспользовался ситуацией и, оттолкнувшись от сталагмита, пошел лупить своей секирой забегавшую, словно застигнутые светом тараканы, зубастую мелочь. И вот когда было покончено с теми из них, кто не успел, спасаясь, вовремя нырнуть в нору хода, Рыжебородый развернулся к Нике и с воинственным кличем кинулся на нее, взяв секиру на перевес. Немного растерявшись от столь своеобразно высказываной благодарности, Ника, тем не менее, сумела увернуться от разошедшегося Рыжебородого. Так они и развлекались: коротышка, занеся над головой секиру, гонялся за ней по пещере с яростными воплями, а Ника ускользала от него на своем диске, то поднимаясь вверх, то опускаясь на безопасном расстоянии от него, и пытаясь жестами объяснить упрямцу, что она друг. Но коротышка упорно не желал ничего знать, и тогда, не удержавшись, Ника кинула в него небольшой камушек. Тот звякнул по его шлему так, что Ника рассмеялась.

— Дроу? — вдруг удивился коротышка, останавливаясь и недоверчиво разглядывая ее.

— Не-а, — покачала головой Ника, держась от него подальше.

— У-у, — с сомнением протянул рыжебородый и положил секиру на плечо, то ли решив, что настало время переговоров, то ли попросту устав без толку гоняться за ней по пещере.

— Дворф? — спросила в свою очередь Ника.

— Дворф, — подтвердил Рыжий, стукнув себя кулаком в грудь и гордо выпрямившись.

— Здорово!

— Зодо, не дроу…

Ника прыснула, поняв, что дворф принял возглас «здорово» за ее имя, тут же забавно переиначив его. Отдуваясь, он сел на камень, снял шлем и озадачено поскреб макушку. Потом, опершись рукой о колено, начал говорить на непонятном языке, что-то явно внушая Нике, внимательно прислушивавшейся к нему.

— Извини, но я ничего не поняла, — покачала она головой, как только он замолчал.

Дворф кивнул и хмуро посмотрел на нее, будто решал непосильную задачу: что же тепер, ему с ней делать? Ника села на край диска, подперев ладонью подбородок, тоже озадаченно смотря на него и решая свою задачу: что ей делать с ним? Она придумывала, как лучше объяснить Рыжебородому, чтобы он провел их к Блингостоуну, а еще лучше — сразу на Поверхность.

— Дроу? — решил уточнить Рыжебородый, вытянув один палец.

— Нет. Нас двое, — спохватилась Ника, показывая два растопыренных пальца.

Коротышка тут же вскочил на ноги, поспешно нахлобучил свой шлем на голову и, схватив секиру, настороженно огляделся.

— Дроу? — угрожающе прорычал он.

— Дроу, — вздохнула Ника, но при этом погладила себя по голове. Мол, дроу, но хороший.

Рыжебородый, недоверчиво наблюдая за нею, подумал немного, снова снял шлем, погладил себя по голове и пожал плечами. Потом, показав Нике пятерню с растопыренными пальцами еще и еще раз, спросил:

— Дроу?

Поверив, что их действительно двое, а не несметное количество, как он уже начал было подозревать, дворф успокоился.