"Увидеть Мензоберранзан и умереть" - читать интересную книгу автора (Баздырева Ирина Владимировна)

Глава 3 День третий

— Пора подниматься, госпожа, — раздался над ней голос Вифеллы. — Подходит час трапезы.

— Я его пропущу, — сонно пробормотала Ника, укрываясь одеялом с головой.

— Это невозможно, госпожа, — настаивала младшая сестра.

С третьей попытки оторвав голову от подушки, Ника поднялась и, все еще пребывая в дремотном состоянии, повиновалась ловким рукам Вифеллы, что одевали, украшали и расчесывали ее.

Вернувшись ночью от Громфа, Ника вновь извлекла свиток с предсказанием и заставила Клопси прочитать его еще раз. Предсказание было изложено в такой иносказательной форме, таким витиеватым слогом, что если бы не рассказ Громфа то, они, по-прежнему, так ничего и не поняли, но и прочитанное не добавляло ничего к тому, что рассказал маг. Расхаживая взад вперед из угла в угол под отяжелевшим взглядом засыпающего Клопси, Ника раздумывала, каким боком это предсказание могло касаться Фиселлы. Что в нем было такого, что могло заинтересовать Паучиху? Что стало причиной их сговора? Что соблазнило в нем саму Ллос? Что не может увидеть в предсказании Ника, но что увидела в нем Фиселла?

Храп солдата, спавшего на стуле глубоким сном, отвлекал и мешал, но Ника не могла позвать ни сестер, ни стражу. Все домочадцы должны пребывать в полной уверенности, что Ника «развлекается» с ним.

Что для Паучихи было важно настолько, что она одарила, нарушив тем закон дроу, среднюю сестру властью в обход старшей? Может, дело в ребенке, о котором говорил Громф, который родиться от двух знатных Домов и покорит для Ллос Поверхностный мир? Может, Фиселла и есть этот ребенок? Но тогда почему не Тирелла? Она такой же потомок знатного рода и больше подходит для роли безжалостной завоевательницы, чем Фиселла с ее замашками застеночного палача.

Солдат вывел носом немыслимой сложности руладу, и Клопси, уснувший на туалетном столике между хрустальным флаконом с ароматной водой и бриллиантовой диадемой, тревожно заворочался. Ника осторожно подняла кроху и переложила его в шкатулку, укрыв шелковым платком.

Да потому что, — ответила она сама себе, — именно Фиселла, а не старшая и не младшая сестра является потомком древнего рода. Ведь, судя по рассказу этого солдата, что своим храпом уже достал ее, эльфийки не имеют постоянного сексуального партнера.

Может, потому, Фиселла и пытала Доргана, что он, единственный, чего-то стоящий полководец, отказывался повиноваться, посылая солдат в, гибельную для них, экспедицию на Поверхность. Не отсюда ли желание Верховной Жрицы казнить собственного сына, обвинив его перед Паучихой в том, что завоевание Поверхности не началось лишь по его вине и тем оправдаться перед богиней. Ну, не желает Дорган завоевывать для Фиселлы Поверхностный мир, терпя еще и пытку безжалостным солнцем.

Солдат тяжко и надрывно всхрапнул, и Ника, приложив палочку ко лбу, послала приказ перенести его в казармы. Солдат тут же исчез, как будто его и не было.

Выходит, что бы сохранить свою жизнь, она должна за одну ночь завоевать Поверхностные королевства? От этого ей хотелось провалиться под землю, но она уже была под нею, или, тогда, как Фиселла, исчезнуть куда-нибудь. Ника ходила по покою, совершенно не представляя, что делать, не видя выхода из ситуации, куда ее загнал злой рок и страшное ее невезение. Вот завтра Паучиха спросит с нее, Ники, почему она не выполнила обет и не завоевала Поверхность? Ведь ей, Фиселле, была дана для этого неограниченная власть и поддержка самой богини, при помощи которых она должна была объединить все силы Подземья под предводительством строптивого Доргана и преподнести Паучихе покоренные Поверхностные земли на блюдечке с золотой каемочкой. Что Ника ответит на это? И Ника в возбуждении взмахнула палочкой. Страшно хотелось курить. Так! Не отвлекаться! Сверкающим алмазом на конце палочки, Ника озадаченно почесала переносицу.

А почему она думает о Паучихе, как о реальном существе? Кто-нибудь видел эту Ллос воочию? Может быть, Паучья королева — это некая отвлеченная идея, объясняющая дроу сотворение и устройство их Подземного мира. Их философия. Тогда за этим образом кто-то стоит. Скорей всего, сама Верховная Жрица, которая, якобы, является посредником между реальностью и неким абстрактным понятием, называемым Ллос. Великая Жрица. Но она сама побаивалась завтрашнего дня. Тогда что, или кто, стоит за именем Ллос, и кого боится Тирелла, Фиселла и Верховная Жрица? С кем Нике завтра придется объясняться и договариваться. Но с кем бы ни пришлось встретиться, ей оставалось рассказать правду. Откуда-то из далека, донесся звук гонга.

— Госпожа, прошу проследовать в трапезную, — прозвучал над ее ухом голос Вифеллы и Ника очнулась.

Из зеркала над туалетным столиком на нее смотрело прекрасное темное лицо, обрамленное копной светлых волос, уложенных в сложную прическу. Разделенные пряди были переплетены золотыми нитями и собраны вверх. Сначала она не поняла, кто это — она все еще думала о себе, как о прежней Нике, девчонке с короткими, окрашенными прядками волос, с дерзко вздернутым носиком, любившей потертые джинсы и свободные футболки, и никак не могла связать себя с этой величественной красавицей. За ее спиной Вифелла, опустив глаза, ожидала молчаливого одобрения или истерики, с которой Фиселла обычно небрежно разрушала кропотливый труд своей младшей сестры. Ника скорчила забавную рожицу, показав отражению язык. Красавица в зеркале, сбросив свою спесь, сразу стала похожа на человека и Ника, примирившись со своим теперешним обликом, улыбнулась, встретившись в зеркале взглядом с Вифеллой.

— Ну, что, пойдем, сестричка, — поднялась она со стула.

Уютно свернувшегося и посапывающего в своей шкатулке Клопси она решила не будить.

В трапезной ее церемонно приветствовала свита Дома де Наль. Поднявшись на свое место и раскланявшись с ними, она привычным жестом пригласила их садиться и начинать трапезу. Ника чувствовала их тревогу и озадаченность, потому что это был «последний день королевы». Ее ожидали увидеть злой и испуганной, на грани истерики. Ее любезность пугала и не могла обмануть никого из присутствующих, все знали, что за этим последуют казни. Это было так естественно: неужели Мать уйдет в вечность одна. А то, что Фиселла де Наль обречена знал каждый в Мензоберранзане. И теперь в трапезной домочадцы, сидя за общим столом, гадали, кого из них она изберет, чтобы перед своей смертью насладиться его мучительной кончиной. Косясь на соседа, каждый из них молил богиню, чтобы это оказался его сосед. И каждый из них прикидывал, успеет ли он, принести клятву верности новой Матери Дома, Тирелле. Сделать это прямо сейчас? Или подождать, когда им объявят, что Фиселла де Наль навечно воссоединилась с Ллос. И переживал, что сосед опередит его, оказавшись, расторопнее.

Если бы только они могли предположить, что сейчас, на самом деле, занимало Мать Первого Дома. А она была озадачена тем, что пыталась определить, из чего приготовлено желтоватая, похожая на клейстер масса, что скудным шлепком лежала на щедро усыпанной изумрудами и сапфирами блюде. Все эти два дня, ее пребывания в Мензоберранзане, ей все время хотелось есть. Интересно, а как тут обстоят дела с последней желаним осужденного на смерть? Она бы потребовала горячего супа и котлету с салатом, кофе и булочку… Нет, лучше пирожок с капустой… Ника расстроилась и, не дожидаясь, слуги, налила себе вина.

Ей не хватало Клопси. Еще она заметила, что место Доргана за столом снова пустует. Но больше всего тревожило отсутствие Тиреллы. Ей было не по себе от мысли, что, быть может, сейчас Тирелла, убеждает Доргана переметнуться к ней, пока не поздно, и, быть может, они, уже что-то предпринимают против нее. То, что Тирелла психует из-за Доргана, не увидеть было не возможно. Вчерашний ее поступок был поступком разъяренной, ревнивой женщины. Наверное, раньше они были парой, пока их отношения не сломала Фиселла, сделав Доргана своим мужем. Кажется, у нее уже начинает развивается паранойя и подозрительность, как у всех тех, кто находясь на вершине власти, страшно боится ее потерять. Ладно. Сегодня все закончится, и ей вообще все станет фиолетово.

Посереди полутемной залы, освещенной рассеянным лиловым светом, подсвечивающим колонны и отражающегося на зеркально гладких плитах пола дрожащими бликами, возникла непроницаемо черная сфера. Рассеявшаяся в ней чернота, явила Верховную Жрицу. Парящая в его прозрачности она скрипучим голосом, торжественно произнесла:

— Фиселла де Наль, Мать Первого Дома, Великая Ллос ждет тебя в храме Священных Пещер, когда Нарбондель поднимется до середины своей высоты. Помни это!

Образ Верховной Жрицы потускнел, покрылся пеленой, погрузился в мрак и шар растаял. Ника, ответившая на слова Верховной Жрицы утвердительным кивком, вздохнула, отчего-то пожелав себе приятного аппетита. Терпеливо дожидаясь конца трапезы, она наблюдала за дроу поглощающих свою отвратительную пищу, которым не было никакого дела до нее, Фиселлы. Не она первая, и не она последняя канет в небытие Великой Бездны, и так ясно, что трон Дома де Наль займет Тирелла. И Нике стало жаль себя.

В конце концов, это не ее мир, не ее жизнь. Не может такого быть, что бы она погибла здесь. В это не верилось. Но и надеяться было не на что. Но может обстоятельства вдруг сложатся так, что все изменится, или миры как-то так повернутся, что она вернется домой, а Фиселла в свой Мензоберранзан, где и будет сама отдуваться перед Паучихой. Для человека собственная смерть- понятие очень отдаленное и нереальное, а в чужом мире Ника и вовсе отказывалась верить в нее.

Трапеза закончилась, и Вифелла успела шепнуть поднявшейся было Нике, что бы она оставалась на месте. Каждый, кто находился в трапезной, считал своим долгом подойти к ней и выказать свое восхищение тем, что ей оказана столь высокая честь предстать перед самой божественной Ллос, ибо она Фиселла, избранница Великой Богини. Дамы церемонно кланялись. Мужчины преклоняли перед ней колени, почтительно опуская взоры. На их лицемерие Ника отвечала светской улыбкой, угадывая в их лицах некое разочарование. Что она опять делает не так? Ника покосилась на Вифеллу, стоящую у подножия ее кресла с таким выражением лица, которое прежде она за ней не замечала. Ее младшая сестра была сама холодность и надменность. И только три мага, подошедшие к ней после всех, не говоря ни слова, поклонились, поглядев на Нику вроде бы с сочувствием. Она улыбнулась им, едва удержавшись, чтобы не подмигнуть. «Где наша не пропадала? Наша пропадала везде», — говаривал диджей радиостанции, которую Ника часто слушала.

— Следуй за мной, госпожа, — повернулась к ней Вифелла.

Ника охотно подчинилась, мечтая, как вернувшись в свои покои, тут же отошлет ее и ляжет досыпать в мягкую постель, и пропади пропадом все Паучихи Подземья. Но только в покои они не вернулись. Не доходя до них, Вифелла завернула за угол и, отдернув тяжелый гобелен, вошла в глубокую нишу с низенькой полукруглой дверью. Толкнув ее, она отступила, пропуская вперед Нику. Когда низко нагнувшись Ника вошла, ей в лицо ударили упругие влажные пары горячего воздуха. Поддерживаемая Вифеллой, путаясь в отяжелевшем от влаги подоле, она осторожно спустилась по крутым ступеням вниз, где ее окутали клубы пара, что поднимались от бурлящей воды бассейна, наполняемым горячим источником. Рядом раскинулся небольшой водоем с остывающей водой. Вифелла помогла Нике снять одежды и украшения, после чего долго возилась с ее волосами, расплетая, разбирая и выпутывая из них золотые нити. А Ника теряя терпение, злилась: зачем надо было разодевать ее с такой королевской роскошью, заплетать и перевивать волосы в причудливую прическу, зная, что через полчаса придется, все это снимать, распутывать и развивать. Ай!

— Госпожа! Я не хотела, — взмолилась Вифелла, испуганно отступая от нее.

— Да, ладно, расслабься, — махнула рукой Ника.

Конечно Вифелла не виновата, но хотелось, что бы вся эта возня с прической закончилась побыстрей. Наконец раздевшись, Ника с наслаждением погрузилась в горячую воду, чувствуя на коже множество приятно щекочущих пузырьков, что обволокли тело. Пока она, блаженно прикрыв глаза, отмокала, Вифелла, аккуратно разложив ее одежды, достала из складок своего балахона пузырек из оникса, вынула пробку и, встряхнув, вылила его содержимое в воду водоема, высыпав в вслед пригоршню золотистого порошка. После этого, она знаком дала понять, что Ника может перебираться в его прохладную воду. Распаренная Ника выбралась из горячего бассейна и уже хотела было плюхнуться в благословенную прохладу, когда Вифелла знаком остановила ее.

— Разве, госпоже не угодно, что бы ее служанка вошла в воду первой?

— Ну, пожалуйста, раз ты тоже хочешь искупаться, — Ника откинула прилипшую к груди прядь мокрых волос.

Вифелла странно посмотрела на нее.

— Благодарю, госпожа, купаться я не хочу. Речь идет об отраве.

— Отраве? Где? Здесь? О чем ты?

— О том, что вас всегда беспокоило, что вода может быть отравлена.

— Кем?

— Но… я ведь добавляю в воду благовония и золотой порошок молодости. Я всегда вхожу в воду первой.

— А ну, вас всех! — отмахнулась от нее Ника и с размаху плюхнулась в ароматную от благовоний, отливающую золотистым блеском, воду.

Вифелла посмотрев, как она окунулась в нее головой и вынырнула, ладонями отирая лицо, подошла к ней и начала мыть волосы, легонько массируя голову. Ника сидела в воде тихо, жмурясь и чуть ли не мурлыкая под ее пальцами. Выжав волосы Вифелла обернула их мягким, легким полотном, вытерла Нику и усадила ее на мраморную кушетку. Кушетка имела гладкое углубление для тела, в которое Ника и легла, с удовольствием вытянувшись на нагретом камне. Массируя ее спину Вифелла втирала в кожу масло, пахнувшее несколько резковато, но приятно, и Ника даже задремала, пока ей на ум отчего-то не пришла фраза, то ли вычитанная откуда-то, то ли услышанная где-то: «Вот я приуготовляю жертву на алтарь Твой». Дремать сразу расхотелось.

— Позволишь ли спросить тебя?

— Спрашивай.

— Как ты смогла сломить Доргана?

— Разве я его сломила?

— Не сломила. Нет. Но покорила. Он сам, добровольно, признал твою власть над собой, перед всем Мензоберранзаном. Ходят слухи, что ты изобрела изощренную пытку. Мне предлагали ценные подарки, если я выведаю у тебя ее секрет.

— Секрет?

— Да. Ты ведь применили к нему нечто такое, что никто и никогда еще не использовал.

— Ты хочешь знать, чем я пользовалась?

Немного помолчав, Вифелла сказала:

— Если это будет стоить мне жизни, то я предпочитаю ничего не знать.

— Ты сама сейчас поймешь, что тебя не из-за чего убивать. Сначала я применила к нему силу и была, как ты знаешь очень настойчивой, а на силу он отвечал силой своего духа. Тогда я показала ему свою слабость.

— Но этого нельзя делать, — взволнованно воскликнула Вифелла. — Мужчина-грубое извращенное животное. Он сразу же воспользуется этим!

— Конечно, надо знать, какие свои слабости открывать ему. К тому же никогда не поздно опять показать свою силу. Но уверяю тебя, для мужчин-дроу наша слабость сильнейший удар под дых. Поверь мне.

— Я верю тебе, потому что вижу, как Дорган смотрит на тебя. Он не просто предан тебе — он умрет за тебя.

— Кстати, а почему его не было в трапезной?

— Он разыскивает останки того солдата, которого ты призвала вчера в свои покои. От него ничего не осталось, верно? Лорд Дорган так и не смог разыскать их за рвом, и теперь не в себе.

— Как это ничего не осталось? — изумилась Ника. — Этого просто не может быть, потому что я отправила его в казармы.

Вифелла смотрела на нее во все глаза.

— Прежде ты выбрасывала их тела на свалку, что за рвом.

— Ну, знаешь ли, разбрасываться таким воякой я не намерена. Он мне еще пригодиться по своему прямому назначению. — тихонько рассмеялась Ника. — Значит, судя по его бурной деятельности, Дорган жив — здоров.

— Да. Лорд всю ночь боролся с ядом семи змей.

— А где Тирелла?

Вифелла, накидывая на истомленную Нику, балахон, тихо сказала:

— Почему ты не велишь разыскать и казнить ее, как все этого ожидали от тебя. Теперь берегись. Я слышала, как она склоняла Доргана к измене, требуя, что бы он освободил своих солдат от присяги, данной тебе, и присягнул ей. А если бы ты пожелала узнать, где она прячется, каждый сказал тебе, что она нашла убежище в храме, и укрывает ее Великая Жрица.

Поразительно! Сестричка вовсю стучала на старшую сестру! Ника взглянула на нее так, что Вифелла, замолчав, отшатнулась, увидев прежнее выражение лица Фиселлы, так свойственного ей. И вот теперь слова Вифеллы не давали Нике покоя, тревожа ее. Предчувствие беды не покидало ни на миг.

Проводив Нику в покои, Вифелла долго расчесывала и сушила ее длинные волосы.

— Перед встречей с богиней, тебе нужно отдохнуть. Я приду, когда Нарбонделль остынет на четверть.

— Как думаешь, я увижу сегодня Ллос? — осторожно спросила Ника.

— Тебе ведь известно, что никто не может этого знать. Все зависит от воли самой богини.

— Ну, да… конечно…

Когда она, наконец, оставила Нику, та продолжала сидеть за туалетным столиком, думая, о Тирелле. Будет ли она ждать, когда Паучиха убьет ее, Нику, или выждет подходящий момент, чтобы устроить на нее покушение. Тогда где она будет ждать? В Средних пещерах, откуда не выпустит ее живой или в одном из холодных темных коридоров дворца де Наль, подослав наемного убийцу. В Доме де Наль готовился переворот, и Нику уже пытались отравить. Теперь, не надеясь больше на магию, попробуют подослать убийцу, именно того, кому Ника должна, по их мнению, доверять. Гадство! И Клопси куда-то пропал. Ни его самого, ни шкатулки, в которой он спал, на столике не было. Может, она нечаянно куда-то переставила ее? Ника принялась лихорадочно передвигать безделушки, ища шкатулку со все возраставшей тревогой. Все это не спроста.

Господи! Ника вздрогнула так, что чуть не выронила тяжелый хрустальный флакон. Из глубины зеркала на нее смотрел Дорган. Так скоро? Она все-таки, была уверена, что убийца будет ждать ее возвращения от Паучихи. Тирелла сильно рискует навлечь на себя гнев Ллос. Или нет? Может Дорган пообещал старшей сестре, что ее именем, завоюет Поверхность, а та умаслит этим же обещанием, Паучиху. Как он вообще умудрился войти, подкравшись к ней так тихо? Она с усилием сдержалась, чтобы не вскочить с кресла и, стараясь казаться спокойной, с бешено колотящимся сердцем, холодно произнесла:

— Я вас не звала, оружейник.

И глядя на него в зеркало, лихорадочно соображала о том, что Клопси вынесли из ее покоев не просто так, а что бы он не стал свидетелем того, как ее будут убивать. И никто этого опровергнуть не сможет, и Клопси в том числе. Мысль, что с ним, рабом, особо не церемонились, она постаралась отбросить.

— Почему ты не убила солдата, с которым провела ночь?

— Он был слишком хорош и я решила, что он мне еще сгодится, — пробормотала Ника, немного отодвинувшись от столика и заглядывая под него, не показывая своего дикого напряжения и ужаса за напускным спокойствием. Нужно было потянуть время. Для чего — она не знала. Наверное, просто для того, чтобы оттянуть неизбежное.

— Я не верю тебе. Шенбал ничего не помнит после вина, что ты дала ему выпить. Он клянется, что и пальцем не дотронулся до тебя. Ему я верю.

Под столиком шкатулки, в которой спал Клопси, тоже не было. Есть ли у нее, вообще, какой нибудь, шанс выжить сегодня. Ведь если не Дорган, то ее убьет Ллос, если не Ллос, то Тирелла. Ника поднялась и повернулась к нему лицом. Между ею и убийцей оказалось кресло.

— Мне нет дела до того, помнит твой солдат, что-нибудь, или нет. Оставь мои покои… не приближайся ко мне…

Она со всей силы отвесила пощечину Доргану, отшвырнувшего кресло со своего пути. Его глаза загорелись гневом, и в следующую секунду он, угадав желание Ники снова ударить его, перехватил ее руку, заведя за спину, и, развернув лицом к зеркалу, толкнул на туалетный столик. Удерживая вырывающуюся, бьющеюся Нику, он смахнул с него все безделушки-шкатулки, флаконы, коробочки, и с силой прижав ее к его поверхности, разодрал на ней балахон. Но освобождаясь от своей одежды, он немного ослабил хватку и Ника, сразу воспользовалась этим, попытавшись ударить его затылком в переносицу. Дроу отклонился, и удар прошел впустую. «Господи! Остался только вечер… Почему меня не могут оставить в покое». - пронеслись горькие как дым мысли, когда он своим телом придавил ее к столику так, что невозможно было шевельнуться.

Ника не стала звать на помощь. Бесполезно. Она была уверена, что у дверей сейчас никого нет: ни стражи, ни сестер-прислужниц. Тирелла и Дорган позаботились об этом. Угрожать, заговаривать ему зубы — безнадежное дело, и Ника молча, стиснув зубы, боролась, как могла, на миг удивившись тому, почему он не прикончит ее сразу. Намерения дроу вызвали в ней отвращение, и оно придавало Нике силы. Выдернув руку и извернувшись, она вцепилась ногтями в его лицо. Снова перехватив ее руку и, заведя ее ей за спину, он навалился на нее, дав ей немного вздохнуть, когда, приподнявшись, взял ее. От его неумолимых, резких движений столик сотрясался так, что казалось, вот-вот развалится. Пузырек с благовонием, чудом оставийся на нем, от частых толчков съезжал к краю, пока со звоном не упал на пол и не разбился. Закусив губу Ника терпела, лихорадочно пытаясь найти хоть какой-то, выход. После, он убьет ее не мешкая. Дроу впился в ее шею не то поцелуем, не то укусом, стиснув ее так что хрустнули кости, с глухим стоном откинулся назад, а потом в изнеможении снова навалился на нее.

Немного погодя, Ника сделала движение сбросить его с себя, и он, нехотя приподнявшись, отодвинулся, освобождая ее. Опираясь о расхлябанный столик, она с трудом разогнулась. Более удобного момента что-либо предпринять у нее не было, но ее охватило полное безразличие ко всему. Бежать было некуда. Ее все равно убьют. И может лучше, если это будет Дорган. Он воин и сделает все быстро, рукой опытного рубаки. Сдерживая слезы и нервную дрожь, она нашарила возле ног разодранный балахон, как могла, завернулась в него и, повернувшись к Догану, не поверила своим глазам. Он, как ни в чем не бывало, раздевался, стоя возле кровати, сбрасывая с себя оставшуюся одежду.

— Получил, что хотел? Теперь вали отсюда, — трясясь, процедила сквозь зубы Ника.

— Мы так и не провели брачной церемонии, — посмотрел он на нее через плечо.

— Что? — Ника решила, что ослышалась и взвизгнула: — Стража!

— Там никого нет, — сообщил он. — Успокойся и иди ко мне.

— Только посмей дотронуться до меня, и отсюда точно вынесут труп. — Ника схватила тяжелый бронзовый подсвечник и отступила к дверям. Нет, она не хотела умирать.

Раскосые глаза эльфа сузились, и он решительно пошел к ней. Запустив в него подсвечник, Ника метнулась к дверям. Его вид напугал ее. Сейчас ведь точно убьет. А он, увернувшись от летящего в него тяжелого предмета, в два прыжка нагнал запутавшуюся в балахоне Нику, и снося ее пощечины, уворачиваясь от рук, норовящих расцарапать лицо и вцепиться в глаза, поймал их, прижав к ее телу.

— Послушай, как только мы совершим брачный ритуал, я оставлю тебя в покое. Это необходимо сделать.

— Вот, как это называется… а разве нельзя просто убить меня, без этих ритуалов… — задыхаясь, рвалась из его объятий Ника.

— Что? — пораженный Дорган отпустил ее, отступив на шаг. — Убить тебя? Я?!

Он нагнулся, выхватил из своей одежды, валявшейся на полу, тонкий стилет и полоснул им по своей руке, потом еще раз и еще. От ужаса Ника закричала.

— Господи! Ты, псих! Что ты делаешь? — заплакала она, смотря как, он, исступленно полосует свою руку.

— Я в полном разуме, и голова моя ясна. — спокойно произнес он. — И я говорю тебе: лучше я искромсаю себя на куски, чем причиню вред тебе.

— Прекрати, — попросила она. — Я тебе… верю.

Он повернулся к ней, держа стилет над вытянутой рукой, с которой стекала кровь, пытливо вглядываясь в ее лицо. И у нее не хватило духа соврать.

— Во всяком случае, мне так хочется хоть кому-то верить, — прошептала она, отводя от него взгляд. — Пожалуйста, положи нож.

— Демоны бездны! Кажется, все это время, я только и делал, что доказывал тебе свою преданность! — потерял он терпение. — Кто нашептал тебе ложь обо мне? Тирелла?

— Но как же… — всхлипнула Ника, прижав кулачки к подбородку — Разве не ты в трапезной хотел отравить меня?

Его глаза зажглись неистовством, и Ника сжалась, ожидая вспышки ярости. Но Дорган, видя, что пугает ее, сдержался.

— Конечно, тебя хотели отравить, но если бы я не был начеку, Тирелле бы это удалось.

— А, то тепло…

— Это был «плащ Сонна». Укрыв тебя им, я мог быть спокоен, что ты не поддашься искушению взять в рот отравленную пищу.

— Давай перевяжем твою руку, — робко попросила его Ника.

— Ты хочешь, что бы эта кровь остановилась?

— Ну, да…

— Тогда ты, от начала до конца, пройдешь со мной брачный обряд, — сказал он, отшвыривая в сторону стилет. — После этого ты перевяжешь раны уже не оружейнику Дома Де Наль, а своему мужу.

— Ты, что шантажируешь меня? И потом, разве ты мне уже не муж?

— Фиселла! — закричал он, и она опять испуганно сжалась. — Ты же знаешь, что я им никогда не был. Что я был только твоим оружейником и рабом.

— Пойми, у… у меня так мало времени, для того, что бы проводить еще какую-то там церемонию, — оправдываясь, пролепетала она — Разве между нами и так не все ясно? Послушай, сегодня я иду к Ллос и…

— Вот именно, — оборвал он ее. — И нам следует поторопиться. Но мы успеем, вот увидишь.

— Хорошо, — пробормотала Ника, чувствуя, что Дорган не уступит.

Если бы еще знать, что надо делать на этой брачной церемонии. И где она будет проходить? В храме? Время! На сборы, приготовления и собственно церемонию уйдет уйма времени. А Дорган не торопиться. Оделся бы, что ли. Она отвела взгляд от него, но он вдруг потребовал:

— Посмотри на меня.

Ника не сразу подняла глаза к его лицу. Красивое, с тонкими чертами, обрамленное белыми волосами, откинутыми сейчас за спину, обычно замкнутое, оно сейчас было смягчено нежностью. Он подошел к ней вплотную.

— Хочешь, что бы это сделал я или сделаешь сама?

— Лучше ты.

Его глаза вспыхнули, словно ею невольно было подтверждено некое предположение. Он кивнул и зашептал что-то на незнакомом, шипящем языке. Подняв палец, он очертил над их головами круг, с усилием прошептав: «Шаш-ш». Вслед за его пальцем потянулась белесая дрожащая полоса. Дымчатый круг опустился на них, заключая эльфа и Нику в свои зыбкие границы, а когда достиг пола, истаял у их ног. Все это время Ника смотрела на матовую гладкую кожу груди Доргана, борясь с искушением прикоснуться к ней. И еще она боялась каким нибудь неправильным действием нарушить ход ритуала, тем самым выдав себя. Когда круг исчез на каменных плитах, Дорган опустился перед нею на колени и прижался лбом сначала к одной ее ноге, потом к другой. То же самое он проделал с ее руками, прижимаясь лбом к ее ладоням. Потом, склонившись в поклоне, отошел.

— Прошу тебя, — раздался от кровати его голос. — Посмотри на меня.

Ника подняла было глаза, но тут же снова опустила их, поплотнее запахнув на себе балахон. Ее щеки горели. Конечно, за этот час она прошла через все, через что только могла пройти женщина, но все же его вид смущал ее. Дорган стоял у кровати, приподняв одеяло, готовясь лечь. Скорей бы уж он улегся и укрылся.

— Ты видишь перед собой покорного раба. Хочешь ли взять его к себе и властвовать над ним?

Не отводя глаз от выщербленной плитки пола, Ника кивнула.

— Ты должна произнести это вслух, — мягко сказал он.

— Да, — прошептала Ника, теребя балахон на груди.

— Подойди ко мне, — позвал он ласково.

Ника подошла, и он, придвинувшись к ней, взял ее за подбородок, подняв ее лицо к себе.

— Ты должна сказать это громко, глядя на меня, — прошептал он и спросил: — Ты согласна принять меня в свою постель?

— Да. — произнесла Ника пересохшим ртом, глядя ему в лицо и удивляясь, как мужчины дроу могут добровольно проходить через подобный унизительный брачный обряд.

— Не думал я, что сам по своей воле скажу эти слова, которых всеми силами избегал произносить. Но вот сейчас произношу их и готов повторить еще раз. Возьми меня, я — твой раб.

Он лег в постель и протянул к ней руки.

— Иди сюда.

Ника смотрела на него во все глаза, не двигаясь с места. Вообще-то, она никогда не стремилась стать рабовладельцем, и все это было так неуместно, после того, как он совершил насилие над ней. Эти мысли видимо отразились на ее лице, а может, Дорган, угадал их.

— Я был недопустимо груб с тобой. Прости. Потом ты поймешь, что мною двигал страх за тебя. Это необходимо было сделать. А теперь иди ко мне. Нам нужно завершить брачный обряд.

Протянув руки, он помог ей взойти на кровать и усадив на себя, стянул с нее балахон. Положив ладони ей на плечи, он удерживал Нику, ласково успокаивая ее.

— Ты очень красива… Не останавливайся… — он перекинул с ее плеча за спину копну ее волос, нежно гладя ее грудь. — Отныне я — твой муж. Помни это. Я знаю, что ты еще не склонна доверять мне, но все же скажи мне… кто ты?

Ника остановилась, резко выпрямилась и сделала попытку соскочить с него. Но руки и бедра Доргана крепко держали ее, хотя Ника изо всех сил вырывалась пытаясь высвободиться из его хватки. И тут Дорган закричал, выгнувшись так, что сам сбросил ее с себя. Его разрядка была настолько мощной, что походила на агонию. Он, задыхался, сотрясаясь всем телом. Но, даже будучи в таком состоянии, он удержал Нику возле себя, чуть не вывихнув ей руку. Потом повернувшись, навалился на нее сверху, придавил к постели и затих. Было похоже, что он впал в беспамятство. Ника пошевелилась. Прерывистое дыхание эльфа постепенно успокаивалось. Она снова сделала попытку освободиться и Дорган чуть подвинувшись, глухо попросил:

— Скажи мне свое имя.

Ника повернулась к нему, что бы заглянуть в его лицо.

— Еще на Совете я знал, что ты не Фиселла… Я не выдал тебя до сих пор и неужели выдам сейчас? Но я не хочу называть тебя ненавистным именем. Как тебя зовут?

— Ника.

Он приподнялся, передвинулся и лег рядом. Какое-то время они лежали молча, голова к голове. Их рассыпавшиеся по темному шелку подушек волосы перемешались.

— Я человек, — сама не зная зачем, сказала Ника, ожидая очередной вспышки страстей, но он молчал, долго молчал, потом тихо произнес:

— Я надолго переживу тебя…

— Мне нужна помощь…

— Я уже помогаю тебе.

— Тогда, зачем ты так поступил со мной?

— Так было нужно. Ты все поймешь потом…

— Потом? Сейчас я отправлюсь к Ллос.

— Сейчас ты будешь спать.

— Но…

— Спи, — сказал он.

— Не могу, — покачала головой на подушке Ника.

Он улыбнулся, с чувством погладил ее грудь и, приподнявшись на локте, положил теплую узкую ладонь ей на глаза. Последнее, что она услышала, прежде чем погрузиться в глубокий сон, был его шепот: «Спи».

— Госпожа, — коснулись ее плеча, и Ника вынырнула из сна, словно из темного непроницаемого омута. Сознание, чувство, мысли — все вдруг разом вернулись к ней. Она села в постели и огляделась:

— А где? Где он?

— Здесь никого не было кроме вас, госпожа.

Ника недоверчиво смотрела на стоящую перед ней с опущенными глазами Вифеллу, сжимающую ладони под широкими рукавами своего балахона.

— Госпожа, нам нужно собираться, иначе своей задержкой вы вызовете гнев богини.

Выбравшись из постели, Ника по привычке направилась было к туалетному столику, но остановилась и, отвернувшись от него, подошла к большому зеркалу, резко отдернув с него гобелен. Вифелла с любопытством покосилась на разоренный столик, вокруг которого на полу валялись раскрытые шкатулки с их высыпавшимся содержимым, вперемежку с осколками разбитых флаконов. Взглянув в лицо Нике, она поспешно отвела глаза. Беспорядок в покоях, разодранный балахон, как и состояние сестры, она объяснила страшным отчаянием и гневом от бессилия, что-либо изменить, которым та предавалась в одиночестве. Все то время, пока Вифелла одевала ее, Фиселла казалась отрешенной, будто в ней шла какая-то борьба, занимавшая ее настолько, что она даже не осознавала, что, возможно, Нарбондель отсчитывает последние мгновения ее жизни. Вифелла терялась, не зная что и думать, замечая, как ее сестра, пыталась сдерживать подступившие слезы, но отчего-то была уверена, что она переживает не приближение своего смертного часа на алтаре Ллос, а нечто совсем другое. За все это время, обе не сказали друг другу ни слова. Ника покорно выполняла односложные требования Вифеллы: повернуться или нагнуть голову и, к сожалению, поглощенная своими переживаниями, не заметила что-то похожее на сочувствие, промелькнувшее на лице Вифеллы.

Из троих сестер она, самая младшая, была тихой и неприметной. Свои чувства и мысли она научилась держать при себе, с детства привыкая к тому, что ей так и придется жить в тени своих сестер. Она не обладала волей и страстностью Тиреллы, красотой и цинизмом Фиселлы, но зато умела слушать и подлаживаться к происходящему, говорить и поступать так, как от нее ожидали. Зная своих сестер, она отлично уживалась с ними. Старшую сестру она поддерживала в ее властолюбивых мечтаниях, средней — льстила, зная, что та глупа, чтобы желать знать истинное положение вещей. Только вот со злобной и глупой Фиселлой в последнее время что-то случилось. Она выказала характер и обнаружила обаяние, которому Вифелла поддалась. Не смогла не подастся. Вдумчивая Вифелла видела, как Фиселла невольно меняла все вокруг себя. Если раньше младшую сестру подчиняла себе воля Тиреллы, и она держала ее сторону из страха перед ней, уверенная, что рано или поздно та возьмет вверх, то теперь она помимо воли сочувствовала Фиселле, даже не смотря на то, что дни ее были сочтены. В отличие от старшей сестры, занятой своими честолюбивыми планами, она заметила, как сильно изменилась Фиселла. Теперь, одевая и собирая ее, Вифелла страстно желала, чтобы Ллос пощадила сестру. По ее мнению, сейчас Фиселла была прекрасна, как никогда, и дело было вовсе не в роскошном серебряном платье, расшитым белым шелковым узором в виде мелких пауков, плетущих из нитей сложные узоры, и не в ожерелье из крошечных бриллиантов, нанизанных на серебряную нить так, что это напоминало капли росы, лежащей на ажуре паутины, и не в том, что волосы ее были убраны в такую же роскошную тончайшую алмазную сетку, а в каком-то особом выражении лица и глаз. Уже третий день она не проявляла жесткости и надменности, их сменила печаль и задумчивость. Вифелла мучилась, стараясь объяснить себе подобное преображение, а Ника тихо страдала.

И вот, «приуготовленная» Ника в сопровождение Вифеллы навсегда покинула свои покои. Шествуя по извилистым гулким коридорам Дома, она отмечала, что уж что-то часто, на ее пути попадались домочадцы Дома де Наль: стража, воины и разбредшаяся по дворцу свита. Они словно провожали ее в последний путь. Выйдя на ступени крыльца, она взошла на диск. Вифелла и несколько солдат охраны последовали за ней на своих дисках, почти на ходу вскакивая на них. Когда миновали храм Ллос, то взяв в сторону от него, промчались вдоль глухого, темного квартала населенного магами и их учениками. Ника увидела костер, неожиданный в городе, где жители едва переносили живой свет. Пролетая над ним, она разглядела, как два юных дроу сжигают на нем визжащего гоблина, привязанного к каменному столбу. Это был самый худший день в жизни Ники, и он станет ее последним днем.

Поравнявшись с ней, Вифелла знаком показала, что надо снизиться. Они влетели под низкий свод широкой пещеры, уходящей вниз. Ход был освещен редкими магическими сгустками огня, подсвечивающих сталактиты, отчего вид вокруг создавался жутковатый и фантастический. Впереди замаячил светящийся диск. Ника сбавила ход и, приблизившись, увидела, дожидавшуюся ее Верховную Жрицу со свитой младших жриц.

— Ты, чуть было, не заставила ждать саму Ллос, — с нескрываемым раздражением встретила ее старуха.

Опираясь на посох и больше не оборачиваясь к Нике, она пошла к узкому, похожей на нору входу в Храм Средней Пещеры. Жрицы в темных балахонах с глубоко опущенными на лицо капюшонами сопровождали ее до входа, у которого остановились, не смея преступить порог святая святых без ее разрешения. Но дна из них знаками показала Нике следовать за ней. Ника неуверенно оглянулась на Вифеллу, остававшуюся у входа. Между тем, жрица исчезла в тесном ходе и Ника, подобрав платье и пригнувшись, вошла за ней, пробираясь вперед по узкому земляному коридору, пока не вышла в широкую пещеру, чей нависший свод давил, а стены терялись во тьме. Посреди пещеры возвышался искусно вырезанный из черного камня паук. Перед ним на алтаре горел живой огонь, и его дрожащий свет отражался в свирепых, рубиновых глазках идола. Верховная Жрица склонилась перед алтарем, положив посох на землю и воздев к нему руки. Жрица сопровождавшая Нику, остановилась. Рубины, вставленные в глаза паука, замерцали внутренним огнем, и Нику непреодолимо потянуло к изваянию. Верховная Жрица подобрала посох, и тяжело опираясь на него, поднялась. Она едва успела отковылять от идола, как из его каменных жвал вырвались белые струи, опутывая Нику с головы до ног. Рубины глаз разгорались ярким кровавым светом. Запеленатую в кокон паутины Нику подтащило к алтарю, вздернуло вверх и кинуло на его камень. Глаза паука прожигали ее насквозь, а со стороны казалось, что бесформенный кокон лежащий на алтаре охвачен алым ореолом. Слюна паука, застывая, туго стягивала тело, и Ника заплакала. Она разом вспомнила свою недолгую жизнь. Особенно яркой была картина двора, в котором она росла, и тополиный пух, летящий по нему, и голос мамы зовущий ее домой. Эти воспоминания были смяты жгучей болью, нараставшей внутри ее тела, так что Ника задергалась в своих путах, не в силах терпеть ее. И вдруг в какой-то момент боль разом утихла, ушла. Вспыхнул огонь жертвенника. Нике стало плохо, и она потеряла сознание. В себя, ее привел гневные крики Верховной Жрицы:

— Нет! Нет, ты не можешь отказаться от этой жертвы. Она не выполнила свой обет. Возьми ее!

Послышался резкий, громкий свист, и Верховная Жрица умоляющим голосом, в котором звучал страх, торопливо произнесла:

— Прости мне, твоей преданной рабе, если я была дерзка с тобой. Я лишь пекусь о славе твоей, ибо ты моя жизнь и мое дыхание. Твоя воля — закон для дроу. Будет так, как велишь ты.

Ника с трудом открыла глаза. Смотреть было больно, дышать тоже, чувствовать и даже существовать было больно. Первое, что она увидела: потухающие глаза идола. Верховная Жрица, стеная поднялась с колен и, повернувшись к младшей жрице, стоящей в стороне, показала на Нику, лежавшей на алтаре в коконе паутины:

— Убей ее.

Младшая жрица не шевельнулась, продолжая стоять, как изваяние, спрятав руки в широкие рукава балахона, низко опустив голову. Только из-под капюшона, по уставу, спадали на грудь длинные белые волосы.

— Убей ее, — требовательно повторила Верховная Жрица.

Жрица не двигалась.

— Богиня ошиблась, и я исправлю ее ошибку. Тебе ничего не будет, — вкрадчиво добавила Верховная Жрица. — Ллос спросит за это только с меня.

Младшая жрица, перестав колебаться, направилась к алтарю. Ника с ужасом увидела, что из ее широкого рукава, медленно, как змея, скользнул в ладонь, узкий стилет. Не в силах кричать Ника широко раскрытыми глазами смотрела, как жрица заносит его над нею. Долгие доли секунды на его лезвие играли отблески жертвенного огня. Безликая жрица точными ударами стилета вспорола кокон, освобождая пленницу от пут. Ника хотела подняться, но была так слаба, что могла только беспомощно смотреть на нее.

— Чего же ты медлишь?! — визжала тем временем Верховная Жрица. — Убей ее! Я приказываю тебе! Вонзи кинжал в ее черное сердце, окропи алтарь Ллос кровью, и она примет эту жертву, от которой отказалась сейчас.

Младшая жрица повернулась к Берн и откинула с головы капюшон.

— Ты… ты… — задыхаясь от гнева, прохрипела Верховная Жрица. — Ты осквернил святилище Ллос, явившись сюда! — и сорвалась на визг: — Теперь тебя ничто не спасет от казни за подобное кощунство!

Жрица повернулась к Нике и погладила ее по щеке, не обращая внимания на визгливые вопли старухи.

— Вставай, нам надо уходить.

— Я не могу, — всхлипнула Ника. — У меня нет сил.

И когда Дорган подхватил ее на руки, ее голова безвольно легла ему на плечо.

— У меня кружится голова… мне больно и меня тошнит… — пожаловалась она ему слабым голосом.

— Ты жива… Это главное, — Дорган понес ее к выходу.

— Ты думаешь, если Ллос пощадила ее, все закончилось?! — хрипела им вслед сорванным голосом Верховная Жрица. — Впереди вас ждет расплата… Иди, торопись, к своей смерти, сын мой. Ты низко пал! Знай! Я отрекаюсь от тебя! Да будет Ллос мне свидетелем….

— Советую тебе оставаться здесь, у алтаря. Ты ослушалась Ллос, — обернулся к ней Дорган, перед тем как покинуть пещеру. — А если ты не сделаешь этого, весь Мензоберранзан узнает о твоем отступничестве.

— Ты не посмеешь… Ни кто не поверит тебе… — прерывающимся голосом просипела старуха.

— Может быть и не поверят, — усмехнулся Дорган, — но сделают вид, что поверили. Тебе ли не знать, скольких прельщает положение Верховной Жрицы.

Дорган нес Нику по узкому ходу. От густого запаха сырой земли Нику тошнило.

— Она не съела меня… — прошептала она.

— Нет, не съела…

Он вышел в наружную пещеру, вынося Нику к дискам где их ждали.

Вифеллу и стражников Дома де Наль окружили солдаты Берн во главе с торжествующей Тиреллой. Облаченная в сверкающие доспехи, она, подбоченясь, стояла на светящемся оранжевым диске, для большей устойчивости расставив ноги.

— Теперь я — Первая Мать Дома де Наль, а ее, — она показала на бледную, едва дышащую на руках Доргана, Нику — ждет особое наказание. Ты, Дорган, будешь пощажен и как прежде останешься первым оружейником Дома де Наль и моим супругом. Оставь ее и подойди ко мне…

Дорган осторожно поставил Нику на ноги и, поддерживая, полуобнял за плечи.

— Мне плохо, — простонала Ника шатаясь, у нее подкашивались ноги и, если бы не не крепкая рука Доргана, она тут же свалилась бы на камни.

— Потерпи немножко. Я постараюсь быстро управиться.

— Ты заставляешь меня ждать, — нахмурилась Тирелла. — Мое терпение не безгранично, и я…

Договорить она не успела. Дорган взмахнул широким рукавом балахона и Тирелла с булькающим хрипом, схватилась за горло, рухнув с диска на землю. Воины Берн непонимающе смотрели на вошедший в ее горло по самую рукоять узкий стилет. Очнувшись, они обнажили мечи, правда, это сделали те, кто еще уцелел, потому что Дорган не стал дожидаться, пока они полностью осознают случившееся и придут в себя. Откинув полы балахона за спину он обнажил клинки, бросившись на воинов Верховной Жрицы. Ника ужаснулась его стремительности. Ни одно движение темного эльфа не проходило впустую, все они достигали своей цели. На арене он не показал и половину своего мастерства, которым владел. Поистине, это был первый оружейник Мензоберранзана. И вот настал момент, когда, голова последнего солдата Берн, подскакивая, покатилась по камням, теряя шлем. Дорган остался на поле боя один. Опустив клинки он огляделся, подошел к Тирелле, смотрящей на него остановившимся взглядом раскосых глаз и, выдернув стилет из ее горла, пошел к Нике, которую теперь то ли поддерживала, то ли прикрывалась ею от оружейника, Вифелла. Позади нее, сбились в кучу, растерянные солдаты де Наль. Потрясенная тем, с какой быстротой и хладнокровием были перебиты солдаты, Ника невольно попятилась от дроу, от чего-то решив, что сейчас он разделается с Вифеллой. Дорган, замедлив шаг, остановился, держа клинки наготове. Он и Вифелла пристально смотрели друг на друга.

— Ты все знаешь? — спросил он.

Вифелла кивнула.

— Ты дашь нам уйти, — скорее приказывая, чем спрашивая, произнес он.

Вновь кивнув, Вифелла продолжала оставаться настороже, крепко удерживая Нику.

— Иди сюда, — велел Нике Дорган, протягивая к ней руку, не двигаясь с места.

Ника почувствовала слабое движение эльфийки и догадалась, что она вооружилась магической палочкой. Так два эльфа стояли, примеряясь друг к другу, и единственным препятствием между ними был человек. Наконец, Вифелла нехотя отпустила Нику, и она пошатываясь, шагнула к Доргану, отчетливо ощущая между Вифеллой и оружейником такое напряжение, что одно неверное движение — и произойдет непоправимое.

— Как бы ни сложилось дальше, я все равно благодарна тебе, Вифелла, — обернувшись к ней, произнесла Ника, увлекаемая Дорганом к диску, на который он и посадил ее.

Вифелла лишь криво усмехнулась в ответ. Дорган, вскочив на диск, встал рядом с Никой и они, взмыв вверх, устремился по длинному туннелю пещеры к выходу. Вылетев из Срединных Пещер диск взял направление в сторону от Нарбонделя и храма Ллос, держась подальше от дворцов и кварталов знати, облетая и лавируя между сталактитами и летящими на встречу дисками. Ника смотрела на расстилавшийся внизу Мензоберранзан, держась изо всех сил. Ее знобило, тошнило, и она не знала, сколько сможет продержаться и не вывалиться с диска вниз. Слава богу, он, наконец, начал замедлять полет и снижаться.

— Разве мы не возвращаемся в Дом де Наль? — слабо удивилась Ника, когда, оглядевшись вокруг, узнала улочку в квартале ремесленников, которую они с Клопси посещали вчера.

— Нам нельзя оставаться в Мензоберранзане. Скоро весь город узнает, что Фиселла де Наль на самом деле не дроу, а смертная. И каждый дроу сочтет своим долгом убить тебя.

Они сошли с диска у небольшого аккуратного домика. Дорган, щелкнув пальцами, заставил его исчезнуть. Крепко ухватив Нику за локоть, он повел ее к дому, прежде накинув на нее капюшон ее плаща-балахона.

Сложенный из валунов дом был крыт каменной черепицей, а полукруглые оконца украшали витые решетки. Они остановились перед стальной дверью, с выкованными по ней завитушками, которые сейчас расплывались и прыгали перед глазами Ники. Дорган стукнул в дверь, и она тотчас открылась, явив им встревоженного дроу. Нетерпеливым жестом он велел им войти.

Хозяин дома был одет просто, но добротно. Из-под кожаного чепца на плечи спускались длинные белые волосы. По стремительным, порывистым движениям сухопарого тела Ника сперва решила, что перед нею юноша, но, приглядевшись, увидела, что это зрелый мужчина.

— Что случилось, лорд Дорган? — спросил он, с беспокойством поглядывая на Нику. — Вы не говорили, что объявитесь сегодня. И вы не один. Кто это с вами?

Ника, которой не хватало воздуха, откинула капюшон, и лицо хозяина тут же переменилось, исказившись от ненависти.

— Что, это значит, лорд, — с яростью прошипел он, отступая от них и выдергивая из кожаных ножен висящих у него на поясе, нож. — Зачем вы оскорбили мой дом, приведя в него эту паучиху?! Что я вам сделал?! А!!! Это измена!

— Успокойся Бюшанс. Это не Фиселла де Наль.

— Вы предали нас, лорд! — исступленно закричал Бюшанс. — Но я все исправлю!

Он кинулся на Нику с ножом, но Дорган тут же перехватил его руку, крикнув ему в лицо:

— Остановись! — как следует, встряхнув его.

— Убьем ее… убьем ее сейчас… за все, что она вытворяет… — не слыша Доргана, как безумный бормотал Бюшанс, порываясь к Нике.

— Успокойся! Приди же в себя! Это не Фиселла!

— Почему ты защищаешь ее! — взвился мастер Бюшанс, вырываясь. — Или ты уже не помнишь, каким пыткам она подвергала тебя? Или она, все же околдовала тебя своей черной магией, как говорят об этом все вокруг.

— Это смертная, Бюшанс! Человек! Она не дроу. Я не предавал вас.

— Что?! — Бюшанс замер и подозрительным взглядом смерил Нику, с головы до ног. Видимо, округлившиеся от ужаса глаза насмерть перепуганной Матери Дома де Наль, убедили его больше, чем слова Доргана.

— Этого не может быть! Ты ведь все выдумал, лорд, что бы оправдать свое предательство, — все еще упрямо, но заметно успокоившись, пробормотал он, опуская нож.

— Доверься мне, Бюшанс. Слишком долго все объяснять, на это у нас совсем нет времени. Скажу только, что Фиселла укрылась от гнева Ллос, поменявшись телом с человеком.

— Мерзкая гадина! — в сердцах выругался Бюшанс — Подлая паучиха! Но тогда к чему такая спешка, мой лорд. Ведь это значит, что ты свободен от Фиселлы.

— Да, но я убил Тиреллу и людей Верховной Жрицы, защищая смертную.

— Ты… убил Мать Первого Дома из-за смертной? — не веря, мастер смотрел на Доргана, потом огляделся, облизав сухие губы, видимо, не в силах осмыслить только что услышанное.

Дорган, больше не тратя время на объяснения, прошел в дальний угол скудно обставленной комнаты, оставив ничего не понимающего Бюшанса в смятении. Со стуком откинув крышку окованного железом сундука, он достал оттуда кожаный мешок и раскрыл его. Бюшанс, не в силах сдерживать обуревавшие его вопросы, но, не смея, видимо, подступиться с ними к Доргану, настороженно посмотрел на Нику.

— Он это сделал? — счел нужным обратится он к ней.

Ника неуверенно кивнула. Мастер хоть и успокоился, но кто знает, может от звука ее голоса тотчас вновь впадет в неуправляемое буйство.

— И перебил стражу Верховной Жрицы? — продолжал допытываться он, не удовлетворяясь скудным кивком Ники.

— И жриц, — добавила она.

Бюшанс, все это время испытующе вглядываясь в нее, растянул тонкие губы в довольной улыбке.

— Это так, — кивнул он. — Лорд Дорган потому и стал великим воином, что во всем идет до конца.

Видя, что настроение мастера изменилось, Ника решилась попросить у него попить, и когда он принес ковшик ледяной воды, осмелев, спросила:

— По-видимому, у вас личные причины ненавидеть Фиселлу? За эти дни, что я была ею, я уже поняла, что ее особо ни кто не любил, но еще ни у кого я не встречала такой неприкрытой, не осторожной ненависти как у вас, мастер Бюшанс.

Он помрачнел и ушел в себя, отвернувшись от Ники. Потом, когда она напилась, взяв у нее ковшик, мрачно сказал:

— У меня был сын. Очень способный, умный мальчик. Со временем он мог бы стать таким же великим воином как лорд Дорган. Его мать служит Дому Тускафен. Как-то, когда я выполняя ее заказ, выковывал ей наручи, ей пришла охота развлечься со мной. Десять полных кругов Нарбонделя она приходила ко мне, и я ублажал ее. Потом она надолго исчезла, оставив меня в покое, и я уже решил, что никогда не увижу ее больше. Но вот однажды, она появилась на пороге моего дома с младенцем на руках, — при этих воспоминии, лицо Бюшанса разгладилось, став для него на миг, реальностью. — Она сказала, что раз вместо девочки, которую она ожидала, появился мальчик, она, прежде чем отдать его на жертвенный алтарь Ллос, решила показать его мне, не желая лишать его законного отца права выбора: даровать ему жизнь или отдать паучихе. Она спросила, хочу ли я взять младенца себе. Я взял его, вырастил и был счастлив своим сыном. Все эти годы воспитывая его, я наблюдал за тем как, он, взрослея, перенимает мое мастерство. Я гордился моим мальчиком. Сначала визиты Фиселлы в наш квартал ремесленников никого особо не беспокоили. Все знали особняк, который она для себя облюбовала, устраивая в нем тайные встречи с высокородными дроу, плетя с ними сети интриг или привечая в нем своего братца неудачника Громфа, который постоянно таскал ей какие-то амулеты. Мы были беспечны до тех пор, пока не стали пропадать наши дети, и все равно нам по-прежнему было невдомек как-то связывать это с визитами в наши места Фиселлы, пока лорд Дорган не предупредил нас, что бы мы были начеку. Но… для меня его предупреждение слишком запоздало. Именно тогда мой сын исчез, и я уже не знал, где искать его. Я изнывал от тоски и неизвестности три полных круга Нарбонделля, а после нашел тело моего мальчика на пороге своего дома. Вдоволь натешившись им, эта паучья тварь выпила из него всю кровь. Не слушая советов Доргана, сраженный горем, я кинулся к матери моего сына и рассказал ей обо всем. Я хотел справедливости, хотел, что бы женщина, породившая его, доложила обо всем Верховной Жрице. Верховный Совет выслушал ту, у которой хватило смелости прямо обвинить в этом преступлении Мать де Наль. В ответ Фиселла расхохоталась ей в лицо, сказав, что не понимает, на что мы жалуемся: мне и так была оказана честь, и я могу похоронить свою падаль, тогда как других она просто скармливала голодным троллям. Этим все и закончилось. Как я пережил те страшные дни? Только мыслью об отмщении, что поддерживала во мне разум и до сих пор дает силы жить дальше.

— Господи, — прошептала Ника, в ужасе зажав рот рукою, и глотая слезы. На отчаяние несчастного отца больно было смотреть.

— Да, ты не Фиселла, — прошептал Бюшанс. — Скажи, смертная, ваши мужчины так же бесправны, как дроу?

— Ну, — Ника вытерла слезы, глубоко вздохнув, — Вообще-то, у нас относительное равноправие, но все равно женщины пока, находятся в зависимости от мужчин. Думаю, для вашей Фиселлы, это станет не очень приятным сюрпризом. Во всяком случае, наши мужчины не дадут ей запинать себя.

— О! Твои слова успокоили мою боль, смертная.

К ним подошел Дорган. Все это время он, занятый сборами, не вслушивался в разговор мастера и Ники, видимо успокоенный тем, что к Бюшансу вернулось его самообладание. Но, увидев мокрые от слез глаза своей женщины, тяжело посмотрел на него.

— Мы уходим, — сухо произнес он, взяв Нику под руку. — Что бы ни произошло не обнаруживайте себя и ждите. Время само подскажет, когда наступит подходящий момент.

— Но как ты собираешься уцелеть в Подземье со смертной.

— Я не пропаду, и ей пропасть не дам.

— Знаю.

Дорган положил ему руку на плечо и двинулся было к дверям, потянув за собой Нику, но она не спешила.

— Мастер, день назад я была в особняке Фиселлы и там нашла вот это, — она размотала с запястья медальон и, подняв его на цепочке, протянула Бюшансу.

С воплем отчаяния тот упал на колени с благоговением приняв в ладони эту бесценную для него вещицу.

— Его нашел Клопси, маленькое беззащитное существо — раб Фиселлы. С ним перед смертью разговаривал твой сын. В последние минуты жизни мальчик думал о тебе, своем отце.

Бюшанс прижался лицом к медальону, глухо зарыдав.

— Мастер Бюшанс. — мягко позвала его Ника, и когда он поднял к ней мокрое от слез лицо, сказала: — Это маленькое существо, Клопси, пропало. Мне ничего о нем не известно и я очень беспокоюсь. Если вы что-то узнаете, позаботьтесь о нем, прошу вас.

Бюшанс кивнул, вновь спрятав лицо в ладони, но едва Ника двинулась к поджидавшему ее у дверей Доргану, остановил ее:

— Подожди, смертная, — он протянул ей медальон обратно. — Возьми его. В Подземье он пригодиться тебе, как никогда. Это амулет для отвода глаз. Я сделал его для моего бедного мальчика, но он не уберег, не помог ему. Теперь этой безделице не место в моем доме, а тебе он понадобиться, — люди так беззащитны перед магией.

Ника посмотрела на Доргана, и когда тот кивнул, нерешительно приняла у Бюшанса медальон.

— Вы уверены, что потом не пожалеете об этом?

— Да. Я так решил, — он поднялся с колен, вновь, взяв себя в руки. — Да хранит вас Скрелла, богиня Летучая мышь.

Дорган смотрел на Бюшанса, который еще минуту назад готов был убить Нику, поверив ее облику Фиселлы, а теперь благословляющего ее в трудный путь, думая о том, что иногда простое сочувствие может оказаться сильнее самой могущественной магии