"Как вырвать киту коренной зуб" - читать интересную книгу автора (Поледнякова Мария)19Хотя Индржих загодя предупредил, что на генеральной все должно пройти без сучка и задоринки, было уже половина двенадцатого, а репетиция еще не началась. До одиннадцати ожидалась обивка пола, потому что при пробной установке декорации оформитель распорядился закрепить джут на основу. Подъемники опускались вниз слишком быстро, а вверх тянулись слишком медленно, мечи были слишком легкими, а щиты слишком тяжелыми, военное снаряжение оказалось не по форме. В два десять, когда репетиция шла полным ходом, в вестибюль театра заглянули Любош с Вашеком. Никого здесь не было, только уборщица чистила пылесосом темно-красный плюшевый ковер, устилавший лестницу. – Мама сказала, – напомнил Вашек, – что мы должны подождать на улице. Любош поправил на плече ремень спортивной сумки и расстегнул молнию серо-зеленого полупальто. – Давай зайдем, – решил он и зашагал по мраморной лестнице прямо в своих горных ботинках. – Тсс! – зашипел на него Вашек, когда они проходили мимо человека на стремянке, который чистил хрустальные бра возле зеркала в массивной золоченой раме. – Сюда нельзя, – показал он на двери в партер, откуда слышалась музыка, но отворил. В первые секунды Любош ничего не видел, только чувствовал одурманивающий аромат. Опершись о барьер ложи, стояла римская куртизанка в серебристом платье. Любош невольно засмотрелся на ее возвышающуюся конусом прическу, но Вашек тянул его дальше. Они уселись в тринадцатом ряду, с краю. Любош увидел гетер в серой и розовой кисее, полусидя, полулежа расположившихся в полутьме зрительного зала. Одна жевала хлеб с маслом, другая массировала щиколотку, третья снимала ресницы, потом наклонилась к Вашеку и чмокнула его в щеку. Вашек незаметно вытер лицо и локтем двинул Любоша. – Гляди! – Он тряхнул головой в сторону сцены, где танцовщица в ритмически неистовых прыжках описывала круг. Черные волосы ниспадали ей на самые плечи. – Так это МАМА? – удивленно прошептал Любош. Вашек с небрежным видом бывалого человека кивнул – Ну и ну! Во? дает! – изумился Любош и только успел подумать, что все это чем-то смахивает на соревнования по гимнастике, как Анна скрылась. В конусе света на сцене появился обнаженный до пояса юноша. Музыка смолкла. Ослепленный солнцем, он искал женщину, которая скрылась с его глаз. Зазвучала арфа: порозовела дорога, тянущаяся к горизонту. Вступили виолончель и альт: огненно-красная земля, пышущая жаром. Скрипки: сине-зеленые пинии на морском ветру. Кларнеты: разогретые белые камни в легкой дремоте. Флейты: симфония цикад. А потом все это слилось в единый голос, в опьяняющую песнь любви. Любоша вдруг зазнобило. Он чувствовал, что Анна вся устремлена к этому мужчине. Кто он? Раб, выломавший на рассвете железные решетки темницы? Или оживший бог из античных мифов? Любовная жажда манила их все ближе и ближе. Поднялся ветер и забушевал в струнах. Она разбежалась. Прыжок. Летит! И он хватает ее на лету в объятья! Пораженный Любош наблюдал, как чужой мужчина, напрягая руки, высоко поднимает Анну над головой. Едва опустил наземь, как она вся приникла к нему, и он прижал ее к себе сильными руками. Вашек перевел глаза на Любоша и потянул его за рукав. – Спать сегодня будем у меня в комнате, – сладко прошептал он. Любош наклонился к нему, с трудом оторвав взгляд от двух влюбленных. – Кто это? – Стрейда Индржих. Они опустились на траву. Или это песчаный берег зеленого моря?… Вашек ободряюще подмигнул Любошу. – Мне он не нравится, – искренне заверил он его. – Не умеет дружить и не любит собак. Они были в тени старой сарачинской стены в заколдованном полдне или уже стемнело? Ее ноги, стройные и смуглые, касались его сильного нагого тела. Он лежал на спине и притягивал ее все ближе, ближе… Любош приподнялся в кресле, но Вашек схватил его за рукав и потянул назад. – Он дурак, – убежденно прошептал он. Как это случилось? Этого Любош понять не мог. Знал только, что его охватил безудержный приступ смеха. Прыснув, громко загоготал и Вашек – оба хохотали как безумные! Сначала послышался крик, потом зажегся свет. Индржих, ослепленный, стоял у рампы, по телу его стекали капли пота, и он кричал вниз, в оркестр, хотя музыканты давно не играли: – Хватит! Хватит! Хватит! – Вот это Аннапурна, – сказал Вашек и указательным пальцем, синим от чернил, ткнул в вершину горы на четвертушке листа. – А здесь? – спросил Любош, и сердце его защемило от странного чувства, когда разглядывал он эти два ряда рисунков, приколотых к рогоже. – Это тоже Аннапурна, – ответил Вашек тоном проводника, водя испачканным чернилами пальцем. – Тут я малость понапутал, – показал он на листок с множеством красных пятен, среди которых только с помощью самой буйной фантазии можно было разглядеть четырех альпинистов. – Вот это я рисовал в декабре. Любош увидел посреди гор красную палатку, перед палаткой на снегу костер. В правом углу печатными буквами было выведено: ВЫСОКОГОРНЫЙ ЛАГЕРЬ ПОД АННАПУРНОЙ. – А это что? – спросил он. На черном листе сияли белые горы, посреди зеленое дерево, а под ним пять разноцветных сверточков. – Тогда мне исполнилось пять лет. – А зачем новогодняя елка с подарками? – Это все для папы, чтобы ему под Новый год не было одиноко. Любош не мог отвести глаз от этих маленьких перепачканных рук с чернильным пятном на пальце. Чувствовал, как откуда-то изнутри подступает к глазам тепло. Он притянул мальчика ближе к себе, почувствовав и его тепло, доныне незнакомое ему тепло человеческого детеныша. – Возьму тебя с собой. Когда подрастешь. Вашек обернулся к нему, широко раскрыв свои доверчивые большие глаза. – Ей-богу? Любош кивнул. – Где у тебя та фотография? – Он заговорщицки подмигнул Вашеку. – Я спрятал ее, – Вашек понизил голос, – чтобы мама не увидела. Он спрыгнул на ковер и нырнул под диван. Любош прошел в прихожую. Из ванной доносился шум воды. С большой перевязанной шпагатом коробкой он вернулся назад и тихонько затворил за собою дверь. Нож, веревка, мешочек со значками, рыболовные крючки, старая гильза – все эти мальчишечьи сокровища были уложены в чемоданчик. На самом дне его, внизу, лежала фотография, вырезанная из журнала и неумело подклеенная клочком бумаги. Любош присел на ковер рядом с Вашеком. – Попробую отгадать, – сказал он. Лица альпинистов на групповой фотографии почти невозможно было разглядеть. Любош уверенно показал на заросшего человека во втором ряду, который заметно возвышался над остальными. – Ну как, угадал? Вашек широко раскрыл глаза: – Ты знал моего папу? – Молчать умеешь? – таинственно прошептал Любош. Вашек кивнул. – И маме тоже ни гу-гу? Вашек снова кивнул, и Любош снова ткнул в человека на фотографии: – Так это же я! – Вовсе не ты! Это мой папа! – громко возразил Вашек. – Он на голову выше всех! – Если этот человек – и твой папа, и я, – зашептал Любош, глядя на Вашека, стоявшего перед ним на четвереньках, – то что это значит? – Понятия не имею! – сорвался на крик Вашек и весь насторожился. – Это значит, что я и есть твой папа. – Неправда! Это не ты! – надрывался Вашек, прижимая фотографию к себе. – Это МОЙ папа! – А почему им не могу быть я? – терпеливо втолковывал ему Любош. Он почувствовал – что-то сработало не так, но решил, что тревожиться нечего, и продолжил: – Я стою на камне. Поэтому я на голову выше остальных. Это ты понимаешь? – Нет! – заорал Вашек, и лицо его покраснело от гнева. – Мой папа мертвый! Он герой! Тут открылись застекленные двери, и на пороге возникла Анна в махровом халате и в тюрбане из полотенца. – Что здесь за скандал? – Любош врет! – сразу же пожаловался Вашек. – Анна, прошу тебя, не сердись, – сказал Любош. С виноватым видом поднялся с ковра и, подойдя к ней, тихонько признался: – Я сказал Вашеку все. Анна на мгновенье оцепенела, потом бросила с пренебрежением: – До чего же ты тщеславный, глупец! – Она повернулась и так хлопнула дверью, что стекло задребезжало. Воцарилась тишина. Вашек с фотографией в руке сидел на диване, на Любоша даже не глянул. – У тебя есть складной нож? – спросил Любош. Вашек не отвечал. Любош, встав на колени, полез в чемодан за ножиком. Перерезал веревку и открыл крышку коробки. – Эти машинки я собирал целых пять лет. Теперь все они твои. Но Вашека не заинтересовал ни один из лежавших там 467 автомобильчиков. Мрачный, он разглядывал попеременно то мужчину на фотографии, то Любоша перед собой. Наконец встал, перешагнул через коробку и выскочил из комнаты. – Не принимай все всерьез, мама! Он ужасный болтун! – Вашек взобрался на кушетку в кухне, откуда легко было достать до стола. – И не ругайся, если он останется у нас ужинать. Анна посмотрела на Вашека, потом перевела взгляд к дверям. Вашек тоже оглянулся и увидел Любоша, стоявшего там с удрученным видом. – Я тебе помогу, – сказал Вашек, давая маме понять, на чьей он стороне. – Я тоже, – отозвался Любош и, быстро обойдя стол, стал возле Анны, которая кроила резцом тесто на доске. Вашек набрал из белой миски мясной начинки, шлепнул ее на раскатанную лепешку и покосился на Любоша. – Мамуля, получается, что Любош папу знал? Анна молчала, а когда потянулась за мукой, на мгновенье встретилась глазами с Любошем. – Я его не знал, – ответил Любош неуверенно, страстно надеясь, что Анна подскажет ему, как себя вести. Но Анна на него даже не взглянула… – Почему он врет, ведь он же показал на него! Анна не отвечала, а Любош молчал. – Так, значит, ты был его товарищем? – набросился Вашек на Любоша, размахивая перед ним ложкой. – Говори, был или не был? Любош искал помощи у Анны, но та молча закручивала пирожки. И он только беспомощно пожал плечами. – Я не знаю. – Зато я знаю! – взорвался Вашек, – ткнув в него ложкой. – Это он позволил ему погибнуть под лавиной! Воцарилась гробовая тишина. – Черт побери, Анна! – сокрушенно завопил Любош. – Скажи же наконец что-нибудь! – Оставьте меня в покое! Оба! – отрезала Анна, задвинув в духовку противень с пирогами. Стояла такая тишина, что было слышно тиканье будильника, который Анна завела на двадцать минут и поставила возле плиты. Растерянный Любош лепил из теста катышки, Вашек уплетал начинку, Анна, повернувшись спиной к обоим, резала лук. Слышался мерный стук ножа о деревянную дощечку. – Был бы живой мой папа, – сказал Вашек, усевшись на кухонный стол, – все вечера проводил бы со мной. Даже когда я был еще совсем маленький. Ходили бы мы вместе в киношку и держали бы собаку. Любош совсем расстроился. – Твой папа не знал, что ты был на свете, – сказал он, собрав все свое самообладание, взял Вашека за подбородок и заглянул в глаза. – Иначе он пришел бы к тебе. Анна замерла. Нет, это уж слишком! Да разве можно объяснить это ребенку? – А почему он не пришел к маме? – сказал Вашек. – Что есть на свете мама, об этом он знал! И, соскочив со стула, прижался к маме. – Мама! – потянул он ее за халат. Анна не шевельнулась. – Мама! Мамочка! – снова он дернул Анну за халат, на этот раз что было мочи. В чем дело? Почему мама даже не смотрит на него? – Мама, так это и вправду МОЙ ПАПА? Анна молчала. Любош тоже молчал, счищая с доски остатки теста. – ДА ИЛИ НЕТ? – Оставь меня в покое! – с отчаянием выкрикнула Анна, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. – Я ХОЧУ ЭТО ЗНАТЬ! Наконец Анна обернулась. Вытерла руки тряпкой и глазами, еще полными слез, посмотрела на Любоша. – Да, это твой папа! – сказала она твердо. Вашек удивленно глядел на нее. Посмотрел он и на Любоша. Тот молчал. Медленно побрел Вашек к двери, потом вдруг с грохотом выскочил вон. Анна злобно швырнула тряпку: – Ты соображаешь, что натворил?! Что сделал?! Убирайся прочь! Иди отсюда! Не хочу тебя видеть! – Отвернулась к стене и с таким остервенением принялась резать лук, словно это была самая важная работа на свете. Любош с трудом перевел дух. Ему не хватало воздуха. Он подошел к Анне так близко, что слышал ее неровное дыхание, но едва положил руки ей на плечи, как раздался крик Вашека: – Отойди от мамы! Уходи от нас прочь! Мальчик стоял в дверях в своей клетчатой рубашке, брюки сползли, отстегнувшись от помочей, на голове вязаная шапка с красно-синим помпоном, помрачневший лоб перерезала морщинка. И Любош понял, что говорит он совершенно серьезно. Анна накрыла на стол. Вашек отодвинул свою тарелку, ни к чему не притронувшись, и она не стала его уговаривать, сказав, что, если с уроками у него все в порядке, он может идти спать; сложила пироги в миску, накрыла полотенцем и отнесла в кладовую на полку, помыла посуду и доску, протерла пол в кухне и проветрила детскую комнату. Когда Вашек погасил ночник, она устроилась в кухне на стуле у окна. Наконец-то одна! Как удалось ей пережить этот час с той минуты, как Любош закрыл за собою дверь? Что, собственно, случилось? К своему удивлению, не могла вспомнить. Все перепуталось, как в кошмарном сне. Сняв с себя халат, она сполоснула глаза, вытащила из шкафа чистую подушку и одеяло. Погасила по всей квартире свет и, лишь улегшись, тихонько расплакалась. – Мама, ты рада, что он ушел? Вашек в пижаме приближался к ее постели. Анна повернулась на другой бок к стене. – Иди спать, Вашек! Но Вашека мучила совесть – ведь он прогнал маминого жениха. Он вскочил к ней в постель и юркнул под одеяло. – Мама, мамочка, не плачь, – с тревогой шептал он. – У тебя есть я. И я буду с тобой до самой смерти. Каждый день. |
||
|