"Беловодье" - читать интересную книгу автора (Алферова Марианна)

Глава 17 ПОСЛЕ СИНКЛИТА

Нет, в недобрый час приехала Тина в Темногорск! Какой бес-искуситель или просто завистник направил ее в эту сторону и заставил сойти именно на этой станции?

Тина расхаживала по своей комнатке. Сна не было. Слышала, как за стеной заплакал Казик. И Стен и Лена проснулись, нянькаются с малышом. Тина вздохнула — как она… завидует. О, Вода-царица, как завидует.

Все рухнуло. Все потеряно. Окончательно. Надя… Даже после Надиного приезда Тина еще на что-то надеялась. На чудо какое-то, что ли. Что еще как-то образуется все… И вот этой ночью, будто откровение, глаза открылись. Нет, с Надей ей не тягаться. Тина была уверена, что Роман был бы куда счастливее, выбрав вместо стервозной красавицы скромную ученицу, но это уже ничего не меняло. Да, счастливее…

Но надоедать, требовать, уговаривать… Доказывать, соблазнять, хитрить, устраивать бабские истерики и подляночки-ловушечки — нет и нет. Для себя унизительно. Для любви своей, дара колдовского. А для Романа — унизительно вдвойне. Разве он лох какой или придурок с толстым кошельком, которого хитрая бабенка загоняет в силки? Его выбор — Надя, и ничего с этим не поделаешь. Ничего. Правда, показалось Тине пару раз, что чаша весов качнулась не в Надину сторону. Но оба эти мгновения, оба эти качания случились до Надиного появления. А уж после… После Надя окончательно Романом завладела.

А что, если стать красивее Нади? Ведь Тина колдунья, и если постараться, если суметь… На миг она окрылилась, но только на миг. Порыв тут же погас. Даже если сумеет… даже если… Не верила она, что в этом случае Роман ее полюбит. Нет, не верила.

И что же ей теперь? Жить приживалкой и терпеть… Возможно, даже… возможно… Роман снизойдет… Иногда заглянет к ней, обнимет, и даже близость меж ними случится. Ну и что из того? Выполнять роль ассистентки и делать вид… Нет, увольте. Быть другом, просто другом — не для нее. Пару дней побыла — и стало невмоготу.

Мелькнула мысль бредовая, совершенно невозможная: бежать. Уехать из Темногорска. Да, она сможет где-нибудь устроиться, даст объявление в газете. Почему бы и нет? Роман сказал, что самостоятельно она практиковать не сможет. А она возьмет и сможет. Сумеет. Она вдруг ощутила в этот момент, что да, сумеет. Еще как!

Но если уедет, то видеть его не будет. Даже издалека. Как же без него? Как? Ой, моченьки нет, совсем нету.

«Уезжай! Изведешься!» — приказал ей будто чужой голос, сильный и злой. Прежде не было у нее такой силы. А теперь вот явилась неведомо откуда.

Тина стала собирать вещи. Потом бросила… Неужели все, конец? Нет, не нужны ей эти огромные сумки. Соберет самое необходимое, возьмет деньги и уйдет. А уж потом вернется. Может быть.

«Обманываешь сама себя! — мысленно воскликнула Тина. — Хватит лгать! Хватит! Лазейку устраиваешь. Хочешь вернуться за вещами, а на самом деле вернуться к нему!»

И все-таки она сложила в сумку самое необходимое. Было-темно. До рассвета — уйма времени. Прежде никогда Тина так рано не вставала. Прежде. Когда это прежде? Когда она была рядом с Романом. Та жизнь была прошедшая. А эта — никакая.

Надела джинсы, свитер. Вышла из комнаты. Остановилась возле двери Романовой спальни. Надя там… Нет, это невыносимо. А что, если навести порчу… Волосы повылезут, зубы… Что-то мешало. Что, Тина и сама не понимала. Мешало, и все. К тому же глупо: Роман любую порчу снимет.

Тина спустилась вниз. Сварила кофе. Может, Роман встанет… и…

Надо выйти замуж. За любого. Лишь бы не противный. Тина заплакала… расплескала кофе, обожглась.

Когда раздался звонок, не сразу сообразила, что кто-то пришел.

Побежала к воротам. Темно. Открывать, не открывать?

Отворила.

На пороге стоял Чудодей.

Тина закричала и замахала руками. Потом поглядела- никого. Нет Чудодея. Привиделся. Она вернулась в дом, накинула куртку, сумку перекинула через плечо и уже окончательно ушла. Дверь закрыла. Шагнула на улицу. Темно. Фонари горят. Куда ехать-то? Домой, к маме? К маме… Хорошо, что можно к маме.

— Не уезжайте, Алевтина Петровна, вы еще здесь очень нужны, — раздался за спиной ее голос.

Она обернулась. Опять никого. Но голос как будто Чудодея. И будто кто ее взял за руку и повел за собой.

Рука, что вела, была бесплотная. Не холодная, нет, а именно бесплотная. И Тина пришла к дому Чудодея. На крыльце стояла Эмма Эмильевна и курила.

— Тинуля, умница, догадалась! — Эмма Эмильевна отшвырнула сигарету и протянула к Тине руки. — Господи, думаю, ну хоть кто-нибудь в доме, хоть кто-нибудь… Кого попросить пожить недельку-другую? О тебе подумала. Сразу — о тебе. Неловко, правда. Роману ты нужна… А тут — ты.

Тина взбежала на крыльцо, и они обнялись.

— Хоть неделечку, — приговаривала Эмма Эмильевна. — Хоть месяцок. Сколько сможешь. Бумаги мне надо разобрать. От Михаила Евгеньевича знаешь сколько бумаг осталось? Просто ужас! Роман ведь не рассердится, что ты у меня поживешь чуточку? Ведь не рассердится, правда?

Напрасно Тина завидовала в ту ночь Наде. Да, Надя спала в комнате Романа. Но спала одна. Самого Романа в спальне не было.

Сейчас Роман находился в доме Данилы Большерука. Кроме хозяина и господина Вернона присутствовали еще двое: Слаевич и Максимка Костерок. Костерок находился тут против воли, все остальные — добровольно. Более или менее. Слаевич нервничал: боялся, что его звездный час кончится прежде, чем они успеют завершить дело.

А дело было сложное. Более чем. Роман Вернон решил создать свой обруч.

Слаевич уже слепил из земли нужные полуформы. Роман срезал прядь волос и проложил меж половинами обруча. После чего Слаевич форму соединил, оставив с одной стороны торчать косицу волос. После недолгих пререканий Максимка дохнул. Пламя запекло форму и выжгло волосяную прядку внутри обруча. Затем Данила Иванович долго и старательно обдувал своими устами обруч, дабы уничтожить все побочные следы колдовских стихий в этим сложном, вернее, сложнейшем средоточии магии.

И наконец, Роман создал водную нить и запустил ее в обруч. И тот ожил.

Теперь четыре колдуна смотрели на свое творение и не могли решиться.

— Может, на Максимке испытать? — спросил Слаевич и хихикнул.

— На тебе, — огрызнулся Костерок. — На тебя эту дрянь уже надевали.

— На меня нельзя. Я распадусь, — тут же нашелся Слаевич. — А без Чудодея вам меня не собрать.

Тогда все посмотрели на Романа. Тот пожал плечами. Как говорится, инициатива наказуема. И надел обруч себе на голову. Несколько секунд он сидел неподвижно. Ничего не происходило. Потом будто кто-то взял его за руку и повел за собой. Остальные тоже пошли. Роман уверенно шагал по Ведьминской. Будто знал, куда идет. Было еще темно, горели фонари. Роман дошел до пустынного участка, обнесенного с трех сторон забором. Остановился. Именно здесь умер Чудодей, сидя на бетонных ступенях недостроенного дома. Роман подошел к крыльцу. Стал подниматься.

— Не делай этого! — крикнул Данила Большерук. Но было уже поздно. Роман поднялся еще на одну ступеньку и исчез.

Перед ним плескались светлые воды Беловодья. Поднимались, опускались, и в такт пульсировала кровь в висках, и боль, возникая где-то в темени искрами, пробегала по затылку и спускалась к плечам. Колдун не мог понять, отчего это, — то ли само Беловодье так влияет, то ли воздействие обруча сказывается. В первый раз было иначе. Впрочем, как все было при первом посещении, господин Вернон сказать точно не мог: он не помнил Беловодья, а видел лишь колдовской сон о нем.

Роман поднял руки, собираясь снять обруч…

— Не делайте этого! — раздался сзади голос.

Роман обернулся. Гамаюнов. Ну, конечно, — не ушел он никуда. Здесь. Роман видел Ивана Кирилловича вроде как смутно. Перед глазами рябило и плыло. Обруч давил.

— Не снимайте, — повторил Гамаюнов, приближаясь. — Умрете.

Роман и сам это понял. Только что. А еще понял, отчего умер Чудодей. Он создал — книжно-колдовски — себе ожерелье и обруч и решил пройти через портал. Но то ли силы не хватило, то ли не выдержал и обруч снял, но, как бы там ни было, он умер, шагнув в неизвестное.

— Я же закрыл Беловодье. — Роман прищурился — так смотреть на Гамаюнова было проще, и перед глазами не рябило. — Запер и ограду, и портал в комнате… Значит, и Сазонов может пройти? Он здесь?

— Был, но тут же ушел. Знал, что вы появитесь следом.

— Куда ушел? Где он может выйти? В Суетеловске?

— Этого не знаю.

Роман обошел замкнутый круг. Заглянул в усадьбу. В комнате, обитой красным штофом, картины по-прежнему являли серые изнанки холстов. И неудивительно. Зачем Сазонову этот постоянный портал, если он с помощью обруча теперь может выскочить где угодно. А Беловодье для него теперь — всего лишь место, где можно оттолкнуться для прыжка.

Роман подошел к краю внутреннего ледяного круга. Потом махнул рукой. Ледяная дорожка пролегла к церкви.

— Куда вы? — Кажется, Гамаюнов испугался.

— Хочу доделать то, что начал Стен.

Роман зашагал к церкви. Иван Кириллович за ним.

— Вы уверены?..

— Да.

Роман не оборачивался. Гамаюнов не отставал и говорил в спину:

— А если Сазонов захочет завладеть?

— Не сможет. Это не его. Не ваше. И не мое.

Они вошли в церковь.

Иван Кириллович оглянулся.

Роман прошел к иконостасу. Остановился. Вновь пошел, замыкая круг. Потом поднял руку, сжал кулак. Зеленый камень на перстне стал светиться. Все сильнее, сильнее. Зеленоватый свет заливал уже всю церковь. Еще шаг, и еще. Роман щурился, гримасничал — свет нестерпимо резал глаза. И вдруг — будто удар — белым сиянием, но не в глаза, куда-то глубже, под черепушку, и внутри — тоже вспышка, — и свет прошел сквозь, и все погасло.

Церковь была. Точь-в-точь такая же, как прежде. Но Роман знал, что другая. Гамаюнов покачал головой, скорее осуждающе, чем восхищенно. Потом лицо его дернулось, шевельнулись мягкие лиловые губы. Иван Кириллович вскинул руки и отогнул ворот свитера. На шее сверкало водное ожерелье.

— Мы вернулись назад на несколько лет, — сказал Гамаюнов. — Судя по всему. Зачем?

Роман тронул подбородок. Шрам, оставшийся после схватки с Колодиным, исчез.

— Вы не поняли? — Роман передернул плечами. — Вы создали ограду Беловодья из ожерелья Стена, вы заставили его отдать все силы — или почти все, — чтобы поддержать ваш город мечты. И вы думали, что после этого создаете что-то свое? Смешно, право! Стен хотел оградить наш мир от фатальных ошибок. Это его мечта.

— А если я вернусь назад, ожерелье будет при мне?

— Думаю, что да.

Гамаюнов колебался. Он хотел что-то сказать, но не знал, стоит ли. Потом все же решился.

— Знаете, это не Алексея портал. То есть и его — тоже. Он сделал… Но… Я точно не знаю, чье это вообще.

Роман ощутил смутную тревогу. Огляделся. Поднял голову. Вместо потолка — фиолетовое, полное звезд небо. Звезды не такие, как на земле. Крупнее и как будто ближе. Созвездия не знакомы.

— В прошлый раз, — сказал Иван Кириллович очень тихо, — портал сработал иначе.

— Он говорил: «То, что было задумано в начале века, начато в его середине, в чем разочаровались к исходу тысячелетия, мы наперекор всем пессимистам воплотим», — повторил водяной колдун слово в слово сказанное Стеной. — И мотнул головой вверх: — Вот она, дорога к звездам. Иди — не хочу. Так?

— Не знаю. Я из церкви не выйду. И вам не советую.

— А до того выходили?

— Нет.

— И он не выходил?

— Нет. Хотел. Но не смог… не решился.

— Тогда вернемся, — сказал Роман. — Любой храм — портал, и открывается он не по воле людей.

Юл спал. Роман бесцеремонно сдернул с него одеяло.

— Ну, что такое? — Мальчика завозился, пытаясь нащупать одеяло рукой. Не удалось. — Спать хочу.

— Как ты открыл портал? А?

— Да чего тут такого? Вошел, и все. — Юл нашарил одеяло, натянул.

— Откуда перстень?

— Я ж сказал, дядя Гриша сделал. Ювелир-хулиган. — Юл отбросил одеяло, сел на кровати. — Ну, что надо-то? Я спать хочу. Отдохнуть не дают.

Мальчишка смотрел вызывающе, дерзко. Боялся. И правильно. Перстень-то у него — простой ключ, навряд ли дядя Гриша, пока его варганил, защитные заклинания шептал.

— Надя в Суетеловск приезжала? — Юл кивнул. — Ожерелье срезала и тебе отдала? — Вновь кивок. — А как его в перстень поместили?

— Дядя Гриша закатал.

— Как?

— Взял и закатал. Просто закатал.

— В Беловодье ты из Темногорска прошел? Или из Суетеловска?

— Из Суетеловска. Там таких дыр полно.

— А обруч? Откуда у тебя обруч? Не мог же ты его сделать…

— Мне Надежда подарила. Сказала, что он ей не нужен. И отдала.

Выходило, что обруч сазоновский. Но Юл его сам на голову надел. Добровольно. Важно это или нет? Может, и важно. К тому же заклинаний подчиняющих над ним никто не шептал. Получалось, что обруч сам по себе не опасен. Важно, как его использовать. Роман покачал головой, то ли восхищенно, то ли осуждающе. Отчаянный парень. Хулиган.

— Из открытого портала не выходил? — Роман и так знал, что нет. Но не хотел показывать, что знает.

— Нет. Я сразу понял — одному нельзя. Сгину. Да ты не расстраивайся! Ну, так вышло! — Юл схватил Романа за руку. — Я прошел первым случайно.

— Случай тут ни при чем. — Колдун улыбнулся.

Ну что ж, так и должно быть: ученик обставил учителя. Учителя такое должно радовать. И Роман радуется. Хотя и тревожится тоже. Многому ли он Юла выучил? Двум заклинаниям. Маловато, чтобы сражаться с таким колдуном, как Сазонов. Да и не претендовал никогда Роман на роль учителя. Просто жил, как живется, колдовал, как умел. Иногда делал сверх возможного. А Юл на него смотрел. Роман вдруг понял, что с момента их встречи он всегда ощущал на себе взгляд Юла. Даже когда того не было рядом.

— Волосы там, в церкви, отросли?

— Вроде как.

— Судя по всему, ты в портале на год вперед сместился. Интересно, где ж ты побывал?

— До Альфы Центавра четыре года.

— Нет, тут какой-то другой отсчет времени.

— Вместе в портал пойдем? — Юл посмотрел на Романа с надеждой.

— Попробуем, — согласился Роман, — но не сейчас. Ты дяди Гришин номер телефона знаешь? — Юл кивнул. — Назови.

Телефон долгохонько трезвонил, прежде чем главный хулиган снял трубку.

— Ну, кто хулиганит?

— Дядя Гриша, скоро у тебя буду. Сазонов не появлялся?

— Я ведь с тобой разговариваю, чего беспокоишься?

— Если появится, учти, ему нужно срезанное ожерелье и чтобы ты его в кольцо закатал. Да, кстати, ты видел, как Надя срезала ожерелье?

— Видел, конечно.

— Нож был с водным лезвием?

— Что?

— Прозрачный нож?

— А, да. Точно, ледяной.

— Я скоро, — пообещал Роман и швырнул трубку. Вернулся в свою спальню. Совершенно бесшумно.

Надя спала. Он поискал ее сумочку. Нашел. Унес в кабинет. Здесь высыпал содержимое. Нож нашелся. Ледяной клинок в серебряных ножнах. А ведь ножу-то больше трех дней. Значит, этот водный нож куда прочнее того, что умела создавать Марья Севастьяновна да и сам Роман. Гамаюново творение. Сазонов с водной стихией связан плохо. Роман произнес заклинание и приложил зеленый камень кольца к лезвию. На столе образовалась лужица воды. Да еще осталась деревянная рукоятка.

Роман бросил Надину сумочку прямо в кабинете. На место возвращать не стал. Взял обруч и вышел. Надо было спешить.