Эдгар Уоллес
Бриллиантовая пряжка

Марк Линг совершенно не походил своим внешним видом на человека, избравшего специальностью вооруженные налеты, укрывательство и сбыт краденых драгоценностей. Высокий, красивый, всегда прекрасно, даже изысканно одетый, он ничем не отличался по наружности от обыкновенного лондонского джентльмена. К этому надо прибавить, что, благодаря частью ловкости, частью удаче, он еще ни разу не был пойман с поличным агентами уголовного отдела Скотланд-Ярда и до сих пор не ознакомился с режимом Петонвилльской или Уормвудской тюрем. Если в Скотланд-Ярде и имелись определенные подозрения насчет настоящих источников его процветания, то прямых доказательств все-таки не было.

Марк жил это лето в небольшом коттедже близ Марлоу и второе воскресенье подряд наблюдал, лежа в траве, молчаливо сидевшего в лодке на реке и удившего рыбу со своим приятелем известного всему преступному миру Англии инспектора Рейтера из Скотланд-Ярда.

Марку совсем не нравилось проявленное Рейтером пристрастие к этому месту реки, столь близкому к его коттеджу.

В этот день у Марка был гость.

Стэни Лемм и он имели некоторые общие интересы, и им было о чем поговорить. В промежутке между разговорами об отмычках, окнах и лучших способах избежать полицейского обхода, они поглядывали, скрытые высокой травой, на полицейского инспектора, удившего рыбу, и оба мечтали, как было бы хорошо, если бы лодка перевернулась, и Рейтер утонул бы на их глазах.

У Марка была еще квартира в самом Лондоне — на Сого. Он был мошенником высокого полета. Не из тех, которые живут, почти голодая в течение трех месяцев в году, затек роскошествуют две недели в кутежах и попойках, и проводят остальные восемь с половиной месяцев в тюрьме.

Он добывал большие деньги и пользовался такого сорта людишками для черной и наиболее опасной работы. А сам умел оставаться в стороне, пожиная плоды их “трудов”.

Стэни Лемм был один из таких маленьких людишек. Но в то же время он был очень любопытный маленький человек.

— Кто обделал это дельце в Лейстере с куперовской пряжкой? — спросил он Марка между прочим.

Лицо Марта при этом вопросе искривилось в недовольную гримасу, Лейстерское дело было его больным местом. Больше полугода он выслеживал эту знаменитую пряжку, но кто-то успел его предупредить: пряжка была похищена, прежде чем Марк окончательно выработал план налета. В куперовской пряжке было четырнадцать бриллиантов, каждый в четырнадцать каратов. Это была драгоценность, которую все ювелиры знали, как свои пять пальцев.

— Не знаю. Должно быть, бирмингемские молодцы, — сказал он кисло, думая, какая великолепная добыча была кем-то перехвачена под самым его носом. — Я доволен, что она не у меня: как они надеются вывезти эти камни из Англии, я не понимаю. Это совершенно невозможная вещь!

Далеко не многие знали о всех талантах Марка. Он был не только одним из самых ловких взломщиков и организаторов налетов, он был к тому же первым во всей Европе специалистом по сбыту краденых вещей. Он умел ввезти и вывезти из Англии любые незаконно приобретенные драгоценности под носом у таможенников и сыщиков, он знал всех укрывателей краденых вещей на континенте, мог найти покупателя на краденые акции и мог распродать краденые ассигнации английского банка в десятке городов Европы.

Он, однако, не пользовался блестящей репутацией у тех, кто входил с ним в соглашение для этих целей. Драгоценности и ассигнации постоянно уменьшались в числе при отсылке их на континент с помощью Марка. Он оправдывался перед ворами, которых таким образом обкрадывал, необходимостью отдавать часть добычи в виде взятки континентальной полиции, но его жертвы остерегались пользоваться его услугами вторично.

Все-таки, в этом отношении Марк Линг был почти необходимостью. Почтовые посылки и пакеты, адресованные в Брюссель, Антверпен и Амстердам, часто вскрываются таможенниками в поисках контрабанды, и много украденных ценностей продало у их “честных” приобретателей благодаря этому.

И Марк процветал, так как он умел говорить на трех языках, был опытным путешественником и знал уловки, необходимые, чтобы провести за нос таможенников и сыщиков на вокзалах и пристанях, лучше всякого другого из специалистов этого рода.

Но однажды он на очень круглую сумму поднадул при перевозке краденых ценностей одного собрата по профессий, а этот “джентльмен” был не из забывчивых.

Скотланд-Ярд, и, в частности, инспектор Рейтер, деятельно разыскивали похищенную куперовскую пряжку, хотя трудно было бы догадаться об их энергичных усилиях, глядя на полусонного Рейтера, беспечно сидевшего над своей удочкой в это воскресенье.

Стэни Лемм, маленький человек со сморщенным лицом, имел две слабости, он был болтлив и любопытен. Его в особенности интересовало одно нашумевшее недавно хорошее “дельце”.

— Вы участвовали в Бэрроуском деле, мистер Линг, не правда ли? — спросил он.

Марк холодно посмотрел на своего гостя.

— Кто вам сказал такую глупость? — произнес он.

Стэни моментально начал оправдываться:

— Вы знаете, как распространяются эти слухи. Правду говоря, мистер Линг, я сам случайно видел, как вы выходили со станции святого Панкрата на утро после этого дела, и, сопоставив, решил…

— Что дважды два стеариновая свечка, — насильственно улыбаясь, сказал Марк. — Бросим этот разговор. Поговорим лучше о нашем закладчике. Я могу дать вам нужные инструменты и дать указания, где найти автомобиль и подходящего шофера. Сколько человек примут участие в деле?

Стэни думал, что троих будет достаточно.

— Прекрасно. Я, значит, получу четвертую часть, — заключил Марк.

За доставку необходимых средств и разные ценные указания он часто получал долю барышей в делах, в которых не принимал непосредственного участия. Это тоже было одной из его доходных статей.

— Надеюсь, вас не обидели мои слова, мистер Линг? — Стэни боялся возбудить неудовольствие Марка. — Вы большой человек, — продолжал он, — и я очень хотел бы работать с вами вместе. Я мог бы вам быть полезен. У меня больше личных знакомств в нашем кругу, чем у вас. Я, например, знаю одного налетчика и укрывателя, о котором, держу пари, вы никогда и не слыхали. Я, кажется, единственный человек, с которым он когда-нибудь работал вместе, и знаю, какими способами он…

— Когда мне понадобятся от вас какие-либо сведения, я сам вас спрошу об этом, — прервал его Марк, несколько раздраженно.

— Я только хотел сказать, что видел вас на днях вечером… — начал Стэни.

— Вы слишком много видите, — вновь оборвал его Марк с улыбкой, которая далеко не была искренней.

Неделю спустя Стэни Лемм и еще двое таких же, как он, встретились под вечер около лавки закладчика. Дело происходило в субботу, и лавка была уже заперта. По плану, выработанному Марком, Стэни и его соучастники должны были проникнуть в лавку через черный ход. За углом в переулке стоял крытый грузовик с невинной надписью: “Прачечная Роза”, но все белье, какое там было, находилось на спрятанных внутри агентах Скотланд-Ярда во главе с Рейтером.

Попытка скрыться я не удалась, и Стэни был пойман с поличным.

На суде, оглядывая публику, он заметил Марка, одетого еще более щеголевато, чем обычно, с хорошенькой девушкой — высокой, смуглой и очень изящной. Марк был известен, как любитель хорошеньких девушек. Он поймал взгляд Стэни и незаметно мигнул ему. Стэни не ответил.

Он слыхал о новом увлечении Марка, тот любил хвастаться своими победами.

— Так это, значит, и есть “молодая леди, отец которой ведет большие дела”, — подумал Стэни, вспоминая слова Марка.

Он заинтересовался. После приговора он говорил с Рейтером.

— Кто донес на меня, мистер Рейтер? — спросил он и, когда тот, молча, покачал головой, сказал с отчаянием, так как потерял надежду получить прямой ответ. — Красивый парень, правда, любитель хорошеньких девушек? — И вновь не получив ответа, в возбуждении воскликнул: — Да вы даже во сне не разговариваете, мистер Рейтер?

Инспектор был действительно знаменит своей молчаливостью.

— Я не из болтливых, — ответил Рейтер.

Надо сказать, что только один “красивый парень” был в той среде, которая находилась под неустанным наблюдением агентов Скотланд-Ярда, и это был Марк, и Рейтер догадывался по некоторым признакам, что под анонимом, осведомившим Скотланд-Ярд о налете на лавку закладчика, скрывался именно Марк. Если бы Рейтер мог подозревать Марка в участии в куперовском деле, он бы поговорил со Стэни на эту тему, но алиби Марка в данном случае было непогрешимо, и Рейтер не счел нужным поддержать разговор.

Между тем Стэни Лемм начал громко хохотать. Хохот его продолжался так долго, что Рейтер начал думать, — не впал ли тот в истерику.

— Все в порядке, все в порядке, мистер! — и Стэни вытер глаза. — Меня просто рассмешила одна очень забавная штука.

Выйдя из зала суда, Марк направился к западу со своей хорошенькой спутницей; она была дочерью почтенного ювелира, по фамилии Эддеринг. Ее звали Полиной, и Марк недавно познакомился с ней в кинематографе. Он тогда же заметил, что девушку, видимо, смущало столь легкое знакомство, состоявшееся помимо принятых условностей.

— Как ужасно было видеть того беднягу, когда вынесли приговор, — сказала она.

Марк рассмеялся.

— Вы сами виноваты, моя дорогая. Вы сказали, что никогда не были в суде.

Она тяжело вздохнула.

— Мне бы никогда не пришло в голову пойти туда, — произнесла она, — если бы вы не сказал, что вам нужно там быть. Я так слушаюсь вас. Вы имеете какое-то ужасно странное влияние на меня.

Она иногда говорила, как героиня романа, но Марк этого не замечал. Ему в ней все нравилось.

— Когда вы едете за границу? — внезапно спросила она.

— В пятницу, — не задумавшись, быстро ответил он.

На самом деле он собирался уехать в четверг и уезжал потому, что не был уверен, не выдаст ли его Стэни. Тот слишком много знал, по мнению Марка, а главное, слишком много видел. Кроме того, достаточной причиной для тревоги было обстоятельство, что его квартиру уже два раза посетили явные сыщики, наводившие подробные справки у швейцара о его образе жизни. Марк чувствовал, что пора переменить место жительства.

Она опять вздохнула.

— Я бы хотела, чтобы вы остались на этот день. Как раз в пятницу я должна спать одна в этом ужасном магазине. Папа едет в Манчестер, а я не могу оставаться одна дома. Вдруг, пока я буду спать, влезет какой-нибудь грабитель, вроде того человека, какого мы видели в суде! Каждый может открыть наш старый несгораемый шкаф. Если бы только папа положил бриллианты на хранение в банк, а бы тогда была спокойнее…

Она вдруг оборвала свои слова, как будто сообразила, что сказала слишком много.

— Мне не следовало говорить вам о бриллиантах, — произнесла она виновато, — но разве это не смешно? Класть бриллианты, стоимостью в 16 тысяч фунтов, а старый несгораемый шкаф, который, право, не лучше жестяной коробки.

Он не расспрашивал ее. Очевидно, ее слова его совершенно не заинтересовали.

— Крупная сумма! Ваш отец, должно быть, очень богат, — вот все, что он сказал.

— Богат! Сомневаюсь, есть ли у него тысяча фунтов. Нет, эти бриллианты оставлены на хранение одной русской дамой. Это было два года назад, и с тех пор мы о ней ничего не слыхали. Папа думает, что она, вероятно, пробовала пробраться назад в Россию, и на границе была убита.

Марк проводил ее домой и вместе с ней зашел в магазин. Он уже был знаком с ее отцом, сутуловатым пожилым человеком, который, казалось, очень мало интересовался своей дочерью и ее кавалерами.

Магазин был очень маленький, но хорошо торговал второсортными драгоценностями. Несгораемый шкаф стоял под конторкой. Марк впервые в этот раз посмотрел на него глазами специалиста. Это была, как говорила Полина, довольно древняя по конструкции штука. Такого рода несгораемый шкаф, какой без особого затруднения может открыть всякий опытный взломщик.

— Дела из рук вон плохи, — проворчал мистер Эддеринг. — Я и обручального кольца не продал за эту неделю.

— Я рассказала мистеру Льюсу, — это была одна из выдуманных фамилий Марка, — о русской даме и ее бриллиантах, — произнесла Полина, когда они сели пить чай, оставив в магазине приказчика.

Мистер Эддеринг раздраженно потер свой плохо выбритый подбородок.

— Я бы хотел знать, что я имею право с ними делать по закону, — сказал он, хмуро поглядев на Марка. — Некоторые из моих приятелей говорят, что я должен поместить публикацию о продаже этих ценностей с аукциона для оплаты их хранения, но это, конечно, бессмыслица! Стоимость хранения не более 20 фунтов.

— Я очень люблю бриллианты, можно было бы мне видеть их? — спросил Марк беспечным тоном.

Мистер Эддеринг остро взглянул на него и отрицательно покачал головой.

— Нет, сэр, вам нельзя видеть их, — резко бросил он в ответ. — Они надлежащим образом запакованы для передачи их в любой момент владелице, если она явится. Я не намерен рисковать.

— Они застрахованы?

Тонкие губы ювелира скривились в усмешку.

— Разве я похож на человека, который не застраховал бы их? — спросил он.

Через некоторое время после этого он ушел в магазин, оставив Марка наедине с девушкой.

— Мне кажется, что папа совсем сошел с ума, — сказала она беспомощно — Посмотрите!

Она указала на окно и видневшийся через окно маленький дворик. В конце дворика была стена, немногим более шести футов высотой.

— Кто угодно может перелезть эту стену и влезть в это окно в одно мгновение, — сказала она. — Нет даже сигнальных звонков на случай попытки грабежа. Иногда, Марк, на меня нападает невыразимый страх, потому что, хотя у папы есть револьвер, я уверена, он никогда не осмелится пустить его в ход.

— Он не должен оставлять вас одну, — сказал Марк, покачивая головой. — Но тут спит же еще кто-нибудь в доме?

— Здесь жила молодая служанка, которая, очевидно, спала в подвальном помещении и запирала на замок свою дверь каждую ночь, и старый привратник, спавший на антресолях. У нас, конечно, есть, телефон, но он здесь, в этой комнате. Я не могу и представить себе, что делать, если проснусь ночью и услышу, что кто-то ходит внизу.

— Открыть окно и закричать, — предложил Марк.

— У меня не хватит мужества. — сказала она и дрожь пробежала по всему телу. — Я, вероятно, спрячу голову под одеяло, и буду ждать, пока воры уйдут.

Марк оставался здесь еще около часа и, когда вышел, был поражен неприятной неожиданностью. На противоположной стороне улицы стоял Коббет с таким беззаботным видом, точно все его обязанности заключались лишь в наблюдении за правильностью уличною движения. Коббет был одним из самых приближенных агентов инспектора Рейтера.

Марк проскользнул в сторону и прошел уже несколько шагов, надеясь, что ему удалось увильнуть незаметно, как столкнулся лицом к лицу с Лэном, другим агентом Рейтера. На этот раз он не мог не быть узнанным.

— Алло, Марк, — весело воскликнул Лэн. — Делали покупки?

Фамильярность этого человека оскорбила деликатного и щепетильного Марка Линга. Он никогда не был в руках полиции, и, как бы сильно он ни был заподозрен, никакой агентишко Скотланд-Ярда не имел права называть его по имени. Очевидно, пора было найти новую страну, где сыщики более вежливы.

Он прошел мимо нахала, не отвечая ни слова, и в тот же вечер отправился в Марлоу, собрал оставшиеся еще здесь его собственные веши и, вернувшись в свою лондонскую квартирку, запаковал все в один большой чемодан, который я послал с носильщиком на вокзал.

Он не был намерен покинуть Англию в одиночестве, но оказалось, что мисс Полина Эддеринг имела слишком старомодные понятия в некоторых отношениях, и в частности считала совершенно неблагопристойным для одиноких девушек сопровождать их друзей джентльменов на континент. Он мог бы попытаться уговаривать ее, но необходимости уже не было. Теперь Полина только обременила бы его.

Он вновь был на другой день у нее и, проверив сделанные накануне наблюдения, убедился, что все в порядке. Он с удовлетворением увидел, что ничего не нужно менять в намеченном плане. Мистер Эддеринг собирался ехать в Манчестер, не в пятницу, а в среду. Это было замечательно удобно для Марка, так как у него уже был билет на пароход в четверг.

— И я решила не ночевать дома в четверг, — сказала она. — После того, как магазин будет закрыт, я отправлюсь к приятельнице, и буду спать у нее. Этот магазин наводит на меня панику.

— Ваш отец, вероятно, поставит ночного сторожа, когда вас не будет? — спросил Марк с самым беззаботным видом

Она отрицательно покачала головой.

— Отец ужасно мелочен. Это нехорошо, конечно, так говорить о собственном отце, но факт остается фактом. Нет, он слишком верит в этот дурацкий, старый несгораемый шкаф.

Вечером того же дня Марк Линг услышал звонок в свою квартиру. Он открыл дверь и увидел перед собой единственного в мире человека, которого как раз не хотел видеть ни в каком случае в этот момент.

— Можно войти? — спросил инспектор Рейтер.

Марк приоткрыл дверь немного шире, чтобы пропустить вперед полицейского инспектора. Когда он глядел в спину шедшего перед ним Рейтера, ему неудержимо хотелось ударить его в затылок чем-нибудь тяжелым. Он вынужден был пустить в ход всю свою силу воли, чтобы удержаться от этого.

Он провел Рейтера в столовую.

— В полном одиночестве? — спросил гость, и, когда Марк утвердительно кивнул головой, — как насчет этой куперовской пряжки?

Марк расхохотался.

— Если есть, инспектор, такая вещь на свете, в которую вы абсолютно верите, так это то, что я не участвовал в этом деле. Собственно говоря, я ни в каком таком деле никогда не участвовал. И под страхом смерти не мог бы сказать, почему полиция меня в чем-то вообще подозревает и смотрит на меня косо. Я никогда не был в ваших руках.

— Очень многие из повешенных никогда до тех пор не были в руках полиции, — сказал Рейтер.

Марк хихикнул.

— Так, но вы же не собираетесь меня повесить?

Мистер Рейтер сел за стол раскрыл свою записную книжку и перелистал ее.

— Мне известно, что вы не были в средней Англии, когда был совершен этот грабеж, но я уверен, что вы замешаны в этом деле. Я буду говорить с вами, Линг, прямо: мне необходимо, во что бы то ни стало добыть эти камни, и я уполномочен уплатить крупную сумму за их возвращение.

— В таком случае вам следует предложить ее кому-то другому, — весело ответил Марк,

Он имел право быть веселым, так как в первый раз в своей жизни был заподозрен в преступлении, которого не совершил.

— Я думаю, вы понимаете, что, когда попадетесь, вас не избавит от сурового наказания тот факт, что вы до сих пор не были в наших руках? — спросил Рейтер.

— Очень мило! — сказал Марк саркастически. — Но если я получу суровое наказание за куперовские бриллианты, то я окажусь жертвой полицейского пристрастия.

И после ухода инспектора Марк почувствовал себя гораздо легче, чем до его прихода.

Вечером в четверг, как только стемнело, он отправился к магазину отца Полины. Дверь и окна были заперты наглухо. Верхний этаж, где была расположена квартира, освещен не был. Очевидно, Полина ушла.

Марк прошел на боковую улицу, куда выходила стена заднего дворика этого дома. Кругом никого не было. В несколько секунд он перелез через стену и очутился во дворе. Он был хорошим гимнастом.

Окно особых затруднений не представило. Марк быстро взломал его и влез в столовую, в которой до сих пор оставался запах папирос мистера Эддеринга.

Дверь, ведшая в магазин, была заперта изнутри на задвижку, но не на замок. Марк подошел к двери, сообщавшейся с остальными жилыми комнатами, и прислушался. Затем осторожно повернул ручку. Дверь была заперта на ключ, — это было как нельзя более кстати.

Он засветил только маленький электрический фонарик, привешенный к пуговице жакета, когда работал над несгораемым шкафом с помощью электрического сверла.

В течение трех четвертей часа он вырезал замок и открыл тяжелую дверь несгораемого шкафа. Внутри лежало несколько больших счетных книг, а в углу стояла маленькая шкатулка. Вскрыв ее, Марк увидел небольшой плоский пакет, завернутый в коричневую бумагу и опечатанный сургучом. К шпагату, выходившему из под сургучной печати, была прикреплена дощечка с надписью:

“Княгиня Липинская — бриллианты, сданные на хранение”.

Сунув пакет в карман, он еще раз быстро, на тщательно осмотрел внутренность шкафа. Однако не оказалось ничего, стоящего его внимания.

Он осторожно закрыл дверь сейфа, вынул провод сверла из штепселя и спрятал сверло в карман. Затем отправился обратно теп же путем, каким вошел. Он не преминул запереть за собой дверь и окно, из которого вновь выскочил во двор.

Было двадцать минут десятого. Он очень предусмотрительно выбрал день своего отъезда. Как раз в этот четверг выезжала из Лондона в Брюссель большая партия туристов. Им были предоставлены специальный поезд и специальный пароход, и когда этот поезд тронулся с вокзала Виктории, ровно в десять часов вечера Марк был одним из пассажиров, сидевших в пульмановском вагоне за легким ужином.

На пристани он нашел носильщика, услугами которого обычно пользовался и ранее, и дал ему свой чемодан. В то же время он вынул пакет из кармана пальто.

— Положите это в свой карман и передайте мне обратно, когда я буду уже на борту парохода, — сказал он.

И его предосторожность оказалась совсем не лишней, так как он был одним из трех пассажиров, остановленных у сходни, отведенных в контору агентства и подвергшихся обыску.

— Прошу прощения за беспокойство, сэр, — сказал полицейский агент, руководящий обыском. — Но, по правилам, один из каждой сотни пассажиров должен подвергнуться тщательному осмотру.

Марк прекрасно знал, что подобных правил не существовало.

На палубе он нашел своего носильщика в очень возбужденном состоянии.

— Они обыскали ваш чемодан, сэр, — сказал возмущенно тот, — я отнес его уже в вашу каюту.

Проходя мимо шлюпки, стоявшей на шлюпбалках на палубе, Марк протянул руку и незаметно просунул пакет под парусину, закрывавшую шлюпку, на ее носовую банку.

В каюте его уже ждал какой-то человек. Он был необычайно вежлив, любезен и ласков, явно — агент Скотланд-Ярда.

— Надеюсь, что я вас не обеспокою, мистер Линг, — сказал он, — но мои сослуживцы мне сказали, что они забыли осмотреть карманы вашего пальто.

Его сослуживцы ничего подобного ему не сказали. Марк, улыбаясь, покорился новому обыску.

В Остенде они прибыли рано утром, еще до рассвета, и в течение четырехчасового перехода по морю, Марк не терял времени даром. Он нашел пожилого пассажира, невыразимо страдавшего от морской болезни. Марк самым заботливым образом ухаживал за ним и тот с благодарностью принял его услуги по укладке и упаковке его мелких вещей.

Марк направился в таможню для досмотра, когда вновь был остановлен, на этот раз двумя бельгийскими сыщиками, которые отвели его в отдельную комнату таможни и опять тщательно обыскали.

Но пакет находился в это время в кармане пальто пожилого пассажира, страдавшего от морской болезни, и, усаживая через некоторое время этого джентльмена в кеб, Марк вынул свой пакет, так же незаметно, как и вложил его туда.

Оставив чемодан на хранение в пароходной конторе, он пошел пешком по набережной Остенде к маленькой гостинице в северной части набережной.

Он завернул за угол, как вдруг услышал:

— Руки вверх!

Из темноты выделился человек с лицом, прикрытым шарфом. В протянутой руке он держал браунинг.

— Возьми товар, Анни, — произнес человек, державший револьвер, и Марк увидел женщину. Она приблизилась к нему. Ее рука влезла в его карман и нащупала пакет…

Полина Эддеринг употребляла особые духи. Марку был хорошо знаком их запах. Он потянул носом, и у него прервалось дыхание от изумления.

— Мы с вами несколько знакомы, Линг, — сказал человек с браунингом, — вы только не знали, что именно меня надули однажды при перевозке одной партии товара за границу на три тысячи фунтов, когда я работал в Нью Кестле. Это куперовские бриллианты, которые сейчас у вас в кармане, мне тоже необходимо было отправить на континент, и я решил, что никто лучше вас этого не сделает.

В этот момент все трое внезапно были окружены как из-под земли выросшими, вооруженными людьми.

Марк услышал подавленное восклицание девушки и почувствовал, как пакет, наполовину вытащенный из его кармана, опять был туда всунут. Прежде, чем он успел от него освободиться, он услышал голос инспектора Рейтера:

— Кажется, нашли нечаянно чужую пряжку, а, Марк?

В Петонвилльской тюрьме Стэни Лемм болтал с одним из своих приятелей.

— Это он! Тот, которого только что сюда привезли! Его завтра переправят в Уормвудскую тюрьму… Ты слышал о Марке Линге? Замечательно ловкий парень!.. Знаешь, когда я его увидел с этой девушкой, я понял, что ему крышка! Я ведь имел дело с ее отцом, а она не уступит старику в ловкости… Марку дали семь лет… Следовало бы семьдесят!..