"Выигрыш" - читать интересную книгу автора (Грин Грэм)

3

Я сходил в отель и принес деньги, и мы, не откладывая в долгий ящик, сразу же записали наши условия заклада на листочке почтовой бумаги, и сиделка – она уже возвратилась с прогулки – вместе с барменом засвидетельствовали этот заклад. Он вступил в силу в девять часов вечера, срок оплаты – в то же самое время на следующий день: Второй пожелал, чтобы ни хорошие, ни плохие новости не мешали ему играть до обеда. Затем я все-таки заставил его угостить меня рюмочкой виски, хотя, наверняка, у Моисея, когда он добывал воду со скалы в Синае, было меньше забот, и я увидел, как сиделка покатила его кресло в зал для избранных. В сущности, через двадцать четыре часа я стану совладельцем «Ситры». Ни Друтер, ни Бликсон в бесконечной войне между собой не смогут сделать ни одного шага без согласия скромного помощника бухгалтера. Как-то странно становилось на душе от мысли, что ни один из них даже не подозревает, как резко переменится обстановка в руководстве фирмы: контроль над нею перейдет от друга Друтера к его врагу.

Бликсон скорее всего отдыхает в своем доме в Хэмпшире, штудирует задание на завтра, совершенствуя произношение иудейских имен в Библии, и не ощутит от этой неожиданной новости никакой радости. А Друтер? Друтер сейчас в открытом море, недоступный, – играет в бридж со светскими львами, не чувствуя опасности, нависшей над ним… Бликсон первым получит приятную новость: утром в понедельник я сообщу ее ему по телефону. Но, может, сделать это через моего непосредственного начальника – Арнольда? Нельзя допустить временного сговора между Друтером и Бликсоном против самозванца: я поручу Арнольду передать Бликсону, что с этого времени он может рассчитывать на мою твердую поддержку. Друтер даже знать ничего не будет о нашем соглашении, пока не свяжется с фирмой по телефону из какого-нибудь ближайшего порта. Но даже это я могу предотвратить: попрошу Арнольда хранить все в тайне до возвращения Друтера и, таким образом, с наслаждением сообщу ему обо всем лично.

Я вышел, чтобы рассказать Кэри об этих новостях, совершенно забыв о ее свидании: я представлял себе, каким будет ее лицо, когда я сообщу, что она жена человека, контролирующего «Ситру»… «Ты презирала мою систему, – хотел сказать я ей, – ты ненавидела те дни, что я провел в казино, но никакой вульгарной причины тут не было – я добивался не денег». Но я совершенно забыл, что до сегодняшнего вечера у меня не было никаких других мотивов, кроме денег.

Но, конечно же, Кэри я нигде не нашел. «Мадам вышла с джентльменом», – об этом портье мог бы и не говорить, потому что я сам вспомнил о свидании в простом студенческом кафе. Было и в моей жизни время, когда я без особенных хлопот находил себе женщину. Я возвратился в казино, чтобы выполнить данное жене обещание. Но возле моей красавицы уже пристроился какой-то мужчина: их пальцы перебирали общие фишки, и вскоре я понял, что одиноких женщин, посещающих казино, не очень интересуют мужчины. Шарик рулетки, а не постель, – вот основная их цель…

Я наблюдал, как Птичье Гнездо крутится вокруг столов, совершая внезапные наскоки то на один, то на другой, когда ее не видит крупье. Техника у нее была отменная: если какая-нибудь кучка фишек делалась достаточно большой, она накрывала ладошкой одну фишку и одаривала ее обладателя нежным взглядом, будто хотела сказать: «Вы такой щедрый человек, а за такой незначительный подарок я целиком и полностью в вашей власти». Она настолько была уверена в своей привлекательности, что никто не осмеливался разоблачить ее мошенничество. В этот вечер в ушах ее были длинные янтарные серьги, а лиловое вечернее платье подчеркивало лучшую часть ее фигуры – плечи. Плечи у нее действительно были роскошные – широкие, и в них чувствовалось что-то животное. Но все впечатление портило ее лицо, возникавшее неожиданно, как при вспышке света, и сразу же бросались в глаза неубранные волосы, в которых запутались серьги (уверен, она сама считала, что эти неаккуратные пряди и пучки волос были «шикарными локонами»), нелепая усмешка. Глядя на нее, я понял: вот нужная мне женщина. Я должен был отобедать с женщиной, которая согласится разделить со мной компанию. Когда она в очередной раз увильнула от слуги со скоростью пантеры и с легким звоном, шедшим от ее сумочки, где, по-моему, она держала стофранковые фишки, я дотронулся до ее руки.

– Уважаемая леди, – начал я.

Это напыщенное обращение удивило меня самого: ощущение было такое, будто кто-то другой, а не сам я вложил его в мои уста, и казалось, оно – из тех же старомодных времен, что и ее лиловое платье и плечи.

– Уважаемая леди, – повторил я с еще большим удивлением (мне показалось, что у меня над губой вырастают небольшие седые усики), – надеюсь, вы простите незнакомцу, дерзнувшему…

Она, наверное, всегда испытывала страх перед слугами, так как ее инстинктивно жалкая, просящая усмешка преобразилась вдруг в широкую улыбку, озарившую все ее лицо…

– О, какой же вы незнакомец! – воскликнула она, и я обрадовался, что она англичанка и мне не придется целый вечер разговаривать на ломаном французском языке. – Я была свидетельницей вашей огромной удачи!

Замечу, что от этой удачи она имела определенную корысть.

– Я хотел бы спросить у вас, уважаемая леди, – снова вырвалось из моих уст необычное обращение, – не окажете ли вы мне честь отобедать со мной. У меня здесь нет никого, с кем бы я мог отпраздновать свою удачу.

– О чем речь, полковник, это доставит мне величайшую радость.

Тут уж я действительно тронул рукой свои губы, чтобы убедиться, что усиков там еще нет. Казалось, мы с ней разучивали роли в какой-то пьесе. Я заметил, что она направилась в ресторан зала для избранных, но мне совсем не хотелось обедать с таким страшилищем в казино. Я сказал:

– Мне кажется… может быть, нам стоит глотнуть немного свежего воздуха такой чудесный вечер, после духоты этих комнат приятно пройтись немного по улице, найти какое-нибудь укромное местечко для избранных…

Я предложил бы ей какую-нибудь отдельную комнату, если бы не опасался, что она могла бы неправильно истолковать и поощрить мои намерения.

– Ничего не принесло бы мне большего наслаждения, полковник.

Мы выскользнули (другое слово подыскать тяжело) на улицу, и я молил Бога, чтобы Кэри с ее молодым человеком сидела уже в своем дешевом кафе, – было бы просто ужасно, если бы она увидела меня в такой момент. Вокруг этой женщины витало нечто нереальное. Мне уже казалось, что к седым усикам у меня теперь прибавились складной оперный котелок и пунцовый плащ в полоску. Я сказал:

– Как вы считаете, не взять ли нам конный кэб? Такая приятная благоуханная ночь…

– Пьяная, полковник?

– Благоуханная, – поправил я, но не был уверен, что она поняла.

Когда мы устроились в кэбе, я обратился к ней за помощью:

– Действительно, я ничего здесь не знаю. В ресторанах я обедаю редко. Сможем ли мы найти что-нибудь такое, где спокойно и тихо… какое-нибудь местечко для избранных?

Я мечтал, чтобы это место было недоступное, чтобы туда вообще никто не мог попасть, кроме нас двоих, – тогда бы я не чувствовал себя так неловко.

– Тут есть небольшой ресторанчик, скорее клуб, очень изысканный. Он называется «Орфей». Но, боюсь, полковник, там довольно дорого.

– Это не имеет значения – деньги для меня ничто.

Я назвал ресторан извозчику и откинулся на сиденье. Она сидела прямо как стрела, и я мог спрятаться за ней.

– Когда вы последний раз бывали в Челтенхэме? – спросил я.

Дьявол вертелся вокруг нас в ту ночь. Что бы я ни сказал, каждая реплика в той пьесе, роль в которой мне было суждено играть экспромтом, была предусмотрена:

– Родной Челтенхэм… – ответила она. – А как вы догадались?

– Ну, понимаете, красивая женщина всегда бросается в глаза.

– А вы там жили?

– В одном из тех красивых домов на Куинз Парейд.

– Мы были с вами, видимо, близкими соседями.

Я почувствовал, что ее массивное лиловое бедро пододвинулось ко мне немного ближе – видимо, она хотела подчеркнуть только что упомянутую близость. Я обрадовался, что кэб остановился: мы проехали от казино шагов двести, не более.

– Немного чванливо, а? – спросил я, уставившись на освещенный барельеф головы над входом. – Он напоминал огромную картофелину. Мы должны были прокладывать себе дорогу через обрезки хлопчатобумажной материи, которая, думается мне, имитировала легкую прозрачную ткань. Маленький зал был сплошь обвешан фотографиями писателей, актеров и кинозвезд. Мы также вынуждены были поставить свои автографы в книге почетных гостей и, таким образом, стали пожизненными членами этого клуба. Я подписался: «Роберт Деваро». Я чувствовал, как она навалилась на мои плечи, искоса подглядывая, как я расписываюсь.

Ресторан был переполнен и довольно ярко освещен круглыми стеклянными абажурами. Вокруг было много зеркал, которые, видимо, были закуплены при распродаже какого-то старинного ресторана, так как были украшены старомодными рекламными надписями вроде: «Баранина отбивная».

– На открытии этого ресторана был сам Кокто, – сказала она.

– А кто это?

– Ах, полковник, – пожурила она, – вы надо мной смеетесь!

Я ответил:

– Вы знаете, жизнь, которую мне приходится вести, не оставляет много времени для чтения…

И вдруг, как раз под рекламой «баранины отбивной», я увидел Кэри – она внимательно всматривалась в меня.

– Как я завидую людям, ведущим бурную жизнь, полную приключений и опасностей, – воскликнула моя спутница и положила сумочку – со звоном – на стол.

Все ее птичье гнездо всколыхнулось, а серьги задрожали, когда она, повернувшись ко мне, доверительно сообщила:

– Расскажите, полковник, о себе. Я так люблю… просто обожаю… слушать, как настоящие мужчины вспоминают эпизоды из своей бурной жизни.

Глаза Кэри в зеркале стали огромными, а ее челюсть немного отвисла, будто бы она онемела на середине фразы.

– О, понимаете, мне нечего особенно вспоминать.

– Мужчины такие скромные в отличие от нас, женщин. Если бы у меня были какие-нибудь необычайные приключения, которыми я могла бы гордиться, я бы при каждом удобном случае рассказывала о них. Челтенхэм, конечно же, казался вам слишком тихим местом.

Я услышал, как за соседним столиком звякнула ложка, и неуверенно пробормотал:

– О, мне нравится тихая и спокойная жизнь. Что вы будете есть?

– У меня такой совсем маленький аппетитик, полковник. Разве что лангуст «Термидор»…

– И бутылочку доброго винца? – я чуть не откусил себе язык, но ужасные слова были уже произнесены.

Я хотел обернуться к Кэри и сказать: «Это не я говорю. Это совсем не мои слова. Это слова моего персонажа. Виновен автор пьесы, а не я».

Незнакомый голос произнес:

– Я горячо тебя люблю. Я люблю все, что ты делаешь, как ты разговариваешь, как ты молчишь. Жаль, что я не знаю хорошо английского языка, чтобы высказать тебе…

Я медленно повернулся в сторону и бросил взгляд на Кэри. Никогда – кроме момента, когда я впервые поцеловал ее, – не видел, чтобы она так покраснела.

Птичье Гнездо сказала:

– Какие же они молоденькие и какие романтичные, правда? Я всегда считала, что англичане очень сдержанные люди. Именно это делает наше свидание таким неожиданным. Полчаса назад мы даже не слышали ничего друг о друге, а теперь вот сидим вместе за столом за бутылочкой доброго винца, как вы только что выразились. Как мне нравятся эти колоритные выражения настоящих мужчин! Вы женаты, полковник?

– Ну, в некотором смысле…

– Что вы имеете в виду?

– В некотором смысле мы разведены.

– Как грустно. И я также потеряла мужа – он умер. Возможно, это не так грустно.

Голос, который я начал уже ненавидеть, произнес:

– Твой муж не заслуживает того, чтобы ты сохраняла ему верность. Покинуть тебя одну на целую ночь ради игры в рулетку…

– Сегодня вечером он не в казино, – сказала Кэри и добавила сдавленным голосом:

– Он сейчас в Каннах ужинает с молодой, красивой и умной вдовой.

– Не плачь, дорогая.

– Я не плачу, Филипп, я… я… я смеюсь. Если бы только он мог меня видеть…

– Он наверняка пришел бы в ярость от ревности. А ты ревнивая?

– Так трогательно, – заметила Птичье Гнездо, – Тяжело удержаться, чтобы не слушать. Кажется, целая жизнь проходит перед глазами…

Вся эта сцена, по-моему, выглядела до отвращения однообразно.

– Женщины такие доверчивые, – сказал я, специально повысив голос. – Все началось с того, что моя жена начала ухаживать за молодым человеком, потому что он выглядел голодным. Верно, он и был голоден. Он обычно ходил с ней по дорогим ресторанам, как этот, и заставлял ее платить. Вы знаете, сколько содрали с нас за лангусты «Термидор»? Это блюдо такое дорогое, что в меню даже не проставлена цена. Простое, дешевое студенческое кафе.

– Я ничего не понимаю, полковник. Что-нибудь вас расстроило?

– А возьмите вино. Разве, по-вашему, я должен тянуть из себя жилы, чтобы он пил это вино за мой счет?

– Вы ведете себя непристойно.

Кто-то поставил бокал на стол с такой силой, что он разбился. Ненавистный голос сказал:

– Дорогая, это хорошая примета. Видишь – я вылил чуточку вина тебе за ушки и на макушку… Ты думаешь, твой муж переспит с той красивой леди в Каннах?

– Спать – это все, на что он пригоден.

Я вскочил на ноги и закричал на нее:

– Не могу больше выдерживать всего этого нахальства. Как ты смеешь такое говорить?

– Филипп, – сказала Кэри, – уйдем.

Она оставила на столе несколько банкнот и повела его за собою. Он был слишком удивлен, чтобы сопротивляться.

Птичье Гнездо сказала:

– Они действительно вели себя не очень хорошо, зашли слишком далеко, правда? Такие вещи говорить при всех, вслух! Мне нравится ваше старомодное рыцарское поведение, полковник. Пусть это послужит им наукой.

Чтобы съесть земляничное мороженое и лангусты «Термидор», ей понадобился почти час. За это время она рассказала мне всю историю своей жизни. Начала с младенчества в старом доме приходского пастора в Кенте – это было за лангустом – и закончила своей горькой вдовьей долей в Челтенхэме – за мороженым. В Монте-Карло она остановилась в небольшом пансионе, потому что он был «для избранных», и, на мой взгляд, ее махинации в казино помогали ей оплачивать свое проживание.

В конце концов я избавился от нее и пошел домой. Я боялся, что не найду там Кэри. Но она сидела на кровати, уставившись в один из тех доходчивых самоучителей французского языка, которые читаются, как увлекательные романы.

Когда я открыл дверь, она глянула поверх книги и сказала:

– Входите, мой полковник.

– Зачем тебе это нужно? – спросил я.

– Я стараюсь немного усовершенствовать свой французский язык.

– Зачем?

– Возможно, вскоре я буду жить во Франции.

– А-а! С кем же? С тем голодным студентом?

– Филипп сделал мне предложение.

– После такого роскошного ужина, какой ты ему закатила сегодня, он, по-моему, просто обязан был сделать это.

– Я предупредила его, что есть одна преграда.

– Вероятно, ты имела в виду свой плохой французский язык.

– Нет, я имела в виду тебя.

Внезапно она расплакалась, спрятав голову под самоучителем, чтобы я не мог видеть ее лица. Я сел на кровать и положил руку ей на бедро; я чувствовал себя утомленным, чувствовал, что мы слишком отошли друг от друга, от того небольшого бара за углом, чувствовал, что мы давно уже женаты… Но успокоить ее не удалось – мне всегда мешали мои руки.

– Поедем домой, – предложил я.

– Не дождавшись мистера Друтера?

– А почему мы должны его ждать? Фактически мистер Друтер находится в моих руках.

Я не собирался ничего ей рассказывать, но все получилось как-то само собой. Она подняла голову от своего учебника и перестала плакать. Я сказал ей, что когда вволю натешусь ролью босса Друтера, то продам свой пакет акций Бликсону с выгодой для себя и, таким образом, окончательно расправлюсь с Друтером.

– И мы будем жить в комфорте и достатке, – закончил я.

– Без меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Милый, у меня сейчас нет никакой истерики, и я совсем не злюсь на тебя. Я говорю совершенно серьезно. Я не выйду замуж за богатого человека. Я вышла замуж за человека, с которым встречалась в баре «Волонтер», за того, кто любил холодные сосиски и ездил автобусом, так как на такси ему было слишком дорого. Жизнь у него была незавидная. Он женился на стерве, которая сбежала от него. Я хотела… очень хотела… принести ему радость. Теперь я вдруг просыпаюсь в постели с человеком, который может купить себе наслаждения, какие только пожелает, и который мечтает уничтожить человека, пожилого человека, который оказал ему добрую услугу. Что из того, если Друтер просто забыл о том, что пригласил тебя сюда? В то время он действительно хотел этого. Он посмотрел на тебя, и ему показалось, что ты устал, и ты ему понравился – просто так, без всякой причины, так, как я любила тебя, когда мы встречались в баре «Волонтер». Так, как это обычно заведено между людьми. Человеческая природа не подчиняется никаким системам, как твоя рулетка.

– Моя система не нанесла тебе никакого вреда.

– О, нет, она принесла мне много вреда. Она уничтожила меня. Я жила для тебя, а теперь я тебя теряю.

– Неправда, никого ты не теряешь. Вот он – я, тут, перед тобой.

– Когда я вернусь домой и пойду в бар «Волонтер» – тебя уже там не будет.

Когда я буду ожидать на остановке девятнадцатый автобус, тебя там также не будет. Тебя не будет нигде, где бы я смогла тебя найти. Ты будешь ездить на автомобиле в свой роскошный дом в Хэмпшире, как сэр Уолтер Бликсон. Милый, ты был слишком счастливый, но ты выиграл много денег, и я тебя больше не люблю.

Я пошутил над ней, но в шутках моих не было уже никакой сердечности.

– По-моему, ты любишь только бедных людей.

– А разве это не лучше, чем любить только богатых? Милый, я лягу спать на диване в гостиной.

Теперь у нас снова были гостиная и отдельная комната для меня, так же, как и вначале.

– Не волнуйся. У меня есть постель, – сказал я и вышел на балкон. Была такая же ночь, как и та, когда мы впервые поругались, но на этот раз она на балкон не вышла и мы с ней не ссорились. Я хотел постучать в ее дверь и сказать что-нибудь, но не нашел нужных слов. Все мои слова, казалось, звенели в пустоте, как фишки в сумочке Птичьего Гнезда.