"Развлекающие толпу" - читать интересную книгу автора (Роджерс Розмари)

Глава 1

Анна сидела у огромного окна и смотрела в сад. Огонь в камине догорал, и последние языки пламени бросали причудливые отсветы на оклеенные обоями стены. За окном бушевала вьюга – заносила дороги, наметала сугробы, ветер грозил оборвать провода.

«Какой же там, наверное, холод», – подумала Анна и невольно вздрогнула. Но этот лютый холод не имел ничего общего с тем ледяным безучастием и апатией, которые она носила в себе.

Холод и бесчувствие – разве это не одно и то же? Черт побери! Почему бы ей наконец не назвать вещи своими именами и не покончить с этим? «Фригидность» – она употребляла это слово применительно к себе задолго до того, как Крег решился произнести его вслух. Поначалу он был терпелив с ней и лишь поддразнивал, называя «маленькой снежной королевой». Тогда Крег считал, что причина ее холодности в отсутствии опыта – он был у нее первым, и поэтому прилагал максимум усилий, чтобы «расшевелить ее», «сделать менее закрепощенной».

Поначалу и Анна пыталась помочь ему в этом, пробуя различные средства, но тщетно. После алкоголя у нее кружилась голова и тошнило, а фильмы категории «X», на которые ее водил Крег и от которых были в восторге его друзья, вызывали лишь отвращение и еще большую скованность.

«Анна! Что с тобой происходит? Разве я делаю что-нибудь не так? В конце концов, я же твой муж, черт побери! Так почему же ты каменеешь всякий раз, как только я к тебе прикасаюсь?»

Этого Анна не знала, она сама не могла понять, что с ней. Срабатывал некий инстинкт, о котором ничего не говорилось в тех руководствах для вступающих в брак, которые она покорно штудировала. Может быть, причиной тому было нежелание допускать кого бы то ни было в свой внутренний мир, а может быть, периодически повторяющийся ночной кошмар, который преследовал ее с детства и который она про себя называла просто Сном.

Из-за этого Сна она боялась океана, даже полет над ним был для нее тягостным испытанием. А с течением времени Крег, со своими требованиями и претензиями, стал напоминать Анне готовый поглотить ее океан. Она, конечно, никогда не говорила об этом. Зачем? В конце концов, всегда можно извиниться и, сославшись на приснившийся кошмар, повернуться на другой бок.

Бедный Крег. Теперь, когда он был далеко, можно позволить себе ему посочувствовать. В конце концов, он сделал все от него зависящее, и не его вина в том, что какое-то странное чувство не позволяло ей никого подпускать слишком близко, не давало раскрыться. Она боялась, что, раз сделав это, уже никогда не сможет стать самой собой. Внутренний мир. Укромное место, где всегда можно спрятаться. Убежище.

Анна научилась ревниво оберегать его. Несмотря на все расспросы Крега и попытки сближения, она упорно не хотела расстаться с тем, что он называл ее ледяным панцирем.

«Как я могу понять тебя, если ты сама этого не желаешь? Анна, мы же оба видим, что так больше продолжаться не может! Ты даже не хочешь поближе познакомиться с моими друзьями. Мелисса Мередит пригласила тебя принять участие в обедах, которые она с другими женщинами устраивает раз в неделю, и ты не нашла ничего лучшего, как отказаться под каким-то нелепым предлогом! Черт побери, Анна, должны же они были научить тебя в этой дурацкой школе чему-нибудь, кроме этикета, манер и парочки иностранных языков!»

Наверное, именно эти слова спровоцировали непростительную вспышку гнева с ее стороны. «Мне до смерти надоели твои друзья! А их жены еще больше, – Анна уже не контролировала себя. – Ты прекрасно знаешь, что я понятия не имею, о чем можно с ними говорить. Я ничего не понимаю в политике и не в курсе последних скандалов на Капитолии. Более того, я и не желаю ничего об этом знать. Ты всегда говоришь мне, что я должна делать, вплоть до того, как причесываться и что на себя надевать. В этом окружении я чувствую себя дурой и невеждой, хотя отнюдь не я должна испытывать такие ощущения. Эти люди понятия не имеют о том, что лежит за пределами их крошечного мирка! И им на это абсолютно наплевать! Может быть, я еще не научилась как следует притворяться…»

Красивое узкое лицо Крега исказилось от злости, и, ухватившись за последнюю фразу, он выплеснул накопившуюся горечь: «Значит, ты еще не научилась как следует притворяться? Теперь, когда ты закончила смешивать с грязью моих друзей, я полагаю, что это камень в мой огород? Ну что ж! Клянусь Богом, ты совершенно права! Ты действительно не умеешь притворяться! И не хочешь попробовать, правда? Даже в постели, где ты просто лежишь, как кусок мрамора. Тебе и в голову не приходит доставить мне удовольствие. Лучше бы я женился на шлюхе, чем на ледяной статуе!»

«Почему бы тогда тебе не пойти и не поискать себе шлюху, если возникает такое желание? Насколько я знаю, на Капитолии нет недостатка в девочках по вызову. Совсем недавно твоя подруга Мелисса Мередит как раз делилась со своей свитой, к которой, как я понимаю, ты хочешь меня приобщить, последними сплетнями: кто из конгрессменов предпочитает проституток, чьи жены имеют любовников…»

Буря за окном затихала. Последние отчаянные порывы ветра завывали в каминных трубах и крутили снежные вихри вокруг дома. Анна поудобнее устроилась в кресле, подобрав под себя босые ноги, и углубилась в свое недавнее прошлое.

Ссора получилась безобразной. Анна не смолчала и высказала Крегу все, что думает по поводу их совместной жизни: что она не создана для того, чтобы быть женой политика, что она не имеет необходимых для этого познаний и не желает их приобретать, что она не хочет стать похожей на Мелиссу Мередит, которая, несомненно, будет замечательной Первой Леди.

«А чего, собственно, ты хочешь, Анна? Чем ты, черт побери, занимаешься целыми днями, пока я на службе?»

«Я… Я читаю… Хожу в музеи, на выставки, иногда смотрю старые фильмы. Мне нужно узнать очень многие вещи, которым не учили в тех школах, куда меня посылал отец. Чего я хочу? Наверное, Крег, прежде всего, я хочу лучше узнать себя, узнать настоящую жизнь, настоящую свободу. Мне надоело жить внутри аккуратно запаянного целлофанового пакета. Мне уже двадцать один, и все эти годы я провела в школах, где учили всему, кроме жизни».

«Но теперь ты уже не школьница. Ты вышла замуж», – Крег очень осторожно подбирал слова, но Анна зашла слишком далеко, чтобы обращать на это внимание.

«Быть за тобой замужем – это все равно что снова оказаться в школе. Ты же все время поучаешь меня, пытаешься сделать из меня идеальную миссис Крег Гайятт, созданную твоим воображением. А я хочу, хотя бы для разнообразия, быть Анной Мэллори Риардон. Оставаться самой собой, личностью, понимаешь?»

Неужели это она говорила? Точнее, не говорила, а выкрикивала в ошарашенное лицо Крега? Неудивительно, что вскоре его изумление сменилось отвращением, а затем и совершенно невыносимым выражением бесконечного терпения. Под этим взглядом Анна действительно почувствовала себя всего лишь упрямым и строптивым ребенком, каким она и была в глазах Крега.

После этого в течение полугода она занималась с психоаналитиком. Это была идея Крега, который не оставлял надежды сохранить брак. Самое смешное заключалось в том, что именно доктор Холдейн, который был призван «вылечить» ее и заставить «взяться за ум», сыграл решающую роль в их окончательном разрыве.

Дай Бог здоровья доктору Холдейну, который помог ей увидеть вещи в их истинном свете! Поначалу Анна неохотно шла на контакт – была осторожна и недоверчива, – но затем поняла, что единственной целью доктора было действительно помочь ей. Вскоре они уже встречались не один, а три раза в неделю.

«Беда в том, Анна, что ты никогда не принимала самостоятельных решений. Всегда находился кто-то, решавший за тебя. Но когда-нибудь это должно кончиться, тебе давно пора стать независимой. Не хочу утверждать, что этот процесс будет безболезненным, но ведь на ошибках учатся, правда? Одними размышлениями ты ничего не добьешься – необходимо действовать».

Может быть, слова доктора подействовали так сильно потому, что лишь подтвердили ее собственные мысли. Анна чувствовала себя ходячим анахронизмом. Иметь меньше опыта, чем шестнадцатилетняя школьница! До замужества она ни разу не была предоставлена самой себе, никогда не была на футболе или на танцах, не знала, что такое свидание! Теперь у нее начался синдром «Путника» – этот старый фильм Бетти Дейвис Анна посмотрела во время одной из вылазок в город. Наверное, именно тогда ей впервые пришла в голову мысль о самостоятельной поездке в Европу. В последний раз она была там вскоре после окончания швейцарской школы. Но тогда рядом были родители Крега – друзья ее отца. Они забрали Анну из школы и увезли в кругосветное путешествие. С ними был и Крег – красивый, взрослый, искушенный. Его внимание льстило, и она тотчас же влюбилась. Было так приятно чувствовать его заботу, уважение. Нежный сдержанный поцелуй, легкое пожатие руки – но не более того. Крег был подающим надежды молодым адвокатом с определенными видами на политическую карьеру. Тогда это представлялось таким волнующим и заманчивым. Анна мечтала о квартире в Вашингтоне, об интересных людях, с которыми ей предстояло познакомиться. Но нес оказалось гораздо скучнее и прозаичнее. И Крег в том числе…

Она нее время пыталась отогнать от себя эту крамольную мысль – ведь так хорошо было рядом с Крегом во время путешествия… Теперь же Анна чувствовала, что живет с незнакомцем. Их физическая близость превратилась для нее в обязательную, немного неприятную процедуру, которая не будила никаких чувств, кроме легкого отвращения и твердой решимости исполнить свой супружеский долг. Не было ни звона колоколов, ни волшебства. Превращение в женщину не состоялось.

Доктор Холдейн вызывал у нее все большее доверие, и она смогла наконец откровенно поговорить с ним и об этой стороне своего брака. «Я прочитала необъятное количество всевозможной литературы! Я прекрасно знаю, что не следует каждый раз ожидать грандиозного оргазма. Да и Крег все делал как надо. Я хочу сказать, что он был терпеливым, нежным… и старался…»

«Может быть, он слишком старался. А может быть, ты просто не любишь его?»

Этот вопрос застал Анну врасплох. «Не люблю? Но ведь само понятие «любовь» так устарело, что невозможно воспринимать это слово всерьез! Мне казалось, что я влюблена в Крега, хотя, конечно, этого просто не могло быть. Видите, я опять противоречу сама себе! Но разве любовь – это не самовнушение, не искусственно вызываемое чувство эйфории? Конечно, эффект может усиливаться романтической обстановкой или элементарным физическим желанием, которое иногда возникает между двумя людьми. Однако все это недолговечно. Мне казалось, что в наше время гораздо важнее чувство товарищества между мужем и женой – общие интересы, общие цели».

«Анна, милая, ты сейчас напоминаешь примерную девочку, которая хорошо выучила домашнее задание, – хотя доктор Холдейн не улыбался, его глаза смеялись.

Он нетерпеливо отмахнулся от Анны, которая собиралась его перебить, и продолжал: – Ты думаешь, мне никогда не приходило в голову то, о чем ты сейчас говорила? Но ведь мы живем в век эмансипации. И женщина оставляет за собой право на поиск нового партнера, если у нее возникает такая необходимость. А почему бы и нет? Ты никогда не думала о том, чтобы завести любовника?»

Крег хотел быть ее любовником. Но он также хотел, чтобы Анна была зависима от него… Может, все еще впереди. Просто Крег оказался не тем человеком, который был ей нужен. Вот почему она ушла от него и приехала сюда, в Дипвуд, в дом отца, которому собиралась сообщить о предстоящем разводе и о своем намерении уехать в Европу. У нее были вполне достаточные собственные средства – деньги, доставшиеся по наследству от отца матери. Свобода! Ее даже забавляло, что о разговоре с отцом пришлось договариваться в официальном порядке. Она позвонила ему в офис и попросила о встрече. В бесстрастном голосе человека на другом конце провода явственно слышалось недовольство тем, что его отрывают от неотложных дел. Но Анна была настойчива и в конце концов добилась аудиенции: отец пообещал приехать домой к концу недели. Его голос был таким же далеким и чужим, как и он сам во время их крайне редких встреч…

В конечном счете, Анне было абсолютно безразлично, как отец отреагирует на ее слова. Все, чего она добивалась, – это увидеть его, сообщить о своих планах и стать наконец свободной.

Тишина, внезапно наступившая после завываний вьюги, убаюкивала, и Анна заснула прямо в кресле. Разбудил ее яркий солнечный свет. Воздух был абсолютно спокоен – ни намека на бушевавшую ночью бурю. Голые ветви деревьев казались выгравированными на фоне ярко-голубого неба. В комнате еще ощущался слабый запах дыма, оставшийся с ночи, а снаружи все сияло свежестью и первозданной чистотой. Анна вдруг почувствовала непреодолимую потребность оказаться там, на улице, вдыхать ясный морозный воздух, чувствовать, как щеки румянятся от холода.

В доме отца царил идеальный порядок. Здесь был даже небольшой автономный генератор на случай отключения электричества. А миссис Прикнесс, пожилая экономка, со знанием дела руководила целым штатом слуг. В комнате было очень тепло, а в ванной ее ждала горячая вода и пушистые, мягкие полотенца.

Анна быстро приняла душ и натянула на себя поношенные брюки, мешковатый свитер и лыжную куртку. Крег был далеко, и замечания делать было некому. Наконец-то можно не краситься и не заботиться о прическе – только пройтись разок расческой и повязать шарф, чтобы не мерзли уши. С ее роскошными длинными и пушистыми, как у ребенка, волосами можно было себе это позволить.

Надевая меховые перчатки, Анна мельком взглянула в зеркало. Лицо было слишком бледным – и неудивительно: она мало бывала на солнце. Темные круги делали синие глаза еще больше. Платиновые волосы были прямыми и ровными. Сморщив нос, Анна скорчила забавную рожицу. Как здорово быть самой собой. Крег всегда требовал, чтобы она выглядела, как фотомодель: прическа, косметика и соответствующий туалет, причем постоянно. Но сейчас некому делать замечания, некому читать мораль.

На улице уже поднялся легкий ветерок. Миллионы солнечных искорок сверкали на сугробах – Анна зажмурилась и вспомнила, что не взяла темные очки. Впрочем, это не имело никакого значения – сейчас хотелось лишь вдыхать свежий морозный воздух и как можно скорее оказаться за огромными воротами, которые делали Дипвуд похожим на тюрьму.

Как только тяжелые створки захлопнулись за ее спиной, сердце забилось чаще. Господи, как чудесно быть свободной. Как там любят писать на плакатах? «С этого дня у вас начинается новая жизнь». Анна чувствовала себя именно так. Воспоминания вчерашнего вечера как бы поставили точку, и теперь она открывала новую страницу.

Она брела совершенно бесцельно. Хорошо было просто спускаться вниз по холму и идти, идти, пока не надоест. Хорошо было не чувствовать над собой привычной опеки. Сегодня все было по-другому, во всем ощущался символический смысл обретенной независимости. Анна шла размашистым шагом, чувствуя, как мышцы длинных ног напрягаются, приветствуя неожиданную свободу. Она даже не заметила, как оказалась на окраине, – просто доверилась узкой извилистой тропинке, идущей вдоль каменной стены.

Ветер играл концом афиши, небрежно прилепленной к стене. Анна почти прошла мимо, как вдруг ее остановило имя, набранное большими буквами.

Мисс Кэрол Кокран в добродвейском премьерном показе…

Анне стало любопытно, и она разгладила афишу, чтобы прочитать до конца. Пьеса называлась «Дурная кровь». Смутно вспомнилась какая-то журнальная статья, которая попалась ей на глаза в приемной доктора Холдейна. Новая роль Кэрол всегда становилась событием. К тому же эта пьеса была написана одним из самых многообещающих молодых драматургов, поговаривали даже об экранизации.

Остальные имена в афише также показались ей знакомыми. Одно из них было набрано почти такими же большими буквами, как и имя Кэрол: Уэбб Карнаган. Анна была уверена, что уже слышала о нем раньше, но остановило ее именно имя Кэрол, вызвав чувство легкой ностальгии.

Школа. Та, в которой она училась перед швейцарской, унылая, скучная и очень правильная. Но вот появилась Кэрол, и ее яркая, непокорная красота, чудовищная грамматика и нецензурные комментарии по поводу окружающих сразу поставили все с ног на голову.

Наверное, они сдружились именно потому, что были такими разными: Кэрол была борцом, Анна – тихим, задумчивым наблюдателем. И хотя она служила лишь прикрытием для бесконечных проделок подруги, в ее жизнь вошел острый дух приключений. Кэрол проучилась в их школе всего лишь год, но Анна хорошо помнила ее.

«До свидания, лапочка. Писать не обещаю, потому что терпеть этого не могу. Да ты сама прекрасно знаешь, что я никогда не пишу писем! Но однажды, когда я стану богатой и знаменитой, мы обязательно встретимся опять. Поговорим о старых добрых временах…»

У Анны до сих пор стоял перед глазами образ Кэрол, сидящей на чемоданах в ожидании отчима, который должен был ее забрать. Она сидела, жмурясь на солнце; взгляд был решительным, улыбка – широкой и сияющей. На следующий день они с отчимом уезжали в Европу. «Европа! Ты только вдумайся в это слово! Для проститутки высокого класса моя матушка совсем неплохо устроилась. – Увидев выражение лица Анны, Кэрол расхохоталась и продолжала: – Черт подери, малышка! Разве я не учила тебя называть вещи своими именами? Ну а что касается меня, то я собираюсь устроиться еще лучше».

За прошедшие годы Кэрол, как и обещала, стала богатой и знаменитой, но Анна никогда не пыталась разыскать ее. Крег не одобрил бы такого знакомства: Кэрол славилась своими вызывающими выходками и бесчисленными браками. Да и сама Анна была слишком занята своей собственной жизнью, своими личными проблемами.

Но ведь сегодня не имело никакого значения, одобрил бы это Крег или нет. Наконец-то можно было отбросить всякую мысль о нем.

Наверное, именно в это время в старом театре в центре города проходит репетиция. И она может пройти через боковую дверь и увидеть Кэрол. Было бы так здорово посмотреть на нее во время репетиции – и не чего-нибудь, а бродвейской пьесы.

Засунув руки в карманы куртки, Анна продолжала свой путь, но теперь этот путь был целенаправленным.