"Вдовы" - читать интересную книгу автора (Макбейн Эд)Глава 4— Ух, эта женщина меня ужасно возбудила! — сказал Браун. Покачав головой, он положил письмо в стопку, обвязанную резинкой. Он сидел рядом с Кареллой в одной из полицейских машин без опознавательных знаков. «Плимут»-седан трехлетней давности с кашляющим изношенным кондиционером. По дороге к квартире Шумахера оба полицейских буквально изнемогали от жары. Утром им потребовалось целых полтора часа, чтобы получить ордер на осмотр банковского сейфа-депозита убитого, и еще полчаса, чтобы добраться до самого банка, который находился, к счастью, неподалеку от конторы Шумахера на Джаспер-стрит. В сейфе оказались только письма и два авиабилета первого класса в Милан: один на имя самого Шумахера, другой — на имя Сьюзен Брауэр. Всего было семнадцать писем, на пять меньше, чем написал сам Шумахер. То, что читал по дороге Браун, датировано тремя днями позже, чем первое письмо Шумахера, и, но всей видимости, это был ответ на него. Так же как и его письма, эти тоже не были подписаны. Каждое — аккуратно отпечатано на машинке и начиналось одним и тем же приветствием и заканчивалось одинаково: «Бай!» Словно жизнерадостная девица затеяла переписку с приятелем, которого встретила в летнем лагере. «Ничего себе девчушка», — подумал Браун. — Ты думаешь, он охладевал? Терял интерес? — спросил Браун. — Извини, не понял, — отозвался Карелла. Мыслями он был далеко. Он никак не мог стряхнуть с себя воспоминания о матери там, в пекарне, как она копошилась, пытаясь прикоснуться к вещам его отца. — Понимаешь, — стал развивать свою мысль Браун, — он встретился с ней на Новый год, но только в июне настаивает на том, чтобы она писала ему эти зажигательные письма. Похоже на то, что начал терять к ней интерес. — Тогда почему он собирался взять ее в Европу? — А может, письма сделали свое дело, — предположил Браун, помолчав. — То есть его опять возбудили. Ты когда-нибудь писал такие письма? — Нет. А ты? — Тоже нет. Да я бы, наверное, и не сумел. Они подъезжали к квартире на Селби-Плэйс. Карелла поискал место для парковки, но оно нашлось только в запрещенном месте. Тем не менее он запарковался там и опустил затонированное оконное крылышко, где было написано: «Полиция». Казалось, снаружи было прохладнее, чем в машине. Легкий бриз овевал улицу, обсаженную деревьями. Представившись привратнику, они поднялись в лифте на шестой этаж. Их изыскания сводились к следующему: Артур Шумахер и Сьюзен Брауэр вели интимную переписку и планировали совместную поездку в Италию в конце месяца. Но вот то, чего они не знали, — так в курсе ли всего этого Маргарет Шумахер. Поэтому они и приехали, чтобы дополнительно ее допросить. Потому что, если она знала... — Входите, — сказана она. — Удалось вам что-нибудь найти? Выглядела она весьма неважно: озабоченная, изможденная. Только вчера похоронила мужа. Поэтому детективам надо было вести себя очень и очень тактично. Им не хотелось посвящать ее во все детали, и в то же время не будете же вы удить рыбу без того, чтобы время от времени не подергивать крючок с приманкой. Карелла сказал ей, что теперь они исследовали возможность того, что смерть ее мужа могла быть связана с предшествующим первичным убийством, которое они расследовали ранее... — О? Какое такое предшествующее убийство? — ...И мы сейчас здесь, — продолжал Карелла, — потому что необходимо, так сказать, протянуть руку помощи полицейским, которые начинали изучать обстоятельства, связанные со смертью вашего мужа... — «Руку помощи»? — переспросила она, озадаченная неуклюжими разъяснениями Кареллы. — Да, мэм, — сказал он. — Для того, чтобы следствие продолжаюсь... Он не разъяснил ей, что есть так называемое правило первой руки; оно заключается в том, что оба преступления, как-то связанные между собой, должны расследоваться теми полицейскими, которые начали расследовать первое. Это означаю, что официально дело ее мужа теперь стало их делом и что именно они... — Какое первичное убийство? — переспросила она. — Женщина, которую зовут Сьюзен Брауэр, — сказал Карелла, глядя ей в глаза. Никакой реакции. — Вы знаете кого-нибудь с таким именем? — спросил Браун, тоже глядя ей прямо в глаза. — Нет, не знаю. Снова никакой реакции. Ничего! — Вы не читали о ее убийстве в газетах? — Нет. — Может, видели по телевизору? — Нет. — Потому что было много шума... — Мне жаль, но — нет, — сказала она, смотря на них то ли с притворным, то ли с искренним удивлением. — Когда вы сказали, что убийство моего мужа может быть связано... — Да, мэм... — ...с этим, э-э... первичным убийством... — Да, мэм, именно эту возможность мы сейчас и расследуем. Он врач, конечно. Какая там «возможность»! Это была уже настоящая достоверность. Ну, понятно, могло статься и так, что смерть Шумахера никоим образом не была связана со смертью Брауэр, но в мире не нашлось бы ни одного полицейского, который не поставил бы миллион к одному на такую лошадку в подобной ситуации. — Связано каким образом? — повторила Шумахер. Детективы посмотрели друг на Друга. — Как связано? Я имею в виду, как связаны обе смерти? — Миссис Шумахер, — сказал Карелла, — когда мы были здесь в субботу, когда нашли ключ от сейфа в столе вашего мужа, вы сказали, что единственный такой сейф находится в отделении банка «Фёст федерал траст» на Калвер-авеню. Говорили вы это? — Да, говорила. — Вы сказали также, что не знаете о существовании депозита в «Юнион Сэйвингс», а ведь как раз название этого банка значилось на конверте. Вы сказали... — Я до сих пор ничего не знаю об этом. — Миссис Шумахер! В отделении этого банка действительно есть сейф, зарегистрированный на имя вашего мужа. Они по-прежнему следили за выражением ее лица. Если она знала, что было в сейфе, если бы теперь отдавала себе отчет в том, что и они знают о содержимом сейфа, то это непременно хоть каким-то образом отразилось бы на ее лице, в ее глазах, что-нибудь да промелькнуло бы. Но — ничего. Так же пусто. — Я просто поражена, — произнесла она. — Значит, вы не знали о существовании этого сейфа? — Нет. С какой бы стати Артуру держать депозит в такой дали от дома? Мы... — «Юнион Сэйвингс» находится на Уэллингтон-стрит, — сказал Браун. — В трех кварталах от конторы вашего мужа. — Допустим, но ведь у нас имеется сейф и здесь, дома. Так зачем нам еще один? — У вас есть какие-нибудь предположения на этот счет? — спросил Карелла. — Никаких. Артур ничего никогда не скрывал от меня, и в таком случае зачем ему было таить существование другого сейфа где-то там еще? Я думаю... Кстати, а что было в другом сейфе? Вы знаете? — Миссис Шумахер! — сказал Браун. — Знали ли вы о том, что ваш муж планировал поездку в Европу в конце этого месяца? — Да, знала. — Италия и Франция. Так? — Да. Деловая поездка. Теперь они подбирались к ней с «теневой» стороны, стараясь выяснить, знала ли она о билетах в сейфе, могла ли видеть их хоть краешком глаза... — Кажется, двадцать девятого, в Милан? — спросил Браун. — Да. — С возвратом из Лиона двенадцатого. — Да. — Намеревался ли он лететь с вами? — Нет. Я же только что сказала: это — деловая поездка. — А часто он бывал в таких поездках один? — Да. А что? Вы думаете, что это как-то связано с убийством? — А вы так не думаете? — спросил Карелла. — Не вижу никакой связи. Не имеете ли вы в виду... Ах, да я просто не могу взять в толк, как поездка может иметь отношение к... — Вы уверены, что он собирался лететь один? — перебил Карелла. — Да, я думаю, что это — так, — сказала она. — Или с кем-нибудь из партнеров. — Он, возможно, говорил, что летит с партнером? — Да ничего он не говорил. И вообще я ничего не понимаю. Что вы... — Ее глаза внезапно сузились, она метнула в Кареллу пронзительный взгляд, исполненный подозрения, потом посмотрела так же на Брауна. — В чем дело? — Госпожа Шумахер, — сказал Карелла, — есть ли у вас основания считать, что ваш муж... — Да нет! О чем вы? — А вот о чем: могли ли бы вы предположить, что он летит не один? — Да что за чушь вы городите? Так они очутились на распутье. А йога говорит: если ты оказался на распутье, преодолей его. Иди дальше. Карелла мельком взглянул на Брауна, тот незаметно кивнул ему, беззвучно умоляя жать до конца и принять на себя первый удар. Глаза Кареллы ответили согласием. — Миссис Шумахер, — сказал он, — когда мы были здесь в прошлый раз, вы говорили нам, что ваш муж... не был связан с другой женщиной. Было такое впечатление, что вы совершенно уверены в этом. — А это так и есть. Не был. Или вы хотите сказать, что... — Теперь у нас есть доказательства того, что он действительно имел связь с другой особой. — Что? Что вы сказали?! — Есть улики, подтверждающие его близость с Сьюзен Брауэр. Они оба напряглись, ожидая, какая реакция будет вызвана этим разоблачением. Смотрели на нее в оба. На ее глаза, лицо, руки, на все. Они выложили свой главный козырь. Если ей было известно об этой интрижке... — Его близость с ней? — спросила она. — Что значит — близость? — Интимная, — уточнил Карелла. Ее глаза выразили неподдельное удивление. — И есть, как вы говорите, улики? — Да, мэм. — Какие же именно? Удивление в ее глазах превратилось в откровенную издевку недоверия. — Письма, которые она ему писала, — уточнил Карелла. — Мы нашли их в его сейфе. — Что значит... Послушайте, какие письма? Вы говорите, что эта женщина писала какие-то письма моему мужу? — Да. — Пусть даже так, но... Это не значит, что... — У нас есть и его письма к ней, — продолжал Карелла. — Артур писал письма? Артур?! — Да, мэм. — Не смешите меня. — Мы нашли его письма в ее квартире. — Письма Артура, адресованные ей? — Они не были подписаны, но мы абсолютно уверены, что... — Тогда как вы смеете? Где эти письма? Я хочу взглянуть на них. — Миссис Шумахер... — Я вправе видеть их. В том случае, если, как вы говорите, мой муж был связан с другой женщиной... — Да, мэм, он был с ней связан. — Тогда я хочу получить доказательства. Вы стараетесь... создать впечатление, что у Артура... был роман с этой женщиной... Как ее там... — Сьюзен Брауэр. — Да наплевать мне, как ее зовут. Я не верю ни одному вашему слову. Вы что же, думаете, я бы не догадалась, если бы он был мне неверен? Или вы нарочно стараетесь причинить мне боль? — Теперь она кричала в полный голос. — Это так или нет? — Глаза метали искры, она вся тряслась. — Я не отвечу больше ни на один ваш вопрос. — Она стремительно направилась к телефону. — Мой муж — совладелец крупнейшей юридической конторы в этом городе. Идите и утритесь. Она принялась набирать номер. — Миссис Шумахер... — Дверь вон там! — выкрикнула она, потом сказала в трубку: — Будьте добры, мистера Лееба. Карелла посмотрел на Брауна. — Немедленно вон! — крикнула Шумахер, а в трубку сказала более спокойно, хотя и очень взволнованным голосом: — Лу, у меня здесь торчат два сыщика, они нарушили мои гражданские права. Что я должна сде... Они удалились, не дослушав продолжения разговора. Пока они ждали лифт, Карелла спросил: — Ну и что ты думаешь? — Вот это визитик! С такой — будь начеку. Твердый орешек. — Ну, в первый раз, что ли? — Ты говоришь о прошлой неделе? — Да. Суббота. Помнишь? Та начала орать с первых же минут. Поэтому сегодня — все это уже не в новинку. — А может, у нас до ужаса неприличные светские манеры? — Я в этом уверен, — сказал Карелла. Они вошли в кабину и нажали кнопку. Оба молчали, пока шуршал лифт; каждый по-своему думал, что Маргарет Шумахер продемонстрировала им великолепную сцену удивления, шока, негодования, гнева, недоверия. И конечно, ей было, наверное, очень больно узнать о неверности супруга. Но поди разберись, что в этой сцене было жизнью, а что театрализованным представлением. Когда они выходили из здания, жара ударила, будто сжатым кулаком. — Как ты думаешь, ее юрист позвонит нам? — спросил Браун. — Не-а, — сказал Карелла. И оказался не прав. Детектив Мэри Бет Мулэни работала с дверью. Вообще-то она служила в 31-м участке, Эйлин как-то видела ее там, должно быть, уже года четыре тому назад. Они тогда позвонили из 31-го в отдел специального назначения: им потребовался сотрудник, исполняющий роль «приманки». Суть дела состояла в том, что какой-то тип нападал на женщин, бил их, вырывал сумочки и скрывался в ночной темноте. Эйлин трудилась над заданием целую неделю без каких бы то ни было результатов — ни малейшей зацепки. Тамошний лейтенант сказал, все это, мол, потому, что от нее на версту разило полицией, и пусть спецназ пришлет кого-нибудь другого. Эйлин съязвила, сказав, что, может, это он сам, наряженный в дамское, весь в черном, с фальшивыми жемчугами и на высоких каблуках, выйдет вечерком на улицу. Вот когда сразу будет видно, соблазнит он налетчика напасть на него или нет. Лейтенант дал совет, чтобы она не очень-то умничала, тоже мне, миледи... Вокруг магазинчика нижнего белья собралась толпа полицейских. Бригада чрезвычайных происшествий уже изолировала от прочей публики хозяйку магазина и женщину, которую та держала в качестве заложницы. Улица была перекрыта, а фасад магазина забаррикадирован щитами. Мэри Бет работала с задней дверью, вдали от праздного народа, столпившегося на улице. Среди чинов был сам начальник патрульной службы Дайлэн Каррен, чей фотопортрет красовался, наверное, во всех полицейских участках. Присутствовал также шеф сыскной полиции, глава всех детективов Эндрю Брогэн, тот самый, что четыре года назад сурово осудил Эйлин за перебранку с лейтенантом 31-го участка; не обошлось к без вице-инспектора бригады чрезвычайных происшествий Джона Ди Сантиса, которого Эйлин только прошлой ночью видела по телевизору на мосту Калмз-Пойнт. Какой-то парень вообразил себя диснеевским суперменом и грозился пролететь над рекой Дикс. Но, конечно, главной звездой всего шоу был Брэди. Сержант из «чрезвычайки» тихо объяснял Эйлин и другим курсантам, что у леди в лавке был пистолет «магнум-357» и она предупредила, что убьет единственную оставшуюся в лавке покупательницу, если полиция не даст задний ход. Полицейские были здесь уже давно. Осатаневшая хозяйка магазина выгнала другую покупательницу, после того как та пожаловалась, что у купленных ею трусиков при первой же стирке растянулась, а потом вовсе порвалась резинка. Эту замечательную леди, хозяйку магазинчика, звали Хилди Бэнкс. И под прилавком она всегда держала упомянутый сверхмощный пистолет, на случай ограбления, что ли. Так вот, когда первая покупательница стала жачоваться и протестовать, Хилди вытащила «магнум» и дважды выстрелила в нахалку, после чего та с криками ужаса дала деру из магазина. Тогда Хилди, наставив пистолет на другую покупательницу, велела ей прекратить вскрикивания и стоны, иначе — банг, банг — пристрелит на месте. Однако женщина продолжала вскрикивать. Хилди выстрелила два раза в воздух, пробила потолок, отчего с верхней полки свалился ящик с бикини. Полиция уже была тут как тут. Патрульный громко крикнул «Боже!», когда Хилди пулей чуть не разнесла в щепки входную дверь. Пришлось вызывать бригаду по чрезвычайным происшествиям. После чего уже решительно никто не знал, что делать. — А нельзя прыгнуть на нее сверху? — предложил Брэди. Инспектор Брэди стоял рядом с Мэри Бет, которая спокойно и вразумительно беседовала с дамой в магазине. Время от времени Брэди поворачивал голову и давал указания сержанту, но потом вновь сосредоточивал все свое внимание на Мэри Бет. Эйлин задумалась, сколько лет та проработала в этом подразделении. Брэди обращался с ней, как с новобранцем. Нашептывал на ухо указания, советы, не позволял ничего делать самостоятельно. Мэри нетерпеливо взглянула на него. Он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Сам хотел все довести до конца! Эйлин подумала, что Мэри Бет была здесь только потому, что фигуранткой оказалась женщина. — Хилди?.. Мэри Бет — рядом с дверью, полицейских полон двор, куда ни взгляни. Задняя дверь выходила в огороженный палисадник. Дело разворачивалось в нижнем этаже жилого дома, и веревки с сушившимся на них бельем были прикреплены к окнам и столбам. Брюки и рубашки лениво покачивались в сыром воздухе. На тот случай, если бы Хилди решила снести голову Мэри Бет, та укрывалась за кирпичным выступом единственного окна в задней части магазина. У Мэри Бет круглое лицо с голубыми льдинками глаз, на ней была легкая рубашка, которую она не заправляла в широкие серые брюки. Она не пользовалась косметикой — ни губной помадой, ни тенями, ни тоном. Щеки и так раскраснелись от жары, пот стекал по лицу. Глаза прикованы к двери. Она так надеялась, что оттуда ничего не «вылетит». И из окна тоже. — Хилди? — снова сказала она. — Убирайся прочь! Вон отсюда! Я убью ее... По голосу можно было судить, что она на грани отчаяния. Эйлин поняла, что эта женщина напугана так же сильно, как и заложница. Все эти полицейские вокруг казались ей целой армией, готовой броситься на штурм. Шеф патрульных Каррен, заложив руки за спину, раздумчиво прохаживался взад и вперед — ни дать ни взять генерал, решающий, отдавать войскам приказ идти в атаку немедленно или следует немного подождать. Начальник детективов Брогэн держатся в стороне, двое увесистых мужчин нашептывали ему что-то в оба уха, все они смотрели на Мэри Бет. И, разумеется, полицейские в форме, вооруженные карабинами, пистолетами, фанатами, — повсюду, но, понятно, размешены так, чтобы их не было видно. Эйлин меланхолично подумала: «Вот, пожалуйста, ты обещаешь, что не будет никакого оружия, никакой стрельбы. И сама в это веришь. Конечно, до поры до времени. А вокруг все эти „легавые“, дрожащие от нетерпения, — кинутся штурмовать, если, не дай Бог, кого-то поцарапает... Убить заложника? Ранить? Да, если придется брать дверь приступом. Ну а задеть полицейского здесь, на улице? Это то же самое. Ты играешь в эту игру, да. Но только до тех пор, пока правила не изменятся, то есть пока не станешь полицейским по долгу службы». — Хилди, вот-вот будет кофе, который вы просили, — сказала Мэри Бет. — Что-то долго его нет, — отозвалась Хилди. — Нам пришлось послать за ним в кафетерий, в конце квартала. — Ха! Целый час уже прошел. — Нет, только десять минут, Хилди... — Не спорьте с ней, — прошипел Брэди. — Сейчас, сейчас принесут, — сказала Мэри Бет. — Уже несут. — А кто это там с тобой? — спросила Хилди с нескрываемым подозрением. Мэри Бет посмотрела на Брэди, молчаливо спрашивая: как ответить, босс?.. Брэди помотал головой, прижал палец к губам: не надо отвечать. — Никого здесь нет, — ответила Мэри Бет. — Я тут одна. — А мне послышалось, что ты с кем-то разговаривала. Брэди снова отрицательно мотнул головой. — Да нет, здесь только я, — сказала Мэри Бет. «Почему он заставляет ее врать?» — подумала Эйлин. — Но там же есть «легавые», я знаю. Они там есть. — Да, есть. — Но не рядом с дверью? Ты правду говоришь? — Да, Хилди. Я совсем одна у двери. Брэди удовлетворенно кивнул. — Почему бы тебе не приоткрыть дверь? Самую малость, — спросила Мэри Бет. Это буквально сразило Брэди, он выпучил глаза. Такие же синие и пронзительные, как у Мэри Бет, но сейчас удивленные донельзя. Что это она там выдумала? Он затряс головой. — Откроешь и увидишь, что я здесь одна, — сказала Мэри Бет и помахала Брэди: отходите. Но Брэди еще более энергично завертел головой. Он стоял по левую сторону от сотрудницы, его лысая макушка сверкала на солнце, орлиный нос клевал удушающе горячий воздух, а лицо выражало отчаянный протест: нет! нет! Что за нелегкая тебя одолела? Мэри снова показала ему, что надо убираться... — Открой дверь, Хилди. Ты увидишь... Брэди с возмущением посмотрел на Мэри Бет. — Я одна здесь, — продолжала она. Мэри Бет с яростью посмотрела на Брэди. Казалось, их зрачки в ослеплении сцепились друг с другом: голубое с голубым, лед и пламень. Брэди, отойдя на цыпочках, направился к Майклу Гудмэну, стоявшему с курсантами. Брэди сказал ему: — Я хочу, чтобы она убралась от двери. — Инспектор... — Она откроет дверь, когда принесут кофе. Мулэни опережает события. — А вдруг она чувствует нечто такое, чего вы не улавливаете? — спросил Гудмэн. — Ведь разговаривает-то с ней она. Возможно, что... — Я все время был рядом, — перебил Брэди. — И все слышал, все их переговоры. И я вас уверяю, что напрасно она так торопится с проклятой дверью. Эта женщина откроет ее и начнет стрелять. Вот что она сделает. «Он ей не доверяет», — подумала Эйлин. — Дайте ей еще пару минут, — попросил Гудмэн. — Я думаю, придется подключить к переговорам еще кого-нибудь. Подождем, когда принесут кофе и... — Смотрите! — сказала Эйлин. Они обернулись. Дверь открывалась. Показалась малюсенькая щелочка, но дверь-все-таки открывалась. — Видишь? — спросила Мэри Бет. — Я здесь одна. Они не могли услышать, что сказала в ответ Хилди. Но, как бы там ни было, им показалось, что Мэри Бет заметно воодушевилась. — Почему бы тебе не открыть ее совсем? — спросила она. — Я люблю видеть человека, с которым разговариваю. А ты? Они опять не услышали, что ответила Хилди, но дверь не закрылась. — И уж пожалуйста, будь поосторожней с этим пистолетом, — сказала, улыбаясь, Мэри Бет. — Мне вовсе не хотелось бы, чтобы меня задело. На этот раз они услышали голос Хилди: — А где твой револьвер? — Нет у меня никакого револьвера, — ответила Мэри Бет. — Но ты же «легавая», разве нет? — Да, это так. Я тебе уже говорила. Я служу парламентером полицейского управления. Но у меня нет оружия. Можешь теперь сама в этом убедиться, дверь-то открыта. — Мэри Бет широко развела руки. — Нету. Ничего нету. Видишь? — Откуда я знаю, может, у тебя есть что-нибудь под рубашкой. — Ох, ну ладно, раскрою-ка я рубашку, увидишь своими глазами. Мэри Бет расстегнула куртку, раздвинула руки, словно сигнальщица, показала Хилди безрукавку. — Ну, видишь? — А как насчет карманов? — Хочешь, обыщи. Уж тогда-то наконец убедишься, что нет у меня оружия. — Не буду. Ты со мной какой-нибудь трюк проделаешь. — Да зачем мне это надо? Ты думаешь, я хочу пулю схлопотать? — Нет, но... — Слушай, я не хочу зла ни тебе, ни себе. У меня трехлетний сынишка, Хилди. Мне кажется, что он не обрадуется, если узнает, что его маму пристрелили. — У тебя вправду есть сын? — Угу. Его зовут Питер, — сказала Мэри Бет. — Как русского царя? Питер Великий!.. — Ты абсолютно права. — Мэри Бет засмеялась. Они вдруг услышали, что в глубине магазинчика засмеялась еще одна женщина: заложница. — А у тебя-то есть детишки? — спросила Мэри Бет... — Думается мне, — проговорил Гудмэн, — все будет в полном порядке... — И этот сексуально одержимый сукин сын выгоняет ее! — сказала Эйлин. — Конечно, не из полицейского управления. Даже этот сукин сын с диктаторскими замашками не смог бы провернуть такое. Но он вышвырнул ее из парламентерского отделения. Отправил ее обратно в Тридцать первый участок. Бесповоротно. И знаешь почему? — Почему? — спросила Карин. Они сидели в ее кабинетике на пятом этаже. Было уже пять вечера, конец рабочего дня. Доктор Карин Левковиц. Еврейская девчонка, выросшая в большом городе. Ей говорили, что она похожа на известную певицу Барбру Стрейзэнд, только красивее. Шатенка, с короткой стрижкой. Острый, пытливый ум. Гнев вспыхивал в голубых глазах, пока она выслушивала ужасающую историю об инспекторе Уильяме Брэди, шефе подразделения, которое иногда называли парламентерским; оно вело переговоры с захватчиками заложников. Она сидела в кресле скрестив стройные ноги; строгий синий рабочий костюм очень ей шел, хотя на ногах были кроссовки «Рибок». Карин слушала очень внимательно, она даже как-то вся подалась вперед, не желая проронить ни слова из страшного рассказа Эйлин о том, как этот сексуально озабоченный сукин сын выгнал Мэри Бет Мулэни. — А все потому, — взволнованно говорила Эйлин, — что она, Мэри, не хотела действовать в точном соответствии с его указкой... Не-ет, сестричка, ты должна поступать именно вот так, а иначе — прости-прощай. Было очень мило с тобой познакомиться. Но ведь Мэри работала, и сработал ее подход: она вытащила всех целыми, без единой царапины!.. А вообще-то, ты знаешь, что все это такое? — Что же? — спросила Карин. — Это — менталитет так называемой старой гвардии в полицейском обществе, — сказала Эйлин. — Пусть они сколько угодно болтают о том, что «пушка на ремне» всех нас уравнивает, но когда дело доходит до того, чтобы вытащить оружие из кобуры, вот тут-тс старые «профи» сразу же думают о нас, как о девицах. А ведь девицам требуется помощь, и еще какая! Не так ли? Иначе мы же можем подставить этих волосатых горилл под удар, когда они выходят на защиту закона и порядка. А плевать я хотела на закон и порядок и на всех этих тупоголовых ирландцев вроде Брэди. Они только и думают о том, что сладкие ирландские девочки вроде Мэри и меня должны возносить в храмах молитвы во здравие этих храбрецов, разгуливающих по улицам. — Ух ты! — выдохнула Карин. — Только так, — сказала Эйлин. — Я никогда не видела тебя такой злой. — Угу. — Тогда расскажи еще подробнее, почему ты так злишься? — А как ты думаешь? Если Брэди мог сделать такую пакость Мэри Бет, которая работала там уже полгода, причем с поразительными результатами, то что он выкинет со мной в первый же раз, когда я дам осечку? — А почему ты заговорила об осечке? — Но я же еще никогда не работала с дверью, я... — А ты хочешь работать с дверью? — Ну ладно. Объясню. Ведь это — главное: концепция. Сейчас я тренируюсь, осваиваю ремесло парламентера. Но ведь именно мыто и работаем с дверью. Только потом ловим захватчика, освобождаем заложников и... — Скажи прямо: да или нет. Ты хочешь работать с дверью? Устраивает тебя эта перспектива? — Мне кажется, я уже кое-что усвоила и могла бы попытаться... — Ты чувствуешь, что достаточно подготовлена, чтобы... — Да. Мы проигрывали операцию бессчетное число раз. Разные типы захватчиков и заложников, разные ситуации. Да, я чувствую, что подготовлена. — И ты ждешь своего первого случая? — Да. — Думаешь именно о своем поведении в сложившейся ситуации? — Да. Конечно, я немного боюсь, но у нас будет подстраховка. И даже если я окажусь у двери совсем одна, кто-нибудь непременно будет неподалеку. — Очень боишься? Скажи честно. — Ну, ведь это же не забава. На карте человеческие жизни. — Конечно. — Поэтому я хочу все сделать правильно. — Но боишься, что что-нибудь выйдет не так? — Больше всего мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь пострадал. — Ну, разумеется. — Я хочу сказать, вот почему я ненавижу работу с подставой... — Да, понимаю. — Потому что там... Ну, в общем... Всегда может возникнуть ситуация, когда пришлось бы... — Что? — Убрать кого-нибудь с дороги. — Убить кого-нибудь. — Верно, кого-нибудь убить. — И ты чувствуешь, что при работе с дверью может возникнуть какая-нибудь опасность? — Когда на месте происшествия есть кто-нибудь с оружием в руках, то — да, есть опасность. — Но ты же тоже будешь вооружена. — Ну, конечно. — И у захватчика, возможно, будет оружие. — Да, это абсолютно реально. — Но может быть и так, что тебе не придется стрелять в кого-нибудь. Убивать кого-нибудь. — Ну, знаешь, я тоже не хочу слишком рисковать, не хочу, чтобы меня ранили, например... Так вот: у захватчика есть пистолет... Так? — Допустим. — И я дам слабинку. — А почему ты так думаешь? — Ну хорошо, скажем так: не то что я обязательно все испорчу, нет. А вот что, если мне придется все испортить? — И что случится? — Мы же говорили, что у моего противника есть оружие. — Ну и что? — А вдруг придется штурмовать помещение? Если, например, захватчик начнет стрелять. — Так. И если дверь надо взломать... — Да. — Что — да, Эйлин? — Захватчика могут ранить. — Могут даже убить. — Да, убить. — И ты не хочешь, чтобы это случилось. — Я бы не хотела, чтобы это случилось. Потому что... — Потому что однажды ты убила человека. — Бобби. — Бобби Уилсон, да. — Я убила его. Женщины посмотрели друг на друга. Они уже столько раз обговаривали все это!.. Эйлин подумала, что, если она опять услышит, как сама описывает ту историю, ее вырвет прямо в кабинете. Она посмотрела на часы. Она знала, что Карин терпеть этого не могла. Было уже двадцать минут шестого. В понедельник, вечером. На улице — адская жара, да и здесь, в кабинете, без окон и с дрянным, неухоженным кондиционером, не прохладнее. — А почему Брэди так злит тебя? — спросила Карин. — Потому что он выгнал Мэри Бет. — Ты же не Мэри Бет. — Я женщина. — Но не тебя же он выгнал. — А мог бы. — Почему? — Он думает, что женщины не справляются с работой. — Он тебе никого не напоминает? — Нет. — Ты уверена? — Вполне. — Ну, может, какого-нибудь мужчину, который... — Я не назову Берта, даже если ты хочешь, чтобы я это сделала. — Говори, что вздумается, я вообще не заставляю тебя говорить что-нибудь. — Дело не в том, что Берт считал меня не приспособленной для такой работы. — Тогда что же было на самом деле? — Он старался защитить меня. — Но у него все сорвалось. — Не по его вине. — А по чьей? — Он старался помочь мне. — И тебе кажется, что ты больше не думаешь о... — Я не знаю, о чем я думаю. Ведь это ты предложила, чтобы я попросила Гудмэна принять меня в его команду. Это ты говорила, что я думала о... — Да. Но теперь мы говорим о Берте Клинге. — Я не хочу о нем говорить. — Почему? Еще на прошлой неделе ты думала, что это по его вине... — Да. Он — действительно причина неудачи. Если бы я не лишилась моих под страховщиков... — Ну да, тогда тебе не пришлось бы застрелить Бобби Уилсона. — Пошел он в одно место, этот Бобби Уилсон. Если я еще раз услышу это имя... — Но ты до сих пор считаешь, что Берт отвечает за происшедшее... — Да. Это из-за него я лишилась моих ангелов-хранителей, моих под страховщиков. — Но он же не отвечает за то, что ты стреляла в Бобби и убила его? Эйлин некоторое время молчала, потом медленно произнесла: — Нет. Карин кивнула. — Возможно, — сказала она, — настало время поговорить с Бертом. Карелла детство и юность провел в Риверхеде. Он вернулся туда после женитьбы на Тедди, и именно в Риверхеде был убит его отец... Этим поздним вечером он проехал в ту часть Риверхеда, что была расположена примерно в пяти-шести километрах от его дома. Он хотел поговорить со своим зятем Томми. Признаться, Стив готов был пойти на все что угодно на свете, но только не на этот разговор. Томми обитал в доме, где жили его родители, когда он служил в армии. По нынешним временам вовсе не обязательно уточнять, в какой войне, катастрофе или грандиозной полицейской акции вам довелось участвовать. Если вы американец определенного возраста, то, не исключено, что вы были на одной из войн. Ирония судьбы заключалась в том, что Томми вернулся с войны живым и невредимым, а его родители погибли при автомобильной аварии. Томми был владельцем всего дома, но жил в комнате над гаражом. Анджела сказала, что Томми перебрался туда в начале месяца, после безобразной сцены, закончившейся дракой, причем такой страшной, что их трехлетняя дочурка с громким плачем выбежала из комнаты. Вообще-то это Анджела вышвырнула его вон. Она кричала, чтоб он убирался ко всем чертям и чтоб ноги его здесь не было, пока он не бросит свою бабу. Именно так и сказала — бабу... Томми собрал кое-какие вещички и уехал. Две недели назад он позвонил ей и сообщил, что летит по делам в Калифорнию. Позавчера опять позвонил и сказал, что вернулся. И вот сегодня Карелла нанес ему визит. Предварительно он предупредил по телефону о своем приходе, поэтому знал, что его ждали. Он не хотел звонить в дверь. Не хотел лезть к Томми с расспросами. Он поднялся по ступенькам деревянной лестницы и все-таки позвонил. — Стив? — спросили из-за двери. — Угу. — Секундочку. Дверь открылась. — Эй, Стив! — воскликнул Томми, широко раскрывая руки. Они обнялись. — Увы, я не знал, что случилось с папой, — продолжал Томми. — Я бы моментально вернулся, но Анджела мне не позвонила. Я узнал только вчера, Стив, мне очень жаль. Прими мои соболезнования. — Спасибо. — Я его действительно любил. — Я знаю... — Входи, входи, ты когда-нибудь мог бы подумать, что я буду жить вот так — один? Господи! Томми стоял рядом со Стивом. Он малость похудел с тех пор, когда Стив видел его в последний раз... Когда стареешь, невольно выдают усталость, в первую очередь, глаза. Это — жизнь, это всегда так, даже если ты и не поссорился с женой. В комнате стояла софа, скорее всего софа-раскладушка; пара старых кресел с цветными ковриками, торшер, телевизор на столике-каталке, гардероб с вентилятором наверху и кофейный столик рядом с софой и креслами. Над софой висела картина, на которой был изображен Иисус Христос с исходящими прямо из его сердца яркими лучами света и рукой, поднятой в благословении. Карелла знал, что такую же картину можно было увидеть в каждой городской католической семье. — Выпьешь чего-нибудь? — спросил Томми. — А что у тебя есть? — Виски или джин, выбирай. После твоего звонка я специально сбегал в лавочку за свежими лимонами. Именно для такой оказии. Есть также содовая, и если... — Джин с тоником. То, что надо. Томми подошел к стенке, состоящей из мойки, выдвижных столиков, полок и холодильника. Он достал миску со льдом, затем извлек непочатую бутылку джина «Гордон», нарезал лимон и бросил по дольке в два высоких бокала, на которых были нанесены юмористические рисунки; Карелла не разглядел их сюжет. Затем Томми смешал два добрых коктейля и поднес Карелле, сидевшему на софе. Они чокнулись. — За твое здоровье, — сказал Томми. — И за твое! — откликнулся Карелла. Стоявший на шкафу вентилятор разбрасывал вокруг теплый воздух. Окна — одно над мойкой, другое над софой — были широко раскрыты, но тем не менее в комнате царила невыносимая жара. На обоих были джинсы и рубашки с короткими рукавами. — Итак? — сказал Карелла. — А что она тебе рассказала? — О вашем побоище. О том, что вышвырнула тебя. — Ну да! — произнес Томми, покачав головой. — А сказала она — почему? — Сказала, что у тебя кто-то есть. — Да нет у меня никого. — Она уверена, что есть. — Но у нее нет никаких оснований для подозрений. Я люблю ее до смерти. Что с ней стряслось? Не пойму. Карелла вспомнил гул органа, перекрывавший веселое шушуканье в храме, покуда его отец вел за руку Анджелу к алтарю, где стоял испуганный Томми... — Я же ей сказал, — продолжал Томми, — что она для меня единственная женщина в мире, вообще — одна. И раньше была только одна. А священник читал молитву и кропил пару святой водой. Томми тогда отчаянно вспотел, у Анджелы под фатой губы дрожали. Было 22 июня, Карелла этот день никогда не забудет. Не только потому, что сестра вышла замуж, но в такой же день у него родились двойняшки. Стив считал тогда, что он — счастливейший человек на свете. Близнецы! — Но она, — бубнил Томми, — то и дело повторяет, что у меня кто-то есть. Карелла ясно увидел: Тедди сидит в церкви рядом с ним, глядя на алтарь, в церкви стояла тишина ожидания... Стив вспомнил, с каким умилением он думал тогда: вот его сестра обручается! Он считал, что всему свое время, все взрослеют... « — Согласен ли ты, Томас Джордано, взять эту женщину в законные жены и жить с нею вместе, пребывая в священном браке? Будешь ли ты любить, почитать и считать ее любящей, верной...» Да, время разбрасывать камни и время собирать их, сеять злаки и пожинать их... — Никогда, — торжественно заявил Томми, — я ей не изменял. Даже когда мы только женихались, ну, ты понимаешь, Стив. Стоило мне увидеть ее однажды, и больше я ни на кого смотреть даже не мог! И вот теперь она... " — ...И отвергать всех, посягающих на тебя, до той поры, пока смерть не разлучит вас?.. — Да, согласен. — А ты, Анджела Луиза Карелла, согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья и жить вместе, пребывая в священном браке? Будешь ли ты любить, почитать, заботиться и лелеять его, как обязана делать каждая верная жена, а также делить с ним горе и радость, болезни, богатство, несчастья и превратности судьбы..." Никогда ему не забыть, как Томми, приподняв кисею, поцеловал ее неловко и смущенно. Опять полились звуки органа. Улыбаясь, Анджела вновь положила фату на корону, венчавшую ее волосы, глаза сверкали... — А почему все-таки она думает, что ты ей неверен, Томми? — Стив, она в положении, она каждый день ждет ребенка, а ты понимаешь, что это значит? И, я думаю, она подозревает меня, потому что теперь мы с ней не спим... Я тебе все абсолютно честно сказал. Мне кажется, все дело в этом. Что мы вместе не спим. — Ничего, кроме этого? — Ничего! — Ну, может, она себе что-то вбила в голову... — Да нет никакого другого повода. — Может, ты в самом деле как-то провинился? — Нет. — Что-нибудь сказал не то? — Нет. — Томми, посмотри на меня. Их глаза встретились. — Ты правду мне говоришь? — Богом клянусь! — сказал Томми... |
||
|