"Созвездие верности" - читать интересную книгу автора (Райс Луанн)

Глава 9

– Хорошая была свадьба, – сказал Сикстус в понедельник утром, прислонившись к своей красавице лодке и беря кружку горячего кофе из рук Румер. После разговора с Зебом на свадьбе и того, что чуть не произошло между нею и Эдвардом, она пребывала в таком замешательстве, что провела все воскресенье в одиночестве, скитаясь по мокрым пляжам.

Теперь же, перед отъездом в лечебницу – наутро у нее были запланированы две стерилизации, – она могла посвятить несколько минут кофе и болтовне с отцом. Позже Румер собиралась наведаться на ферму и искупить свою вину: она набрала побегов лилий, чтобы высадить их у стены дома Эдварда.

– Быстро же ты сбежала, – разминая скрюченные пальцы, сказал ее отец. – Я тебя почти и не видел после…

– Хм. Как ты с утра, пап? Ничего не болит?

– Болит – не болит, какая разница, – проворчал он. – Вы с Эдвардом удрали со свадьбы прямо как всамделишные любовники. Ну, по крайней мере, мне так показалось…

– Ты ошибся, – ответила Румер. – Вчера я была совершенно одна.

– Хорошо, – одобрил отец, – потому что…

Румер посмотрела на него взглядом, в котором читалось «ни слова больше», и Сикстус умолк.

– Эх, – сказал он, – почему бы нам не поговорить на более нейтральные темы, нежели счастье моей дочери? Например, о замужестве Даны…

Хотя день только начинался, воздух уже успел как следует прогреться. После грозы дышалось легко, ароматы цветов дурманили голову. В ветвях деревьев стрекотали цикады, а розовые кусты окутывала легкая дымка, Румер вызвала трубочиста – для своего коттеджа и дома Эдварда, – и сейчас тот выгребал золу и сажу из закопченного за зимние месяцы дымохода. Они с отцом слышали, как тот посвистывает на крыше. Его веселая мелодия предвещала чудесное лето, а измученная нравственно Румер сейчас, как никогда, нуждалась в душевной поддержке.

– Это была чудесная свадьба, – тихо сказала она.

– Такая чудесная, что ты решила поиграть в отшельницу, – буркнул отец, но, увидев насупленное выражение ее лица, поспешил перевести беседу в другое русло. – Винни была в своем репертуаре. Ей восемьдесят два, а она до сих пор поет, как Мария Каллас. И всякий раз, как она набирает воздуху в легкие и открывает рот, я думаю, что всем окнам на Мысе скоро настанет капут.

– Тут с нею могут соперничать только порывы ветра.

– Ты что, куда им до Винни!

– Дети были потрясены, – Румер обрадовалась их дружескому общению. – Знаешь, я смотрела на Майкла, так у него просто отвисла челюсть от удивления.

Сикстус усмехнулся.

– Парня трудно удивить.

– Ну, разумеется. Особенно после звездных ролей его матери и звонков отца с космической станции. – Упомянув Зеба, она вспомнила, как на церемонии он смахнул локон с ее лба. Она тут же решила выбросить его из головы. – У Майкла, конечно, весьма насыщенная жизнь.

– А у тебя, значит, нет? – осторожно спросил ее отец.

– Ну, почему же. Колледж, ветеринарная школа, работа интерном в Аппалачах и Скалистых горах, потом собственная практика, и теперь я занимаюсь любимым делом в самом лучшем месте на Земле…

– Не всем так везет, Румер. В смысле – заниматься любимым делом. Знаешь, насколько редки подобные случаи? У человека должна быть честность и сила воли, чтобы он сумел найти свой истинный путь, а затем не сходить с него. И не успокаиваться, если даже достигнет поставленной цели.

– Думаешь, мне это удалось?

– Еще как. Во всем, кроме одного.

Румер вздрогнула. Отец открыл рот, чтобы продолжить свою мысль, но потом заметил ее молящий взгляд и осекся.

– Возможно, Майкл станет настоящим парнем с Мыса, – Румер потягивала кофе и наблюдала за движением паромов через пролив.

– Вот пройдет лето, тогда и поглядим. Ты знаешь, что они пробудут здесь до осени?

Румер обожглась глотком кофе. Из-за кофеина у нее снова участилось сердцебиение. Стало быть, ей предстоит целое лето играть с Зебом в кошки-мышки. Румер подумала об Эдварде, но вместо прежнего умиротворения, которое нисходило на нее при мысли о том, что он где-то там в затянутых туманом холмах Блэк-Холла, ее грудь сдавило от стыда за свое вчерашнее поведение.

– Я лишь думаю о том, какое все-таки лето короткое – сто дней и ни часом больше, – а сколько еще надо сделать, – сказал отец.

– Это же лето, пап, – рассмеялась Румер. – Разве, наоборот, летом не нужно, отдыхать от забот?

– Увидим, доченька…

С востока появилось солнце, раскидывая свои горячие лучи среди белых сосен и дубов. Сикстус поставил свою кофейную кружку и взялся за кисть. Щурясь от яркого света, Румер глянула на часы, а затем посмотрела на дом. Трубочист разложил на крыше свои щетки, отсюда, с земли, они были похожи на стайку взлохмаченных ворон.

– Тебе, наверное, осталось совсем немного уроков по твоей дисциплине – на финишной прямой, так сказать, – вздохнул ее отец. – Мне всегда нравились последние деньки учебного сезона. Выпускники покидают школу… Скажи, а Эдвард уже выбрал того, кто получит стипендию?

– Да, Дороти Джексон, – ответила Румер.

– Держу пари, она без ума от коров, – хмыкнул он.

– На что ты намекаешь? – спросила она.

– Не кипятись, дорогая. Коровы – чудесные животные, а куры – превосходные птицы. Но за все эти годы Эдвард показал себя довольно узколобым джентльменом, не так ли? Он выбирает лишь тех, кто не равнодушен к буренкам: детство, проведенное на ферме, желание вести хозяйство или отправиться в далекий путь… А кто, например, ловит лобстеров, обожает море и остался без родителей?.. И вынужден оставить школу, чтоб зарабатывать на жизнь?.. Вот кому пригодилась бы стипендия для… – задумчиво проговорил Сикстус.

– Его мать хотела сберечь природное наследие Блэк-Холла, – сказала Румер. – Все эти прекрасные фермы исчезают буквально на глазах… их делят на мелкие участки и распродают. Мы же принимаем их существование как нечто само собой разумеющееся – даже импрессионисты Блэк-Холла находили в них вдохновение для своих картин. Они часть всех нас…

– Я этого не отрицаю, – ответил он. – Нет. Но просто… фермы – это страсть Эдварда, а не твоя. Возможно, теперь ему стоит подыскать себе другого помощника на распределение стипендий.

– Он тебе не нравится, да?

– Если б ты его любила, я бы и относился к нему иначе. Но, по-моему, тебе следует обустраивать собственную жизнь и становиться по-настоящему счастливой женщиной…

Румер поморщилась от этих слов отца. Счастье… она всегда хотела обрести его, так же как всегда хотела быть любимой.

– Не думаю, что ты должен говорить мне, что делать, – вздохнула она.

– Нет, конечно, я всего лишь твой отец. Просто так получилось, что я знаю тебя лучше, чем кто-либо еще.

Румер стало слегка не по себе. Вдруг они услышали рев автомобильного мотора. Улица Крестхилл-роуд заканчивалась тупиком, и в это время дня здесь обычно было тихо. В случае надобности, к местному почтовому отделению жители ездили на велосипедах или прогуливались пешком. Вытянув шеи, Румер с Сикстусом увидели появившийся из-за поворота шикарный «ягуар». Он остановился у подножия холма старого дома Мэйхью, и из него вышли двое.

– Новые хозяева? – спросила Румер.

Ее отец молча кивнул.

Они наблюдали за тем, как парочка – загорелые, светловолосые, обоим немного за сорок – обогнула машину и стала подниматься по полуразрушенным каменным ступенькам.

– Вот и посмотрим, кто такие, – Сикстус отложил кисть и банку краски, вытер руки о штаны и пошел навстречу приезжим. Они с Румер прошагали через свой двор под аркой, обросшей ежевикой, мимо каменного ангела и вышли на старый двор Мэйхью. Перед ними в высокой траве кормились два кролика, одним из которых был недавно выпущенный малец.

– Привет, – громко сказал Сикстус, и кролики ломанулись в свое убежище под кустами азалий. – Добро пожаловать.

От неожиданности парочка замерла на месте. Мужчина был в спортивной рубашке с короткими рукавами и светлых отглаженных слаксах, а волосы его были прилизаны к затылку в стиле «Уолл-стрит», модном пару лет тому назад. У его жены была роскошная прическа, одета «с иголочки», крупный бриллиант сверкал на ее ухоженных пальцах. У Румер защемило сердце, хотя она никак не могла понять – почему.

– Я Сикстус Ларкин, ваш сосед, – представился ее отец. – А это моя дочь, доктор Румер Ларкин.

– Здравствуйте, – сказал мужчина. – Я Тэд Франклин. Моя жена Ванесса.

– Очень приятно с вами познакомиться. Мы рады вашему приезду!

– Вы и впрямь доктор? – спросил приезжий.

– Ветеринар, – спокойно ответила Румер.

– А-а, – равнодушно протянул он, сразу утратив к ней всякий интерес. Порой Румер сталкивалась с подобной реакцией людей, которые не заводили домашних зверушек, не любили животных и к тому же считали, что ветеринары – это уж никоим образом не доктора.

Румер улыбнулась и пожала парочке руки, искренне недоумевая, почему они смотрят собеседнику не в глаза, а куда-то над его головой.

– Добро пожаловать на Мыс.

– Наш Мыс – то еще место, – усмехнулся ее отец. – Ну, я думаю, вы уже и сами догадались. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, или вам что-то понадобится, просто позовите. Мы тут особо не манерничаем. Увидели открытое окно – засуньте туда голову и кликните хозяев!

– А какие именно работы вы проводите в своем доме? – прикрыв глаза ладонью, спросил Тэд Франклин, указывая на крышу их коттеджа.

– Работы? – спросил Сикстус.

– В смысле улучшения, – сказала Ванесса, кивая на покрытые пятнышками олифы руки Сикстуса.

– Ах, это? – он хохотнул. – Я готовлю лодку к спуску на воду. Вот и все. Каждый год этим занимаюсь. А там, – он махнул в сторону крыши, – Тим Хэнсон, лучший трубочист в округе. Рекомендую, не пожалеете.

– А почему вы спросили? – подала голос Румер. – Насчет улучшений.

– Ну, мы и сами собираемся кое-что сделать, – ответил Тэд. – Это же вполне нормально. Переделать тут многое не мешает…

– Переделать? – переспросила Румер, гадая, что тут вообще можно улучшать, и сердце у нее заныло чуточку сильнее.

Теперь Франклины словно воды в рот набрали. Возможно, они решили, что Румер и Сикстус не в меру любопытные соседи, и поэтому сочли за лучшее придержать свои планы при себе. Румер же ревниво относилась к этим коттеджам: она выросла здесь, и вся ее любовь брала начало от этой земли. И вообще, какие еще «улучшения» они придумали? Может быть, новый декор? А возможно – после стольких-то лет – они просто перекрасят дом. Например, в серый или белый цвет, вместо прежнего темно-зеленого.

Уловив намек, они с отцом снова обменялись с Франклинами рукопожатиями, пожелав им всего доброго. Потом Сикстус, прихрамывая, повел дочь обратно к старой лодке.

– От этого «ягуара» ничего хорошего ждать не приходится, – тихо признался ее отец.

– Почему? – в душе согласившись с ним, спросила Румер.

– Они могут потратить кучу денег на эту модернизацию – и только изуродуют нашу старину.

– Будем надеяться, что они не переусердствуют, – она поцеловала отца на прощанье, пытаясь забыть о том, что он очень расстроил ее своими замечаниями по поводу Эдварда.

Зеб сидел за импровизированным рабочим столом, на котором были раскиданы фотографии со спутников, различные документы, карты и книги. Хотя это путешествие на Мыс Хаббарда задумывалось как летний отпуск, Зеб поставил себе задачу собрать воедино все данные по последним десяти экспедициям, в которых он принимал непосредственное участие. НАСА предоставляло ему великолепную возможность: сейчас, когда он в прямом смысле спустился с небес на землю, они помогали ему организовать собственную кафедру в новом исследовательском центре в Калифорнии, между океанографическим институтом Скриппса и Калифорнийским политехом. Теперь ему оставалось только как следует подготовиться.

Но его разум отказывался подчиняться четкой задаче. В голове был полнейший хаос. «Сконцентрируйся», – приказывал он себе. Однако слова смешивались в черную кучу, а фотографии напоминали ему чернильные кляксы Роршаха.

«Ну-ка, ну-ка, что это?» – подумал он, безуспешно разглядывая чернильное пятно номер один. И постепенно прямо там, на снимке, проявилось изображение Румер. Она была в своем голубом платье, ее обнаженные руки покрывал нежный загар. Теперь промелькнули и другие изображения: то, как она плакала во время клятв, и вызов в ее взгляде, когда она укатила в «мерсе» со своим напыщенным дружком.

– Ну и козел! – вслух сказал Зеб, увидев в кляксе номер два самодовольную улыбку ухажера Румер.

Он просидел так еще пару часов, одновременно отвечая на звонки сотрудников своей команды. Один сообщал о неисправности в линзах нового телескопа, и Зеб целых двадцать минут обсуждал возникшую проблему с изготовителем из Швейцарии. И вообще, что он тут делает?

Обсерватория, лаборатория – сейчас для него все это было словно покрыто туманом. Он ужасно расстроился и от злобы чуть не выдернул телефонный провод из стены.

Пытаться управлять процессом, находясь за тысячи миль от основных событий – это ли не безумие? Какого черта он сюда прикатил? Вот в чем заключался самый главный вопрос. Его всегда выручала работа. А неудавшаяся личная жизнь губила его. Было ясно, что Румер не хочет иметь с ним ничего общего. Может быть, ему стоило оставить Майкла здесь, на попечение Румер и Сикстуса, а самому с головой окунуться в работу? Ну и что с того, что он уже отбракованный астронавт? В обсерватории его наверняка ждет радушный прием. И тогда его жизнь хотя бы немного наладится.

Услышав тихое постукивание, он в испуге вскочил со стула. Майкл ушел на прогулку – неужели он забыл, что на Мысе никто не пользовался ключами? Прошагав через комнату, он открыл дверь. За нею стоял Сикстус в своей привычной потрепанной одежде, от которой пахло лаком. К груди он прижимал большой ананас.

– Держи, – сказал Сикстус, вручая Зебу фрукт.

– Это еще зачем?

– Это символ гостеприимства. Ты, наверное, уже забыл? Все мореплаватели в роду Клариссы, возвращаясь из южных морей, везли с собой ананасы, которые жены потом крепили над входной дверью, в знак того, что их мужья вернулись домой целыми и невредимыми, и пусть друзья теперь заходят к ним в гости.

– Я помню, – сухо ответил Зеб. – Но я думал, что ты уже поприветствовал меня за ужином тем вечером.

– То было для Румер и Майкла. А это только между нами. По-моему, нам нужно кое-что обсудить.

– Заходи, – Зеб отступил в сторону. Бывший его тесть проковылял мимо него на затененную веранду. Прожив здесь всю свою жизнь, он знал этот коттедж – впрочем, как и все остальные на Мысе – как свои пять пальцев. Поморщившись от боли, старик уселся в плетеное кресло и тяжко вздохнул.

– Ты в порядке, Сикстус? – спросил Зеб, устроившись в соседнем кресле.

– Чертов артрит, – пожаловался старик. – Раньше летом я чувствовал себя лучше, а теперь уже без разницы.

– Извини. Тебе, должно быть, нелегко.

– Нелегко приходится Румер. – Сикстус нахмурился. – Она и так слишком напрягается, а вскоре ей придется завязывать мне шнурки.

– Думаю, она не будет возражать, – сказал Зеб.

Но Сикстус посмотрел на свои скрюченные пальцы и нахмурился еще больше. Потом он поднял голову, и его взгляд устремился к проливу.

– Там Куин таскает свои ловушки, – Сикстус поглядывал на маленькую лодку, переплывавшую от одного буйка к другому. Девчонка отлично освоила свое ремесло: она подцепляла буек, выбирала веревку, проверяла содержимое корзины, выкидывала мелкоту, убирала в ведро крупные экземпляры и двигалась дальше. Зеб и Сикстус наблюдали за ней, словно за балериной, выделывавшей на сцене изящные па. Спустя мгновение взор Зеба скользнул к скалам. Там, обхватив колени, сидел Майкл и не сводил глаз с Куин.

– Зачем ты пришел? – спросил Зеб.

Сикстус еще с минуту молча покачался в кресле. Посмотрев Зебу прямо в глаза, ответил вопросом на вопрос:

– А зачем ты приехал сюда? – спросил Сикстус.

– На свадьбу Даны.

– Хрень собачья, – сказал Сикстус. – Без обид, но это хрень. Из твоих друзей с Мыса Дана Андерхилл отнюдь не первая, кто выходит замуж. Тебя и Элизабет приглашали на свадьбу Лили Андерхилл, но ты не приехал – ты даже на ее похоронах не был. Ты пропустил свадьбу Хэлси, Пола, Марни. Так почему ты вернулся сейчас?

– У меня отпуск, Сикстус. Каждому из нас нужна передышка.

– Но ты никогда не приезжал сюда, пока был женат на Элизабет. Проводил отпуск отнюдь не на Мысе… – сурово отрезал тесть.

– Думаешь, если б я так делал, то это спасло бы наш брак? – спросил Зеб.

– Возможно. Но и хуже вам бы точно не стало. Когда бы я ни разговаривал с Элизабет, у меня складывалось такое впечатление, что тебе было приятнее находиться среди звезд, нежели рядом с ней и Майклом.

– Я никогда не хотел разлучаться с Майклом. Но я был специалистом по космическим программам и выполнял приказы начальства. В этом и состояла моя работа.

Заметил ли Сикстус его оговорку? Если да, то он не подал виду.

– Пребывание на орбите считалось необходимым условием, Сикстус. Нельзя просто так позвонить с космической станции и сказать, что хочешь сойти на ближайшей остановке.

– Но как ты там оказался? Ты шел в НАСА не для того, чтобы быть астронавтом, – ты зарекомендовал себя как эксперт по расшифровке фотографий со спутников. По крайней мере, это от тебя услышала Элизабет.

– Обстоятельства меняются. Люди меняются, Сикстус, – Зеб пытался не проболтаться насчет того, что отчасти он выбрал этот путь, чтобы удрать от старшей дочери старика. – Неужели я мог ответить отказом, когда мне предложили шанс полететь туда, наверх?

– А может быть, стоило.

– К тому же брак у нас ни к черту не годился и до… – Зеб не стал продолжать.

Сикстус ничего не сказал, но сурово поджал губы. Зеб понимал, что для него это была очень болезненная тема, и пожалел о сказанном. Ну, у него хотя бы хватило мозгов не заканчивать фразу «К тому же брак у нас ни к черту не годился и до того, как всё это началось». Все ведь и так об этом знали.

– Сикстус, – примирительно сказал Зеб, – ты ведь знаешь, что я с детства хотел стать астронавтом. И твои дочери постоянно дразнили меня звездочетом и еще…

– Да-да, я помню, – улыбнулся старик. – Астро-Бой, так они тебя называли.

– Вообще-то только Румер, но это не важно. Ты не против выслушать всю историю? Не хочу утомлять тебя, но, возможно, тогда ты перестанешь думать, будто я нарочно сбежал от Элизабет.

– Не волнуйся за меня, Зеб. Продолжай, – проворчал Сикстус.

Зеб закрыл глаза и перенесся на много лет назад. Он вспоминал, как его жизнь изменилась после знакомства с Гаем Чемберленом – его наставником в НАСА и одним из первых космических пилотов, благодаря которым Америка обратила свое внимание на звезды.

– Ну, я подал заявление в агентство, и они меня приняли. Я думал, что моя мечта осуществилась – я сменил желание быть астронавтом на нечто более приземленное…

– Спутниковые фотографии.

– Точно. А потом, как-то раз, этот пожилой астронавт и говорит мне: «Зеб, любой человек может найти причину, чтобы отправиться в космос. Для этого ведь и построили станцию: для различных программ и исследований. Туда поднимаются экологи, океанографы, даже экономисты». – «Экономисты?» – удивился тогда я. «Конечно. Они изучают западные равнины, где выращивают пшеницу и прочее, а потом составляют прогнозы для торгов по фьючерсам на Чикагской товарной бирже».

– Ничто не мешает им заниматься этим и с земли, – скептически усмехнулся Сикстус.

– Возможно, но они хотели увидеть все своими глазами. И я тоже не смог устоять, – гордо сказал Зеб.

Он оказался в одной из восьми групп пилотов и специалистов-исследователей, набранных НАСА с 1979 года – его класс из пятнадцати человек начал свое обучение в 1987 году. С отличным зрением, давлением 140 на 90 и ростом почти под 190 сантиметров Зеб являлся отличным кандидатом.

Он присоединился к другим гражданским и военным претендентам для участия в программе по отбору кандидатов в астронавты. Занятия в Космическом центре Джонсона включали следующие дисциплины: изучение систем «Челленджера», основы компьютерных наук и технологий, математику, геологию, метеорологию, дистанционное управление и навигацию, океанографию, динамику орбитальных полетов, физику, выживание на море, погружение с аквалангом, особенности скафандров и его любимую астрономию.

Пройдя армейский курс выживания на воде, он получил допуск к тренировкам, имитирующим работу в открытом космосе. Потом ему пришлось три раза проплыть двадцатипятиметровый бассейн в полностью укомплектованном скафандре и теннисных туфлях. В барокамере, под наблюдением инструкторов, он решал проблемы, связанные с высоким – гипербарическим и низким – гипобарическим атмосферным давлением. На борту переоборудованного «Боинга КС-135» он получал практический опыт пребывания в невесомости и впервые ощутил, что это такое – микрогравитация во время космического полета.

Следом за этим он тренировался на ОСС – односистемном симуляторе. Он изучил все, что было связано с организацией полетов космических челленджеров: предстартовую подготовку, взлет, выход на орбиту, вход в атмосферный слой и посадку. Он стал профессионалом в области управления полезной нагрузкой, выведения ее в космос и возвращения обратно, маневров и стыковок. Зеб Мэйхью шел к осуществлению своей мечты. Он становился астронавтом. Он рассказал все Сикстусу, от души наслаждаясь этой историей. Он обожал космос; и когда-то он обожал свою работу. Замолчав, он откинулся на спинку кресла и посмотрел на Сикстуса.

– Хорошая история, – похвалил Сикстус. – Тебя неплохо натаскали.

– Возможно, в отличие от меня, для тебя это ничего и не значит.

– Так ты хочешь сказать, что не пытался сбежать от нее? И что всему причиной издержки профессии?

– От Элизабет?

– Да, – взволнованно ответил Сикстус.

– Издержки профессии, – сказал Зеб и устыдился собственного вранья.

– Ив случае с Майклом тоже – издержки профессии?

– Думай обо мне что хочешь, но я люблю Майкла больше всего на свете. Я хотел… – Зеб запнулся, сжимая кулаки и сгорая от желания дать Сикстусу в морду, потому что старик посмел поставить под сомнение его заслуги на отцовском поприще. – Я хотел, чтобы он гордился мною.

– Наверняка он гордился. В смысле, гордится.

– Я должен был работать, – сказал Зеб, проклиная себя за то, что оправдывался перед бывшим тестем. – И мне приходилось нелегко. Брак был неудачным – с самого начала. Разве нет? Но я всегда выкраивал время, чтобы повидаться с Майклом. Зи уезжала на съемки вдали от Лос-Анджелеса и обычно забирала его с собой.

– Светская жизнь в самолете, – тихо сказал Сикстус.

– Тебя там не было, – возмутился Зеб.

– Конечно, не было. Ты ведь позаботился об этом.

Зеб придержал язык за зубами – его с головой захлестнули разочарование и ярость, и он хотел немедля накинуться на старикана с кулаками. Его так и подмывало сказать: «Это все твоя чертова дочь».

Сикстус и представить не мог, чем пожертвовал Зеб, чтобы окружить сына заботой и любовью. После разрыва с Элизабет он часто возил ее в реабилитационный центр, потому что считал себя главным виновником их брака. Майклу было шесть лет, и он ужасно переживал за мать, поэтому Зеб отказался от поездки в Россию, от участия во встречах по международному космическому сотрудничеству, а в последующие годы – и от огромного количества приглашений на другие конференции.

– По-твоему, мне вообще надо было наплевать на все? И безвылазно сидеть дома?

– Возможно, тогда для твоего сына дело обернулось бы совсем иначе.

Зеб сделал глубокий вдох. Отсюда, с веранды, он видел, как его сын наблюдал за девчонкой, таскавшей ловушки. Майкл сидел на краю моря, не шелохнувшись и все еще обхватив колени руками. Бывали и неудачные дни: Зеб задерживался на космодроме, а у Элизабет еще продолжались съемки, и тогда за Майклом присматривала нянька. Теперь, глядя на Майкла, Зеб ощутил боль в сердце при одной мысли о том, что его сын вот так же сидел на крыльце их дома, дожидаясь возвращения своих родителей.

– У тебя отличный послужной список, – разминая пальцы рук, сказал Сикстус. – Вот только твой сын почему-то бросил школу.

– Я прекрасно знаю об этом, черт подери.

– И как же ты собираешься исправлять ситуацию?

– Надеюсь, это лето поможет. Между нами что-то откроется, и мои слова обретут для него смысл. Я постоянно талдычу ему о важности образования, но он меня не слышит. Точнее, даже не слушает… Я хочу, чтоб он получил диплом и степень бакалавра. Надеюсь, он одумается, пожив рядом с вами. С тобой и Румер.

Сикстус прижал голову к плечу. Он глядел на скалы, на своего внука, а Зеб пытался угадать, о чем размышляет старик. Длинные волосы Майкла развевались на ветру, а его красная бандана словно кричала о нежелании подчиняться. Зебу стало слегка не по себе, как будто его только что выпустили из барокамеры. Он подумал об отце, который обрил своего сына во сне, и от этого воспоминания у него свело живот.

– Суть же не в степенях, – промолвил Сикстус.

– Ты-то можешь так говорить, – сказал Зеб, – потому что у тебя их несколько.

Старик покачал головой.

– Ты отнюдь не глуп, однако сейчас твои помыслы застряли на уровне детсада. У тебя тоже несколько степеней, и к чему они тебя привели, а?

Зеб жутко возмутился и с большим трудом взял себя в руки. Ему стоило огромных усилий заставить себя остаться здесь, на Мысе, и вдали от отца Элизабет он вполне мог бы обойтись без оскорблений. Зеб вскочил на ноги и принялся расхаживать взад-вперед.

– Ты несчастный человек, – тоже поднявшись с кресла, продолжил Сикстус. – Любой скажет тебе то же самое. Ты хоть считал морщины у себя на лбу? Ты получил от жизни по полной программе, и теперь никакие долбанные дипломы тебе не помогут.

– В сентябре открывается новая лаборатория! Там бюджет в сто пятьдесят миллионов долларов, а я назначен главным! Господи, Сикстус, чего ты добиваешься? Ты хочешь, чтобы я уехал? Так я уеду. Завтра же я отправлюсь на запад, Майкл может остаться или поехать со мной. – Зеб начал остервенело закидывать книги обратно в коробку, из которой сам же их недавно и доставал. – Мне не нужны проповеди – или как это называется – от человека, который меня презирает. Этого добра я наелся от своего отца.

Сикстус примирительно взял бывшего зятя за руку.

– Зеб.

– Отстань от меня, – Зеб отпихнул старика, продолжая упаковывать книги.

– Я вовсе не презираю тебя.

– Ага, ври больше.

– С чего ты вообще это взял?

– С того, как ты со мной разговариваешь. Ты презираешь меня за то, что я нанес рану Румер, женившись на Элизабет! И за то, что я плохой отец, потому что не позволял тебе видеться с внуком! Этого достаточно? – огрызнулся Зеб.

– Ух ты! – Сикстус покачал головой и смерил Зеба ясным взглядом своих бледно-голубых глаз. – Похоже, это как раз ты презираешь себя.

Зеб обмер. Книга, которую он держал, выпала у него из рук и с приглушенным звуком бухнулась в коробку. Так и есть. Сикстус был прав, и как бы сильно Зеб ни любил Мыс Хаббарда, все здесь наталкивало его на эту самую мысль.

– Зря потратишь свое время, – сказал Сикстус.

– Ты о чем?

– О самобичевании. Поверь, со мной было нечто подобное.

– Когда?

– Кхм, когда ты был маленьким. Простым соседским мальчишкой. Вы с Румер были без ума друг от друга, а Элизабет тянулась ко мне, к своему любимому отцу – только вот меня не было рядом с ней.

– Вздор, Сикстус. Это моего отца никогда не было рядом – как же, вольному пилоту не пристало сидеть дома. А ты подстригал газон, отдыхал в гамаке… плавал на своей лодке…

– Скорее уплывал от своей жены и дочерей, – сказал Сикстус. – Летчики могут летать куда глаза глядят, но и у моряков из маленького городка есть свои пути к уединению. Миновав брекватер, я оборачивался и смотрел на холм – где вы с Румер сидели на крыше твоего дома и болтали без умолку. А там, у скал, стояла Элизабет, глядела на меня и обливалась горючими слезами.

– Что-то у меня образ Элизабет не вяжется с рыданиями, – усмехнулся Зеб, вспоминая холодный взгляд ее прекрасных глаз.

– Ну, из-за моих частых побегов это дело ей постепенно надоело. Думаю, тогда-то она решила выстроить свою жизнь так, чтобы с нею больше никогда ничего подобного не случалось. Она и не предполагала, что ты рванешь туда, к звездам…

– Я никогда не врал ей. И я всегда возвращался.

– К чему, Зеб? – тихо спросил Сикстус.

– Чего ты от меня добиваешься? – взорвался Зеб. – Чтобы я признал, что мы не пара друг другу? Отлично! Я признаю это. Я совершил ошибку – испоганил наши жизни. И свою, и ее.

– И не только, – еще тише сказал Сикстус.

– Что за… Если ты хочешь обвинить меня во всех бедах на земле, то давай, вперед. Господи!..

– Была еще и третья жизнь, – сказал Сикстус. – Жизнь Румер.

Зеб немного поостыл.

– Она не желает меня знать, – вздохнул горестно он. – Я уже пытался с ней поговорить.

– Да ну?

– Да. Это одна из причин, ради которых я приехал сюда.

Сикстус кивнул: ведь он-то знал об этом с самого начала.

– Думаешь, тебе удастся вот так с налету замолить грехи и получить у нее прощение? – спросил он. – Через два десятка лет?

– Нет, не думаю, – ответил Зеб, хотя в глубине души у него была надежда на такой исход событий.

– Ты должен смотреть на вещи здраво, – сказал Сикстус. – Она так любила тебя! Это-то ты хоть понимаешь?

Зеб пожал плечами. Конечно, он знал, что она была влюблена в него. Так же как и он был влюблен в нее вот уже черт-те сколько лет, а точнее, всю свою жизнь. Но проблема заключалась в том, что поскольку они были очень молоды, а любовь пришла к ним так легко, он просто недооценил то, что имел. Он не знал, что упустил тогда настоящее, чудесное и незаменимое чувство, которого ему больше не суждено было обрести.

– И что с того? – спросил Зеб. – Она теперь с Эдвардом. Где она вообще его откопала? Ну и надменная же улыбочка у этого…

– Просто у этого дурака, – засмеялся Сикстус, – с детства в жопе кочерга.

– А я думал, ты одобряешь ее, – Зеб тоже засмеялся. – Тогда, за ужином, у меня сложилось такое впечатление, что ты уже благословил их.

– Хрена лысого я это сделаю. Я пытался поладить с ним ради нее. Пытался изо всех сил. Видишь ли, она держит своего коня на его ферме. За прошедшие годы с кем только она не встречалась, а Эдвард терпеливо ждал, пока она обратит на него внимание. Ведь даже слепцу ясно, что все это время он хотел заполучить ее. Ну а кто бы не захотел?

– Да уж, – пробурчал Зеб.

– А ты думал! Она красивая, замечательная женщина. И за свои добрые дела – заботу о старом отце и каждом долбанном животном, что попадается ей на пути… она заслуживает кого-нибудь получше Эдварда. Кого-нибудь стоящего.

– Ты о чем? – Зеб удивленно глянул на старика.

– Ладно, забудь. И какого черта я тут перед тобой распинаюсь? Ведь именно с тебя и начались все наши беды. Она убьет меня, если прознает о том, что я был здесь, – признался Сикстус.

– Это точно.

– Привяжет меня к колесу и четвертует, – угрюмо сказал он. – Повесит без суда и следствия, понял?

– Да, понял.

– В смысле, ты должен держать язык за зубами.

– О'кей.

– Я жалею о том, что вообще завел эту беседу. Моя дочь не нуждается в моей помощи, чтобы привлечь к себе мужчин – уж поверь мне, у нее их было ой-ой сколько. Те, которых я упомянул раньше, а потом еще врач, юрист, ветеринар, профессор, моряк… а теперь вот этот фермер.

– Эдвард.

– Ага, Эдвард. Но никому, ни одному из них, не удалось подарить ей счастье. Она замечательная, моя Румер; и она должна найти такого же необыкновенного человека. Уловил намек? Того, кто ни в чем не будет ей уступать. Вот что я сказал бы, если б она захотела услышать от меня совет по поводу обустройства своей жизни.

– Хороший совет, – кивнул Зеб.

– Да. Но и мое предложение тебе перестать заниматься соплежуйством ничуть не хуже. Снимай власяницу, хватит изображать из себя мученика. Наверстывай упущенное, молодой человек.

– Что? Ты…

– У тебя целое лето впереди, Зеб.

– Для чего?

– Ты сам прекрасно знаешь, не придуривайся, и мне ни к чему тебе это разжевывать. Я стар, ты молод. Много лет я совершал глупейшие ошибки, которых мог бы избежать. И этот совет я даю тебе бесплатно.

– И что это за совет такой?

– Когда Господь вручает тебе дар, прими его.

– Какой еще дар?

Зеб прекрасно понимал, о чем ведет речь старик, но его разум отказывался верить в то, что он – через двадцать лет! – сможет наверстать то, что потерял! Что он, именно он, составит счастье Румер…

– Правду. Правду о том, кто ты есть и что ты чувствуешь. В этой жизни у нас бывает лишь одна настоящая любовь, Зеб. Лишь одна.

– Как у тебя с Клариссой?

– Да. Мне подфартило, потому что, найдя ее, я сразу все понял. Другим так не везет. Сами того не зная, они выбрасывают свое счастье на помойку и только из-за того, что оно якобы недостаточно блестит. А потом всю жизнь роются и ищут то, утраченное, которое и было истинно стоящим, и корят себя за тот необдуманный поступок. И вот бродят здесь, на земле, как неприкаянные, потерянные души…

– Или там, в космосе, – сказал Зеб, вспоминая, что, когда его «Челленджер» мчался над Мысом Хаббарда, он ненароком припадал к иллюминатору и думал о том, что же она сейчас делает. Он вспомнил об упомянутой в разговоре с ней черной дыре, и кровь застыла у него в жилах. Ему так много хотелось рассказать ей! О том, что с ним произошло, о том, как он спустился с небес на землю. Рассказать ей обо всем, что увидел – и перечувствовал – за эти годы в невыносимой разлуке с ней. Но станет ли она его слушать?

– Не профукай это лето, Зеб, – посоветовал Сикстус.

– Она не будет со мной разговаривать.

– Тогда ты сам разговаривай с ней. Черт, при случае я буду отрицать, что ляпнул такое, но – ты должен доконать ее.

– А тебе-то все это зачем?

– Боже, да слышишь ли ты меня, Зеб?

В воздухе повисло напряженное молчание. До ушей Зеба доносились крики чаек, круживших возле берега. Они раздавались словно прямиком из его детства, и, чтобы не давать волю эмоциям, он прислонился к столу. Ему казалось, что он уловил скрытый смысл всего сказанного Сикстусом, но все же сомнения не покидали его: он не мог поверить в то, что старик не испытывал к нему ненависти.

– Затем, что я старый человек. Меня доканывает чертов артрит, и возможно, это моя лебединая песня – ну так напоследок я хотя бы сделаю что-нибудь полезное.

– Значит, в этом причина?

– Я очень люблю их обеих, – устало сказал Сикстус. – Элизабет и Румер. Видишь ли, Зеб, ты влюбился в соседскую девчонку, но женился не на ней, а на ее сестре.

– Знаю.

– Двумя ошибками всего не исправишь.

– А какая вторая?

Ответом ему был пристальный взгляд Сикстуса.

Зеб закрыл глаза. Он был тогда слишком молод, чтобы понять. Да, они с Румер были неразлучными друзьями, все делали вместе, их связывала магическая нить – а потом ему застила глаза нестерпимая страсть к Элизабет.

Той весной она ослепила его своими женскими чарами, и все, что было между ним и Румер, как-то сразу поблекло.

Неужели Сикстус разрешал ему – нет, он приказывал! – снова завоевать сердце Румер? Стало быть, это нечто из ряда вон. Зеб хотел уточнить, убедиться, но слова застряли у него в горле. Да и какой был во всем этом смысл? К сентябрю, а то и раньше, он будет сидеть в своем новеньком кабинете в исследовательском центре, расположенном в трех тысячах миль отсюда. Даже если Румер сможет простить его и забыть о том, что было, она никогда не согласится покинуть Мыс Хаббарда.

Чтобы сменить тему и немного отвлечься от собственных проблем, Зеб обратился к Сикстусу:

– Когда ты намерен рассказать ей?

– Ты о чем? – Зеб хохотнул.

– Минуту назад ты пристыдил меня в том, что я сбежал от семьи и улетел в космос. Значит, у меня имеется опыт в этой области. И я сразу вижу, если кто-то задумал уехать далеко и надолго.

– Что, так заметно? – удивился Сикстус, вскинув брови.

– Да. Заметно. А Румер еще не знает?

Сикстус покачал головой и уперся локтями в колени. Он выглядел совсем старым и поверженным, его лицо исказилось от боли.

– Нет.

– Тогда тебе лучше пойти домой и все рассказать ей. Она поймет, я уверен…

Сикстус прищурился и посмотрел на берег. Куин развернула свою лодку, чтоб подобраться ближе к Майклу. Тот поднялся с валунов и пытался что-то услышать за ревом мотора. На глазах у отца и деда он снял рубашку, прыгнул в воду, подплыл к лодке, и Куин помогла ему взобраться на борт. Потом эти двое направились к острову Галл-Айленд.

Лучи яркого солнца подсвечивали клумбу желтых лилий перед домом Винни. Зеб прикрыл глаза ладонью и посмотрел на небо. Звезды были повсюду. Белые огоньки в кристально-чистой синеве. Зеб – человек, который мог видеть звезды днем, – вспоминал о том, как плавал среди них, пока не лишился храбрости, и о ранних годах, прожитых здесь, на Мысе. Похоже, с возрастом он растерял всю былую мудрость.

– Куда же ты собрался? – спросил Зеб.

– Это неправильный вопрос, – тихо ответил Сикстус.

– Да? А какой же тогда правильный?

– «Почему?» – глядя на свои ладони, сказал Сикстус. – Этот…

– Ну, так расскажи мне.

– Потому что я стар. Потому что я не хочу висеть у нее на шее вечно… она слишком хорошая. Она готова пожертвовать своей жизнью ради того, чтоб ухаживать за старым больным отцом.

– То есть ты не намерен возвращаться?

– Пока не решил. Я знаю одно: мне необходимо это путешествие, чтоб потом сделать то, что придется. Не хочу сидеть в доме престарелых и жалеть, что не отправился в плавание, не пересек Атлантику, пока у меня было здоровье и силы.

Зеб кивнул. Ему, как никому другому, была понятна тяга к дальним странствиям и отчаянное желание сбежать на край света.

– Ты был для меня как сын, Зеб, – Сикстус был взволнован и расстроен, словно Зеб и ему разбил сердце. Мужчины молча смотрели друг на друга, пока время вершило свой привычный бег.

– Поговори с Румер, – попросил его Зеб.

– Обязательно, – Сикстус кивнул. – Если ты пообещаешь, что будешь присматривать за ней во время моего отсутствия.

– Наверное, это единственное, что я могу сделать, – буркнул Зеб. – Но ты должен объяснить мне: в чем вторая ошибка?

– В том, что тебя нет рядом с ней сейчас… – сказал старик. – Но ты и сам это знаешь. Потому и приехал.

Зеба внутри начала колотить жуткая дрожь. Он не нашелся, что ответить, но тут Сикстус протянул ему свою ладонь. Его крепкое, даже слегка жесткое рукопожатие затянулось на пару секунд дольше обычного.

Старый, ссутулившийся Сикстус поковылял к дверям, борясь не столько с физической, сколько с душевной болью. Зеб наблюдал за тем, как его бывший тесть медленно поднимался на Крестхилл-роуд, держа путь домой. Самого Зеба обуревало чувство вины, страх и печаль, но теперь к ним примешалось нечто неожиданное и давно забытое. Нечто похожее на надежду.