"Созвездие верности" - читать интересную книгу автора (Райс Луанн)

Глава 8

– Привет всем.

Румер вздрогнула от неожиданности и обернулась. В шаге от нее стоял Зеб, такой же высокий и бодрый, как обычно, и вызывающе глядел на нее и Эдварда. На нем был голубой блейзер и рубашка с галстуком; непривычно было видеть его на этом пляже разодетым в пух и прах.

– Здравствуй, – проглотив комок в горле, ответила Румер, и в воздухе повисло тяжелое молчание.

– Ты не собираешься представить нас друг другу? – спросил Зеб.

Чтобы соблюсти приличия, фермер протянул ему руку:

– Эдвард Маккейв.

– Зебулон Мэйхью.

– А-а, – понимающе протянул фермер.

Лицо Румер вспыхнуло, и она уставилась на Эдварда. Неужели он на самом деле это сказал? Судя по довольному выражению глаз Зеба, по этому «А-а» она сразу все понял. Теперь Зеб знал, что Румер рассказывала о нем.

– Судя по вашему кивку, вы кое-что про меня слышали. И что же она говорила обо мне? – спросил Зеб с нахальной усмешкой.

Румер едва не лопнула от гнева: каков нахал!

– Что ты возомнил о себе, Мэйхью? – спросила она. – По-твоему, я только тем и занимаюсь, что посвящаю всех в подробности твоих звездных эпопей? Или рассказываю всем о нашем детстве? Ведь это было давно, не правда ли?

– Но не для меня, – сверкая металлокерамикой, ответил Зеб. – Здесь, на Мысе Хаббарда, мне кажется, что еще вчера я был простым мальчишкой. Мы с тобой сидели на крыше и считали падающие звезды… это дало толчок моему увлечению космонавтикой. Знаешь, Эдвард, – он улыбнулся и наклонил голову вбок, – или можно Эд?

– Эдвард, – сказал Эдвард.

– Прошу прощения, Эдвард, – сказал Зеб и расплылся в искренней улыбке. Но тем не менее Румер почуяла неладное, и ее сердце заколотилось как бешеное.

– Благодаря тому вдохновению, вроде вечеров на крыше с Румер, я понял – ничто не могло удержать меня на земле. И когда мне представилась такая возможность, я рванул ввысь. И за это мне следует сказать спасибо Румер.

– Твоей свояченице, – сказал Эдвард и обнял Румер за плечи.

– Точно, – нарочито безразличным тоном ответил Зеб, но Румер заметила странное выражение в его глазах.

Музыка играла и до этого мгновения, но вдруг она зазвучала громче. Приближалось начало свадьбы. Зеб буравил Румер глазами. Она ощутила жгучее покалывание в груди, словно ее насквозь прошила молния. Эдвард крепко сжал ее ладонь и не отпускал. Очень медленно, дюйм за дюймом, Зеб перевел взгляд на Эдварда.

У такого поступка Зеба была своя цель и скрытый подтекст – Румер знала об этом по опыту работы с животными. В последний раз она видела подобное ожесточение в глазах самца мастифа, который пялился через прутья клетки на раненого хорька. У пса был вид охотника, напавшего на след, или зверя, поймавшего свою добычу.

Эдвард поправил репсовый галстук, лацканы своего пиджака и снова обнял Румер за плечи. У Румер по шее побежали мурашки, как это уже было с нею однажды, много лет назад, когда, проводя научные исследования у водопада Таккакау, что в Британской Колумбии, она обернулась и увидела, что с другого берега реки Йохо за нею наблюдает огромный медведь гризли.

Музыка зазвучала еще громче, но, зная, что позади нее стоит Зеб и не сводит с нее глаз, Румер почти ничего не слышала за гулом сердцебиения, отдававшегося в ушах.

Свадебная церемония прошла без сучка без задоринки. Куин и Элли, под большим зонтом в белую и голубую полоску, провели свою тетку от дома до шатра. Все трое шли босиком, потому что по такой грязи бессмысленно было идти в нарядной обуви.

Кремовое платье Даны просто светилось в грозовых отблесках. Винни Хаббард громко шептала, что творения устроительницы свадьбы Мэй Картье следует увековечить в коллекции одежды музея Метрополитэн. Зеб сидел рядом с ней и молча кивал, пытаясь забыть о том, как Румер прижималась к плечу Эдварда.

«Идиот, смотри куда-нибудь еще, – говорил он себе. – Например, на саму свадьбу».

Сэм и его шафер – его брат Джо – стояли у импровизированного алтаря. Дану и Сэма свело вместе мореплавание, поэтому изнутри шатер был украшен яркими спинакерами, сигнальными флажками, картами и массивными медными подсвечниками. На столах благоухали цветы, собранные девчонками со всего Мыса.

Руки Румер покрывал нежный загар. Ее голубое платье без рукавов ничего не скрывало – ее плечи казались сильными и в то же время такими хрупкими. Зеб отметил ее крепкие мускулы и тоненький серебряный браслет, который она носила на левом запястье. «Ты снова за свое», – шепнул ему внутренний голос, и Зеб заставил себя сосредоточить внимание на молодоженах.

Преподобный Питер Гудспид занял свое место у алтаря. Он был женат на Кли Ренвик, средней дочери Августы, и практически приходился Сэму близким родственником. С широкой улыбкой на губах Сэм поприветствовал свою невесту и ее племянниц. Он дал клятву любить и защищать Куин и Элли до самого дня своей смерти, и когда Питер спросил: «Кто выдает эту женщину замуж?», Куин и Элли торжественно, словно от этого зависела их жизнь, хором ответили: «Мы!»

Зеб старался слушать, что там говорили. Пастор зачитывал отрывок из книги «Дар моря»: «Когда ты кого-то любишь, то твоя любовь разнится день ото дня…» Все это звучало так красиво и чудесно, проплывая мимо сознания Зеба, который опять окунулся в размышления о своем прошлом.

Он вспоминал собственную свадьбу, где Зи – на сцене, будто играя свою самую грандиозную роль – декламировала стихи, которые для нее написал молодой талантливый поэт. Хотя она не плакала, у Зеба, напротив, к глазам подступали слезы, а сердце колотилось в груди, ибо слова признания были песнью любви, и тогда он понял, что никогда не любил женщину, которой сам же говорил эти слова.

Он посмотрел на Румер, но она заметила его взгляд и нахмурилась. Внутри у него все содрогнулось так, словно он оказался в эпицентре землетрясения. Тем не менее Зеб выдавил из себя улыбку. Но чем больше она сводила брови, тем сильнее его встряхивало.

В конце концов, она не выдержала и отвернулась. Эдвард, похоже, догадался, в чем было дело. Он глянул на Румер и увидел слезы. Затем он посмотрел на Зеба, и на его аристократичном лице отобразилась тревога. Опустив руку в карман, он вынул оттуда белый квадратик – льняной платок, который, по мнению Зеба, наверняка был помечен вышитой вручную монограммой и слегка накрахмален – и промокнул ее глаза.

Румер кивнула ему в знак благодарности, взяла платок и шумно высморкалась в него. Некоторые гости чуть не попадали со своих стульев. Эдвард в смятении отшатнулся от нее.

А Зеб по-прежнему наблюдал за ней и нагло ухмылялся.

Румер держала в правой руке наполненный соплями носовой платок Эдварда. Она пожалела, что это был не камень, иначе она запустила бы его Зебу прямо в лоб. Чего он хотел добиться, неустанно дразня ее своей ухмылкой?

Поначалу она расчувствовалась, еще бы: сентиментальная свадьба, вокруг друзья и близкие люди. А потом заметила, как Зеб таращился на нее и ухмылялся! – и все настроение пошло коту под хвост.

Музыка играла просто замечательная: «Отдайся любви» Кейт Вулф и «Совсем как дома» в исполнении Бонни Райт. Преподобный Гудспид кивнул девчонкам, чтобы они подняли белые плетеные корзинки с лепестками роз и пустили их по рядам.

– Пусть каждый из вас возьмет одну горсть, – воззвал пастор. – Поднесите ее к сердцу и наполните своими благословениями и пожеланиями добра. – Недалеко от нашего берега – и места тех событий видны из этого шатра, – начал преподобный Гудспид, – произошло два кораблекрушения. Там погибли прекрасные люди, которые очень дороги тем, кто собрался здесь сегодня. Элисабет Рэндалл и Натаниэль Торн, Марк и Лили Грейсон…

Зеб услышал, как Куин тяжко вздохнула, а потом увидел, что Элли взяла ее за руку и крепко сжала.

– Эти хорошие люди попали в шторм, – продолжал пастор, – возможно, стояла ясная ночь и, может быть, светила луна, но они попали в самую страшную бурю своей жизни. – Зеб подумал о своем последнем полете, отчего у него тут же сжался и заболел желудок, и он снова уставился на Румер.

– Нечто подобное ждет всех нас, – промолвил преподобный Гудспид. – И я хочу сказать… – Он поглядел на Куин, которая ответила ему кивком и широкой улыбкой.

– Я хочу сказать, – продолжил он, – что призываю вас любить так, словно вы очутились в самом центре бури столетия. Вы плывете по волнам житейского моря, взмываете на гребне бурунов, рассекаете залитые лунным светом воды, пока ваш такелаж покрывается льдом… но вы не перестаете любить друг друга. Вы любите друг друга так, словно каждый день может стать последним для вас обоих.

Преподобный Гудспид, улыбаясь, кивнул Сэму и Дане, и молодожены обменялись кольцами.

– Итак… данной мне властью объявляю вас мужем и женой. Жених может поцеловать невесту.

И их друзья, соседи, родственники и собравшиеся здесь дети стали подбрасывать в воздух лепестки роз, которые заранее благословили своими сердцами, оросив счастливую пару всей любовью, на какую только был способен Мыс Хаббарда.

Эдвард наклонился к Румер и мягко поцеловал ее в губы.

Дуновение прохладного ветра пощекотало ей шею, и она поняла, что кто-то еще смотрел на нее.

– Хорошая получилась свадьба, – руководя раздачей блюд из лобстеров, сказала Куин в тишине.

– Кроме той части, где говорилось про кораблекрушения, – сказал Майкл, поедая креветок из гигантской ракушки.

– В каком смысле?

– Помянешь на свадьбе катастрофу, считай: дело закончится разводом.

– Но не у моей тети с Сэмом, – ответила Куин. – К тому же ты разве не понял? Преподобный говорил о житейских бурях, а не о реальных кораблекрушениях. Он сказал, что беды, как и шторм, делают семью крепче. Если, конечно, есть любовь и страсть.

– А-а… Ну тогда ладно, – согласился Майкл.

– Это что, сарказм?

– Возможно, – Майкл пожал плечами. – Но что вы вообще тут знаете о любви и страсти, а? Без обид, но пригороды Коннектикута не славятся подобными…

– Да ты просто жалок! – воскликнула Куин. – Мыс Хаббарда – это тебе не «пригороды Коннектикута». У нас тут магия. Думаешь, я шучу? Вовсе нет. У нас есть духи, русалки, единороги… – заметив скептическое выражение на его лице, она спросила: – И ты ведь тоже что-то видел, не так ли?

– Нет.

– А по-моему, как раз да. Но ты не понял, что это, и чтоб не выглядеть дураком, предпочитаешь отмолчаться. Но у тебя было знамение…

Глядя на него снизу вверх, Куин чувствовала, что ее сердце вело себя как-то странно. Он вымыл и расчесал свои волосы; без банданы они выглядели такими опрятными и блестящими. Глаза у него были темно-зеленые – цвета усеянной камнями и морской капустой пещеры Винни.

– Что ты видел? – спросила она, сама подивившись своему любопытству.

– Тень, и больше ничего, – ответил он. – Она или оно было во дворе… в тумане. А может, это и был просто туман.

– Мы на Мысе Хаббарда, Майкл. Это был не просто туман.

Он отвернулся, чтобы наложить себе на тарелку еще вкусных креветок, и Куин осознала, что впервые назвала его по имени. Майкл. Твердое в середине, нежное в конце. Имя навеяло ей мысли о каменной стене, протянувшейся через холмы и луга, сквозь леса, удерживающей что-то внутри и что-то снаружи, построенной из покрытых мхом гранитных камней, прочной в одном месте и податливой в другом… по необъяснимой причине, это имя почему-то навевало ей мысли о каменной стене.

Румер и Эдвард стояли возле опоры шатра и наблюдали за тем, как Винни готовилась к сольному выступлению. Сестры Грейсон развесили поверху цветочные гирлянды, и еще они смастерили музыкальные подвески из раковин и обломков деревяшек, собранных после прилива. Ветер и плеск волн наполняли шатер звуками моря.

– Похоже, тебе очень неловко, – сказал Эдвард.

– Нет, я в порядке.

– Причина в Зебе, да?

– Забудь про Зеба, – ответила она. – Давай наслаждаться праздником.

– Твой отец сегодня не в духе, – сказал он.

– О, просто он очень волнуется из-за того, что оказался в центре внимания всех этих женщин. Они обожают его.

– Принести тебе что-нибудь из бара? – спросил Эдвард. – Сейчас мне не помешало бы выпить.

– Нет, с меня пока хватит, – Румер постучала пальцами по стакану.

Стоило Эдварду отойти, как к ней подскочил Зеб. Ее тут же бросило в жар, и она от волнения чуть не раздавила стакан.

– Вот мы и опять вместе, – улыбнулся Зеб.

– Какое меткое замечание!

– Да ну? – спросил он. – Видишь ли, быть здесь – для меня сущий пустяк.

– Это потому, что ты у нас такой знаменитый покоритель галактик?

– Нет, – тихо ответил он. – Я хочу сказать, если бы нам вдруг не повезло, то мы могли бы оказаться не здесь, а в черной дыре, например. Слышала о таких штуках?

– Читала немного.

– Ага, а я вот побывал в одной из них, – глядя в небо, сказал он. – И поверь мне, это то еще веселье.

– Правда? – она поглядывала на Эдварда, который задержался у стойки бара.

– Конечно. Ну, во-первых, это взорвавшаяся звезда. А кому захочется попасть в гости к взорвавшейся звезде? В ее центре такая гравитация, что даже свет не может улизнуть. В двух словах, это космическое торнадо – яростная, пожирающая всё и вся буря из звездных частиц. И кружит этот водоворот на одном месте со скоростью два миллиона миль в час.

– И ты был там? – засомневалась Румер.

– Точно так.

– Тогда как же тебе удалось спастись?

– Хороший вопрос, – он легонько чокнулся с ней своим стаканом. – Объясню при следующей нашей беседе. Пусть это будет для тебя нечто вроде продолжения сериала – тебе захочется узнать, что дальше, поэтому ты придешь завтра ко мне на ужин, и я тебе все расскажу.

– Мечтать не вредно.

– Ах да, значит, у тебя завтра поход в ресторан, или как это называется, в компании с твоим богатеньким выпускником чего-то там из «Лиги плюща»?

– Почему ты обзываешь его? Ты-то сам учился в Колумбийском университете.

– Да, но я не выставляю это напоказ. А он ходит с таким аристократичным видом, что кажется еще чуть-чуть – и его лицо лопнет от натуги. Где ты подцепила этого типа со стальной челюстью? Ну же, Румер, ведь тебе всегда были поперек горла подобные надменные типчики.

– Он замечательный, – глядя Зебу прямо в глаза, сказала она. – Ему нравлюсь я, а он мне. Я держу у него на ферме своего коня. Мы отличные друзья, которые вместе идут по жизни… – Увидев, что Эдвард о чем-то беседует с Аннабель, Румер нервно сглотнула.

– Тогда почему ты до сих пор не вышла за него?

– Может быть, потому что не верю в брак, – она пожала плечами. – Взять хотя бы мою сестру и тебя…

– Да уж, в этом пример с нас брать не стоит, – согласился Зеб.

Румер медленно выдохнула. Она смотрела на то, как Эдвард вежливо осведомился у Аннабель, чего бы та желала выпить, а потом передал ее просьбу бармену. Наслаждаясь вниманием мужчины, Аннабель прикоснулась к руке Эдварда и рассмеялась. Глядя на него, Румер обрела душевный покой. Но лишь она снова повернулась к Зебу, как всю ее безмятежность как ветром сдуло.

Он шагнул к ней поближе. Их тела чуть ли не соприкасались. Он бурно задышал, словно только что вернулся с пробежки. Все мысли у нее спутались, и она не могла промолвить ни слова.

Как бы забавно это ни прозвучало, но в детстве между ними никогда не было ничего подобного. Их тела двигались в унисон: плавали, катались на велосипедах, лазали по деревьям. А слова струились бурной рекой; они рассказывали друг другу буквально обо всем. Теперь, стоя так близко, Румер разглядела на его темном галстуке белые крапинки, изображавшие разные фазы луны.

– Напоминание о прогулках в небе, – заметила она. Зеб рассмеялся, испытав облегчение оттого, что она первой нарушила молчание, и поправил галстук.

– Подарок от Майкла на день рождения, – пояснил он.

– Хм, интересно, – сказала Румер. – Значит, он изменил свое мнение.

– В каком смысле?

– Когда он был маленьким, он отказывался верить в существование Луны и не хотел, чтобы ты летал туда. Помню, мы по вечерам сидели с ним на скалах, а он плакал, потому что небо было так далеко от нас. Ему было невыносимо думать о том, что ты покидал землю и исчезал в небе.

– А теперь он хочет, чтобы я улетел туда и не вернулся, – горько усмехнулся Зеб.

– Я не очень хорошо разбираюсь в детях, но отец в своей книге написал, что такое поведение подростков – в порядке вещей.

– Сикстус написал книгу? – Румер с гордостью кивнула:

– Ну, он называет ее кучей скрепленных страниц; но, как бы там ни было, это настоящая книга. Неизданная, конечно… учителя передают ее из рук в руки. Когда я начала преподавать свою дисциплину, то загодя сделала около двадцати копий. И в учительской их вмиг расхватали.

– Надо будет ознакомиться, – Зеб с интересом поглядел на облаченного в визитку ссутуленного Сикстуса, которого обступили Майкл, Куин, Элли и детишки Маккреев. – Может быть, он уедет, чтобы написать еще одну. На необитаемый остров или куда-нибудь в Мэн. По-моему, это было бы самое разумное объяснение.

– Объяснение чего? – не поняла Румер.

– Тревожного выражения в его глазах. Он явно куда-то собрался…

Румер нахмурилась и глянула на отца. В этом году артрит его совсем замучил, и он почти никуда не выезжал.

– Как мне кажется, он всего лишь хочет быть дома и работать над своей лодкой, – сказала она. – Он красит и шкурит ее вот уже целый месяц. Возможно, готовится к июльскому параду классических парусников.

– Что ж, может быть, и так…

Румер попыталась хотя бы немножко расслабиться. Она размышляла об их крепкой дружбе, и сейчас они стояли как раз там, где зародились те детские чувства, – на Мысе Хаббарда. Но воспоминания лишь разбередили ей душу. Сердце опять зашлось в диком танце.

– На тебе эта брошка, – Зеб дотронулся до золотой вещицы, приколотой у ее горла. Платье без рукавов, но с закрытым воротом, – и брошка.

Эту брошь родители подарили ей к школьному выпускному вечеру. Они заказали для каждой из сестер по золотой миниатюрной копии маяка Викланд-Рок.

Кларисса Ларкин сказала им, что брошки слегка отличались – но дочерям так и не удалось выяснить, чем именно. Они даже рассматривали их под лупой, под яркой лампой, но безуспешно. Они пересчитали ступеньки, кирпичи и отблески в линзе Френеля. Мать не могла нарадоваться упорству своих дочерей; но никакие мольбы были неспособны убедить ее раскрыть тайну отличий.

– Чего ты хочешь от меня? – спросила Румер.

– Ты сама знаешь, – хрипло сказал Зеб. Они стояли очень близко. Вдруг пронесся порыв ветра, и непослушный локон упал Румер на глаза. Зеб нежно протянул руку, словно это было самое привычное для него движение, и заправил волосы ей за ухо. Она поежилась от его прикосновения и сделала шаг назад.

– Что?

– Снова стать твоим другом. – Румер ощутила, как у нее в груди сошел с рельсов товарный поезд. Она не могла унять охватившую ее дрожь, и ей хотелось ударить его, сбить с ног, чтобы Зеб понял, каким же он был идиотом.

– Теперь это невозможно, – сказала она. – Да ты и сам это знаешь.

– Мы же выросли вместе, Ру. Нам известны все старые тайны друг друга.

– Но прошло двадцать лет, и давно уже появились новые, Зеб. Старые больше ничего не значат.

Эдвард взглянул в их сторону и замер, держа в одной руке стакан, а другой обнимая Аннабель. Он выглядел таким подавленным, будто застал Румер в момент измены. Она улыбнулась и жестом поманила его к себе. Ей не терпелось убедить друга в том, что он напрасно волновался. Она перестала улыбаться, но продолжала подавать ему знаки.

– Ты ошибаешься, Ру, – тихо продолжал Зеб. – Старые значат даже больше новых.

– Если бы все на самом деле было так, то ты выбрал очень странный способ, чтобы это доказать.

– Я был молод и глуп тогда…

Его слова больно задели Румер. Разве был смысл говорить ей об этом сейчас? Скользя взглядом по толпе гостей, она увидела Майкла, который о чем-то беседовал с Куин. Высокий и привлекательный, он словно воплощал лучшие черты своих родителей.

– Я совершил ужасную ошибку.

– Вовсе нет, – поглядывая на его сына, сказала Румер.

– Ру. – Зеб не отступался. Эдвард тем временем размашистым шагом уже спешил к ней.

– Ты поступил так, как захотелось тебе, – быстро сказала Румер, – и это поссорило наши семьи. Ты оказался эгоистом и наш разрыв тут ни при чем. К тому же ведь я потеряла свою сестру.

– Нет, – тихо сказал Зеб. – Еще как при чем.

Но тут к ним присоединился Эдвард, на сцену взошла Винни, и публика разразилась громкими аплодисментами. Она поклонилась, приняв шумные восторги собравшихся как должное. Заиграл оркестр, и, подчинив себе ревущий ветер, Винни начала петь.

Над головами слушателей полилась кристально чистая мелодия «Кара ди Аморе». Она смешивалась с ветром и плеском волн на пляже. Буря набирала силу – порывы ветра раскачивали шатер, и все жались друг к другу, словно боясь быть унесенными в далекие края. Эдвард взял ее за руку и крепко сжал. Интересно, почувствовал ли он, что она дрожала как осиновый лист?

Пытаясь выкинуть из головы последние слова Зеба, Румер отдала всю себя музыке, голосу Винни и ветру.

Когда с песнями было покончено, она отыскала Дану, обняла ее и пожелала ей, Сэму и девочкам счастья.

Потом, ощущая на сердце странное беспокойство, она схватила Эдварда за руку.

– Пойдем, – попросила она. – Я хочу уехать отсюда…

– Куда?

– На ферму.

– Тебе внезапно захотелось повидаться с Блю и выводком диких кошек? – рассмеялся Эдвард.

– Нет, Эдвард, – прошептала она, повиснув у него на шее. – Я хочу повидаться с тобой… побыть с тобой.

Они даже не успели толком попрощаться. Дана наблюдала за тем, как они бежали с холма под проливным дождем, и помахала им своим букетом. Румер махнула в ответ, прижав одну ладонь к сердцу, тем самым благодаря Дану за заботу. Пока Эдвард выруливал на своем «мерседесе» из тупика, Румер посылала Дане воздушные поцелуи и краем глаза заметила Зеба, недоуменно и негодующе глядевшего ей вслед.

– Какая теплая церемония, – сказал Эдвард. – В ней прямо-таки чувствовалось очарование «Свадебного магазина Мэй». Подвенечное платье, цветы, свечи… я говорил тебе когда-нибудь, что моя мать была одной из самых первых клиенток Эмили Данн? Потом она советовала ее своим старым друзьям из Питсбурга.

– Да, говорил, – поглаживая руку Эдварда, ответила Румер, но мысли ее были далеко.

– Должно быть, Сэм порядочный человек, раз согласился воспитывать двух племянниц Даны…

– Это точно, – Румер чмокнула его в ухо.

– Как же здорово, что они нашли друг друга!

– Эдвард, – сказала Румер, ослабив ему галстук и расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, – разве ты еще не понял, что я соблазняю тебя?

– Понял, дорогая, – ответил он. – Но и ты должна понять, что мне надо смотреть на дорогу.

– Тогда больше ни слова о Дане и Сэме, хорошо?

– О'кей, – он вцепился в руль обеими руками, пока она медленно расстегивала оставшиеся пуговицы на его рубашке.

Когда они подъехали к ферме, Эдвард высадил ее у боковой двери, ведущей в дом. Она прошла на кухню, откуда ей было видно, как он открыл амбар, загнал темно-зеленый автомобиль внутрь и смахнул налипшую у дверей грязь. Потом он отправился в коровник, проверил, как там дела у стада, и включил свет, чтобы буренкам было не так темно.

В углу кухни лежала пожилая овчарка по кличке Оразио. Румер присела рядом и почесала его за ушком. Какая-то кошка поцарапала ему морду, и теперь у него воспалился один глаз. Румер подошла к буфету, отыскала мазь, которую сама же прописала, вернулась к псу и помазала его рану.

Войдя, Эдвард постучал ногами, чтобы слетела грязь с его башмаков, а у Румер вдруг екнуло сердце. Чтобы выиграть немножко времени, она сделала вид, что осматривает Оразио. Эдвард тоже не торопился; он вымыл руки, повесил пиджак в шкаф и настроил приемник на классическую волну.

Все еще сидя подле собаки, Румер ощутила прикосновение рук Эдварда, скользнувших по ее плечам. Обернувшись, она поднялась и прильнула к нему. Ее сердце билось так сильно, что она боялась, как бы он не почувствовал стук сквозь ее платье. Он пробежался пальцами по ее лопаткам, а потом робко и нежно поцеловал ее.

– Объяснишь мне кое-что? – чуть отстранившись, спросил он.

– Конечно…

– В чем причина… всего этого?

– Причина? – переспросила она.

– Да. Мы были… вместе, наверное, уже… довольно долго. Мы ходили в рестораны, на вечеринки, но раньше ты никогда не изъявляла желания поехать ко мне домой.

– У нас постоянно был кто-нибудь еще. То у тебя, то у меня, – пояснила она; ее сердце заныло, а грудь словно опоясала стальная клетка. И она сжималась все туже, сдавливая ее сердце. Румер жаждала вырваться на свободу, избавиться от боли, отрешиться от этих чувств.

– А ты уверена, что сейчас что-то изменилось? – Ее сердце подпрыгнуло, но она кивнула.

– Да, Эдвард. Теперь только ты и никого больше. Эта буря открыла мне глаза, и я не смогла устоять…

– К тому же на свадьбах романтика просто витает в воздухе, – сказал он, гладя ее ладони. Снова притянув ее к себе, он чмокнул ее в губы, обвив рукою ее талию, повел к лестнице на второй этаж.

На стенах висели фамильные портреты. Ступеньки были устланы мягкими и чистыми домоткаными половиками, такими прелестными, что ей было жаль даже ступать по ним.

– Это мамина работа, – указывая под ноги, сказал он. – Видишь, она вышивала на них наши полевые цветы?

У Румер меж тем пересохло во рту. Ее так и подмывало остановиться, развернуться и удрать на улицу. Но рядом с ней шагал Эдвард – его дыхание щекотало ей ухо, а его рука лежала на ее талии. Она ведь сама это начала. «У меня есть на то веская причина», – уговаривала она себя.

Его спальня располагалась в передней части дома. Окна выходили на проселочную дорогу и восточные луга. Обойдя широкую кровать, Румер стала рассматривать корешки книг в аккуратном шкафчике красного дерева со стеклянными дверцами, развешанные вдоль стен акварели, парочку небольших старинных картин в серебряных рамках на комоде. На полированной крышке лежал элегантный шарф.

– Моя святая святых, – обведя комнату взглядом, гордо сказал Эдвард.

– Тут очень мило, – шепнула Румер, и ее сердце вздрогнуло от этого слова, но еще больше от мысли о его уязвимости – здесь было так чисто, все расставлено по местам, все столь безукоризненное – совсем как сам Эдвард. Она взяла его за руку и пошла к кровати, застланной бело-голубым покрывалом.

Целуясь, они опустились на ложе, неловко и неуклюже пытаясь стащить одежду друг с друга. Румер так зажмурилась, что на ее веках выступили капельки слез. В груди у нее надрывался загнанный мотор; последние двадцать четыре часа он работал на полную катушку. Но если бы у нее не было Эдварда, то неужели бы она просто быстренько переспала с первым попавшимся незнакомцем, к примеру, с кем-нибудь из гостей со свадьбы? В отместку? Но зачем? Что ей это даст? Утихнет буря в ее душе, она перестанет сходить с ума от воспоминаний? «О, Зеб, Зеб, ты продолжаешь терзать мне сердце… Зачем ты приехал сюда?»

– Ты очень дорога мне, – шептал между тем Эдвард, по-прежнему соблюдая приличия, словно они поднялись сюда попить чайку.

– Эдвард… – Его имя вспороло ее горло, и она, вдруг разрыдавшись, отпрянула от него.

Эдвард протянул к ней руку – может быть, чтобы утешить ее. Но Румер впала в неистовство, ее мучили извечные демоны и раздирали непонятные желания. Здесь был Эдвард, надежный и верный, но как бы ей ни хотелось заняться любовью, сейчас она прекрасно понимала, что этот порыв не имел к нему никакого отношения.

– Мне очень жаль, но я не могу, – пятясь к двери и размазывая слезы по щекам, призналась Румер.

– Все в порядке, – как и подобает галантному джентльмену, сказал Эдвард, разумеется, прощая ее. – Просто сейчас неподходящее время…

«Да, неподходящее», – подумала Румер. Но одно она теперь знала наверняка: в их случае оно навсегда таким и останется.