"Чудес не бывает" - читать интересную книгу автора (Жаков Лев Захарович)

Глава пятая Практика

Начало октября, ночь, третий день дождь, небо - я глянул в полуоткрытые ставни - серое в пежинах туч, скоро практика, в дипломе и конь не валялся. Что-то важное про чудо надо придумать. Несчастные рыцари волшебной палочки сбили меня с интересной мысли!

Я смотрел на пергамент, до которого не успел донести мысль. Перечитывать сериал про похождения сэра Макса не было душевных сил. Скучно, господа.

Я лег. Правильно ли я сделал, что рассказал все Арбину? Лоялен он ко мне не как ректор к студенту, пусть не последнему (но и не первому), а, скорее, как, действительно, дед к внуку. Но нарушил я преизрядно: Запретная магия, уходы за территорию Школы, контакты с местным населением, взятие ученика…

Деду я верю, но привычка у меня такая - не раскрываться перед людьми. А он предпочитает откровенность, которая для меня - пытка. Но не решит ли Арбин предпринять что-нибудь сам?

Я рассмеялся. Не заставить ли деда отчитаться передо мной за поступки в этом деле?

На этом повороте мысли я вскочил. Это мое дело! В смысле ответственности. Тики доверился мне… впрочем, нет, про вампира я сам догадался.

Он мой ученик! Пусть и неформально. Но фактически. Значит, если дед решит предпринять что-либо в его отношении, я должен знать об этом, во-первых, а во-вторых, я должен еще на это согласиться!

Мысль была кошмарной. Как я выскажу это соображение ректору? Я не представлял, что способен сделать недовольный дед, но подозревал, что мне будет неприятно.

Что делать? Надо предупредить деда, что все, что он сочтет нужным сделать Тики, он должен согласовать со мной. Должен? Ха-ха! Но я должен ему это сказать.

От обилия долженствований я сник. Лег, повернулся лицом к стене, уткнувшись щекой в холод камней. Вздрогнул от прикосновения, показавшегося мокрым. Потом вскочил. Надо идти.

Винес стоял в коридоре и разговаривал с Высшим Магом.

Я поразился, насколько они похожи. Выражением лица, осанкой, мимикой, жестами… Как Подлиза изменился! Всего месяц - а как… повзрослел, что ли?

Раньше он всегда сутулился, смотрел немного снизу, неприятный взгляд, как будто ждет, что его обидят, лицо почти всегда опущено, руки спрятаны.

А теперь? Стоит ровно, голова приподнята, взгляд куда-то вдаль, как будто ему неинтересно мнение собеседника, и он здесь исключительно из вежливости, а так - чихать он хотел на всех…

Все равно неприятный взгляд. И - ощущение уверенности в себе, силы. Не говорит, нет, не показывает, не дает понять, но ясно чувствуется: подумай, прежде чем позволить себе со мною хотя бы неуважение. Спокойно так, без нахрапа, без наглости, а - со знанием своих возможностей. Мантия уже не свисает мешковато с худых плеч, а аккуратно, элегантно спадает складками. Этого не понять, надо увидеть и почувствовать.

Чувствовал ли перемену отец? Какое-то удивление читалось на его вечно бесстрастном лице, отдавалось в мою защиту.

Когда я проходил, Винес едва заметно кивнул. Я опустил веки и слегка наклонил голову. Он прищурился, я прошел мимо. Отец стоял ко мне спиной и не видел меня.

Волновался я по поводу ученика зря. Дед поразил меня и усилил мое к нему уважение. Выслушав меня, он сказал:

–Конечно. Именно так я и собирался сделать. Ты прав. И я рад, что ты меня предупредил. Значит, ты осознаешь свою ответственность за мальчика.

Он серьезно смотрел на меня, а я был смущен, не зная, что сказать и как уйти.

Спасла меня рыжая принцесса. Она вошла с кипой бумаги и с порога начала извиняться:

–Простите, магистр Арбин, что я задержалась, я хотела немного переделать конец пятой главы, где…

Тут она заметила меня.

–Вы заняты, магистр? - спросила она.

–Уже ухожу, - сказал я и поспешно вышел.

Стало легче жить, как только исчезло множества "надо".

Даже зашевелилось воспоминание, что когда-то, перед самым началом вампирско-орденской катавасии, я успел записать пару слов, при взгляде на которые идея вернется. Срочно пересмотреть записи! Где-то на полях ждет меня моя мысль…

Заметок на полях оказалось много. Какая из них нужная?

Пришлось перечитывать все.

Конечно же, в самый интересный момент постучали в дверь.

–Меня нет! - раздраженно крикнул я. - Приходите завтра!

У заглянувшей головы был такой несчастный вид, что я только вздохнул:

–Заходи уж.

Голова вошла и расположилась на краешке моего сундука.

Пришлось приободрить:

–Что-нибудь случилось?

Голова смущенно покачивалась на опущенных плечах.

–Винес приехал, - грустно сообщила голова.

–Эрл, умница моя, я знаю.

Умница мялся.

–Вы имели неприятную беседу? - пришлось самому начать выяснение.

–Не неприятную, но странную, что ли, - вздохнул Эрл. - Разговаривал ли он с другими, я не понял. А как смотрел! Юхас, ты его не боишься? - вдруг спросил он.

–Нет, - пожал я плечами. - Нисколько.

–Понимаешь, он стал таким… Я не могу объяснить. Такое у него лицо, что убьет - и не задумается. Понимаешь?

Я задумался. Убьет? Возможно…

–Что он от вас хотел? В частности, от тебя?

–Он… как-то странно подходил, намеками. Я понял, что он что-то знает о нашем братстве. Мне это не понравилось.

Я засмеялся, но пересилил смех и сумел ответить довольно серьезно:

–Что вы хотите, ребята, он сам натолкнул вас на мысль. И теперь ждет результатов вашей мыслительной деятельности.

–Это была наша идея, - насупился Эрл.

–Конечно, а Винес всего лишь подвел вас к ней. Кто книгу подсунул?

Эрл задумался.

–Нет, магистр (я поперхнулся), ты не прав. Не совсем. Не так все было. Нечто давно в воздухе носилось. Мы, если честно, почти все читали кое-что из книг экспериментаторов. До Школы, конечно, и до запрета. И, знаешь, у нас такая магия, ну, у нас, у пацанов, вызывала большую охоту, чем ковыряние в драконьих печенках, крысиных хвостах и пыльных пентаграммах.

Я грустно усмехнулся.

–Мальчишество, - сказал я. - Жажда подвигов. Но, как когда-то сказал Эмир, экспериментальная магия не имеет будущего. Кстати, об этом же я пишу в дипломе. Она разрушительна. Дорога экспериментатору… не одна, конечно, но мало их, дорог. В цирк или в литературу, все равно - развлечение. Либо, как мы, - в боевые маги. Зачем? Тебе хочется убивать? На войну? Впрочем, может, и хочется, - задумчиво предположил я, а он не стал возражать. - Мне кажется, Винес хотел поставить вас вне закона, чтобы привязать вас к себе, - мысль была как озарение. - Он ведь занимается контрабандой и пиратством. Вернее, только собирается пиратствовать, но серьезно. Соображаешь?

Юноша соображал. Он задумался.

–Зачем мы ему?

–Мало ли. - Я пожал плечами.

–И что нам делать?

–Молчать и не провоцировать его, - твердо ответил я. - Если что - сообщить мне, я разберусь. И предупредить остальных. Летопись пусть перенесут ко мне, на всякий случай.

–Понял, магистр! - вскочил Эрл.

–Иди-иди, - махнул я.

Он исчез с детской легкостью.

Подлиза что-то задумал. Надо ли мне знать, что? Угрожает ли его деятельность моим рыцарям?

Угораздило попасть в сомнительное дело!

Хотя Подлиза, несмотря на все изменения, с ним произошедшие, не вызывал тревоги. И угрозы от него я не чувствовал.

Украдкой, с оглядкой, весь день ко мне заходили первокурсники.

Кир ничуть не испугался, кипятился, кричал, предлагал устроить Винесу темную.

–Опоздал, - успокоил я его. - Ему уже делали. На первом курсе.

Муся явился, стыдливо прикрывая глаз.

–Ну-ка, ну-ка, что там у тебя? - развеселился я.

Муся отнял ладошку и продемонстрировал знатный синяк.

Я принялся расспрашивать беднягу. Порчу физиономии он переживал ужасно. Конечно, такую смазливую мордашку жаль.

Одним из последних зашел Роман, почти ночью, после отбоя. Зашел тихо, вежливо попросил разрешения сесть, сел.

–Диплом пишешь? - вежливо спросил он.

–Пишу, - не стал спорить я. Мы помолчали - спокойно, даже приятственно.

–Наши все к тебе приходили? - спросил он спустя время.

–Почти.

–Значит, со всеми говорил Винес, - сказал он. - Знаешь, ему от нас что-то надо. Неспроста это. Всех он пугает. Не специально, а так, исподволь. Ничего прямо не говорит, но все напуганы.

–Ты тоже со всеми говорил?

–Да, я, прежде чем идти к тебе, пообщался с нашими. Может, потому что я такой сдержанный, Винес решил, что я нечувствительный? - он хихикнул, и я заметил, что он все-таки нервничает. - Если я не показываю своих чувств, это не значит, что их у меня нет, правда?

Я кивнул:

–Истинная правда. И что?

–А то, что меня он запугивал основательно. Может, решил, что я среди нас главный?

Он огляделся и вдруг попросил:

–Поставь, пожалуйста, защиту от подслушивания, а? На всякий случай?

–Пожалуйста, - пожал я плечами.

–Что, уже? Можно говорить? Ну ладно. Винес рассказал мне… - Роман вздохнул, - рассказал мне, как он этот месяц ходил с пиратами, вроде как чтобы информацию получить. И описывал, сколько, кого и как убил. - Парня передернуло от отвращения. - Многим рассказывал свои подвиги. Понимаешь, к чему все это?

–Не очень, - признался я. - Подозрительно, но не понятно.

–Панику наводит, - сказал Роман уверенно. - Ты заметил, что вся Школа с его появлением ударилась в панику? Два дня прошло, а все снова в амулетах. Варят защитные зелья, подшивают в мантии травы, чертят в комнатах пентаграммы и гексаграммы, выискивают в старых книгах охранные заклинания…

–Не замечал.

–Ну да, ты же все диплом пишешь…

Я не стал говорить, что диплом - лишь повод, а не причина. А может, и следствие. Неинтересно мне мельтешение этого муравейника. Я не любитель человеческого рода в принципе. Человек - крайне несимпатичное существо. Вот отдельных личностей я люблю. Своих непутевых подружек, например. Старого деда и его смешную и мучительную откровенность. Отца и его сдержанность, хоть и страдаю от нее. Упрямого мальчишку Тики. Всякие люди по отдельности, живые, с которыми я общаюсь, мне симпатичны и интересны. Но человечество в целом вызывает гримасу отвращения. И разные абстрактные сообщества. Я предпочитаю разбираться со своими проблемами, а не копаться в чужих.

–Молчи и наблюдай, - сказал я. - И ничего не обещай, пока он не скажет четко, что ему от тебя - и от других - надо. Но если что - не стройте из себя героев и бегом ко мне.

–Хорошо, магистр, - отрешенно согласился Роман, что-то прокручивая в голове. - Обязательно.

Я чувствовал себя странно. Эта привычка называть меня магистром… Издеваются? Уважают?

Впрочем, что переживать, бог на стороне уток!

Винес привязался к нам по дороге.

–Тренироваться идете, - сказал, а не спросил он. - Давайте помогу, я неплохо владею оружием.

Девушки покосились на него свысока, я - с подозрением. По закону жанра должны драться. Отец, конечно, не девушка, чтобы из-за него устраивать дуэль, да и я не претендовал на его внимание. Но чувствовал, что нам с Винесом придется встретиться один на один.

Как мужчина я был готов, не нравилось мне это в принципе. Не люблю следовать канонам. Терпеть не могу фанатиков и формалистов, которые на всех и вся развешивают ярлычки своих убеждений, не отступая от них ни на шаг.

Правда, это не значит, что если я увижу табличку "по газонам не ходить", я тут же пойду топтать траву. По газонам я не хожу из принципиальных соображений. Другое дело - когда я спешу. Нет, по газону не пойду, даже если очень тороплюсь, но можно придумать другие обстоятельства. Я вообще слишком завишу от обстоятельств. Если б умел, завидовал бы людям, имеющим столь твердые убеждения, что никаким обстоятельствам их не сломать.

Улыбка Винеса, блеск его прищуренных глаз, бодрость походки - все говорило о предстоящей драке.

Очень не люблю, когда меня вынуждают.

Этот же явно намерен сразиться. Не подначит, так возьмет на "слабо", но без драки не уйдет. Со мной.

Не люблю законы жанра, но и не умею их нарушать. Раз должны мы определить свой статус, кто сильный, кто слабый, кто плохой, кто хороший, кто свой, кто чужой…

Неприятен мне Подлиза. Но его упорство и уверенность в выбранном пути мне импонируют.

Но у меня явное преимущество - я мастер защиты. Он хоть изовладейся всем оружием мира, я могу спать, пока он им орудует.

Да и вообще я не любитель подраться. И в морду дам только в крайнем случае, причем собственноручно приложу кулак к физиономии гада, а бренчать оружием - ерунда, никакого удовлетворения.

Не говоря о том, что Винес увидит, что мы умеем. Это даст ему в руки лишний козырь, совершенно лишний.

Я чувствовал, что я шел туда, куда совсем не хотел идти, как бы не сам шел, а какая-то невидимая сила… и так далее.

Я задумался над тем, что, возможно, теория творца, который нами управляет, имеет в основании реальные ощущения. Хотя лично мне всегда не нравилось утверждение, что мир создал единый бог. Наш мир скорее представлялся мне творением пьяных сатиров, упившихся до полного беспамятства. И утром, в похмелье, забывших о давешней проказе напрочь. Так и существуем мы с тех пор фантазией пьяных сатиров. Недаром многие религии выставляют козлоногих в неприглядном свете: мелко и пошло мстят.

Подлиза решил отомстить? Ему свойственно такое стремление. За неудавшуюся кампанию с первокурсниками, еще за что-нибудь? Захотел показать, что с ним связываться не стоит? Возможно. Тогда тем более не стоит показывать ему нашу силу.

Все наши занятия с оружием - это тренировка умения ловить стрелы, ножи, копья - все то, что не отразишь руками.

Но Винес, кажется, решил, что мы голой магией ходим на все, что способно колоть и рубить. Он был не прав, но не знал этого. И когда он вставшую в позицию Линду несколькими взмахами прижал к дереву острейшим лезвием на сонной артерии, я это только-только сообразил.

–Один-ноль в мою пользу, - произнес он и пошел на принцессу, вращая вытянутым из посоха длинным клинком, только солнце бликами сделало кольцо.

Оле сообразила отлететь - а что еще ей оставалось? Руками против шпаги?

Я видел, как Винес распластал длинное тело в броске, оттолкнувшись остатком посоха, лезвие блеснуло мельком под ногами рыжей - она инстинктивно подпрыгнула в воздухе - и как она приземлилась горлом прямо на острие!

Я успел опередить ее на тысячные доли секунды, кинув часть своей защиты между кожей и клинком.

Подлиза держал руку в отводе, он явно намеревался слегка приопустить ее, чтобы только инерция приземления прижала горло к острому кончику, но не проткнула. Оле же ударилась подбородком о мою защиту, голова ее запрокинулась, и она откинулась назад. Быстро сгруппировавшись, отлетела назад, приземлившись на том краю поляны.

Подлиза кинул в меня блеск из-под мгновенного прищура.

–Два - ноль, если бы ты не вмешался, - углом губ усмехнулся он. - Хорошо, засчитаем ничью.

Он был собран, движения скупы и выверены с точностью, недоступной астрономическим приборам, лишь человеческому телу, прекрасно тренированному. Он смотрел оценивающе - прикидывал тактику. Собирался нападать. Медленно подходил - я смотрел ему в глаза и видел морщинки, разбегающиеся из уголков. Не как хищник - хищники на охоте выглядят на редкость небрежно, нет - как человек, готовящийся убить, сознательно идущий на это, рассчитывающий, куда лучше ударить, чтобы… Он не торопился. Да и что ему торопиться, если не может понять, с какой стороны напасть? Когда противник занимает стойку, легко сообразить, куда бить, как будет отвечать соперник. Когда же тот, на кого нападаешь, просто стоит и ждет, тут задумаешься.

Я стоял и ждал. Глазомер у меня аховый, за его движениями я не смогу уследить, это ясно. Поэтому я старался ничего не напрячь, чтобы не спровоцировать его.

Он ждал именно этого. Я тоже ждал, впрочем, нет, я просто смотрел. Если я начну ждать, то напрягусь, стану думать, как защититься… Мне далеко до его реакции, любому ясно. Впрочем, неважно, хоть сто раз далеко, до меня он даже дотронуться не сумеет.

Пробный выпад. Я дрогнул глазом, но от остального удержался. Руки-ноги расслаблены, плечи слегка опущены, веки полуопущены.

Я слегка усилил защиту, укрепил, но придвинул почти вплотную к телу. Пусть подойдет поближе.

Недоумение не отражалось на его лице. Я понял по этому, что он первоклассный боец, - но я чувствовал его, это легкое, чуть вибрирующее недоумение: от нарастания к спаду и обратно. Он не понимал мою тактику, я примерно видел его.

Тонюсенький канал я оставил над правым ухом, чтобы следить за ним изнутри, потому что его жесткое лицо не выражало ничего, кроме уверенности в том, что он меня победит. Это выражение - половина победы, особенно с более слабым противником. Он считал меня более слабым противником!

Нет, сейчас уже не считает, уловил я.

Я чувствовал его эмоции. Их было немного: уверенность в победе, недоумение - вот оно идет, вот сходит на нет. Почему? А, он решил атаковать, он хочет победы, он твердо намерен выяснить, что я за противник.

Я не увидел, как напряглись его руки, готовясь к серии ударов, я почувствовал это за его бесстрастным лицом. Легкий адреналиновый всплеск, который я уловил за миг до того, как он послал его мышцам сигнал к нападению - и вот мелькнуло лезвие, разбрасывая солнечные блики.

Свист, взмах, выпад, замах справа, удар - мимо, еще удар - опять не дошел, опять свист и сверкание клинка у меня в глазах - я уже не различал границы лезвия, оно слилось в блестящее кольцо… кольцо распалось, острие, как змея (где я видел нечто подобное) впилось в горло в двух сантиметрах от цели.

Отдернул оружие, посмотрел. Я почувствовал, как он пробежался по моей защите - не руками, не оружием, конечно. Сообразил. Задумался. Один момент на принятие решения (уважаю!) и - стремительный бросок, удар - опять не дотянулся!

Он обрушил на меня сотню стремительных ударов, один за другим.

Я бросил следить за клинком, я его уже не видел - какое-то мельтешение света в воздухе то перед носом, то еще где-то. Я просто занялся укреплением защиты. Наблюдая краем глаза за его техникой, учитывал ее. Предпочитает удары в шею - однозначно, укрепим ее. Отводит глаза, отвлекая блеском и быстрейшими движениями. Нет, глаза нужны, не добавлять защиты, как-нибудь. Вообще сбивает с толку, а сам кольнет то тут, то здесь…

Хм, и долго он тут будет крутиться? Я проникся его ощущениями. Да, он пока уверен в себе, он считает, что сможет прорваться сквозь мою защиту.

А мне скучно здесь стоять, изображая снаряд для тренировок. Надо заканчивать, да хорошо бы вничью. Подлиза мстительный, поражения мне не простит своего, а мне не нужен военный фронт дома, то есть в Школе. Мое поражение не нужно мне. То есть было оскорбительно проиграть, нет, не проиграть, а знать, что он меня победил, хотя не мог победить.

В общем, поддаваться ему совсем я тоже не собирался. Просто так отдавать победу - не по-мужски. Но о какой ничьей можно думать, когда у нас даже не разные стили ведения боя, а вообще разные позиции. Битва земли с небом! Винеса надо победить его оружием, в смысле, свести вничью его оружием, а моего он может и не понять.

Я почувствовал, что он начал задумываться над тем же, что и я: долго ли он будет вокруг меня прыгать и насколько бесцельно это прыгание. Но напора не снизил, даже, кажется, еще быстрее заработал убийственным лезвием. Я ощущал на клинке тепло человеческой крови, он знал ее вкус, ее запах. Что ж, пора заканчивать, да только как?

Я задумался. Потом крикнул:

–Девчата, киньте мне мой посох!

Ого, какая выдержка! Ресницей ни единой не дрогнул! А уж оглядываться и не думал. Но я почувствовал: моего и отцовского умения у него нет. Лишь отголоски его: я кожей ощутил, что он держит под контролем пространство за своей спиной, концентрируясь на том, что перед ним, то есть на мне. Гигант!

Я отпрыгнул в сторону полета палки, хотя Линда послала мне ее на редкость точно. Я прыгнул ей навстречу, проскользнув под мелькнувшим клинком, и он свистнул по моим волосам.

Бой вошел в новую фазу.

Схватив палку, я повторил его первый жест - выдергивание шпаги из посоха - и встал в позицию. Не знаю, в какую, сам придумал. Главное - начать бой на его правилах. Шпаги у меня не было, я воспользовался мигом его удивления от моего жеста - как, он тоже прячет в посохе клинок? - и возвел легкое заклинание иллюзии, нет, даже не заклинание, а на его ожидание клинка кинул блеск и отражение. Не заметил? Кажется, нет, потому что серия молниеносных бросков, ударов и выпадов прижала меня к дереву.

Я тоже заработал посохом. Продержаться хоть пять минут! Удар - отразил, свист слева, справа, еще - по центру, звон, еще звон - я поймал его лезвие, звон - еще одна моя иллюзия, слуховая… Мирэне, он только дерется, а я еще колдую попутно! Да еще на такой скорости!

Качественный ассистент попался: я взмок от пяток до макушки. Удар, звон, свист над ухом, я кидаю иллюзию шпаги туда, его клинок скользнул по моему вниз, вспорол воздух чуть не с ревом - над ухом-то! - канул вниз, описал резкий круг - и - его коронный бросок, я слегка сдвинул свой клинок, пропуская его лезвие, так что оба зазвенели.

Он не заметил подвоха. Его острие - над моим кадыком, мое - упирается в его сонную артерию. Дыхание ровное, глубокое, вдох - выыыдох, лица не вижу, одни глаза - широкие зрачки, в коричневых кругах полыхают песочные пятна. Какие, однако, у него интересные глаза…

Я моргнул - контакт нарушился.

Он сглотнул - и почувствовал, что я его поймал. С интересом проследил сначала за моим лезвием - одним движением глаз. Потом с не меньшим интересом проверил положение своего оружия - да, упирается, куда надо. Улыбнулся победно - и выпрямился.

Я отлип от сосны, в которую он впечатал меня атаками.

–Три минуты, - сказал он, убирая чистый клинок, - я не позволил своей крови остаться на нем. Даже миллиметрового лоскуточка кожи он не унес на своем помутненном кончике: я не убрал защиту, только свел ее к минимуму.

Я еще раз повторил его жест: спрятал шпагу в посох. Винес внимательно проследил за моим движением, так что иллюзия, думаю, удалась. Потом он потер то место, где чувствовал прикосновение моего острия. Конечно же, там ничего не было.

–С хорошим фехтовальщиком я управляюсь минут за десять, - сказал он. - С профессионалом. Обычно же хватает тридцати секунд. - Улыбнувшись углами губ, он глянул на девчат, которые сидели, напряженно на нас глядя.

–Идем? - сказал я, подходя к подружкам и подавая им руки.

Они встали. Я приобнял их за плечи:

–Все хорошо, девчата.

И мы пошли обратно.

Винес шагал легко, но поглядывал на меня с интересом. Видно, обдумывал феномен моей защиты, когда не мог меня достать.

Я шел рядом, как обычно, глаза вниз, плечи тоже вниз, иногда только посматриваю, что вокруг делается.

Оле с Линдой ушли вперед.

–Зачем ты это затеял? - спросил я. Я и правда не чувствовал необходимости в выяснении отношений.

–Я должен уважать своих друзей и врагов, - ответил он, не оборачиваясь. - Иначе они не друзья мне, - он глянул на меня своим оценивающим прищуром, - и не враги. Я хотел знать, стоит ли тебя принимать во внимание.

Он замолчал. Наверное, хотел, чтобы я стал расспрашивать, что за дела, почему меня надо или не надо принимать во внимание…

Я не стал. Я думал о своем. Может, надо было все-таки проиграть? Не хотелось участвовать в его затеях.

Нет, выходить из игры таким унизительным образом? Лучше уж я сам приму его во внимание. Буду знать, что он имеет меня в виду, и ни во что с его участием не вмешаюсь, от всего открещусь. И вообще я диплом пишу.

Тут я вспомнил, что меня опять оторвали от главного дела. Вот ведь сволочи, смачно подумал я. Все, больше ничто не отвлечет меня! Как сяду, как напишу сразу две главы, и из-за стола не встану, пока не напишу!

…Только я сел - в дверь постучали.

–Да что же это такое! - крикнул я. - Меня нет! Ушел! Зайдите завтра!

И снова задумался.

Что за магия была в ходу в Ехо? Перечитывать не хотелось, да и книжки расползлись по знакомым.

А вспомнить надо было. Кулинарную я помнил. Печенье мадам Жижинды, ее камра, лучшая в Ехо… Камра - как похоже на карму, однако! А вот была ли там строительная магия? В обиходе упоминания о ней не встречается точно, я помнил, но при описании одного из дворцов его симпатичного величества что-то такое упоминалось. Вопрос в том, упоминалась там именно строительная магия или просто заклинания, наложенные на постройку? Это разные вещи!

Интересно, пить свою карму. Самая вкусная карма - у мадам Жижинды. Наверное, душевнейшая и праведнейшая женщина, если ее карма…

Опять отвлекся. Написать, только бы написать диплом, только бы уйти отсюда!

Я схватился за перо и принялся выводить каракули в надежде, что появится мысль. В голову лезла всякая ерунда:

Три сэнсэя, глядя в ночь,

Решили предаться медитации,

В ветхой лодчонке,

Отплыв от морского берега в весеннюю грозу.

Лодка была очень ветхой

И поэтому история умалчивает о том, чем кончилось это дело.

Стучали.

–Занято! - крикнул я.

В полумраке апельсиновых деревьев начинала формироваться какая-то мысль.

Я, держа выдох во рту, смотрел туда, где зрело нечто, так нужное мне. Еще немного - и я смогу увидеть ее начало.

Выпустив выдох, я тишайше втянул воздух в себя с запахом апельсинов и идеи. В полутени вырисовалась цитата: "…личность сказочного героя не претерпевает никакого изменения…"

Мысль была немного знакомая, где-то я ее видел, чувствовал ее в голове, помнил, как она пробиралась в толчее образов и соображений. И сейчас я начинал ощущать ее формы - да, она начинала приобретать внешность, и нельзя было хвататься за перо, чтобы не спугнуть ее.

Я, стараясь не напрягаться, чтобы не сузились проходы в мозгах, следил за извивами мысленного тела. Для персонажей сказок чудеса такого рода - обыденность. Для обычного человека, современного, и такое - уже чудеса. Нет, не то. Вся эта тяга магистра Фрея к Неизвестности, Чудесному, есть банальное неумение увидеть Чудесное в Обыденном. Если и удастся ему попасть в Неизвестное, где он узрит Чудесное, скорее всего, для обитателей Неизвестного оно будет обычной Обыденностью…

Стучали.

–Черт, - сказал я, хватая книгу и лихорадочно, чуть не обрывая страницы, отыскал нужный текст. "Чудеса и другая логика - разные вещи", - бросилась в глаза фраза, наспех кинутая на поля когда-то.

Вот оно! Конечно! Другая логика может быть только здесь, там она будет обычной! А чудеса? Сейчас, сейчас… "Так называемые чудеса - всего лишь неожиданная трансформация". Чем ему не чудо? Нет, не то. Другая логика… Алиса - счастливое исключение… Нет, не исключение, там тоже только превращения туда-сюда, и превращений-то нет, одни изменения размеров…

Перо на миг зависло над бумагой, и я опять услышал стук - более чем настойчивый.

–Убил бы, - сказал я. - Ну, что надо?

За дверью топтался весь первый курс. По лицам гуляли возбуждение и страх.

–Ребята, ночь ведь, - сказал я, впуская их.

Новость оказалась стоящей. Украли летопись!

Сказать, что я был удивлен, значило ничего не сказать.

–Что за чушь, - сказал я. - Она никому не нужна.

Записи об истории братства вел Роман.

–Я уверен, что это Винес, - твердо сказал он. - Больше некому. Он может нас выдать! - в его спокойном голосе полыхнула паника.

–Тихо! - прикрикнул я.

Мне стало смешно. Как будто я велел вести летопись специально, чтобы ее украли.

Глупая идея помогла собраться с мыслями.

–Обоснуй, - обратился я к секретарю.

Роман живописал, как Винес приходил сегодня утром к нему в комнату, как он там все смотрел, как расспрашивал все о том же. Как он, хозяин то есть, все боялся, как бы Винес не увидел листы с записями. Которые лежали еще на столе, потому что он как раз перед этим описывал историю с вампиром, вернее, о приходе делегации в Школу и назидательное поучение (я таки сдержал улыбку) о том, что "тайна оставляет наши деяния без награды, но история запомнит".

(Идея летописи пришлась кстати: должно быть у ребят какое-то утешение).

…В общем, вот так. И как потом он, Винес, вышел, а он, Роман, спрятал летопись под матрас. И пошел на завтрак, а после завтрака на занятия, и как потом пришел, и вечером решил дописать, и заглянул под матрас…

–Хорошо, - сказал я. - Просто прекрасно.

Теперь он будет нас шантажировать. Вполне в его духе! Нет, не шантажировать, а гаденько так посматривать, мол, а я кое-что про вас знаю.

Я покривился. Мое имя в записях не присутствует, но на каждой странице встречается магистр. Был ли Винес на том приеме? Кажется, да. Тогда и думать не надо, кто магистр.

Винес знает, что пропажу рано или поздно обнаружат. Рассчитывает на испуг?

–Идите-ка вы спать, рыцари, - сказал я. - Я подумаю.

Они верили мне.

Я впал в глубочайшую задумчивость. Пусть он знает, что есть братство, пусть он знает, что я магистр, это не суть важно. Но документы -доказательство. И, действительно, предмет шантажа. Значит, я не могу оставить их у него. Мало ли что. Дед про орден не знает.

Подлиза начинал действовать мне на нервы.

Но что делать?

Я выглянул в щель между ставнями и ничего не увидел. Ночь.

Я встал и вышел в коридор. Подумал, зашел обратно и лег на кровать. Расслабился. Вспомнить бы, где его комната.

Я жил вместе с первым курсом - в кельях, в корпусе, а все студенты старше первого курса селились в башне, куда я заходил редко. Значит, придется самому определять.

Закрыл глаза, долго и глубоко дышал, пока дрожь в груди не утихла, пока не потяжелели руки и ноги, а кисти и стопы не стали теплыми-теплыми, как будто я лежал на солнце, а оно грело меня, и опахивало сухими осенними запахами: сена, травы…

Я стал осторожно снимать слои защиты. Один, другой, третий… Упакован я качественно. Последние, нижние слои почти прикипели ко мне, их приходилось не снимать, а просто сдвигать к спине, освобождаясь частично.

Ощущений был целый мир. Я слышал сопение и храп своих рыцарей за стеной, я видел их сны, я чувствовал движение их ресниц, я знал, кто где лежит.

Это знание я осторожно, камень за камнем, продвигал вдоль коридора и выше. Вот лестница, она пахнет мокрой грязной тряпкой, потому что только что по ней прошелся с тряпкой дежурный, он ругался себе под нос, что опять наследили, еще бродили по ступенькам отголоски его раздражения, а у стен осталась пыль…

Я поднимался по ступенькам, не касаясь их мыслью, я просто проходил насквозь, я преодолевал их. Вот и комнаты жилые, вот этого я видел вчера, он столкнулся со мной в коридоре перед кабинетом тетки Алессандры, у него упала книга, и когда он наклонялся, я видел рыжеватые пряди у него на макушке…

Выше, выше…

Вот Линдина комнатка, увешана веточками мирандольских тополей, от них по всей комнате сухой дух…

Рядом, за стеной, тихо дышит моя рыжесть, и я почти торопливо миную ее, чтобы даже случайно не нарушить ее сон и случайно не заглянуть в него…

Выше, еще выше…

Кажется, это оно. Длинное узкое помещение, суровые камни забраны по одной стене ковром, не роскошным пушистым, а тонким шерстяным, но однозначно дорогим, от него так и веяло духами ткавших его красавиц…

Спит? Похоже на то. Не обращая ни на него - ни на себя - пристального внимания, я стал осматривать комнату, вещь за вещью.

Он не думал, что к нему придут за украденным: вот оно лежит, около кровати, на тумбочке. Читал на сон грядущий?

Что я пережил дальше, сложно передать. Вроде бы ничего необычного, пришел к спящему человеку, взял у него свою вещь. Подумаешь, ночью без разрешения. Но я воспринимал все так ярко, что было плохо.

Я поднялся, открыл дверь в его комнату, подошел к нему. Да, он спал. Мне казалось, что он сейчас откроет глаза, резко так, посмотрит на меня. Сердце билось и рвалось, я ничего не мог с ним поделать. Я бы уже проснулся на месте Подлизы. Видимо, он действительно обладал лишь малой долей отцовских способностей, а не то почувствовал бы меня: так сильно я переживал.

Тишина стояла, она стояла и сидела на всех поверхностях, и дрожь сердца слышалась мне.

Мерещились шаги, и я поминутно дергался головой оглянуться. Казалось, что под кроватью спрятан мертвец, и как только я подойду к кровати, снизу высунется рука и схватит меня за ноги. Этого я отчего-то боялся особенно отчетливо. Поэтому не подошел вплотную, а вытянул руку и аккуратно взял. И чуть было не убежал, хлопнув дверью, грохоча по лестнице…

Обратный путь был еще страшнее. Закрыв аккуратно все, что надо было, я, держа себя изо всех сил, пересмотрел записи. Кажется, все на месте. Я проверил еще раз, руки тряслись. Да, все на месте.

Осторожно я спускался по ступенькам, опасаясь в темноте свалиться вниз, каждую следующую я мысленно ощупывал, прежде чем опустить на нее ногу.

Перед входом в коридор натянул на себя неприсутствие - чтобы не заметил дежурный - и тихо, глядя на него в упор, сидящего в кресле и что-то читающего, зевая, прошел мимо него, в полуметре. Я почти видел, как он поднимает голову, смотрит на меня…

Я вошел в комнату, молясь кому-то, чтобы дежурный не заметил открывающейся двери. Кажется, получилось.

Упал на кровать и лежал. То ли спал, то ли отходил.

Сколько я так лежал - не понял сам.

Через какое-то время за дверью ожили. Утро.

Народец мой пришел перед завтраком. Рукопись их я им показал, но не отдал. Сказал:

–Сам спрячу.

Роману сказал:

–Писать продолжай. Но не оставляй у себя ничего. Пиши сразу целиком нужный эпизод и приноси мне.

И всем:

–За завтраком делайте постные лица. Он будет вас подозревать.

Или меня, прибавил я про себя.

С трудом заставил себя встать. Меня шатало и тошнило, закружилась голова. Пришлось присесть, подождать. Когда же я ел последний раз? Вчера утром, кажется. Однако! Но время отдыха еще не настало.

Арбина я поймал на выходе из кабинета.

–Есть дело, - сказал я. Сам даже удивился своей наглости. - Не при всех.

Дед посмотрел на меня. Кажется, хотел что-то заметить. Но промолчал и впустил меня, закрыв за собою дверь. Проходить не стал, остался стоять у входа.

–Вот, - сказал я, вытаскивая нашу многострадальную летопись. - Очень надо спрятать. Так, чтобы никто не видел, не знал. И не украл, - добавил, подумав. - Сможешь?

Я тоже посмотрел на него, как он на меня, - сурово, из-под бровей, рот сжат. Только еще губу верхнюю закусил. Так мы и смотрели друг на друга. Он думал. Я - ждал.

Первым не выдержал, конечно, я:

–Можешь почитать, если хочешь. Но это не моя тайна. В смысле, не только моя.

–Опять тайны.

Он не спросил - констатировал.

Я пожал плечами.

–Противозаконно? - уточнил он.

Смеется.

–Еще как, - сказал я.

–Что, уже пытались украсть? - спросил он.

–Угу, - кивнул я. - Я только что выкрал ее обратно.

–Лихо ты впутываешь меня в свои делишки.

Он хмурился. Думал. Смотрел на меня своим рентгеновским взглядом. Иногда я сомневался, что дед не обладает повышенной восприимчивостью к чужим чувствам, как отец или я. Уж очень неплохо он меня понимал. А я никогда не мог понять, о чем он думает. Странно, да? Такое выразительное лицо, а прочитать по нему можно еще меньше, чем по бесстрастному эмировскому.

–Ладно, - решился он и принял на хранение нашу тайну. Унес во вторую комнату, вышел.

–Спасибо, дед, - сказал я с облегчением.

–С тебя, пожалуй, причитается, - улыбнулся он. - А теперь выметайся, я хочу уйти на завтрак.

–Да, я бы тоже поел, - согласился я и ушел.

Итак, еще одно дело сделано. Но - не то, которое надо было.

За завтраком я посмотрел по сторонам. Так, для разнообразия. Давно этого не делал, все больше в свою тарелку или на подружек. А сейчас то ли вспомнил слова Романа о панике, то ли шумело сильнее обычного в столовой

Общее возбуждение действительно превышало норму.

Оле и Линда еще не подошли, но уже идут, пробираются через затор первокурсников у входа.

–Завтра начинается практика, - радостно объявила Линда. - Приехал Эмир и еще кто-то из Высшего Совета, будут заседать. Я уверена, что нас пошлют разобраться с этим черным. Вчера я разговаривала с Подлизой, он мне рассказал…

–Линдик! - дернула подругу за рукав принцесса.

Я оглянулся. На нас смотрели со всех соседних столов испуганно раскрытые рты.

Я тоже сердито повернулся к приятельнице:

–Черноглазка, следи за собой, а?

–Они знают, - беспечно отмахнулась подруга. - Вся Школа неделю не спит. Боятся. Вдруг придет и…

–Линда! - сказала принцесса особым голосом. - Эта информация официально закрытая. Ясно?

Та вздохнула:

–Но всем уже известно от Подлизы…

–Кто это - Подлиза? - поинтересовался проходящий мимо Винес.

–Ты его не знаешь, - отмахнулась Линда. - Смешно молчать о том, о чем говорят все.

–Особенно в присутствии представителей Лиги, - двинула бровью принцесса в сторону преподавательского стола.

Мы взглянули.

Представители внушительные. Два пожилых импозантных мага в тяжелых темных мантиях шествовали.

Гул над столами на мгновение умолк при их появлении, и из этой секундной тишины я успел выхватить панический шепот:

–…и еще он говорит, что ты знаешь кто особенно не любит Школу и собирается ее уничтожить целиком, потому что считает, что волшебство можно передавать только от учителя ученику и только…

Прибывшие сели. Разговоры возобновились, и я не понял, что "только". Понял только, что паника в Школе имеется. Кто говорит? Мерлин говорит? Или Винес байки травит? Что за бред? Что за "ты знаешь кто"? Безымянный черный маг, что ли?

Я повернулся к Линде за разъяснениями:

–Черноглазка, так о чем ты вчера говорила с Подлизой?

–Не я, а он говорил. О своих великих подвигах, конечно, трепался. Ничего интересного, таких историй я слышала миллион, обычные пиратские байки: сколько зарезал да сколько добра взял. Но под предлогом помощи в моем дипломе кое-что открыл непосредственно из. Понятно, откуда. Самое смешное, что когда байки травил, костюмы соблазненных девушек расписал до подробностей нижнего белья, а тут развел общие места, в лучших твоих традициях.

–Он соблазнял тебя? - напрягся я.

–Уймись, защитник, - поймала меня черноглазая бестия, улыбаясь. - Ты мне не жених, за мою честь не переживай.

–Ты мне тетка, - сказал я.

–Звучит как-то нелепо, - недовольно вставила рыжая. - Пусть рассказывает дальше.

Линда только рукой махнула.

–И рассказывать нечего. Скормил мне те же басни, что всей Школе. Только больше тумана напустил. Но, - она подняла палец, призывая к особому вниманию, - но. Намекнул на решение Лиги послать кое-кого, чтобы разобраться, наконец, в этом феномене.

–Так он на себя намекал! - расхохоталась не по-королевски громко рыжая ведьма.

Линда надулась.

Я волновался. Оценка за практику идет в диплом, она так же важна, как за экзамен и за дипломную работу. И о профпригодности судят именно по результатам практики. Можно сразу и предложение о работе получить, если отличишься. Экзамен - формальность, ну, кто сможет Эмиру сделать хоть что-то? Давно известно, что толку от усилий на экзамене - ноль. За десять лет никому не удалось заставить его и бровью дрогнуть, не говоря о головной боли. А практика…

Интересно, что мне назначат? Тетка Алессандра, как мой научный руководитель, посоветует, наверное, направить меня на сбор трав: любую за версту чую. Так-то оно так, да только…

Обсуждение началось сразу после завтрака. Высокое начальство с Высшим Магом во главе заперлось в кабинете у ректора. Надолго.

Я сидел в комнате над стопкой пергаментов. Руки тряслись. В животе дрожало. В голове свистел ветер. За весь день я не написал ни строчки. Есть не хотелось, и обед, и ужин я пропустил.

Так что, когда вечером забежала Линда сообщить, что меня зовут на ковер, я вздохнул с облегчением.

В кабинете Арбина было почти темно: свечи на люстре молчали. Только камин да два полных трезубцевых подсвечника на столе давали свет. Отец, он же Высший Маг Магической Лиги, сидел в тени на диване, дед похаживал за спинкой своего кресла.

–Садись, - сказал он.

Я занял указанное место - второе кресло у камина, почти мое.

Арбин остановился напротив.

–Лига уполномочила меня сообщить тебе, - он кинул взгляд вглубь кабинета, в сторону Эмира, - о твоем назначении на практику. Дело тебе предстоит странное, - сказал он и посмотрел на меня. Ободряюще, как мне показалось, и намекающе. Неужели? - Лига сочла возможным на период твоей - вашей - практики, - еще один быстрый взгляд на меня (да, похоже, оно самое) - на Эмира - на меня, - разрешить тебе - вам - пользоваться некоторыми запрещенными приемами. Так как необходимые навыки были утрачены за годы, протекшие с запрета, вам придется начать практику с восстановления оных. Лига предлагает вам - тебе и твоим соратницам по специализации, - быстрый взгляд на меня (предостерегающий?) - на Эмира - и остальное дед произносил, глядя на сына, - арестовать мага Сирия Псоя, постоянно проживающего в Заране, и под собственным конвоем доставить в резиденцию Высшего Совета Лиги. Так же Лига в лице своей главы уполномочила меня предупредить вас о возможной опасности при выполнении практического задания, опасности для здоровья и жизни. - Даже не предназначенный мне взгляд деда давил, он был весьма тяжел. Думаю, отцу под этим тяжелым взглядом неуютно. - Официальное заявление я сделал, а теперь, будь добр, выйди.

Это не мне, сообразил я.

Мне стало неловко, так уничижительно произнес дед это, так зло.

Спиной я почувствовал, как отец встал. Хлопнула дверь.

Дед прошелся туда-сюда и сел.

–Решение Лиги, - вздохнул он. - Извини, мой мальчик, я ничего не смог сделать. К тому же, подозреваю, ты бы все равно пошел.

–Э… дед, Сирий - это тот, черный?

–Его так зовут.

Видно было, что дед волновался. Переживал за меня.

–Их ведь все равно не бывает, что волноваться, дед, - сказал я. - Успокойся.

–Да-да, - покивал Арбин. - Но. Игра слов непредсказуемо меняет мир. То, что рассказал Винес, заставляет насторожиться. Да, забыл, после нашего разговора ты пойдешь к нему за подробностями. Он будет вашим консультантом.

–Так мы идем втроем или вчетвером?

–Вчетвером? - нахмурился дед. - Нет, этот остается здесь, ему уже зачли практику. Вы же… - он опять вздохнул. - С одной стороны, там сила огромная, с другой - непонятная. Даже этот подлиза ничего конкретного не смог узнать. И это настораживает. Но не буду тебя пугать, сам на месте разберешься. Я в тебе уверен. А вот в этом фрукте… - задумчиво добавил он, и было непонятно, кого он имеет в виду.

–Когда пойдете? - спросил он затем. - Лига назначила вам… - он недобро усмехнулся, - две недели на то, чтобы вспомнить курс боевой магии. Однако вам вспоминать нечего, все на руках. Так стоит ли сидеть и трепать себе нервы неизвестностью? И не только себе, - это он произнес себе в бороду, но я все равно услышал.

–Зачем они посылают нас?

–Боевые маги, - сказал дед.

–Да, но ведь черных магов нет, и смешно на арест слухов и сплетен посылать боевой отряд, - высказал я свою мысль.

–Да, - согласился Арбин. - Официально.

–Так как?

–Не все ли тебе равно? - нахмурился дед. - Боятся они. Засидели толстые зады. Строго по секрету - информация из самых тайных лиговских сейфов - его уже ходили арестовывать. Обычный исполнитель зашел к нему в дом - и не вышел. Отправили мага посильнее - та же история. Да Винес тебе все расскажет. Суть полученного задания, таким образом, сводится к "не просто арестовать", а таки арестовать. То есть зайти и выйти, и его прихватить.

Дед злился, было видно сразу:

–Они не знают, что с ним делать. На контакты не идет, силой не взять, потому что нет таких сил. Поэтому про вас и вспомнили. Решили последний раз проэкпериментировать, - скривился он. - Раз вы еще не члены Лиги, так и цены не имеете. Сгинете - и мир не рухнет. Сам ведь… - дед чуть не сплюнул на ковер, да сдержался, - предложил, твой… бывший учитель.

Он прикрыл глаза рукой - сухой, морщинистой… Эх, дед, знаю я все, что ты переживаешь.

–В общем, - сердито как-то сказал он, погрозив мне пальцем для убедительности, - я буду тебя ждать. Понял? Чтоб никаких отговорок вроде "убили", "заколдовали" и так далее.

–Ладно, - сказал я. - А почему бы не обратиться к самим магистрам, Фрею там, бель Ани, Железному, Ааозу?

–Официально их не существует, - сухо откликнулся дед. - А реально - в каких мирах они сейчас? Кто пойдет искать? Да еще, может, извиниться придется? Ты представляешь, как Эмир будет извиняться? Я - нет. Хотя пятьдесят лет его знаю - с пеленок.

Волнение Арбина было необычно, казалось почти неестественным. Почти - потому что я видел, что так оно и есть. Дед нервно теребил бороду, постукивал пальцами по дереву кресла, вздыхал и дергал глазом.

–Я тоже тебя люблю, дед, - сказал я.

Он задумчиво на меня глянул и промолчал, покивал только.

–Спасибо, - сказал он потом. - И скажи девочкам. Ты - ответственный, следи за ними.

Я встал, и он встал - проводить меня до двери.

–Завтра с утра, - сказал я на прощание.

–С Богом, - сказал он и быстро перекрестил меня. Так он верующий?

За дверью я потряс головой, освобождаясь от переживаний, и направился искать разлюбезного братца.

Девчатам я велел выспаться, так что слушать пришлось мне одному.

Пока он говорил, я исподтишка его разглядывал. Как все-таки внешность человека зависит от его поведения, манеры себя держать! Вот теперь он вылитый отец, а раньше был не похож. Высокий, да, но сутулый, скрюченный, весь собранный внутрь. Эмир - орел: грудь вперед, и не заметно, что ребра торчат, плечи назад, взгляд наружу и сверху, шагает быстро, широко, так, что мантия развевается. Почти летит. У такого на пути не встанешь. А Подлиза был суслик сусликом. А теперь - один в один. И лицо расправилось, сходство в глаза бросается: тонкий нос, и ноздри так же раздувает, когда недоволен, угол глаза щурит, как отец, слегка, тот же взгляд. Только вот темные у тебя, братец, глаза, а у меня такие же, как у него, синие, тут ты не в нашу породу!

Уселись мы на разных концах моего сундука, подальше друг от друга.

–…А еще говорят такое. Один капитан из горданийских молодчиков захотел взять в плен элфинийскую принцессу. Снарядил корабль…

Складно брешет, подумал я.

–…Еще рассказывают, жил один вор в столице…

–…Один матрос проигрался в карты…

–…На берегу свои проблемы. Один лорд участвовал в заговоре…

Его истории мне надоели.

–…Один бедняк, обремененный семьей и долгами…

Я откровенно устал.

–На самом деле я там был, - сказал Винес.

Я дернулся к нему.

–Как был?! И что?

–Не скажу, - сказал он. - Не хочу, чтобы ты был в лучших условиях. Сам увидишь.

Я уставился на него, как на привидение. Все, что он только что рассказал, заканчивалось тем, что никто не вышел. А он - вот он, сидит передо мной, теплый…

–Фактов я достал очень мало, - тем временем говорил Винес совсем другим голосом. - Большинство свидетелей - пираты. А все, что они говорят, - морские байки. Ну, как охотничьи или рыбацкие рассказы. И что бы морячки ни говорили, они по-другому не могут сказать. Так что, как ты заметил, наверное (он насмешливо скосил на меня глаз), все строго в пределах жанра: у нас, хороших, проблемы, плохие нас гоняют и грозятся убить, они нам дали по шее, потом догнали и еще дали, выход один…Я в совершенстве овладел жанром. Сюжетные изменения минимальные, главное - побольше подробностей сражений, я уж для тебя их опустил (я хмыкнул скептически), под занавес можно пустить слезу, но конец обязательно счастливый, иначе "рассказчик, то есть я, не сидел бы сейчас перед вами". Половина сказок - от первого лица, но такие заведомо придуманы. Из остального потока батальностей выудить жизненные подробности - немалый труд. Целый месяц я бороздил моря, переслушал тонны словесного барахла и сам заразился, теперь травлю байки направо и налево и не могу остановиться. Видел, вся Школа на головах ходит? Моя работа! Им, правда, полезно поразмять пространство между ушами. Вот, кстати, и сейчас, вместо того, чтобы о деле говорить, треплюсь о постороннем.

Он построжел. Потянулся, взял со стола чистый лист, перо.

–Смотри, добраться до его дома легко: вот главные ворота, вот улица от них к рынку, третий переулок направо, через три квартала - улочка наискосок, ее сразу увидишь, она одна такая там кривая, по ней - до упора, по правой руке - дрянная таверна, напротив - его дом. Два этажа, вход с улицы - двора нет, есть второй выход на задний двор соседнего дома. Впрочем, вряд ли тебе это пригодится, - он задумался.

–Ты же говорил, что никто не выходит, - вспомнил я. - Почему конец счастливый?

–Не люблю я тебя, Юхас, но уважаю, - усмехнулся он. - Соображаешь иногда. Выходят, еще как. Но другие, вот в чем фокус. Народец в кабачке напротив замечает многое, да не все. Если вошел бородатый нищий бродяга, а вышел лорд-щеголь - кто заподозрит, что один и тот же? А многие действительно не выходили, так ведь и шли за этим. В кабачке, кстати, не треплись, зачем пришел, у Псоя там стукач есть, вычислить я его не сумел.

Я позавидовал легкости, с какой он признался, что не любит меня. Не то что бы позавидовал, но как-то…

–Это все, что ты имеешь сказать? - только и спросил я. Он смотрел на меня насмешливо:

–Хватит с тебя, братец.

–Ну и Мирэн с тобой, братец, - огрызнулся я. На большее, к сожалению, я не способен.

Он посмотрел на меня загадочно. Подозреваю, думал, что я не догадываюсь, как много правды в этих словечках. Можешь не сомневаться, догадываюсь. В каждой шутке, как известно, слишком много правды.

За ставнями рассвет собирался в разводы сумерек.

Проводить нас в серое утро вышли Арбин и Эмир. Он-то зачем?

Громких слов не говорили. Вообще не говорили. Молча дошли до ворот по влажному саду, поеживаясь под мантиями.

Отец смотрел на меня как-то странно.

Не терпится спровадить, подумал я, отворачиваясь. Его вечно бесстрастное лицо сегодня казалось напряженным, спокойствие было неестественным. Он чуть дергал левым глазом; я сам так делаю, когда волнуюсь. С чего?

Мне не то чтобы было неприятно его присутствие, скорее наоборот, но причины присутствия виделись мне гадкими.

Может, и не увидимся, читал я в дедовых глазах, поэтому готов был даже простить Эмира. Отец все-таки.

–Можете идти измерениями, - шепнул он, пока привратник отпирал ворота.

Я улыбнулся, и мы пошли.

–Линдик, что-нибудь на дорожку?

Она не стала ломаться, подняла глаза, вспоминая:

Сначала шагали молча. Пока обходили обрыв, пока шли по склону по знакомой тропинке…

Потом я задался законным вопросом: куда мы идем?

–Девушки, мы же не на нашу поляну, - сказал я. - Что мы дорогу-то проигнорировали?

–А ведь верно, - удивилась Линда. - Что это мы?

Мы остановились, посмотрели друг на друга и расхохотались.

Несколько истерически, правда.

–Возвращаться, что ль? - отсмеявшись, спросила Оле.

–Дурная примета, - напомнила Линда.

–Мы идем сражаться с приметами, и начинать дорогу с веры в них - глупо, - возразил я. - Но возвращаться не будем.

Мне вдруг, как это иногда случается, забрела в голову мысль. Видно, чтобы свято место не пустовало совсем уж.

–Помните то место, куда нас месяц назад завел Подлиза? Если это и не то место, которое нам требуется, то по соседству, я уверен. Как думаете, доберемся туда?

–Через отражения? - уточнила Оле.

–Да. Высший разрешил.

Принцесса хмыкнула.

Ее манеры сильно испортились за четыре курса и в этом году не обещают исправиться. Но зато она стала похожа на человека.

Выйдя туда, откуда мы обычно - изредка - уходили в измерения, мы постояли, вспоминая. Окрестности города, сам город, улицы, по которым проходили.

Не знаю, на что ориентировались девушки. У меня в памяти остались грязная таверна, подозрительные личности, кривой хозяин. Я шел на них, как медвежонок на запах меда.

По дороге я обрисовывал ситуацию, пытаясь из общих мест сделать нечто конкретное. Получилось мало, почти ничего.

–Девчата, я вам отвечаю, он мне почти ничего не сказал, - отбивался я. - Травил байки, вы сами их слышали много, наверное, раз…

–Много раз это невозможно слушать, - заметила Оле. - Но должен же он был сказать хоть что-то дельное?

–Дорогу к его логову, - сказал я. - Еще оказалось, что оттуда иногда выходят, так что у нас есть шансы.

–Не понимаю, почему ты вообще не отказался от этого задания, - продолжала хмуриться принцесса. - Ерунда какая-то.

–Лучше ерунда, чем травки собирать в полнолуние.

–А какие сроки нам назначены? - уточнила Линда. - Когда нас ждут?

–Я понял, что нас вообще не ждут, - вздохнул я. - Отправили в бессрочную ссылку. Но если и ждут, то не раньше… - я прикинул, -…зимы. Тренировка, дорога…

–А мы обернемся за два дня, - обрадовалась черноглазая бандитка. - Значит, до зимы пусть наш голубчик гуляет, а мы пока что устроим себе небольшие каникулы! Заглянем в Мирандол! Денег на пропитание дали? - вспомнила она.

Я побренчал карманом.

–Что-то негусто.

Я побренчал другим карманом.

–Ну, может, с голоду не умрем, - вздохнула она. - А по магазинам прогуляться?

Я улыбнулся, увидев, с какой надеждой смотрит она в сторону города. Города? Приближаемся, что ли?

Девушки шли уверенные в себе, а мне было не по себе.

В последнее время я чересчур увлекся сомнениями, взвешиванием всех поступков и слов. А иногда, наоборот, как ляпну!

Серость вокруг стояла беспросветная.

Все было, как в прошлый раз: те же черные ворота, на удивление чистый для большого города воздух, широкие улицы… во всяком случае, пока мы не свернули. В Косой улочке мы втроем еле поместились, так узка она была. Не улица, не переулок, даже не закоулок, а какой-то проход между домами!

Вот и "дрянная" таверна в самом конце. Кинув исподтишка взгляд на домик напротив (ничего особенного), я вошел первым. Подруги прикрывали спину.

Знакомое место! Полным-полно подозрительных личностей и кривой хозяин. Здесь мы играли в карты с месяц назад и ушли, не заплатив.

Оказывается, эта таверна имеет два входа, интересно.

Хотя следов погрома не заметно. Разве что те пятна гари на потолке у лестницы.

Темные и грязные подозрительные личности поначалу заинтересовались нами. Но тут кривой выскочил и заюлил, предлагая еду, выпивку, комнату, оружие, девочек… Узнал?

–…господа студенты… - заливался кривой.

Узнал.

Мысли бегали в голове наперегонки, одна другой истеричнее. Куда идти, что делать? Остаться здесь, в общей зале, или взять комнату? Ту ли, что в прошлый раз, или другую? Этот кривой, в каких отношениях он сейчас с Винесом и имеет ли он что-нибудь против нас? Не просто так перед нами скачет, такой просто скакать не станет. Сам кланяется, а глаз жесткий, все видит и примечает. Не доверять!

На что решиться?

Оле и Линда стояли за плечами, как ангелы смерти, предоставив мне командование. А я все еще не знал, что делать.

–Комнату окнами в закоулок, - сказал я наконец, чтобы не молчать.

Что мелькнуло в его единственном окне в мир? Удивление, удовлетворение, одобрение, неудовольствие, разочарование?…

Ах да, спохватился я, зачем гадать, я могу снять часть защит, чтобы увеличить чувствительность. Но не увлекаться, место опасное, это видно без особых способностей. Итак…

Хозяин, будто почувствовав, что его могут поймать на ненужной мысли, засеменил вперед. Не его походка, отметил я. Зачем притворяется?

Да и что я так к нему прицепился? Не подозреваю ли я его? В чем?

"…У Псоя там стукач есть…", вспомнилось мне. "…Вычислить я его так и не сумел…".

С некоторым трудом отделавшись от кривого (он зудел от жажды узнать, зачем мы здесь), я примостился у окна, а подруги стали бродить по комнате, изучая. От завтрака мы отказались.

–Девчата, милые, сядьте, ради Мирэна, - не выдержал я, наконец, их любопытства и радостного возбуждения. - И вспомните таблицу умножения, я проверю округу.

Оле захлопнулась мгновенно, Линда еще пошарила ощущениями в пространстве, после чего обе сосредоточенно засчитали. Четырежды пять двенадцать… Их эмоциональный фон перестал создавать мне помехи. Я начал вслушиваться.

Комната под несомненной защитой, но то ли более слабой, то ли более изысканной, мастерской. Едва заметные линии, штрихи, намечающие контуры.

Я закрыл глаза, сосредотачиваясь на своих чувствах. Вернее, на чужих. Угрозы пока нет, хорошо.

Еще немного пошарив внизу, в ощущениях подозрительных личностей, я махнул рукой девушкам, чтобы они расслабились, и занялся разглядыванием жилища объекта. Зачем я все это делал, было непонятно мне самому. Какая может быть польза от моих действий? Скорее, никакой.

Надо было сразу идти туда. Что я могу узнать, сидя здесь? Или Подлиза специально упомянул этот кабачок, чтобы мы здесь засветились, и кто-нибудь мог доложить Сирию Псою (ну и имечко, Мирэне). Если они в сговоре… Он ведь там был, у него. Или моя подозрительность перерастает в паранойю?

Начинала болеть голова. Постоянный шум - гул чувств и переживаний -угнетал. Чужие, чужие лезли эмоции, растравляя душу. Какие сильные, сочные попадались чувства!

Чтобы заглушить волнение в окружающей эмпатической сфере, я с удвоенным вниманием стал разглядывать дом напротив.

Мне открывался прекрасный вид на соседские ставни. Входная дверь находилась ровно подо мной, и никакого оживления перед ней я не заметил.

Опять накатила нервная дрожь. Я нервно сполз со стула, вытянув ноги, упираясь шеей в верх спинки и копчиком в край сиденья. Помогло.

Меня тошнило от происходящего.

Еще раз в окно, сосредоточившись. Каменная кладка, не кирпич, значит, когда-то владелец был богат. Я потянулся к дому. Молчаливый. Или защиты? Я слегка напрягся, пытаясь уловить, ничего не уловил, понял ошибку, расслабился… Легкая рябь: защита есть, но ничего сверхъестественного. Что же голова так болит?

–Девчата, - спросил я, потирая виски. - Есть у нас план?

–Зачем? - искренне удивилась черноглазка.

–Понятно, - вздохнул я. - Все понятно.

На небе слегка разошлось, и в комнату глянул робкий бледный лучик.

–Уж полдень, - протянула принцесса, косясь в сторону окна. - Да, пора бы обдумать перспективы.

–Оле, сиди здесь и следи за окном, - сказал я, вставая. - Линдик, тебе надо прогуляться и найти заднюю стену этого дома, и стоять там. Чтобы никто не вошел и не вышел, пока я там. Боевое задание ясно?

Подружки козырнули на военный манер.

–Тогда я пошел. Линда, идешь следом. Контрольный срок - завтра утром. Если не вернусь до этого времени, разносите все. Старичка хорошо бы взять живым. Пока.

Я чувствовал, что устал.

Итак, путь навстречу судьбе. Впрочем, у меня ведь несудьба.

Значит, навстречу Несудьбе. Это уже что-то.

Открываю дверь комнаты, выхожу в коридор. Низкий потолок, темно, факел далеко справа чадит в молчаливый полумрак.

Лестница. Коричневое до черноты дерево, отполированные руками перила холодят ладонь, скользящую легко, едва касаясь, мантия пощелкивает по столбикам и ногам, сапоги пошаркивают со ступеньки на ступеньку.

Поворот - желтеет, дымно и душно: накурено, закопчено.

Общий зал. Вид немного сверху - удивленные взгляды из разводов серых колеблющихся дымных извивов, сквозь запахи табака, чеснока, спирта. И один - резкий, жгучий, метнувшийся впритык - хозяин:

–Что угодно господину студенту?

Я, не шевеля головой, видя перед собой сизую дверь, в упор ее рассматривая, схватил кривого за ворот, притянул к себе, по-прежнему не замечая:

–Убью, - сказал я.

Он понял. Ни намека на угодливость, вертлявость, лакейство, услужливость - оценивание противника перед боем. И - короткий кивок. Хорошо. Не глядя, отпустил, направляясь к двери.

Кто-то из личностей кинулся наперерез, не уловив предостерегающего движения хозяина, и отлетел, натолкнувшись на невидимую стену. Упал мне под ноги. Не пошевелив взглядом (но чувствуя каждый миллиметр окружающего), поднимаю ногу, перелетаю через него. Все молча и серьезно. И что лезут?

Ручка влажная, прохладная, скользкая, нажимаю, задержав локоть, подталкиваю - и - на улице.

За мной выскальзывает Линда и тут же уходит вбок.

Тупик справа, уменьшающаяся щель - слева, два коротких броска зрения. Пусто. Странно? Нормально?

Некогда думать. Два шага - и снова перед дверью.

Дверь. Кому-то - в Лету. Мне - в Несудьбу. Туда тоже можно кануть. Так спокойно и ладно, раз - и…

Итак, дверь. Чуть пониже моего роста, взглядом я как раз упираюсь в косяк. Косяк - из темного дерева, дуб, облезлый, когда-то лакированный. Сама дверь светлее тоном, и сохранилась лучше. Видимо, меняли. Крепкая, твердая, бронзовые петли покрыты ядовитой зеленью патины - струями сверху вниз. Ручка - кольцо во рту львиной головы. Неоригинально, но может иметь двойственную природу.

Я присел на корточки.

–Приветствую тебя, могучий зверь, - сказал я негромко. - Кто посмел заточить твой гордый дух, кто смог заставить тебя служить?

Дверь смеялась надо мной, лев хмурился бронзовыми бровями. Старый, позеленевший лев - и новенькое, золотое по низу кольцо, натертое множеством прикосновений.

–Хочешь на волю? - пробормотал я, ощупывая дерево вокруг завитушек гривы.

–Р-Р-Р-Р!

Мирэне мио! Я подскочил от рыка и резкого звона металла по камню.

Что упало? Я глянул под ноги и обомлел: бронзовое кольцо было перекушено! Так вот почему оно такое новенькое - его приходится часто менять из-за повадок зверя!

Глаза льва оставались бессмысленными, беззрачными.

–Сейчас-сейчас, - пробормотал я. Съест? Меня не съешь! А погулять ему полезно. Гордый зверь, герб Мирандола - и в дверях! Ладно бы у людей, а у мага - точно не простой сплав. Да что там, вот он, живой, кусается!

Дверь начала медленно отворяться.

–Э, нет, рано! - я схватился за то место, где было кольцо.

Пусто.

Дверь открывалась.

Я согнул палец и всунул его в пасть зверя, тот вцепился в палец. Я потянул, сжав зубы, и закрыл дверь. Капелька крови выскользнула из-под зуба на высунутый язык. Я подергал палец - крепко держит, зверюга!

Бронзовый лев начал оживать. Дрогнули веки, хлопнули раз, другой, раздулись ноздри, дернулась голова. Из дерева полезло желтое маслянистое тело, светящееся в окружающей осенней хмари.

Животное посидело и плюнуло мой палец.

–Вот спасибо, - не удержался я.

Клокотало где-то в горле льва. Я осторожно, медленно протянул руку, потрогал его. Теплый! Живой?

Зверь терпеливо снес мои касания. Выразительно посмотрел - и канул куда-то.

Оставшаяся без присмотра дверь снова начала отворяться. На этот раз я ей не препятствовал.

Внутри - темнота.

Я перешагнул порог.

Маленькая прихожая, полтора на два, по стенам - вешалки с одеждой (пахнет пылью, старыми тканями). Еще дверь, тоненькая, всего в палец, украшение, не дверь.

Толкнул ее, не заходя.

С моего места просматривалась часть плохо освещенной комнаты, комнатушки. Прямо передо мной - камин и два кресла. Направо, к стене, уходит тяжелый, заставленный стол, слева, насколько видно, - полки с книгами, колбами, баночками. Чуть выше уровня глаз на веревочках сушатся душистые букетики.

Берлога мага - как с картинки. Интерьер выдержан в красно-коричневых тонах.

Кресла повернуты спинками к зрителю, то есть ко мне, потертая обивка, когда-то - рубчатый шелк, теперь - нечто гладкое, сальное. На спинках сохранилась кое-где вычурная резьба, а лак сползал плоскими дырами. На дощатом полу - дорожка, пыльная, грязная.

Мирэне, как все запущено! И где же хозяин?

За спиной тягостно скрипела дверь - тонко, мягко, узко.

–Что желаем, молодой человек? - раздался голос из кресла.

Я замер. С облегчением заметил, что давление в висках ослабло: чужие переживания сюда не доносились.

Здесь было тихо-тихо, такая пыльная тишина, как в нежилом помещении, куда однажды попал случайно, только треск пламени слышен.

Я был удивлен, но не волновался - пока что. Из-за спинки кресла - того, из которого послышался мне голос, - доносились волны безмятежного, мятного спокойствия. И - легкое любопытство вкупе с отстраненной усталостью от всего: от посетителей, их желаний, громких голосов, от звуков и от жизни.

Так как я чувствовал нечто похожее, его эмоциональный фон показался мне умиротворяющим. Я принял его, он естественно продолжил мои чувства, утишая их, принижая остроту переживаний.

Я не знал, что ответить. Того, за чем я пришел, я не желаю. Не "не хочу", но не желаю. Должен.

–В каком смысле? - переспросил я.

–Каково ваше желание? - перефразировал голос.

Все-таки усталость была основным его тоном.

Треск огня успокаивал монотонностью.

–Э-э-э… - Я не знал, как приступить. - Я, собственно, по делу…

–Да вы не переживайте, садитесь, - вздохнул голос. - Еще сомневаетесь?

–Нет, - удивился я, - с чего бы?

Я прошел к камину, прикрыв за собой дверь в комнату. Пока шел, оглядел ту часть помещения, что ранее была недоступна взору. Ничего неожиданного. Подтвердилось отсутствие окон, травных веничков оказалось больше, а над дверью почему-то цвел жасмин. Его запах, когда я проходил под ним, показался мне похожим на запах ландышей, только сладкий. Или наоборот, посвежее. Что-то от ландышей, во всяком случае, точно было.

–Ну, выкладывайте.

Я хотел опуститься в кресло, но передумал. Будет смешно, если я сяду, устроюсь и скажу светским тоном: "Вы арестованы, магистр Сирий". Кстати, магистр ли он?

Я остановился за креслом, по-прежнему видя, лишь его седую макушку.

–Простите, магистр, - я решил начать издалека. - Я испортил вашу дверную ручку.

–Ах да, - спохватился, наконец, хозяин. - Я ведь не спросил, как вы вошли. Лев пропустил вас, неужели? Не припомню, чтобы назначал вам на это время.

Несмотря на явное оживление слов, интонации остались на уровне безразличия.

–Собственно, я его… отпустил, - признался я. Мне не хотелось, чтобы от моего посещения у него остались неприятные воспоминания. И уж если… то хоть неясностей не будет.

Говоривший был занят своими, далекими от меня размышлениями. Поэтому мои слова он воспринял - или не воспринял вовсе? - ровно.

–Не может быть, - заметил он.

Кажется, он меня и не понял. Как не может быть? Или ему все равно? Думает, что я вру? Или и это ему все равно?

Отчетливо пах жасмин.

Однообразная песня огня успокаивала.

–Выкладывайте, юноша, сокровенное, - потребовал голос.

На горизонте его ожидания появилось далекое облачко раздражения. Нет, не раздражения, всего лишь нетерпения. Ему хотелось избавиться от меня и вновь предаться (медитации, хихикнул внутренний голос) созерцанию огня (строго одернул я внутренний голос).

Почему я должен выкладывать? Зачем? Так принято в этом доме? Он дает советы? Исполняет желания? Да в силах ли он исполнить мое сокровенное желание?

Какое, кстати, из моих желаний самое сокровенное? Что вообще значит сокровенно? Самое большое? Самое сильное? Тайное? Чего я хочу? Кроме того, что в данный момент и обычно - почти всегда - мне хочется, чтобы меня оставили в покое?

Э, дернул я сам себя, мне хочется, а не я хочу. Разница! Для начала я хочу арестовать этого типа и уйти отсюда. Потом я хочу написать чертов диплом и уйти из Школы, наконец. Потом я хочу… Ну, этого я ему не скажу, себе и то не говорю…

Кресла здесь располагались не лицом друг другу, боком к огню, а лицом к огню, боком друг другу. Он оставался для меня незримым, несмотря на то, что я стоял почти вплотную к нему. Ведь не считать же часть макушки да колени, обтянутые серой мантией, обликом человека?

Ситуация комическая; одни разговаривают с улыбками, другие - с макушками.

Я вновь отвлекся.

–Простите, что вы от меня хотите? - уточнил я.

–Это вы от меня хотите, юноша, - раздраженно сказала макушка. - Вы ведь ко мне пришли, а не я к вам.

В этом что-то было.

Однообразный треск пламени отзывался в висках болью, от густого запаха кружилась жасмина голова. Зачем я здесь? Сидел бы дома, а не разгадывал бы дурацкие загадки без сфинксов.

–Решением Высшего Совета Магической Лиги вы арестованы, Сирий Псой, - сказал я, подавляя тошноту.

Тошнило от бессмысленности происходящего и сущего. Именно здесь вечное ощущение бестолковости и ненужности моего - и всех - бытия обрело силу и яркость.

Вспомнилось: "незатейливая формула ада современного человека выведена давно: "Некуда пойти". Нелепый магистр со свободным именем, не умеющий пользоваться тем, что оно означает! Опять он пытается руководить моей жизнью, как сотни и сотни сказочно умных голов!

Однотонность огненной песни звучала, как отдаленное предгрозовое рычание грома.

Душно, понял я.

–Как же вы вошли? - удивились даже колени.

Было в этом чувстве что-то живое.

–А что? - я ему говорил? Сам не помню. - Кажется, я же сказал, что…

–Впрочем, неважно, - взмахнул рукой владелец макушки.

Его облик дополнился еще одной деталью: суховатой кистью из широкой вазочки рукава, бледной, со слегка разведенными в стороны пальцами, как лепестками жасмина.

–Скажите мне ваше сокровенное желание, и я его исполню.

–Зачем?

Макушка, колени и бледная кисть, оставленная на подлокотнике, тряслись от тихого смеха.

–Я этим занимаюсь, - сообщил он мне. - На старости лет я решил употребить свой дар творить чудеса во благо людям. И стал исполнять желания. Не мелкие, а настоящие, жизненные.

Он не врал.

Я задумался.

–Что, просто так? - спросил я.

В благотворительность я наивно верил, но не в эту. И не то что бы сидящий передо мной и скрытый спинкой кресла излучал какие-то отрицательные эмоции, позволяющие мне усомниться в возможности сказанного. Нет, он был обычным человеком.

Что и настораживало. Не был он черным магом, как разрисовала его людская молва. Но не был он и бескорыстным служителем людям.

–С чего бы? - спросил я, стараясь говорить нейтрально.

Он усмехнулся - совсем чуть-чуть. Он знал, что говорит правду, и я это чувствовал. Какая разница, с чего? Главное, что он осчастливливает людей, - так он ощущал жизнь.

Мне стало интересно. Я протиснулся в щель между ручками кресел и уселся. Он что, всех заговаривает, прежде чем сделать убрать?

–Моя жизнь была насыщенной до предела всем, чем только может быть насыщена жизнь человека. И однажды я задумался…

Значит, думаньем ваша жизнь не была заполнена, отметил я про себя.

Рассказ был содержателен, но я не слушал. Я вслушивался в чувства. Пересказ одиссеи ничего не всколыхнул в нем, не заставил задуматься, правильное ли решение он принял на закате дней?

Мне не понравилась такая уверенность. Как лихо вы решаете за других, с мелкой неприязнью подумал я.

С мелкой - потому что я готов был позавидовать его уверенности в выбранной им миссии. Потому что я чувствовал, что эта уверенность слишком явная, чтобы быть истинной. Уговаривал сам себя?

–В рассказе Хемингуэя, юноша, есть один солнечный блик, фраза, брошенная пожилым официантом: "Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно". Каждому из нас ночью нужен свет… Понимаете ли вы, милостивый государь, что это значит, когда некуда пойти? Я решил, что я стану тем, кто даст возможность куда-нибудь пойти тогда, когда некуда уже идти. Понимаете? Когда некуда идти в этом мире, можно уйти в другой.

Кажется, мы с ним нашли друг друга.

Если честно, я мечтал о таком мире, где все умели бы чувствовать так, как я. Где не надо было бы говорить о своих чувствах, говорить эти трудные слова! Где только пошевелил слегка нервными окончаниями - и знаешь, кто тебя любит или не любит, с точностью до миллиэмоции определяя чувства. Где не могло бы возникнуть этого непонимания между мной и отцом!

–В какой другой? - спросил я. Не с надеждой, но…

–О, - несколько оживился он. До сих пор он смотрел в другую сторону, и я все равно не мог его рассмотреть. Теперь к безликой фигуре с макушкой, затылком, коленями и кистью прибавился профиль.

Гордый: он собой гордился.

Ну что ж, все мы имеем слабости.

–Прекрасное заклинание! Мое личное изобретение, - добавил он.

Видимо, давно не разговаривал с профессионалом, который мог бы оценить ювелирность его работы.

–Заклинание, которое отправляет человека в тот мир, который именно ему подходит, желателен и необходим.

Ошибаешься, дяденька. Это взаимоисключающие друг друга свойства.

–Тогда в чем проблема? - спросил я. - Сейчас мы с вами пройдем, куда следует, и там вы докажете, что занимаетесь общественно полезным делом. После чего вернетесь к делам официально. А то зря только народ пугаете.

Он смеялся долго, со вкусом.

–Ум приходит с возрастом, - отсмеявшись, заметил он. - Не с вашим. Вы считаете, мне позволят продолжать? Из застенков Лиги еще никто не выходил! Они вынут из меня душу, этот Высший Совет во главе с мумией Эмира! Он еще влачит жалкое существование вдали всего человеческого? Комическая оболочка, пародия на человека, насмешка над ним! Человек, лишенный чувств и желаний, - человек ли?

Мне уже ничего не хотелось, но я ощущал себя человеком.

Правда, не стал делиться этим ощущением.

–Говорят, вы берете за осуществление желаний большие деньги?

–Говорят, что кур доят, - огрызнулся тот. - Я стар, молодой человек, а с возрастом начинаешь ценить комфорт. Да и кто в нашем мире верит в бескорыстность? Вы верите?

–Ну… - пожал я плечами.

В принципе, я наивен. И верю.

Но не в ту, о которой разговор.

Хотя здесь и нет бескорыстности, напомнил я себе.

–Люди верят только в то, что делают сами, - несколько раздраженно продолжал он. - Если им подарить, а не позволить заплатить непомерную цену, они не оценят, простите за каламбур.

–Вы мутите народ, пугаете людей. Вас называют Черным магом, с большой буквы, вас ставят в один ряд с Сауроном и Вольдемортом, вас считают слугой дьявола и служителем темных сил. Лиге это не нравится.

–Кучка стариканов, мучимых запорами, считает, что раз она власть, то имеет право вмешиваться в жизнь каждого. Не имеет право, а должна! Ненавижу. Я в оппозиции. Не думайте, что сумеете пробудить во мне гражданские чувства.

Я хотел вызвать в нем жалость к напуганным людям, покинувшим окрестные дома.

Но не стал этого говорить. Он-то считал себя вправе распоряжаться судьбами людей?

Только спросил:

–А уничтожение половины элфинийской армии?

–Я что, должен был просто позволить себя убить? Начать переговоры мне не предложили!

Я почувствовал, что собеседник напрягся. Решил не даваться? Что мне с ним тогда делать? Убивать я его не собирался убежденно и принципиально, поэтому и девушек оставил снаружи.

–Так вы готовы, юноша? - спросил он резко.

–К чему? - не сразу понял я. - Давно готов.

–Тогда настраивайтесь на тот мир, который вам нужен, и я начну процедуру.

Я подумал, что не расслышал.

–Мне от вас ничего такого не нужно, - сказал я. - Я сам разберусь со своими проблемами.

–Человек не способен в этом мире самостоятельно решить свои проблемы, - назидательно, как будто читал лекцию, сказал он.

Привычным таким тоном, так читают преподаватели из года в год один и тот же курс. Иногда даже по тетради. Ему еще приходится уговаривать пациентов? Которые приходят за последней надеждой? Методика доктора Вассори?

–Если кто-то не способен решить проблемы в этом мире, значит, он не решит их ни в каком, - высказал я сокровенное.

–О, вот здесь вы не правы, юноша, - оживился он. - Проблемы зависят от мира. Если вы приходите в иной мир, вы получаете новые инструменты и методы решения. Все гениальное просто!… Вот возьмем, к примеру…

Похоже, он оседлал любимую тему. В иной мир? Приходим или… переходим? Очень интересная возможность! Наверняка он читал труды моего мастера Ухода ОТСЮДА, но действительно ли он овладел умением перемещать из мира в мир? И почему он сам остался здесь?

Дождавшись, когда вдохновенный поток иссякнет (причем он все время говорил не мне, а огню в камине), я так и спросил, разрушив все внутренние сопротивления:

–А сами вы почему не ушли в лучший мир?

Каламбур? Оговорка? Мирэн знает! Но я нагрубил и буду потом сожалеть.

Кажется, он уловил насмешку.

–Я честный христианин, юноша, - строго сказал он. - Если господь назначил мне жить в этом мире, я в нем и буду жить.

–Другим он тоже назначил?…

–Каждый решает за себя. Господь даровал нам свободу выбора, и мы пользуемся ею в силу данного нам разумения.

Что ж он не смотрит на меня? Это невежливо!

Может, это совсем не он?

Дикая мысль залетела и угнездилась в болящей голове.

Вдруг это фантом, качественный дубль? Или это он, но навел меня на мысль, что не он, чтобы я отправился его искать, а он тем временем уйдет? Девчата, конечно, сторожат входы-выходы, но он может уйти в другой мир, а потом спокойно вернуться. Я бы на его месте… так и сделал? Не факт.

–…Все люди, которые ждали от меня помощи, просили о двух вещах: больших деньгах и уходе отсюда. За второе я брал большие деньги - если они не вернутся, зачем им оставлять здесь что-то? - и отдавал первым. Все были довольны. Люди всегда боятся того, чего не понимают, здесь и беспокоиться нечего. Лиге всего лишь надо довести до сознания общественности, что во мне нет социальной угрозы. Снимутся все проблемы. Ведь реально я не приношу вреда! Каждому, "который ухитрился родиться, вырасти до сознательного возраста, кажется, что лучше бы он появился на свет чуточку раньше, лет на тридцать, или позже - лет на сто". Извечная человеческая мечта - найти себе место, свое, собственное, такую нишу, где человек чувствовал бы себя собой и на своем месте, нужным, любимым. Человеку свойственно быть недовольным внешними обстоятельствами - и он не в силах их исправить. Значит, надо изменить эти обстоятельства! Как? Не все маги, следовательно, надо дать людям возможность увидеть этот свет в ночи, надо привести их в то кафе, которое будет открыто до утра! Я работал двадцать лет, настраивая свое заклинание…

Да он следит за научной литературой!

Мне пришла в голову мысль. Не к месту, а просто, по жизни.

Востребованность экшена в наше время оправдана самой жизнью. Психологические тонкости мало интересуют, потому что мало роли играют в жизни. Есть два пути - вырастить в себе сильную личность и идти по жизни, двигаться с успехом по джунглям внешних обстоятельств, либо удалиться в себя, но потерять внешнюю жизнь. Движущая сила нынче - сила духа, которую растят специально, целенаправленно, вымарывая одни личностные качества, оставляя другие. Но сила должна быть обязательно. Любая. Сила духа, наглости, мышц, кошелька… Сила направлена вовне, на выживание. Ибо сейчас мы все - выживаем. И тут только силой можно взять. И почти только внешние факторы движут нами сейчас, ради них мы кроим себя и совершенствуемся.

Мысль, конечно, путаная, еще не сформировавшаяся, так, пучок соображений. Как здорово было бы уйти туда, где нет необходимости жертвовать другими ради себя!

Словно в ответ на мою мысль, что-то дрогнуло в нем.

–Наверное, это старость, - слабо произнес он. - Верите ли, юноша? Впервые за двадцать лет кто-то пришел ко мне не за исполнением желаний. Я, оказывается, никому не нужен. Все эти люди… они использовали меня для получения денег, власти, ради спасения никчемной жизни, но никто - заметьте, никто ни разу не поблагодарил меня. Не сказал простого человеческого "спасибо". И - знаете, только сейчас, с вашим приходом, я почувствовал это. Я думал, я творил добро. Я мнил себя великим филантропом. Действительно, не каждый способен исполнить самую заветную мечту человеческую - найти свое место в мире, найти мир точно по мерке! Тысячи и тысячи людей перекапывают тысячи и тысячи томов фантастики, чтобы хотя бы на время почувствовать себя полноценным. А я единственным заклинанием переношу его в мир, сделанный только для него, где он сможет реализоваться! Я - не могу сказать, что это имело для меня особенно значение, но глупо отрицать, что появлялась такая мысль, - тешил себя иногда мечтами, что войду в легенды и мифы как великий Белый Маг, единственный, кто владел тайной исполнения самого главного и самого затаенного человеческого желания - быть собой.

Он усмехнулся, и я чувствовал его глубокую боль… горечь… разочарование… усталость…

–Почему я не ушел в иной мир? Я многажды задавался этим вопросом, юноша. Что держит меня здесь? Здесь, где неблагодарное человечество охотится на меня, где толпа - а впрочем, и просвещенные волшебники - считают меня Черным, равным Саурону и Вольдеморту? Я усталый старик, оставшийся на склоне лет одиноким и ненужным, по сути, никому. Кому интересна моя жизнь? Вот я прожил ее, как сумел, - кто через десять лет после моей смерти будет помнить меня? Был ли я прав или нет, решит Господь, но люди, почему они забудут меня сразу же, как только мой последний приют порастет молодой травой?

Я чувствовал, хоть не видел, что в углу его глаз, среди глубоких морщин, появилась слеза.

Я сам сдерживал слезы. Это было настоящее, искреннее, неподдельное горе, понятное мне, который в свое время был одержим той же идеей бессмертия. Хотя бы в людской памяти. Близкое, будящее глубокие воспоминания, дрожь и трепет в душе - вроде бы бессмертной, но кто в том поручится? Но кто это доказал, но как бы в это просто поверить? Верить - и все. Не задумываясь, но всего лишь верить - будет оно, чудо! Когда ты вдруг приобретешь хоть в каком-нибудь мире, населенном самыми непонятными и невероятными существами, но они примут тебя, тебя всего, будут тебя любить и через миллионы лет после твоей смерти ходить на твою могилу с цветами и слезами! Может, тогда и смерти не будет?

–Все мы орудия в руках Судьбы, - прошептал он, и я скорее ощутил, чем услышал его слова.

–Мне кажется, - добавил он отстраненно, - что я не могу уйти, не искупив сполна свои грехи. Нет мне прощения, и не подаст Господь мне знака, что я могу уже уйти, отдохнуть от своих многолетних трудов. Или, может, Судьба не хочет, чтобы бесследно исчезло из Вселенной мое заклинание? Думаю, что так, - произнес он тихо, - думаю, я здесь, чтобы дождаться ученика, которому я передал бы свое могущество. Мое место здесь, и мое время пришло, - почти торжественно сказал он. - Мне кажется, я нашел достойного мага, которому мог бы раскрыть величайший секрет всего человечества! Закройте дверь, юноша, и приступим же!

Я быстро провел вдоль его тела левой рукой. Он компактно разместился между моими указательным и большим пальцами.

Описываемая Фреем боль на миг ослепила меня изнутри, но я ждал этого и только сжал руку в кулак. И зубы сжал.

Потом я буду сожалеть о том, что не воспользовался его предложением. Буду говорить, что мне выпал шанс, а я его упустил, занятый вечными копаниями в себе, вечной неуверенностью в себе, вечными в себе.

Наверное, я просто испугался, представив себе "мир имени Юхаса", где каждый человек создан для меня и существует только для того, чтобы любить меня. Меня-то там, может, будут любить, а я-то, я-то кого буду любить?

Когда я вышел, Оле и Линда сидели перед дверью, перед когда-то бронзовым львом.

Они гладили его, они шептали ему на уши нежные - наверняка! - слова, трепали его гриву и вообще были счастливы. И забыли о том, что они на посту!

Я обиделся.

Обида, спровоцированная почти невыносимой болью в руке, разъела меня мгновенно, как ржа.

Дурацкая, детская и оттого всеохватная обида. На всех, на мир, на себя.

Не сказав ни слова предательницам и обманщицам, я быстрым шагом двинулся по улице.

Я шагал широко, во всю силу. Бежать не хотелось, но с силой расставление ног, упирание в камень и отталкивание от него отвлекали от обиды и боли.

На воздухе прояснилась немного голова, но рука!… Иногда приходилось постанывать про себя - выталкивание узкой струи стона забивало на секунду жжение между пальцев.

Хотя боль расползалась уже дальше, вот загудели остальные пальцы, вот онемела кисть…

Криков бегущих за мной девушек я уже не слышал, я только заставлял себя резко отталкиваться от мостовой, раз за разом, сжимая кулак и усиливая боль - лишь бы не вынуть руку из кармана, лишь бы не тряхнуть кистью!… Меня преследовал запах жасмина.

Куда его надо доставить?

Словно издалека увидел мельтешение стражи и девчат, останавливающих их, бросившихся мне наперерез - их напугало выражение моего лица?

Ведь это было вчера, всего лишь вчера, всего лишь вчера я сидел у деда в кабинете и слушал задание, а как будто месяц прошел - и не помню ничего из того разговора, только треск пламени стучит в ушах, как дробь. В детстве я стоял на параде среди барабанщиков и помню, как тяжело было не сбиться, отбивая дробь, однообразные резкие быстрые движения - раз-раз-раз-раз-раз-раз… И под наш перестук взвивается флаг, тканое тело бьется на ветру, все выше, выше, поднимаю голову, следя за ним взглядом, задирая глаза к его тугому стуку - слышно сквозь сухую дробь барабанов. Взмах - и тишина. Только туго наполненный ветром флаг, как парус, гудит над тобой, и солнце в глаза.

Резиденция Совета, мелькнуло в памяти. Где это, Мирэне?

И - по измерениям, в завихрениях, в приближающемся урагане - так быстро. Но медленнее - нельзя, сгорит рука, уйдет арестант, упаду и заплачу. Нет! Только не плакать! Скоро зубы сотру, сжимая.

Кажется, это оно. Смутный образ башен в голове переместился наружу - передо мной в вечернем тумане (туман - осенью?).

Я зашагал еще быстрее, на грани бега, стараясь, чтобы далекие башни не исчезли: холодный резкий ветер заставлял глаза слезиться.

Меняя детали пейзажа небрежно, с трудом превозмогая боль в руке, вдруг ощутил странное сопротивление окружающего. Как будто только что податливая моей магии природа передумала меняться…

Потом закружилась голова. Я понял: что-то происходит.

Бесконечная серая равнина и зеленое небо, сквозь которые я продирался, добавляя к башням из воспоминаний дорогу под ноги, сухие осыпавшиеся кусты, с горизонта лес, придвигая его все ближе к себе, бледнели и стирались.

Боковым зрением я отмечал, как за спиной, догоняя меня, вспучивались холмы, вырастая в горы, небо синело и затягивалось тучами, сзади начиналась буря. Как такое могло быть?

Я, преодолевая тошноту и кружение перед глазами, попытался восстановить путь. Я всматривался вперед и все четче представлял себе резиденцию Лиги. Огромный средневековый замок, его башни, вот, я различаю, на горизонте плещется сине-красный флаг, отчетливо видный на фоне зеленоватого в разводах неба…

Но я никак не мог уйти полностью в нужное мне измерение! Я тащил за собой хвост другого и не мог от него отвязаться!

Мелькнула нелепая догадка: это колдует Сирий из моей руки!

Невозможно! Менял отражения, сидя там! И я даже не способен защититься, сообразил я, ведь сейчас он - часть меня, ставить защиту от себя самого я не умею!

Выпускать нельзя - я был уверен, что в открытом бою мне с ним не справиться.

Рука болела невыносимо. Пришлось продолжить шагать - как робот - под оглушительный треск разрываемой ткани реальности, отсчитывая про себя шаги, чтобы не сбиться с ритма и не упасть.

Клочьями расползалась действительность, как ветошь, я же мысленно пытался удержать перед глазами хотя бы два лоскута - дорогу под ногами и далекие башни, расплывающиеся в напряженных до слез глазах.

Шаг, еще один, еще один, еще один…

Кажется, помогли подружки: я ощущал спиной их напряженные взгляды. Мир приобретал под нашими совместными усилиями упругость и внятность.

Что позволило мне, собрав воедино волю (и таки задумавшись мельком, что осталось бы, если бы реальность расползлась?), единым рывком выйти в нужное место материи.

Ворота за мостом над широким рвом, доски блестящие (чистят?), стражи нет. Я смотрю перед собой. Ручка - для великанов, кольцо - качель для детей.

С усилием тяну и толкаю. В какую-то сторону поддается тяжелая створка. Влезаю внутрь.

Широкий вестибюль. Свет - как днем, люстры сияют, лестница мраморная уходит наверх, ковром отягощенная.

Щурю глаза: придя из полумрака улицы, вижу все смутно.

Вот бежит молоденькая ведьма-секретарша, что-то верещит.

Уже ничего не слышу, еле стою.

–Девушка, куда арестованного, - шепчу.

Не понимает.

–Что вам, молодой человек? - вырастает верзила, плечи как башни нависают. А ведь я высок.

–Где Высший Совет?

Чувствую, что чушь, но на большее не способен, вот-вот упаду. Да пропустите же!

Стоят, как крепость, на пару:

–Какое у вас дело? Вам назначено? Вы к кому?

Ах да, они ждут меня к зиме!

–Держите крепче! - кричу.

Машу рукой - и падаю за стойку.

Надо мной начались взрывы.

Заполыхало, загрохотало…

Я отключился.