"В стране литературных героев" - читать интересную книгу автора (Рассадин Станислав Борисович, Сарнов...)

Путешествие четырнадцатое. История с географией

Архип Архипович и Гена одни возле своей машины.

А.А.: Знаешь, Геночка, по-моему, нам с тобой пора бы уже начать вести путевой дневник. А может, даже составить небольшую карту.

Гена: Какую карту?

А.А.: Ясно какую. Географическую. Вспомни-ка, в каких областях, городах и королевствах нашей удивительной Страны мы с тобой побывали?

Гена: Ну, во-первых, в Королевстве Плаща и Шпаги. Где мушкетеры живут!

А.А.: Верно. Еще?

Гена: Еще-в Тридевятом царстве. Потом – в Городе Чудаков…

А.А.: А больше ничего не можешь припомнить?

Гена: Да нет вроде…

А.А.: Разве? А что мы делали в прошлый раз?

Гена: Про смех говорили…

А.А.: Вот именно! В прошлый раз мы с тобой были в Великом Царстве Смеха.

Гена: Да, верно! (С удивлением.) Архип Архипыч! Ведь и правда, настоящая географическая карта получается! А теперь мы куда отправимся?

А.А.: Погоди, Геночка. Мы же с тобой еще только начали путешествие по Царству Смеха.

Гена: Ничего себе – только начали!

А.А.: Представь себе, это так. Ведь это Царство поистине необъятно. И мы, в сущности, пока что обследовали только одну его область, которая называется – Юмор…

Гена: А какие есть еще?

А.А.: Ну, прежде всего – Сатира.

Гена: Так давайте поедем туда.

А.А.: Это я и собираюсь сделать. Мы поедем в область Царства Смеха под названием Сатира. А точнее – в город Каламбург. Потому что именно в этой географической точке область Сатиры непосредственно граничит с областью Юмора. Зная характеры тех, с кем я хочу тебя познакомить, я не сомневаюсь, что все они сейчас как раз там…

Мост через реку, отделяющую одну половину города Каламбурга от другой. Посередине моста – опущенный шлагбаум и полосатый пограничный столб. На одной стороне столба надпись "Юмор", на другой, противоположной, "Сатира". Там, где начинается область Юмора, пока что нет ни души. Зато там, где написано "Сатира", довольно внушительная толпа литературных героев. Сперва мы слышим многоголосый гул, затем доносятся отдельные голоса. Их обладателей узнать совсем не трудно: очень уж они знамениты. С появлением наших героев все внимание обитателей Сатиры обращается на них.

Унтер Пришибеев: По какому полному праву?! Нешто в статье свода законов такое сказано?

Собакевич: Разбойники! Христопродавцы! Я бы их перевешал за это!

Манилов (стремясь загладить грубость своих собратьев): Ах, любезнейший Михаиле Семенович! Ну, право, стоит ли так горячиться? Все уладится! Надобно только обворожить их приятностью обращения… Не правда ли, мсье Тартюф?

Тартюф (елейно):

Ничтожнейший из всех, живущих в мире сем,

Я к силам всеблагим взываю об одном:

Пусть злейший враг, воздав мне по заслугам,

Меня признает истиннейшим другом.

Бармалей (ибо и он тут): Карабас! Карабас! Пообедаю сейчас!

А.А.: Постойте! Только не все сразу!

Гена: Вот именно! А то ничего не поймешь! Дайте сначала разобраться, кто вы такие! Я не всех узнаю. Вот вы, например, – вы кто?

Бармалей (поет на мотив "Цыпленок жареный"):

Я кровожадный,

Я беспощадный,

Я злой разбойник Бармалей!

И мне не надо

Ни мармелада,

Ни шоколада,

А только маленьких

Да, очень маленьких!

Детей!!!

Гена: Ах вот это кто! Это же Бармалей! А остальные кто, Архип Архипыч?

А.А.: Все еще не узнал? Ну как же! Вот это – чеховский унтер Пришибеев. А это – сам Тартюф, герой комедии Мольера. Читал про них?

Гена: Конечно, читал! Этот Пришибеев – он все время не в свое дело лезет. Орет на всех, руки распускает…

Пришибеев (в полном изумлении): Как же так, вашескородие? Чудно-с! Люди безобразят, и не мое дело! Да ежели глупого человека не побьешь, то на твоей же душе грех. Особливо, ежели за дело… ежели беспорядок… Как же это не мое дело? Обижаете, вашескородие!

Гена (не слушая его): А Тартюф – ух, ну и противный же! Такой ханжа! Святым прикинулся – а сам-то…

Тартюф (с лицемерным вздохом): О, мне не в первый раз сносить попреков тьму. Я поношения безропотно приму. Хулители мои! Пусть промысел небесный Дарит вас бодростью духовной и телесной!

Гена: Ну вот, я же говорю: ханжа!

А.А.: Ты прав, Геночка, однако не увлекайся. Нам ведь еще надо выяснить, чего хотят все эти жители Сатиры.

Пришибеев: Об этом и речь, вашескородие! Стало быть, по всем статьям закона выходит причина аттестовать всякое обстоятельство по взаимности. Виновен не я, а все прочие…

Гена: Архип Архипыч, чего это он городит? Ничего не понимаю!

А.А.: В самом деле, господин Пришибеев. Кто виновен? В чем? Говорите понятнее.

Пришибеев: Слушаю-с! Вот тут давеча изволили говорить: не мое это дело народ разгонять. Хорошо-с. А ежели беспорядки? Мужик – он простой человек, он ничего не понимает, и ежели я его в шею, то для его же пользы. А меня за это в эту самую… в Сатирию законопатили. Надо мной теперь всякий голодранец смеется. Нешто ему можно надо мной зубья скалить? Я не мужик, я унтер-офицер, отставной каптенармус, а после того, как в чистую вышел, в мужской классической прогимназии в швейцарах служил. А это вот, извольте знать, и вовсе господа дворяне. Помещики-с. Их благородия господин Манилов и господин Собакевич. Нешто можно власть уничижать?

Гена: Архип Архипыч, я все-таки не понимаю: чего он хочет?

Манилов (вкрадчиво): Позвольте мне изъяснить сей щекотливый предмет.

А.А.: Сделайте одолжение, господин Манилов. Надеюсь, вы с этим справитесь лучше, чем Пришибеев.

Манилов: Чувствительнейше вас благодарю… Дело, изволите ли видеть, состоит в том, что некие ученые, кои именуют себя литературоведами… (Спохватившись.) Надо сказать, все предостойнейшие люди!..

Собакевич (мрачно): Мошенники. Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.

Манилов: Как можно, Михаиле Семенович? Совсем то есть напротив! Препочтеннейшие люди! Как они могут эдак, знаете, наблюсти деликатес в своих поступках!..

Собакевич (презрительно): Деликатес! Мне этих деликатесов задаром не надо. Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот. И устрицы тоже не возьму!

Манилов: Ах, да я не об том деликатесе, Михайло Семенович!.. Позвольте, впрочем, продолжить. Господа литературоведы, изволите ли видеть, решили разделить Царство, в коем мы имеем удовольствие жить, то есть Царство Смеха, безжалостною чертою. По одну сторону ее осталась область, именуемая Юмор, по другую же – наша область, именуемая Сатирою…

А.А.: (перебивает Манилова). Короче говоря, вам это представляется несправедливым?

Манилов: Именно! Именно так! Изволили предвосхитить мою мысль! Душевную радость доставили! Майский день! Именины сердца!

А.А.: Я все-таки не совсем понял. Вам само это разделение представляется неправильным или же вы считаете себя и своих спутников несправедливо обиженными?

Манилов: Более того! Несправедливо убитыми! Почтеннейшие авторы наши решили убить нас своим смехом! А за что?

А.А.: Вы думаете: не за что?

Манилов: Ах, кто без греха в сем мире? Но на нас возведена напраслина. Самые имена наши, подаренные нам блаженной памяти родителями нашими, обратились в позорные титла. Ведь стоит кому-либо встретить в свете гнусного предателя и лицемера, – и что ж? Он необдуманно нарекает его именем моего прелюбезнейшего друга Тартюфа. Где же справедливость?

Тартюф: Я вам сказал, что, вняв заветам провиденья, Простил я клевету, простил и оскорбленья. Мой слух неуязвим для этих бранных слов: Во славу небесам я все снести готов!

Манилов: О великодушнейший друг мой! Позвольте вас обнять! (Обнимает и томно лобзает Тартюфа.) Однако ж это не все. Стоит вам встретить человека невоспитанного, грубого и… пардон, Михаиле Семенович… с позволенья сказать, хама, – и вы, не дрогнув, говорите об нем: Собакевич!

Собакевич: Толкуют: справедливость, справедливость, а эта справедливость – фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что по радио неприлично.

Манилов: А меж тем в соседствующей области, именуемой Юмор, обитают литературные герои, ничуть не превосходящие нас своими достоинствами.

Собакевич: Какие там достоинства! Я их знаю: все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: Пиквик…

Манилов (радостно): Ах, не правда ли, Михаиле Семенович? Деликатнейшей души человек!

Собакевич: …Да и тот, если сказать правду, свинья.

Гена (он возмущен): Мистер Пиквик – свинья? Архип Архипыч, да что ж это такое?

Собакевич (хладнокровно): Первый разбойник в мире. И лицо разбойничье. Дайте ему только нож да выпустите его на большую дорогу, – зарежет, за копейку зарежет. Этот самый Пиквик да вот еще Манилов – это Гога и Магога.

А.А. (иронически): Ну что, господин Манилов, как по-вашему: зря всех хамов называют Собакевичами?

Манилов: Что поделать, наш Михаиле Семенович несколько быстр в суждениях. Но душа у него нежная, что воск… Однако ж позвольте я продолжу. Вот и меня, Манилова, злые языки ославили пустым прожектером, краснобаем, бездельником. Даже словечко такое пустили: маниловщина! А позвольте спросить: чем хуже я мистера Пиквика? Разве и он не мечтает? Разве все его расчеты сбываются? Разве и он не склонен к прекраснодушию и чувствительности?..

А.А.: Простите, господин Манилов, мысль ваша мне уже ясна. Ближе к делу. Есть ли у вас конкретное предложение? И, если можно, без маниловщины.

Манилов (энергично): Конкретное? Извольте! (Мечтательно.) Я все думаю: хорошо было бы эдак жить с мистером Пиквиком на берегу реки, следить какую-нибудь эдакую науку, чтобы эдак расшевелило душу, дало бы, так сказать, паренье эдакое…

Гена: Да уж! Конкретней некуда!

Манилов (завороженно, слыша только себя одного): А через реку построить бы мост… А на мосту – огромнейший дом с эдаким, знаете ли, бельведером, чтобы можно было пить чай на открытом воздухе… И чтобы на этом бельведере обнялись бы по-братски друг мой Тартюф с таким же хитроумным и лукавым Ходжою Насреддином, а добрый ворчун Собакевич – с грубоватым задирою Сирано де Бержераком, а честный и исполнительный Пришибеев – с бравым солдатом Швейком. Они ведь оба верные служаки!

А.А. (саркастически): Может быть, и Бармалею с кем-нибудь обняться? Только вот беда, что-то я не припомню во всей мировой литературе ни одного разбойника, который был бы описан с юмором.

Гена: Ну как же? Архип Архипыч! Разве вы не читали сказку Карела Чапека про разбойника Мерзавио?

Изящный молодой человек в бархатном камзоле с кружевами, проходивший мимо по территории Юмора, при этих словах оборачивается, подходит к шлагбауму, снимает шляпу и церемонно раскланивается.

Молодой человек: К вашим услугам, милостивые государи! Кто из вас тут упомянул мое имя?.. Умоляю вас, не пугайтесь, но это я самый и есть – разбойник Мерзавио, страшный Мерзавио с Бренд…

А.А.: Вы явились очень кстати!

Мерзавио: Трешарме… Сильвупле, не соблаговолите ли вы отдать мне вашу одежду, иначе я вынужден буду прибегнуть к насилию, как это полагается у нас, у разбойников…

Гена (сжав кулаки): Только попробуйте!

Мерзавио: Ах, пардон! Если я вас обидел, простите великодушно, и в знак моей искреннейшей приязни примите от меня в подарок эти пистолеты с насечкой, мой берет с настоящим страусовым пером и этот камзол из аглицкого бархата. На память и в доказательство моего глубочайшего уважения, а также сожаления о том, что я причинил вам такую неприятность… Честь имею кланяться. Очень приятно было познакомиться с такими обворожительными и учтивыми людьми… (Уходит.)

А.А.: Неужели, Гена, этот милейший человек хоть чем-то напоминает тебе Бармалея? Ведь он как раз потому и смешон, что по характеру своему неспособен быть разбойником. Для этого он слишком учтив, робок, застенчив, деликатен. Наконец, слишком добр… А Бармалей…

Бармалей (с воплем): О, я буду добрей! Полюблю я детей! Не губите меня! Обнимите меня! О, я буду, я буду добрей!

Манилов: Да, он будет, он будет добрей! (Ликующе.) Пусть отныне стерта будет граница, отделяющая нас от братьев наших, живущих в области по имени Юмор! Пусть они позволят нам себя обнять!

Ноздрев (громовой голос его слышен сперва издали): Обнять?! Вот это по-моему! Дайте мне его обнять! Где ты, душа моя? А-а, вот он где! Дай же я тебя поцелую!!!

А.А.: (еле-еле слышным голосом). Позвольте… Пустите меня…

Ноздрев: Душа моя! (Поцелуй.) Сколько лет! (Поцелуй.) Сколько зим! (Еще один смачный поцелуй, после чего Ноздрев отстраняется и деловито спрашивает.) Кто это?

Гена: Как – кто? Это Архип Архипыч! Только если вы его не знаете, зачем же тогда целоваться лезете?

Ноздрев (в новом порыве восторга): Ба-а! Архип, душа моя! Какими судьбами? Познакомься, зять мой Мижуев! Мы с ним все утро говорили о тебе. Ну смотри, говорю, если мы не встретим Архипа!

А.А.: Простите, но вы со мной незнакомы…

Манилов (готовно): Позвольте, я вам представлю… Сосед мой Ноздрев! Прошу любить и жаловать! Тончайшей души человек!

Гена (ворчит): Оно и видно!

Ноздрев: Эх, брат, да что ж ты не поцелуешь меня? Право, свинтус ты за это! Скотовод эдакий! Послушай, Архип! Ведь ты, я тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, – я бы тебя повесил, ей-богу, повесил! Поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя! Ну, теперь ты от меня не отвертишься! Едем на охоту!

А.А. (наконец освободившись из объятий): На охоту? Это интересно… А скажите, вы когда-нибудь охотились на львов?

Ноздрев: Эх ты, Софрон! Фетюк ты эдакий! Еще бы я не охотился на львов! Да у меня в поле этих львов такая гибель, что земли не видно. Я сам своими руками поймал одного за задние ноги!

А.А.: О, в таком случае вам, вероятно, было бы интересно познакомиться еще с одним охотником на львов. С знаменитым Тартареном из Тараскона!

Гена: Архип Архипыч! А как же вы их сведете? Тартарен ведь живет не в Сатире, а в этой… в Юмористике. Придется, значит, нам переходить через границу?

А.А.: Зачем?.. Поговорим и так, через шлагбаум… (Окликает Тартарена, важно шествующего как раз в это время мимо моста.) Господин Тартарен! Можно вас на минуточку?

Ноздрев: Вот этот коротышка? Этот пузан? Это он и есть, ваш знаменитый охотник на львов? (Хохочет.) Ой, пощади, брат Архип! Право, тресну со смеху!

А.А.: Ох, господин Ноздрев! Зря вы так непочтительно говорите о знаменитом Тартарене! Как бы вам не попало на орехи!

Ноздрев: Мне?! Еще не родился на свет человек, который посмел бы тронуть меня пальцем!

А.А.: То-то, я вижу, у вас левая бакенбарда существенно меньше правой! Признайтесь, кто вам ее выщипал?

Ноздрев: Смотри, брат Архип! Быть тебе битым за твои намеки! Помяни мое слово!

Тартарен (подойдя к шлагбауму, с достоинством): Кто здесь узнал меня? С каждым днем мне все трудней и трудней нести бремя моей славы… Впрочем, в Алжире я был даже более знаменит, чем здесь. Там меня все знали под грозным именем Сиди-Тартри, что значит – Истребитель Львов!

Ноздрев (презрительно): Х-ха! Истребитель Львов! Сколько же ты их убил?!

Тартарен: Много ли я убил львов, спрашиваете вы? Я хотел бы, чтобы в вашей левой бакенбарде было столько волос… (Интимно.) Представьте себе: однажды вечером в Сахаре…

Ноздрев: Да что Сахара! Плевать я хотел на Сахару! У нас хоть и не Сахара, а зверья всякого – пропасть! Я вчера сам своими руками трех… то есть что я! тридцать трех медведей взял на рогатину… Слушай, брат Тартареша! Сейчас едем охотиться на медведя! Эй, Порфирий! Запрягай!

Тартарен (испуганно): Нет-нет! Я привык охотиться только на львов! Я не хочу медведя!

Ноздрев: Отчего ж ты не хочешь?

Тартарен: Я… я не захватил с собой ружья!

Ноздрев: Эка важность, ружье! Можно и без ружья! Возьмем его голыми руками!

Тартарен (в ужасе): Нет! Нет! Никуда я с вами не поеду!

Ноздрев: Экой ты, право, скалдырник! С тобой, я вижу, нельзя, как водится между хорошими друзьями и товарищами! Такой, право! Сейчас видно, что двуличный человек! (Грозно.) Так не поедешь? Отвечай мне напрямик!

Тартарен: Не поеду!

Ноздрев: Дрянь же ты! Фетюк! Просто Фетюк! Я думал, ты хоть сколько-нибудь порядочный человек, а ты никакого не понимаешь обращения!.. (Громовым голосом.) Последний раз говорю: поедешь или не поедешь?!

Тартарен: Не могу. У меня сейчас нет свободного времени.

Ноздрев: А! Ты не можешь, подлец! Как увидел, что не твоя берет, так и не можешь! Ну, сейчас ты у меня заговоришь по-другому!

Тартарен (испуганно): Вы не смеете! Здесь граница!

Ноздрев: Плевал я на границу! Порфирий! Павлушка! Взять его!

Тартарен: Только подойдите ко мне! Только подойдите ко мне, негодяи! Вы испытаете силу моих двойных мускулов!

Ноздрев: Бейте его! Вперед! На приступ!

Тартарен: Это сумасшедший! Спасите! На помощь!

Некоторое время Тартарен еще пытается соблюсти достоинство, пятится задом, а потом не выдерживает, поворачивается и трусцой убегает. Ноздрев радостно хохочет, улюлюкает ему вслед, кричит: "Ату его!"

Гена: Архип Архипыч, ну их! У меня прямо голова заболела. Давайте уберемся отсюда поскорее, пока целы!

А.А.: Пожалуй, ты прав. Тем более что нам с тобой надо бы кое-что обсудить, а здесь для этого обстановка совсем неподходящая…

Комната профессора. Гена и Архип Архипович оживленно делятся впечатлениями.

А.А.: Ну, как тебе маниловская идея насчет братской солидарности всех обитателей Царства Смеха?

Гена: Пока никакой братской солидарности у них не вышло. И все-таки то, что он говорил, не так уж глупо!

А.А.: Что я слышу, Геночка! Неужели Манилов тебя убедил?

Гена: Да нет, Архип Архипыч… Не то чтобы убедил. Ходжа Насреддин, конечно, с Тартюфом обниматься не станет! И Швейк с унтером Пришибеевым тоже. А вот Ноздрев и Тартарен, хотя они вроде и не очень понравились друг другу, ведь и в самом деле в чем-то похожи! Два сапога пара! Оба трусы, оба вруны, оба хвастаются…

А.А.: Что ж, отчасти это верно…

Гена (воодушевился): И потом, вы знаете… Вот даже если взять мистера Пиквика! Вообще-то он старик чудесный. Я его люблю. Про него правильно Сэм Уэлер сказал: золотое сердце! Но и тут Манилов в чем-то прав. Что-то общее у Пиквика с Маниловым все-таки есть! Короче говоря, я вот что хочу сказать: по-моему, между героями, описанными с юмором, и героями сатирическими и в самом деле такой уж резкой границы нету!

А.А.: Мысль интересная…

Гена (разочарованно): Ну во-от! Я так и знал…

А.А.: Что "так и знал"? Что тебя огорчает?

Гена: Так и знал, что вы скажете: "Мысль интересная, но, к сожалению, совершенно неверная".

А.А. (смеясь): Ошибаешься, Геночка! В этот раз не скажу.

Гена: Значит, я прав?!

А.А. (уклончиво): На этот вопрос нельзя ответить односложно. Тут понадобится специальное расследование,

Гена: Так давайте его проведем!

А.А.: А мы и проведем. Только в следующий раз.

Гена: А как мы будем его проводить?

А.А.: Боюсь, нам будет трудновато без настоящего специалиста. Тут понадобится опытный детектив…

Гена: Детектив? Ну так давайте попросим Шерлока Холмса! Он нам не откажет. А лучшего детектива, чем он, вам все равно не найти.

А.А.: Решено! Обратимся за помощью к Шерлоку Холмсу.