Ленский ЕвгенийРай-на-задворках

Евгений ЛЕНСКИЙ

РАЙ-НА-ЗАДВОРКАХ

(ДОРОГА)

Часть I

Дорога.

2204 год откровения. 11 год Свершения. РЕАНДА

Высоко, под необъятным куполом храма, слабо и тревожно мерцали оранжевые звездочки ламп. В их неверном свете можно было только угадать тысячи спин распростертых на полу неофитов. Но кон Аман не разглядел бы их лиц и в лучах полуденного светила. Он уже не принадлежал ни к Реанде, "вечерней столице" Грассы, ни ко всей заблудшей на Дороге планете. Только голос его, многократно отраженный и усиленный таинственным искусством древних строителей, как обвал падал на лежащих ниц на холодном камне. Полузакрыв глаза, плавно раскачиваясь, кон Аман нараспев выговаривал древние тексты, чувствуя, как вера его впитывается неофитами, неимоверно усиливается ими н мощной волной взметывается к подножию алтаря, подхватывая его, недостойного Учителя, обволакивая, растворяя, унося вверх, в завтра, к Свершению...

...И ничего не добившись от Ура святого,

С сердцем смятенным, от жажды и холода плача,

С гор он спускался, ветрам и снегам подставляя

Тело свое, не прикрытое даже дерюгой...

- А-а-о-ой, - согласным хором выдохнули неофиты.

Здесь, на уступе, над пропастью черной, смертельной,

Змея он встретил, сподвижника мрачного Рука,

В страшной агонии змей подыхал на уступе,

Тщетно цепляясь хвостом за окрестные скалы...

Громко стонал он, в разверстую бездну сползая,

Пастью кровавой грозя равнодушному миру,

Снова вздымался и с грохотом бился о камни

Телом, пробитым стрелой светоносного Ура...

- А-а-а-ой!..

Зрелище смерти - проклятье для жителя Грассы,

Помни о Даре Бессмертья, живущий недолго,

Смерти беги, отвращая лицо от кошмара,

Нам завещали, что Дар вновь вернется,- надейся!

- А-а-о-ой!..

Но преступил тот завет мудрый Болл-провозвестник,

К змею сошел и, страданья его облегчая,

Страшную тайну, сокрытую Руком, изведал.

Есть благодарность - н даже у проклятых небом!

Ведал ли Рук о раскаяньи змея-убийцы?

Скалы ли пали от вопля предсмертного змея?

Тайна ушла в достояние неба и камня,

Павшего с гор и погребшего мудрого Болла...

На последних словах голос кона Амана зазвучал рыдающим воплем и, казалось, купол храма приподнялся ответным плачущим стоном молящихся: "А-а-о-ой!.." Кон Аман продолжал, понижая тональность и наращивая мощь:

Тайна ушла в достояние неба и камня,

Значит ли это конец ожиданья Свершенья?

Верить ли дальше, искать ли забытой Дороги,

Рваться ли в небо, стучаться ли грудью о камни?

Звезды погаснут, светила изменят свеченье,

Камень рассыплется - вечным останется слово.

Тайна сокрыта - но тайна осталась на Грассе,

В это мы верим, и с верою ждем мы Свершенья!

- А-а-о-ой! - ликующе отозвался хор. Кон Аман подождал, пока затихнет последний отзвук заплутавшего где-то под куполом эха, и взметнул вверх сложенные в ладонях руки - жест благословения и одновременно призыв к молчанию. Тысячи грассиан, затаив дыхание, ждали его слов, а кон Аман не начинал. Он не случайно выбрал именно этот текст Откровения, положивший начало Вере, и уже давно готовился сказать то, для чего собрал этих фанатиков. Но вот миг настал, а он не мог решиться.

- Стрелой Ура заклинаю, начинайте же, кон! - услышал Аман свистящий шепот за спиной. Жаркая волна ненависти охватила его. Ненависти к обладателю этого голоса, генеральному смотрителю Дороги кону Морту, ненависти к безмозглым технократам из правительства и даже к этим, распростертым внизу. Как сладостно иногда бывает это чувство!

- Слушайте же, братья! - воскликнул Аман, обретая голос. Слушайте, жаждущие Свершения... Слушайте, живущие кратко! Что каждый из нас на этой земле? Звезды гаснут, горы рассыпаются в прах, воды морей подтачивают скалы и те, падая, заваливают им путь. Что каждый из нас в извечной схватке Ура с Руком? Песчинка в буре, муравей в потоке, стебелек цветка на пути лавины...

- А-а-о-ой!..

- Призрачно быстро детство, коротка юность, печальна зрелость, отравленная мыслью о смерти, трагична старость - ее канун. Для этого ликует солнце над просторами Грассы? Для этого блестят глаза женщины при взгляде на любимого? Для этого в колыбели лепечет дитя? Горек и короток твой путь, Идущий...

- А-а-о-ой!..

- Что же осталось нам в утешенье? В чем смысл вечной смены поколений? Где сила продолжения жизни? В дороге! Не бесконечна схватка Ура и Рука, не навечно сокрыта тайна утраченного нами Дара, еще далек путь, но уже виден конец! Слушайте, братья! Многие столетья пронеслись над Грассой, многие поколения пришли и ушли. всегда разные, но единые в одном...

Кон Аман почувствовал, что у него опять перехватывает голос. Он был 326 Учителем на Дороге, но ни один из них не осмелился сделать то, на что замахнулся он.

- Ну же, кон! - Аман физически чувствовал, с каким наслаждением кон Морт столкнул бы его с этого алтаря и встал сам над затаившей дыхание толпой. И от сознания, что, как бы Морт этого ни хотел, он все же не посмеет, Аман вновь обрел силу.

- Да, братья, в одном! Поколение за поколением жители Грассы шли к Свершению, и гремела над их головами вечная схватка Ура и Рука. Ложились костями ряды Идущих, и вставали новые, и тоже умирали не дойдя. Хитер и безжалостен Рук, неисчислима его сила, непреодолимо коварство. И вот уже не стройные ряды идут по Дороге, но толпы, и многие уже помогают Руку, вольно или невольно мешая Идущим. И встают по обочинам Дороги миражи, и манят уставших и отчаявшихся. Нас все меньше. Идущие, видите ли вы это?

- Да-а,- слитно и тихо выдохнул зал.

- Требуем ли мы чего-нибудь страшного? Хотим ли несбыточного? Мешаем ли кому-нибудь своей верой?

- Не-е-ет!

- А помогли ли мы кому?

Кон Аман рассчитал точно. Зал потрясенно молчал. Вера в Свершение, в давно утраченное жителями Грассы долголетие, почти бессмертие, была единственной религией планеты. Религией практически без обрядов и канонов, внутренней верой каждого в течение двух тысячелетий, постепенно теперь уходящей. Когда тщательно отобранные неофиты впервые собрались вместе, у Амана даже закружилась голова. То, о чем мечталось, становилось реальностью.

- Надеюсь, что каждый из нас искренен. - Теперь голос Амана звучал ликующе. Ему даже приходилось умерять его, приберегая силу для конца речи. - Верю, что добро в каждом из вас сильнее зла, знаю. что каждый из нас поможет слабому и поднимет упавшего. Каждый! А все мы вместе, воодушевленные, сплоченные долгой Дорогой? Где сила, которая нас остановит, где обман, который сможет сбить нас с пути, где дело, которому мы можем служить? Братья! Время настало. Ур слабеет, на Грассе побеждает Рук. Два столетия мы покорно шли и ждали, но слышите! - Ур зовет своих сыновей. Поможем Уру, братья! Вот дело для нашей веры, вот цель для нашей силы, вот средство приблизить Свершение!

- Веди! - выдохнул зал и взорвался исступленным воплем: - Веди! Поможем Уру, умрем на Дороге! Веди!

Сверху, с алтарного возвышения, это походило на вечное движение маленьких костов - хранителей лесов, строящих свои башни на опушках. Кон Аман внимательно следил за шевелением внизу и, почувствовав, что накал начинает угасать, раздавил его одним мощным выкриком:

- Нет! Не умрем! Убьем!

Воцарилась тишина. Неофиты затаили дыхание. Аману показалось, что он оглох или зал опустел. Уже много столетий на Грассе никто не поднимал руку на себе подобного. Насильственная смерть запретна на Дороге...

- Стрелой Ура клянусь, - прошелестел из ниши Морт. - Неужели все пропало?

"Нет, - подумал Аман. - Не этому заменить меня, не этому!" - И ласково, задушевно, как умел только он, 326 Учитель на Дороге, кон Аман заговорил о том, что вынашивал в себе весь этот длинный, пролетевший как мгновение год.

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению. ДОЛИНА ЭДЕМ

Вторые сутки исследовательский космолет "Алена" прочно стоял на шести лапах-стойках в чудесном уголке планеты на огромном пестром лугу, а Станислав Комаров, его капитан, болтался по переходам без дела. Эта ситуация имела свою предисторию, а точнее, даже две. Первая уходила своими корнями в дальний 2220 год, когда человечество, ошеломленное количеством планет, более или менее пригодных для человека, и отсутствием на них разумной жизни, приостановило деятельность корпуса косморазведки.

- Эпоха великих географических открытий на Земле заняла не менее столетия, - заявил по информсети председатель Совета Звездоплавания Р. Столби, - а ведь это было практически дома. Исходя из такого же срока, необходимого для серьезного изучения каждой из открытых планет, мы обеспечили человечество работой на ближайшие полмиллиона лет!

Это потрясло планету до основания. Станислав, интересовавшийся историей космонавтики, живо представлял себе перипетии обсуждения, для большинства же его сокурсников по Академии Звездоплавания все заключалось в заявлении Совета, вошедшем в учебник истории: "Неограниченное возрастание возможностей человечества требует неограниченного прироста ресурсов. Реальный прирост ресурсов предполагает освоение и вовлечение в эксплуатацию ресурсов уже открытых планет. С целью концентрации усилий человечества в этом направлении временно приостанавливается деятельность корпуса косморазведки. При этом имеется в виду, что колонизация планет подготовит условия для возобновления деятельности корпуса на новом уровне". Следующие за этим годы были заполнены титанической работой, в результате которой 180 космических разведчиков типа "Пионер" пошли на слом, а вместо них с Земли ушло в космическое пространство 60 исследовательских судов, но уже не с "сорвиголовами", одиночками, а с целыми институтами биологов, химиков, геологов, физиков, метеорологов и т. д., и т. п. Теперь только в Академии Звездоплавания мечтали о романтике первооткрывательства.

Второй предисторией стало решение Совета звездоплавания N 164 от 2240 года. Оно не было оригинальным. Еще на заре космической эры существовало разделение на космонавтов-пилотов и космонавтовисследователей. Подготовка командиров для современных звездолетов занимала восемь лет, и никакой другой специальности у них не было. В результате на планетах командиры превращались в ненужные, даже мешающие фигуры, пока корабль не стартовал обратно. Выдерживали это не все. Тогда и появилось решение N 164, соответственно с постановлением Академии Наук N 128 и распоряжением Мирового Контрольного Совета. Капитан корабля при разворачивании исследований на планете получал права главного координатора с предоставлением ему чрезвычайно широких и потому практически не применяемых полномочий.

Станислав бродил из лаборатории в лабораторию, стараясь не очень мешать, и мечтал о ситуации, когда он смог бы проявить власть. Но эта планета таких ситуаций предоставлять, похоже, не собиралась. Предварительные данные, изученные еще на Земле, говорили, что Станиславу не повезло. Планета была чуть ли не единственная, сохранившая следы разумной и притом высокоразвитой жизни. К сожалению, только следы! Но эти следы потрясали... На планете были города, не поврежденные ничем, кроме времени; на планете были "оазисы" - группы построек под силовыми колпаками, практически не затронутые временем (какой-то шутник назвал их "курортами"). И если бы не масса скелетов, отлично сохранившихся в сухом климате планеты, можно было бы предположить, что все население ее, все без остатка, улетело в космос.

Но больше всего потрясло другое. На планете не было болезнетворных микробов и, больше того, никаких признаков оружия. Это делало планету, вероятно, самой важной из всех находок косморазведчиков. И в первые два дня, по вечерам за общим ужином, Светлане Стен и возглавляемой ею группе психологов приходилось отбиваться от подавляющих по численности оппонентов. Причиной спора стало давнее правило "свободного поиска", сданное в архив вместе с роспуском корпуса косморазведчиков. Правило появилось после того, как "Пионер"-30, уже в пределах солнечной системы, выйдя на связь с диспетчером космодрома Луна-2 и получив координаты захода, вдруг прервал разговор и направился к Солнцу.

Потрясенные наблюдатели по меньшей мере двух десятков внеземных станций видели вспышку - все, что осталось Земле от косморазведчика Белова. Потом было тяжелое психическое расстройство пилота "Пионера"-98, Клауса Ора, и еще целый ряд случаев подобного рода. Совет Звездоплавания потребовал разработки новой конструкции "Пионера", рассчитанной на коллектив. Но запротестовали сами разведчики. Ничего удивительного в этом не было, корпус с самого начала формировался из мало коммуникабельных людей. Тогда-то психологи и предложили право "свободного поиска". Это право формулировалось как "разрешение разведчику отклоняться от утвержденного маршрута и не вносить результаты отклонения в обязательный послерейсовый отчет". Правда, он должен был внести эти сведения в "мемуар" - архаичное письменное сообщение, составляемое, как правило, в конце пребывания пилота в корпусе. Психологи утверждали, что это дает разведчику ощущение внутренней свободы и даже элемент игры, необходимой человеку взрослому, работающему в условиях длительного стресса, куда больше, чем ребенку. Было предусмотрено еще множество мер, и они сработали корпус косморазведчиков просуществовал благополучно до самого роспуска.

Эту планету в 2152 году открыл Петр Арно. По неизвестной причине он отклонился в пустынную область космоса, не вызывавшую на Земле особого интереса. Здесь, вдали от звездных скоплений, Арно и наткнулся на планету, не без юмора названную им "Рай-назадворках". В гордом одиночестве она вертелась вокруг небольшой звезды, даже не имевшей имени на картах. Арно не сообщил об этом открытии в отчете, а только внес в "мемуар". Как сказал Станиславу перед отлетом вице-председатель Совета Торбазов:

- Я вижу единственное объяснение - Арно имел на это право. Но это объяснение ничего не объясняет.

После роспуска корпуса Петр Арно бросил космос, работал оператором высокогорной станции наведения, бродил в одиночестве по скалам и очень неохотно встречался с людьми. А после шестидесяти неожиданно женился, и его портрет украшал теперь каюту члена экипажа "Алены" Сержа Арно, механика, сына косморазведчика. "Мемуару" Петра Арно не повезло - он попал в архив корпуса в момент роспуска самого корпуса и в неразберихе особого интереса не вызвал, тем более, что сообщение о планете было сделано мельком, буквально в двух-трех строчках, а о безжизненном Нептуносе или холодной аммиачной Фрозе рассказывалось длинно и красиво. Так или иначе, когда на сообщение о Рае-на-задворках было обращено внимание, Петр Арно уже умер, а все имевшиеся у Земли кораблиисследователи ушли к планетам, казавшимся более интересными. Прошло еще несколько лет, пока "Алена" отправилась в космос.

Станислав сунул нос во все лаборатории, лично проинструктировал поисковую группу и вернулся в свою каюту. Все шло по строгому графику, и это, как он отчетливо понимал, делало его действия абсолютно ненужными. Сработанная раз и навсегда инструкция предусматривала все и развернутые вокруг корабля, с лазерами в стадии один, боевые машины; и выход только разведывательных групп, со сменой через четыре часа. И самого его, главного координатора, уныло сующего нос в двери лабораторий, где люди занимались делом. До того момента, когда люки смогут распахнуться, у Станислава оставалось только одно, правда, важное дело. Он должен дать "добро" на свободный выход. До этого "добра" многочисленные завлабораториями изнывали около шлюзов, ожидая возвращения разведчиков. Разведчики не всегда успевали принести заказанный образец или собрать нужную информацию, и тогда страдавшие лаборатории дружно презирали координатора.

Эта планета казалась абсолютно безопасной, и, будь его воля, Станислав давно дал бы команду к открытию люков. Но даже здесь замшелые деды из Совета Космонавтики сумели-таки его ограничить. Для того, чтобы снять защиту, должно было сойтись два "да": главного координатора и БКМ - Большого корабельного мозга, прозванного "Быком" на всех без исключения исследовательских кораблях. В этом сыграло свою роль не столько созвучие названий, сколько феноменальное упорство машины. Из-за нехватки незначительного фактика "Бык" мог задержать открытие люков на неделю.

Станислав был почти уверен, что на этот раз у "Быка" не было никаких оснований упрямиться. Но машину настораживало именно это полное отсутствие оснований. На планете не было болезнетворных бактерий, микробов, вирусов. На планете был идеальный состав воздуха, идеальные влажность, гравитация и радиационный фон. На планете отсутствовали резкие перепады температуры и, судя по всему, стихийные бедствия - землетрясения, наводнения, пожары. На планете не было хищников, ядовитых змей, даже комаров! Зато в изобилии были цветы, плоды, бабочки, птицы, много-много зелени, растений, голубизны неба, бархатного тепла ночей. Эта информация стекалась не только к "Быку" и Комарову, все были в курсе и активно обменивались ей в Зеленом зале.

- Если бы я должен был создать огромный санаторий,- высказался руководитель биологов Чандр и подергал свою лохматую бороду, - я бы создал его именно таким. Но после долгих расчетов. А путем эволюции извините!

И только одна мрачная загадка все же была - гибель жителей планеты. Этой загадкой занимались биологи. Чандр в последние дни даже перестал ходить на обеды и ужины, - что приятного, когда на тебя все так выжидательно смотрят? Да и остальные его сотрудники не рассиживались за столом, все чувствовали себя неловко. Только самая юная из них, лаборантка Аня, гордо таскала через весь зал еду своему шефу.

Станислав каждые несколько часов запрашивал у биологов информацию, а каждый вечер изучал выжимки из дневных исследований. Ему очень хотелось первому сказать "да". Среди капитанов бытовало поверье, что если "да" первым скажет человек, это гарантирует успех экспедиции. Но пока из всех материалов вытекало, что причины массовой гибели жителей - необъяснимы. Медики последовательно исключили заболевания, вызванные патогенными факторами (отсутствуют), социологи исключили насильственную смерть от какого-либо оружия (отсутствует), биологи исключили все прочие естественные виды смерти. Единственно, что приходило в голову, - какое-либо смертоносное космическое облако. В эту гипотезу, подсказанную Комарову одним древним романом, укладывалось все, кроме того, что за время Космической эры никто никогда не видел ни такого облака, ни даже следов его существования. Были еще странности, например, отсутствие оружия. Слава богу. Земля не знала войн уже более трех столетий, однако вон они, боевые машины, стоят, ждут...

Размышления Станислава прервал настойчивый вызов. Он сразу узнал голос Чандра и ринулся к пульту, сшибив по пути вазочку с оранжевыми оранжерейными гвоздиками.

- Интереснейшее дело, капитан, - услышал он неразборчивое гудение (у Чандра звуки застревают в бороде, говорили биологи) - Мы тут сидим, думаем - зайдите, а?

В первый момент Станислав расстроился, - он уже предвкушал, как скажет "да" первым, а тут просто "интересное дело". Но потом сообразил, что для обычного "интересного дела" хватило бы и вечернего отчета.

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению.

Из дневника Сержа Арно (катушка II, реконструкция)

...Ступил своей ногой. Почему "проклятая"? Почему отец так ненавидел этот в полном смысле слова рай? Почему он требовал, чтобы я помешал полету сюда? Да и как вообще он мог такое требовать? Вопросы, вопросы, вопросы - ответы на которые где-то здесь, в этих зеленых ласковых полях, прозрачных ручейках, ярких и нежных рощах. Где? На всей "Алене", может быть, только я до конца ощущаю непонятность поведения отца. Он был странный человек, герой-косморазведчик Петр Арно! Я испытываю какую-то болезненную потребность снова и снова вспомнить самые мельчайшие детали нашего нечастого общения. Только никак не могу понять: в них ли кроется ответ на загадки планеты, или наоборот - здесь разгадка поведения отца? Во всяком случае, связь несомненна.

Мне всегда не хватало методичности. Это особенно заметно, когда я вплотную подошел к тайне. Итак, по порядку.

Я - Серж Петрович Арно, главный механик исследовательского космолета "Алена", командир боевых машин по планетному расписанию. Хотя кому на такой планете нужны боевые машины, чудовища с лазерами и деструкторами, с прочей тысячью и одной смертью? За всю историю исследования планет их всего два раза пускали в ход.

Мой отец - Петр Арно, косморазведчик, оператор высокогорной станции наведения. Моя мать - Анна Арно. Она рассказывала мне, что полюбила отца во врема его послеполетного отдыха в санатории "Сахара", где она была наблюдающим врачом. Отец отличался от всех отдыхающих ростом, спокойствием и подчеркнутым безразличием к женщинам. ("Что-то не очень это свойственно косморазведчикам после полета..." Ах, мама, мама!). Врачи не нашли ничего необычного в том, что Петр Арно добровольно запер себя на безлюдной высокогорной станции. После роспуска корпуса косморазведчиков бывшие "космические бродяги" выкидывали и не такие номера. Мало кто из них пошел в исследовательский космофлот. И когда Петр Арно в шестой раз отказался смениться, мама настояла на посылке ее на станцию врачом-наблюдателем - на месяц, обернувшийся жизнью.

Я очень любил отца. Любил тем больше, чем меньше он обращал на меня внимания. Хотя неправильно - "не обращал внимания". Обращал. Помню, он ставил меня перед собой и долго смотрел, словно сравнивал с каким-то образцом. В детстве я боялся этого, боялся отчуждения в глазах отца, какой-то отстраненности. А потом я уходил, так и не дождавшись ласки. Вся положенная ребенку ласка доставалась мне от мамы. Но даже у нее иногда, если заставал врасплох, я замечал такое же изучающее внимание. Окончательно пропало оно только после моего поступления в школу космомехаников. Это был самый решительный шаг в моей жизни, начисто сломавший наши семейные отношения. Когдя я объявил о своем решении, отец впервые меня ударил. Ударил неожиданно, и в глазах его горела такая ярость, что я ужаснулся.

- Не смей! - закричала мама. - Не смей! - до сих пор не знаю, мне или ему.

Я выбежал из домика и вскочил в вертоплан с твердым намерением никогда больше здесь не появляться. Скользя в воздушных потоках вдоль горных склонов, я весь корчился не от отцовского удара, а все от того же отчуждения, явственно мелькнувшего в глазах мамы. Конечно, долгая жизнь в отрыве от людей, снег и скалы, скалы и снег должны были сказаться на их психике, но...

Потом мама часто приезжала ко мне в школу. Мы не вспоминали этот случай и почти не говорили об отце. Я все больше хвастался успехами в учебе и спорте, а она показывала картины. Там, в горах, она много писала и, по-моему, ее пейзажи были очень хороши, хотя и странны. Вроде как на Земле, и в то же время как-то не так. Между прочим, рисовали они вдвоем - сначала отец, примитивно, какие-то наброски, намеки. А потом мама делала из них картины, и они всегда считались ее работами. Почему мама показывала их только мне? И почему она всегда пристально следила за моей реакцией? Следила настороженно и с надеждой. Она даже радовалась, когда картины не вызывали у меня интереса. Отца я увидел еще только раз - в день его смерти.

Декан факультета вызвал меня по информеру прямо из бассейна, н через час я уже летел на станцию. Старик знал только, что мама настоятельно просила прислать меня немедленно. Домой меня не вызывали никогда, значит, что-то случилось.

Когда снег, взметенный посадкой, опал, я сразу увидел маму у крыльца, в заиндевевшем от долгого стояния комбинезоне. Отец лежал в своем кабинете на низкой широкой тахте, и на его бледном, осунувшемся лице были страдание и страх. Не знаю как, но я сразу понял, что это вызвано моим появлением. Я что-то бормотал насчет того, почему меня не вызвали сразу, или почему вызвали меня, а не перевезли отца вниз, в больницу. Там не только любую болезнь вылечат, а вообще нового человека могут сделать из его собственного старого кусочка. Но мое бормотание заглохло само собой. Как мне было жалко его, такого внезапно постаревшего и слабого! Хотя "внезапно" это было только для меня, ведь я не видел его уже несколько лет.

Выросший без отцовской ласки, я был не сентиментальным и считал себя неспособным на бурные эмоции. Но как сейчас помню нежность, заполнившую меня. Я увидел, как страх в его взгляде медленно исчезает. Он всматривался в меня - и словно открывал что-то успокаивающее, что-то чрезвычайно важное.

- Папа! - закричал я и впервые бросился его обнимать. Каким легким было его высохшее тело! Кажется, я носил отца на руках, шептал ему на ухо что-то ласковое, и он тоже что-то шептал и гладил меня по голове.

Всего не помню, зато навсегда запомнил слова, сказанные, когда я уложил его обратно на тахту. Он говорил медленно, но в голосе звучала прежняя властность. Я тогда не очень-то вслушивался в слова, скорее, бездумно запоминал их, как эта катушка запоминает мои. Какое мне было дело до какой-то неизвестной планеты, когда передо мной лежал обретенный на двадцать первом году жизни, такой больной и родной отец! И до сего момента я как запись прокручиваю эти слова - и не могу понять их до конца.

- Проклятый Рай-на-задворках, - говорил отец. - Я назвал ее Райна-задворках - может быть, ее не вспомнят, не найдут. Или найдут когда-нибудь потом, уже более мудрые, более сильные. Мне надо было умолчать, но я не смог, я вписал ее в "мемуар". Это был мой долг... или долг был в том, чтобы скрыть?.. Но ведь я ничего не знаю наверняка. Доказательств нет. Я думал, я всю жизнь боялся, я ошибся, и это огромная радость. Но только ты, один ты. А другие?..

Он словно говорил сам с собой, и я не мог прервать его. Да и не собирался, я просто смотрел на него и чуть не плакал. Мне очень хотелось заплакать от жалости, что он такой больной и слабый, н от радости обретения его, и от боли за потерянные двадцать лет! Но отец повернул ко мне голову, н в его голосе зазвучал металл:

- Теперь уже ничего не проверишь. Я не могу испугать все человечество зря, а ты ничего не доказал. Очень хорошо, что не доказал. И все же обещай мне, очень прошу - обещай! Если все-таки соберутся туда лететь - помешай. Бей тревогу, кричи, сломай чтонибудь... взорви, наконец, корабль, но помешай!

Я ничего не понимал: - Папа! Куда лететь? Кому помешать?

Но он, наверное, меня не слышал, он только решил, что я отказываюсь.

- Обещай! - вдруг крикнул он с такой силой, что я испугался.

- Обещаю, обещаю!

После этой вспышки ему стало хуже, голос его слабел и прерывался:

- Мы с мамой... Я не мог восстановить эти картины, - говорил он, и паузы между обрывками слов становились все длинней.

Я не вслушивался, я только чувствовал, что он уходит. Одна мысль билась во мне: "Я обрел его, через столько лет обрел - и вот..." До сих пор не могу думать об этом спокойно. Люди уходят из жизни - это закон природы, но не в тот же момент, когда... Не могу, не буду. Все. После того, как мы похоронили его на площадке станции, мама переселилась на равнину и пошла работать в школу наблюдающим врачом. У меня начался выпускной курс, потом практика. и мы встречались не чаще, чем до смерти отца. Через несколько месяцев, когда пережитое вспоминалось не так остро, я пытался выяснить у нее, о чем говорил тогда отец, но она ушла от ответа.

- Он бредил, он просто бредил... - и заговорила о картинах.

Кажется, это было после большого осмотра. Перед тем, как дать "добро" на практику в пределах солнечной системы, нас неделю истязала медкомиссия, тогда я еще пошутил, что признан идеальным образцом землянина. Да... Мама опять показывала свои картины, а я подумал, что из них что-то ушло. Они стали неживыми. Может быть, это отец придавал им жизнь? Затем был долгий полет на Ланку-11 и, вернувшись, я застал маму чуть постаревшей, но веселой, окруженной десятками ребячьих мордашек. Они даже играть сбегались в ее зеленый дворик. А потом было полетное задание и три дня на сборы. Я прилетел к маме с тяжелым чувством - ведь планета, на которую уходила "Алена", называлась Рай-на-задворках...

Услышав название планеты, мама охнула, но я не дал ей заговорить. Наверно, я даже преувеличивал желание повидать планету - желание, жившее во мне после тех, последних, слов отца. Но чем горячее я говорил, тем сильнее она сникала.

- Вот оно... - повторила мама несколько раз. Я перевел разговор на другое, постепенно растормошил ее, и вроде все позабылось. А на Луне-111, в конце предполетной подготовки, я узнал, что мама полетела в горы на могилу отца и там погибла, сорвавшись в пропасть. Погибла там, где она на ощупь знала каждый камешек, каждую тропинку!.. И вот я здесь, на ласковой, безопасной, безвредной планете. Истинный рай! И что самое невероятное - до мелочей знакомый по десяткам маминых картин...

Дорога.

2191 год Откровения. За 11 лет до Свершения. ОРТА

Кон Мал последние ночи почти не спал. Чем ближе его лаборатория подходила к концу работы, тем чаще он проводил ночи, терзаемый видениями наяву. Сомнения точили его, словно червяк - благоухающий плод, лишая покоя. Днем сомнения отступали, особенно когда Фиер, помощник Мала, потрясая расчетами, кричал:

- Клянусь посохом Болла, кон, это же конец Дороги, о котором грезит вся Грасса! Дорога - ненаучный термин, но иначе вас не пронять, кон. Вы понимаете, что это значит?

Измученный ночными бдениями Мал снова и снова заставлял перепроверять расчеты и загонял всех сотрудников бесчисленными опытами с животными.

- Но этим же нельзя ничего подтвердить,- бесновался Фиер. - Мы должны решиться сами. Мал проявлял твердость и категорически запрещал опыты на грассианах. Он понимал, что эксперименты с животными еще ничего не доказывают, но сейчас именно это его и устраивало.

А в эту ночь кон Мал, руководитель центра Бессмертия, не ложился вовсе. Фиер - самый талантливый из его сотрудников, еще не ставший коном, но уже руководивший темой, худой, нескладный, вызывавший у Мала родительские чувства, - решился: он тайно произвел опыт на себе и юной Мине, своей жене. Более того, он заявил об этом сразу, как вошел в кабинет Мала, где собрались все руководители тем. Заявил прямо с порога, без обычного: "Ровной Дороги!" - и даже без кивка!

Кон Мал уныло бродил по дому и слушал ночную тишину. Ему полагался особняк вблизи города, но он предпочел этот, расположенный в живописном лесу, где раскинулся третий научный центр Грассы, один из семи центров планеты. Их, желающих прийти к Свершению силой разума, становилось все больше. Еще сто лет назад Ведущий Дороги Арк сконцентрировал все научные силы в красивейших уголках Грассы и этим положил начало разделению Планеты. Все последующие Ведущие подтверждали существование Центров и щедро выделяли средства на их работу. И еще никогда наука не подходила так близко к цели!

К получи Мал понял, что его так угнетало. Когда-то, получив этот дом, Мал установил поворотные, в рост человека, зеркала в углах комнаты. Они помогали думать, он словно советовался со своими двойниками по углам. Сейчас зеркала отражали низенького, полного человечка с наивным венчиком волос на макушке. Эта мечущаяся, помятая фигурка ничего не могла ему подсказать. Зато он сам, наконец, понял, чего он боялся эти два долгие года, с того дня, когда его - о великий Ур! - осенила эта идея... Мал еще не знал, что ему делать, но понимал, что все, что он может предпринять, натолкнется на сопротивление Фиера. Сделав еще несколько кругов по комнате, Мал повернул зеркала к стене и подсел к внутреннему коммутатору Центра. Фиер будет у него через десять минут. В конце концов, он, Мал уже давно, еще до последнего опыта, знал, как надо поступить. И этот предстоящий разговор был нужен не для того, чтобы что-то изменить.

Кон Ропур ткнул пальцем кнопку. Нежно прозвенели колокольчики первых аккордов. Их звук, словно пропадающий вдалеке, навевал на Ропура жалость ко всему окружающему миру. Вот звон уже дальше, дальше, и только отзвук, тень звука еще долетает издалека, из неизвестности... Тело Ропура напряглось в ожидании. Издалека наплывали, нет, наползали слитные, мерные шаги миллионов ног. Грозная и бессильная поступь бесчисленных поколений Грассы. Шаги звучали так равнодушно, что стонущий вопль певца отозвался в теле Ропура электрическим разрядом. Эту вещь, "Плач потерявшегося", кон Ропур включал часто и знал наизусть. И, раскачиваясь в кресле посередине теплой, устланной коврами комнаты, он чувствовал себя там, на Дороге, среди идущих отупело, безнадежно идущих. Кон Ропур даже не замечал, что поет во весь голос, пытаясь вместе с певцом заглушить неотступный звук шагов:

А-о-й, я отстал, потерялся,

А-о-й, потерялся в толпе.

И мимо проходят чужие,

И нету мне места средь них.

На последнюю, еще звенящую ноту, тяжело и устало отозвался хор:

Но было завещано Уром,

Но было обещано миру,

И стало нетленною верой

И с верою этой идем!

Снова с воплем отчаяния вступил певец:

Пустите, возьмите, я с вами,

О, дайте мне с вами идти!

Чужие, бездушные лица,

И мерная поступь шеренг!

И опять хор тяжело и равнодушно раздавил отчаяние певца:

Печален отставший в Дороге,

Бессилен один, без шеренги.

Запретно в Дороге убийство

Но смерть неизбежна. Умри!

Кон Ропур сжался в кресле, чувствуя, как мимо него проходят плотно сомкнутые ряды, и во весь голос простонал им вслед:

Но было завещано Уром,

Но было обещано миру,

И стало нетленною верой,

И с верою этой иду!

Замерли последние шаги, но Ропур еще сидел обхватив голову руками. В последнее время он слушал "Плач" после каждого заседания Совета Дороги и каждый раз чувствовал себя словно омытым, сбросившим груз прожитого. И хотелось сделать что-то доброе, принести кому-нибудь радость: в Орте знали, что после заседаний Совета младший Ведущий Дороги принимает и выслушивает любого. В комнату проскользнул старый Лим.

- Сколько там? - спросил Ропур. Вопрос прозвучал резко, и Ропур устыдился. Лим служил еще его отцу и уже близился к уходу с Дороги.

- Ровной Дороги, Лим. Что нового у тебя в семье? - запоздало поинтересовался он.

- Ровной Дороги, Ведущий! - откликнулся Лим, и его изрезанное морщинами лицо осветилось улыбкой. - У меня все хорошо. А к вам проситель, но не говорит, кто он.

Кону Ропуру вдруг показалось, что эта встреча переменит его жизнь. Подобное предчувствие уже было, когда один из тысяч конов, никому не известный инженер Ропур, головокружительно быстро вознесся до второго лица Грассы. Оставалась только одна ступень до вершины, но Ропуру совсем не хотелось становиться главным Ведущим. А предчувствие становилось все явственней. На мгновение Ропур заколебался, не отменить ли прием? Ведущие всех рангов устанавливают свои обязанности сами. Лим словно понял колебания Ропура.

- Он очень волнуется, этот кон. И с ним Несущая жизнь.

Слова Лима разом окончили сомнения. Женщина, готовящаяся даровать миру нового грассианина, - свята на Дороге.

- Проведи.

Дожидаясь просителей, Ропур пытался собрать разбегающиеся мысли. Надвигалось что-то огромное, а он не мог разобрать - темное или светлое? Лим не стал громко докладывать, а шепнул ему на ухо: - кон Фиер и конна Мина.

Первое, что бросалось в глаза в вошедшем,- худоба. Кон Фиер, казалось, состоял только из скелета, на котором неправдоподобно широко сидела и без того просторная парадная темно-фиолетовая мантия кона-ученого.

Когда взгляды Ропура и вошедшего встретились, Ропур содрогнулся. Глаза Фиера не были глазами просителя: в тех всегда читалась надежда, ожидание. Эти же были глазами фанатика, они горели огнем сжигающей Фиера веры. Страшная энергия таилась в этом взгляде... Ропуру понадобилось физическое усилие, чтобы перевести взгляд на конну Мину, полускрытую высокой фигурой спутника. Маленького роста, с уже явно выдающимся животом, она тоже смотрела не так, как обычные просители. В ее глазах Ропур увидел спокойную гордость, сознание своей значительности.

- Я слушаю вас, - сказал Ропур, избегая взгляда ученого. Часто он еще до того, как пришедший заговорит, знал, о чем его будут просить, и сейчас чувствовал что-то необычное.

- Мне надо увидеться с Главным Ведущим Дороги! - требовательно проговорил Фиер. Голос у него был высокий, горловой, и Ропуру почудились в нем трагические нотки певца из "Плача".

- Ровной Дороги! - ответил Ропур доброжелательно.

- Ровной Дороги! - отозвалась Мина и покраснела. Она быстрее мужа почувствовала упрек.

- Ровной Дороги! - сказал ей вслед, как отмахнулся Фиер. - Мне необходимо увидеться с Главным Ведущим!

Странная пара очень заинтересовала кона Ропура. Он пригласил гостей присесть, нажал клавишу внутренней связи и заказал три бокала тонизирующего напитка из орры - древний знак того, что гость тебе интересен.

Пришедший кон не ожидал такого приема. Усадив Мину, он в третий раз повторил свою просьбу, на этот раз именно тоном просьбы.

- Но если вам нужен Главный Ведущий, уважаемый кон, то не проще ли обратиться к нему? Вы же знаете, что любой грассианин может...

- Знаю, - перебил Фиер. - Но тогда нужно письменно изложить причины, и потом ждать, сочтут ли их достаточно важными. А я...

- Абсолютно правильно, уважаемый! - Кон Ропур намеренно не дал Фиеру договорить. Высокий пост, занимаемый Ропуром, требовал уважения. - У Главного Ведущего слишком много дел, и он не в состоянии выслушивать всех без разбора. Но, между прочим, таков порядок обращения и ко мне, кон!

- Но вы принимаете и просто так. Об этом говорят в Орте на каждом углу, - еще сбавил тон Фиер.

Звякнул колокольчик. Кон Ропур прошел в угол, распахнул дверцу и достал оттуда три чуть подогретых бокала напитка. Первый он с легким поклоном вручил Мине - это не было показным уважением к "несущей жизнь": сам кон Ропур пока не подарил Дороге нового Идущего. С бокалом в руке Фиер окончательно утратил напор и растерянно посмотрел на Мину. Ропур пришел ему на помощь:

- Вас смущает срок рассмотрения прошения?

- И это тоже. Но главное, что прошение будут читать многие.

- Не более пяти.

- И этого много. Мое сообщение перевернет Грассу.

Кон Ропур почувствовал раздражение. Два раза он уже поддержал подобные проекты. Но в первом случае Медицинский центр отверг "Эликсир долголетия" после испытаний, приведших к массовой гибели кротких пушистых монтов, на которых в Грассе издревле практиковались медики. У самого Ропура дома тоже жил ручной монт, и Ропур любил, держа его на коленях, погружать пальцы в голубоватую, теплую шерсть. А во втором случае Ропура спас только положительный отзыв экспертов Инженерного центра. Ужас "Росского взрыва" до сих пор заставлял его кричать по ночам. Цветущая, зеленая Росса превратилась в развалины, вызвав массовый приток неофитов в храмы Учения, - многие и так косились на научные центры. И хотя уроки пошли впрок, кон Ропур все равно выслушал бы Фиера, ради умоляющих глаз Мины.

- Вы работаете в каком-то центре?

- Да, я работаю в третьем научном центре у кона Мала.

Это была весомая рекомендация. Среди ученых не установилось единого мнения о причинах исчезновения Дара. Кое-кто, правда, тайно, даже подвергал сомнению само его существование. Ропур, как и большинство Ведущих, считал, что причины надо искать не во внешних условиях и уж, конечно, не в происках легендарного Рука, а в самих грассианах. Третий научный центр занимался вопросами физиологии и наследственности.

- Кон Мал, кон Мал... - Ропур попытался вспомнить это имя. но оно ему ничего не говорило. В Совете Ропур руководил устройством социальной сферы и нечасто встречался с миром ученых.

- А почему ко мне приходите вы, а не руководитель? Согласитесь, за работу центра несет ответственность он.

- Мы с ним разошлись, - через силу заговорил Фиер. - Он считает, что это преждевременно и недостаточно проверено.

Фиер мямлил и избегал прямого взгляда. Ропуру показалось, что он не уверен в своем открытии. Но, посмотрев на Мину, Ропур понял: ученый просто разочарован, что натолкнулся не на заинтересованность и особое внимание, а на то, на что, очевидно, наталкивался не раз. На лице напряженно слушавшей Мины это отражалось ясно. Ропуру стало не по себе, у него и в мыслях не было подвергать сомнению право Фиера на обращение к нему.

- Оставим это, кон. Так в чем же ваше открытие?

Фиер сделал жест рукой в сторону Мины.

- Вот, - сказал он торжественно. - Вот конец Дороги!

Мина приподнялась из уютного кресла, и мягкий боковой свет рельефно обрисовал ее вздернутый живот. Ропур молчал. Ему много раз приходилось видеть "Несущих жизнь", но в голосе Фиера звучала ликующая убежденность.

- Через сезон это станет ясно многим в нашем центре, через несколько сезонов всей Грассе.

- Что станет ясно? - Ропур был уже почти убежден, но не словами, а гордостью, преобразившей лицо Мины.

- А вот это пока должно быть тайной для всех, кроме вас и Главного Ведущего Дороги!

Через час мощная машина Ропура бесшумной молнией пронеслась сквозь засыпающую Орту ко Дворцу Совета.

Дорога.

2191 год Откровения. За 11 лет до Свершения. РЕАНДА

Кон Мал подъехал к храму, когда светило уже предвещало свое появление отблеском сияния на вершинах гор. Горы словно загорались изнутри, и фонари уютно раскинувшейся в долине Реанды потускнели. Громада храма, видная с любой дороги, подходящей к городу, подавляла. Кон Мал убеждал себя, что поступает хотя и не как ученый, зато как Идущий, но так и не убедил. И, стоя у огромных резных дверей с изображением "Посоха Болла", Мал никак не мог заставить себя перешагнуть порог.

Давно, в детстве, родители водили его в храм Учения и он хорошо запомнил символ - суковатую дорожную палку легендарного отшельника на дверях и мантии Учителей. Мал тогда не все понимал из торжественного чтения "Завета Идущим", но навсегда проникся его духом, духом веры в конец Дороги, единства всех жителей Грассы. Эта вера помогала ему в научной работе, и он мечтал, что именно он, маленький, со смешными, уже тогда торчащими в разные стороны прядями волос, кон Мал будет тем, кто возвестит конец Дороги. Мал верил в науку. И чем больше наука противопоставляла себя Учению, тем сильнее хотелось Малу их примирить. Мал до дрожи ощущал величие и благородство Учения, объединившего в едином движении многие поколения грассиан.

Когда группе исследователей в центре Минувшего, изучавшей древние захоронения, удалось вроде бы доказать существование Дара тысячи лет назад, Мал радовался как никто. Но это не привело к объединению Учения и науки - наоборот, разделило их еще больше. И то, что сейчас собирался совершить Мал, походило на измену делу науки. Вряд ли друзья из центра одобрят его поступок! Светило, наконец, выглянуло между пиков, и купол главной башни храма вспыхнул ослепительным светом. Тяжелые двери со скрипом открылись. Мал отпрянул от входа и зашагал вдоль стены.

Когда ему предложили возглавить лабораторию наследственности, он согласился без колебаний. Он верил, что именно в наследственности сокрыты причины утраты Дара. Именно в ней, как полагал Мал, скрывался конец Дороги. Он и сотрудников подбирал таких же - сохранивших детский восторг перед чеканными строфами "Заветов". Десять лет работы, работы дружной, поглотившей их всех без остатка! И вот теперь, перед самым ее завершением, кон Мал утратил веру в то, что это действительно конец Дороги, а не начало новой. Новой, которая может взорвать, похоронить все, столь милое ему на этой чудесной планете. И хуже всего, что против него Фиер - самый любимый, самый талантливый ученик! Но все же Мал никогда не пришел бы сюда, если бы он поговорил с Фиером прошлой ночью, если бы не узнал об отъезде Фиера и Мины. Кон Мал знал, к кому обратятся они в Орте. Они не ученые, они Ведущие. Многие ли работающие в центрах поддержат его, Мала, когда Ведущие обратятся к ним за советом? Ночью он долго колебался, пока не понял, что выбора у него нет. Все аргументы в спорах с Фиером и его сторонниками отточились, кон Мал знал, кто обратит внимание на его доводы. Утром он победил неуверенность и вылетел в Реанду.

У ворот храма решимость его иссякла. Юный неофит, вышедший из дверей, с интересом наблюдал за странным человеком, то приближающимся к храму, то удаляющимся - не часто ученые посещали храм! Ученый бросал на неофита отчаянные взгляды. Тот, уже прошедший первую степень посвящения, понял, что пришедший нуждается в толчке, могущем облегчить принятие решения.

- Войдите, кон, - пригласил он. - Войдите и посмотрите. Это самый древний храм Грассы. У нас хранится посох Болла, кон.

Неофит угадал. Кон-ученый облегченно забормотал: - Да, да, конечно... Надо посмотреть, обязательно надо посмотреть. Это очень интересно... - При этом он так часто кивал, что его и без того растрепанные пряди, обрамлявшие лысину, казалось, разошлись по волоску и каждый торчал отдельно.

Неловко обойдя стоящего в дверях неофита, словно боясь его зацепить, ученый вошел внутрь - и замер на пороге. Внутри храм подавлял еще больше - огромное, почти пустое пространство с теряющимся впереди и вверху алтарным возвышением, казалось, стиснуто стенами и обрушивается вниз. Единственное, что сдерживало его напор - это взметнувшаяся в центре колонна из прозрачного горного минерала с заключенным внутри посохом Болла. Осторожно, стараясь не разбудить эха, кон Мал медленно пошел к колонне и вдруг замер от ужаса - так неожиданно и громогласно обрушились на него сверху слова:

- Что привело к нам брата, Идущего по обочине?

Ошеломленный кон Мал не посмел обернуться. Он смотрел на колонну, как на спасение: - Я пришел встретиться с коном Аманом, Учителем.

В наступившей тишине послышались шаги. Эхо возвращало их со всех сторон, шаги метались в воздухе, слышались сверху, снизу, одинаковые, но разные по силе звучания. Внутри у Мала что-то сжалось, противно задрожали ноги. Ему почудилось, что на него со всех сторон надвигаются толпы плотно сомкнутых, слепых в своем стремлении людей, безжалостных, бесчувственных, одинаковых... Одинаковых!.. Поймав себя на этой мысли, кон Мал обрел уверенность. Пусть они идут, пусть сомнут, затопчут, но они не должны быть такими!

- Я кон Аман, 326 Учитель на Дороге, - услышал он ласковый голос и обернулся: - Я принес вам тайну, Учитель!

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению.

Из дневника Сержа Арно (катушка II, реконструкция)

Сегодняшний день стоит отметить особо, за что глубокая благодарность группе разведки. По расписанию командиру боевых машин не положено удаляться от корабля. Но я не просто механик, я сын Петра Арно. Вчерашнее сообщение Чандра многих обеспокоило. Абсолютно идентичные скелеты нескольких поколений? По земным аналогам - мать, дочь, внучка или, скажем, отец, сын, правнук... Еще одна загадка? Она не объясняет гибели населения, однако Чандр сказал, что у него возникает ощущение опасности, грозящей именно землянам. Ощущение было до того четкое, что в очередной поиск иду и я, конечно, не как сын Петра Арно, а как командир-водитель БМ "Тигр" - самой мощной из наших машин. Координатор долго мялся, пока разрешил мне этот выход. Смешно гонять такую силищу против опасности, которой никто себе не представляет. Ведь скелеты лежали здесь до нашего прибытия, лежат все время, пока мы здесь,- и ничего!.. Комаров и придумал повод - мой грозный механизм уничтожения буксирует грузовой прицеп! Мы должны привезти как можно больше... образцов?.. свидетельств?.. Как тут скажешь? Конечно, это только прах, но ведь они были так похожи на нас... Вышли мы почти по-боевому. Впереди я с прицепом, за мной легкие вездеходы разведчиков. Сюжет для первокурсников Космической Академии герой-разведчик в приборном отсеке боевой машины. Разрядники лопаются от энергии, лазеры, локаторы, сонары, анализаторы в режиме широкого поиска - и волевой взгляд вдаль. А сзади огромная грузовая платформа на воздушной подушке - ни дать ни взять сарай. Цирк, да и только!

Ближайший к нам город всего в получасе езды. Я намеренно медленно веду колонну и представляю, как ругают меня разведчики. Но, во-первых, так положено; во-вторых, курсовая машина ведет "Тигр" без моего участия, и я могу заняться моим излюбленным здесь, будь оно неладно, делом: анализом собственных ощущений. Все чаще я вспоминаю слова отца. И не только слова, но интонацию, выражение глаз, даже нервное, безостановочное движение пальцев его руки. Почему это место названо им проклятым?.. Я рассказал об этом Комарову и Чандру. Комаров долго меня расспрашивал, оно и понятно - что ему еще делать, но ни к каким выводам не пришел. Чандр с истинно восточной вежливостью пробормотал несколько слов о том, что бывшие косморазведчики под старость... б-м-м, г-м-м... Это гудение означало, что Чандр боится вломиться не туда, куда следует. В древности говорили: "слон в посудной лавке", но слоны ведь и водились главным образом в Индии? А сегодня утром Чандр остановил меня в коридоре и долго рассматривал. Я намекнул ему, что хочу есть, а завтрак в горло не полез - взгляд Чандра напомнил, как смотрел на меня отец.

По боевому расписанию "Тигр" защищен кристаллоброней и силовым полем. Утверждают, что машина уцелеет, даже если на башне разорвется ядерная бомба предков. Вот только что будет с экипажем - еще не ясно. И на этой планете, похоже, яснее не станет. Мы прошли половину пути, на всех экранах - безмятежный зеленый свет. А ведь они объявят тревогу даже при появлении атакующей десятки комаров! У меня сегодня уже есть одно нарушение - я покинул боевой пост (правда, с согласия координатора), значит, можно совершить и еще одно - открыть люки. Сейчас звякнет сигнальчик, и непроницаемые пластины провалятся внутрь корпуса.

Какое здесь яркое солнце! "Тигр" плавно перемещается над идеально гладкой дорогой, а кругом - зеленые луга, кружевные рощи, неправдоподобное обилие цветов всех оттенков и форм. Только впереди зеленый цвет сменяется ослепительно белым - горизонт замыкают горы. Уж чего-чего, а горы я знаю! Но здесь они иные, очень ровные, словно искусственные.

Вот справа появился аэродром. Именно аэродром, а не космодром, хотя любая из этих красно-белых чечевицеобразных громад способна к движению в ближнем космосе. В ближнем космосе здесь пусто, но ведь от ближнего до дальнего всего один шаг - и не принципиальный, а только эволюционный. Почему они его не сделали? Инженерная группа ручается, что корабли предназначались только для надстратосферного перелета из одной точки планеты в другую. Это все равно, как использовать боевой лазер "Тигра" для борьбы с мухами.

Большой город... Скорее всего, ничего нового по сравнению с десятками стереофильмов, просмотренных в "Зеленом зале", я не увижу. Но все же ожидаю какого-то объяснения. Внимание! Увлекшись пейзажем, я прозевал появление города. Точнее, не города, а высокого, горящего на солнце шпиля, единогласно окрещенного "собором". Город зеленый, невысокий, только в самом центре стоит громадное здание, абсолютно пустое. Интересно, для чего оно могло служить? Предполагают культовое сооружение, но где же предметы культа? Кроме суковатого посоха на дверях и следов постамента - небольшого такого постаментика - в центре зала нет ничего.

Еще больше снижаю скорость и замечаю, что не включил связь. Вот это действительно нарушение. Быстро включаюсь, и на меня лавиной обрушиваются эмоции разведчиков, раздраженных темпами передвижения и долгим молчанием. Чтобы успокоить их, резко добавляю скорость. Город невелик, и одна улица похожа на другую, отличаясь в основном цветом тротуаров. Покрытие кое-где взломала трава, и краски повыцвели, но еще видны. Как, наверно, хорошо прогуляться теплым вечерком по нежно-голубому тротуару, под воздушной тенью деревьев, напоминающих березы, но усыпанных небольшими оранжевыми плодами... Конец маршрута площадь перед собором. Здесь, как паук в центре паутины, я буду стоять, пока поисковые группы обшаривают город, готовый в любой момент ринуться им на помощь.

Площадь окружена нарядными разноцветными домиками, спрятанными в заросших, но по-прежнему прекрасных садах. Какая же сила увела отсюда жителей, создавших эту красоту и уют?

Площадь абсолютна пуста, если не считать двух ориентиров - собора и статуи. Но я же знаю эту статую! Я видел ее на картинах матери. Картин с нею было три, и на всех статуя изображалась в багровых тонах, тонах злобы и горя. И небо было тревожно-багровым, и блики от него на землю падали цвета крови. Мама не любила эти картины, прятала в глубине шкафа, но я вытаскивал их и рассматривал. Статуя не такая большая, и цвет у нее не багровый, а зеленоватый, мирный такой цвет. Самое удивительное, что статуя повернута спиной к собору. На картинах собора не было, но, по всему, стояла она не так. Там, в багровом тумане, вырисовывались силуэты домов, вот они, я их узнаю, и, несомненно, они были у статуи за спиной. Впрочем мама рисовала с набросков отца и через много лет после его полета. Могло что-то забыться. Копии картин мама собрала в альбом и переслала мне на Луну, а вот тех, со статуей, среди них нет. Почему?

Каждые три минуты включается связь и очередная группа разведчиков сообщает, что все в порядке. Дома пусты, если не считать скелетов. Никаких следов насильственной смерти, никаких объяснений естественной... Но у разведчиков есть дело, они ходят из дома в дом, собирают предметы быта, укладывают в контейнеры останки их владельцев. А я, видимо, проторчу здесь до конца дня. Все-таки это очень грустное место - пустые ряды окон, распахнутые никому двери, трава, пробивающаяся сквозь плиты тротуаров, громада собора за спиной. В его двери без труда въехал бы мой "Тигр", а ветер открывает и закрывает их без всякого усилия. Если долго смотреть на шпиль, кажется, что все сооружение кренится и вот-вот рухнет. Для "Тигра" это пустяк, но по коже все равно пробегают мурашки. Но почему здесь так пусто? Стой!..

Ну вот! Не успел взвизгнуть сигнал тревоги, пальцы легли на кнопки, ноги - на педали. Еще чуть-чуть - грохнул бы я по этой зверюшке, и вякнуть бы не успела. Кстати, они действительно вякают - нежно и мелодично. Когда биологи притащили первый экземпляр, сбежался весь корабль. Женщины умилялись громко, мужчины - про себя. Зверек сидел под колпаком силовой и биологической защиты, дружелюбно глядя на нас. И сам он - помесь зайца и голубого медвежонка - вызывал огромное желание взять его на руки и запустить пальцы в длинную шерсть. Именно запустить пальцы, а не погладить, как земную кошку. Этих животных здесь видимо-невидимо. Думаю, как только биологи завершат исследования, в каждой каюте будет повякивать по такому зверьку. Если, конечно, не он причина гибели всей цивилизации.

Но вот что интересно - по дороге они шастали десятками, а тревоги не было. Я же ввел в машину голограмму зверька как нейтрального фактора: близко не подпускать - и только. Этот бежал вон где - почему же тревога? Медленно и внимательно осматриваю площадь. Здания пустые: ни звука, ни какого-либо излучения - ровный зеленый свет. Площадь пустее не бывает - только статуя торчит неуместно и несимметрично, нарушая весь ансамбль. Выскокая, невероятно худая, с копной волос. На картинах ее глаза, казалось, выплескивали какую-то жестокую энергию и складки фиолетовой мантии зловеще змеились за спиной. А здесь ничего похожего - мантия просто отброшена ветром, профиль унылый, кончик носа, грустно закорюченный, тянется к острому подбородку. Стой!.. Идиот! Дубина! Какой профиль? Ведь статуя стояла ко мне спиной! Я же удивлялся, почему она спиной к храму?..

Снова заныл сигнал тревоги. Солнце зашло за шпиль "собора", багровая тень упала на статую, сразу изменив ее облик. Страх, как в детстве, поднимался откуда-то из-под ног. Статуя медленно поворачивалась ко мне, грозно поднимая руку. Как маленькие лазеры, плеснули светом ее глаза. Не сводя с них взгляда, я ткнул пальцев в кнопку. Раздалось короткое "п-ш-ш", через всю площадь сверкнула длинная молния, на мгновение затмив солнце и пронзив багровую тень. Вспыхнул и тут же погас ослепительный шар.

Ни фигуры, ни постамента... А там, где они были, распахнулся вход, точнее, спуск в подземелье: светящаяся белая лестница, косо уходящая куда-то вниз, под дома!

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению. ДОЛИНА ЭДЕМ

К вечеру Станислав Комаров готовился с утра. А к сегодняшнему вечеру еще со вчерашнего. Каждый день, в семь часов по корабельному времени, собирались руководители групп и лабораторий, обсуждали прошедший день и планы на новый. Именно так, не по информеру, а лицом к лицу, уверяли психологи, легче договариваться. Для Комарова же это было мучением. На вечерних встречах он сидел как необходимая часть интерьера, как живой параграф внутрикорабельного устава. Положено, например, переходя из отсека в отсек, закрывать герметичные двери до зеленого сигнала, даже если корабль на кислородной планете. Или положено, бреясь, хотя бы и вакуум-бритвой, включать вытяжную вентиляцию, или положено на Совете присутствовать Координатору - все едино. Станислав начинал активно вмешиваться, задавал вопросы и каждый раз убеждался, что все расскажут без него и договорятся без него - и, главное, без него все это будет быстрей. Сегодняшний вечер ожидался более приятным. По настоянию Чандра, Станислав объявил "мозговой штурм", старинный метод коллективного мышления, широко используемый на исследовательских космолетах. И хотя его часто называли "синедрионом дилетантов", польза была несомненна. Кто-то из древних говорил, что открытия чаще всего делает человек, незнакомый с основными законами науки, запрещающими это открытие в принципе. В этом преувеличении была доля истины. Если один дурак способен задать столько вопросов, что на них не ответят сто мудрецов, среди этих вопросов обязательно будут разумные. "Бык" тщательно собирал все версии и дальше действовал по "штурмовой программе": устанавливал, при нарушении каких законов природы возможно то или иное предположение. Специалистам оставалось проверить, так ли это на самом деле. И открытия случались поразительные. Например: троякодышащие пеуны на Лане-11, переползающие магнитные полюса на Орне или пульсирующая гравитация области Семи звезд. А главное, метод давал десятикратную экономию времени.

Когда все собрались в конференц-зале, Станислав занял место за председательским столом и с волнением оглядел собравшихся. Все с одобрением смотрели на него. И почему ему казалось, что он только мешает? Весь переполненный энергией, Комаров предоставил слово Чандру. Ради такого случая тот появился не в обычном обвислом комбинезоне, а в строгом белом костюме и такой же белой шапочке, неуместной на его огромной голове. "Синедрион" собирался по просьбе биологов, потому и заседание открывал он.

Дорога.

2191 год Откровения. За II лет до Свершения. ОРТА

Главный Ведущий Дороги, кон Мук, был стар. Чем ближе становился уход с Дороги, тем чаще Мука посещала горькая мысль: двадцать долгих лет он вел Грассу к Свершению, но стало ли оно ближе? Мук уже не помнил, был ли он искренне верующим, вступая на порог Дворца, а ему все чаще требовалось знать это точно. Разглядывая в зеркале лысый череп, морщинистое вытянутое лицо или костистые, заметно дрожащие руки, он испытывал острый приступ неверия - и не в пророчество Болла, а в само существование Дара. Высоко в горах на биологической станции, под тщательным присмотром, еще трудился упрямый Кин, исписывая безупречными расчетами лист за листом. Как величайшая тайна, они доставлялись в Орту и исчезали в личном сейфе Ведущего. Он читал их, понимая только главное - смысл. Наверное, Ведущий мог понять все до конца. Но, проверив сам или, хуже того, дав проверить другим, кон Мук погубил бы то, чем жила Грасса, что делало грассиан Идущими - плечом к плечу, от мальчика до старца, от Ведущего до Идущего последней шеренги. Кон Мук мог еще решиться на такой шаг, если бы знал иную цель, если бы мог предложить ее планете - столь же ясную, как вековой культ Дара. Мук изо всех сил искал спасения Дороги. Искал там же, откуда исходила угроза для нее, - в науке. Росли дотации научным центрам, все больше привилегий получали ученые. И когда до него доходили сведения о расколе на верующих Идущих и ученых, он только закрывал глаза и мысленно взывал к Уру. Если бы впереди появился хоть какой-нибудь отблеск Свершения! Тогда Грасса снова станет единым обществом и, как неофиты - посох Болла, обожествит колбу лаборатории и фиолетовую мантию ученого. Еще не поздно, говорил он себе пятнадцать лет назад, десять... пять... Сегодня кон Мук устал.

С утра принесли сводку - ничего нового. Потом нагромождение дел, Совет, и уже вечером на стол легла последняя проповедь Амана. Накопившаяся за день, умело подавляемая усталость обрушилась на кона Мука, как лавина на Болла. Случайно ли они с Учителем в один год взошли на Дорогу, росли в одном городке и вместе ходили в школу? Он, кон Мук, уже не выступает публично, он разучился убеждать сразу многих. А кон Аман все чаще потрясает основы, все сильнее и метче его удары по центрам, по всей политике Совета. Неужели правда, что Учителя могут ненадолго возрождать в себе Дар? Откуда иначе силы? Не дочитав проповедь до конца, Мук ковыляющей, старческой походкой прошел в спальню. На столике у кровати стоял бокал орры. С детства Мук ненавидел этот традиционный напиток и это традиционное дерево. С того дня, как под рухнувшим стволом орры погиб его отец. Но не мог же Главный Ведущий Дороги отказываться от подносимого в дань обычаям напитка? А подносили везде - в центрах и на улицах, когда Мук останавливал машину; на заводах и в больницах, которые посещал. Врачи настаивали, что орра поддержит его силы, и Мук принимал напиток как лекарство. А когда приезжал Ропур, он, увлекшись разговором, заодно выпивал и бокал хозяина, чему Мук по-детски радовался. Без такой игры с самим собой, кто выдержит тяжесть власти в его возрасте?

Переодевшись в просторную ночную одежду, кон Мук устало сел на кровать. Каждый день уносил частицу прежнего деятельно и властного Ведущего. Только Свершение, одно только Свершение могло всколыхнуть гаснущие силы, и Мук принимал напиток. Но все ближе подступал час ухода с Дороги. Кто заменит его на высоком посту? Для себя он уже давно решил этот вопрос. Если бы уйти прямо сейчас? Кто посмеет противиться его воле! Нет Ведущего равного Ропуру. Но кон Мук не мог заставить себя уйти и знал, что не сделает этого до конца. Как все-таки сильна в грассианах вера в Свершение!

Мук уже лежал, когда мягко звякнул колокольчик вызова. Вырванный из дремоты, он не поверил своим ушам. За все время жизни во Дворце его будили только раз - после катастрофы в Россе. Тогда он лично руководил спасательными работами. Это было давно, а сейчас, что может старик, которому так хочется спать?

- Пусть это мне снится, - пожелал Мук и плотнее вжался в подушку. Хитрость не удалась - колокольчик зазвенел. Мук не выдержал и нажал кнопку. В комнату ворвался звучный и такой еще молодой голос Ропура: Ведущий, я прошу немедленно меня принять!

- Но я уже сплю. Неужели нельзя подождать до утра?

- Ведущий, я немедленно прошу принять меня и еще одного кона с конной.

Если кого и любил Мук, так это Ведущего Ропура.

- Какой прием?- спросил Мук с надеждой. Ему не хотелось облачаться в парадную мантию и тащиться в пустой Зал.

- Без записи.

Ответ обрадовал Ведущего. Как заботлив к старому человеку Ропур! Не подобострастен, как многие, а по-сыновнему заботлив! Одеваясь, кон Мук вспомнил, что он как-никак Главный Ведущий. Чему он обрадовался? Или действительно впадает в детство? Он недовольным голосом приказал допустить пришедших.

Кон ученый сразу понравился Муку. Сам маленького роста, он питал уважение к высоким людям. Даже поднятое над всеми остальными кресло Ведущего во главе стола Совета не избавляло его от этого чувства. Но окончательно примирила Мука с ночным визитом конна Мина. Она смотрела на него с детским обожанием, и Ведущий менялся на глазах. В голосе его зазвучал металл. Это не помешало ему невзначай подвинуть бокал ненавистной орры поближе к Ропуру. Ропур, сев, немедленно ухватился за него. Села и Мина, но увидев, что Фиер остался стоять, вскочила и спряталась за его спиной.

- Что привело кона-ученого ко мне в столь поздний час?

Фиер открыл рот, собираясь разразиться речью, но, спохватившись, поздоровался.

- Ровной Дороги, - доброжелательно ответил Мук.

- Дело в том, Ведущий, - тихо начал Фиер, - дело в том, что Дара не существует!

Дорога.

2191 год Откровения. За II лет до Свершения. РЕАНДА

- Дело в том, Учитель, что Дара не существует. - Кон Мал долго собирался с духом прежде, чем выговорил эти слова.

Чем благожелательней смотрел на него кон Аман, тем неуверенней чувствовал себя Мал. Когда слова были произнесены, он сжался в кресле, ожидая чего угодно - грома, молний из-под свода, проклятий и гнева Учителя и даже страшных подземелий храма, о которых шепотом поговаривали. Там, в вечной тьме, сырости и безмолвии, стеная, проходили Дорогу неведомые узники - насильственная смерть запрещена "Заветами". И Учителя и Совет опровергали эти слухи, но они не стихали.

Кон Аман молчал. Когда Мал, ободренный тишиной, поднял глаза, перед ним сидел другой, старый человек. И голос его звучал словно издалека.

- Теперь многие не верят, брат. И кому, как не мне, Учителю, это знать. Но не для этого же сообщения вы пришли ко мне, брат?

- Многие не верят, а я знаю.

- Что можем мы знать? Век проходит за веком - знаем. История поколений, записанная в книгах, - тоже знаем. И более древняя - в преданиях и легендах. А что было до того, кто знает? И что будет после - кто? Вы читали "Заветы", брат?

- Я преклоняюсь перед ними, Учитель.

- Вы зовете меня "учитель", потому что это мой официальный титул. Но для многих миллионов я действительно Учитель. Утешитель несчастного народа Грассы.

- Несчастного?

- Да. Из века в век, из поколения в поколение грассиане ждут Свершения. Если бы не это... Вы можете представить нашу планету без Дара?

Мал содрогнулся, представив миллионы верующих, лишенных веры.

- Я приехал сюда не как ученый, но как Идущий. Есть Дар или нет, это в конце концов не так уж важно. Вера давно стала сводом жизненных правил, сделавших нас такими, какие мы есть.

Кон Аман предостерегающе поднял руку, но кон Мал продолжал:

- Не будем спорить о вере, Учитель. Или, если хотите, поспорим потом. Существует опасность страшнее отрицания Дара, и эту опасность породил я сам.

Голос кона Амана стал еще более мягким, а взгляд - проникновенным.

- С нами милость Ура, брат. Не мне, 326 Учителю, сомневаться в возвращении Дара, но если даже предположить... Многие ли поймут ваши доказательства, многие ли отдадут надежду? Змей Рука живет в каждом из нас. Только надежда смиряет его ко благу Грассы...

- Да, кон Учитель, только надежда. Вы правы. Идущие не отдадут его просто так, даже если им доказать Но можно подарить другую надежду.

- Заменив веру знанием? До сих пор знание противоречило вере.

- Наука не противоречила "Заветам", пока они соприкасались в одной-единственной, непринципиальной частности.

Кон Аман удивился своему долготерпению. Он неоднократно вел диспуты с учеными на глазах неофитов - это укрепляло веру. Но выслушивать подобные кощунства наедине! Ради чего? Частность, которой тысячелетиями живет и дышит планета!

- Да, Учитель, простите, частности. Мы превратили планету в цветущий сад. Мы почти победили болезни. Что по сравнению с этим продолжительность жизни? Какое значение имеет Дар?

- Утрата Дара тем трагичнее, чем легче жить!

- Согласен. И наука делает все. чтобы вернуть Дар. Наши цели не расходятся, различны лишь методы.

- У нас нет методов. У нас есть вера.

- У нас тоже! - воскликнул Мал. - Но только у нас вера в силу науки, а у вас - в силу ожидания.

- Вера есть вера, во что бы ни верили. А вот в то, что вы сможете вернуть Дар, я, например, не верю. И большинство Грассы не верит, к вашему счастью.

- К счастью? - изумился кон Мал.

- Конечно. - Кон Аман говорил все так же мягко. Контрастом прозвучал за стеной раскат грома - начиналась благодетельная гроза сезона цветения. - Вы слышите голос? Я знаю, это атмосферное явление, но и голос Рука. Не знаю, почему подобные мысли уживаются в голове Идущего, не понимаю, почему они уживаются во мне. Может быть, потому, что нужно твердо знать виновника исчезновения Дара. А представьте, кон, что будет, если голос Рука останется только громом?

- Ничего. Для меня это всегда атмосферное явление.

- И все же, Дар был?

- Это не противоречит научным данным.

- Но если не Рук повинен в исчезновении Дара, то кто же? Тысячелетия живет Грасса верой в возвращение Дара. Рук - легенда, но что мы знаем о древних? Может, был какой-нибудь Рук, и, может быть, он сделал что-нибудь такое, отчего пропал Дар. А вот если Рука не было, а Дар все же существовал, тогда любой спросит - кто же в этом виноват? И тогда я, 326 Учитель на Дороге. ему отвечу!

На последних словах кон Аман разительно переменился. Он встал, голос его загремел. Малу показалось, что Учитель вырос по меньшей мере вдвое и нависал над ним, как стена храма.

- Кто же виноват? - прошептал он, глубже уходя в кресло.- Кто?

- Вы, ученые!

- Вы так ответите?

- Да.

В комнате повисла зыбкая, пропитанная страхом тишина. Аман сам содрогнулся, представив себе неуправляемую ярость миллионов грассиан. С высоты своего величия он глянул на съежившегося в кресле ученого и устыдился. Велика ли победа?

- Простите, кон-ученый, я не хотел вас пугать.

- Я испугался не вас, Учитель. Я испугался слепой силы, которая за вами.

Аман хотел возразить, что сила слепа без руководства, но промолчал. До сих пор грассиане шли за ним, но когда-нибудь...

- И все же, зачем вы пришли, брат? Какие еще западни роет наука Идущим? Где готовится новая Росса?

Кон Мал молчал, ему было обидно. Он долго решался на эту поездку, а его пугают! Пусть он маленький, пусть у него вечно торчат волосы, но он тоже может напугать. Мал начал издалека:

- Что такое смерть. Учитель?

Кон Аман удивился. Смотри ты! Только что потрясенный и раздавленный, он уже вопросы задает! Прямо не кон, а надувной монтик из детства - чем сильнее стукнешь об землю, тем выше подскочит.

- Ну... Отсутствие жизни, небытие, прекращение жизненных процессов.

- Да, конечно. И еще козни Рука!.. - Кон-ученый наглел на глазах. Но если у вас отрезало ногу, вы еще живы?

- Да.

- А две ноги, а руки? А внутренние органы, кое-что мы уже можем заменять.

- Да, да, я все еще живой.

- А голову, Учитель?

Аман принял игру всерьез: - Теперь я умер.

- Почему же?

- Я перестал ощущать мир. Чувствовать, думать. - Аман отвечал медленно, наощупь.

- Тогда кто же вы? Тело, комплекс ощущений, сознание?

- Все вместе, кон-ученый.

- Нет. Или - или. Ведь может быть "или-или"?

Кон Аман вдруг вспомнил. 324 Учитель приехал в школу неофитов и посередине проповеди упал. Перед тем, как увезти, каталку доставили в зал, и все они, ошеломленные, плачущие, проходили перед его взором. Он, Аман, остановился и долго вглядывался в невозможно неподвижное лицо Учителя. Его толкали, пытались сдвинуть с места, потом обходили. А он все стоял, ощущая дыхание смерти, стоял до тех пор, пока не встретился с Учителем глазами. О, сколько в них было энергии! Они жили, и не просто жили, а словно вобрали всю ушедшую из тела жизненную силу.

- Сознание,- твердо ответил Аман.- Без всякого "или" - сознание.

- Тогда допустим, что Дара не существует. - Теперь Уже Мал предостерегающе поднял руку. - А наука в состоянии сохранить или тело или сознание. Что?

- Сознание. Тело - это не главное "я". Сознание.

- А если не сохранить, а воспроизвести? Вы живой и рядом он живой. Точно как вы: внешность, привычки, взгляды, вкусы - копия.

- А я?

- А вы сойдете с Дороги в свое время. Останется он - вы, останется ваше сознание.

- Поделенное на двоих?

- Нет, умноженное. Одиножды один - один!

Аман представил свою точную копию. Но ведь ему дорого именно это сознание, заключенное в это тело! А копия? Она думает так же, знает то же, чувствует, как он. Как же он может уйти и остаться? Значит, я, кон Аман I сойду с Дороги, а он, кон Аман II, что тогда?.. Тогда он до конца осознает себя мной. Значит?..

- Это не совсем Дар. Но...

- Это совсем не тот Дар! И главное, он отменит веру, Учитель!

- А вы действительно это можете? - Кон Аман сбрасывал оцепенение...

- Да, к сожалению, кон Учитель.

- И много могущих?

- Главных двое. Я и мой ученик. Я - у вас. Ученик - у Ведущих.

Теперь кон Аман окончательно пришел в себя. Маленький ученый взывал к "Заветам", но Учитель не был бы Учителем, опираясь только на них. Как ни прочны сейфы Ведущего, кон Аман читал Кина и еще кое-что. То, что вырисовывалось, было страшнее угроз вере. Кон Аман знал, что вера не боится угроз.

- Спасибо, брат. Да будет тебе посохом Болла сознание своей правоты, - заговорил кон Аман мягко и проникновенно. - Не надо беспокоиться. Ты передал дело надежным рукам, миллионам рук! Жди и верь. Когда-нибудь мы заключим в колонну в центре Храма и эту мантию, спасающую Дорогу.

Кон Аман преклонил колено и как святыню поцеловал тяжелую, отливающую фиолетовым ткань. Потрясенный и восхищенный Мал попятился, потом повернулся и бросился бежать. Кон Аман не стал его задерживать. Он сел и погрузился в раздумье - у него уже был план.

Дорога.

2192 год Откровения. За 11 лет до Свершения. ОРТА (окончание)

Фиер закончил. В комнате повисло молчание, взгляды двух ведущих скрестились на Мине. Словно поднятая этими взглядами, она выпрямилась, встала, придерживая живот. Кон Мук облизнул губы.

- Там он? - спросил хрипло.

- Там я,- звонко ответил Фиер.

- А если девочка?

- Тогда Мина.

Ропур уже справился с первым впечатлением и мысленно разработал начальный план. Все остальное - потом. Но если дойдет до дела, у него уже есть план.

Этим Ропур и брал в Совете. Кто знает, не был ли он по сути Главным? Однако, ни сам Ропур, ни кто-либо из Ведущих близкой истории не стоял перед решением такой значимости. Да и в далекой истории тоже. Разве что Болл! Ропуру стало жарко, он исподлобья бросил взгляд на остальных. "Провозвестник Ропур", а?

Но тут он, словно впервые, увидел Мука. Еще задавая свой первый вопрос, Ведущий Мук встал и прохаживался по комнате, меняясь на глазах. Ропур привык к старому, очень старому, быстро устающему, скорому на обиды по пустякам, по-детски подсовывающему ему свою орру человеку. Но такого Главного Ведущего Ропур еще не знал. О Главном Ведущем ходили легенды, Ропур иногда верил им, чаще - нет. И вот перед ним истинный Ведущий. вождь! Не дрожь, а нервная чуткость была в его руках, не лысина, а огромный череп бросался в глаза. Как Ропур мог не заметить пламени, полыхающего во всевидящих зрачках? Когда Мук заговорил, Ропур невольно склонил голову.

- Кон Ведущий! Завтра утром, нет, уже сегодня, вы представите мне первый план Свершения. Кон Фиер, вы останетесь при мне. До конца. Конна Мина, вам отводится левое крыло Дворца. Вы теперь сокровище Грассы!

Фиер дернулся было, но главный Ведущий бросил такой взгляд, что ученого словно вбило в пол. Взгляд Мука смягчился, и он ласково полуобнял Фиера. Ропур заметил, что Ведущему для этого не пришлось привстать на цыпочки.

- Так надо, кон, - сказал Мук, - и благодарная Грасса воздвигнет вам памятники. А самый большой я лично открою перед Храмом в Реанде.

Кона Ропура буквально несло по коридорам Дворца. Он приспособил к быстрому шагу строки из "Плача":

Но было завещано Уром,

Но было обещано миру

И стало нетленною верой,

. . . . . . . . . .

И "Плач" приобрел характер танца. Бездумно повторяемые строчки заглушали сомнения...

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению. ГОРОД

Из дневника Сержа Арно (катушка III, реконструкция)

А мы так и не дали ему названия. Другие города получили имена. Этот останется "Городом", потому что он первый, если его не назовут "Арно" - посмертно. Хороший юмор? А что еще делать? Покинул боевой пост раз, уехал без ведома Координатора - два, уехал в одиночку - три. Это не считая мелочей - угона "Тигра", похищения скафандра особой защиты и блокировки остаточной памяти выходного шлюза. Достаточно, чтобы не выпускать меня до конца рейса, а в первом же порту солнечной системы списать к черту с космофлота, без права ступать на борт любого космического объекта, будь то хоть околоземный дом отдыха. И я не знаю, зачем мне понадобилась эта поездка? Кто бы глянул: в мирном краю, среди цветов и плодов, медленно, как бы ощупью идет "Тигр" черная бесшумная полусфера ни на что здесь непохожая, ни для чего ненужная.

Когда на площади открылся люк в подземелье, меня охватил страх. Люди уже забыли это чувство. Я падал на вертоплане в ущелье Джок-Суу. падал долго и только у самой земли успел запустить винт. Было страшновато, но по-настоящему бояться было некогда, хватало хлопот с двигателем. И на Лане-11, во время неожиданного извержения грязевого вулкана, тоже больше заботило, успеет или не успеет спасательный бот. Но когда я увидел ярко освещенную белую лестницу, достаточно широкую, чтобы проехал мой "Тигр"...

Там, внизу, таилось неведомое, грозное, опасность, перед которой может быть бессильна даже боевая машина. Единственное объяснение тому, что я не сообщил о находке, - уверенность, что только сам должен спуститься по этой лестнице и там, внизу, что-то узнать. Что?.. Последние полчаса перед выездом прошли просто чертовски скверно. Отлично сознаю, я был обязан доложить обо всем или хотя бы посоветоваться со Стен. Именно со Стен!.. Если молодой и здоровый космомеханик, чемпион Академии по подводным гонкам, выдержавший все психотесты по категории 1, пугается белой лестницы. - это дело психолога. В первые дни старта Стен часто расспрашивала меня о самочувствии, просто беседовала о том, о сем. Но сейчас я уверен в праве самому разобраться в этой чертовщине! А что если здесь остались живые? Может быть, в ином качестве, в виде электромагнитных полей или психополя, недавно открытого на Земле? А что если они вступили со мной в контакт и управляют мной как машиной? Много я тогда смогу сделать своим "Тигром"... Нет, я командир боевых машин исследовательского космолета "Алена", я выполняю свой долг.

Анализаторы успокаивающе помаргивают зеленым. Сегодня Город еще пустыннее. В эфире шорох атмосферных помех: волна "Алены" заблокирована, там уже наверняка меня ищут. Комаров бесится, Чандр мычит в бороду... Ничего, я принесу результат, а потом пусть наказывают. Главное - уйти в подземелье до того, как они запустят зонд. Иначе через час здесь будет половина экипажа во главе с координатором. Я обязан проникнуть сюда первым.

"Тигр" соскальзывает на один пролет вниз и замирает. Ширину лестницы я переоценил. Машина только-только не цепляется силовыми колпаками за стены, и мне приходится покидать ее через нижний люк. Если что-нибудь случится, я постараюсь успеть надиктовать свое завещание конструкторам Луандского завода поисковой техники - хотя бы раз в год вытаскивать полевой генератор через нижний люк. А надзор за этим поручу отделу разведки Совета космонавтики. Особенно авторам 35-го пункта Полевого устава: "В машине, находящейся под силовым колпаком, полевой генератор вынимается через нижний люк". Вынимается!..

К счастью, на "Алене" собрались сплошь оптимисты, не верящие в плохое. Анализатор засек поисковый луч зонда, когда "Тигр" опустился еще на три пролета. Включаю генератор. Счастливо, ребята, ждите меня у собора!

Рай-на-задворках. ДОЛИНА ЭДЕМ

Именно для таких неслыханных на космофлоте ситуаций и придумана должность главного координатора. Мрачная морщина на лбу Стаса Комарова не разгладилась, а стала еще глубже. Комарова терзало упущенное время - у Арно оказался час форы, и все по его, Станислава, вине. Вечером Комаров несколько раз заходил в каюту Арно, но хозяина не застал, а разыскивать механика по кораблю - дело бесполезное. Только механик знает все закутки и закоулки машинной части, все самоуправляющиеся двери, люки и переборки. Среди космолетчиков ходила байка о исчезнувшем младшем механике-стажере в рейсе то ли на Коулдер, то ли на Ворму. После долгих поисков его сочли провалившимся в шахту главного двигателя и символически похоронили по возвращении. А через год, невероятно худой, обросший и оборванный, он появился из кухонного люка для отходов, до смерти перепугав судовых поваров. Говорят, главный повар запустил в высунувшуюся из люка голову кастрюлей и ворвался к капитану с воплем: "Я всегда говорил, что готовить на корабле должны машины!" Оказалось, стажера захлопнуло в крохотном отсеке, примыкавшем к трубе, по которой остатки с кухни поступали в устройство, готовящее компост для оранжереи. Стажер сумел пряжкой ремня отковырять лючок и сносно питаться, пока ему не удалось проделать той же пряжкой в толстом специальном пластике дыру и пролезть по трубе более пятидесяти метров.

Попав на космолет, Станислав не поленился отыскать этот отсек - он действительно существовал.

Но механик - не стажер, и утром, обнаружив, что Арно нет, Комаров поднял тревогу. Через десять минут ему доложили об отсутствии "Тигра" и об исчезновении скафандра особой защиты. Станислав распалил себя до такой степени, что уже всерьез подумывал приспособить куда-нибудь решетки и сделать тюремную камеру; но тут появились Чандр и Варнис. В отличие от Чандра, индийца по происхождению и северянина по характеру, Варнис имел внешность прибалта и вулканический южный темперамент. Он не говорил, а тараторил, не двигался, а метался. Шутили, что первую ученую степень он получил, потому что оппоненты не успевали понять его ответов на их вопросы, а вторую - загипнотизировав ученый совет стремительными перемещениями перед демонстрационной доской. Варнис был среднего роста и телосложения, но через несколько минут разговора начинало казаться, что руки и ноги у него вдвое длиннее положенного. Комаров только удивлялся, как Варнис мог себя смирять и садиться за стол, - сто публикаций, среди которых учебник космической психологии.

Варнис и Чандр не вошли, а ворвались, причем Чандр на полшага впереди. С первых же их слов Комаров понял: ему остается только добровольно сложить с себя полномочия координатора и капитана, а в первом же земном порту попроситься в операторы уличных уборочных машин, причем по возможности туда, где не встречаются пешеходы. Ведь Арно с ним первым поделился воспоминаниями об отце! Наслушавшись баек о бывших асах-косморазведчиках, он не придал значения словам механика. А ведь должен был!

В изложении Варниса версия выглядела так. Планета не была такой безопасной, какой казалась. На ней существовали некие факторы, вызывающие психические расстройства. Факторы сохранялись в организме длительное время и передавались по наследству, хотя. в полной мере действовали только на родной планете. Это объясняет странности Арно-отца. У него, как у косморазведчика, было сильно чутье на опасность. Именно поэтому он не хотел детей, именно это объясняет его отношения с сыном. И не зря Петр Арно боялся! Чтото, дремлющее на Земле, пробудилось в его сыне здесь. Даже больше. Он, Варнис, подозревает, что именно этот неизвестный фактор повинен в массовой гибели жителей планеты! Во всяком случае, связь между попыткой замолчать открытие "Рая", жизнью Арно-старшего на Земле, его нежеланием, чтобы сын летел сюда, и поступком Сержа вырисовывалась определенно. Через психотесты авантюристу в космос не прорваться, а он, Варнис, действительный член Академии Космоса, лично принимал участие в отборе экипажа! При этом Варнис горделиво выпятил грудь и на секунду замолк, дав возможность высказаться и Чандру. До этого биолог только вздергивал брови и терзал бороду так, словно хотел ее оторвать. Из промежутка между носом и грудью, скрытой под буйной растительностью, вылетало какое-то бурчание, но все покрывалось скороговоркой Варниса.

Чандр был несогласен с Варнисом по многим пунктам. Поведение Сержа Арно до этого случая не содержало особых отклонений от нормы. Если неизвестно, откуда ожидать опасность, нужно подмечать все необычное, не так ли? Он, Чандр, категорически отвергает мысли о вирусах, микробах и тому подобном, опираясь на тщательное исследование планеты в целом и учитывая меры защиты в частности.

Вместе с тем, он и группа биологов, им возглавляемых, пришли к выводам о серьезных нарушениях генетических структур местных жителей, происшедших за несколько поколений до гибели населения планеты. Хотя им не удалось установить, каким фактором или факторами это вызвано, в качестве рабочей гипотезы можно принять отсутствие этого фактора сейчас, но возможное его наличие во время прилета Петра Арно, не имевшего таких мер защиты, которые возможны сейчас. Лично он, Чандр, и руководимая им группа биологов считают вероятным генетическое поражение организма Сержа Арно, поскольку именно генетические поражения могут проявляться на определенных стадиях жизни и совершенно не выявляться ранее.

Все это Станислав понимал с пятого на десятое, поскольку Чандр, кроме нечеткой дикции и загадочных терминов, употреблял то латынь, то хинди. Варнис на удивление кротко выслушал тираду биолога, но на последних словах с воплем: "Чушь!" выскочил из комнаты. Вернулся он с портретом Петра Арно и набросился на Чандра с такой экспрессией, словно хотел стукнуть им Чандра по голове.

Все это чушь, кричал он. Причем чушь собачья. Внешне генетические поражения, отмеченные уважаемым Чандром и его уважаемой бандой, выражаются в необычном сходстве нескольких поколений родственников. Если Петр Арно подцепил эту болезнь, то Петр Арно должен быть похож на Сержа, или, скорее, Серж на него. Но достаточно посмотреть на стереопортрет этого длиннолицего, длинноносого и черноволосого человека и сравнить с румяным блондином - механиком, как сразу станет ясно, что механик удался, как говорится "ни в мать, ни в отца, а в пролетного молодца!", что Варнис подтверждает, поскольку хорошо знал мать механика. Методы же психотестов безупречны.

Чандр с удовольствием подставлял лицо струям воздуха от портрета, которым все это время размахивал Варнис, и бурчал, что сходство может оказаться и необязательным фактором. Станислав воспользовался совпавшим у обоих ученых вздохом и прервал дискуссию:

- Зонд сообщил, что следы "Тигра" обрываются на площади у собора, но "Тигра" там нет.

- Что значит "нет"? - перестал размахивать портретом Варнис. Улетел в космос?

- Скорее, провалился под землю. Посередине площади образовался провал, ранее не отмеченный.

- Это какой же должен быть провал, чтобы "Тигр" не смог вылезти или хотя бы дать знать о себе? - усомнился Варнис. - На испытаниях он по стенке выходил из Большого Каньона и связывался со спутником со дна Марианской впадины.

- Все возможно, - заметил Чандр, - если того захочет водитель.

Три боевые машины под главенством Комарова выскочили на площадь. Лестница мирно сияла белым светом, но вход оказался перекрыт силовым полем. За его невидимой стеной мирно поблескивал стандартный полевой генератор. Теоретически батарей хватало на сорок суток. Оставив у входа две машины, Станислав помчался обратно. На этот раз "мозговой штурм" объявил он.

Дорога.

2191 год Откровения. За 11 лет до Свершения. ОРТА

Совет, созванный Муком, закончился необычно быстро. Ведущие покорно выслушали лаконичные и непререкаемые приказы. Следствием этого была целая цепь действий. В частности, остановка и спешное переоборудование шести заводов в разных частях Грассы, начавшееся одновременно во всех городах строительство зданий неизвестного назначения и ряд других мероприятий.

Дорога.

2191 год Откровения. За 11 лет до Свершения. РЕАНДА

День прошел как обычно. Правда, кон Аман не показался неофитам, но это бывало и прежде. Вечером Учитель долго совещался с генеральным Смотрителем Дороги коном Мортом, а на утро во все концы Грассы отправились служители храма. И в тот же день и далее каждый день во всех храмах Учения, от крупных городов до крохотных поселений, Учителя начали отбор самых преданных и самых фанатичных Идущих.

Часть II

Дорога.

2204 год Откровения. 1 год Свершения. ОРТА

Торжественная мелодия "Плача" с утра гремела над площадью у Дворца Совета. Со всех концов Города сюда стягивались жители столицы. На площади уже скопились десятки тысяч грассиан, но все новые и новые толпы выходили из прилегающих улиц и переулков. Многие стояли на площади с рассвета. По старой полузабытой традиции наиболее важные решения Совета объявлялись с балкона Дворца. Во всех домах Грассы стояли информеры, и Ведущий мог обратиться непосредственно к каждому, но было в этой отживающей традиции что-то, что не позволяло ей уйти совсем.

Кон Ропур наблюдал за толпой в щелку портьеры, и по спине его пробегал озноб. Главный Ведущий все же решился! В этом была немалая заслуга Ропура, его бесила осторожность кона Мука, подготавливавшего переход методично, медленно и осторожно. В Совете царили разброд и шатания. Кон Аман с гвардией Идущих вырастал в серьезную опасность. Он усиленно вовлекал в свои ряды новых и новых фанатиков. Чем дольше молчал Совет, тем больше грассиане прислушивались к Учителю. Все чаще и сильнее обрушивался он на науку. Стройные ряды неофитов с "посохами Болла" и знаком Дороги - двумя параллельными прямыми на рукавах маршировали из города в город. Мрачным ужасом веяло от вида одинаковых рядов с неразличимыми лицами, глухо гудящих "Песнь неофита":

Ни страшному черному Руку,

Ни страшному черному змею

Не спрятать навеки Свершенья,

Не спрятать, не спрятать навек!

И если вдруг сдвинутся скалы,

И если не станет Дороги,

Мы снова Дорогу проложим

По нашим, по нашим телам!

Кон Мук один не чувствовал угрозы. Он был неутомим. По всей Грассе вырастали научные центры, во главе которых вставали сотрудники из бывшей группы Мала. Среди народа ползли слухи один страшнее другого, и новые сотни вливались в ряды неофитов. Кон Ропур упорно твердил о необходимости объявить, наконец, Грассе близкое Свершение, но Ведущие были напуганы. Многие столетия Грасса жила Дорогой, многие столетия Свершение мыслилось далекой мечтой... Только он, кон Ропур, и главный Ведущий бестрепетно смотрели в грядущее, но и они разошлись в понимании очередности неотложных задач. Воля и энергия кона Мука полностью подавили Совет. Главный Ведущий объявил, что откроет грассианам все, только когда планета будет готова к Свершению, и Совет безропотно принял это, оставив Ропура в одиночестве. А ведь именно на его, Ропура, плечи упало строительство. И если бы не случай в IV центре...

Колонна неофитов, движущаяся мимо него, была остановлена двумя юными учеными. Один из них начал рассказывать о могуществе науки и близком Свершении. Утомленные долгим путем и монотонно распеваемой песней, неофиты слушали, пока один из них вдруг не закричал: "Змей, черный змей Рука!" Все произошло настолько быстро, что второй ученый не успел ничего понять. Взметнулись посохи, и колонна прошла по говорившему. Впервые за многие столетия на Дорогу пришла насильственная смерть. Ужаснувшись, неофиты разбежались - самое удивительное, что ни одного из них не удалось найти!

Весть об убийстве повергла было кона Мука в глубокую растерянность, но она быстро прошла. Мук приказал объявить о своем выступлении перед народом и исчез из Дворца. Как наутро узнал Ропур, Главный Ведущий вернулся с группой ученых и разместил их в правом крыле Дворца. Утром же в правое крыло стали поступать ящики с оборудованием. Сам кон Мук приказал вызвать кона Амана, заперся в личных апартаментах, запретил себя беспокоить и отключил связь.

Кон Ропур волновался. Площадь заполнилась до отказа и пора было начинать, но никто не осмеливался потревожить Главного. Наконец, двери распахнулись, и по длинному коридору к балкону пошел Мук. Кон Ропур замер. По коридору шел не старец, хотя и обретший последнее время энергию - по коридору торжественно шествовал одетый в парадную мантию, рассыпающий золотые блики живой Болл!

Кон Ропур услышал, как приветственным тысячеголосым воплем взорвалась площадь, а потом застыла и перестала дышать. С этого мига кон Ропур ничего не видел вокруг, только слышал звучный, глубокий голос Ведущего:

- Ровной Дороги, братья! Ровной Дороги, говорю я вам! Ровной Дороги тебе, юный Идущий, вступающий на тысячелетний путь грассиан! Ровной Дороги тебе, конна, бережно несущая жизнь среди скал и ущелий Рука! Ровной Дороги и тебе, сходящий с пути, так и не увидевший Свершения! Ровной, ровной Дороги вам всем! Изо дня в день, из века в век спокойного, верного движения к далекой цели - Ровной Дороги!

Но что видим мы, братья, оглянувшись? Кости. Страшные груды костей - вот наш единственный след, вот наш прощальный Дар Дороге, начало которой затерялось в легендах, а конец все так же далек. Посохом Болла клянусь, говорим мы - посохом мудрого Болла, узнавшего тайну Свершенья. И там, где земли он коснулся, стало начало Дороги. Но где этот след? В вечном смятении и в вечном ожидании конца - это ли твой путь, грассианин? Не ведаем мы причины утраты Дара, не ведаем, только верим. Верим и уходим. Это ли путь твой, грассианин? Да, братья, да. Это наш путь, и каждый из живущих до нас прошел его, и каждого будущего ждет он, и нет нам иного.

Верьте, говорят нам Учителя, - и многие верят. Верьте, говорят ученые, - и верят те, кто не верят Учителям. Ибо нет грассианина, не верящего в возвращение Дара.

Помни о Даре Бессмертья, живущий недолго,

Смерти беги, отвращая лицо от кошмара.

Нам возвещали, что Дар вновь вернется - надейся!..

- А-о-ой, - ритуальным воплем откликнулась площадь, но неуверенно и смятенно.

Голос кона Мука упал почти до шепота требующего и умоляющего:

- Да, вечная жизнь! Завещанная и предсказанная. Вечная жизнь, говорите вы? Вечная смерть - вот она, вечная жизнь!

Кон Ропур услышал тысячеустый вздох и наступившую тишину. Эта тишина грозила взрывом, способным разнести не только Дворец и даже не только Орту. Эта тишина могла разнести всю Грассу.Кон Ропур сделал шаг вперед, но Ведущий возвысил голос:

- Да! Ты, юная конна, не уступишь места своему ребенку, а он своему. Через сколько поколений на Грассе не хватит места твоим потомкам? Ты, добрый кон, встречающий людей напитком орры, через сколько поколений вырубят орру, потому что ей негде будет расти? Не будет полей, не будет лесов, не будет морей. Только мы, бессмертные и несчастные, задыхаясь и проклиная детей, собственных детей, будем толкать их локтями на вытоптанной, страшной земле! Это ли Дар, братья?

Потрясенный Ропур услышал, как на площади раздались истерические вскрики. Какая-то конна с воплем упала на ступеньки Дворца. Ему самому захотелось упасть и заплакать. Мук заговорил еще громче:

- Нет, конечно же, нет! Не мог светоносный Ур пожелать такой судьбы своему народу. Нам, только нам завещан Дар, мы, только мы будем жить вечно, на вечно юной Грассе. И зелень ее лесов - для нас, и синь ее морей - для нас, и ясность неба, и чернота ночи, и ласковое дыхание ветра - для нас, для нас, для нас! Этого мы хотим?

- Да, да, хотим, - прокатилось по площади.

- Это завещал Болл-провозвестник?

- Да, да, верим! - бесновалась толпа.

Кон Мук попятился и выставил вперед руки, словно прикрываясь ими от толпы.

- Убийцы! - закричал он. - Убийцы все вы! Убийцы всех еще не рожденных, убийцы всех еще не зачатых. Это ли Дар твой, о Ур светоносный? Страшной ценою, убийством других поколений, можно ль платить за бессмертье?

На площади творилось нечто невообразимое. Нет на Грассе веры, сильнее веры в Дар, и нет проклятья, сильнее проклятия "убийца!". Кон Ропур закрыл глаза. "Зачем, зачем он так? - вертелось в голове вместе с обрывками каких-то древних текстов. - Зачем?" А Ведущий молчал, словно нагнетая отчаяние.

- Что же нам делать, братья? - наконец заговорил он просто, будто размышляя вслух. И, наверное, не было на Грассе человека, ни здесь, на площади, ни у экранов информеров, не потянувшегося к нему, спокойному, знающему, что делать.

- Отвергнуть ли Дар, как наследье коварного Рука? Нет. Потому, что единым мы живы. Значит, принять по завету учения Болла? Нет, потому что бессмертие - гибель планеты. Только скажите, бессмертна ли наша природа? День умирает, но завтра приходит с рассветом. Дождь высыхает и вновь собирается в тучах, лист опадает, чтоб вырос такой же. Природа бессмертна! Вот в чем разгадка учения Болла. Вспомните, братья, что дети не просто потомки. В них мы частицей идем по Дороге вторично. Тайна же Дара в подобьи. И пусть невозможно бессмертье без смерти. Вновь возродиться - как день, как листва, как вода. Снова и снова, и так бесконечно, рождая не просто подобье, а возрождаясь и вновь повторяя себя!

Оттого, что ритм речи Ведущего был ритмом сказаний, слова воспринимались легко, и Ропур чувствовал, как растерянность и тоска заменяются уверенностью. В голосе Мука нарастало ликование:

- Болл завещал, и наука раскрыла завесу. Здравствуй, Свершенье, пришедшее ныне на Грассу. Вечна Дорога и вечно на ней возрожденье. Дар возвратился, примите его, грассиане! Ровной Дороги, бессмертные ныне...

Кон Ропур попятился по коридору. Он знал, что теперь начнется главное, а центры еще не в силах перестроить каждого. Но ликование площади было таким бурным, что он пятился, смешно подпрыгивая, готовый запеть во все горло и обнять любого.

Дорога.

2204 год Откровения. 1 год Свершения. РЕАНДА

Уход был замыслен давно. И не его, кона Амана, в том вина. Это Морт, Смотритель Морт подсказал идею отбора неофитов, марширующих ныне по дорогам Грассы. Он, Аман, посохом Болла может поклясться, что только черные козни Рука виной происходящему. Ведущие первыми свернули с Дороги! Все больше людей выстраивается в очереди у центров. Черная печать ложится на их лица! Но целые колонны неофитов двигались к центрам, плечом к плечу, и уже не могли остановиться, если кто-нибудь вставал на пути. Кон Аман поднял глаза к куполу храма. Слабым светом сияла колонна с посохом Болла. Разве он, Учитель, первым сказал: "Убьем!"? Насильственная смерть запретна, но ведь Ур убил змея! А эти очереди у центров разве не туловище змея, а распахнутые ворота - не его пасть? Как, как это могло случиться? Но не ему, кону Аману, приводить в мир смерть. Он должен уйти и увести верных с собой. Увести и тем остановить движение колонн.

Кон Аман почувствовал облегчение. С каждым новым известием о чьей-то гибели он все сильнее ощущал вину и все активней подгонял тысячи строящих убежища Идущих. Уже немного оставалось до дня, когда они сольются в единую по всей Грассе сеть.

Нет, не во тьму уведет он верных, не в холод подземных тупиков. Тьма и холод придут на Грассу из проклятых центров, ибо ложен их путь. Кон Аман снова вспомнил последнюю встречу с Муком. Его машина не могла пробиться ко Дворцу. Ведущий уже ушел с балкона, а жаждущие хотя бы из вторых уст услышать его речь продолжали стекаться к площади. Зловещим предзнаменованием показалось Аману остановленная толпой колонна Идущих. Остановленная не собственной волей, а волей толпы! Давно уже пути Учителя и Ведущего не пересекались. Вся Грасса была Идущей - им нечего было делить. И только здесь, у площади, Аман понял, насколько велик раскол. Ему рассказывали о слабости Ведущего, его постепенном отходе от дел, и кон Аман с удовольствием ощущал свое сильное и полное энергии тело. Но то, что он увидел, поразило Учителя больше ликующей на улицах Орты толпы. Не сгорбленного старца увидел он, а энергичного, властного Ведущего.

- Ровной Дороги тебе, Учитель!

Нет, он, кон Аман, не собирался сдаваться. Долг Учителя повелевал Аманом.

- Какой Дороги, Ведущий? Отныне их две! Дороги Ура или Дороги Рука желаешь ты мне?

Не ответить на приветствие - оскорбить. Аману ли этого не знать?

- Не забывайтесь, кон! Дело Учителя - учить, дело Ведущего - вести Грассу!

- Но туда, куда учат вести. - За Аманом невидимо стояли колонны Идущих. - А чему должно учить идущих не туда?

К удивлению кона Амана, Мук жестом посадил его в низкое кресло и протянул несколько листов бумаги. Кон Аман с первого взгляда узнал текст.

- Он не сделал открытия, этот Кин, - промолвил Аман и с удовольствием увидел, как поползли вверх брови Мука. - Среди сказаний есть и об этом...

- Я не знаю такого сказания.

- Есть, но не для всех.

- Вы знаете, что физическое бессмертие - гибель?

Аман кивнул.

- Знаете, и возводите храмы? Знаете - и отправляете колонны неофитов? Знаете - и поете "Плач"?

На каждый вопрос Ведущего Аман кивал. Предшественник, как величайшую тайну Учения, передал ему "Сказание Змея". Кон Аман не раз мысленно спорил с мрачными строфами, гласящими, что именно Рук спас Грассу, похитив Дар.

- Но зачем?

- А любите ли вы Грассу? Такую, какая она есть, - прекрасную, ласковую? А любите ли вы грассиан - единых и доброжелательных? И что стало бы со всем этим без веры в Дорогу? Едины идущие к общей цели и разбредутся просто живущие. Разве вы хотите принести на Грассу вражду? Вера только выражает себя в обрядах, только формирует себя в сказаниях. Суть веры в ином. Веками народ вырабатывал правила совместной жизни, и за спокойствием наших домов, тишиной наших улиц нет ничего, кроме общего движения к общей цели. Общего и равного. Уберите это единственное, кон, и вы увидите, как рухнет порядок.

В глазах Мука появилось изумление: - Клянусь посохом Болла, Учитель. Да верите ли вы в Свершение?

Кону Аману не хотелось отвечать. Он и сам задавал себе этот вопрос. Он верил, как верят родители, что их дети, а скорее, даже внуки, будут жить лучше. Но кон Аман не сомневался, что лично ему Свершения не увидеть.

- Вы Учитель, за вами идут эти несчастные. Куда вы их ведете?

- Я, конечно, верю в Свершение...

- Нет, кон Аман, вы не верите! Это я верю, хотя должны были бы вы! Ученых все больше, а значит, все больше сомнений. До каких пор вы надеетесь поддерживать порядок обманом? И кто, наконец, вам сказал, что грассиане откажутся от правил совместного бытия? Почему вы так не верите своему народу? Потому, что Свершение пришло помимо Учения?

- Не помимо. Вопреки.

- Но разве не вековую мечту я осуществляю? Где в Учении сказано, что бессмертным становится именно этот организм? В каком возрасте? Стареет ли бессмертный? И до каких пор? Нет ответа, а значит, не в этом дело. Разве вечное возрождение - не бессмертие?

Кон Аман чувствовал, как в нем нарастает желание увидеть себя второго, молодого, полного сил. Увидеть и испугаться. Собственно, он уже испугался.

- Суть движения в движении! То, что выделаете - остановка. Остановка, а потом застой. Застой, а потом - умирание. Это вы понимаете? - И радостно вздрогнул, увидев, как сразу постарело лицо Ведущего.

- Да, - медленно сказал Мук, - я думал об этом. Опасность велика, но только опасность. И я не могу лишить народ Грассы исполнения вековой мечты. Не могу сам и не позволю никому.

Последнюю фразу Мук уже отчеканил. Аман понял, что разговор окончен, и, медленно встав, направился к двери.

- Остановите колонны, Учитель, иначе это сделаю я, - лязгнуло ему в спину. У порога кон Аман обернулся.

- Я не остановлю колонны, Ведущий. Я уведу их за собой.

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению. ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Из дневника Сержа Арно (катушка III)

У предков существовал обычай закапывать умерших в землю. Это место называлось "кладбище". Я не видел его снаружи на Земле, здесь увидел изнутри. Они были так похожи на нас! Туннелю нет конца, вправо и влево уходят ответвления и везде скелеты, скелеты, скелеты. Похоже, здесь размещался целый город: масса комнат и залов - жилых и мастерских. Не тут ли сокрыта тайна гибели жителей? Почему они ушли в подземелья? Странная уверенность в том, что какое-то открытие здесь могу сделать только я, не покидает меня. Остатки занавеса чуть шевелятся - дует ветер. Интересно - это работает вентиляция или подземелье имеет второй выход? Что еще? Скелеты, скелеты... Страшна эта бесконечная дорога и груды костей. Прямо мороз по коже. В скафандре особой защиты я неуязвим, даже оживи они все разом. Я могу взорвать этот туннель со всем содержимым,- а все же мороз по коже. Что могло уничтожить тысячи жизней?

Комнаты отходят от тоннеля во все стороны. Жилые помещения отделяются от него занавесями, обрывки их еще висят. Комнаты обставлены мебелью, покрытой пушистой зеленой плесенью. Вот здесь, очевидно, жила семья - два больших скелета и два маленьких. Нет, это не семья. Семью я видел наверху, на этой планете дети неразличимо походили на родителей. А здесь даже без реконструкции останков видно, что маленькие черепа иной формы. А почему так перемешаны кости? Так перемешаны...

Есть же в конце концов предел!.. Это не инопланетные чудовища и не стихия. Этот не следствия силового удара, перемешавшего кости. Это мать упала и накрыла собой детей! Что же здесь было? Пусто. Если бы не ощущение, что я иду правильно, хоть поворачивай назад. Должен же быть конец у этого туннеля? Там что-то наверняка узнается. Включаю двигатель, назад не оглядываюсь, только представляю, как реактивная струя с ревом разметает в стороны кости. Простите, мне необходимо вперед. Неожиданно туннель раздваивается. Я едва успеваю погасить скорость и на мгновение слепну: плотным облаком повисает пыль. Сонар четко обрисовывает впереди стену, направо и налево - проходы. Пыль медленно садится, открывая стену с уже знакомым знаком - двумя параллельными прямыми. Они здесь повсюду. Наконец открываются оба прохода. Они абсолютно одинаковые, однако идти надо в правый.

Откуда я знаю, что идти надо в правый? Я пришел сюда по своей воле, двигаюсь по своей воле и вполне могу туда не идти. Почему бы не свернуть налево? Но надо идти вправо. И я иду направо. Лампы в проходе тускло освещают потолок. Включаю головной прожектор. В его свете туннель становится еще более жутким. Он уже центрального, но так же уходит вдаль. На полу толстым слоем лежит пыль. На пыли... не может быть!

Я спокоен, спокоен, спокоен... Я защищен, за моей спиной мощь космолета. "Тигр" на связи и будет через несколько минут. Я не сделал зла этой планете. Я спокоен. Чему удивляться? Обычная цепочка следов, цепочка с характерным узором подошвы скафандра. Пыль лежит плотно, края следов оплыли давно. Много лет назад на планете был только один землянин. Отец?..

Рай-на-задворках.

2276 год по земному летоисчислению. ДОЛИНА ЭДЕМ

Все-таки великое дело, когда есть координатор! Через полчаса универсальная спасательная машина неслась к Городу. Собрав людей и объявив уже готовое решение, Стас обрадовано вздохнул: не поступило ни одного возражения. Он перестал улыбаться, когда дело дошло до записи добровольцев. По мнению Комарова, с этой задачей справились бы и разведчики, но Стас поддался на уговоры Светланы Стен. Стройная зеленоглазая руководительница психологов действовала на него особенно сильно. Станислав объяснял это ее зелеными глазами: в древности они считались признаком ведьмы. А ведьмы были прирожденными психологами. Глаза Светланы на пол-лица, в сочетании с копной рыжих волос, действовали неотразимо. Она быстро доказала ему, что экипаж уже звереет от сидения на корабле и участие в спасательной экспедиции не только даст возможность обойти запрет "Быка", но и сплотит коллектив. Вызвались все, и Станиславу пришлось выслушать столько уговоров и самовосхвалений, что он поневоле вспомнил такую функцию ведьм, как внесение раздора. В порядке мести он отклонил кандидатуру Светланы.

В Городе дело пошло не так быстро. Универсальная машина долго топталась вокруг провала, производя глубинную съемку. Перекрытия частично поглощали импульсы, и снимки выходили мутными. Наконец установили, что силовая пробка занимает все пространство туннеля вплоть до первых зданий на поверхности. Это означало, что придется снести по крайней мере один дом, а повреждать искусственные объекты категорически запрещалось инструкцией. Будь точно известно, что Арно под угрозой, Комаров не сомневался бы. Однако этого известно не было, провал мирно сиял огнями. И Серж, очевидно, не ждал опасности, поскольку покинул "Тигр". Но с другой стороны - ждал, поскольку взял скафандр особой защиты. Силовая пробка свидетельствовала... О чем? То, что до сих пор на планете не отмечено ни одного опасного фактора, говорило само за себя, и поэтому закрытый вход не давал Комарову покоя. Если будет разрушено здание, а механик выйдет как ни в чем не бывало, придется отвечать. Ну а если нет? Опасная штука - гипноз безопасности. Да если есть хоть один процент, что Сержу угрожает опасность, о чем можно думать? Стас отдал команду, и все дружно ринулись в первый от провала дом: вынести все, что можно, а остальное зафотографировать. Сам координатор взгромоздился на купол боевой машины и отсюда наблюдал за поднявшейся суетой. Одетые в легкие скафандры члены спасательной экспедиции двигались быстро, и скоро к машине вереницей потянулись самоходные тележки. Вывозить пришлось недолго. Это оказался странный дом, состоящий их крохотных комнаток-пеналов с однообразной обстановкой. Кресло, маленький столик грибообразной формы - вот и все. На столе или на полу валялись серые кубики из пористого, мягкого материала. Даже скелетов почти не было.

Станислав проводил взглядом последнюю тележку и приготовился дать команду на излучатель, но в наушники ударил крик - у штабеля столов и кресел медленно падала фигура в скафандре. Комарову бросился в глаза даже не человек, а выпадающий из его руки серый кубик. Станислав кубарем скатился с машины и побежал на площадь. На полпути его догнала ослепительная вспышка. Оператор самостоятельно дал залп. Гигантский смерч света вспыхнул на месте здания, резко высветил лежавшего, застывших вокруг и откатившийся кубик.

Зеленый шеврон на левой стороне скафандра упавшего светился - жив. Пока Станислав радовался, пострадавшего уже понесли. По дороге кто-то задел ногой валяющийся серый кубик и ничего не произошло. Тем не менее все кубики манипуляторами перенесли в отдельный транспортник. Один из врачей, сопровождавших группу, тихо развернул вездеход с кубиками, и они унеслись к "Алене". После пережитого страха Комаров заспешил: планета, наконец, показала когти.

Универсальная машина издали походила на гибрид слона и жирафа. Она закинула назад длинную решетчатую ферму, из прямоугольной башни показалась кишка гидравлической лопаты. Изгибаясь, она быстро гребла оплавленную землю и резко дергалась, отбрасывая ее. Через двадцать минут в глубоком котловане заблестело дно - покрытие туннеля. Машина еще потопталась вокруг, расширяя площадку, и втянута гидравлику. Дрогнула земля - короткими ударами лазера машина пробивала отверстия в перекрытии по периметру котлована. Пробив последнее, она затихла. В одно из отверстий спустили световод: под этим местом не было ни Сержа, ни каких-либо предметов. Бур снова вытянул гидравлическую лапу и нанес удар по перекрытию. Свод обломился и кусок, площадью метров в десять, рухнул внутрь. К отверстию ринулись все. Станиславу пришлось прикрикнуть. Наконец первая поисковая группа скрылась в проходе, операторы разошлись по своим местам, остальные расселись вокруг котлована. Станислав снова взгромоздился на купол машины, хотя понимал, что скорее получит информацию по связи, чем что-либо увидит. Он не сводил глаз с котлована и потому не сразу заметил одиноко идущую через площадь фигуру в скафандре особой защиты. А заметив - не узнал. Его только возмутило, что кто-то прогуливается. Комаров уже собирался рявкнуть на подходящего, но тот опередил: - Привет, координатор. Вы не меня случайно ищете?

Дорога.

31 год Свершения. ОРТА

Главный Ведущий кон Ропур никак не мог заснуть. Сегодняшний день выдался тяжелым. С утра ему пришлось лететь в Реанду на открытие памятника Фиеру. Не там, ох, не там они его поставили! Если бы не конна Мина, он бы никогда не разрешил установку памятника на месте проклятого входа. Такие уж времена, что Грассой правят не Ведущие, а конна Мина, "Шагнувшая первой", чуть ли прямой потомок Болла. Да и ее власть только днем. А по ночам - неофиты Амана. Как все-таки несправедливо! Ведущий Мук, сын Болла, первым разглядевший возвращенный Дар, сошел с Дороги, так и не оставив себя-второго, а этот дряхлый старик, Аман, еще сидит где-то под Реандой и властвует. Впрочем, слава Уру. Было бы хуже, возглавь неофитов Морт. Этот не ограничился бы ночными бродягами. Радостно ли Уру видеть планету расколотой на дневных и ночных грассиан? О Боллпровозвестник, что тебя ждет, Грасса? Нет, сегодня кону Ропуру уже не заснуть.

Он нажал кнопку и заказал двойную орру. Змей с ним, с Аманом и его слепцами. Есть вещи поважнее. Когда-то, на заре Свершения, Мук привез во Дворец группу ученых и с тех пор никто из Ведущих, кроме Главного, не переступал порога отведенных им помещений. Когда Совет единогласно избрал его, Ропура, новым Главным, первым шагом было объявление Мука сыном Болла, а потом он пошел к этим ученым. Вечная Дорога, все Ропур мог предположить, только не это! Есть же святые запреты. Веками сохранялась неприкосновенность жизни, а эти выдумывали смерть! Ропур слушал объяснения, и у него подкашивались ноги. Если бы не вера в Мука! И все же Ропур запретил создание способного принести смерть, распустил конов-ученых и почувствовал облегчение. Только одно из придуманного ими он приказал оставить. Вот этот серый кубик. К счастью, он не предназначен обрывать жизнь, он дает только сон. Так убеждал себя Ропур, хотя знал, что из этого сна человек не выйдет без другого кубика - белого - и постепенно умрет от истощения. Вот он, чуть поблескивает на столике в изголовье, но все же это не орудие убийства! Долгие годы, до гибели Фиера, Ропур собирался выкинуть и кубик и самую память о нем. Какой страшный миг пережила Грасса!

Все произошло в Реанде, напротив Храма. Фиера узнавали, где бы он ни появился, и всегда сбегалась толпа. Ведущий Мук, опасаясь, что неофиты могут его оскорбить, запрещал ему это, но Фиер и простым ученым не любил подчиняться, а уж теперь! Он снова и снова разъяснял грассианам сущность Дара. А зачем он стал спиной ко входу в подземелье?

Жители Реанды особенно восторженно встречали кона Фиера. Может быть, потому, что Город слыл центром Учения? Кон Ропур в тот раз сопровождал Фиера и видел все. Колонна неофитов вошла в толпу, как нож в созревшую мякоть орры. Плотно сомкнувшись плечами, тесно прижавшись, задние к передним, они шли как одно огромное неторопливое тело. Тело кого? Уж не Змея ли? И толпа расступалась, пропуская их. Но Фиер не захотел уступить. Верил ли он, что сила его правды способна превозмочь слепой фанатизм? Ему, кону Ропуру, и в голову не пришло мешать колонне. По негласному договору Мука с Аманом, власти не препятствовали неофитам, ведь они просто шли, и все...

Фиер вытянул руки:

- Стойте! Во имя Дороги, стойте!

И тогда из первой шеренги выскочил тот - вертлявый, маленький, сгорбленный. Кону Ропуру долго снилось его лицо с выкаченными глазами и разинутым в крике ртом:

- Нам ли бояться рождения Змея?

- Посохом Болла исчадие Рука! - четко откликнулись неофиты.

- Ляжем на скалы, над пропастью ляжем!

- Будет Дорога, где нету дорог! - ответила колонна, качнувшись вперед.

Ее громовой голос заглушили слова Фиера, и Ропур видел, как Фиер пятился ко входу и кричал, вскидывая руки. Еще он видел, как, сделав очередной шаг назад, Фиер сорвался и покатился вниз по лестнице, странно и неестественно размахивая руками и ногами, ударяясь ими и головой о крутые ступеньки. Внизу Фиер замер, невероятно вывернутый, поломанный, как выброшенная кукла. Колонна спустилась по лестнице, неразборчиво и грозно гудя "Песнь неофита".

Когда Ропур сообщил эту страшную новость Муку, у главного Ведущего был очередной приступ. В такие минуты кон Мук словно уходил с Дороги. Он неподвижно смотрел вперед, не реагируя ни на что. Но когда приступ проходил, оказывалось, что он все слышал и с прежней энергией принимался за дело.

- Фиер убит, - закричал Ропур с порога.

Старик, неподвижно, как статуя, сидевший в кресле, задвигался. Его лицо перекосилось, руки задергались, изо рта вырывались невнятные звуки. Ропур наблюдал за этой борьбой Ведущего и болезни, неспособный двинуться с места. Мук победил.

- Где убит, кем, когда?

Ропур рассказал до того места, когда Фиер стал падать вниз по лестнице. Мук, не дослушав, выбежал из кабинета, Ропур бросился за ним. Они пронеслись по длинной анфиладе залов и оказались перед запертой дверью левого крыла. Здесь Мук остановился, постоял, словно на что-то решаясь, бросился назад. По дороге он приказал приготовить свой стратолет.

За время полета главный Ведущий остыл и ко входу в подземелье они прибыли с подобающей торжественностью. Им пришлось ждать, пока дежуривший у входа неофит вызывал Амана. Подземная жизнь почти не сказалась на Учителе, разве что он был несколько бледнее обычного, но от этого только сильнее светились его глаза.

- Я слушаю тебя, Ведущий, - Аман поднялся до половины лестницы и стал там, глядя снизу вверх.

- Что с Фиером?

- Кон Фиер сошел с Дороги.

- Кон Фиер убит неофитами!

- Справедливая кара Ура постигла обманывающего Грассу.

- Что может оправдать насильственную смерть, Аман? И что говорят "Заветы"?

Ответ дался Аману нелегко:

- Ур поразил Змея... Змей угрожал Дару.

До сих пор Ропур не видел Мука в таком бешенстве.

- А кто еще угрожает Дару, Аман? Ведущие? Вы осмеливаетесь грозить?

Кон Аман промолчал. Он склонил голову, и Ропур не мог видеть его глаз. Ропур до сих пор спрашивал себя, что же было в его глазах? Голос Мука звенел:

- Я, Главный Ведущий, взял под свою ответственность путь Грассы! И никому не позволю мешать на этом пути. Отныне и навсегда я прерываю отношения Грассы с подземельями. Все входы будут блокированы. Продукты будут доставляться. Выход неофитов - запрещаю!

Вот теперь Аман поднял голову. Ропур содрогнулся - такая ярость и торжество горели в глазах Учителя.

- Неофиты больше не выйдут, Ведущий! Они сделали свое дело. Теперь колонны уйдут. Мы сами блокируем входы, пусть смерть останется наверху. Нет больше Дороги под солнцем. А мы подождем.

Он сдержал слово. Баррикады у входов в подземелья не были особо прочны, но неофиты не выходили. Раз в десять дней ко входам доставляли продукты, Идущие заносили их, и все замирало. А потом умер Мук, Ропура избрали Главным. Планета процветала, и все реже Ропур думал о сидящем в подземелье мрачном старике, ожидающем гибели Вечных.

Дорога.

2234 год Откровения. РЕАНДА

Кон Морт мрачно шагал по комнате из угла в угол, делая резкие повороты. Гладкое покрытие пола слабо взвизгивало, что доставляло ему мимолетное удовольствие. Весь остальной путь он ненавидел. Ненавидел эту комнату с высокими, не в пример другим помещениям, потолками и ее искусственный свет, ненавидел самый воздух подземелья. Постоянно вентилируемые коридоры все равно отдавали сыростью и затхлостью. Он ночами просыпался от этого запаха!

Иногда Морт выходил на поверхность, но в кольце баррикад чувствовал себя по-прежнему под землей. Если бы не этот выживший из ума старик! Ему уже давно полагалось сойти с Дороги, а он все плелся, загораживая путь другим. Вид неохраняемых баррикад вызывал у Морта ярость до галлюцинаций. Как наяву, он видел разорванные, разбросанные валы и уходящие вдаль колонны неофитов. Но что мог Генеральный Смотритель Дороги противопоставить вдохновенному слову Учителя? А разве Аман построил эти подземелья? Осветил, обогрел? Разве Аман провел транспорт, пустил заводы? Уже дают плоды подземные плантации орры, даже курорты на огромном подземном море уже принимают Идущих, даже кроткие монты бегают по переходам... И все он, Морт, не спавший, не евший, не пивший... Но Смотрителя только приветствуют: "Ровной Дороги!", а перед Учителем склоняются до земли. Может, оттого, что Морт говорит о деле, а Аман - о мечте? Если бы не слова Амана, неофиты давно бы вышли из подземелий. И выйдут, вольются в ряды Вечных - это если без Амана. Или вернут Грассу на Дорогу - с Мортом. И так будет, будет, будет!

Вчера Аману стало плохо, несмотря на все усилия конов-ученых. Мало этих конов в подземельях, да и неофиты настроены к ним недружелюбно. Но он, кон Морт, знает, что делает. У него тоже есть немногочисленные, но удобные центры. Пока для ученых не так уж много работы, но она будет, клянусь посохом Болла, будет! Морт остановился. Тихо. У Рука были молнии, Морт видел, как молния разломала скалу. Ученые создадут Морту молнии. Подобно гневу Ура выйдут на поверхность неофиты, как только Аман сойдет с Дороги. Но когда же он сойдет?

Погруженный в размышления, Морт не сразу заметил вошедшего, а заметив - отвернулся: вдруг неофит понял, о чем он думал?

- Кон Морт, тебя зовет Учитель!

Сердце Морта сбилось и пропустило такт - раз зовет, значит, жив. Аман лежал один. Его комната ничем не отличалась от тысяч других в туннелях по всей Грассе.

Морт привык к этой комнате, но сейчас заново поразился. Вот Учитель, за которым идут сотни тысяч. Вот он, "голос Ура", повергающий толпу в трепет, вызывающий слезы горя и восторга. Вот он лежит в полутьме подземелья, которое создал сам. На простом ложе, среди сиротской простоты лежит один.

Увидев Морта, Аман с усилием приподнялся, но голос его был все тот же, прежний:

- Смотритель Морт, я призвал вас, чтобы поведать последнюю волю. "Если последнюю, значит, уже не волю", - подумал Морт, но почтительно склонил голову.

- Когда с Дороги сходит Идущий, он думает, что до Свершенья остался один шаг. Это горькая мысль. Но когда с Дороги сходит Учитель, он думает о другом. Учитель думает, правильно ли он учил? Справедливо ли, кон Морт, что я ухожу с Дороги, так и не увидев Дара? Справедливо ли, что Идущие продолжат путь, открытый мной, без меня?

- Не вы первый, Учитель, не вы последний.

- Если бы! Не заблуждайся. Я не 326 Учитель, я первый на новой Дороге. Я расколол Грассу и увел Идущих в подземелье! Разве можно придти к Дару в темноте подземелья, Смотритель?

- Дар найдет верных и во тьме!

- Нет, не будет благословения Ура в этих стенах, - голос Амана слабел. Он уже не приказывал, а жаловался и просил:

- Неужели я ошибся, кон? Неужели я увел Идущих в царство Рука? Разве нельзя было остаться наверху?

- Мало бы тогда нашлось верных, Учитель. Велика сила центров.

- Сильнее веры? А может, мы проглядели Дар?

Аман упорно ловил взгляд Морта. Смотритель отводил глаза, но все же не выдержал, их взгляды встретились, и Аман понял все. И опять Морт поразился произошедшей с Учителем перемене. В голосе Амана зазвучала сила:

- Генеральный Смотритель, кон Морт! Пригласите конов-ученых и Учителей. Я хочу обратиться к Идущим с последним словом.

Морту понадобилось страшное усилие, чтобы не броситься выполнять. Он остался на месте и покачал головой.

- Как вы смеете, кон? - Аман приподнялся на кровати, почти встал и вдруг, вскрикнув, повалился навзничь. Его сухие пальцы царапнули стену. Кон Морт подождал еще несколько минут, отдал телу Учителя ритуальный поклон и повернулся к выходу. С зеркальной стены на него глянул высокий, с длинными руками и ногами, пожилой человек с глубоко сидящими глазами, острым подбородком и тонкими губами.

- 327 Учитель, кон Морт, - сказал он себе и поклонился отражению.

- Нет, первый Учитель Морт, который вернет Грассу на Дорогу!

Сейчас на него обрушится лавина дел, и он знает, что за чем последует. Главное и первое - кон Мал. Мал выпустил на Грассу лжедар, и его долг перед Дорогой велик. Именно от этого маленького и невзрачного Идущего, возможно, зависит, когда выйдут из подземелий неофиты. Уже не с посохами Болла, а с молниями Ура! Ура... или Рука?

- Неважно, - решил кон Морт, шагнув через порог.

Рай-на-задворках.

ДОЛИНА ЭДЕМ

Переводы машина закончила к ужину. Каждый желающий мог получить любой из полутора тысяч переведенных текстов. "Мертвые заговорили!" думал Стас. Чем больше он вчитывался в мерные строки сказаний и скороговорку чего-то вроде древних земных газет, тем труднее ему становилось. Местные жители были чрезвычайно, непозволительно похожи на землян! Они так же любили и ссорились, мечтали и работали, как предки Станислава, как он сам. Точно так же они боялись смерти и мечтали о долгой жизни. Но в текстах не было главного - причин таинственной гибели населения. Подстегиваемый надеждой обнаружить хотя бы намек, Стае просматривал один кадр за другим. Увлеченный, он забыл и запертого в каюте Арно, и серый кубик, и даже новый план исследований, которым с утра огорошила его Светлана Стен.

Комаров перещелкивал кадры, и чем дальше, вместе со всей Грассой, уходил по Дороге, тем явственней понимал, что разгадку уже проглядел, Поздним вечером, совершенно обалдевший, он наконец выключил экран и уныло пропел на мотив старинного земного похоронного марша: "А-о-ой, я отстал, потерялся...". Запрашивать информацию по кубику или что-нибудь решать с Сержем было уже поздно.

"Утро вечера мудренее", - подумалось ему. Но не тут-то было. В каюту ввалились Варнис, Чандр, Стен и Белов.

Когда все удобно расселись и были готовы к обмену мнениями, Комаров обнаружил, что ему сесть некуда. В креслах у стола расположились Варнис и Чандр. Стен сидела прямо на столе, а Белов занял Стасово место за столом. Самому же Комарову как гостеприимному хозяину пришлось просто прислониться к стене. "Алена", новейший исследовательский космолет, в смысле быта ничем не отличался от предыдущих серий. Конструкторы совершили невозможное. Почти не увеличивая объема корабля, они вдвое подняли дальность полета и на треть расширили лаборатории, сделав это единственно возможным путем за счет жилых помещений. Была, правда, попытка уменьшить спортивный зал, сад и бассейн, но психологи с биологами подняли такой крик, что руководитель конструкторов добровольно возглавил отдел беспилотных грузовозов.

Неожиданно, как для Комарова, так и для себя, первым заговорил Белов. Разведчик был краток: команда разведчиков полностью поддерживает Светлану Стен. После этого исчерпывающего заявления гигант умолк, глядя в спину психолога такими кроткими глазами, что Стас возмутился. А заметив, какой, хотя и мимолетной, улыбкой одарила Белова Светлана, возмутился еще больше и представил слово не ей, а Варнису. Отчасти это был вынужденный акт. Мало кому удавалось не дать слово Варнису, если тот хотел его взять.

По мере того, как он говорил, все бесконечные Руки, Уры, змеи, Боллы вкупе с кубиками и Дорогой четко выстраивались в логичную и стройную систему. Информацию Варнис разделил на две группы, определив первую, как: "Что мы знаем?". Оказалось, знали они немало.

- Итак, - говорил Варнис, - планета была населена человекочрезвычайноподобными (Светлана облизнулась, словно попробовала новое слово на вкус). Второе. Они вымерли в невероятно короткий срок, исключающий естественные причины. Третье - вымерли от чего-то, действующего только на человекочрезвычайноподобных, ибо в остальном биосфера процветает, включая млекопитающих, некоторые представители которых уже бесконтрольно бегают по кораблю. Примет вторжения извне нет, если не считать следов единичной посадки. Очевидно, это следы косморазведчика Петра Арно. При этом Варнис с яростью посмотрел в бороду Чандра, а тот успокаивающе ею подвигал.

- Итак, очевидно, причина гибели населения находится на самой планете. Но болезнетворных вирусов, микробов, бацилл в активном или латентном состоянии не обнаружено, как и оружия, не считая лазера, оброненного одним разведчиком и подобранного другим.

(Варнис метнул молнию взгляда в Белова, и хотя она завязла гдето в районе солнечного сплетения Стен, прикрывающей Белова, Стас почувствовал себя отомщенным: Белов густо покраснел).

Правда, продолжал Варнис, еще неясно, можно ли считать оружием серый кубик, с которым так неосторожно поступил один из подчиненных уважаемого товарища Белова. Очевидно, требует предварительного уточнения вопрос, что именно считать оружием. Ибо, при определенных условиях, как оружие годится стол, стул или даже взгляд товарища Стен, которую он, Варнис, глубоко уважает. При этом выпаде Чандр зашевелился и прогудел что-то запутавшееся в бороде, но понятое Варнисом.

- Конечно, если усыпленного с помощью кубика нельзя своевременно пробудить и он умрет, то, с этой точки зрения, кубик, несомненно, оружие. С другой стороны, цивилизация, достигшая такого уровня, в состоянии изобрести и что-то более эффективное - достаточно вспомнить Землю. Что не позволило грассианам обзавестись оружием? Религия. Один из главных ее принципов - насильственная смерть запретна. Вместе с тем подобная смерть произошла, причем глобально. Далее - известны еще два факта. Первый - несколько поколений назад грассиане перешли на новый способ размножения.

Светлана фыркнула.

- Что вы имеете ввиду? - спросил Станислав официальным тоном, но тут же раскаялся.

Варнис дотошно объяснил, что способ размножения грассиан не отличался от земного и приводил к таким же результатам. Но с некоторых пор результаты изменились, что дает право предполагать изменение и самого способа. Пока он это говорил, Белов краснел, а Стен улыбалась. Варнис сердито взглянул на Светлану, но вдруг, поперхнувшись, умолк. Психолог была одета в короткую яркую тунику и расположилась на столе так, что ее загорелые колени оказались почти на уровне лица почтенного члена Мирового контрольного Совета. Неожиданно Варнис закричал, что здесь нет мужчин и женщин, а просто люди собрались обсудить несколько проблем... хотя никто его в этом не разубеждал. Потом наступила пауза, в которую вклинился Чандр.

Он, Чандр, не будет утомлять коллег рассказом о том, каким именно путем они пришли к своим выводам, - последовал полупоклон присутствующим. Важно следующее. Часть населения планеты, а именно те, которые жили на поверхности, каким-то, еще не вполне понятным образом, перестроили свою генетическую структуру. В результате дети стали отличаться от родителей не более, чем однояйцевые близнецы друг от друга, создавая непрерывную линию идентичных особей - клоны. Так продолжалось три-четыре поколения и завершилось вымиранием всего населения. Наиболее вероятным фактором, вызвавшим массовую гибель, является источник какого-то шокового излучения, срабатывающий от простого нажима, - пресловутый "серый кубик". Далее Чандр обстоятельно объяснил, что вывести из подобного шокового состояния сравнительно несложно, если есть кому это делать. Лично он, Чандр, видит в этой гипотезе недостаток - ненахождение излучателей типа "серый кубик", способных одновременно воздействовать на большие массы жителей планеты.

Пока Чандр обстоятельно проговаривал свои периоды, психолог ерзала по столу и, наконец, улучив паузу, ворвалась в нее с напором боевой машины. Поиски больших излучателей, - заявила она, - дело второстепенное. Гораздо важнее характеристики излучения, которыми занимается профессор Дженсон. Но что бы он ни открыл, это не будет иметь никакого значения.

После этих слов взгляд Белова стал восхищенным, а Варнис и Чандр возмутились. Светлана спокойно продолжала. Она кратко воздала должное усилиям всех групп, отметив, что пока это - здание без фундамента. Главное - понять причины следующего. Первое - разделение Грассы на под- и надземных жителей; второе - что заставило грассиан изменить основному принципу религии; третье - почему, как показывает расположение останков всех подземных и части надземных жителей, смерть застала врасплох? И, наконец, последнее. Поведение Сержа Арно.

- Как психолог я утверждаю, что он абсолютно нормален. Никаких отклонений. Но его поступки выходят далеко за рамки естественных. Причины этого Арно не может или не хочет объяснить. Если не может, то его дальнейшее поведение непредсказуемо. Возможно, существует некий фактор, воздействующий только на него одного. С точки зрения психологии это может быть вероятным, а подробный ответ - дело биологов. Во всяком случае, я прошу оставить Сержа под моим наблюдением и настаиваю на безусловном запрете ему выходить на поверхность. Я лично не вижу принципиальной разницы между угоном боевой машины и угоном всего космолета, поэтому еще раз настаиваю на тщательном наблюдении за ним и изоляции механика от экипажа.

- То есть как - изоляции? - поразился Стаc, забыв, что сам приказал Арно не выходить из каюты.

- Изолировать, - подтвердила Стен. - Засадить, законопатить. И пускать к нему только биологов и психологов. Пока мы не знаем причин, заставляющих его странно действовать, - лишить его такой возможности вообще. Если Арно начнет странно действовать в машинном отделении можете представить эффект!

Комарову предложение главы психологов понравилось. У Стаса тоже не укладывалось в голове, как, из каких побуждений Серж Арно мог такое вытворить?

Чандр неожиданно четко заявил, что биологи полностью согласны с уважаемой Стен. Лично он, Чандр, тоже склоняется к мысли о влиянии планеты на организм Арно. До сих пор это влияние проявлялось негативно, но не исключено дальнейшее его усиление. Он не берется судить насколько оно может отразиться на вверенных попечению Арно механизмах, оно может негативно отразиться на нем самом.

- Очевидно, мы единодушны? - подытожил Стас.

- Нет, - сказал Варнис. - Я против.

- Вы отрицаете возможность потенциальной опасности?

- Нет.

- Тогда, - сказал Стас,- мы принимаем предложение Светланы Стен.

- Напоминаю, что по инструкции член Совета на корабле подчиняется...

- Нет, - сказал Варнис и полез в нагрудный карман. - Нет!

Пораженный Стас увидел жетон "Высших полномочий". На занятиях по космическому праву им говорили о существовании этого жетона, делающего человека полным хозяином экспедиции, могущим отменить любые правила и инструкции. Но чтобы Совет выдал такой жетон, требовались обстоятельства поистине экстраординарные. Все как зачарованные уставились на мерно качающийся на цепочке жетон.

- Нет, - сказал Варнис. - Серж Арно будет жить, как жил, и работать, как работал.

Рай-на-задворках.

Из дневника Сержа Арно. (катушка III, реконструкция)

...и для чего. Комаров со мной почти не говорил, просто приказал сидеть в каюте. Понятно, космоса мне больше не видать. Но меня это как-то не волнует. Есть вещи посерьезней. Что же я всетаки отвечу Комарову, Варнису, Стен?..

Просчитал алгоритм действий при аварии с первого по шестой блок, не заглядывая в справочник, - сходится. Профессионально я по-прежнему главный механик. Вспомнил тропинки около дома, лица друзей по школе, картины матери. Я тот же Серж Арно. А если я - Серж Арно, то обязательно должен понять, зачем меня туда понесло, почему именно меня и что я выяснил. Особенно - это. Я сделал нечто важное, чего-то добился, что-то узнал. Теперь бы знать, что именно. Тогда я перестану бояться встречи с экипажем.

Следы в туннеле вели прямо. Стоило преодолевать необозримые расстояния, чтобы идти по следам отца. Я всю дорогу до самой двери ярче всего вспоминал его глаза, когда он узнал о моем поступлении в школу космонавтов.

За каждой занавесью, в каждом переходе наверняка таились загадки. Загадки и ответы. А я шел вперед, значит, ждал чего-то более важного? Хотел понять отца? Узнать что-то о себе? Скорее так - понять и себя, и отца. Была подспудная уверенность, что именно идя по следам отца, я узнаю что-то важное о себе.

...Итак, дверь. Длительное время туннель медленно, но неуклонно вел вверх и окончился дверью. Перед нею - площадка. Много следов - отец искал запор. Я тоже его искал, стараясь не наступать на следы. Провозился довольно долго, но нашел. Открыл, переступил высокий порог и оказался в пещере. Пещера, скорее, зал в скале - высокий, значительно выше туннелей. Слабый свет из довольно широкой щели напротив двери - очевидно, выход на поверхность. Абсолютная пустота, только пыль. Я распахнул дверь до упора и увидел картины! Почти все стены покрыты росписью. Роспись старая, с трещинами, кое-где выпали кусочки. Я это уже видел на картинах мамы - тревожные краски, тщательная отделка деталей - рук, например, а вся фигура как бы в дымке. Картины тянутся лентой по периметру пещеры, переходя одна в другую. Да это же пиктография! Несомненно. Обхожу зал с крепнущей уверенностью, что нашел то, что искал, хотя еще не знаю, что. Наконец соображаю, что надо все это зафиксировать и разобраться на корабле. Мешает пыль.

Я толкаю пошире дверь, но она вдруг с грохотом захлопывается... От сотрясения?.. Хотя какое сотрясение в скале? Роспись покрывается сеткой трещин и медленно, потом быстрее, оползает вниз. Под ней серая, монотонная поверхность скалы.

Я бросаюсь к стене и вижу: по всему периметру у стен лежит ровный валик пыли. Не обломков, не крошек - пыли. Ошеломленный, я добираюсь до щели, вглядываюсь и... замираю. Какой отсюда открывается удивительный вид на Город с высоты птичьего полета! Он такой зеленый и радостный, что на минуту забываю и о погибших картинах, и о том, что Город мертв. Видны мельчайшие детали, вплоть до шевеления людей на площади у собора. Сразу вспоминаю про Комарова и мой "Тигр", протискиваюсь в щель, иду по еле видной тропинке вниз и все думаю по-чему я не испытываю угрызений совести? Я доволен, я увидел то, зачем шел.

А собственно, что я успел запомнить на пропавших картинах?.. Первое - длинная колонна на горной дороге. Дорога теряется в пространстве. Над колонной - лицо. Взор отрешенный, лицо аскета, худое, смуглое. Дальше - расходящиеся колонны: одна по-прежнему на дороге, другая куда-то в скалы. Там что-то таилось, вроде динозавра, но очень размытое, скорее, общие очертания. А потом четко - здание под колпаком (по-видимому, силовым) - удивительная прорисовка деталей, множество входящих и выходящих фигурок. Входящие - разные, выходящие одинаковые. Над ними нависает серый куб, скорее, даже падает. Именно падает - ощущение колоссальной тяжести, которая все раздавит. Еще... Одна из последних картин. Группа зданий, перечеркнутых жирным косым крестом. Входящие не похожи на прежних - они разнятся в росте, толщине, даже конечностей у них разное количество. Хотя почему конечностей? Рук и ног?.. В общем, это несомненно люди, хотя и странные, кое-кто даже с рогами. У всех в руках геометрические фигуры из тонких палочек с утолщениями-звездочками, похожие на ожерелья или четки. Это входящие. А выходящие? Выходящие, несомненно, жители планеты. Одинаковые, только сгорбленные и какие-то вялые. А здания энергично перечеркнуты. Все. Больше ничего не запомнил и ничего не понял. Чему же я, как дурак, радовался? Почему, черт побери, я так уверен, что узнал что-то важное о себе или об отце?..

Часть III

Дорога.

32 год Свершения. ОРТА

Называли ее по-разному: "Дочерью Болла", "Провозвестницей", "Шагнувшей вперед". Сама же она думала о себе даже не "конна Мина", а просто "Мина": Минни, как когда-то называл ее Фиер. Он был великим грассианином, истинным сыном Болла. Он привел грассиан к Свершению. А что она? Верная подруга, слабая женщина. Слава Уру, благословенный взор Фиера упал на нее. И пусть всюду ее встречают с восторженным поклонением, это чтут только его, пламенного Фиера. Он, зримо и незримо, присутствует в этой пустой и неуютной части Дворца, где поселил их некогда Ведущий Мук.

Конна Мина отодвинулась от зеркала и снова оглядела себя. Время неумолимо, как стрела Ура, хотя и не близок еще уход с Дороги... Но вчера народ восторженно встречал Мину-II, и как одержимый работает в главном научном центре первенец Свершения - ее сын Фиер. А сегодня Мину ждет радость - внук, Фиер-III. Конна Мина еще раз оглядела себя в зеркале, вздохнула и поняла, что не хочет сегодня видеть сына.

Великий Фиер был стократ прав. Фиер-II не копия отца, он и есть сам Фиер - до мелочи, до волоса. Уж кому, как не ей, это знать. Но да простит ей светоносный Ур, как хочется, чтобы в чем-нибудь, хотя бы в чем-нибудь сын отличался от отца! Иногда совсем не материнские чувства вызывал у нее Фиер-II. Да и как, целуя родинку сына на правом плече, не вспомнить точно такую же, на точно таком же плече? Как она целовала ее, давно, в юности! И чем дальше, тем сильнее хотелось снова, в последний раз, прижаться всем телом, до хруста, до стона к мужу... Сыну?.. О Болл-провозвестник, что за мысли? Но она всегда была только слабой женщиной, ей не по силам этот груз! Стараясь поменьше видеться с Фиером-II, конна Мина оберегала себя. А избегая дочери?.. Вот он ответ, в зеркале. Радостно ли юности видеть себя в старости? Разглядывать седые пряди, гладить морщинистые руки, с недобрым любопытством запоминая, с брезгливым ужасом предвкушая, как станешь такой же. Мина-II уже жаловалась, что после визитов к матери Фиер-II становится холоднее с ней. У него всегда было хорошее воображение... то есть у них, у сына и мужа. Увидь она сорок лет назад Фиера старым, заговори, ощути на своем юном лице дыхание беззубого старческого рта... Что за мысли, конна! Полным сил и здоровья сошел с Дороги и навеки остался на ней великий Фиер! А Фиер-II?.. С каким жадным любопытством сначала матери, потом матери и жены смотрела она на сына, ревниво замечая, как все ярче проявляются в нем черты мужа. И вот теперь внук...

А тогда еще никто не знал, что будет в третьем поколении. И Учение, и Наука запрещали браки братьев и сестер. Только Фиер, да еще Ведущий Мук верили и не ошиблись. Самые тщательные исследования показали, что в Фиере II-ом нет ничего от нее, Мины, а в Мине II - от Фиера. Словно и не было упоительных ночей любви, словно не носила конна Мина сына под сердцем, а вырастила его в колбе из клетки отца, ничего не взяв от себя. С любопытством и радостью, да чего уж скрывать, с ревностью смотрела она, как зарождается чувство у вторых Фиера и Мины. Вот так же пошла за мужем и она, "Дочь Болла", "Шагнувшая первой". Ей незачем жаловаться. Ровной Дороги, дети. Пусть всегда идут по ней, взявшись за руки и слыша дыхание друг друга, Фиер и Мина. А она? Пять лет разницы было у них с Фиером, а Фиеру-III уже четыре. Все повторяется по слову и делу великого ее мужа. И скоро Мина-II снова станет "Несущей жизнь". Ей, старой Мине, еще предстоит радоваться первому лепету девочки, первым ее шагам.

О Болл-провозвестник! И все чаще ловить на себе брезгливый взгляд дочери и потом такой же - внучки! Могут ли дети быть счастливы, когда перед глазами постоянное напоминание? Не о смерти, нет, смерть - лишь толчок к повторению. Хуже - об увядании, о распаде, когда человек еще живет, но уже мешает жить детям, самому себе. Происки Рука такой Дар!

- Прости Фиер, прости, великий, я только слабая конна, прости! Погруженная в нерадостные мысли, конна Мина не сразу заметила, как осветился экран информера. Ох, не материнские чувства вспыхнули в ней при звуке родного голоса! Мина взяла себя в руки. И тот ее был тоном матери - строгим, слегка снисходительным:

- Доброй Дороги, Фиер. Почему вы еще не приехали?

Фиер-II помолчал, вглядываясь в мать. От этого взгляда у конны Мины по всему телу побежали мурашки.

- Ты же знаешь, мама, я очень занят. Просто некогда, вот и все.

О, это конна Мина знала. Ее Фиер мог сутками не отрываться от своих приборов, и она покорно ждала. Но сын говорил не так, как отец. Он мямлил и отводил глаза. Мина уже поняла, что крылось за этой неуверенностью. Наконец Фиер решился.

- Знаешь, мама, мы, наверное, долго не сможем приехать. Очень жаль, но сейчас столько работы... А за Фиера ты не беспокойся, он здоров и...

- Это Мина? - прервала конна, из последних сил стараясь говорить спокойно.

- Нет, причем здесь Мина! Просто я попросил ее помочь мне.

"Жалкое и постыдное зрелище", - думала конна Мина, глядя в глаза сына. Что же, она была подругой великого грассианина и останется достойной его.

- Конечно, сынок, - сказала конна Мина, - я понимаю. Но помните о старой матери, приезжайте, как только сможете.

- Ну конечно, - отозвался Фиер-II, и из его голоса пропала фальшь. Он еще поговорил о Фиере-III и, пожелав "Ровной Дороги", исчез с экрана.

Конна Мина заплакала. И пока она плакала, в ней крепло решение. Вот с кем бы она посоветовалась - с коном Аманом. Но не ей, "Шагнувшей первой", спускаться в подземелье! Всхлипывая, она прошла в тщательно охраняемую комнату Фиера и достала спрятанный там ключ. Нельзя мешать самой себе. Она была просто конной, волею Ура ставшей великой, но истинно великое совершит только сейчас. Это ее второй дар Грассе. Фиер одобрил бы ее решение, в это конна Мина верила твердо. Кону Ропуру сообщили о ее смерти рано утром.

С ощущением чего-то большего, чем простая смерть, шел Ропур по коридору. Да и какая смерть, когда рядом, такой знакомой плавной походкой, шла Мина-II. Ропур понял, что и ему предстоит навечно вписать свое имя в историю Грассы, рядом с коном Муком. И, видит Болл, не все и не сразу поймут, что он был так же велик и, более того, так же добр.

Дорога.

2236 год Откровения. РЕАНДА

Кон Морт, 327 Учитель на Дороге, совершил кощунство. Когда, в бешеной вспышке, он одним махом сломал о косяк драгоценную реликвию посох Болла, присутствующие, уже лежащие ниц, еще плотнее прижались к полу. Кон Морт чуть было сам не рухнул с ритуальным воплем "Ао-о-ой" и лишь в последний момент сдержался. Ничего не произошло - не обвалился свод, не разверзся под ногами камень - Уру был угоден его гнев. Морт понял это и сразу успокоился. Точнее, пришел в состояние холодного, спокойного бешенства. Привставшие было с пола уткнулись в него вновь. Два года, два нескончаемо долгих года этот ублюдок, эта чешуйка с хвоста Змея, осмеливается водить его за нос! Два года томятся в безделии неофиты, стареют, слабеют, теряют решимость. Что посох Болла, да будет вечно его имя! Творилось поистине всеобъемлющее кощунство сошедшая с Дороги Грасса! А этот... этот... еще жив, еще ест и пьет и даже осмеливается лгать. Первое побуждение вызвать кона Мала Морт преодолел, иначе бы он сломал посох не о косяк. Но подобного кощунства Ур уже бы не вынес! И эта материализация дыхания Рука до сих пор считалась Идущим! Мал добровольно последовал в подземелье и работал на самых тяжелых и грязных работах, пока Морт не простил его от имени Ура. Вот она, благодарность!

Наконец кон Морт овладел собой, коротко отдал приказ и повернулся к лежащим спиной, чтобы не видеть, как они встают. Морт любил глядеть на лежащих у его ног, процесса же вставания он не переносил. Было в нем что-то тревожное, переход от покорности к неизвестности. И хотя власть 327 Учителя непререкаема, сердце кона Морта сжималось, когда кто-нибудь поднимался перед ним. Так, спиной к выходу, он стоял, обводя взглядом помещение. Кон Морт жил в других комнатах и, только готовясь принять особо важное решение, приходил сюда. На этом ложе сошел с Дороги кон Аман, и комната стала чем-то вроде святилища. Хотел бы он знать, какую последнюю волю собирался объявить кон Аман! И все же это место его триумфа. Первого. А второй зависел от кона Мала. О Болл-провозвестник, мыслимо ли, что он, надежда Ура, зааисит от плюгавенького, толстенького, трусливого кона Мала!

Среди ушедших в подземелья были и коны-ученые. Немного, но были. Морт отбирал тех, кто занимался геологией, медициной, инженерным обеспечением. Но никто из них не мог заняться оружием. Или не хотел?.. Морт не знал, правду они говорят или скрывают свои возможности. И только Мал, измученный сознанием вины, сокрушенный, плачущий, согласился. Согласился - и тянул! На кого же опереться в борьбе? На неофитов? Разве можно опираться на тех, кто идет за тобой без раздумья? Старость, проклятая старость все ближе! Аман, прежде чем сойти с Дороги, совершил свое, а деяние Морта еще далеко впереди. И чем чаще кон Морт вставал с ломотой в костях, тем чаще он посылал в лабораторию кона Мала. И злился, слыша: "Еще нет". А сегодня... сегодня он услышал просто: "Нет". Морт трижды (!) переспросил неофита, и когда тот поднял голову, то увидел Учителя в гневе. В священном, праведном гневе!

Кон Мал вошел бесшумно. Он всегда ходил бесшумно, чем несказанно раздражал Морта. Кон Морт медленно повернулся. От такого взгляда неофиты валились рядами. Кон Мал согнулся, закрывая лицо руками.

- Повтори, что ты сказал моему посланцу!

- Я сказал "нет", Учитель.

- Это ты вызвал к жизни Змея, - заговорил Морт лязгающим голосом. Ты увел Грассу с пути. Как ты искупишь вину, раб?

- Я буду ниже низкого, я проведу остаток жизни на самой грязной работе, Учитель. Но я не могу принести в мир еще и смерть!

- Дар скрыт, и, пока он скрыт, смерть неизбежна, червяк!

- Это естественная смерть, о Учитель. А насильственная запретна, и я не могу, не могу!

Кон Морт смотрел на пресмыкающегося у его ног Мала. Что ж, он внушал ужас и не таким. Здесь, под бесконечными сводами, люди податливей и слабей. Кон Морт знал, что в нем внушает такой ужас Идущим. Он, единственный, мог выпустить в мир запретное. Ему, 327 Учителю, Ур разрешил переступить. Отблеск святости лежал на его лице.

- Ты трижды заслуживаешь смерти, презренный.

- Убей меня, Учитель! Это будет справедливо, но я не могу сделать то, о чем ты просишь.

- Я прошу? Я приказываю именем Ура!

- Я сам дам ему ответ, о Учитель!

Морт почувствовал усталость. О всемогущий Ур, за что ты отверг верного? Кто еще сможет совершить ЭТО? Неужели на Грассе победил Рук? А может быть... Ур? Нет, нет, нет. Это только слабость. Волею Ура, заветами Болла, вечной Дорогой! Морт не сразу заметил, что Мал поднял голову и посмотрел на него. Морту почудилось что-то общее между взглядом умирающего Амана и взглядом Мала.

- Уйди, - приказал он и задумался. Оба они - умирающий старец и кон Мал - смотрели в одну и ту же сторону и быстро отводили глаза... словно проверяли - на месте ли что-то? Кон Морт подошел к углу комнаты и внимательно его осмотрел. Что-то неуловимое было. Учитель обвел взглядом всю комнату. Он помнил, он мог точно указать точку, в которую глядел Аман. Вот она, почти в самом углу. Кон Морт подобрал обломок посоха, размахнулся и ударил металлическим острием прямо в эту точку. Часть стены треснула и осыпалась. В открывшейся нише лежал маленький серый кубик. Кон Морт сразу понял, что это...

- Мала! Кона Мала ко мне! Мал еще не успел отойти от входа. Кон Морт с наслаждением увидел, как перекосилось ужасом лицо вошедшего. Словно пораженный стрелой Ура, зашатался кон Мал. Это действительно ТО! Ай да кон Аман! Воистину велик был 326 Учитель. Когда Грасса вернется на Дорогу, кон Морт прикажет поставить ему памятники во всех храмах планеты! Кон Мал выкинул обе руки.

- Нет, нет! - закричал он. - Это только сон!

- Сон? - Кон Морт сделал движение, как бы собираясь сжать руку.

- Сон, только сон, - твердил кон Мал. - Но нужен еще другой, белый.

- Белый, чтобы проснуться? - догадался кон Морт.

- Да, я сделаю белый, обязательно сделаю.

- Нет, Мал. Вы сошли с Дороги. Я обрекаю вас. Вы уйдете наверх волею Ура, вы увидите конец своего нечестивого дела. Вон!

Оставшись один, кон Морт упал на колени. Слава Уру, он верил, верил всегда. Великий Аман увел избранных, но трижды велик станет тот, кто вернет их на поверхность. Волею Ура, заветами Болла, любой ценой!

Рай-на-задворках.

2236 год земного летоисчисления. ДОЛИНА ЭДЕМ

Отчет руководителя группы разведки Сергея Белова

(по традиции, письменный...)

"Я, руководитель группы разведки Сергей Белов, предваряю отчет заявлением, что за грубое нарушение правил § 13-го несу полную и единоличную ответственность. Должен отметить, что в результате нарушения правил была получена ценная информация.

Мы имели задание обследовать объект, условно именуемый "Курорт-1", находящийся примерно в 40 километрах от Города. Объект представляет собой локальный поселок, приблизительно из 20-ти одно- и двухэтажных строений. Центром является площадь с тремя трехэтажными зданиями. Объект не имеет признаков разрушений.

Биологическая жизнь, кроме растений, не обнаружена. Отряд отбыл из долины Эдем в 8.00 по местному времени, в составе шести боевых машин со штатными экипажами и трех автоматических транспортных тягачей. Отряд прибыл к объекту в 12.00. Данные визуального наблюдения: "Курорт-1" расположен в небольшой - двадцать на восемь километров долине. По краям долины находятся неширокие рощи, в целом же местность представляет собой луг. Посадки вокруг зданий носят упорядоченный характер и отличаются однородностью растений. Хорошо видны небольшие оранжевые плоды. От Города до объекта проложена дорога.

Поскольку появление отряда не вызвало никакой видимой реакции, к объекту была выдвинута боевая машина N 4 (командир экипажа С. Белов). У конца дороги, где предположительно должен быть вход, машина встретила мощное противодействие силового поля. Преодолеть его постепенным наращиванием усилия, а также тараном не удалось. Вслед за тем группой были предприняты поиски иного входа. Такового не оказалось. Попытки проникнуть на объект сверху дали аналогичный результат. Таким образом, можно считать установленным, что "Курорт-1" накрыт сплошным куполом силового поля высотой приблизительно 200 метров и диаметром на 15-20 метров превышающим диаметр самого объекта (т. е. поселка). Силовой колпак может иметь также форму шара, с полушарием, расположенным под почвой. Предположение основывается на попытке произвести подкоп, установивший наличие в почве аналогичного силового поля со слабым искривлением к центру. Попытки установить замкнутость поля не проводились, и поэтому общая шаровидность поля предположительна.

Гипотеза замкнутости поля косвенно подтверждается объектом N 2 (см. приложенный план): невысоким холмиком, имеющим четыре забранные решеткой из толстого металла отверстия. Глубинная съемка показала наличие под объектом помещения, заполненного неясными механизмами системой из двух труб, соединяющим на глубине около семи метров объект и "Курорт-1". Впоследствии были обнаружены еще три аналогичных объекта - считаем, что они являются системой вентиляции "Курорта".

В месте окончания дороги группа также установила наличие вздутия силового поля с комплексами приборов или машин, расположенных симметрично по обе стороны внутри силового колпака.

К 17-ти часам по местному времени я отдал распоряжение покинуть машины и приступить к пешей разведке. В полосе примерно пятидесяти метров вокруг купола обнаружено более двухсот скелетов. Рядом с большинством из них лежат отшлифованные посохи одного размера, слегка изогнутые на верхнем конце и окованные блестящим металлом на нижнем. При многих скелетах обнаружены так называемые "серые кубики". Особенно интересно расположение двух скелетов в третьем секторе (см. план). Они частью (нижними конечностями и половиной торса) находятся снаружи силового поля, силовое поле как бы разрезало их пополам. Внимания заслуживает также группа скелетов, расположенных в стороне от дороги (см. план) - головами от купола и лицевой частью черепа вверх. При них не обнаружено ни посохов, ни кубиков.

В 18.00 группа закончила обследование прилегающей к "Курорту1" территории. Далее я вынужден изложить ход рассуждений, приведших к нарушению правил 13-го параграфа. Повторяю, что ответственность несу я единолично.

При обсуждении члены группы сошлись на следующем: допуск на объект "Курорт" какой-то части населения был закрыт. Вероятно, действие, вызвавшее появление силового поля, произведено извне или же автоматически. В пользу этого говорит отсутствие видимых на территории объекта скелетов. Ни площадь купола, ни его структура не показывают возможности существования полностью замкнутой экологической ниши, следовательно, купол должен иметь систему допуска внутрь, имеющий механизм опознавания "свой-чужой". При этом "свой" может относиться к любому жителю планеты или же, наоборот, ни к одному. Это наиболее слабое место в наших рассуждениях. Исходим из следующего: картина гибели у купола напоминает штурм силового поля, за исключением группы без посохов. Эти двигались от купола, и скелеты их лежат в одинаковом положении. Предполагаем, что это хозяева купола, покинувшие его уже после гибели основной массы нападавших.

Выводы. Предполагаемая система опознавания "свой-чужой" должна распознавать:

а) расу,

б) личный облик,

в) материальный знак.

Материальный знак не обнаружен, аппаратуры визуального распознавания также не обнаружено. Несмотря на близкое сходство местной и земной рас, разведчики внутрь тоже впущены не были. Разведчик Иван Скан предположил, что материал скафандров (пластометалл) и штатное снаряжение искажают картину распознавания. Версия показалась убедительной. В 19.10 разведчик Скан, без штатного снаряжения и скафандра, приблизился к "шлюзу" и беспрепятственно вошел внутрь, немедленно повернул назад и был выпущен таким же порядком. В 19.30 группа отбыла на корабль и прибыла туда в 21.00.

Таким образом, не пытаясь снять с себя ответственности, обращаю внимание на следующее. Другого пути для проникновения под купол, очевидно, нет. Применение оружия приведет не только к уничтожению защитного поля, но и к значительному повреждению всего объекта. Таким образом, проступок полностью оправдывается необходимостью выполнения поставленной задачи (предварительное исследование объекта "Курорт-1"). Командир группы разведчиков Сергей Белов".

Вопросы Станислава Комарова: "1. Природа силового поля?

2. Встречались ли нам где-нибудь уже эти посохи?

3. Серые кубики у каждого. Значит, все-таки оружие?

4. Можно ли установить разницу во времени смерти у групп скелетов?"

Примечание Варниса: "Только для Комарова, Чандра, Стен, Белова. Необходимо в очередную группу разведки включить Сержа Арно".

Примечание Стен: "И меня возьмите, пожалуйста!"

Рай-на-задворках.

2236 год по земному летоисчислению.

Из дневника Сержа Арно (катушка IV, реконструкция)

Надо полагать, меня простили. Это не менее странно, чем все до этого. Кто-то хочет посмотреть, что будет дальше? Три дня меня всячески исследовали, и "Бык" дал положительное заключение. Во всяком случае, корабль я не взорву - гарантия! Результат: снова разгуливаю по кораблю, проверяю боевые машины и могу спокойно поехать, куда захочу. Но не хочется. Вообще ничего не хочется, новости словно проходят мимо. А новости интересные. "Бык" разрешил выход; разведчики ушли на другие "Курорты" и не возвращаются третий день; биологи подбираются к раскрытию воздействия на наследственность, и Чандр двигается по коридорам, как сомнамбула. Вчера вечером после ужина, ко мне подошел Варнис.

- Кстати, голубчик,- сказал он, хотя это было совсем некстати (я собирался в спортзал). - Вы, по-моему, совсем закисли на корабле. Прогулялись бы в Город или съездили с разведчиками. Тем более-вы в отличной форме.

Я растерялся и стал доказывать, что по планетному расписанию место главного механика на корабле. Но Варнис пообещал договориться с Комаровым.

По правде, на кораблях типа "Алена" механику делать нечего. Человек здесь - только элемент надежности на самый крайний случай. Пока, за всю историю исследовательских полетов, такого случая не было. Командир боевой машины - это серьезней. Но здесь и боевая машина не более, чем средство транспорта, утяжеленное броней, орудиями и прочими архитектурными излишествами.

Только что получено "добро". Комаров рекомендует присоединиться к разведчикам, но оставляет маршрут на мое усмотрение. Я, однако, усматриваю, что к разведчикам мне не надо. А надо мне в Город...

Хочется еще раз испытать чувство сопричастности к планете, как тогда, в подземелье. Впрочем, это чувство меня и не покидало, ему просто труднее проявляться на корабле.

Чрезвычайно жалко этот народ. Как уютно и красиво жили они на своей планете! Человечество предполагало или "пастушеские", или же сугубо технические цивилизации, а само мечтало о гармонии. Вот она, гармония!

Но ведь гармония не убивает. Иду по ровной, покрытой матовым черным покрытием улице. Справа и слева яркие домики, сады, клумбы. Все заросло, облупилось, покосилось, зияет пустыми окнами, но не нужно большой фантазии, чтобы представить себе, как здесь жилось раньше. И мерзким контрастом - лежащие повсюду скелеты. Подумать страшно, что подобная картина могла бы предстать другое цивилизации на нашей доброй, уютной планете.

В сущности, почему я удивляюсь сходству быта? Они были такими же, значит, физические потребности имели такие же: спали, ели, работали, отдыхали. И искали наилучшие пути для их удовлетворения. Сходные причины дают сходные результаты.

В этом домике, очевидно, жила большая семья. Я сужу по тому, что в центральной комнате вокруг массивного стола восемь чрезвычайно уютных кресел. С момента гибели жителей прошло приблизительно 100 лет - для планеты не срок. Подумать только, еще каких-нибудь 100 лет назад отец семейства садился в это кресло в кругу детей. Что они делали? Смотрели телевизор? В углу плоский четырехугольный экран, приблизительно метр на метр, а вот, по-видимому, пульт управления экраном. Представим... Интересно, карманной батареи хватит?.. Надежно делали все-таки сто лет назад. Волна разведчиков - неинтересно, волна корабля - мимо, волны прочих групп - пропускаем... Что?

Спокойно. Волны разведчиков, корабля, групп... Не может быть. Спутник? Какой? Тот, который заря космической эры, - "бип-бип-бип?.." Маяка на этой волне у нас нет. Она вообще резервная - какой смысл ее использовать, когда основные не загружены? Вот это да! И как никто не додумался поискать в эфире? Хотя, конечно, искали. Искали станции, переговоры, а это просто писк - автомат, и где-то неподалеку. Хоть что-то не мертвое, пережившее своих создателей. Хороший подарочек будет всем. А ведь мой переговорник работает как пеленгатор: переключить тумблер и следовать за красной черточкой на шкале.

Что такое? Третий поворот, а она ни с места. Возможны три объяснения. Неисправен переговорник - мимо, я слышал переговоры, их направление он фиксирует исправно. Второе: сигнал поступает со всех сторон одновременно. Исключено - сигнал одинарный. И третье - источник сигнала я сам, ходячий передатчик, маяк самодвижущийся.

Ай да Варнис, ай да добрый дядя: "Пойди погуляй, сынок!" А за тобой приглядят! Я же механик, я же наощупь до десятой миллиметра различаю. В пояс запихнули, гадость какая! Лучше уж сразу бы за мной пустил как это... шпиона. Музейные методы. Что, нельзя сказать прямо? Да я на себя стационарный передатчик взвалю и пойду. Тьфу!

Однако чего я возмущаюсь? Вполне понятное беспокойство и желание не обижать. Я бы просто не выпустил такого из корабля. Хорошо, им хочется знать, где я нахожусь - пусть знают. Просто хожу по Городу. просто захожу в дом, просто сижу в кресле. И вижу пыль, мусор, запустение и немного мебели, самой земной. Еще какието истлевшие клочки на полу да полоска чего-то слабо блестящего под широким низким диваном. Твердая пластина, похоже картина или портрет, не разобрать под толстым слоем пыли.

О, черт!.. Залитый прозрачным пластиком, на меня смотрит постаревший и усталый Серж Арно!

Дорога.

2238 год Откровения. РЕАНДА

И вот час настал! Ряды неофитов застыли в священном молчании. Они тянулись через весь огромный полутемный зал, обступая небольшое возвышение. Тускло блестели окованные наконечники посохов. И у каждого, - видишь, светоносный Ур? - у каждого "серый кубик", орудие твоего гнева. Страшный был год, не хватало продовольствия, разрушалось хозяйство, холодно и сыро становилось в гигантских лабиринтах. Но не зря. Вся Дорога трудилась в едином порыве и для единой цели. Спал ли он, Учитель, хоть одну ночь спокойно? Но вот они стоят, а у него нет слов, только ликующий вопль: "Час настал!.." Волею Ура... и нет почетней задачи, чем вернуть Грассу на Дорогу.

Кон Морт еще раз обвел взглядом ряды и начал нараспев, как некогда Аман. Словно рябь пробегала по сомкнутым шеренгам в такт его словам.

Волею Ура и славою вечною Ура

Кружат светила н день заменяется ночью.

Вечна Дорога и вечно движенье Идущих,

Волею Ура ведомых к сиянью Свершенья!

Дождавшись, когда под сводами прекратилось "А-о-ой!", уже не жалобный вопль, а боевой клич, кон Морт понизил голос:

- Что видим мы, братья? Камень. Холодный, тяжелый камень окружает нас. Бледны лица детей наших, печальны глаза жен. Даже у "Несущих жизнь" не светятся они счастьем. Выросли дети, не знавшие солнца, не смеявшиеся под летним дождем! Горсть камней - только и радости, бешеный подземный водопад - только и развлечения, поворот гранитного перехода - весь горизонт. "А-о-ой!" нам, братья! В чем провинились мы перед Уром? Может быть, ошибся великий Аман? Может быть, выйти, слиться с братьями в единую семью? Радостно жить под ласковым солнцем? И пусть по иной Дороге, к иному Свершению, но вместе, единым неразделенным народом?

Кон Морт вдохнул и до звона в ушах прислушался к обвальной тишине. Но вот сначала отдельными всплесками, потом все громче до него долетел протестующий гул, рычание тысячеголового зверя. Кон Морт властным жестом призвал к молчанию.

- Нет, верные! Долгие поколения Идущих встречали новый день, взывая к великому Уру. Чего требовал он? Покорности. Веры и покорности, покорности и движения. Вас же он призвал на помощь. Только подобие смерти, только очистительный сон несете вы заблудшим. Неслыханно доныне и это, но разве слыхано, чтобы Грасса сошла с Дороги, разве слыхано, чтобы забыли заветы великого Болла? Неслыханно. И неслыханные нужны меры! Даже если принесенный вами сон станет вечным, то ведь только на Дороге заповедана насильственная смерть. А разве по Дороге идут заблудшие? Разве грассиане они, дважды и трижды повторяющие себя? Нет, ибо посягнули на суть Учения. Суть - в движении. И единственно возможная остановка - смерть. Вот кто нежится под радостным солнцем Грассы - трупы! Холодные трупы рожают мертвых детей. Холодные трупы ползают по поверхности нашей планеты! Нет, братья, это их место подземелье, это их участь - сумрак сводов, это их доля - вечное прозябание. В Учении нет слова "кара". Выйдя на поверхность, напутствуйте, убеждайте, проповедуйте, но и карайте! Карайте тех, чьи уши закрыты, глаза слепы, а души мертвы. Такова воля Ура, чтобы новую и гордую страницу Учения написать вам!

Кон Морт снова вспомнил покойного Амана. Это у него учился кон Морт разговаривать с толпой, у него и у проклятого Уром Ведущего Мука. Разговаривать?.. Подчинять.

Кон Морт всем телом впитывал единение, сгущающееся в зале. Прикажи он им сейчас умереть - они умрут так же, как стоят, рядами падут плашмя и умрут. И от этого кон Морт ощущал себя не Учителем, даже не великим Учителем, а равновеликим Боллу. Разве может простой Учитель решиться на такое?

- Волею Ура, предвиденьем Болла, снова Дорога выводит на свет, заговорил Морт. и от звуков собственного голоса по телу прошел торжествующий озноб:

Мы не разрушим священной надежды,

Мы не преступим великий Завет!

Не отомщенье, не кару, не злобу

Сон искупленья заблудшим несем.

Дом их разрушим, след их затопчем

Этим поможем и этим спасем.

Слепы их лица - глаза им откроем,

Высохли души - прольемся дождем.

Волею Ура, предвиденьем Болла

В этом клянемся и с этим идем!

Ряды зашевелились, перестраиваясь. Тяжелый, слитный шелест наполнил зал, ударился о своды. Кон Морт резким жестом двинул колонны в путь. Они качнулись и пошли, все теснее сжимаясь по мере движения, плечо к плечу, грудь к спине, - чудовищная пружина, готовая сдвинуть всю Грассу. И долго по переходам отдавалось, слабея:

Волею Ура, предвиденьем Болла

В этом клянемся и с этим идем!

Дорога.

35 год Свершения. ОРТА

Нет, не такой видел кон Ропур новую Дорогу! Не таким грезил он Свершением, не таким Ведущим мечтал остаться в памяти грассиан. Кон Мук сошел с Дороги и наказание досталось ему, Ропуру. Разве помочь другому в смерти - не значит убить? Видит Ур, он ни разу не сжал рукой серый кубик - к все же принес Грассе тысячи смертей. Такова воля... Чья? Только не его, кона Ропура, Главного Ведущего. Да он ли это, седой, усталый, с дергающимся веком? Веко задергалось в день похорон "Шагнувшей первой". Это был день великого траура и день величайшего торжества, потому что за гробом шла Мина-II, и все видели, что смерти нет. Один он, кон Ропур, не радовался и не печалился. Страшная истина лежала на его столе во Дворце - страничка предсмертного письма конны Мины. Как это сказал великий Мук, сын Болла?.. Лист опадает, чтоб вырос такой же... природа бессмертна... И далее: вновь возродиться как день, как листва, как трава...

Что надо, чтобы вырос новый лист? Смерть старого. На чем растет трава? На перегное. Дождь пойдет, когда испарится и соберется в тучи прошлый дождь. А они хотели нарушить этот закон.

"Мы были первыми, - писала Мина, - и первым это коснулось нас. Дети и родители живут вместе, потому что они разные. В детях ищем мы исправление своих недостатков, в родителях видят дети пример и опору. Можно ли видеть пример в себе самом? Можно ли ждать исправления недостатков от самого себя? Радостно ли видеть повторяемый со всеми неудачами собственный путь? И еще, Ведущий, могли бы вы изо дня в день наблюдать процесс своего дряхления? Великий Фиер и великий Мук сделали свое дело не до конца. Есть на новой Дороге новый закон. Старое должно уходить! Без этого Свершение не полно. И пусть ваша совесть будет чиста. Ведущий, я оставила Мину и Фиера-вторых, я живу в новой оболочке, а старая уходит с радостью и добровольно. Плохо мешать жить другим, но стократ хуже - самому себе. Знайте, Ведущий, скоро за мной пойдут тысячи. Не причиняйте зла, доведите Свершение до конца. Дайте грассианам возможность легкого и радостного ухода. Я не прощаюсь. Ведущий. Мы встретимся на моих проводах".

И это было единственным, в чем она, Мина, ошиблась. Ропур не пошел на похороны. С этого дня он не жил, а ждал. И почувствовал даже облегчение, когда это началось: то там, то здесь в разных концах Грассы уходили родители. Уходили нелегко, на Грассе не было опыта самоубийств. Кон Ропур с отчаянием читал сводки; содрогался, чувствуя в легких воду или петлю на горле, корчился от прикосновения стали к венам или удара электрического тока.

Но самым чудовищным было то облегчение, с которым дети встречали уход родителей. Кон Ропур не взял к себе Лима-II, когда старый Лим упал с башни Дворца. Упал ли?..

Ведущий уговаривал себя, что никто не умирает: родители и дети суть две половинки целого. Но это не помогало, пока кон Ропур не понял, что именно Ур доверил сделать ему.

- Зачем мне милость твоя, - взмолился кон Ропур. - И чем провинился я перед тобой?

А утром Ропур отдал приказ. Никогда еще с такой быстротой не строились на Грассе дома. Три центра перешли на выпуск кубиков. Было ли знаком Ура, что всю работу возглавил Фиер-II? Спустя год каждый грассианин мог придти в такой дом в любом городе, уединиться, выпить бокал орры и заснуть. Через три дня тело предавали земле. Ропур издал закон, запрещающий уходить с Дороги в собственном доме. Он так и не поверил, что дети чувствуют облегчение даже воссоединяясь, если это происходит у них на глазах. Грассиане встретили новый закон с ликованием, и у домов Перехода в первое время выстраивались очереди. Потом приток стабилизировался, а вчера кону Ропуру сообщили, что в некоторые дома уже пришли представители второго поколения. И вот он сидел с невидящим взором. Насильственная смерть запретна, но это не смерть, это только сон. Это не насильственно, это добровольно. Но все же приказ отдал он, Ропур! Вчера Фиер снова настаивал на повторении кона Ропура и снова получил отказ. А что если сын наследует и его вину?

Погруженный в тяжелые мысли, кон Ропур не сразу заметил мигание информера. Ведущий протянул руку и включил только звук - в последнее время он избегал показываться, хотя его любили, и портреты кона Ропура были почти в каждой семье.

- Ведущий, к вам просится кон Мал.

Чем-то задело его это имя - кон Мал. Мал... Мал! Кон Ропур вспомнил: научный руководитель Фиера, один из первооткрывателей Свершения, ушедший с коном Аманом. Мал? Из подземелья?

Кон Ропур не имел достоверных сведений об Идущих. Доходили слухи о смерти Амана, о лихорадочной деятельности нового Учителя Морта. Неофиты на поверхность не выходили, и кон Ропур подолгу не вспоминал о них, хотя все чаще задумывался о том, что приобрела и что потеряла Грасса, перейдя на иную Дорогу. Ропур нажал кнопку информера.

- Пропустите.

Вошедшего кон Ропур не узнал. Этот был схож с тем, давним, только ростом. Худое, даже костлявое лицо, горящие мрачным огнем глаза, но слабо опущенные плечи, тощие руки и ноги. Вошедший был одет в изношенное и грязное.

- Почему вы, кон-ученый, в таком виде?

- Я не кон-ученый. Я воплощение зла, я порождение Змея.

"Он еще и сумасшедший", - подумал Ведущий, но не удивился. Разве не сумасшествие то, что творилось на планете? Разве не сумасшедшие и те, под землей, и эти, - в домах Перехода? Если на Грассе остался один нормальный человек - он, кон Ропур - то с кем же ему разговаривать, как не с сумасшедшими?

- Порождению Змея место в подземельях!

- Я и был там. - ответил кон Мал, - я был там и дважды принес зло. Сначала - когда увел туда Идущих, потом - когда выпустил их наружу!

- Разве это вы увели верующих? - удивился Ропур. - А я полагал, что это сделал кон Аман. И потом, неофиты не вышли на поверхность. Что им делать в царстве Рука?

- Они выйдут, они уже выходят. - сказал Мал так торжественно, что кона Ропура охватил озноб.

- И это сделали вы?

- Да, Ведущий. - Мал несколькими быстрыми шагами обогнул стол и упал перед Ропуром на колени.

- Выслушайте меня, выслушайте, Ведущий! Кто же еще на Грассе выслушает меня? Я много раз приходил в ваши дома Перехода и снова уходил. Слишком много зла принес я на любимую Грассу и не могу так легко сойти с Дороги. Выслушайте! Мое признание принесет еще больше зла, но мне не по силам этот груз!

Кон Ропур мог одним движением освободиться от рук Мала, так они были слабы. Но они были так слабы, что Ведущий не стал этого делать.

- Я выслушаю тебя, - сказал он.

- Видит Ур, я хотел только добра. В подземельях, искупая свою вину тяжким трудом, копая землю и долбя гранит, я не видел счастливых людей. Я увидел их здесь. Может, и вправду это истинная Дорога? Но тогда я снова преступник. Это я рассказал обо всем кону Аману, и он начал готовить Уход. Если вы вернули на Грассу Дар как же те несчастные в подземельях? Нет такой работы, чтобы тяжестью ее искупить мою вину. Там. внизу, изнемогая, я верил кону Аману, я пришел к нему, как к воплощенью мудрого Болла. Что знал я о будущем? Кому дано знать все повороты Дороги? Подземная работа сделала меня верующим из верующих, и я выполнил страшный приказ. У меня еще оставались друзья в центрах и здесь, во Дворце. Я верил, что великий Аман не употребит ЭТО во зло.

- ЭТО? - Кон Ропур уже знал ответ.

- Я достал кону Аману серый кубик. Но Аману! Он был велик, а Морт страшен! Неофиты выйдут, Ведущий. Они выйдут с кубиками, чтобы поразить Змея, а Змей - это вся Грасса!

- Но насильственная смерть запретна на Дороге.

- На новой Дороге нет Учения и законов его тоже нет!

Кону Ропуру не надо было объяснять, что такое вооруженные неофиты. Он хорошо помнил катящееся вниз по бесконечным ступеням тело великого Фиера.

- Сколько времети у нас... у Грассы? Когда неофиты будут готовы? рявкнул он.

- Я не знаю. Ведущий. Может быть, сезон...

- Кона Фиера, - приказал Ведущий, нажимая кнопку информера. Машину!

Он начал отдавать приказания так быстро, словно давно готовился к этой минуте. Кон Ропур совсем забыл о все еще сидящем на полу коне Мале.

Рай-на-задворках.

2236 год по земному летоисчислению. ДОЛИНА ЭДЕМ

(Выступление Варниса)

...Таким образом, вопрос происходивших на планете событий - это вопрос социологический, хотя непосредственной причиной гибели является биологический фактор. Механизм действия кубика - дело физиков; согласитесь, однако, что это, как и первое, - не главное. Главное почему кубик привели в действие. Мы все уважаем Светлану Стен, мы ее просто любим. Однако, должен констатировать, что разрешение проблемы дело так же и не психологов, во всяком случае, пока не будет доказано, что вся планета являлась огромным сумасшедшим домом. Поэтому призываю вас отнестись с сугубым вниманием к моему сообщению. Достоверно установленным можно считать: Первое. В течение длительного времени на планете существовало единое общество. Оно развивалось путем, несколько отличным от пути человечества. Можно считать установленными следующие отличия:

а) социальная одинаковость общества на всем протяжении истории;

б) отсутствие широко распространенных до недавнего времени на Земле институтов принуждения и подавления. Центральный аппарат управления выполнял координирующую функцию. Человечество добилось этого недавно аргумент не в нашу пользу.

Возникает вопрос о причине подобного благоприятного развития. Она, возможно, покажется вам странной. Такой причиной явилась религия. Могу напомнить, что религия - это попытка с помощью иррационального объяснить явления, не поддающиеся рациональному осмыслению. Всякая религия, наряду с космогонией, религиозной биологией и тому подобным, включает в себя морально-этическую систему и основные принципы государственности.

Однако земные религии, большая часть которых теперь известна только специалистам, отмирали по мере ускорения научнотехнического прогресса. Заменяя религиозную космогонию, наука не могла сразу отменить ее морально-этическое содержание, функцию регулирования жизни общества. Эту функцию взяло на себя государство. Но религия являлась в значительной степени добровольным, внутренним подчинением правилам, правила же, диктуемые государством, приходили извне и отвечали сиюминутной экономической и политической ситуации. Морально-этические элементы религиозного сознания заменялись правосознанием с большим трудом, нежели космогонические. Окончательно религия была побеждена только тогда, когда законы существования государства пришли в соответствие с идеалами существования отдельного человека. На этой же планете религия и научно-технический прогресс уживались мирно по следующим причинам:

Первое - религия, существовавшая на планете, имела под собой историческую основу. Вера в Дар, в то, что некогда жители планеты были если не бессмертны, то жили значительно дольше, подтверждается данными палеонтологического музея на "Курорте-3". Анализы показывают, что древние обитатели планеты жили приблизительно в десять (!) раз дольше.

Второе - религиозное мировоззрение аборигенов практически не включало космогонии. Таким образом, религиозное сознание на планете практически не было религиозным и интегрировалось в государственную систему в качестве этического начала.

Но эта идиллия разрушилась в невероятно короткий срок - в течение одного поколения. Что же произошло? Мы можем ответить на этот вопрос только с долей вероятности. Почти все письменные источники, относящиеся к интересующему нас периоду, оказались уничтоженными.

По времени это событие отстоит на три поколения от катастрофы.

Я говорю "событие", хотя это целый комплекс событий. Все происшествие доказывает невозможность полной интеграции религиозного сознания в систему государства.

По-видимому, на планете был открыт способ самоклонирования поколений. В каком-то смысле это и было искомым Даром, остроумной попыткой обойти запрет природы на реальное бессмертие. Но этот путь отличался от канонического. Планета разделилась на два лагеря, первый из которых подвергся генетической перестройке, второй - отступил в недра, создав удивительную систему подземных городов. До сих пор стабильность поддерживалась на планете морально-религиозным единством общества, - с разрушением единства разрушилась и стабильность. Следствием явилось взаимоистребление двух противостоящих лагерей. Именно этот последний краткий период значительно менее ясен. Особенно роль во всем произошедшем центров науки, или "курортов".

Группа социологов предлагает следующие положения:

а) "Курорты" накрыты силовыми колпаками, не пропускающими излучения серого кубика. Тем не менее, внутри не обнаружено ни живых, ни мертвых. Очевидно, обитатели куполов покинули их добровольно. В пользу этого говорит и консервация оборудования курортов, обеспечивающая его длительную сохранность.

б) Зная о готовящемся истреблении или даже наблюдая его, обитатели центров консервируют оборудование, то есть рассчитывают, что купола будут посещаться и впредь. Кем? Обращает также внимание отсутствие научной документации или хотя бы личных записей и дневников.

в) И, наконец, последнее - действие системы опознавания. Она выделяет следующие параметры: кислородное дыхание, вес, рост, прямохождение и, естественно, белковость организма. Учитывая отсутствие здесь крупных животных, существование такой системы бессмысленно. Всех жителей планеты система должна пропускать без разбора. Против кого тогда установлена защита?

И еще одно. Установлено, что любая попытка снятия или разрушения купола вызовет взрыв, полностью уничтожающий центр. Другими словами, проникновение на "Курорт" возможно только через систему опознавания. Против кого предпринята такая мера предосторожности? Все эти вопросы от имени социологов я и предлагаю обсудить.

Рай-на-задворках.

Из дневника Сержа Арно. (Катушка V)

Чей же это портрет? Просто жутко становится от сходства двух рас, разделенных более чем тридцатью парсеками. Сходные природные условия порождают сходные организмы, это понятно, но не объясняет портретного сходства меня и этого давно умершего двойника. Очень интересно перевести надпись с обратной стороны портрета, говорят, в группе Светланы читают местные тексты с листа. Но ответить на вопросы, которые мне непременно зададут, я не смогу. Я не знаю ответа, зато знаю. что планета влияет на меня сильнее, чем на остальных. Под этим влиянием я совершаю поступки, мягко говоря, мне несвойственные. Отсюда - маячок. Видимо, Варнис полагает, что это влияние не случайное. И теперь - портрет. Я предполагал, что собака зарыта в моем детстве.

Мамины (или папины?) картины производили на всех гипнотическое впечатление, а я жил среди этих пейзажей. Допустим - гипноз, которому я подвергался долгие годы. И проявился он только здесь. Это многое объясняет, но портрет?..

Если бы я твердо не знал, что появился на свет через несколько лет после ухода отца из косморазведки... Например, вымирающие остатки населения - и Петр Арно. Последний ребенок планеты, вывезенный на Землю... Но мелочи... Проблемы перевозки младенца на одноместном разведчике, послеполетный карантин... Кстати, в эту гипотезу укладывается и портрет - скажем, прадедушка... Какова вероятность войти в один из тысяч домов и оказаться у себя? Чем больше я вглядываюсь в портрет, тем больше убеждаюсь - тут не просто сходство. Этот человек моя копия, или я - его? На моем лбу две небольших морщинки, что с ними будет лет через двадцать? Вот они, резкие и длинные, перечеркнули лоб человека на портрете... Надо сделать мой портрет в том же ракурсе и совместить с этим. Впрочем, и так ясно, что все совпадает, за исключением контуров на заднем плане. Да это же силуэт здания! Огромное, с башнями, шпиль посередине... Да, оно расположено во втором Городе, в самом его центре. Если лицо на портрете изображено на фоне этого здания, значит, они связаны? Я немедленно еду туда. И даже порадую Варниса, захвачу его маячок...

Да, это оно. Предполагают, что здесь размещалось правительство планеты. В одно-, двухэтажных городах подобные размеры настраивают, по меньшей мере, на почтение. Однако мною владеет скорее робость, страх перед открытием.

Звук шагов отражается от стен, словно за тобой или наперерез тебе кто-то идет. Вот выйдет сейчас из бокового коридора и скажет: "Ты что здесь делаешь?" А действительно что?

Справа и слева ряды дверей, за ними столы, диваны, какие-то предметы. Цивилизация погибла и все это уже никому не понадобится. Разве что для показа школьным экскурсиям? "Вот это, дети, остатки цивилизации на планете "Рай-назадворках". В таких домах они жили, так ели, так спали. А вот это портрет типичного жителя планеты. Ой, простите, это же я держу портрет члена экипажа космолета "Алена", Сержа Арно. Вечно чтонибудь напутаю!"

Я бы, например, не поселил в такое здание правительство. Величие в нем только снаружи. Внутри же бесконечный коридор с одинаковыми дверьми наводит тоску. И только одна дверь резко отличается от остальных. Она выше, шире и лучше сохранилась...

Дверь не заперта, за ней анфилада комнат. Все как и за другими дверьми? Нет, пожалуй, если там просто запустение, то здесь скорее разгром. И каждое следующее помещение разгромлено свирепее предыдущего. Мебель перевернута, стекла разбиты. Самая последняя комната, вероятно, кабинет - огромный письменный стол, пара кресел и столик в углу. На столе ничего, кроме переговорного устройства какая-то модификация видеофона, распространенного на Земле сто лет назад. Судя по величине стола, в этом кабинете сидел руководитель высокого ранга. Он садился, тыкал пальцем в кнопку устройства...

А, черт!.. С чего бы переговорному устройству быть под напряжением? Очевидно, остатки автономной системы энергоснабжения.

В этой комнате явно что-то искали. Все стены буквально изборождены рваными следами ударов. Искали и, по-видимому, не нашли. В ударах видна система: больше всего их на правой от меня стене, под потолком и посередине... Похоже, они не случайно туда метили, там что-то есть, какой-то прямоугольный контур. Жалко, нечего придвинуть к стене, посмотреть на это поближе. Кресло просто неподъемное или же прикреплено к полу. Вот отсюда, пожалуй, видно лучше всего. Квадрат пола, на котором я стою, даже под слоем пыли отличается от других по цвету. А как здесь тихо! Любой щелчок... Щелчок? В стене приоткрывается отверстие и что-то высовывается: объектив? дуло? Я головоломным прыжком оказываюсь за столом, уже в полете соображая, что на планете нет оружия. Или не было до сегодняшнего дня? Все же это объектив. Через секунду он скрывается. Интересно, куда передано изображение моего растерянного лица? Часть стены толчками подается назад, внутрь, и медленно, со скрипом отходит вбок. Что-то заедает, она дергается и замирает.

За стеной комната, со столом, переговорным устройством, низеньким широким диваном, парой кресел и... я не сразу заметил за экраном череп и кости рук. Здравствуйте, хозяин! Мне больно смотреть на эти властно лежащие на столе кости. Я перевожу взгляд выше. Над столом, довольно высоко, - портрет. Наверное, это хозяин кабинета, он снят за письменным столом в соседней комнате. Глаза серьезные, посадка свободная, в одной руке плод распространенного здесь дерева, другая лежит свободно. Но самое главное, что этот человек - я. Теперь понятно, почему дверь меня пропустила, а тех, кто колотил по стенам нет.

Я спокоен, я спокоен! Я один в давно покинутом здании. Мне ничто не угрожает. Я спокоен. Спокоен?.. А вы держали когда-нибудь в руках собственный череп?

Только теперь я замечаю положенную среди стола блестящую полоску со знаками, что-то вроде металлической, очень тонкой фольги. Насколько я понимаю, она лежит текстом к двери и, значит, предназначена вошедшему. Что же ты хотел сказать мне, предок?

Дорога.

Первый год Возвращения. РЕАНДА

Видит Ур, он этого не хотел. Когда кон Аман сказал: "Видит Ур, я этого не хотел", - Морт осудил его. Сейчас некому осудить последнего Учителя на Дороге. Да и сама Дорога подошла к повороту, за которым пустота, ничто. Да свершится твоя воля, Ур! Великий Болл создал учение, дополняемое и развиваемое веками. Ему же выпала миссия, равная миссии Болла. Болл учение начал. Морт его завершит. Великий Аман увел преданных в подземелья, но слишком многие остались. Идущим не удалось смягчить гнев Ура. Может, еще не поздно разбудить неофитов и даже этих... ложнобессмертных. Но где твой знак, Ур?

Морт окинул взглядом сомкнутые ряды. Последние, верные из верных, сохраненные им до конца. А зачем? Даже появись знамение, он уже не в состоянии пробудить всех. Идущим некогда было делать белые кубики. В глубине души Учитель надеялся, что у ложнобессмертных такие кубики есть. Разве мог он предположить, что и они не подготовились? Воля, воля Ура! Свались сейчас с неба тысяча кубиков, оставшиеся в строю не успеют разбудить всех. Двое суток - и сон становится необратимым. Прошло около полутора!..

Неужели великий грассианин кон Морт погубил целую планету? Как же глубоко Рук проник в души грассиан! Когда колонны неофитов блокировали дома Перехода, их забрасывали камнями, вырывали посохи, оскорбляли! Заблудшие хулили Учение, кто-то сломал драгоценный символ - посох Болла! И тогда неофиты достали кубики.

Разве не он, Учитель, внушал им, что на все воля Ура? Вот и исполнилось по слову его, пошли колонны, погружая в сон всех, кто встречался, уничтожая все, что напоминало о происшедшем с момента Разделения. Книги, документы, портреты ненавистного Ропура, статуи. Только одну, напротив храма, на месте бывшего главного входа, оставили в назидание. Но кому? Коны-ученые из Идущих присоединили к статуе механизм. В полдень она должна поворачиваться, бессильно и злобно глядя на торжествующую громаду храма. Почему же такова твоя воля, Ур? Разве будет торжествовать пустой храм над статуей? Разве не одинаково бессильны и злобный взгляд Фиера и гордый взлет шпиля?

В подземельях хватало "Несущих жизнь", чтобы возродить Грассу, но на все была воля Ура. Когда неофиты стянулись к центрам, оттуда последовал ответный удар. Разве знал кон Морт, что излучение кубиков не пробивает защиты? Почему его не предупредили? Где это ничтожество кон Мал? Воплощение смрадного дыхания Змея, где он ползает по светлому лику Грассы? Неужели и он не знал, что излучение впитывается в почву? Кон Морт вывел наружу своих вернейших, а через несколько часов гибельный сон просочился внутрь подземелий и там сейчас такая же тишина, как и здесь. И это твоя воля, Ур?.. Ни одной "Несущей жизнь" нет в рядах вышедших с ним неофитов. Некому более возродить жизнь на Грассе. Есть только несколько белых кубиков, они смогут пробудить немногих... Но зачем? Может быть, расчищается путь новым грассианам, может быть, это и есть Дар? Дай знамение, Ур!

Но неужели те, в центрах, останутся безнаказанными, они, расколовшие и погубившие Дорогу! Как понять твое молчание, Ур? Для чего ты оставил меня бодрствовать?

Первым годом Возвращения назвал я этот год. Может быть, теперь, завершив путь, грассиане снова обретут Дар? А иначе в чем воля твоя? Возрождение придет не из проклятых центров. Он, кон Морт, окружит их кольцом верных и будет ждать. Ученые выйдут, обязательно выйдут - и везде настигнут их стрелы Ура и его, кона Морта, воля. Твоя великая воля!

По рядам неофитов прошла легкая рябь. Шевеление становилось явственней, до Морта долетел шум. Кон Морт поднял голову, замершие под его взглядом неофиты сдерживали кого-то, рвущегося сквозь строй. Учитель поднял руку. Ряды расступились, из строя вылетел человек, не удержался на ногах н рухнул на камни лицом вниз. Серый кубик вылетел из его руки упал к ногам кона Морта. Упавший был худ и оборван, что-то знакомое увиделось в нем Учителю. Носком сапога Морт помог ему перевернуться. Лицо лежащего было разбито ударом о камни, но Морт сразу узнал его. Это был кон Мал. Виновник всех несчастий Грассы! Вот он, окровавленный и оборванный, у его ног! Из разбитого рта вырывались какие-то звуки, кон Морт наклонился, чтобы лучше слышать.

- Это ты... это ты должен заснуть, убийца. Центры еще стоят, оттуда вернется жизнь, оттуда...

Мал говорил еще что-то, но кон Морт, охваченный радостью, уже не слушал. Он понял - Ур дал знамение! Ур остановил преступную руку Мала, уже готовую сжать кубик. Ур прервал его бег - не в центре, а здесь, у подножия кона Морта, Учителя. В этом знак и повеление. Ученые не выйдут из центров. Я понял. Да свершится воля твоя над твоей Грассой!

Дорога.

35 год Свершения. III научный центр вблизи ОРТЫ

Единственно, чего еще не понимал кон Ропур, это зачем ученые привезли его сюда. Он, Ведущий, должен был погибнуть - он уже погиб в каждом из спящих сейчас грассиан. Как же много оказалось его, кона Ропура - в каждом из грассиан, и еще что-то осталось!

Слава Уру, у него не было детей - Грассе больше не нужны коны Ропуры. Что Морт? Морт - фанатик. Разве пробовал кон Ропур остановить неофитов, разве искал к ним пути? И почему, почему он не принял мер к защите своего народа?.. Ты запретил насильственную смерть на Грассе, о мудрый Болл! Взгляни же на дело рук моих по слову твоему! Как получилось, что верные Учению - и нарушили главный завет? И как получилось, что мы, преступившие, оказались ему верны? Зачем же все-таки привезли его сюда?

В дверь тихонько постучали. Кон Ропур махнул рукой. Разве этот старик в кресле кон Ропур? Разве он Ведущий? Разве есть еще грассиане, которых нужно вести? Ну, пусть войдут.

Кон Фиер приветствовал Ведущего традиционным "Ровной Дороги" и, пораженный, остановился. Ропур, который уже давно не улыбался захохотал каркающе, кашляя и задыхаясь.

- Вам плохо, Ведущий? Может быть, воды?

- Воздуха! - Кон Ропур справился с хохотом, еще продолжая всхлипывать. - Какой "Ровной Дороги", кон? Дороги куда? Неужели не видите, что мы уже пришли?

- Не говорите так. Ведущий. Грасса бессмертна!

- Грасса - да. Но не грассиане. Слушаю вас, кон ученый.

- Я пришел, чтобы проводить вас в лабораторию. Ведущий, необходимы кое-какие исследования.

- Исследуйте себя или тех, спящих. Я привел Грассу туда, куда привел, и останусь с ней здесь.

- Это ваше право, Ведущий. Вы хотите до конца выполнить свой долг, а мы хотим выполнить свой. Мы хотим возродить Грассу.

- Грассу? Разве что грассиан. Наука - еще не все, кон. Каждый грассианин не только существо, но и сущность - вера в Дар. Теперь уже невозможно возродить веру!

Кон Фиер помедлил. То, что он собирался сказать, пугало его самого.

- Скажите, Ведущий, может ли существовать вера без ее носителей? Возможен ли Дар, если нет грассиан?

- С этими рассуждениями, кон Фиер, вы лучше обратитесь к Учителю, а я устал. Я стар, кон Фиер.

- И все-таки, Ведущий, выслушайте меня. Мне очень важно, чтобы вы меня выслушали!

Кон Ропур закрыл глаза. Пусть Фиер понимает это как знает. Закрытые глаза - и согласие слушать и несогласие. Пусть решает Фиер. Так, с закрытыми глазами, Ропуру казалось легче выдерживать высокий режущий голос Фиера. Он не отстанет, нет. Было бы глупо думать, что он отстанет. Это кон Ропур знал еще по его отцу. Тот никогда не останавливался на полпути, не остановился и на лестнице, докатился до самого низа.

- Вы отослали меня к Морту, Ведущий. А ведь он мертв! И все они там на поверхности и в подземельях мертвы. Я это знаю, и вы тоже знаете.

"Во имя Ура! - подумал Ропур. - Что сделали мы с собой? Еще недавно одна мысль о подобном свела бы с ума половину планеты. А вот он говорит: "Мы убили грассиан" - и не падает в обморок, не сходит с ума. И я слушаю, но не плачу, а только чувствую огромную усталость. О, мудрый Болл, предсказала ли тебе твоя мудрость во сколько дней планета отречется от Заветов?"

- Ведущий, - продолжал Фиер. - Мы можем пробудить какую-то часть грассиан, не всех, кон Ропур, не всех! Вот только стоит ли? От вашего слова будет зависеть решение. А от этого решения судьба Грассы.

- Зачем вам мое слово? Кому нужен Ведущий на планете, населенной только учеными?

- Пока мы живы - мы грассиане, а вы наш Ведущий.

"Я уже принял одно решение. - безнадежно подумал кон Ропур. - Разве моя была воля?" - Я слушаю вас, кон.

Тон последней фразы Ропура не был тоном Ведущего. Но сама фраза звучала официально. Быстрой походкой кон Фиер обогнул стол и включил информер.

- Все центры Грассы слышат то, что скажу я, Ведущий. Они должны услышать и ответ.

- А я узнаю, что думают другие коны-ученые? - спросил Ропур. Снова, волею Ура, ему придется решать. И снова ответственность падет на него. Кто бы знал, как ему не хочется брать ответственность на себя!

- Конечно, кон Ропур. Вы сможете поговорить с любым. Нас не так уж много, нас всего триста.

- Двести девяносто девять, кон Фиер!

Фиер схватил информер: - Почему? Кто говорит?

- Шестой центр. Один из нас отправился в город, он сообщил, что колонна неофитов скрытно располагается вокруг центра. Сообщение внезапно прервалось. Очевидно, неофиты отказались от штурма и блокировали нас. Если мы не применим излучение...

- О силы Рука! - Фиер даже не скрывал потрясения. - Как этому фанатику удалось их уберечь от нашего первого удара?

- Видимо, в момент излучения неофиты находились в подземелье и вышли прежде, чем излучение впиталось.

- Спасибо. - Кон Фиер внезапно успокоился. - Будьте осторожны. Не выходите за пределы защиты.

- Предлагаем еще раз нанести удар, - настаивал информер.

- Нет! - с яростью закричал кон Ропур. На Грассе еще есть грассиане и он все еще Ведущий. - Нет, запрещаю!

Кон Фиер наклонился к информеру: - Слышали? Мы обсудим этот вопрос, кон.

- Не будем обсуждать! - властно сказал Ропур. Но то ли он был уже не тот, то ли Фиер стал не тем...

- Хорошо, не будем. Но вы выслушаете меня. Просто выслушаете и потом примете решение. Но только выслушаете внимательно, до конца. Кон Ропур кивнул. Решение за ним - к чему лишние слова!

- Ситуация такова. В центрах двести девяносто девять грассиан. Из них двадцать - женщины. За пределами центров гвардия Морта самые-самые. Разговаривать с ними бессмысленно, они не вступят в переговоры. Единственный способ снять блокаду - усыпить их одновременным ударом.

- Нет, - сказал кон Ропур. - Запрещаю!

- Я еще не кончил, Ведущий. Численность ученых и соотношение полов не позволит нам удержать жизнь на планете.

"Я тоже вымру в одном поколении, но хочу дожить, зная, что прекрасные просторы Грассы не безлюдны", - подумал кон Ропур.

- Казалось бы, единственный выход - пробудить достаточное количество грассиан, выбирая главным образом женщин. Сколько успеем.

- Ради шанса спасти сотню грассиан уничтожить тысячи?

- Я сказал "казалось бы". Но увы... Мы проводили опыты... Удар, нанесенный из всех центров, охватит всю планету. Спящий, попавший под повторное излучение, в девяноста случаях из ста уже не проснется. Есть предположение, что у проснувшихся уже не будет детей.

Информер донес слитный гул голосов, а кон Ропур почувствовал огромное облегчение. Он все-таки доживет со своим народом! Даже этих, вокруг центров, он ощущал как свой народ. А голос Фиера набирал силу.

- И это к лучшему, кон! Видит, Ур, я не кощунствую. Грасса погибла. Дорога окончилась. Возроди мы часть населения - смогли бы они жить на такой планете? Куда деть память о родных и близких, знакомых и друзьях? Вы сможете жить с такой памятью, кон?

- Значит, все оставить, как есть? - Ропур не понимал, чего ради Фиер так много говорил.

- Нет, Ведущий. Слишком прекрасна наша планета, чтобы остаться без разума.

- Вы противоречите себе, кон.

- Возродить - но не сейчас. А через сто, двести, триста периодов. Даже нет. Сделать возрожение возможным. И пусть Ур решит, быть ли грассианам на Грассе!

- Как это через триста периодов?

В глазах Фиера полыхнул огонь. И Ведущий понял, что согласится, снова согласится - и сделает все, чтобы воплотить замысел в жизнь, чем бы это ни оказалось.

Рай-на-задворках. ДОЛИНА ЭДЕМ.

Из дневника Сержа Арно. (Катушка VI, реконструкция)

Кто я? Этого не может быть, этого не должно быть! Кон Ропур, Ведущий, лжет, лжет!.. Я помню каждую родинку на маминой руке, каждую складку на лице отца. Зачем я учился этому мерзкому языку? Три часа под гипноизлучателем, чтобы узнать... Нет, нет и нет! Позвольте представиться - призрак, привидение, нежить: бывший механик исследовательского космолета "Алена", бывший землянин Серж Арно. Последний грассианин и наследственный глава мертвой планеты. Не потребовать ли от Стаса официальной делегации? Или объявить землянам войну, благо боевая машина со мной? Эх, кон Ропур, Ведущий!..

С утра все, кроме дежурной смены, собрались на "Курорт" около Города. Что мешало прочитать эту табличку раньше? Чужая планета или мой дом? Где грассианин, а где землянин? Подлая ловушка для всего живого - вот что этот Дар! Благодарю, Ур, или как тебя там, Болл! Спасибо и тебе, предок... Нет, этого просто не может быть. Он пошутил, вот и все. Хотя какая же шутка, если я, рожденный за многие миллионы километров отсюда, - его точная копия? И послание - вот оно, оно же существует!

"Здравствуй, потомок! Узнал ли ты уже правду о своем происхождении? Проклинаешь ли наше коварство? Все равно - здравствуй, потомок. Ты непременно будешь среди тех, кто придет на место ушедшего с Дороги народа. Это клятвенно обещал мне кон Фиер. Не сразу, после мучительных раздумий, - я согласился, хотя должен был отказаться. Что-то непонятное и нечестное в центрах, поджидающих грассианоподобных. Уж не посягнули ли мы на волю, более высокую, чем воля Ура, уж не замахнулись ли мы на чужую Дорогу? Почетна миссия пройти Дорогу до конца, стократ почетнее возродить, нет, основать еще одну новую, в бесконечной Вселенной. Но почему-то многие отказались, и мне, последнему Ведущему, отказаться бы вместе с ними. А я не смог, я должен участвовать в возрождении Грассы, я, приведший ее к концу. Это была прекрасная планета, потомок, и мы были добрым, трудолюбивым, веселым народом. А как чудесны легенды Учения, как мудры заветы Болла! Переведите их на свой язык. Как певуча и торжественна была наша речь изучите ее. Мы имеем право на возрождение. Но почему я уверен, что все будет так? Не слишком ли мал шанс? Сделано все, чтобы центры работали максимально долго. Но не вечно же... И если вы придете, это станет первым знаком правильности и доброты наших намерений. Ибо суть заветов Болла - доброта, и разум иным быть не должен. В это я верю. Прости меня, потомок, если считаешь, что я не прав. Доброй Дороги тебе и твоему народу, если не захотите возродить наш. Кон Ропур, Главный Ведущий".

Вот так. И это славный народ, мои предки? Устроить ловушки, в которые можно свободно проникнуть и подвергнуться перестройке генетического аппарата? Заложить мину в организм ничего не подозревающих разумных существ, сделать их детей не их детьми! Теперь я понял своего отца. Об этом предупреждали картинки в пещере, поэтому он сторонился людей, поэтому не хотел жениться. Как тщательно искал он во мне грассианина! Они многое предусмотрели, эти Ропуры и Фиеры, но все-таки ошиблись. Я землянин, а не грассианин. У меня земные мать и отец. Моя дорога - дорога Земли! Скажи они честно - мы погибли, но можем возродиться, помогите! Рискнули бы мы? А ведь наверное, рискнули бы!..

Нет, так нельзя. Я, Серж Арно, землянин. Я должен предупредить своих. Решать - дело Земли. А я обязан предупредить и все. Я, слава Уру, не Ведущий!

- "Алена", "Алена", говорит Серж Арно, прошу срочного соединения с координатором... Варнисом... Чандром... Где? И уже нет связи? Отзовите их обратно. Чрезвычайно важно.

Все... Впрочем, я еще могу успеть. Конечно, кто-то уже мог получить свою долю воздействия, но руководители первый раз выбрались на "Курорт". Стоп, а чего бояться? Что они не вернутся на Землю? Вернулся же отец. Хотя какой смысл задерживать его одного? Другое дело космолет - целый город. Ведь расчет был на взрыв в поколениях! А я уверен? Может, это еще и внушение? Ладно! Ты выполнил свой долг перед Грассой, предок, а я выполню свой перед Землей. Мы не будем решать вашу судьбу тайно, мы сделаем это явно. Так будет честней. Однако, если я копия Ведущего, он был неплохим парнем!

Давай, "Тигрик", жми! Они, конечно, оставили все у входа и связи нет, но, может быть, успеем. Вот и купол, вот вход. Проклятая защита! Ясно видна вся их группа у здания (точно как на картинке в пещере). Они так сосредоточены, что даже на обращают внимания на приближение боевой машины. Не входите! Не входите! Я не успеваю, не успеваю позвать... Да не входите же в дом! Но у меня есть боевая машина... Залп... Нет. не помогает! Я должен успеть! Значит - полем о поле, защитой с защиту... Ровной Дороги, "Тигр"!

Рай-на-задворках. ДОЛИНА ЭДЕМ.

Исследовательский космолет "Алена"

Это был кошмарный сон. Они стояли у входа в красивое трехэтажное здание с параболическими зеркалами на месте окон второго этажа. Зеркала тянулись вдоль всего фасада, как пояс. Кто первым обратил внимание на то, что наклон этих зеркал неодинаков, а плавно меняется от торца к торцу? Ах да, он сам, Комаров. Кажется, он собирался предложить какую-то гипотезу, но не успел. Первой заметила боевую машину Стен.

- Смотрите. Арно, - крикнула она.

Теперь Стас вспомнил, что Варнис облегченно вздохнул. Тогда он не придал этому значения.

Силуэт машины, ослепительно четкий на фоне гор, нарастал стремительно. Стас подумал, что если Арно так лихо пронесся через город, ему придется отвечать. Нет, сколько можно прощать? Особые полномочия - это много, но у координатора тоже есть полномочия...

- Смотрите, смотрите! - пронзительно закричала Светлана. Станислав успел заметить все: и поворот головы Чандра, и мгновенный рывок Варниса, и отчаянно выброшенные руки Светланы. Ослепительно сверкнула молния, изогнулась, повторяя изгиб купола, и ушла в небо.

- Бесполезно. - прошептал Варнис.

Машина сделала стремительный поворот, словно прыгнула вбок и скрылась за мерцающей радужной пеленой - Серж включил силовую защиту.

Внутри купола было тихо. Космолетчики знают, как ревут двигатели боевой машины на форсаже, а кто хоть раз слышал залп излучателя, не забудет этого никогда. Но для стоящих у крыльца все происходило беззвучно и от этого еще страшнее. Вслед за молнией Арно пошел на таран.

Под куполом нарастал пронзительный вой, мелко задрожала почва. Краем глаза Стае заметил, как рухнула часть карниза. Силуэт боевой машины терял четкость - защита утолщалась в месте атаки. Земля по линии соприкосновения с защитой вспучилась и поползла, как ленивая морская волна. Боевая машина бросалась на защиту, давила ее вниз, загоняя в землю. Снова молния, еще одна... еще... Варнис первым преодолел оцепенение и побежал, размахивая руками.

- Мы видим, мы возвращаемся!

Но было поздно. Инструкция запрещает пользоваться излучателем из-под силовой защиты более двух раз подряд. На мгновение машина стала видна снова, потом радужная пелена окружила ее, словно распираемая изнутри. Огромный столб земли, травы и того, что когда-то было Сержем Арно и боевой машиной, взвился в небо. Под куполом потемнело: выброшенная взрывом земля, рухнула на него сверху. В остолбенении Стае смотрел. как она медленно сползает по куполу, снова открывая ясное синее небо. А потом он услышал тонкий звон падающих осколков зеркал, разбитых вибрацией, и невероятно громкий плач Светланы Стен:

- Вот вам особые полномочия, вот вам "не мешать"! Это вы убили его, вы!..

Разведчики тщательно собрали все, что осталось на месте взрыва. В том числе и часть катушек с дневником: ирридиевая пленка - вещь чрезвычайно прочная. Вечером они слушали быстрый голос механика. Странно и жутко звучал он теперь... Еще до того, как Варнис, Чандр и Стен пришли в его каюту, Станислав отдал приказ свернуть все работы на планете. Корабельный мозг полностью согласился с его решением.

Когда голос Арно захлебнулся на последнем хрипящем: "Ровной Дороги...", тишина показалась еще более громкой.

Пока катушка звучала, Чандр ерзал в кресле и негромко гудел в бороду.

- Собственно, мы уже... - начал он. Но его прервал Варнис:

- Собственно, скажу я. Думается, я могу осветить некоторые темные места. Общий ход моих рассуждений был предрешен заранее, еще в Совете. И учтите, я должен предупредить, что эти сведения разглашению не подлежат.

- Ого! - иронически сказала Светлана. - Когда-то это называлось детективом. В Совете их читают?

Если Стен хотела вывести Варниса из себя, это ей удалось.

- Детектив рассказывал о преднамеренных нарушениях закона. заговорил он голосом шлюзового контрольного автомата. - Строился по законам логики и, по сути, был решением логической задачи. Это первое. Второе: предками были разработаны комплексы мер, направленные на предотвращение разглашения информации, могущей нанести вред государству. Это отпало с исчезновением государства. Но информация может нанести вред обществу в целом или отдельной личности. Тут тон Варниса сменился на вкрадчивый. - Ведь психологически и биологически мы не так уж отличаемся от предков, не правда ли? Вот потому определенная информация, не носящая общественного характера и могущая нанести вред личности, должна быть известна только тем людям, которым она необходима для осуществления их деятельности.

- И Серж Арно именно такой случай? А какой это умник решил, что мне, руководителю психологов экспедиции, информация об ее члене не необходима для деятельности?

Комаров даже не подозревал, насколько ядовитой может быть обаятельная Светлана. Варнис смешался.

- У нас не было уверенности... Я должен был сообщить вам в крайней ситуации...

Стен бросила на него уничтожающий взгляд и отвернулась.

Дальнейшее Варнис рассказывал торопливо, словно стараясь избавиться от того, что знал.

- Началась эта история сразу после расформирования корпуса разведчиков. Был один случай инфекционного заболевания, проявившегося через семь лет, были и другие случаи. Чаще всего разведчики замыкались, отличались странностями. Их никак не ограничивали ни в выборе места жительства, ни в профессии, наоборот, всячески помогали вживаться. Однако у жизни в широком смысле слова неограниченный спектр возможностей, и мы в состоянии только реагировать, но не предусмотреть все меры защиты. И тогда был разработан проект "Око".

Чандр издал звук, средний между шипением голодного питона и рыком прогреваемого двигателя космоскафа. Но Варнис сбить себя не дал:

- Мы разработали полную защиту от всех мыслимых покушений на нашу жизнь, психику и т. д. Конечно, большинство допущений маловероятно, но не невероятно вообще. Короче говоря, элемент проникновения в глубокий космос уменьшается только нашей способностью быстро разглядеть и эффективно отреагировать. Отсюда - строгости корабельного устава, послеполетный контроль и, наконец, - отсюда проект "Око", то есть защита информации.

Вероятность того, что косморазведчик несет потенциальную опасность для человечества, - невелика, но все же, как ни мало в этом приятного, им приходилось быть под наблюдением. Например, к каждому прикреплялся специально подготовленный врач. Конечно, брак Петра Арно и его врача предусмотрен не был, но мы в Совете посчитали, что вреда это не принесет. Врач обязан выходить на Совет только в случае каких-либо явных отклонений, а в остальном взаимоотношения строились, как обычно.

Первый неопределенный сигнал мы получили, когда Серж вышел из космошколы на флот. По сообщению Анны, Петр Арно полагал, что на планете, названной им "Рай-на-задворках", его генетический аппарат подвергся перестройке с целью превращения его потомства в подобие местных жителей. Но доказательств, кроме воспоминаний о каких-то картинах, он не имел.

- Те, которые разрушил Серж в пещере? - вспомнил Комаров.

- Очевидно. Выглядело это не очень серьезно, но мы подняли материалы Петра Арно. Сами понимаете, один разведчик на всю планету не в состоянии дать полного отчета о положении дел. Были описания, образцы растительности, минералов. Были общие схемы механизмов, но ничего, что подтверждало бы опасения. Вот здесь, наверно, крылась наша ошибка. Правда, Анна Арно, талантливый человек и умный врач, указывала на одну деталь... Петр Арно часто ставил сына перед собой и бормотал: ну, вылитый, вылитый... Теперь можно с уверенностью сказать, что он имел в виду Ропура. Мы, правда, нашли только два его достоверных портрета, но ведь осмотрен досконально всего один Город!

После сообщения Анны мы тщательно исследовали Сержа Арно под видом обычного предполетного осмотра, но включили туда некоторые специальные исследования. Ничего. Впрочем, можно так вмонтировать генетическую мину, что она взорвется, скажем, во втором поколении. Исследование после первого полета Сержа дало тот же результат. Мы успокоили Анну и перестали приглядывать за Сержем, пока аналитический центр Космофлота не включил его в список экипажа "Алены". Дело в том, что в память Центра не вводились данные по проекту "Око", они были лишь в нашей машине. Вводить их в Центр космофлота - значило посвящать новых людей.

- Конспираторы, - непримиримо пробурчала Стен.

Варнис дернулся.

- Тогда Анна проявила бешеную энергию. Она протестовала устно и письменно, неоднократно порывалась поговорить с сыном. Но мы считали, что совместная жизнь с Арно выработала и у нее некую предвзятую идею. Все же кое-кто в Совете заколебался... Поймите и нас. Если существовало такое воздействие, оно неминуемо должно было проявиться. Но когда и как? Оно несло потенциальную опасность для человечества, и мы не могли не использовать шанс раскрыть ее. Не имели права. Поэтому я пошел в этот рейс, поэтому настоял на предоставлении Арно полной свободы. Но я никак не ожидал такого конца. Впрочем, правильность моих действий разберет специальная комиссия. А пока я передаю свои полномочия координатору.

Варнис с некоторым вызовом посмотрел на Светлану Стен и протянул Комарову жетон. Станислав взял его и почувствовал холодную тяжесть небольшого кружка. Он повернулся к Чандру.

- Серж был прав, считая, что генетический аппарат многих из экипажа уже мог быть перестроен?

Чандр совершил несколько колебательных движений бородой и неожиданно четко ответил:

- Мы пока не имеем точных данных. Аппараты, предположительно создающие воздействие, переданы физикам.

- Другими словами, население планеты действительно можно возродить? Именно тот тип жизни, который был здесь до гибели?

- С большой вероятностью.

- Тогда я принимаю решение. Экспедиция немедленно возвращается на Землю. Срок готовности к полету - двенадцать часов.

Светлана подалась вперед - возразить, но между ней и Стасом на его вытянутой руке раскачивался жетон особых полномочий.

Дорога.

Окраина ОРТЫ

Великий Ур, это милость или кара? Он, 327 Учитель на Дороге, верил, что Ур говорит его устами. А теперь не знал - милость или кара. Кон Морт вчера вечером спустился в подземелье близ Орты. Здесь, еще в самые первые годы Ухода, на берегу маленького подземного озера была база отдыха. Потом они освоили внутреннее море и эту базу забросили. Один кон Морт любил отдыхать здесь.

Подсвеченная тусклыми лампами, вода казалась пугающе зеленой и холодной. На самом деле озеро питалось теплыми ключами. Кон Морт обдумывал здесь свой последний, решительный шаг. Оказавшись вблизи Орты, он просто не мог удержаться от соблазна посидеть на берегу и подумать. Когда утром Морт поднялся на поверхность, отряд неофитов спал: на рассвете ученые нанесли свой удар. Морт не стал проверять другие отряды - все было ясно. Милость Ура или кара - вот последнее, что занимало его в это утро. уже не первое в его одиноких скитаниях.

Как прекрасен был восход! Давно Морт не слышал такой ликующей тишины. В подземелье, на берегу озера, тоже царила тишина, но она была совсем другая - сырая, настороженная, притаившаяся в расщелинах камня. Здесь же все пело под лучами солнца, каждый листочек, каждая травинка. И голоса птиц, беззаботно распевающих на пустых улицах некогда шумной Орты, и звонкие шлепки перезрелых тугих шаров орры о землю - все это было первозданной, древней, до появления Дороги, тишиной. И где-то в безоблачном небе вечный Ур готовил Дар новым грассианам. А в сырых ущельях гор уже шевелился в яйце будущий Змей, сподвижник мрачного Рука. Приходит день - и уходит день, набегает волна - и с шипением откатывается обратно. Были грассиане - н будут снова. Великий Болл положил начало Дороге, великий Морт ее завершил. Их деяния равны перед вечностью, и он, Морт, бредет по дороге в таком же одиночестве, в каком выходил на нее Провозвестник. Хвала тебе, о великий Ур!

Морт действительно чувствовал себя повелителем этого прекрасного мира. В нем одном слились тысячи и тысячи Идущих, оставивших тем, кто придет, ухоженный. чистый, ликующий мир. Сотрет время следы ушедших, стряхнет Планета камень городов, поглотит трава шрамы дорог - все так же будет сиять светило, петь птицы и звонко разбиваться о землю золотистые шары орры. Хвала тебе, Ур!

Неожиданным и отвратительным диссонансом прозвучали шаги. Чьето присутствие, кроме него, Морта, нарушило гармонию. Он сразу вспомнил еще сидящих в центрах ученых. Во имя Ура, это же несправедливо!

Из-за угла показалась фигура грассианина. Сгорбленный, опирающийся на посох, похожий на посох Болла, он приближался медленной, усталой походкой. И что-то знакомое показалось Морту в этой фигуре. Никогда еще Морт не был так близок к тому, чтобы возроптать - если кто-то должен уйти первым, так это кон Ропур, Ведущий. А он бредет сюда, растеряв своих ведомых! Кон Морт подтянулся, принял величественную позу и молча ждал, пока Ропур приблизится. Каждой клеткой своего жилистого сухого тела Морт ощущал желание схватить Ведущего за шею и сжимать, пока дыхание его не перестанет отравлять благоухание мира. Еще лучше подошла бы стрела, которую Ур метнул в Змея. Вот это полностью завершило бы круг.

- Ровной Дороги, Учитель, - кон Ропур подошел совсем близко.

Морта поразили его слова. Бесконечное спокойствие слышалось в голосе Ропура, и глаза его глядели с твердым спокойствием.

- Какой Дороги, несчастный? Куда Дороги? Где грассиане?

- Они придут.

- Что значит "придут"? - Морт утратил монументальность и изменил позу. - Новые грассиане пойдут по новой Дороге, а ваш прах развеет ветер, размоет дождь, поглотит земля.

- Наш прах, Учитель. Но мы же и останемся. Не все, но останемся. Я прошел долгой дорогой от Реанды до Орты. Я прошел пешком, Грасса прекрасна. Найду ли я ее такой, когда вернусь? Тебе легче Учитель, ты не вернешься.

Страшное кощунство творилось ь опустевшей Орте. И, всего страшнее, кон Морт чувствовал, что слышит правду. Он молча ждал.

- Я сложил сказание, пока шел. Я не Болл. может быть, ты, Учитель, единственный, кто услышит это. Разными дорогами, но к единому концу пришел наш народ. Да и как иначе - ведь мы дети одного отца, Ура, и одной матери - Грассы. Тебе будет легче умирать, Морт, если ты узнаешь, что наш народ все же бессмертен. Слушай.

Вечна Дорога, н вечно на ней обновленье.

Кто ты, пришедший из дали влекущей Вселенной?

Кто ты, дитя искрометной н радостной жизни,

Вскормленный силой чужого для Грассы светила?

Ревностно небо к рожденным его синевою,

Встанет Земля на защиту рожденного ею.

Смеем ли мы отбирать эту теплую искру,

Дар незнакомых и чуждых для Грассы богов?

Все же приди, помолчи над ушедшею жизнью,

В Центр ступи, сохраненный от гнева столетий.

Это не зло, а покорная просьба народа,

Брата по жизни, столь редкой в просторах Вселенной!

Если действительно вечно над нами Светило,

Если действительно разум - его порожденье,

Искорку жизни, угасшей на этой планете,

В дом свой возьми н дыханием теплым раздуй.

Видишь дитя? Полюбуйся прекрасным ребенком,

Вслушайся в лепет, возьми его пальцы в свои.

Верю, что жизнь не допустит погибели жизни.

Верю, полюбишь - и наш возродится народ!

- Что это? - прошептал Морт. - Что это значит?

- Рано или поздно на Грассу придет иная жизнь. Иная, но подобная. И в ней возродятся грассиане. Вот и все. Прощай, Учитель. Жаль, что не будет на новой Грассе нового Морта. Как будет не хватать его моему потомку! Я встречу свой конец во Дворце. Ты остаешься один, Морт. Ровной тебе Дороги!

Кон Морт не пытался задержать уходящего Ропура. О, какое коварство, какой гнусный замысел! Ур, ты слышал это? Слышал и не вмешался! Да есть ли ты вообще? Невыносимо горько было кону Морту представить на воз рожденной Грассе конов Ропуров, Малов и даже Фиеров, но без него великого Учителя. Он, кон Морт, никогда не поделился бы жизнью своего народа с другим. Но это сделано, и на планете будет жизнь - без него. Не прав ты, Ур...

Кон Морт не запомнил дороги, он очнулся только у храма, прямо напротив входа. Он стоял, напряженно выпрямившись, вслушиваясь и вглядываясь. Пусто было в Реанде. Сзади раздался шорох. Кон Морт обернулся - статуя Фиера повернулась к храму и бросила на Учителя грозный взгляд. Вот она, кара - каменный Фиер смотрит на жалкого Учителя, бестрепетно и сурово смотрит на храм.

"Интересно, - подумалось Морту, - когда грассиане возродятся, как отнесутся они к этому идолу? Простят ли ему гибель народа? И возродят ли храм?"

Легкий ветерок качнул ветви деревьев у памятника, и по каменной фигуре заметались тени. Кону Морту показалось, что Фиер поднял руку. Испугавшись, Морт метнулся в полураскрытые двери храма. Его охватил озноб. Вся Грасса была сейчас так же пуста и безлюдна, как этот храм. Придет возрождение или нет - но пока Грасса умерла. Пока не вернулся Дар - тело смертно. Такова воля Ура. Здесь когда-то обитала душа Грассы - Учение, и здесь тоже было пусто. Душа Грассы умерла, а с нею умер и он, Учитель. Даже если сейчас появится блистающий Ур с Даром в руках, - он уже не воскресит кона Морта.

Но что-то еще держало Учителя на Грассе, что-то не сделанное. Медленно, тяжелым шагом кон Морт прошел через Реанду и углубился в горы. О, если бы с обрывов сошла лавина и накрыла его, как Болла! С этой единственной мыслью он поднимался все выше и выше, пока не оказался на узкой площадке у подножья одной из скал. Длинная, в рост человека, щель прорезала скалу сверху донизу. Кон Морт узнал это место - отсюда так красиво смотрелась лежащая у ног Реанда!

Когда-то, давным-давно, были приготовлены запасные выходы - тайные. Здесь, кажется, была еще и естественная пещера, которую кон Морт приказал оштукатурить и покрасить. Да, вот она. Ощутив знакомый воздух подземелья, кон Морт подумал, что он должен предупредить. Предупредить чужую жизнь. Если Грассе суждено возродиться, она должна возродиться сама. Он уже знал, как предостеречь пришельцев, но где это сделать? В храме? Выдержит ли храм натиск времени? Что вообще способно ждать века? Только творение природы. Разве не захотят неведомые пришельцы полюбоваться отсюда видом на Грассу?

Недалеко от входа, в одном из помещений, кон Морт отыскал краски. Его даже не взволновал вид лежащих в разных позах грассиан. Чего бояться мертвому среди мертвых, о чем жалеть? Сейчас кон Морт думал только об одном - как сделать предупреждение понятным.

Завершив работу, он понял - удалось. Последняя пакость Рука ловушки в центрах - будет посрамлена. Он, Учитель, воистину завершил Дорогу Грассы. А теперь пора, народ ждет своего Учителя. Торжественный и строгий, кон Морт прикрыл за собой дверь и пошел, твердо ступая по коридору, вглубь подземелья.

Из воспоминаний Станислава Комарова, члена Совета

космонавтики, сопредседателя Объединенного комитета планет

...Я показал Светлане жетон не потому, что хотел опереться на авторитет более высокой власти. Хотя власть координатора - фикция, не понимаю, почему мы сохраняем ее? Удивительное дело, когда Ляо Ши поставил вопрос о координаторах в Совете, я, представьте себе, голосовал за ее сохранение. Было это... в две тысячи двести пятидесятом. Так вот, я воспользовался жетоном скорее из чувства неуверенности. "Бык" меня не поддержал. Для "Быка" Арно, а тем более картинки - не указ. Я бы тоже сдался, начни Светлана меня уговаривать. На Земле были недовольны, что ни одна исследовательская программа не выполнена до конца, мне с Варнисом и Чандром пришлось долго отбиваться. Но время нас рассудило. А тогда... Особенно свирепствовали физики. Я вообще перестал обедать в общем зале в то время, когда туда вваливались, врывались, впихивались молодые и злые гении. Их недовольство принимало такой характер, что мне казалось - сейчас будут бить.

На Земле, узнав о нашем возвращении, впали в панику. Если исследовательский космолет возвращался до срока - значит, беда. И пошло - запрос за запросом, чем больше я объяснял, что все в порядке, тем больше на меня наваливались. А аргументов - с гулькин нос, одна интуиция. Кстати, в положении о координаторах интуиция учтена и даже специальный параграф есть, но никто и никогда им не пользовался случая такого не было. В конце концов Варнис (он тоже со мной отбивался) не выдержал - пришел с Чандром ко мне в каюту. Стали думать, очень не хватало Светланы, но она с отлета ко мне и носа не показывала. Сказала только, что я - доказательство ее профессиональной несостоятельности: весь рейс под ее носом разгуливал потенциальный пациент, а она и не заметила. Варнис с порога предложил взять ответственность за возвращение на себя, жетон-то я ему вернул. Но я отказался: так или иначе, а решение принял я и отступать не собираюсь. До Солнечной системы уже рукой подать, и диспетчер на Луне-главной просто пеной исходит. Ему неясно, карантин какой степени нам устанавливать. И чем больше я объясняю, что обычный, тем больше он сомневается. В общем, если бы не Варнис, я, может, и назад бы повернул. Хотя потом век за топливо отчитываться, его не из вакуума добывают. В тот вечер Варнис мне сказал: - Послушайте. Станислав. Допустим даже, что у нас нет ничего, кроме интуиции. Но она совпадает с интуицией Петра и Анны Арно - это уже кое-что. И потом, если Земля не поверит члену Совета, известному биологу и тому, кого она сама облекла властью координатора, то я первый потребую всепланетного обсуждения принципов руководства!

Диспетчер Луны-главной все же усадил нас в "особый" карантин, до сих пор вспоминаю об этом с тоской. Природа изготовила людей не лучшим образом, за здоровьем приходится следить. Но так!.. Дай им волю, они всех нас разобрали бы на внутриклеточные структуры. Одни считали есть изменения, другие - нет. Во всяком случае, ничего угрожающего не обнаружили. Варнис сразу после карантина куда-то пропал, а мне только и осталось твердить, как автомату: интуиция, интуиция... До всепланетного обсуждения не дошло, тот самый параграф выручил - имел я такое право, и все тут! Время дорого, топливо дорого, но жизнь людей дороже. Есть сомнения - или разрешай, или уноси ноги! Я стоял насмерть - интуиция и параграф!

В общем, обошлось.

Потом снова в рейс. Честно говоря, хотелось бы на ту же планету. Но решили - пока остаются сомнения, экспедиций туда не посылать. Вообще есть у Совета такой пунктик - ресурсы не бесконечны, людей всего шесть миллиардов, и для каждого дел невпроворот. Мы с Варнисом заикнулись было о возрождении цивилизации, но нам в лоб: доказательства? А у нас интуиция да Серж Арно, а нам медицинский паспорт Сержа - человек, и все! Да ведь люди и грассиане похожи! А нам в ответ - в том-то и дело. Ставьте вопрос о колонизации, а не возрождении. Мы только-только Землю в полный порядок привели, солнечную систему освоили, о колонизации других планет еще всерьез не заговорили. Чандру тоже не повезло, хоть он и светило в биологии, да и портрет кона Ропура с планеты прихватил. Если, спрашивают его, вероятность подсчитать, сколько, по-вашему? Процентов десять, говорит. Ну вот, а у нас на двенадцать лет все исследовательский рейсы расписаны.

Я в один рейс сходил, в другой, стал забывать обо всей этой истории. А потом летел на отдыхи в Рабате Светлану Стен встретил. Узнали друг друга, обрадовались, разговорились. Она возглавляла Центрально-африканский институт психологии, сейчас выдвинули в Академию. Ну, конечно, Рай-на-задворках вспомнили. Тут она ни на микрон не изменилась. Тогда не верила и сейчас не верит. У нее один ученый над этим несколько лет работал - пережитки религиозного сознания неминуемо искажают картину реального мира. Вот и жители "Рая" сказку об Уре и Возрождении себе создали. Ну, а мне было не до Ура. Я по воздуху земному соскучился, по ветру в лицо. Кала - откуда я вернулся - не Рай-на-задворках, сутками из боевых машин не вылезали. Побродили мы со Светланой по городу и зашли к ней домой. Тишина, покой, птицы в саду поют, муж с детьми к морю улетел. А муж у нее, между прочим, командир разведчиков Белов. Они вскоре вернулись. Слышу, в саду возня, визг... Вбегают два мальчика - и я прямо обомлел. По младшему ничего не заметно, а старший, девятилетний, ну вылитый Арно...

- Светлана, - говорю, - посмотри. Очень на Сержа похож.

Она прямо ощетинилась.

- Серж, - говорит, - красивый мужчина был, но типа самого распространенного. Кстати, мой муж такого же типа.

Я у нее пробыл недолго. Белов, оказывается, детей высадил и, не заходя домой, махнул на космодром. Он в новый рейс готовился. Я и распрощался.

Иду пешком - и вдруг меня осенило. Какой там Серж Арно - кон Ропур! Как живой перед глазами встал.

И полетел мой отпуск в черную дыру. Первым же рейсом я в Совет. Встретил Варниса, вызвали Чандра, потребовали срочного созыва совещания. В Рабате взяли медицинскую карту старшего сына Белова, заложили в машину и получили прогноз. Чандр явился с серией стереопортретов - сейчас, в двадцать пять лет и в пятьдесят. Раскладывает их на столе, а рядом - портрет кона Ропура. Так и ахнули - один человек! Негласно обследовали всех из нашего экипажа. Дети как на подбор - ни в мать, ни в отца. Тоже доказательство, хоть и шаткое портретов-то с Рая-на-задворках больше нет. Уже о совпадении заговорили, но добрались до Скана, того, который первым на "Курорте-1" побывал. Запросили портрет его сына - вылитый Серж Арно, то есть кон Ропур!

И завертелись - споры, расчеты, дискуссии... Будь возможность помочь другой цивилизации хоть воздухом земным, хоть последним космолетом - и вопроса бы не стояло. Но отдать своих детей? Это за всю историю человечества оставалось неизменным, дети - святое, потому что - будущее. У меня, правда, еще ни жены, ни детей не было, а и то, подумаешь - не по себе. Родить и другой планете отдать, а? Но ведь родить-то здесь, на Земле, от земной любви родить, девять месяцев в себе носить - и отдать... Да кто на это пойдет? Долго спорили. Не о том - возрождать жизнь в Раю или нет, а выносить на всепланетное обсуждение или решать в Совете.

Постановили - на обсуждение. Земля на две половинки раскололась - с одной стороны, Светлана Стен и с ней три миллиарда землян, с другой мы с Варнисом - и с нами тоже три миллиарда. Когда безжизненных планет навидаешься - за каждую искорку жизни цепляться станешь, тем более, разумную, тем более, так на нас похожую. Я лично твердо верю.

Любая жизнь прекрасна. К примеру, голубой паук с Силуна. Его "демоном" называют - детей пугать лучше не придумаешь. Восемь шипастых ног, шесть хватательных впереди, жвалы - человек поместится. Взгляд красный, пристальный; с высоты четырех метров - глянет, оторопь берет. А мне на Силуне довелось его видеть живьем, он за большим пискуном охотился. И знаете - красив. От панциря голубые блики, движения четкие, но и плавные, весь стремительность, весь порыв. Хозяин! Ну уж, а Рай-на-задворках!..

Светлана со всех экранов доказывала, что нельзя считать добрым разум, способный устроить ловушки другому, что нельзя считать разумным уничтожение жизни на собственной планете. Действительный аргумент... особенно когда с детьми выступала.

- Вот, посмотрите, это наши, земные дети! Разве под тем солнцем они выросли, разве на той траве делали первые шаги? Это я ловила первый лепет, радовалась первой улыбке. Это за мой палец держась крохотной ручкой, он первый раз встал. Гуманность начинается здесь. И не может быть гуманности в космосе, если она родилась из зла на Земле!

К этому времени Чандр уже доказал бесспорное родство детей нашего экипажа с вымершими жителями Рая. Чандр же разработал способ исследования, замучил два исследовательских института, и результат подтвердил нашу правду. Но только в этом факте. К большому нашему счастью, он еще доказал, что для повторения каждое новое поколение надо облучать снова. Таким образом, от следующих генераций грассиан мы были гарантированы.

И мы победили. Как ни странно, помог нам в этом кон Ропур. Помните, в прощальном письме: "О, как прекрасны легенды Учения, как мудры заветы Болла! Переведите их на свой язык!.." По всем видеоканалам мы пустили стереофильмы о Рае и сопроводили его текстом из Учения. Эффект был потрясающий. Честно говоря, мне самому хотелось все бросить и махнуть туда первым же рейсом. А речь Варниса перед голосованием вошла в хрестоматии. Кое-что из нее я сразу запомнил и до сих пор не забыл.

"Миллионы и миллионы километров холодной пустоты. Каменные шары, вечно вращающиеся среди косматых светил, - вот он, космос, крошечной пылинкой в котором несется наша Земля. Миллионы градусов, миллиарды тонн, секстиллионы километров и лет. Что ему, необъятному, слабое тепло наших тел, жалкая паутина наших путей, миг нашего существования? Случайная игра излучения, каприз природы - и нет больше наших городов, прах от наших машин, конец нашим мечтам. Он не враждебен, нет, - он равнодушен, этот космос. Он просто неспособен заметить и оценить созданную им жизнь - слишком она мала. Куда ему спешить, холодному? Законы эволюции движут им - они медлительны. Но мы - жизнь, мы живем по законам революции. Мы мечтаем и дерзаем, поем и дышим, любим своих детей. Мы знаем, куда идем, и нас все больше, и мы все сильнее. И все чаще законы мироздания, косные и тупые, отступают перед острым скальпелем разума. Невообразима мощь космоса, но он не может изменить законы своего существования. А мы - можем. И каждый человек знает, что придет час, и разум скажет космосу - я теперь твой закон! Но для этого надо расти и расти, расширять свое влияние, заселять, обживать, строить! Чтобы все больше в холоде космоса возникало островков живого тепла, несравнимо более слабого пылающей яркости звезд и несравненно более сильного - потому, что живого!"

Мне как космонавту его слова особенно пришлись по душе, а когда он заговорил о Рае и о Серже, все прямо задрожало внутри. "Вот он, Серж Арно, герой-космонавт, погибший, защищая своих сопланетников. Высшая жертва человека- жертва своей жизни. Он хотел предупредить - и предупредил. Поступок, достойный памяти человечества. Но ведь он не человек - Серж Арно. Это доказано, это несомненно. И все же факт последний, или, может быть, первый житель планеты погиб, защищая чужую расу. Разве это поступок недоброго разума? Разве не так же поступил бы человек - и наши дети учились бы гуманизму на его примере! Серж Арно не раздумывал, бросая свою машину на силовой колпак. Что это значит, земляне? Это значит, что он не боролся со своей природой - а она совпала с земной во всем - и в подвиге тоже. Разве недостоин такой народ жить? И потом: вспомните, люди Земли:

Звезды погаснут, светила изменят свеченье,

Камень рассыплется - вечным останется слово.

Тайна сокрыта - но тайна осталась на Грассе.

В это мы верим, и с верою ждем мы Свершенья!

Они ошиблись. Тайна не осталась на Грассе. Тайна оказалась на совсем другой планете. Но вы слышите - они верили, они ждали. Где же гордость твоя, Земля? Вы говорите "отдать детей". Отдать - это пассивность, это безволие. "Послать!" - вот это достойно Земли. А еще точнее - поручить, а еще точнее - доверить! Мать гордится успехами детей. Как же должна гордиться мать-Земля возрожденной планетой! Дети, вырастая, всегда уходили в широкий мир. Но никогда еще не ждала их такая огромная, радостная, важная работа. И величайшим праздником для Земли будет день, когда через холодные, мертвые расстояния космоса протянется теплая, живая Дорога - Дорога любви и дружбы, Дорога сердечной связи двух родных народов!"

Результат превзошел все ожидания. За предложение Светланы Стен проголосовало меньше четверти землян. А потом было еще четыре года отбора кандидатов. Десять тысяч молодых пар, и все один к одному цвет юности Земли, лучшие из лучших. Право же, этому Раю мы подобрали ангелов. До сих пор горжусь, что первую группу возглавил я.

Эпилог

- Орра, орра, холодная орра! - донеслось из цветущей аллеи. Кон Мак посмотрел на конну Таню: не сбегать ли? Таня палочкой задумчиво чертила на песке кружочки.

- Таня... Таня, - прошептал Мак, словно пробуя имя на вкус. Мода на земные имена широко распространилась на Грассе, но ему, воспитанному на классических примерах, они до сих пор казались непривычными. Хотя этой девушке удивительно шло странное, мягкое сочетание: "Таня".

Он обхватил девушку за плечи, но Таня выскользнула и. крикнув ему: "Лови!", выскочила на площадь. В прошлом сезоне Мак чуть было не завоевал право лететь на Землю в составе сборной Грассы по бегу. Он не стал догонять Таню, а побежал сзади, любуясь тоненькой, словно летящей над мостовой, фигуркой. Ворвавшись в широко распахнутые ворота храма, Таня резко остановилась и приложила палец к губам.

- Тише, вдруг там Морт?

- М-о-о-рт,- зашелестело внутри Храма.

- Слышишь? - Они на цыпочках прокрались внутрь. Зал был пуст, и только отзвуки шепота еще шевелились где-то в углах. - А что здесь будет? Так и будет пусто?

От звука Таниного голоса храм ожил. Отлетая от стен, колонии купола, слова сталкивались, перемешивались и наполняли огромное пространство невнятным ропотом. У Тани округлились глаза. - Это неофиты. Бежим! - И она снова бросилась через площадь. Теплый летний вечер быстро рассеял наваждение, и в аллею они вбежали, хохоча во все горло.

- А представляешь, если оттуда выйдет колонна неофитов?

- Не выйдет. Там будет Музей Дороги.

- Ой, правда? - изумилась Таня.- Расскажи о Дороге.

Как и все новое поколение грассиан, Таня жила выходом Грассы в космос, грандиозным строительством курортов в Черных горах и жадно ловила известия со Старшей Сестры - так называли Землю. А прошлое, известное ей со школьного курса истории, воспринималось как страшная сказка. Мак был всего на три года старше Тани. но он учился на историка и как живые вставали перед ним мрачный убийца Морт и несчастный Мал, до конца фанатично веривший в свою правоту Фиер и трагически прозревший Ропур... Он уже рассказывал Тане о Дороге, и каждый раз она слушала затаив дыхание, как ребенок. Они уже несколько раз обошли площадь, и чем ближе Мак подходил к трагическим дням выхода неофитов, тем теснее Таня прижималась к нему, мешая идти. Переживая гибель тысяч грассиан в темных подземельях, Мак машинально отстранил Таню. Она послушно отодвинулась, опустив голову. Маку стало жалко ее.

- Прости, милая. Не сердись.

- Я не сержусь. - ответила Таня, не поднимая головы, - я думаю. Я думаю, когда у нас будут дети, они будут не похожи на нас, они будут разные, и это прекрасно.

- У нас дети? - Мак потянулся к Тане, но она уже кричала: - Лови!

Мак догнал Таню только у памятника. На том месте, где некогда начинался вход в подземелье, была разбита клумба, засаженная розами даром Земли. На постаменте встала другая фигура. Не яростно устремленный вперед Фиер, а стройный юноша в комбинезоне космолетчика упругим движением вознес над головой две полусферы, по одной в каждой руке. По напряженным мускулам было ясно, что следующим движением он сомкнет их в одно целое. Отлитая из белого металла статуя, казалось, взлетала. Иллюзия усиливалась черной блестящей стеной за спиной статуи. На двух языках - земном и грассианском - обращался предок к потомкам:

Черные скалы уступами тянутся к небу,

Черные пропасти валятся в недра земли,

Камень грохочет о камень, слетая к подножью.

Камень на камень - растет у подножья гора!

Это ли Грасса? О нет, это только гранит!

Светлое солнце играет с полуденным морем,

Множатся блики на скате ленивой волны,

Море вздыхает и тянется к суше в истоме,

Мягкою лапой лаская прибрежный песок.

Это ли Грасса? О нет, это только вода!

Ветви склонились к лучу уходящего света,

Чуть шевельнулись уставшие за день сады.

Плод перезрелый на травы склоненные рухнул,

Сладость свою разбросав равнодушным цветам.

Это ли Грасса? О нет, это только земля...

Что же такое тогда называется Грассой?

В чем единение камня, воды и земли?

В разуме высшем, дающим предметам названье.

В разуме, Грасса, сокрыто твое бытие.

- Как красиво...

Мак не сразу понял, что читает вслух. Мерные, торжественные строфы, знакомые с детства, каждый раз потрясали его до глубины души.

Таня быстро пересекла аллею и, сорвав тяжелую, усыпанную плодами ветку орры, положила ее к подножью памятника.

- Пойдем.

Уходя, Мак оглянулся. В аллее уже сгустился сумрак, но статуя, словно собирая остатки света, сияла неярким серебристым сиянием. А выше ее, по гребню стены, уже с трудом различались буквы: "Сержу Арно - землянину и грассианину - навеки благодарная Грасса!"