"Дети набережной" - читать интересную книгу автора (Кармен Лазарь)IVПрошла неделя с того дня, что он навестил Лизу. Она не являлась в порт. Сенька прождал ее напрасно еще два дня и, как ему не хотелось, отправился снова в больницу. По дороге его перехватила подруга Лизы – Нюша, продавщица цветов. Узнав, что он идет к Лизе, она достала из своей корзиночки два лучших белых хризантема, сунула ему в руку и велела передать ей. Мимо Сеньки по мостовой, покрытой снегом, весело мчались сани. «Как только она выпишется, – думал Сенька, – обязательно возьмем сани и покатаемся». «Зиму, – решил он потом мысленно, – как-нибудь проживем в Одессе, а летом махнем во Владивосток». Владивосток был постоянной мечтой его. Сенька строил тысячи соблазнительных планов. Но вот и больница! В воротах знакомый шмырник. Тот или не узнал его, или не хотел узнать. Он молча пропустил его во двор. Вот и знакомая палата! Но почему не видать Лизы?! Где она?! Она лежала, кажись, вот на той койке, против дверей, а теперь на ней лежит отвратительная старуха. Или он ошибся палатой, или она выписалась?! У кого спросить? А вон та самая сестрица! Она входила в палату с какой-то склянкой в руке. – Ах, это ты?! Она вздрогнула и остановилась перед ним в сильном смущении. – Можно Лизу… Сверчкову повидать?! – спросил он ее торопливо и с беспокойством. – Сверчкову? – Ну да!.. Сверчкову! – повторил он, нервно и безотчетно общипывая лепестки хризантема. – Она… умерла, – с усилием выговорила сестрица. Сенька побелел, внутри у него что-то порвалось, и он посмотрел на нее испуганными глазами. – Это было позавчера, – проговорила, стараясь не глядеть на него, сестрица. – Она даже похоронена уже. А все это, – прибавила она строго, – из-за ваших глупых кокосов. Она заболела возвратным тифом. Я ведь говорила. Голос ее из строгого сделался вдруг мягким и нежным, и она прибавила: – Бедный мальчик. Во время беседы к ним подковыляли несколько человек больных и оглядывали его с любопытством. Сенька стоял среди них как истукан, по-прежнему нервно общипывая хризантемы и не замечая никого. Он сделал потом невероятное усилие, круто повернулся и пошел к дверям. Какая-то женщина крикнула ему вдогонку: – Постой!.. Мальчик! Она велела серьги свои передать тебе. Но он был уже на улице… Сенька долго стоял перед приземистым и мрачным зданием больницы со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами и думал: «С какой стороны удобнее было бы подпалить эту гнусную ховиру?» Постояв немного, он поплелся в порт, в трактир, потребовал водки и велел машинисту завести «Устю». Он пил и лепетал: – Лиза!.. Лиза!.. Прошла еще неделя, и Сенька успокоился. Он обзавелся новой барохой. Новую звали Маней Толстогубой. Так же, как и Лиза, она стояла ему на цинке, ходила с ним под арап и набивала ему табаком гильзы. |
||
|