"В нескольких шагах граница..." - читать интересную книгу автора (Мештерхази Лайош)

Глава восьмая, из которой мы узнаем, что инспектор Покол в тот день тоже не бездельничал и что неприветливый вожак контрабандистов готов оказать нам услугу

Накануне, встречая прохожих на ноградверёцком шоссе или в самом Надьмароше, мы утешали себя тем, что заметка о розыске нас появится, очевидно, только завтра, мы можем пока идти спокойно.

По правде сказать, мы говорили это вообще только ради шутки. Ведь завтра – где мы будем уже завтра? Как-то мы всерьез не представляли, что заметка о розыске будет все-таки опубликована. Не очень-то спешит министерство юстиции обнародовать свои грехи. Двое заключенных бежали из Ваца, к тому же важные преступники, не только всем тюремщикам – от новичка-надзирателя до директора тюрьмы – наделали бед, по еще самому министру юстиции принесли несчастье. Зачем трубить на весь свет? И без того есть способы, чтобы поймать беглецов. Достаточно, что описание нашей внешности получат все полицейские участки и все пограничные заставы страны.

Мы сами не думали, что наши полушутливые предположения назавтра станут действительностью.

Господин Тамаш Покол предупредил в Ваце, что к вечеру он прибудет в Балашшадьярмат, и, если появятся какие-нибудь новости, – пусть передадут их начальнику балашшадярматской охраны. От Соба вверх по реке Ипой ехали по ухабистой разбитой дороге в коляске старого военного мотоцикла. Сидели там вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, так как в Собе пришлось взять с собой одного из офицеров-пограничников, которому были известны все замаскированные заставы, все вооруженные люди. Одного за другим расспрашивали встречных, с каждым шагом все нетерпеливее у них выспрашивали. Но никто не видел никаких подозрительных лиц. Покол везде давал указание: ночью быть настороже.

Вблизи Балашшадьярмата господин инспектор отказался от мысли, что первый обнаружит беглецов, опередив директора тюрьмы, который тоже отправился на розыски, только в северном направлении. Предполагали, что мы пошли по другому пути – к Диошъенё, Дрегейпаланку. Выдвигался и третий вариант: Шалготарьян, Шомошкеуйфалу. Но тогда, рассуждал Покол, их бы схватили директорские ищейки. Однако направление к ипойской границе казалось самым вероятным. Все равно! Важно только, чтобы мы не выскользнули из рук.

Тамаш Покол предвкушал, что на балашшадьярматской границе получит известие: нас схватили там-то и там-то.

Но, увы, никаких сообщений. Он позвонил по телефону директору тюрьмы:

– Есть новости?

– Никаких.

– Черт их побери! И из Будапешта тоже нет?

– И оттуда ничего.

«Ну, – утешал он себя, – не беда! Я все-таки их обязательно поймаю, потому что они прячутся именно в этом районе и ждут темноты». Он сообщил, что едет еще раз проверять участок границы и пусть его раньше полуночи не ждут.

Снова отправились они по разбитой дороге, опять останавливались у всех застав, но все безрезультатно. В Себе обошли все трактиры, расспрашивали владельцев, буфетчиков. «Два человека, лет тридцати, худые, в коричневых полотняных костюмах, у одного из них черная куртка, у другого серый плащ…»

Нашелся трактирщик, который, поскольку об этом уже много говорили, припомнил было, что видел нас. «Как, как? Полотняные костюмы, куртка? Да, как будто были такие». А другой сказал, что помнит точно – к нему вчера не заходили незнакомые.

Инспектор оставлял повсюду номер телефона вацской тюрьмы. Он остановится там на ночь в комнате для приезжих и, если появится хоть какой-нибудь намек на след, звоните в любое время, хотя бы на рассвете! Но будьте очень бдительны!

Дорога измотала его. Не предполагал он, что такими трудными будут поиски.

Измученные, они снова отправились в Вац.

Слишком большая нагрузка и плохие дороги после Зебегеня окончательно вывели мотоцикл из строя. Пришлось идти пешком, да и еще мотоцикл тащить в Надьмарош. Там Пентек и водитель позвали кузнеца: помогите, мол, починить. Господин инспектор зашел в трактир, что стоял между шоссе и пристанью, где мы тоже побывали перед переездом через реку. Заказал ужин. Позвал трактирщика, начал выспрашивать, и не потому, что надеялся на успех, а просто так, по привычке.

– Два человека около тридцати лет, в коричневой полотняной одежде…

– О дорогой господин инспектор, – .развел руками трактирщик, – да как же запомнишь их среди стольких людей. Вы же видите, здесь станция, шоссе, пристань: много людей заходит, большое движение.

Он позвал официанта, судомойку, все посовещались.

Был уже одиннадцатый час. После ухода последнего катера в трактир пришел кассир с пристани. Он сидел у соседнего стола и прислушивался к разговору. Молодой человек был «услужливым», он принадлежал к людям, которые не упустят случая оказаться в центре внимания.

– Два человека? – подхватил он слова инспектора. – Коричневые полотняные костюмы и накидка?… Простите… – Он галантно представился Поколу. – Прощу покорно, я, пожалуй, видел их. Они шли вместе с верецкими шахтерами и переправились на одном и том же перевозе.

– Переправились? – поразился Покол. – Куда?

– В Вышеград.

Покол покачал головой:

– Невероятно. Тогда это не они.

– Простите, господин инспектор! Конечно, возможно, что… но уж очень похожи они по вашему описанию. Куртка, плащ… Я помню, очень хорошо помню, как будто вот только сейчас видел их… Один высокий, другой… пониже…

– Да знаете ли вы, что они бежали из Ваца, из тюрьмы? Это очень важные преступники, коммунисты, в пятницу должен быть суд. Их обоих ждет виселица…

Важные преступники, коммунисты! Ого, здесь большие возможности проявить себя! После этого бравый дунайский моряк еще больше заважничал.

– Прошу прощения, – стал объяснять он, – я внимательно наблюдаю за людьми. В нашей профессии, видите ли, это необходимо. У одного из них была сотенная бумажка. Слегка загорелое лицо, усы, худой, лет тридцати, черные волосы. Я не мог разменять ему сотенную. Сто крон, видите ли, не такие уж большие деньги, но шахтеры обычно не платят крупными бумажками. Словом, я точно приметил их, точно.

– Но что им делать в Вышеграде, скажите мне, а? Вы поймите, это беглецы!

– Простите, почтеннейший. Все понимаю. И тем не менее они все-таки переправились пароходом в пятнадцать сорок пять.

И время совпадает, и описание…

Недоверие Томаша Покола понемногу рассеивалось. Услужливый молодой человек это почувствовал и, совсем осмелев, подсел к столу.

– Соблаговолите выслушать! Есть у меня одна мысль… Эти жулики, видите ли, наверняка знают, что их ищут именно на этом участке границы. Они, очевидно, переправились в Вышеград, затем в Эстергом. А от Эстергома ведь все побережье – граница. Прошу вас, я заметил этих людей, уверен, что это именно те два человека, именно они. Когда они меняли сотенную, как я говорил, я приметил их особо. По навигационному уставу на воде, видите ли, мы органы власти, словом…

Но он не успел закончить. Инспектор вскочил:

– Где здесь почта?

Он помчался, позвонил в Вац, позвонил в Будапешт, немедленно напечатать о розыске в газете! У них, оказывается, еще и деньги есть! Они могут переправиться через Дунай, могут перебежать через австрийскую границу! Назначить вознаграждение за поимку!

Он запугал дежурного чиновника в министерстве юстиции: если тот не примет сейчас же мер, то он, Покол, позвонит самому министру. Речь идет о важных преступниках, о коммунистах-руководителях.

Поздно вечером телефонная линия не очень занята. И к тому времени, когда починили мотоцикл, Покол уже успел переговорить с главным управлением полиции и даже с одной из редакций газет.

– Ну, вот видите, – сказал он, ввалившись около часа ночи к директору тюрьмы, который вместе с Шимоном не спал, дожидаясь известий. Покол был раскрасневшийся, взволнованный, усталый, но от успешно закончившейся работы лицо его радостно светилось – вернее, то, что оставалось от громадного, бесформенного носа. – Ну, вот видите, вы бы об этом и не подумали? А ведь, если бы в это дело не вмешалось управление, вам бы осталось теперь после драки кулаками размахивать.

Ну конечно, обо всем этом мы тогда не знали.

Вовсю уже свистел дрозд в саду, когда мы наконец улеглись спать. Нас бы могли спокойно оперировать, так крепко мы заснули. Уже высоко поднялось солнце и на чердаке стало жарко, когда нас разбудило ворчание дядюшки Шани. Он стоял у входа на чердак и, видно, давно уже будил нас.

– А я думал, вы утонули в сене.

В течение двух лет в тюрьме мы каждое утро просыпались на полу. Но человек привыкает ко всему: один миг – и он уже готов бежать, защищаться, если нужно. При звуке голоса мы вскочили, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, но речь дядюшки Шани была неторопливой, веселой, и я успокоился.

– Выходите! По крайней мере, пообедайте, если уж не завтракали.

В маленьком палисаднике за ветхим дощатым столом мы поели.

– Ну, ребята, – начал дядюшка Шани, – я уже придумал план действий. Недалеко на этой улице живет мой приятель, честный человек; у него на той стороне родственник да кусок своей земли есть. Свой пропуск он наверняка даст вам, кстати, он похож на вас, – сказал старик Беле. – Переходит он через мост редко, не больше чем два-три раза в месяц. Часовые его так, как рабочих, не знают. Вы дождетесь сумерек, перейдете, потом со здешним рабочим, которого я вам назову, переправите пропуск обратно. Все в порядке!.. А вас, – он повернулся ко мне, – перебросит ночью контрабандист. Ну?…

Это было хорошее известие. У нас сразу поднялось настроение.

Мы с Белой уговорились, где и как встретимся на другой день. Пожалуй, самым подходящим местом будет деревня в районе Паркани, где живет родственник знакомого дядюшки Шани. Бела у них переночует, а я подойду рано утром. Потом мы вместе представимся властям и скажем, что просим право убежища.

Дядюшка Шани предложил нам прогуляться по городу, присмотреться, а к вечеру вернуться. Я же счел лучшим не покидать палисадника; свобода совсем перед носом, зачем рисковать?

Мы побеседовали о политике, распили втроем бутылку хорошего, прохладного вина.

Вдруг за трактирщиком зашла дочка:

– Папа, вас спрашивают.

– Кто там еще?

– Фазекаш.

– Фазекаш? Теперь, в такое время? – Старик удивился, но заковылял в зал.

Ференцем Фазекашем звали похожего на цыгана вожака контрабандистов. Старик вчера вечером вскользь упомянул его имя. Меня несколько испугал встревоженный вид старика, я подмигнул Беле, и мы тихонечко полезли на чердак.

Дощатый потолок был тонким, из зала доносилось даже звяканье стаканов. На четвереньках мы подползли к месту над самой комнатушкой, расчистили сено, и я приложил ухо к полу. Бела лег около меня.

Мы отчетливо слышали каждое слово.

– Прочитайте, что здесь написано, старина! – сказал вожак, показывая газету. Затем последовала длинная пауза. – Ну? Что вы скажете? Послушайте, отец! Пусть придут сюда вечером эти двое, я перевезу даром, говорю вам!

– Даром?

– Даром. Не понимаете?

– Нет.

– Ну, не прикидывайтесь глупым!.. Пан или пропал. Если они вацские беглецы, то пять тысяч крон кладу в карман. Смотрите, какой я добрый малый: половину вам, половину себе и ребятам. Если это не они, я их перевезу бесплатно. Ну?

В душной тишине я слышал биение своего сердца. Я понял, о чем идет речь. Объявлен розыск, назначена награда за поимку.

Пять тысяч крон!

И те, с кем мы еще вчера приветливо здоровались по пути, сегодня уже наши враги, и всего за пять тысяч крон.

Как найти выход из положения? На чердак вела крутая деревянная лестница. Поднимающийся за нами окажется в невыгодном положении – мы сможем его легко столкнуть… если только у него нет оружия. Но самое лучшее дождаться, когда он выйдет, свалить его на землю, связать. Потом через зал выбежать на улицу или еще лучше – перепрыгнуть через каменный забор маленького палисадника.

Соседский участок пуст, мы видели это из слухового окна. Может быть, со стороны улицы и забора нет…

Я тихонько протянул руку, чтобы расстегнуть ремень и вынуть нож.

Вдруг мы услышали голос старика:

– Они ушли от меня еще сегодня ночью.

– Ушли? – оторопел контрабандист.

– Да, сейчас же после вас; возвращаются, я думаю, в Дёмёш. Да, думаю, в Дёмёш. А там они переправятся в Соб и попробуют пробраться к реке Ипой.

– Перестаньте шутить со мной, отец! – угрожающе говорил вожак контрабандистов. – Я многое знаю о вас, и, если я заговорю… Профсоюз!

– И я знаю о вас, Фазекаш! И, если я заговорю… Но ведь мы дружим не для того, чтобы доносить друг на друга в полицию?

Фазекаш умерил свой пыл.

– Правда, – согласился он.

– А их здесь нет, если я говорю. Что им здесь делать? Вы же сказали, что не переправите их, я тоже ничем не могу помочь. Они ушли тотчас после вас и с первым перевозом переправились через Дунай. Теперь они уже, наверное, по ту сторону границы.

– Я все-таки в полицию схожу. Быть может, тот, кто наведет на след, тоже получит вознаграждение. Идемте со мной, отец, вам же будет лучше.

– И вам и мне будет лучше, если мы все-таки не пойдем в полицию. Бросьте, Фазекаш, рассуждайте здраво! Два человека, два человека. Откуда вы взяли, что это они? Коричневая полотняная одежда? Все рабочие такую носят. Выйдите на улицу, посмотрите, сколько людей в коричневых полотняных костюмах и сколько среди них с черными волосами, усатых, худых, тридцатилетних. Нет, не мы пять тысяч крон заработаем, а какой-нибудь полицейский. Вы ведь это сами прекрасно знаете…

Я уже мысленно заключал в объятия старого железнодорожника. Мы облегченно вздохнули.

Контрабандист ушел. Он попросил старика сообщить ему, если мы случайно вернемся. На этом и порешили.

Некоторое время наш хозяин еще оставался в зале, потом о чем-то поговорил с дочкой и снова вернулся в палисадник. Я тихо позвал его и поправил сено, чтобы он не увидел, что мы подслушивали. Старик поднялся к нам на чердак. Лицо его было озабоченным. Он молчал. Потом выговорил с трудом:

– Беда. То, о чем я сказал еще в полдень, теперь уже не годится. Я послал дочку. Попозже, после работы, придет один товарищ, у него есть велосипед. Он и съездит в Ньергешуйфалу, для меня он это сделает… Отвезет письмо к племяннице… Все будет в порядке. Не бойтесь!.. Оставайтесь здесь и ложитесь спать! На улице парит, снова пойдет дождь… Спите, не так уж много спали вы в эту ночь. – Он с трудом приподнялся. – О-о-ох! Смутное время. – Вынул из кармана сложенный номер газеты «Немзети Уйшаг».[17] – Прочитайте сегодняшние новости из Будапешта. – С этими словами он медленно спустился вниз.

На третьей странице газеты среди заметок о судах, о грабежах в жирной рамке стояло: «Бежали от веревки палача двое убийц, участников коммуны».

А под этим: «Пять тысяч крон вознаграждения тому, кто доставит их живыми или мертвыми».

Короткий захватывающий перечень наших преступлений. В нем было все: заговор, предательское избиение надзирателя, рука Москвы… Затем шло официальное сообщение о розыске: «Из вацской тюрьмы сбежали обвиненные в неоднократных убийствах преступники». Далее следовали наши имена и точное описание внешности. «Вероятно, они стараются перейти чехословацкую границу. Возможно, что пойдут и в Австрию. Вчера после обеда в Надьмароше их опознали якобы в двух людях, прибывших по шоссе, а затем переехавших на перевозе в Вышеград. Упомянутые два человека пошли дальше по Эстергомскому шоссе к Дёмёшу. Призываем население быть внимательными». И далее в том же духе.

В нерадостных мыслях прошло время после обеда. Говорить мы друг с другом не говорили.

Когда мы бежали, то боялись страшных ран от свинцовых пуль винтовок Верндля. Но что этот страх по сравнению с теперешним! Совсем еще недавно свобода махала нам рукой из-за границы, а теперь пограничная полоса казалась незримой петлей, которая затягивалась вокруг нас все тесней и тесней, вот-вот мы задохнемся… Тебе хочется бежать, мчаться, спасаться, а ты должен сидеть, не шевелясь, на душном чердаке, вдыхать приторный запах сена. Даже кашлять громко нельзя, нельзя лишний раз двинуть ногой.

С наступлением сумерек снова пришел старик, сел на сено, тихо начал рассказывать:

– Я отправил письмо племяннице. Она его уже получила. Ее родственник – рыбак. У него есть лодка. Он иногда тоже переходит границу. Газет он наверняка не читает… – Старик смущенно умолк, замялся, даже покраснел. Ему, видимо, не хотелось дать нам понять, что он в чем-то нас подозревает. – Словом, – продолжал он, – я думаю, что для меня он это сделает… сделает, я так думаю.

Потом он все предупреждал нас, чтобы мы были осторожны на шоссе: «Деревни обходите, там, если кто ночью пройдет, – собаки так зальются, что поднимут всех на ноги». Он рассказал, где свернуть к Дунаю, как найти домик (приметы: забора нет, только четыре высоких осины). От осин начинается каменистый берег. Вы увидите лодку и всякую рыбацкую утварь. Обойдете дом, постучите в окно, выходящее на шоссе, они в той комнате спят.

Мы поблагодарили его за доброту, но он только отмахнулся и спустился с чердака.

С нетерпением ждали мы наступления темноты, с нетерпением ждали, когда успокоится все на улицах и в трактире. Около десяти часов мы услышали во дворе постукивание деревяшки. Старик тихо свистнул. Мы осторожно спустились. Он все говорил нам всякие напутствия:

– Что бы ни случилось, не смейте переправляться одни на лодке! Не смейте этого делать! Я слышал, что они теперь очень охраняют границу. Подумайте, какой мишенью вы будете, если вдруг прожектор поймает вас! Ни в коем случае не отправляйтесь одни… A это вот на дорогу, примите от чистого сердца…

– Сколько мы вам должны, дядюшка Шани?

– Не стоит об этом говорить!

– У нас есть еще деньги, чтоб расплатиться.

– Да будет вам, ребята! Будь у меня больше, так я бы вам еще дал! Очень жалею, что вчера вечером так получилось!

По голосу чувствовалось, что он борется со слезами. Бедный старик! Хотя мы и были в большой беде, но на минуту даже и об этом забыли. Я обнял дядюшку Шани.

– Спешите, товарищи, – шепнул он, – счастливого пути!

Мы миновали пустынные улицы окраин и скоро покинули Эстергом.

Тяжелые тучи зловеще ползли по небу, звезды скрылись, воздух стал душным, тяжелым, чувствовался запах раскаленной летней земли и воды.

Мы шли рядом с шоссе, по мягкому песку, чтобы не поднимать шума. Когда проезжала повозка или слышался скрип ботинок пешехода, мы сразу бросались в канаву. Ложились на живот и ждали, пока не станет тихо кругом, только тогда отправлялись дальше.

Наши глаза привыкли к темноте, да и дядюшка Шани все очень подробно объяснил. Мы дошли до места, где должны были свернуть к Дунаю, и вскоре увидели одинокий белый домик, перед ним темные силуэты осин, а на каменистом берегу – небольшую лодку.

Наши сердца снова были полны надежды!