"Сверху и снизу" - читать интересную книгу автора (Риз Лаура)

Глава 10

На углу Восьмой улицы и Поул-лайн-стрит за высокой живой изгородью находится кладбище Дэвиса. Оно расположено в укромном месте, словно семейная тайна, которую не выставляют напоказ.

Я въезжаю в ворота и по извилистой асфальтовой дорожке еду к могиле Фрэнни. Асфальт черный, так как положен совсем недавно. Кладбище Дэвиса не похоже на древние погосты с треснувшими надгробными камнями, неухоженными дорожками и сбившимися в кучу грязными могилами. Нет, трава здесь везде аккуратно подстрижена, разбросанные там и сям тенистые деревья посажены как раз там, где надо.

Поблизости от могилы Фрэнни, которая располагается в новой части кладбища, я притормаживаю и выхожу из машины. Я только что с субботних занятий в атлетическом клубе, поэтому одета соответственно: красное трико, черные колготки и трикотажная рубашка на молнии. На голубом небе ни облачка, стоит та характерная для конца зимы погода, когда морозный воздух пробирает вас до костей. Я пересекаю лужайку, проходя мимо гранитных и мраморных плит; свежескошенная трава шуршит под моими теннисными туфлями. Не обращая никакого внимания на мое присутствие, по лужайке в поисках насекомых пролетает небольшая стайка сорок с блестящими черными перышками и снежно-белыми брюшками. В этот утренний час здесь, кроме меня и сорок, никого нет.

Я останавливаюсь перед надгробием Фрэнни — простой могильной плитой без всяких украшений. Папа, мама и Билли лежат справа от нее, место слева пустует. Когда мои родители умерли, я с удивлением узнала, что отец купил на кладбище семейный участок на пять мест. Что заставило его заказать места для моего брата, Фрэнни и для меня? Неужели ему не пришло в голову, что мы можем жениться или выйти замуж, уехать и пожелать быть похороненными рядом со своими супругами в другом городе, даже в другом штате? Иногда я думаю, что все дело в цене, — возможно, была какая-то распродажа и два места шли по цене одного. Иногда же его прозорливость заставляет меня задуматься. Я вижу вакантное место для могилы и думаю, не случится ли так, что я буду лежать там, рядом с Фрэнни и Билли, а наша семья останется без наследников, гарантирующих ей вечное существование?

Я закрываю глаза. В воздухе все еще пахнет зимой — мокрой после вчерашнего дождя травой, остывшей золой в камине. Я думаю о том, что сказал М. Любопытство кошку не уморит — Фрэнни этого так и не поняла. Что она сделала такого, что он ее убил? Уточнить смысл своих слов он отказался. Я сообщила в полицию о том, что он сказал — М. ведь практически признался в убийстве, — но там ответили, что им нужны вещественные доказательства.

Открыв глаза, я смотрю на могилу Фрэнни и понимаю, что пришла сюда за поддержкой. За прошедшее время я ничего не достигла, хотя отправляюсь на пробежку с М. три раза в неделю — если Ян не остается на ночь — и даже несколько привыкла к его обществу. То, что он сообщает мне о Фрэнни, не имеет особого значения. Я только даром теряю время, поскольку М. постоянно пытается узнать о моей жизни, моих взглядах, моих чувствах — о чем я, разумеется, ничего ему не сообщаю. Но я вижу, как он смотрит на меня, и знаю, что у него на уме. Он хочет меня трахнуть — ужасная перспектива, но это все же лучше, чем дать ему возможность откусывать кусочки от моей души. К тому же его желание я могу использовать в своих целях.

Внезапно мне становится ясно, что надо сделать. Я провожу рукой по могильной плите, трогаю пальцем выбитую на ней надпись, повествующую о короткой жизни Фрэнни, и по моей спине пробегает холодок. Я вновь обещаю сестре, что найду ее убийцу.

В кабинете М. вдоль стены стоит большая красно-коричневая кушетка, сделанная из орехового дерева. В комнате царит полумрак, навевая псевдоромантическое настроение. Сам М. сидит в кресле напротив.

Я тщательно подготовилась к сегодняшнему вечеру и теперь неплохо выгляжу в облегающем пурпурном платье на молнии, начинающейся на груди и кончающейся в самом низу. Когда М. расстегнет ее, то обнаружит подпирающий груди кружевной лифчик, узкие трусики и пояс для чулок — все черное. Сегодня я пришла сюда соблазнять.

Я сбрасываю туфли на высоких каблуках и поудобнее устраиваюсь на кушетке, положив ноги на подушки. Если М. думает, что может месяцами водить меня за нос, выдавая по чайной ложке не имеющие никакого значения факты о Фрэнни, то он ошибается, а если считает, что может морально пода вить меня так, как подавил мою сестру, то ошибается вдвойне. Мужчин понять довольно просто. Я управляла всеми мужчинами, которые встречались в моей жизни, смогу управлять и М. Он выложит мне все, что я хочу узнать.

— Вы хотите меня трахнуть, — говорю я.

М. не отвечает, но я замечаю, что он приподнимает одну бровь. В его руке бокал с мартини, который он подносит к губам. Лицо М. находится в тени, так что выражения глаз не разглядеть. Сейчас у него весьма загадочный вид. Я так и вижу, как он кромсает ножом мою сестру, и меня вновь охватывают дурные предчувствия.

— Играете в искусительницу, Нора? Это чересчур просто, вы не находите? Я ждал от вас большего.

— Прошу прощения, если разочаровала, — я отпиваю глоток виски, чтобы отогнать от себя образ Фрэнни, — но мне всегда казалось, что секс — это самый прямой путь к…

— К чему?

— К сердцу мужчины, к его душе, к кошельку. Ко всему.

М. наклоняется вперед и ставит свой бокал на столик.

— А что об этой философии подумает ваш новый друг?

— Он не имеет к этому никакого отношения.

Встав, М. подходит ко мне и, грубо схватив меня за волосы, рывком откидывает мою голову назад.

— Не думаю, что вы в самом деле так циничны, как хотите меня убедить. — Его лицо приближается вплотную к моему, и я вижу на нем все морщины. М. не мигая смотрит на меня, свободной рукой приподняв мой подбородок. — И вы не слишком-то осторожны. Я ведь убил вашу сестру, или по крайней мере вы так считаете. Вам здесь не место.

Я упрямо смотрю на него, стараясь не показывать своего страха, но у меня это не получается. М. впервые дотрагивается до меня, и его рука горит на моем подбородке, словно она сделана из раскаленного железа.

— Я вас не боюсь!

— А стоило бы. — Он долго смотрит мне в глаза: — Да нет, вы боитесь. — М. отпускает меня и отступает назад, улыбаясь гнусной самодовольной улыбкой.

Я выпрямляюсь, стараясь побороть желание потереть затылок там, где он схватил меня за волосы.

М. возвращается к своему креслу и садится.

— Ну что ж, давайте, соблазняйте меня, — говорит он. — Покажите, на что вы способны.

Чтобы потянуть время, я отпиваю еще один глоток. Он повернул ситуацию в свою пользу, и мне нужно перехватить над ней контроль.

Демонстрируя безразличие, которого на самом деле не испытываю, я поворачиваюсь на кушетке.

— Больше никогда так не тяните меня за волосы! М. не отвечает, занятый своим мартини.

Я медленно потираю одну ногу о другую, затем лениво переворачиваюсь на живот и жду, что М. придет ко мне, сделает первый шаг. Часы отсчитывают минуты, но он не реагирует.

— Снимите платье, — внезапно раздается его приказ.

Я улыбаюсь: мне не пришлось слишком долго ждать. Встав, я расстегиваю платье, которое тут же падает у меня с плеч.

— Вам нравится то, что вы видите? — спрашиваю я и медленно поворачиваюсь, давая ему возможность узреть мою задницу. Вновь повернувшись к нему лицом, я протягиваю руку, чтобы расстегнуть лифчик, но М. предостерегающе качает головой.

— Пока не надо, — говорит он. — Сядьте.

Я продолжаю стоять. М. смотрит на меня, на его лице написано раздражение.

— Кое-что вам следует понять прямо сейчас. Если вы собираетесь трахаться, мы будем делать это так, как хочу я. Если я скажу вам встать на колени и сосать мой член, то вам следует опуститься на пол, если приказываю, вы должны подчиниться. А теперь сядьте!

Его мужской шовинизм вызывает у меня смех. До сих пор я никогда не выполняла приказы мужчин, ни в постели, ни где бы то ни было еще. Но если так надо, придется подыгрывать. Мило улыбнувшись, я сажусь на кушетку.

— Так-то лучше, — говорит М. — Мне не нравится сарказм, промелькнувший в вашей улыбке, но над этим мы еще поработаем.

Встав, он подходит к письменному столу, роется в верхнем ящике, что-то кладет в карман рубашки и вновь возвращается ко мне. Все это он проделывает не спеша, словно рассчитывает на эффект. Грациозно опустившись на колени, он подносит руку к моему лицу и проводит пальцем по губам.

— Я вас сломаю, Нора. Может, это займет месяц, может, неделю, но вы научитесь подчиняться. И знаете что? Вам это понравится.

В его тихом голосе звучит угроза, глаза смотрят холодно и уверенно — глаза хищника, глядящего на свою жертву. Мое дыхание учащается.

— А теперь раздвиньте ноги, — говорит он.

И снова его голос звучит тихо, но слова М. падают так весомо, что я послушно исполняю команду.

— Шире! — Он проводит руками по моим бедрам, а потом кладет их мне на бедра ладонями вверх. — Закройте глаза.

Я колеблюсь, нервно поглядывая на его нагрудный карман. Что находится в нем?

— Закройте, — повторяет он, поднося руку к моему лицу. Ноги раздвинуты, глаза закрыты — я совершенно беспомощна. Тело мое напряжено, сердце бьется учащенно. Я хочу открыть глаза, но не могу — ведь М. устраивает мне своего рода тест, проверяя мою выдержку. По спине пробегает нервная дрожь — я думаю о том, что лежит у него в кармане рубашки.

— Оставайтесь так. Расслабьтесь, но не двигайтесь. Держите глаза закрытыми.

Я слышу, как он уходит, или по крайней мере думаю, что это так — пол покрыт ковром, который заглушает шаги. Как бы мне не повторить судьбу Фрэнни, привязанной к креслу в ожидании наказания, о природе которого остается только догадываться. Боясь, что М. собирается проделать со мной нечто подобное, я сжимаю кулаки, но тут до меня доносятся звуки музыки.

Я открываю глаза и вижу, что М. играет на пианино. Ну что за странный человек! Я сижу здесь с раздвинутыми ногами, в черном кружевном белье, а он на другом конце комнаты музицирует.

Я иронически улыбаюсь. М. не смотрит на меня, и я могу расслабиться. В ярком свете он кажется почти ангелом — у него одухотворенное выражение лица, пальцы грациозно порхают над клавишами, и к небу взлетает прекрасная, романтическая мелодия, кажется, этюд Шопена. Закрыв глаза, я слушаю. Мелодия льется плавно, словно величественная, спокойная река, и я отдаюсь ее течению, которое уносит меня в идиллическое прошлое.

В тот момент, когда я полностью расслабляюсь, темп музыки меняется.

Я наблюдаю за М. Теперь он уже не очень похож на ангела и, нахмурив брови, сосредоточенно склоняется над пианино. Звучит громкая, ритмичная, сексуальная музыка; ее аккорды быстро заполняют комнату, каждый угол от пола до потолка, а затем начинают воздействовать и на меня. Мой пульс учащается, мелодия влечет меня к М. — даже на расстоянии я чувствую его тепло. Он играет, кажется, забыв обо всем на свете, пока не наступает внезапный финал. Несколько мгновений М. сидит неподвижно, стараясь прийти в себя. В комнате тихо, но эта тишина выразительнее любых слов. Наконец он встает и направляется ко мне.

— Это было… чудесно, — искренне говорю я. Фрэнни ни когда не писала в своем дневнике, насколько он талантлив. В моих ушах все еще слышится эта музыка, ее выбивающая из колеи мелодия, но М., кажется, уже полностью овладел собой. Засунув руку в карман, М. стоит рядом со мной и о чем-то размышляет.

— Музыка — моя страсть, — наконец говорит он. — Это единственный постоянный, вечный аспект человеческой жизни.

— Не все с вами согласятся. Есть другие виды искусства — скульптура, живопись, литература. А люди? Некоторые вступают в брак, чтобы заводить детей, создать постоянный союз.

— Искусство вечно, это так, — подняв меня на ноги, говорит он, — но только не люди. Люди — самый непостоянный, самый изменчивый элемент. Некоторое время вы побудете со мной, а потом, когда ваш срок хранения истечет, вас заменит кто-то другой. — Он улыбается, заставляя меня гадать, чего в этой фразе больше — шутки или угрозы.

Сев на кушетку, он жестом предлагает мне положить ногу ему на колено и не спеша ласкает мою лодыжку, затем бедро. Вроде ничего особенного, но у меня перехватывает дыхание — непонятно отчего. Должно быть, это действие музыки.

Расстегнув пояс, М. скатывает с ноги чулок. Руки его действуют уверенно, как будто ему приходилось проделывать подобную операцию уже много раз. Он целует внутреннюю сторону моей ноги, и в паху у меня все напрягается. Не отрывая губ, М. смотрит на меня, и я вижу в его глазах нескрываемую усмешку. Он знает, что доставляет мне удовольствие. Поставив мою ногу на пол, он принимается за вторую. Он опасный человек, но мысль о том, что мне предстоит с ним переспать, возбуждает меня, и он это знает. Я ненавижу М. всем сердцем, но от его прикосновений по моему телу пробегает дрожь. Ничего подобного я раньше не испытывала.

Он стягивает с меня трусы, оставляя, однако, черный лифчик и пояс, и сажает меня к себе на колени, а затем начинает меня целовать. Я чувствую, как ткань брюк прижимается к моему обнаженному лобку. Вот М. кладет руку в нагрудный карман, и я вся напрягаюсь от страха, но он вынимает всего-навсего хромированные зажимы для сосков. Так вот что он достал из стола, вот чего я так боялась — зажимов для сисек!

— Раньше не приходилось ими пользоваться? — спрашивает М.

Я молчу.

— Они не очень крепкие — как раз для начинающих, — говорит он. Наблюдая за моей реакцией, он снимает с меня лифчик и устанавливает зажимы. Сначала мне становится больно, чего я стараюсь не показать, потом еще больнее, когда М. закручивает их, но вскоре соски немеют и боль отступает. М. довольно улыбается. Его язык шарит у меня во рту, его рука находится между моих ног, и пальцы, которые только что играли на фортепьяно, теперь играют на мне.

Внезапно М. откидывает голову назад.

— Ты уже мокрая, — говорит он и, положив меня на кушетку, становится на колени и лижет мой клитор до тех пор, пока я не кончаю. — Это было легко, — глядя на меня, говорит он, и в голосе его звучит нотка самодовольства. Встав, он сбрасывает с себя туфли.

Мне хочется обмануть его.

— Я еще не кончила.

Он расстегивает рубашку, и я привстаю, чтобы посмотреть, как он раздевается. М. снимает рубашку, вешает ее на спинку стула, затем снимает брюки и аккуратно их складывает. Он выглядит именно так, как я себе представляла: мускулистый, достаточно сексуальный для мужчины под пятьдесят — никакого брюшка, никакой морщинистой кожи. Его напрягшийся пенис вздымает ткань плавок. Я жду, что он снимет их с себя, но вместо этого он снимает носок, потом другой, потом часы. В конце концов он полностью разоблачается и становится передо мной.

— Соси! — говорит он. Это звучит как приказ.

Я немного задерживаюсь с выполнением, чтобы получше рассмотреть его член, необычно большой для сорокадевятилетнего мужчины. Раньше меня никогда не интересовал размер члена. Большой, маленький, толстый, тонкий — все без разницы, все они для меня одинаково хороши. Однако в напряженном пенисе М. есть что-то такое, что меня глубоко возбуждает. Я думаю, это чувство уходит в глубь веков, когда секс был больше связан с выживанием, чем с развлечением. Такое сильное возбуждение я испытывала только при виде самого первого представшего передо мной пениса.

Я беру в рот его член и начинаю его лизать и сосать, но вскоре мое первобытное восхищение сменяется совсем другим чувством. Теперь я высасываю из М. силу, желая высосать ее всю до последней капли. Я ощущаю его руки на своих плечах, зная, что в любой момент он может сдавить ими мою шею, и, понимая, что играю в опасную игру, удваиваю свои усилия. Я хочу — я должна — доить его до тех пор, пока он не кончит. Но М. меня останавливает.

— Теперь я тебя трахну, — говорит он и толкает меня на кушетку.

Испугавшись, я пытаюсь привстать, но М. неумолим. Резким движением он срывает один из зажимов, и сосок пронзает сильная боль — это вновь приливает кровь. Он снимает второй зажим, затем взбирается на меня и грубо овладевает мной. Постепенно, пока он трудится надо мной, я успокаиваюсь и пытаюсь занять более удобную позицию, но М. возвращает меня обратно. Он крутит меня как хочет, не оставляя свободы выбора. Я слежу за тем, как он меня трахает — то задрав мне ноги, то повернув на живот, то снова уложив на спину, — сначала как бы со стороны, но потом что-то происходит, я перестаю бояться и погружаюсь в его мир. М. стоит на коленях, его движения быстры и резки, он держится за мои груди так, словно это рукоятки какого-то механизма. Лицо его перекошено от удовольствия. Мне приходит на ум первобытный, пещерный предок с его густо обросшим телом и низким лбом — скорее животное, чем человек. Схватив меня за волосы, М. мотает мою голову из стороны в сторону. Я пытаюсь возражать, но тут же закрываю глаза и вижу перед собой дикаря. Голос его шепчет мне на ухо:

— Тебе это нравится, да? Ты будешь делать то, что я скажу. Тебе нравится быть моей шлюхой.

И правда, мне действительно это нравится. Я не могу объяснить своих чувств: ненавижу этого человека, боюсь, но в то же время его, пусть краткое, господство надо мной меня опьяняет. Я кончаю, а через несколько минут кончаю снова.