"Библейские холмы" - читать интересную книгу автора (Церен Эрих)

УРУК, ГОРОД ДЕВСТВЕННИЦЫ

На середине пути между Вавилоном и «Страной моря» у Персидского залива в безводной пустыне лежит район холмов, который в 1850 году, в бурное время развития археологических исследований на Востоке, разведывал еще англичанин Лофтус. Этот район назвали «Варка», по имени ближайшего селения. В свое время Лофтус расчистил в Варка стену и нашел немного клинописных табличек. Однако этот район не показался Лофтусу особенно интересным, и он вскоре покинул негостеприимную страну. С того времени Варка, удаленная от шума деловой жизни, таившая память о своем великом прошлом, была погружена в дрему. Разве только арабы — грабители кладов — время от времени тревожили ее покой. Но все-таки и Варка не забыли.

В 1912 году Берлин поручил Вавилонской экспедиции провести пробные раскопки в Варка. Сначала Кольдевей направил туда двух наиболее способных своих сотрудников — Юлиуса Иордана и Конрада Прейсера. В течение целого года, вплоть до начала первой мировой войны, немцы работали в Варка. Они обнаружили развалины огромного храма Бит Реш, но в первое время не нашли там никаких стоящих упоминания вещей, которыми можно было бы порадовать директоров музеев. И снова Кольдевея упрекали в том, что он своими методами раскопок срывал планы Берлина, рассчитывавшего на значительные памятники из Варка.

Но Кольдевей тогда не мог еще знать, что первая мировая война сорвет его рассчитанный на длительное время план раскопок. Лишь через 14 лет немцы вернулись в Варка с более молодыми силами. Только в 1927—1928 годах, когда они начали свои новые раскопки, удачно организовав совместную работу археологов с группой видных ассириологов, холмы Варка раскрыли погребенные в них сокровища.

Много изменилось за это время.

Прежде всего, была построена Багдадская железная дорога, которая доставила археологов к местам раскопок намного быстрее, чем, если бы они ехали туда на машинах. Больше не нужно было копать целый год без перерыва, экономя время и продовольствие. Пребывание в пустыне и в болотах все больше и больше ограничивалось зимним временем, когда легче переносить местный климат. Летом, наняв для охраны раскопок местных сторожей, участники экспедиции уезжали на родину. Там они подводили итоги и подготавливали публикации своих исследований.

«Это далеко не простое дело,— говорил Вильгельм Кениг, временный сотрудник немецкой экспедиции в Варка,— начать раскопки в Ираке. Прежде всего, надо получить разрешение от управления, ведающего древностями этой страны. Когда такое разрешение будет получено, следует вступить в переговоры с правительством об обеспечении безопасности экспедиции. Опасения этого рода имеют под собой реальную почву. Арабские шейхи соответствующих областей посылают много рабочих к местам раскопок, где у них появляется редкая возможность заработать хорошие деньги. Часть заработка рабочих вожди удерживают в свою пользу, что больше всего и побуждает их проявлять исключительную заинтересованность в заключении договора на раскопочные работы. Кроме того, эти же шейхи направляют еще и вооруженных сторожей в определенном соответствии с числом ими же поставляемых рабочих. Только такими испытанными способами обеспечивали европейцы, проживающие в пустыне в течение долгих месяцев, свою личную безопасность».

Потом надо было разбить лагерь экспедиции: жилые помещения, склады для хранения находок, темные комнаты для фотолаборатории, кухню, помещение для прислуги и сторожей, гаража и бани (бани для дюжины европейцев, которые по нескольку раз в день ощущают острую потребность смыть с себя пыль и пот).

Затем строили хижины из тростника для арабских рабочих, их жен и детей. Наконец, узкоколейку, предназначенную для вывоза земли в отдаленные от раскопок места, чтобы был свободен путь к пунктам, которые, может быть, через год или через десять лет будут раскапываться.

Когда все довольно сносно устроено, начинается долгая жизнь в безрадостном окружении, которое не скрашивает ни одна европейская женщина. Поэтому американцы и французы нередко привозили с собой жен. Правда, с условием, что дамы принимают посильное участие в работах экспедиции, которое, кстати, отнимало у них столько времени, что даже окружающий их унылый мир, с его паразитами, неизбежной грязью да даже и опасностями, уже, казалось, не противоречил их женской природе. Американские мудрецы настолько загружали их работой, что возникающие обычно от скуки желания подавлялись в них в самом зародыше.

У немцев дело обстояло иначе. Кольдевей высказался против какого-либо участия женщин в работах экспедиции. Даже после первой мировой войны, когда Кольдевей уехал из Месопотамии, экспедиция в Варка, в которой числились уже более 10 европейцев, продолжала следовать его принципам. Единственная женщина, дипломированный архитектор и инженер, тесно связанная с экспедицией, сидела в Берлине, на расстоянии 4000 километров от Варка, если лететь туда самолетом. Но без ласковой, заботливой руки женщины в Варка еще можно было жить, без воды же жить было нельзя. И воду приходилось возить изо дня в день за пять километров из колодцев, сберегая при этом каждую каплю.

250 арабов и дюжина европейцев, работавших здесь, потребляли уйму воды. Если ее вовремя не доставляли, земля колебалась под ногами прыгающих и топающих арабов. «Их поднятые вверх руки,— писал Кениг,— держали не копья и ружья, как когда-то, а корзины, в которых они переносили землю, и куфьи (головные платки). Скандируя хором, они до изнеможения выкрикивали под обрывистый ритм хоза (военного танца) наскоро подобранную строфу следующего содержания: «Мы хотим пить, а беги жестоки!». Но и мы, «беги» (господа), испытывали постоянные затруднения с водой, как для фотографических работ, так и для питья. Вспышки дизентерии постоянно стояли на повестке дня; правда, это касалось только нас, европейцев, арабам эта вода не вредила. Но и шакалам эта вода, видимо, тоже нравилась. Как только заканчивались работы, они подбирались к большим чанам с водой, находившимся в зоне раскопок, и пили из них».

В свободные от работы вечера больные доверчиво шли лечиться к белым бегам. В Варка не было немецкого врача, но обладавший многосторонними талантами Вильгельм Кениг успешно лечил больных своими собственными методами. Иногда он давал лошадиные дозы лекарств, но их безропотно принимали. Полные доверия к немецкому лекарю арабы показывали ему свои ранения и переломы, воспаленные глаза, рассказывали о «кирпиче в животе».

И они отвечали благодарностью, эти потомки шумеров! «Хайа, хайа, бег!» — кричали они, предупреждая о появлении змеи. И она действительно лежала под камнями. Это обычно была рогатая гадюка — змея с черно-бело-красным узором на спине и с двумя маленькими «рожками черта» на голове — змея с рогами!

Да, тут приходит на память, что не только золотой телец или священная овечка обладают рогами, но черт тоже. Добро и зло проистекают из одного и того же источника. Но в каких случаях это добро, а в каких зло? И почему?

Бедуины ненавидят змей так, как никаких других животных. Они боятся их и всегда убивают с громким криком. Религиозный ужас?

Однако они не боялись быков из глины с большими рогами и черной змеиной полоской на спине, когда их извлекали из земли в Варка.

Клинописные таблички и надписи из Варка засвидетельствовали имя погребенного города — Урук.

Библия называет его Эрех, упоминая сразу же после Вавилона (1 кн. Моисея, 10, 10). Еще древние греки знали об Эрехе, называя его Орхои; это было место, где находилась известная школа ученых. Потом это имя исчезло из истории.

В III веке нашей эры Урук был покинут своими жителями. Вторжение персидской династии Сасанидов принесло городу гибель. Городские строения были разрушены, и вся территория постепенно превращалась в группу жалких холмов щебня, из которых местами еще поднимались остатки стен.

Время, прошедшее от возведения первой городской стены и до бегства жителей из города, исчисляется приблизительно тремя тысячелетиями. В мире еще не было ни одного города, который просуществовал бы так долго. Даже Рим и Вавилон не могли в этом отношении соперничать с Уруком.

В середине III тысячелетия до нашей эры Урук был окружен двойными стенами, протянувшимися почти на 10 километров; там было 800 сторожевых башен, сооруженных приблизительно через каждые 10 метров. Лишь двое больших ворот, на севере и на юге, позволяли проникнуть в город.

Но не только в этом чудо Урука.

Оно заключалось больше в другом. Именно это «другое» объясняет, почему Урук в наше время стал местом паломничества археологов.

Продолжавшиеся вплоть до начала второй мировой войны раскопки, поддержанные немецкой научной общественностью, показали, что Урук был городом, где свершилось самое значительное событие в истории человеческой культуры. На земле Урука впервые обозначился порог, через который шагнул человек из тьмы веков дописьменного периода в историческую жизнь, уже озаренную светом письменности.

С появлением первого пиктографического письма[16] на Востоке началась эпоха, отраженная в поддающихся прочтению документах, то есть, по представлениям цивилизованного мира, первая историческая эпоха. Все, что было до этого времени и, следовательно, не нашло никакого отражения в письменности,— это еще не история, а предыстория, анонимная и безграмотная. Поэтому история, в сущности, начинается в четвертом слое раскопок Урука. Именно там лежали самые древние документы (понятие, которое, кстати, более подходит к глиняным таблицам, чем к рукописям на бумаге) из найденных до сего времени в Азии.

Открытие в Уруке письменности еще не исчерпало загадок этого города — они только еще начинались.

Четвертый слой Урука не только раскрыл порог, переступив через который человек вошел в эпоху документов и печатей, но этот знаменательный переход к историческому времени  принес с собою и доказательства того, что у человека той эпохи было уже сложившееся мировоззрение.

Потрясающее богатство символов — первое тому доказательство.

В восемнадцати достаточно четко отделенных друг от друга слоях — из них четвертый слой раскрыл следы появления письменности — предстало это богатство перед изумленными взорами современных исследователей.

Следует, правда, оговориться: Урук не был местом, где впервые была обнаружена письменность. Древнейшие следы ее открыты в Западной Европе. Там они запечатлены у входа в пещеру близ испанского местечка Пасьега. Эта пещера, видимо, служила не жильем, но была святилищем у людей ледникового периода, которые входили в нее лишь для совершения культовых церемоний. В пещере находился подобный алтарю камень и кремневый нож.

У входа в пещеру «надпись» — отпечаток пары ног и рисунок, изображающий корабль с загадочными надстройками.

В рисуночном письме всего мира ноги всегда обозначают понятие «идти», а своеобразный рисунок корабля указывал, вероятно, на культовое назначение пещеры. Может быть, здесь имелся в виду лунный серп. Современный ученый Фридрих Бен предполагал, что рисуночное письмо у входа в пещеру из Пасьега обозначает: «Вход воспрещен!»

Но самая значительная находка письменных знаков конца ледникового периода происходит из речного грота Мае д'Азиль во Франции. Речь идет о нескольких сотнях осколков кремня, на которых красной краской нарисованы какие-то знаки. Это были уже не картины, а настоящие «буквы».

От более позднего, каменного века также остались подобные знаки, которые часто попадались в постройках из крупных каменных блоков на территории Европы. Они так похожи на буквы ледникового периода, что можно было предположить существование между ними древнейшей связи. Большая часть таких знаков найдена в Бретани, на севере Франции, попадались они и в других местах Франции и на западе Германии. Правда, следы этой цепи письменных знаков, появлявшихся из тьмы ледникового периода, неожиданно обрывались. Словно какой-то колеблющийся огонь: то он вспыхивал, то гас, то вновь разгорался.

В Уруке у Персидского залива этот огонь вспыхнул на грани перехода от IV к III тысячелетию до н. э. и с тех пор больше уже не затухал. Но и это не все, что Урук дал научной археологии.

И то, что он дал еще, было не менее значительно.

Знаки, выражающие духовную жизнь человека, уходят далеко за границы эпохи письменности — во тьму веков. И ре только в Уруке — всюду они восходят к доисторическому времени. Правда, это было даже не пиктографическое письмо и тем более не клинопись, а нечто совсем иное: это культовые изображения, религиозные знаки.

Такие знаки по большей части встречались в захоронениях доисторического периода. Они обнаруживаются как в положении   трупа,   так   и   в характере погребального инвентаря.

Если проследить историю этих символов — их назначение, их сочетания, вытеснение одних другими, их возникновение или исчезновение,— то вырисовывается своего рода документальная история человечества, начавшаяся задолго до появления письменности.

И без письменности можно прочитать захватывающие дух, волнующие страницы истории. Например, историю синкретических существ с рогами и крыльями, с орлиными или львиными лапами, с чешуей рыб или змей. Или историю золотого тельца, который превращается сначала в агнца, а потом в священную рыбу.

Перечислить все, что нашли во многих слоях-поселениях Урука дописьменного времени, почти не представляется возможным. Большинство находок указывает на определенно выраженные и взаимосвязанные представления и понятия. Например, была найдена фигурка лежащего барана из черного камня, на его спине укреплен кусочек серебра. Может быть, этот «барашек» ранее был предметом культа или его использовали как древко во время процессий. Среди других амулетов чаще всего встречаются рогатые животные. Были также найдены две соединенные между собой рыбы. Кроме того, попадались уже знакомые нам синкретические существа.

Но наиболее интересна печать из Урука, на которой изображены два фантастических животных со змеиными шеями. Ноги у них, видимо, бычьи, головы походят на львиные. Скрещенные длинные хвосты окружали летящее животное — тоже синкретическое существо с головой собаки или льва. Змеиные шеи так переплелись, что образовали окружность, диск. Все это изображение в целом, очевидно, выражало определенную культовую идею. Весьма примечательно, что оно поразительно напоминает изображение на шиферной пластине египетского фараона Нармера времени основания государства на Ниле в начале III тысячелетия до н. э.

В самых глубоких слоях Урука лежали разрисованные глиняные фигурки быков. Из более поздних слоев выясняется связь быка (или другого рогатого животного) с определенными религиозными представлениями. Именно там, в этих слоях, нашли скульптуру лежащего быка, изваянную из камня. На его теле, равномерно по всему туловищу, были выгравированы розетки с 8 листьями — знак Венеры-Инанны, шумерской богини, покровительницы Урука. Глаза покоящегося культового животного были, видимо, окрашены, а разрушенные рога и уши, скорее всего, были серебряными или золотыми. Тело быка насквозь просверлено. Наверное, его носили на древке во время процессий или прикрепляли к алтарю.

У культового сосуда из Урука того же времени — приблизительно середина III тысячелетия до н. э. — на нижней части изображены быки, а на горлышке — два льва. Иными словами: и бык и лев играли важную роль в культе Урука раннего времени, олицетворяя ущербную и полную луну.

И двумя тысячелетиями позже у львов на воротах Иштар в Вавилоне изображены бычьи рога на лбу.

В древней земле Урука (IV и VI слои) были обнаружены маленькие яйцеобразные предметы. Очевидно, это были амулеты. Они, вероятно, отражали распространенный и сейчас культ лунного яйца, которое приносит на пасху лунный заяц, когда светит полная луна.

На большей глубине, примерно в XIV слое, были найдены глиняные черепки, которыми засыпали мертвых, лежащих словно в глубоком сне. Еще и сегодня считается, что черепки приносят счастье, а в древности они обещали плодородие и новую жизнь.

В земле Урука нашли также фигуру уже известной нам обнаженной женщины, сидящей на корточках. Затылок этой глиняной фигурки пробит; очевидно, ее носили на шее, прикрепляя к ожерелью. С находкой этого амулета в Уруке обнаруживается культ богини Венеры, которая считалась девственницей и в то же время матерью всех людей.

Зимой 1928—1929 годов немецкая экспедиция начала раскопки храма Е-аппа, святилища Инанны. Эта богиня считается шумерской предшественницей аккадской богини звезд Иштар, великой богини Вавилона, Ашшура, Мари и других многочисленных городов Ближнего Востока.

Храм Инанны в Уруке восходит к древнейшей дописьменной эпохе. Он построен в начале III тысячелетия до н. э. из ценных известковых камней еще более древнего, разрушенного святилища. Благодаря сложнейшей реконструкции, проведенной опытными немецкими архитекторами, удалось воссоздать облик неоднократно перестраивавшегося, обновлявшегося и украшавшегося святилища Инанны, стены и колонны которого были облицованы похожей на ковер мозаикой, составленной из маленьких красных, черных и белых глиняных штифтиков.

В конце концов, появилась владычица этого великолепного храма — Инанна, в длинной одежде, с украшениями на голове, с длинными ниспадающими волосами; одна рука ее милостиво поднята вверх. Перед ней лежит жрец, которому по древнейшему обычаю полагалось представать перед божеством без одежды.

Развалины Урука, вся его многотысячелетняя история говорят о постоянном почитании Инанны. Даже последние вавилонские цари воздвигали там постройки в честь этой богини. Вернее, в честь обеих богинь звезды Венеры, а именно: в честь Инанны — богини войны (утренней звезды) и в честь Наны — богини любви и материнства (вечерней звезды).

Обо всем этом Юлиус Иордан, который в течение многих лет руководил немецкой экспедицией в Варка, рассказал блестящему собранию профессоров, тайных советников и генеральных директоров, состоявшемуся в апреле 1929 года в связи со   столетием Германского   археологического    института.

Но на этих видных представителей солидной и самоуверенной науки сообщение о вере в луну и девственную богиню-мать из Урука не произвело большого впечатления. Их многочисленные ассистенты копали по всему миру, и Урук был для них лишь точкой на огромном полотне развернувшейся перед ними истории человеческих верований.

Немцы еще и до сих пор копают в Уруке. Как только приближается зима, они уже ведут подготовку для возобновления своих поисков на холмах Урука. Потому что Урук не только один из самых древних городов мира, но и город почитания небесной царицы-девственницы, вера в которую живет еще и в наше время. Однако тогда ученый мир этого ясно еще не осознал. Доклад Иордана был оставлен без внимания.

По времени Урук очень далек от нашего мира. Настолько далек, что нам трудно воскресить в своей памяти и правильно понять истоки его глубоко религиозного мировоззрения, но все же далек не настолько, чтобы человеческая душа предала их полному забвению.

Однако в Уруке так и не нашли никаких следов Авраама. Следовало, наконец, взяться за раскопки его родного города — Ура.