"Библейские холмы" - читать интересную книгу автора (Церен Эрих)

К ИСТОКАМ КУЛЬТУРЫ

В кабинетах ученых Запада ощущалось нарастающее беспокойство в связи с успехами в области изучения клинописных табличек. Потому что лингвисты неожиданно нашли собственное имя, с которым не знали, что делать.

Это собственное имя — Шумер, с ударением на втором слоге. Удивительно, что обнаружили его на клинописной табличке царя Ашшурбанапала, где царский писарь сообщал о «тайных шумерских документах».

Что же это было?

Никто из античных авторов об этом ничего не сообщал. У современных языковедов возникло пока еще не совсем ясное представление, что еще далеко не все сделано для полной расшифровки аккадской письменности, для исследования языка Ассирии и Вавилонии. Если даже Ашшурбанапал два с половиной тысячелетия назад считал шумерский язык «темным», то лингвисты и филологи нашего времени понимают, что они стоят перед еще более трудной задачей, чем та, которая была ими уже решена.

Шла ли речь о шумерах, пока еще никому не знакомом народе?

Некоторые европейские языковеды XIX века упорно отрицали даже возможность существования шумерского народа вообще. А если так, то, следовательно, не могло быть и шумерского языка. Будучи уже пожилыми людьми, они продолжали утверждать — как, например, французский ориенталист Жозеф Алеви, который, во всяком случае, был значительным исследователем в области семитологии,— что эти так называемые шумерские таблички представляют собой не что иное, как один из видов тайнописи вавилонян или ассирийцев. В начале XIX века научные споры по «шумерскому вопросу» все еще продолжались. Археологи должны были подавлять в себе неприятное чувство, что они ищут нечто такое, что, может быть, совсем не существует. Правда, из вавилонской клинописи уже было известно, что некий народ «хальду» приблизительно в I тысячелетии до н. э. из Южной Вавилонии передвинулся на север, распространился по всей вавилонской территории и перешел к оседлому образу жизни. Однако это были не шумеры, а халдеи[11], отсюда и наименование «хальду». Говоря о халдеях из Южного Вавилона, надо иметь в виду, что речь тут должна идти о многих кочевых племенах, которые в течение большого промежутка времени неоднократно поднимались вверх по реке. Вполне возможно, что некоторые из этих племен могли достигнуть Харрана в Северо-Западном Двуречье,— так, по крайней мере, утверждает Библия в своем рассказе об Аврааме и его семье.

Но Шумер? Что же здесь общего с Шумером?

И все-таки вопрос об Аврааме и его переселении из Ура в Харран вновь и вновь ставит вопрос и о шумерах. Потому что если Авраам действительно пришел из Ура, то этот Ур мог находиться лишь в Южной Вавилонии, возможно, там, где была «страна моря» — страна, расположенная близ Персидского залива.

Как раз оттуда-то и ведут свое происхождение таблицы с таинственной шумерской клинописью, которую считали ассиро-вавилонской тайнописью.

Кто посетит Южную Месопотамию, древнюю Халдею, быстро поймет, почему библейский Авраам переселился из легендарного города Ура в Харран, в Северо-Западную Месопотамию, или, если следовать вавилонским клинописям, почему племена «хальду» ушли с юга страны. Дело в том, что на юге наступило постоянно прогрессирующее ухудшение необходимых для жизни условий — упадок, который можно ощутить еще и сейчас. Южнее Вавилона, по берегам обеих рек, особенно по берегам Евфрата, тянутся обширные области болот, нездоровый климат которых помимо некоторых других превратностей природы буквально превратил жизнь в ад. Созданная с особой тщательностью тысячелетия назад система каналов, которую использовали для орошения полей, постепенно приходила в упадок, так как потомки строителей каналов не восстанавливали ее. В конце концов? она окончательно разрушилась, а поля превратились в болота и трясины. Тот, кто сегодня живет в этих местах, постоянно подвергается опасности: твердая почва может неожиданно исчезнуть из-под его ног, а сильные ливни отрезать всякие пути отступления. Тогда человеку останется либо утонуть, либо, что еще хуже, задохнуться в болоте, если, конечно, у него под руками случайно не окажется лодки.

Поэтому первая заповедь для всех путешественников по Халдее гласит: привяжи себе за спину лодку!

Если рассматривать с этой точки зрения библейскую легенду о переселении Авраама из Ура халдейского в Харран, то она находит известное подтверждение. Ему не стоило более жить в Уре.

Но, чтобы побольше узнать обо всем этом, нужно было найти Ур.

Путь археологов в Ур можно сравнить со своеобразным путешествием по спирали, которое началось в Сузах и Басре с серьезных успехов французских археологов.

Французы решили исследовать Сузы, древнюю столицу эламитов, которые, судя по вавилонским клинописным текстам, часто вступали в союз с жителями Халдеи и вместе с ними боролись против ассирийцев. Сузы лежали восточнее низовья обеих рек.

С 1884 по 1886 год супруги Дьелафор из Франции вели раскопки на развалинах дворца персидского царя Артаксеркса в Сузах. Они сообщили в парижский Лувр об открытии монументального дворца с прекрасными скульптурами и фризами, изображающими львов. В  1897—1898 годах Жак де Морган и Р. де Мекенем начали раскапывать весь зольник. При этом они также наткнулись на культурные слои доисторического времени, точнее — эпохи, когда письменности еще не  было.

Там, в Сузах, в результате раскопок 1901 —1902 годов французы нашли уже упомянутый «свод законов» вавилонского царя Хаммурапи, записанный на огромном диоритовом камне. Они нашли также части настенного барельефа XII века до н. э., на котором рядом с пальмой изображен бородатый человеко-бык с короной в виде рога и бычьими копытами. Совершенно очевидно, что древнейшее изображение быка теперь все больше и больше превращается в человекоподобный образ бога Луны, который, в конце концов, сохранил лишь как признак божественности священные рога на лбу, такие же, как у вождей семитов, индоевропейцев, германцев и других народов.

Наконец французам удалось установить ту степень разрушений, которым Сузы подверглись в VII веке до н. э. Незадолго до падения своей собственной державы ассирийцы разрушили древнее государство Элам вместе с его столицей Сузами. «Зиккурат Шушана (Суз), который был построен из эмалированных кирпичей,— так сообщал царь Ашшурбанапал о своей победе,— я разрушил, обломал его зубцы, которые были отлиты из блестящей меди... Шушинака, их бога-прорицателя, жившего в уединении, божественных дел которого никто не видел... богов (и) богинь с их сокровищами, их добром, их утварью, вместе с первосвященниками (и) жрецами я заполонил в страну Ашшур. 32 статуи царей, изготовленные из серебра, золота, меди, алебастра... я забрал в страну Ашшур. Я снес шеду (и) ламассу, стражей храма, всех, сколько (их) было, исторг яростных быков, украшение ворот. Святилища Элама до небытия я уничтожил, его богов (и) его богинь я пустил по ветру. В их тайные леса, в которые не проникал никто чужой, не вступал в их пределы, мои воины вступили, увидели их тайны, сожгли (их) огнем. Гробницы их царей, прежних (и) последующих, не чтивших Ашшура и Иштар, моих владык, доставлявших хлопоты царям, моим отцам, я сокрушил, разрушил, показал солнцу; их кости я забрал в страну Ашшур; их душам я доставил беспокойство, лишил их жертвоприношений (и) возлияния воды».

Царскую семью, придворных и семьи всех знатных людей государства ассирийцы взяли в плен и увезли с собой. Часть пленных была принесена в жертву богам, и, наконец, Ашшурбанапал повелел засеять поля сорняками и засыпать солью, чтобы земля больше никогда не стала плодородной.

Из ассирийских документов можно также узнать, что обратно в Урук с триумфом была возвращена статуя богини Наны, которая за 1635 лет до того времени была увезена в Сузы. Урук! Но ведь это не Ур! Где же находился Урук?

В 90 километрах выше устья Шатт-эль-Араба, куда впадают Евфрат и Тигр, на последнем отрезке пути к Персидскому заливу расположен порт Басра. Когда-то наряду с Багдадом он был знаменитым городом, городом «1001 ночи». В новое время Басра превратилась в захолустный городишко, в котором в конце XIX века едва ли насчитывалось 20 тысяч жителей. Ни один европеец не согласился бы жить в нем добровольно из-за нездорового климата. Для археологов Басра была, правда, важным пунктом, потому что отсюда отправлялись в музеи Запада многочисленные ящики, наполненные драгоценными  находками.

В 1877 году вице-консул Франции Эрнест де Сарзек случайно попал в Басру. По собственной инициативе пустился он на поиски интересных вещей, если таковые могли найтись в таком захудалом месте, как Басра. Он начал эти поиски, может быть, потому, что перед его глазами стоял достойный подражания пример консульского агента Ботта из Мосула и его поразительная карьера, завершившаяся постом французского генерального консула. А может быть, французские археологи не без определенных целей направили в Басру нового вице-консула. Так или иначе, но Эрнест де Сарзек с большим интересом разглядывал страну Али Бабы и сорока разбойников.

В душные, наполненные палящим зноем дни он странствовал по болотам, заросшим тростником, и по заброшенным, давно засохшим каналам. Он наблюдал призрачные картины фата-морганы. Ему мерещилась голубая зыбь больших озер там, где на самом деле был лишь песок и выжженная глина. Он видел коричневые столбы песка, быстро передвигавшиеся по земле и, как облака дыма, вздымавшиеся вверх в мерцающем от жары воздухе. Он повидал песчаные бури, когда завихряются смерчи, образуя глубокие воронки,— «ветры шакалов». Ужасная страна! Его мучила жажда. Весь пот, который выделяет тело, сразу же высыхал на сухом жарком ветре. Кожа воспалялась. В таких случаях надо пить, пить и снова пить. А чистая, прозрачная вода попадается здесь очень редко. Европейцы часто болеют от местной воды; заражаются дизентерией  или тифом.

Глаза горят. Они воспаляются от мелкой красной пыли. Если же промывать глаза водой, возникает новая опасность — получить страшную глазную болезнь. Более половины всех местных жителей страдают глазными заболеваниями.

Кошмарная страна! Она изматывает, заражает болезнями, убивает. Весной и летом даже ночи не приносят покоя. Нередко температура ночью доходит до +40 градусов. Нездоровая, зеленая вода течет к заливу, достигая тридцатиградусной температуры. Над водой вьются миллиарды кровожадных комаров. Поразительная страна! Из пустыни приходят бедуины с верблюдами, курами, ослами, детьми и собаками. Они кочуют, не обращая никакого внимания на жару, пыль и бури. Точно все это так и должно быть.

Чем они живут?

«Аллах велик»... «Пусть будет он милосерден!»

Вице-консул Франции смотрел на их черные палатки из козьего волоса. Неужели здесь и лежат истоки культуры? Неужели это и есть потомки носителей таинственной, высокой и славной культуры, которых некоторые европейские ученые считают основоположниками западной цивилизации? Это ли потомки шумеров? Или, может быть, чума и тиф, малярия и дизентерия, жара и песчаные бури уже давно привели их к гибели.

Но где же тогда их следы? Где холмы, под которыми они лежат?

Однажды вице-консул услышал от одного из феллахов о каких-то кирпичах со знаками письменности и об удивительной  каменной  статуе.

Где?

Нет, не около Басры! Гораздо севернее! Надо идти далеко, по тяжелым и опасным дорогам. Это там, между обеими реками, в безотрадной пустыне; это Телло — край холмов, один холм щебня около другого.

Телло?

За хороший бакшиш Эрнеста де Сарзека туда привели. И вице-консул стал копать.

Эрнест де Сарзек вел раскопки в течение нескольких лет. В пустыне Телло он нашел архив, состоящий более чем из 20 тысяч клинописных табличек. Это собрание было хорошо систематизировано и по объему значительно превышало библиотеку из Ниневии! Будучи разделенным на отдельные части по типу содержавшихся в нем документов, этот архив пролежал в земле почти четыре тысячелетия.

Звезды французской археологии засияли. Вся Европа, вся Америка, весь мир с восторгом взирали на гигантскую библиотеку, которую французские исследователи извлекли из забвения. Ведь речь шла не об обычных таблицах со знаками-письменами — это были таблички, почти все без исключения покрытые знаками таинственного шумерского письма. Пожалуйста, вот целая шумерская библиотека с огромным числом шумерских клинописных табличек!

Только научитесь, наконец, читать их!

Вот и решение спорного вопроса! Шумерский народ действительно существовал. Этот народ жил некогда в Южной Месопотамии — там, где находится холм Телло.

В 1903 году капитан Гастон Крое продолжал французские раскопки в Телло. Результаты раскопок заставили, наконец, изменить свое мнение даже тех ученых, которые отвергали самый факт существования шумеров. В 1929—1931 годах французы все еще копали в Телло. Руководил раскопками Анри де Женильяк, но, обессиленный тяжелым климатом, смертельно переутомленный, он вынужден был оставить экспедицию. На его место пришел Андре Парро, открывший Мари. Он еще два года продолжал работы в Телло. Потом французские археологи покинули «свой холм» и вернулись в Париж, накопив большой опыт и обогатившись многочисленными оригинальными находками. И ученый мир узнал, что холм Телло сохранил под собой остатки шумерского города, который назывался «Лагаш». В Лагаше из тьмы веков как призраки выступили целые поколения шумерских правителей. Они жили за тысячу лет до рождения Моисея и были намного старше Авраама.

Таким образом, Лагаш стал ценнейшим археологическим памятником. Даже сегодня, когда прошло уже более 80 лет со времени открытия Лагаша, эти памятники не утратили своего значения [12].

Документы из Лагаша свидетельствуют о развитии религиозных представлений у шумеров. На посвятительных табличках древнейшего правителя Лагаша (середина III тысячелетия до н. э.) изображена хищная птица с львиной головой. Это синкретическое существо вонзает свои когти в тела двух львов.

На других барельефах — быки с человеческими головами, у некоторых быков вся верхняя часть туловища — человеческая.

Человеческие головы быков имеют рога и уши рогатых животных. Значит, и здесь мы наблюдаем превращение бога-быка в бога-человека. На одном из шедевров шумерского искусства середины III тысячелетия до н. э. — серебряной вазе — были изображены четыре орла с львиными головами. Их образ синкретически связан со львами, оленями и козлами.

На другой вазе из Лагаша — две увенчанные коронами змеи с крыльями. Еще на одной вазе изображены обвившиеся вокруг жезла змеи. Итак, змея и жезл: очевидно, это та же самая змея, которая в руках Моисея превратилась в жезл и потом снова в змею.

В самых глубоких слоях, вскрытых при раскопках Лагаша, скелеты не лежат, а сидят на корточках. Это характерное для определенных религиозных представлений положение археологи уже наблюдали при других раскопках. В поднятых к лицу руках мертвые держат глиняные чаши, как будто они хотят утолить свою жажду.

Что это означает?

Где хранится дарящий воду и жизнь сосуд, который дает силы жизни? Только на небе! Там в постоянных превращениях луны начинается жизнь, возрождаясь из смерти, луна становится то серпом, рогом или ладьей, то чашей или кубком. И из лунной чаши течет вода жизни. Очевидно, поэтому мертвецы из Лагаша держат сосуд перед лицом так же, как в некоторых других погребениях доисторического времени.

В 1886 году, когда работы на холме Телло-Лагаш после раскопок Сарзека были на некоторое время прерваны, Роберт Кольдевей посетил эти ставшие уже знаменитыми места. Конечно, не для раскопок. По международной конвенции холм принадлежал французам, которые, правда, всегда радушно встречали гостей.

Кольдевей увидел, как арабы — похитители кирпичей уже начали усердно разбирать раскопанную стену. Конечно, это причиняло большой ущерб исследованиям ученых. Но нужда местных жителей в кирпичах была невелика, так как в стране не велось почти никакого строительства. И когда Кольдевей через 12 лет вновь посетил развалины в Лагаше, стены уже почти не разбирали.

Сенсационное открытие Лагаша побудило берлинские музеи последовать примеру парижского Лувра. Кольдевею поручили руководить небольшой немецкой экспедицией, в которой принял также участие немецкий филолог-арабист Бруно Мориц.

Экспедиция должна была исследовать и по возможности раскопать два холма близ Лагаша, неподалеку от заболоченных, заросших камышом и полных опасностей джунглей.

В 1887 году немцы в течение нескольких месяцев раскапывали оба холма — Сургуль и Эль-Хибба, надеясь сделать такое же открытие, каким осчастливил Францию ее замечательный вице-консул из Басры. Но, несмотря на все попытки, эти надежды оказались обманчивыми. Из обоих холмов не было извлечено ни интересных скульптур, ни клинописных таблиц древних шумеров. Разочаровавшись, берлинские музеи решили прекратить раскопки.

Удивительно — англичанам повезло в Ниневии, французам — в Мари и Лагаше и лишь немцам, которые так хорошо освоили ассирийский и вавилонский языки и так же охотно взялись бы за изучение еще и шумерского,— этим немцам счастье первооткрывателей так и не давалось в руки.

Между тем в Южную Месопотамию отправляются новые экспедиции. Они намереваются, несмотря на постоянную угрозу заболеть болотной лихорадкой, невзирая на всякого рода опасности, которые подстерегали их в окутанных ядовитыми туманами и заросших тростником болотах, найти новые следы шумеров. Они имели в своем багаже Библию, чтобы постоянно помнить ее слова:

«Царство его (Нимрода) вначале составляли: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар (Шумер). Из сей земли вышел Ассур...» (I кн. Моисея, 10, 10, 11).

Область, лежащая к югу от Вавилона и протянувшаяся до Персидского залива, уже не нова для археологов. Почти каждый исследователь, которому приходилось раскапывать ассирийские и северовавилонские холмы, пытался проникнуть в тайну этой безотрадной цепи холмов на юге Месопотамии. Эта заболоченная область летом, когда свирепствуют песчаные бури, становится совершенно безводной. Лишь в течение короткой зимы европейцы могут вести здесь более или менее сносное существование. Природа всеми своими силами (малярия и эпидемии, тучи комаров и полчища шершней, скорпионы и наводнения, песчаные бури и нестерпимая жара) сопротивляется открытию поселений человека, скрытых в этой земле в течение многих тысячелетий.

Но еще и другие опасности поджидали здесь археолога. Первая североамериканская экспедиция скоро должна была столкнуться с ними.

Уже в 1883 году, спустя несколько месяцев после отказа немцев от своих безнадежных попыток найти шумерские клинописные таблицы в холмах близ Лагаша, археологи из США прибыли в район холмов, находящийся приблизительно в 100 километрах на юго-восток от Вавилона, где были ясно видны следы руин. Местные жители называли это место «Нуффар», языковеды — «Ниппур».

Североамериканскую экспедицию, предпринятую Пенсильванским университетом, возглавил теолог Джон П. Петере. Эта экспедиция была задумана широко, не считаясь со средствами, как это умеют делать американцы; в экспедицию входили выдающиеся ассириологи (Роберт Френсис Харпер, X. В. Хильпрехт) и целый штаб архитекторов, художников и других вспомогательных сил.

Однако эта первая экспедиция в Ниппур через короткое время была неожиданно прервана. Кочующие племена бедуинов напали на американский палаточный лагерь. Американцы, видимо, еще не познакомились с обычным для этой страны порядком платить арабским шейхам своего рода дань за каждого подсобного рабочего или нанимать этих рабочих из числа доверенных шейхам лиц, используя подкуп и лесть. Так или иначе, но бедуины, подняв яростную стрельбу, заставили ошеломленных ученых из Филадельфии отступить и прервать свое широко задуманное предприятие, но их ни в коей мере не обескуражила эта неожиданная неудача у Ниппура, и в следующем году они появились здесь снова. Петере нашел способ ублажить шейхов, который пришелся им по вкусу; ученых сразу же оставили в покое и дали возможность начать раскопки [13]. Прорыв в земле ямы и шахты, американцы скоро поняли, что они имеют здесь дело с большим числом культурных слоев — от древнейшего шумерского периода до ассиро-вавилонских более поздних периодов.

В 1893—1896 и 1899—1900 годах американцы продолжали свою работу в районе холмов Ниппура. Как будто это само собой разумелось, они покинули Ниппур с богатыми находками. Это были цилиндрические печати, посуда, украшения, скульптуры, а также несколько тысяч таблиц с письменами различного времени. Американцы с уверенностью лунатиков проводили свои широко поставленные раскопки в религиозном центре Шумера — «шумерском Риме».

Только после окончания второй мировой войны в Ниппур по заданию Чикагского университета приехала новая группа исследователей из США. Начатые вновь раскопки на большой глубине вскрыли почти 20 расположенных друг над другом культурных слоев — от III тысячелетия до н. э. по I век н. э.

То, что начали открывать в Ниппуре, и по сей день волнует исследователей [14]. Ниппур, прежде всего, внес в сдержанную атмосферу скрупулезного исследования своего рода страстность. Страстное стремление к дальнейшим открытиям шумерских документов, хотя бы и ценой работы в условиях южномесопотамского климата, в окружений комаров и змей.

И снова проявился большой интерес к Библии. Потому что в Ниппуре нашли документы, где упоминается название протекающего близ города канала: Ховара или Хевара. Это большой канал, у которого были поселены жертвы «вавилонского пленения» после завоевания Иерусалима. Среди них находился пророк Иезекииль, которому принадлежат в Ветхом завете следующие слова: «В тридцатый год, в четвертый месяц, в пятый день месяца, когда я находился среди переселенцев на реке Ховаре, отверзлись небеса и я видел видения Божий» (Иезекииль, 1,1).

Это было в Ниппуре, где через два с половиной тысячелетия стали копать американцы!

Иезекииль увидел в «стране халдеев на реке Ховаре» четырех чудищ на сверкающем огнем небе. По его описанию «подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны... а с левой стороны — лице тельца... и лице орла» (Иезекииль, 1, 10).

Все эти звери встречались уже нам в Месопотамии как культовые животные и синкретические существа. Среди них были и орел, и лев, и быки с человеческими головами. Их значение уже известно. Теперь мы знаем, что Иезекииль говорил о божественных животных. Быки с большими крыльями или крылатые львы — это небесные существа, но, конечно, не ангелы, а различные священные животные лунного культа. Только позднее эти образы были использованы для обозначения звезд и, в конце концов, для обозначения предшественников зверей в знаках зодиака.

Давно, задолго до того как созвездиям были присвоены имена зверей, эти существа уже бытовали в культе и верованиях шумеров, потом вавилонян и ассирийцев, наконец, персов

и народов последующих эпох. Так легко и просто подтверждается библейская история — ключи к ней в Ниппуре, южнее Вавилона, в «Риме шумеров», на канале, который называли Ховар или Хевар.

Американцы нашли в Ниппуре также деловые документы большого торгового дома Марашу. В этих документах встречаются израильские имена — такие, как Нафанаэль, Аггей и другие. Это были имена покупателей крупной торговой фирмы Марашу, которая, очевидно, была основана детьми или внуками увезенных в Ниппур израильтян. Но Ниппур раскрыл также историю, которая по времени значительно древнее вавилонского пленения. Вероятно, речь в ней идет о том же самом канале, связанном с видениями Иезекииля.

В документах из Ниппура содержатся и древнейшие мифы о богах — миф о Энлиле и Нинлиле, который звучит примерно так:

Энлиль — юноша, Нинлиль — девушка. Мать предупреждала свою девственную дочь, чтобы та не купалась одна в канале Ниппура. Молодой человек мог бы силой овладеть ею. Нинлиль не послушалась матери и купалась в канале одна. И вот сюда пришел Энлиль. Он увидел прекрасную купающуюся деву, попытался ее обольстить, а когда это ему не удалось, изнасиловал ее.

Нинлиль забеременела и, когда пришло ее время, родила ...луну. На пути в преисподнюю, куда она последовала за божественным отцом своего ребенка — Энлилем, девушка еще носила луну под своим сердцем. Но нарождающаяся луна, конечно, не могла уйти в преисподнюю, и поэтому ее отобрали у молодой женщины. Но в ее чреве зародилась вторая луна, ущербная, умирающая, чтобы сопровождать девственную мать в потусторонний мир.

Следовательно, корни священного гимна шумеров о сыне девственницы и различии между двумя лунами — новорожденной и умирающей — уходят в этот пространный и сложный миф, отражающий шумерские верования.

Этот миф объясняет также, почему на шумерских памятниках так часто изображаются два рогатых зверя: они символизируют то различие, которое шумеры видели между двумя серпами луны. Кстати, это были те же самые шумеры, в гимнах которых воспевалась луна как «священный небесный корабль» и «сверкающий бык».

Одним из главных культовых центров, которые знает сегодня шумерология, был Ур. Но Ур халдеев, город Авраама, все еще не был найден.

В 1902 году немцы, работающие в Вавилоне, предприняли новую попытку найти в шумерском районе Южной Месопотамии место, обещающее им такой же успех, которого достигли англичане в Ниневии, открывшие библиотеку Ашшурбанапала, французы, обнаружившие архивы в Мари и Лагаше, и американцы в Ниппуре.

Из Берлина были срочно затребованы вспомогательные силы — молодые, энергичные археологи. После этого в Вавилоне состоялся «военный совет». Знаменитый профессор Фридрих Делич, критики которого все боялись, решил выделить из Вавилонской экспедиции группу, которая должна была попытать счастья в районе, полном еще не разгаданных тайн,— в Фара, южнее Вавилона и Ниппура, где работали американцы. Роберт Кольдевей и Вальтер Андре на время взяли на себя эту, очевидно, весьма нелегкую задачу.

Ведь только один переход туда был связан со значительными трудностями. В страшную жару (была середина июля 1902 года) они были вынуждены преодолеть последний отрезок пути через обширное, переполненное змеями и паразитами, заросшее тростником пространство болот Афеджа. Это им удалось лишь при помощи тростниковых лодок местных жителей, обмазанных битумом. «Это действительно нецивилизованный край»,— вздыхал Вальтер Андре.

Жители болот ютились в тростниковых домиках, которые еще шумеры пять тысяч лет назад считали устаревшими. Даже почтенный шейх деревни Фара жил в таком «тростниковом дворце».

Будучи знакомы с опытом американцев в Ниппуре, немцы предусмотрительно появлялись в деревнях вооруженными до зубов. Они не хотели, чтобы недоверчивые и недоброжелательные жители этого тростникового края, которым гости могли не понравиться, обратили их в бегство. Ведь здесь, в полных опасностей, заболоченных джунглях, это было бы равносильно смерти. Таким образом, немецкая экспедиция в Фара была больше похожа на военный поход, чем на мирную исследовательскую экспедицию ученых. Все участники экспедиции постоянно носили с собой оружие и были готовы к неожиданному нападению из какой-нибудь засады.

Однако все шло гораздо лучше, чем можно было предполагать. Ученые попробовали завоевать доверие деревенской общины Фара при помощи добрых слов и денег. Особое внимание было уделено шейху деревни. Исходя из девиза, что маленькие подарки поддерживают дружбу, все члены экспедиции проявляли в обращении с ним чрезвычайную вежливость, достойную испанского гранда или английского герцога. Ибо для них было очень важно найти людей для работы на раскопках, которую в тростниках могли выдержать далеко не все.

При этом с поразительной быстротой выяснилось, что люди из тростников Фара знают цену деньгам и хорошо умеют оценивать свой труд. Особенно шейх деревни, хозяин тростникового дворца, который выторговал себе особую плату за каждого нанятого рабочего. Он остался доволен и Аллахом и немцами. Чем больше немцы требовали от него рабочей силы — а они так и делали,— тем больше росли доходы шейха.

Но как это обычно бывает в тростниковых джунглях, что раскинулись между Евфратом и Тигром, бахвальство хорошо зарабатывающих людей из Фара нарушило покой соседних деревень. В одно прекрасное утро около 300 вооруженных пиками болотных людей с мрачными лицами подступили к лагерю экспедиции. Они энергично требовали того, что в условиях их происхождения, обычаев и воспитания им никогда раньше и не снилось,— они требовали работы.

С этих пор немцы вынуждены были терять много времени на долгие переговоры, чтобы все жители тростникового края оставались по возможности в хорошем настроении.

Правда, сама мысль о том, что предки этих болотных людей могли здесь, в Фара, оставить библиотеку, представлялась абсурдной даже самым большим оптимистам экспедиции. Надежды найти здесь библиотеку, казалось, были порождением ада, навеянной нависшей над Фара буквально адской жарой, дьявольским наваждением — ничем другим.

Но случилось невероятное: немцы нашли клинописные таблицы. Вначале нашли лишь отдельные таблички, потом появились целые серии с древними текстами шумерской клинописи и, наконец, целый клад. Этот клад оказался настолько большим, что можно было говорить о нем как о целой библиотеке.

Немцы сияли от счастья! Наконец-то! С радостью и удовлетворением встретил Берлин весть об этом открытии и потребовал срочной отправки всех клинописных таблиц через Басру в Германию. Чтобы в какой-то степени облегчить напряженный труд экспедиции в условиях болотистого климата Фара, ученые стали сменять друг друга. Вместо Вальтера Андре руководство исследованиями в Фара взял на себя Арнольд Нельдеке. Особые трудности археологам доставляли обеспечение сохранности и транспортировка клинописных таблиц. Ведь почти все таблицы с письменами не были обожженными и грозили рассыпаться на глазах. Надо было обращаться с ними осторожнее, чем с сырыми яйцами.

Глиняные таблички крайне осторожно извлекали из сырой земли, потом их сушили, чистили, фотографировали и располагали в определенном порядке. Упаковывали их по группам, обжигая глиняный слой, покрывавший ящик. Отдельные таблички обжечь на месте было невозможно: это приходилось делать уже в Берлине.

На все это уходило много времени. Прошло более 8 месяцев, прежде чем немцы смогли покинуть Фара и вернуться в Вавилон. Но потребовались еще десятки лет, пока удалось опубликовать результаты их работ.

Только в 1922—1923 годах вышло в свет сообщение Антона Деймеля, из которого следовало, что в Фара нашли три различных клада клинописных табличек. Во-первых, собрание текстов хозяйственного содержания, позже опубликованное как «Хозяйственные тексты из Фара». Во-вторых, «школьные тексты». Это были глиняные таблички, подобные школьным тетрадям нашей молодежи. На них увековечены попытки шумерских учеников научиться писать. Выходит, что в Фара несколько тысяч лет назад существовала школа обучения письму [15].

Но наибольший интерес для лингвистики представлял третий клад, при помощи которого удалось издать «Список архаических клинописных знаков».

Наконец из таблиц стало известно и имя древнего города, который был расположен на том месте, где сегодня живут болотные люди из Фара,— Шуруппак.

Имя города — Шуруппак — подняло на ноги всю археологию. Это же было название того города, где жил вавилонский Ной и где ему был дан божественный наказ построить ковчег!

Клинописная табличка из Ниневии, которая была обнаружена и опубликована Джорджем Смитом, гласит: «Ты, человек из Шуруппака, построй себе корабль, брось свое имущество и спасай свою жизнь! Возьми с собой на корабль немного семян всего живущего!..».

Этого вавилонского или шумерского Ноя звали Ут-Напиштим, а доброго бога, который дал ему наказ построить корабль-ковчег, чтобы спастись от всемирного потопа,— Эа.

Значит, это произошло в Фара, где когда-то находился Шуруппак! Там, где сегодня тянутся заросшие тростником болота, бог говорил с Ут-Напиштимом и велел ему построить ковчег. Ут-Напиштим сошел на землю не на Кавказе, у горы Арарат, как об этом написано в Библии, а, по вавилоно-шумерскому варианту, у горы Нисир, восточнее Тигра. Археологи из всех стран совершили паломничество в Фара-Шуруппак. С Библией в руках осматривали они молчаливые болота, заросшие тростником, но оттуда нельзя было получить никакого ответа.

Не принес ли Авраам легенду о всемирном потопе в Ханаан? Он же должен был слышать ее в своем родном городе Уре. Но ни Ур, ни Урук все еще не были открыты.