Глава XV ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА И ВНУТРЕННИЕ КОНФЛИКТЫ ПРИ ЭРИКЕ XIV И ЮХАНЕ III (1560–1592 гг.)

В своем уже упоминавшемся здесь труде о легендарной и древней истории Швеции, основанном больше на легендах и вымыслах, чем на действительных фактах, Иоганнес Магнус довел до конца историческую схему Николауса Рагвальди (с 1434 г.) и безоговорочно отождествил готов времен переселения народов с ётами, стараясь прославить свою родину. То, чего он не сумел создать путем смелой комбинации, он просто сочинял, но об этом тогда не знали, и все ему верили, ибо думали, что он пишет на основе достоверных источников. Даже Густав Ваза принимал его «Шведскую историю» как подлинную (во всяком случае, ту ее часть, где она не обращается против него самого). Так, в одном из своих обращений к подданным он писал: «В древних историях и хрониках написано, что из нашей страны вышло огромное число людей, звавшихся здесь ётами; они прошли через всю Германию и многие другие страны и государства и совершили много мужественных и замечательных подвигов… Они были достойны всяческой похвалы и в том отношении, что всегда были послушны своим властям». Но в основном Густав Ваза не одобрял духа, которым проникнуты рассказы о подвигах ётов. Вся его политика была направлена на то, чтобы разрешить проблемы, возникавшие вследствие внешнеполитической ситуации, внутри существовавших в то время государственных границ Швеции [43]. Преемники Густава избрали, однако, другой путь.

Выше неоднократно указывалось, и это надо подчеркнуть еще раз, что политико-географическая структура Швеции в те времена была совсем иной, чем структура нынешней Швеции. После окончательного разрыва скандинавской унии трудности, связанные с положением страны, обострились еще больше. С древнейших времен территория Швеции достигала Северного моря только на узкой полоске земли, сжатой с обеих сторон прибрежными владениями Норвегии и Дании. Путь из центра Швеции в Западную Европу, который шел через Балтийское море и его проливы, контролировался Данией. В руках Дании находился, возможно, важнейший в Северной Европе водный путь — пролив Эресун, приносивший Дании большие таможенные доходы. Конечно, при таком положении Швеции ее легко было отрезать от всякого общения с Западной Европой. Что же касается южных путей на континент, которые связывали Швецию с Северной Германией, то они продолжали оставаться под контролем Любека, пока любекская морская держава сохраняла свое прежнее выдающееся положение.

Ориентация Швеции того времени на Восток, несомненно, была гораздо более заметна, чем это имеет место теперь. Финляндия граничила с Россией, а северный берег Финского залива принадлежал Швеции. На севере русская граница проходила западнее, чем теперь, а пустынные области далее к северу не были точно разделены между Швецией и Финляндией, Норвегией и Россией. Об этих границах, из-за которых так долго и много спорили, вообще имелось весьма смутное представление. Швеция была легко уязвима не только на западе, но и на востоке, вследствие ее близости к России и Ливонскому орденскому государству со столицей Ревелем — господствовавшим здесь торговым городом, претендовавшим и на монополию в торговле с Россией. Уже во время правлении семьи Стуре было видно, что положение на востоке неясно и что там имеется ряд неразрешимых задач.

Для Густава Вазы было естественно стремиться преодолеть все трудности, обусловленные географической структурой Швеции, по возможности мирным путем. Но можно было представить себе и еще одно решение: устранить эти недостатки путем изменения политико-географических условий на юге, западе и востоке, иными словами, вступить на путь активной, направленной на несколько фронтов внешней политики, как это бывало в средние века. Сыновья Густава Вазы уже давно проявляли намерение вступить на этот новый путь. Герцог Юхан получил в качестве герцогства Финляндию. Отсюда он с напряженным вниманием наблюдал, как к концу 50-х годов XVI в. начало распадаться орденское государство и как Россия в 1558 г. овладела Нарвой и, таким образом, вышла к Балтийскому морю. Герцог Юхан хотел перейти через Финский залив и укрепиться в опорных пунктах на его южном берегу. И в то же самое время наследный принц Эрик из своей резиденции в Кальмаре с беспокойством и подозрением следил за датской политикой. Он хотел путем брака с английской королевой Елизаветой получить династическую — а вместе с тем политическую и торгово-политическую — точку опоры в Западной Европе. Эти планы ему, правда, так и не удалось осуществить, но они типичны для позиции Эрика. Густав Ваза сдерживал экспансионистские стремления своих сыновей[44]. После смерти отца новый король, Эрик XIV, получил возможность приступить к осуществлению своих намерений.

Шведская внешняя политика стала вестись в новом «стиле», явно агрессивном, смелом, часто почти рискованном. Наметившееся в течение ближайших десятилетий направление внешней политики Швеции определило ее курс и на значительный период в будущем.

Предпосылкой для конфликтов между скандинавскими государствами при Эрике XIV и Фредрике II Датском было описанное здесь географическое и политическое положение в области Балтийского моря, а вовсе не формальные споры о государственном гербе и притязаниях на суверенитет. Конфликт между Данией и Швецией разгорелся с особой силой, когда и Дания попыталась захватить у Ливонского ордена опорный пункт — остров Эзель. Если бы датчане захватили этот остров, они обладали бы в южной части Балтийского моря такой цепью стратегических пунктов, которая могла позволить им от центра страны у Эресуна через провинции Сконе и Готланд достигнуть входа, в Финский залив. Этим датским планам Эрик противопоставил свои равным образом экспансионистские планы. От своего брата Юхана он заимствовал мысль о завоевании южного берега Финского залива. «Для шведского государства ни в каком отношении не хорошо, если они (Россия или Польша) будут иметь такую прекрасную гавань вблизи границ Финляндии», — писал Эрик о Ревеле. Если Швеция, так думал Эрик, завоюет господство в Финском заливе, она сумеет, пользуясь гаванями Финляндии, в первую очередь Выборгом, получить преобладающее положение в торговле с Россией и большие таможенные доходы от этой торговли, такие же, как те, которые, например, имеет Дания от торговли через Сунд. Но для этого Эрику непременно надо было прежде всего установить хорошие отношения с Россией. В Ливонии Швеция сталкивалась также с соперничеством Польши, оказывавшей давление с юга.

Эрик начал постепенно осуществлять все эти далеко идущие планы. В 1561 г. он склонил Ревель вместе с примыкающими областями Эстляндии (по своей территории почти целиком соответствовала нынешней Эстонии) подчиниться Швеции. Но это вовлекло Швецию в конфликт с Любеком, конкурентом Ревеля в торговле с Россией. Любек с беспокойством следил, как Швеция стремилась захватить важнейшие пути на восток. Изменение внешней политики Швеции беспокоило многих. Поэтому Швеция должна была быть готова к военным операциям. В этом отношении Эрик шел по стопам своего отца; в течение ближайших двух лет он развил лихорадочную работу по вооружению сухопутной армии и морского флота. Его военная подготовка в значительной степени базировалась на призыве шведского населения.

Дело шло к войне, в этом не сомневался никто ни в самой Швеции, ни в Дании, ни в Польше, ни в Любеке. Положение Эрика XIV еще больше осложнялось вследствие того, что его брат Юхан стремился захватить земли Ливонского ордена и не собирался пожертвовать своими планами ради выгоды Эрика. Еще в самом начале своего правления, в 1561 г., Эрик пытался решительно ограничить власть своего брата (тогда были приняты так называемые Арбогские статьи), но эта попытка не дала результатов. Юхан нашел поддержку в Польше и вступил в брак с сестрой польского короля Катериной Ягеллончик. При этом он получил под свою власть укрепленную крепость в Эстляндии, по соседству с землями, которыми владел Эрик. Интересы сводных братьев столкнулись. Оба они унаследовали от отца громадную жажду власти; все попытки помирить их потерпели крушение. Между братьями началась открытая война, и через короткое время Юхан был схвачен и отвезен в качестве пленника в королевский замок Грипсхольм, а над его сторонниками Эрик учинил кровавую расправу (1563). Одновременно с этим началась война с Данией и Любеком (шведско-датская война получила название Скандинавской семилетней войны).

Фредрик II, воспользовавшись тем, что в Швеции шла гражданская война, взял инициативу в свои руки и уже в 1563 г., то есть в первые же месяцы войны, занял шведскую крепость Эльфсборг, отрезав таким образом выход Швеции к Северному морю. Стране угрожала блокада. Войска обеих сторон страшно опустошали район военных действий, что вызывало озлобление по обеим сторонам границы. Опустошения имели свою «варварскую логику» — обе враждующие стороны старались разорить те местности, которые враг мог использовать в качестве базы для военных действий, а шведы, сверх того, стремились прорвать датскую блокаду. Военное руководство обеих армий осуществляло эту программу с ужасающей целеустремленностью. Молодая шведская армия хорошо показала себя в бою с наемными иностранными ландскнехтами Фредрика II; но у шведов не было талантливого военачальника, который мог бы сравниться с Даниелем Ранцау, и наиболее крупные тактические успехи имели датчане. Однако отдельные тактические успехи, так же как и в средние века, не давали окончательных политических результатов, а со стратегической точки зрения борьба долго шла без решающего перевеса для той или иной стороны, пока зимой 1567/68 г. датские войска под руководством Даниеля Ранцау не вторглись в Эстерйётланд. Шведы действовали с большим успехом на море, где с помощью недавно созданного шведского флота им удалось держать под контролем морской путь в Северную Германию и обеспечить доставку необходимых припасов. Клас Кристерссон Хурн одержал под новым боевым стягом — «золотой крест на синем поле» — не одну блестящую победу над датским и любекским флотами. Сам Эрик был талантливым военным организатором, способным «начальником генерального штаба», несмотря на то, что в непосредственных столкновениях с врагом нервы часто ему изменяли. Борьба закончилась в пользу Дании, так как в Швеции началась новая междоусобная война, и Эрик был свергнут с престола своими братьями Юханом и Карлом, вступившими в союз с дворянством (1568). Только ценой больших экономических жертв Швеции удалось во время заключения мира с Данией в Штеттине в 1570 г. спасти Эльфсборг, за который Швеция заплатила большой выкуп. От планов господства над торговыми путями в Россию Швеции пришлось пока отказаться. Два главных проекта Эрика — добиться выхода к Северному морю и монополизировать торговлю с Россией — пока потерпели неудачу; большой географическо-политический конфликт не был решен. Напряжение сил оказалось утомительным для обеих сторон, и прошло четыре десятилетия, прежде чем они снова вступили в единоборство.

Преемник Эрика Юхан III не был склонен отказываться от планов захвата монополии на торговлю с Россией, хотя при заключении мира в Штеттине он вынужден был объявить дорогу в Нарву свободной для всех. Юхан решил продолжать политику своего брата, постепенно снова блокировал Нарву и продолжал экспансию на востоке, с той только разницей, что теперь ее острие было направлено непосредственно против России. Царствовавший в то время в России Иван IV Грозный считал Юхана III своим личным врагом. Монархи обменялись уникальными в истории оскорбительными посланиями; одновременно с этим они вели войну, причиняя каждый страшные опустошения территории противника. Со шведской стороны война велась с 1580 г. под руководством выходца из Южной Франции Понтуса Делагарди, действовавшего с большим искусством и отличавшегося широтой замыслов; рискованные набеги с целью застигнуть противника врасплох, бои со значительно превосходящими количественно русскими силами, смелые переходы по морскому льду — вот что характеризует шведскую манеру ведения войны на востоке в те годы. Наибольшего успеха Делагарди добился в 1581 г., когда ему удалось захватить Нарву и Ивангород, русскую гавань в Финском заливе. Это был эффективный способ разрешить спорный вопрос о блокаде Нарвы; «по обычаю», — как выразился Делагарди, — в захваченном городе было убито несколько тысяч мужчин, женщин и детей. Но победа под Нарвой по целому ряду причин не принесла Швеции того большого торгово-политического успеха, на какой та рассчитывала. Между прочим, к концу 50-х годов XVI в. был открыт новый торговый путь в Россию — через Белое море; попытка Юхана III взять под свой контроль и этот путь не увенчалась успехом. Но балтийская экспансия Швеции вскоре пошла иными, роковыми для будущего Швеции путями; на этот раз был использован новый метод — династические комбинации Юхана III. Этот период можно назвать третьим этапом в развитии шведской политики на Балтийском море в XVI в., если рассматривать завоевание Эстонии и захват Нарвы как первые два этапа.

Новый маневр начался с брака Юхана III с польской принцессой Катариной Ягеллончик. Юхан III хотел получить поддержку для изолированной Швеции у католических держав. Сын Юхана и Катарины, Сигизмунд, носитель старинного имени польских королей, получил католическое воспитание. После смерти польского короля Стефана Батория отец выдвинул кандидатуру Сигизмунда на польский престол. Влиятельные шведские аристократы, которые выставили в польском сейме эту кандидатуру, действительно добились в 1587 г. его избрания. Между прочим, они посулили передать Польше, владевшей Лифляндией, все шведские владения в Эстляндии, однако едва ли шведы думали выполнять это обязательство, и оно никогда не было осуществлено. Во всяком случае, с воцарением Сигизмунда между Швецией и Польшей была создана личная уния, и ориентация шведской политики на восток стала еще более заметной. Но при проведении политики Швеции на востоке возникли новые проблемы. Они появились уже вскоре после вступления Сигизмунда на польский престол и крайне обострились несколько лет спустя, когда Швеция избрала весьма неблагоприятный для себя путь внешней политики. Внешняя политика сыновей Вазы, стремившихся овладеть русскими торговыми путями, имела решающее значение для всей истории Швеции в течение последующих полутора веков. Не меньшее значение имели внутренние события этого периода — с одной стороны, борьба между королевской властью и дворянством и, с другой, борьба между самими сыновьями Густава. Этот период замечателен красочными и трагическими событиями, в которых участвовали братья-короли, оригинальными людьми, к числу которых принадлежали и братья, сочетанием старого варварства и блеска новой культуры, скандинавского своеобразия и влияний континентальной Европы.

Эрик XIV, который изображается то как нежный романтик, то как трагический гений, то как неуравновешенный, сумасбродный человек, — одна из наиболее интересных фигур среди шведских правителей. Он был наделен самыми различными талантами и был самым образованным в европейском смысле слова человеком в Швеции: он был композитор, широко начитан и хорошо знаком с астрологией, которая была модной наукой в тот век, век Тихо Браге. От отца Эрик унаследовал огромную работоспособность и глубокий интерес к различным вопросам управления. К этому следует добавить дар фантазии, порой, однако, затемнявшей его чувство реальности, и теоретический склад ума, который мешал ему понять, что политика есть «искусство возможного»; это накладывало свой отпечаток на его остроумные, но иногда нереальные внешнеполитические планы. Ярко выраженная подозрительность — наследственная черта всех членов семьи Вазы — у Эрика приняла характер настоящей мании преследования. В результате резких перемен в настроении он то предавался самому беззастенчивому чванству, то впадал в состояние глубокой депрессии. Старые конфликты между королевской властью и аристократией и между домами Стуре и Вазы в его царствование приняли форму кровавой драмы, известной под названием «убийства Стуре».

Эрик XIV и его советники, в первую очередь его известный секретарь и государственный прокурор Ёран Пересом, сын священника, всегда ставили интересы центральной власти выше интересов чиновничества и знати и часто прибегали к крайне решительным мерам. При Эрике XIV был создан особый суд, так называемый высший королевский суд, специально для защиты интересов центральной власти, который беспощадно действовал даже против представителей шведской аристократии, если король считал кого-либо ненадежным или недостаточно лояльным. Именно на таком суде Нильс Стуре — внук Стена Стуре младшего и сын того Сванте Стуре, поддержку которого Нильс Дакке хотел получить для своего восстания, — был приговорен, как сорок лет тому назад Петер Суннанведер, к тому, чтобы быть позорно провезенным по улицам столицы. Дядя герцога Юхана, Стен Эрикссон Лейонхувуд, после возвращения из датского плена находился в течение долгого времени под строгим надзором в Стокгольме. Эти и им подобные действия короля вызывали у многих аристократов Швеции чувство жгучей ненависти к королю и к «выскочкам» советникам. Неосторожные речи дошли до короля; он решил, что готовится заговор аристократов. Весной 1567 г. все подозреваемые участники заговора были арестованы и подвергнуты строжайшему допросу. Был ли в действительности такой заговор, осталось навсегда неизвестным, но суд приговорил их к смертной казни за государственную измену. Король, видимо, был убежден в виновности аристократов и после долгих колебаний приказал их казнить. Среди казненных были Нильс Стуре, его отец Сванте Стуре и другие представители знатнейших родов Швеции. Сам король участвовал в убийстве — или казни, как теперь хотят представить содержание этого акта. Произошло это в мае 1567 г. Сразу же после этого было обнаружено, что Эрик XIV душевнобольной. Постепенно он снова обрел некоторое душевное равновесие и даже ясно осознал свое заболевание. Но вражду между ним и дворянством после всего случившегося, несмотря на формальное перемирие, уже нельзя было ликвидировать.

Отношения между королем и знатью еще более ухудшились, когда король узаконил свою многолетнюю связь с Карин, дочерью Монса, простой крестьянской девушкой, от которой у короля родились сын и дочь [45]. Во время душевного заболевания Эрика его брат Юхан был освобожден из тюрьмы. В 1568 г. Юхан, вместе со своим младшим братом, герцогом Карлом, встал во главе дворянского мятежа в самый разгар войны с Данией. Эрик был схвачен в Стокгольме, низложен и заключен пожизненно в ту самую крепость Грипсхольм, где до него сидел Юхан. Дворянство и Юхан позаботились нарисовать его образ для будущих поколений в самых черных красках. В 1577 г. Эрик умер. Его смерть соответствовала желаниям Юхана, хотя и нельзя точно доказать, что он убил брата.

Жестокая борьба между братьями напоминает во многом времена Фолькунгов. Сам Эрик проводил эту параллель.

Падение Эрика XIV означало полную победу дворянства. Дворянство получило от Юхана III широкие привилегии, которые оно намеревалось приобрести еще во время душевной болезни Эрика. Прежде всего точно формулировался принцип освобождения крестьян — арендаторов дворянских земельных участков от воинской и трудовой повинности и от государственных налогов; дворянство могло использовать это освобождение в своих интересах [46]. Были зафиксированы различные торговые привилегии дворянства, среди которых особое значение имело право беспошлинного вывоза продуктов дворянских имений. За дворянами закреплялось право быть судимыми только судом равных себе, право на занятие большей части должностей председателей уездных судов и т. д. Поскольку новый король должен был быть утвержден в своем сане (ибо мятеж нарушил — в первый, но не в последний раз — установленный Густавом Вазой порядок престолонаследия), риксдаг получил право своим авторитетом санкционировать смену королей. В этих обстоятельствах можно было бы видеть начало новой формы «конституционализма». Сильной королевской власти, созданной первыми правителями из дома Вазы, противопоставлялись дворянство как сословие и риксдаг как учреждение. Королевский дом Вазы все еще сохранял свою силу, но он был уже не тот, каким был раньше. Риксдаг еще не созрел для того, чтобы воспользоваться своими появившимися на миг в начале царствования Юхана III возможностями расширения власти, но дворянство тем временем все более стало выдвигаться на передний план. Выросшее за это время новое поколение знатнейших родов — Брахе, Бьелке, Банер, Спарре, Лейонхувуд — старалось приобрести знания и жизненный опыт. Молодые дворяне предпринимали «паломничества» в Европу, а в Швеции переписывались между собой по-итальянски, чтобы никто посторонний не мог проникнуть в тайну их переписки. Они изучали теологию, юридические науки и государственное право, прекрасно разбирались в политических вопросах своего времени и были готовы бороться за власть и влияние дворянства; они были полны сословной гордости и много говорили о древнем происхождении рыцарства. Они научились извлекать выгоды из предоставленных им новых привилегий. Экономическое положение страны в то время (повышенные цены на продукты сельского хозяйства и др.) было выгодно для крупных землевладельцев. Королевской власти дома Вазы и «управлению секретарей» они начали противопоставлять принцип совместного решения государственных дел. «Аристократический конституционализм», берущий начало в средние века, снова начал проявляться среди виднейших аристократов. Не случайно, что некоторые из них проявляли особый интерес к истории Швеции в середине века. Союз, заключенный между Юханом III и дворянством в 1569 г., стал менее прочным после того, как среди новых поколений дворянства пробудилась жажда политической власти и их идеи стали более ясными. В качестве виднейшего представителя этой группы выступал одаренный и образованный Эрик Спарре.

Особенно острые столкновения между Юханом III и дворянством происходили за последние три года его правления. В 1589 г. Юхан встретился со своим сыном Сигизмундом в Ревеле, намереваясь убедить его покинуть Польшу и вернуться в Швецию. Государственный совет, однако, энергично воспротивился этому намерению короля, и это вмешательство государственного совета в польскую политику короля, которую последний считал личным делом королевского дома, положило начало долгой и упорной вражде между королем и советом.

Некоторых из своих наиболее упорных противников Юхан посадил под стражу, и дело грозило принять такой же оборот, как и при Эрике XIV. Но темперамент Юхана, при всей его подозрительности и резкости, не давал оснований для такой развязки. Правда, противоречия все время были довольно остры, а герцог Карл, младший брат короля, поддерживал в нем неприязненное отношение к совету. Незадолго до смерти короля произошло формальное примирение. Но противоречия между королевской властью и дворянством не исчезли. Вражда Эрика XIV с дворянством и «убийство Стуре» были случайной и личной формой этого конфликта, но сущность его лежала, конечно, много глубже. В правление Юхана III внутреннее напряжение было очень сильно, хотя конфликт уже не выступал открыто.

Скрытая борьба велась и в других сферах деятельности, между прочим в церковных делах, в которых лично участвовал король. Юхан имел склонность к теологии, он проявлял большой интерес к эстетике и к истории — эта сторона его характера выявилась в любви к строительству и памятникам. Огромные оборонительные замки, которые построил или перестроил Густав Ваза (Грипсхольм, Вадстена, Кальмар и т. п.), были, по настоянию иностранных архитекторов, украшены Юханом. Обе эти его черты вместе выявились в желании перенести эстетические и исторические ценности католической церкви в новую, лютеранскую церковь, которая постепенно стала господствующей в Швеции и положение которой было закреплено церковным уставом 1571 г. Юхан составил текст католизированной литургии, в которой он резюмировал свои религиозные взгляды (1576), и у него было нечто вроде навязчивой идеи, что во всех шведских церквах священники должны служить литургию именно по его программе. Но среди большей части шведского духовенства к, этому времени уже прочно утвердилось ортодоксальное лютеранство немецкого происхождения, и Юхан натолкнулся на упорное сопротивление в известных кругах. Борьба вокруг «красной книги» (так называлась его литургия) была жестокой, священники организовали сопротивление, нашедшее поддержку у герцога Карла, который, как кажется, был благоприятно настроен по отношению к кальвинизму. Многим духовным лицам пришлось бежать из страны, король не находил достаточно суровых слов против «грязных, нечесаных и сварливых» священников. В течение ряда лет Юхан находился в тесном контакте с некоторыми деятелями католической контрреформации, и один из них составил грозное полемическое послание в виде «письма сатаны к лютеранским священникам», якобы написанное «в самом густом мраке нашего Раскаленного замка». Протестанты отвечали тем же оружием. Во время этой междоусобной борьбы церквей консолидировалось строго правоверное направление в лютеранской церкви, которое со страхом и неприязнью следило за католическим наследником шведского престола в Польше. Лютеранская церковь привыкла уже не уступать ни по одному даже самому незначительному вопросу. Этот церковный конфликт в Швеции имел в ближайшие годы знаменательные последствия.

Когда Юхан III умер, в стране было несколько могущественных группировок, готовых отстаивать каждая свои интересы. Новый шведский король, находившийся в Польше, был проникнут исконным стремлением королевского дома Вазы к абсолютному господству в стране, хотя его воспитание и опыт, приобретенный им в Швеции, заставили его отступить с некоторых позиций его предшественников. Шведская аристократия, готовая отстаивать независимость свою и государства против покушений Сигизмунда, мобилизовала все свои силы в государственном совете и готовила аргументы, обосновывающие главенствующее положение дворянства. Шведское духовенство, игравшее важную роль благодаря своей организации и своему влиянию на формирование взглядов народа, было готово к борьбе против литургии и католицизма. С риксдагом, еще довольно бесформенным, но приобретавшим все большее значение после 1569 г., тоже нужно было считаться. Однако никто еще не знал, какую позицию займет риксдаг. Сумеет ли он сплотить в единое целое требования различных сословий или же он будет использован каким-либо ловким демагогом, как это было уже в переломный для него период начала XVI в.?

За этими готовыми к борьбе боевыми силами вырисовывалась еще неясная фигура герцога Карла. На протяжении ряда лет он не переставал интересоваться государственными делами Швеции и особенно ее внешней политикой. Иногда он был в раздоре с братом, королем Юханом, иногда выступал в союзе с ним. Кроме того, он обладал большими способностями к управлению, подобно своему отцу, и превратил свои владения — Седерманланд, Нерке и Вермланд — в прочное и хорошо организованное целое. Можно было уже теперь с уверенностью сказать, что Карл не останется безучастным наблюдателем тех политических событий, которые в ближайшем будущем должны были развернуться в Швеции.