Глава XIV ПОСЛЕДНИЙ КРИЗИС ПРИ ГУСТАВЕ ВАЗЕ И ЕГО ПРЕОДОЛЕНИЕ (1539–1560 гг.)

В течение ближайших трех лет, с 1539 по 1542 г., в ряде отраслей управления были проведены изменения, отражавшие новые взгляды правительства. Были сделаны эксперименты с «более современными» формами в центральном управлении; результатом этого было создание «палаты». Старое римское право, действовавшее в Швеции, было дополнено новыми юридическими положениями. Королевская власть усиливалась; ее влияние чувствовалось во всех сторонах жизни.

Таким путем Густав Ваза стремился расширить свою власть, основание для которой он в качестве руководителя государства заложил в течение первых пятнадцати лет своего правления. Подобные тенденции наблюдались в это время и в других странах Европы. Через несколько лет после «графской распри» Густав Ваза пригласил в Швецию в качестве помощников и советников нескольких опытных политических деятелей из Германии, всецело преданных распространенной в то время идее абсолютизма в том виде, в каком этот абсолютизм существовал в немецких монархиях, а также тому виду лютеранской церкви, который был создан в Германии. Среди этих советников Густава Вазы особенно выделялись ученый юрист Конрад фон Пюхю, состоявший, между прочим, на службе и у Габсбургов, и теолог Георг Норман. Последнего рекомендовали Густаву Вазе Лютер и Меланхтон, как воспитателя детей короля, но в этой должности Норман пробыл недолго, занявшись церковно-политической деятельностью. Тяжелая болезнь короля, приковавшая его к постели, может отчасти объяснить, почему эти люди так быстро получили большое влияние в делах управления. Во всяком случае, король стремился при их активной помощи достигнуть возможно большей полноты власти. Этот путь проложил он сам; Пюхю начертал ему план дальнейших действий.

В декабре 1539 г. Густав Ваза писал упландцам:

«Всем хорошо известно, как по-христиански и добро мы за время нашего управления обращались со всеми вами и с нашим дорогим отечеством — так, как святой Моисей правил детьми Израиля…» «Времена короля Кристиана были тяжелые, — пишет Густав далее, — ваши слуги, работники, батраки, так же как ваш крупный и мелкий скот, с утра дотемна, уныло бродили по земле; свои сады, дома, поля и луга вам приходилось оставлять без присмотра, земли по большей части были пусты, не вспаханы и не засеяны». Теперь благодаря труду Густава все стало по-другому: «Все горы, долины, луга и поля теперь веселы и изобильны». Несмотря на это, его подданные «неблагодарны и упрямы». Они недооценивают его работу или не хотят понимать ее; а между тем королю они обязаны «всеми своими успехами».

Эти слова, которые считались характерными для Густава Вазы, написаны на основе проекта Конрада фон Пюхю, составленного по-немецки и дошедшего до нас. В таком духе составлялись многие документы, вышедшие в то время из королевской канцелярии. Крестьяне из Эланда должны были под страхом денежного штрафа скосить сено уже ко дню св. Улофа и смолотить зерно ко дню св. Варфоломея. Положение батраков в областях было урегулировано, чтобы они не занимались более бродяжничеством. Корона взяла податное крестьянство под свое непосредственное управление. Государство вмешивалось также и во все отрасли торговли — как внутренней, так и внешней. Издавна южные области Швеции вывозили мясомолочные продукты и другие продукты сельского хозяйства через датские порты в сконских провинциях. Теперь это запрещалось. Государство отныне рассматривалось как своего рода собственность короны и даже лично короля.

Подобные же тенденции наблюдались и в отношении церкви. В 30-х годах XVI в. разрыв государства с папской церковью был завершен. Последний католический епископ в Швеции, архиепископ Иоганнес Магнус, бывший в 1526 г. в составе делегации в Польше, покинул Швецию и больше туда не возвращался. Он уехал в Италию и там начал писать свою знаменитую древнюю историю Швеции — книгу «О конунгах ётов и свеев». Первым протестантским архиепископом стал Лаврентий Петри, брат магистра Улофа. На церковном соборе в 1536 г. в Упсале программа реформаторов одержала решительную победу, но Густаву Вазе показалось, что власть над церковью ускользает из его рук; он счел необходимым найти и на этот раз какую-то новую форму для реорганизации церкви. Ему дали совет, который и решил дело, его немецкие помощники. Олаус Петри и Лаврентий Андреэ были обвинены в измене, над ними состоялся суд в конце 1539 г. и начале 1540 г. Оба они были осуждены на смерть, но затем помилованы королем. В результате они и то течение, которое они представляли, сошли со сцены. Церковь получила новую организацию, а государство получило преобладающее влияние в церковных делах. Этим было завершено дело, начатое еще в 1527 г. на Вестеросском риксдаге. Георг Норман был назначен суперинтендантом; церковь стала государственной. Закрепить все происшедшие в церковных делах изменения было поручено тому же Норману, который с этой целью предпринял в 1540 г. поездку по области Ёты. Правительство отобрало у церкви все излишнее, по мнению государства, движимое имущество, как, например, драгоценные изображения, чаши, блюда, брачные венцы; все это отдавалось не без ропота со стороны священнослужителей. Эта конфискация церковной утвари вызвала такое же недовольство, какое вызывала в начале 30-х годов конфискация колоколов. Зато в подвалах государственного казначейства накапливалось серебро, доходы государства непрерывно росли. Редукция церковных имуществ вышла далеко за те пределы, которые первоначально все предвидели.

Все эти действия королевской власти оскорбляли в народе чувство личной свободы и независимости. Но после подавления строптивого далекарлийского крестьянства король уже не ожидал серьезного сопротивления своим действиям с чьей-либо стороны. Его новые советники тем более не могли предполагать, какой риск заключается в этих действиях. А риск между тем был. Воинственное крестьянство Смоланда с особенно большим недовольством встретило новшества, и прежде всего запрещение свободной торговли через датские границы. В мае и июне 1542 г. до Густава Вазы дошли слухи о том, что некий Нильс Дакке поднял в Смоланде восстание, быстро распространившееся по всей области. Восставшие убивали дворян и фогдов. Король поспешил принять все меры для подавления восстания. Он пустил в ход средства убеждения и одновременно послал в восставшую область войска. Но число сторонников Дакке росло с каждым днем; осенью того же 1542 г. восставшие нанесли в Эстерйётланде у Чисы серьезное поражение правительственным войскам. Своим боевым лозунгом они, подобно мятежным далекарлийцам, выбрали имя Стуре. Они обратились с просьбой к сыну Стена, Сванте Стуре, взять на себя руководство восстанием и объявить себя регентом. Сванте не пошел на эту авантюру, но тем не менее Нильс Дакке одержал крупную дипломатическую победу: в результате переговоров с представителями короля в ноябре 1542 г. он заключил соглашение, по которому военные действия временно прекращались с сохранением статус-кво. Это было заключенное по всем правилам перемирие между восставшими и главой государства.

Король использовал зиму для того, чтобы убедить крестьянство других областей Швеции не присоединяться к восстанию. Он обращался к народу с посланиями, которые принадлежат к числу самых удачных и живых из всех подобного рода обращений короля. В убедительных выражениях он разъяснял, как следует понимать его деятельность. Стиль обращений был теперь совсем не тот, каким он был в уже упомянутом нами манифесте от 1539 г., — он был более народным и непосредственным. В своем обращении Густав Ваза использовал одно место из обвинений Нильса Дакке, где говорилось, что все старое и прежнее уже не имеет силы. Король обратился в конце 1542 г. к крестьянам Смоланда, Эстерйётланда и Вестерйётланда, то есть к самым беспокойным и мятежным областям, а также к областям, расположенным ближе всех других к этим центрам восстания, и разъяснил, чем, по его мнению, было и что означало «старое и прежнее». «Я знаю, — писал Густав Ваза, — сложилось всеобщее мнение, что крестьянство желает того, что было в старину, понимая под этим «меньшие налоги» и прочие льготы». Однако он предвидит, что такого рода свободы принесут в конечном счете мало пользы. Если посмотреть, что действительно лежит в основе старых обычаев, то мы увидим, что это сводится, например, к тому, что для защиты страны имеется лишь небольшое количество солдат. В таком случае врагу открывается легкий доступ в страну; несомненно, что следует предпочесть надежную оборону. Однако это стоит денег, но крестьянство не думает об этом, а только кричит все время о «старых обычаях». Иными словами, крестьяне хотят, чтобы их защитили от врага, но желают нести при этом лишь небольшие расходы, как тот, о котором говорит старая поговорка, что он хочет иметь теплый дом, но не хочет разбирать штабель дров. Король продолжает далее развивать эту тему: «Раньше корабли купцов, снабжавших государство солью, хмелем, сукном и другими необходимыми продуктами, грабили; людей выбрасывали за борт и топили, как щенят. Если эти старые обычаи и считаются хорошими, то, по моему разумению, они не могут быть для нас полезны». Густав Ваза дает затем яркую обобщающую картину того, как вообще шли дела в стране в старое время: враги опустошали страну, сжигали селения; убийства и вымогательства были обычным явлением, шведы терпели поражения в бою с врагом, и крестьянство вынуждено было само отвечать за защиту страны. «Мы предлагаем каждому разумному шведу взвесить, в такой ли мере были полезны все эти старые обычаи для нашего отечества». Ясно, с предельной наглядностью Густав Ваза излагал свои мысли об организации государства. В заключение он обещал немедленно оказать помощь каждому, кто жалуется на дворянина или фогда.

Давая отчет о своих действиях, Густав Ваза в то же время особенно подчеркивал, что теперь царит мир как внутри государства, так и за его рубежами, и будет царить, пока он находится у власти; теперь же именно этому миру угрожали мятежники. Еще зимой 1542/43 г. ему было ясно, что самое трудное и тяжелое время еще впереди. Мало того, в моменты глубокого отчаяния он даже допускал, что ему придется удалиться со своими верными друзьями и сторонниками в область Меларн под защиту надежных стен строящегося в Грипсхольме замка. Но у Густава Вазы в руках было одно чрезвычайно сильное оружие, против которого не мог ничего выставить ни один мятежный руководитель народа. Это было ясное представление о ресурсах государства, которое он приобрел за двадцать лет постоянного личного участия в управлении. Он организовал тщательную блокаду Смоланда, отрезав его от всех источников снабжения, и одновременно направил навстречу мятежникам свежие войска. В новом году инициативу в боевых действиях взял на себя Нильс Дакке. Восставшие угрожали крепостям Кальмару и Стекеборгу, а затем двинулись в Средний Эстерйётланд. Недалеко от Шеннинге восставшие вступили в соприкосновение с войсками короля. Но им не удалось продвинуться дальше, и они отступили на юг. Две королевские армии из Эстерйётланда и Вестерйётланда вступили в Смоланд. В сражении Дакке был тяжело ранен и потерпел полное поражение. Победители шли все дальше, и вскоре Смоланд вынужден был просить о милости. Дакке не прекратил борьбы, но снова потерпел поражение и, вероятно, погиб в Блекингских пограничных лесах, в которых он скрывался и до восстания. Попавшие в плен мятежники были либо казнены, либо высланы за пределы страны, а на область король наложил огромный денежный штраф. Последняя большая битва между государством и стремящимися к независимости провинциями была закончена [41].

В ходе этой борьбы король встретил большие трудности, и он решил устранить те причины, которые вызывали такую реакцию со стороны народа. Уже к концу восстания Дакке он удалил своего самого непопулярного немецкого советника, Конрада фон Пюхю. Норман продолжал еще долго оставаться на службе короля в различных должностях, как один из самых испытанных слуг, но его положение стало более скромным. Густав Ваза теперь вплоть до конца своего правления был более осторожен при проведении политики, могущей вызвать недовольство и ропот областей. Конечно, в основном сопротивление государственной реформе было сломлено, но все же король помнил уроки прошлого, и диалог между ним и его подданными в последующие годы его царствования стал вестись более спокойно. Он говорил о своей работе в гораздо более мягком тоне:

«Видит бог, мы не жалеем ни труда, ни денег, дабы сохранить счастье и спокойствие как внутри Швеции, так и вне ее на благо государства. Дай бог, чтобы так было и дальше и чтобы мы могли пользоваться чем-то хорошим. Всюду, где возможно, мы будем с большой охотой содействовать процветанию вашему и всего нашего отечества…»

Король теперь принялся за укрепление своей власти. Первой его заботой было провести полную реформу в деле обороны страны. Начиная с 1544 г. и до конца его правления цель эта неотступно стояла перед ним. Реформа внутреннего управления государством продолжалась. Продолжалось и изъятие церковного имущества в пользу государства, правда, уже не в такой вызывающей форме, как раньше. Но прежде всего Густав Ваза стремился обеспечить спокойствие на то время, когда сам он не сможет больше управлять страной. Он хотел обеспечить своим преемникам те же возможности, которые он завоевал себе сам, и создать для них более прочные исходные позиции.

Многие все еще продолжали смотреть на него как на узурпатора, и ему было нелегко найти невесту княжеской крови. Густав Ваза пытался найти жену сначала в Польше; этим, в частности, должен был заняться поехавший туда в 1526 г. Иоганнес Магнус. Но это сватовство не имело успеха. Женой Густава Вазы стала Катарина Саксен-Лауэнбургская, сестра жены датского короля Кристиана III. От нее у Густава Вазы родился в 1533 г. сын Эрик, получивший это имя в память отца Густава Вазы — Эрика Юханссона, убитого во время стокгольмской «кровавой резни», и в честь короля Эрика Святого. Вскоре королева Катарина умерла; Густав Ваза вторично вступил в брак — с Маргаритой Эриисдоттер, из шведского аристократического рода Лейонхувудов. От этого брака Густав Ваза имел много сыновей и дочерей. Старшим из них был Юхан. Еще перед смоландским восстанием Густав Ваза объявил своих сыновей наследниками престола. После счастливого преодоления кризиса он окончательно ввел правило, в соответствии с которым королевская власть должна была быть наследственной. Это было нововведением в шведском государственном устройстве, но зачатки этого порядка имелись в Швеции и раньше, еще во времена Фолькунгов. В Европе почти во всех государствах власть была наследственной. Шведскому королю не стоило большого труда получить сведения о формах осуществления этого принципа во Франции и в некоторых немецких княжествах, как, например, Брауншвейге, через посредство Нормана.

В 1544 г., впервые за 14 лет, в Вестеросе состоялось собрание сословий. На этом собрании король дал общую мотивировку своей политики, проводившейся им за эти годы. В заключение король заявил, что королевская власть, во избежание дальнейших беспорядков и для сохранения целостности государства, должна быть наследственной. Решение риксдага, заранее составленное, под явным влиянием немецких образцов, на тяжеловесном канцелярском языке, гласило, что сословия «со всем могуществом, полнотой, непосредственностью и искренностью сообща обещают, обязуются и присягают старшему сыну Густава Вазы Эрику… для всех нас полагающемуся, предназначенному богом и нами чествуемому королю». Эрику должны были наследовать его сыновья, а если таковых не окажется, то его брат, герцог Юхан, и так далее. Грамоты, содержащие это решение, получили скрепленное печатями подтверждение всего населения страны. В Швеции, таким образом, утвердилась новая королевская династия.

Добившись признания наследственной королевской власти, Густав Ваза избавился от угрозы, о которой он никогда не мог забыть. Причины его опасений будут ясны, если вспомнить постоянные притязания на шведскую корону со стороны датских королей, наследников Кристиана II, и козни, которых Густав всегда ожидал со стороны своих врагов. Врагов у него в Европе было много, начиная с любекского городского совета и кончая его прежними помощниками, бежавшими в Германию, такими, например, как Беренд фон Мелен. Слухи о том, что эти люди ведут против него интриги, стремясь лишить его престола, беспокоили Густава Вазу все время. Его внешнеполитические мероприятия чаще всего были продиктованы соображениями этого реального или мнимого риска, если не торгово-политическими целями. Во всяком случае, Густав Ваза всегда воздерживался от внешнеполитических предприятий широкого масштаба, хотя за всем, что происходило на арене политической жизни Европы, он все же всегда следил с большим интересом. Отношения его к Дании характеризовались, с одной стороны, предусмотрительностью и недоверием, объяснявшимися юношескими воспоминаниями Вазы, а с другой стороны — известным чувством общности интересов, ввиду угрозы обеим странам со стороны наследников Кристиана II и их габсбургских покровителей. Густав и Кристиан III, женатые на родных сестрах, сохранили между собой мир, и при них Швеция и Дания даже заключили в 1541 г. в Бремсебру союз.

Как мы уже раньше говорили, Густав Ваза всегда проявлял большой интерес к внешней торговле Швеции. Он с большим усердием вел торговлю государственными и собственными товарами, так как хорошо знал еще с молодости, какое пагубное значение могли иметь для правительства кризисы [42]; он всегда вел государственное хозяйство с таким расчетом, чтобы не допускать недостатка в товарах.

Когда в 1560 г. Густав Ваза умер, дело реорганизации государства было в значительной степени закончено. Более двух третей областей государства находилось под непосредственным контролем королевской палаты. Значительная часть управлялась на правах «герцогств» сыновьями короля, а почти все большие дворянские лены, розданные королем в разное время, находились в руках друзей Густава Вазы, сохранившего хорошие отношения с крупным дворянством. На королевских «образцовых землях» велось крупное, организованное по новейшим методам хозяйство, и сам Густав Ваза наблюдал за его ведением. Пустынные земли Финляндии и Норланда продолжали заселяться. Под непосредственным наблюдением Густава Вазы находилась горная промышленность, эта единственная отрасль промышленности в шведском аграрном государстве. И здесь он старался ввести новые методы, для чего выписывал из Германии специалистов кузнечного дела, в особенности после восстания Дакке. Ничто не ускользало от его внимания — ни излишняя склонность какого-либо фогда к пиву, ни небрежное отношение крестьян к своему хозяйству, ставившее под угрозу налоговые поступления короны. Если масло, полученное в счет податей и находившееся на складе, портилось, то его могли предназначить в пищу далекарлийцам, работающим в имениях и замках казны, — своеобразная благодарность короля за далекарлийское восстание. Густав Ваза заботился о своем государстве, как о собственной усадьбе.

Совершенно иным был король, когда дело касалось духовной жизни. Система образования, созданная католической церковью, была уничтожена реформацией, церковные произведения искусства были отобраны в пользу государства и короля. Пергаментные тома, хранившиеся в библиотеках, он использовал для переплетов счетов фогдов; школы получали недостаточное содержание. Духовная жизнь интересовала его только с чисто практической точки зрения. Но кое-что было сделано в этой области и в его правление. Прежде всего надо упомянуть о религиозных сочинениях реформаторов и шведском переводе Библии в 1541 г. (на финском языке в 1548 г. появился Новый завет в переводе Микаэля Агриколы). Библия имела большое значение не только в религиозной жизни шведов, но и в развитии шведского языка. Переводчикам Библии удалось в значительной мере освободиться от датского влияния, имевшего место в последний период средних веков, и добиться некоторой устойчивости и порядка в грамматических формах. Они нашли определенную поддержку в литературных традициях монастыря Вадстены. При помощи печатников они заложили твердую основу для «старого новошведского языка».

Среди важнейших литературных произведений того времени следует также назвать шведскую хронику Олауса Петри, неподкупно правдивую, проникнутую шведским здравым смыслом и не менее замечательную тем, что в ней впервые делалась попытка беспристрастно осветить старые проблемы, бывшие ранее предметом спора между Швецией и другими скандинавскими государствами, особенно Данией.

Очень четко вырисовывается перед потомством облик самого Густава Вазы при чтении характеристики, которую он с помощью хрониста Падера Сварта, но в своих собственных выражениях дал себе на последнем созванном им риксдаге в 1560 г. Он представил себя чудотворцем и сравнил себя — и как молодого героя дней борьбы за освобождение Швеции, и как патриархального отца народа — с библейским Давидом.

Этот автопортрет Густава Вазы, написанный в аспекте последних лет его жизни, долго жил в потомстве. В действительности он не дает правильной характеристики ни его разнообразной деятельности, в ходе которой он преодолел много опасностей, ни его динамического характера. Он был холериком, оппортунистом, подозрительным, лукавым и неразборчивым в средствах человеком, блестящим демагогом, умевшим действовать с помощью как верного психологического расчета, так и силы своего темперамента и не в малой степени — своего исключительного обаяния. Блестящая память и необыкновенная работоспособность, практицизм, неутомимость, которая не мешала ему временами погружаться в самую черную меланхолию, — все эти свойства дополняют живой образ Густава Вазы — шведа, более известного, чем большинство центральных персонажей истории Швеции, благодаря его разносторонней деятельности и литературному наследству — письмам и прокламациям. Длинный диалог между королем и его подданными, продолжавшийся в течение всего правления Густава Вазы, является как бы переложением в драму событий важного преобразовательного периода в истории шведского народа.