"Подстрекатель" - читать интересную книгу автора (Лайл Холли)

Глава 9

— Так, значит, он велел тебе уйти из его жизни?

Соландер посмотрел на жалобно всхлипывающую Велин, а затем окинул взглядом затемненный театр. Джесс сидела на стуле, делая вид, что не слушает, что внутренне не ликует от признания Велин.

— Он сказал, что мне лучше начать подыскивать подходящего спутника жизни, пока я не стала слишком стара, чтобы иметь детей.

Соландер взглянул на Джесс. Ей однозначно нравилась каждая новая деталь этого признания.

— Почему он сделал это? — удивился Соландер. — Или он узнал о твоих… хм… других интересах?

Велин выглядела озадаченной.

— Ты имеешь в виду других мужчин, с которыми я общаюсь? Не думаю, что они имеют к этому отношение. Он ни разу не спрашивал о них, и я ему не рассказывала в подробностях, но, разумеется, он знает, что у меня были другие мужчины.

Соландер покачал головой.

— Мне кажется, он считает себя единственным мужчиной в твоей жизни. Ты точно была его единственной женщиной. Единственной.

Казалось, Велин упала с крыши в Верхнем Городе и летела в Нижний, точно зная, где приземлится.

— Нет! Это чушь!

Джесс тихо засмеялась.

— Вовсе не чушь. Я знаю, что у него до тебя никого не было.

— Ты не можешь этого знать.

— Почему же? Рейт сам мне рассказал. У меня нет оснований не верить ему. Он ничего не терял, говоря мне правду, ему ни к чему было лгать. Он просто упомянул об этом в разговоре со мной.

— О… боги… — прошептала Велин. — В этом случае его поведение можно понять.

— Почему? — спросил Соландер. — Пока ты сказала лишь то, что он велел тебе уйти из его жизни и убежал отсюда, как сумасшедший.

— Он предложил соединиться клятвами. Я объяснила, что не могу — что я стольти, а он нет, что когда-нибудь я найду спутника, с которым смогу вырастить детей. Но я также сказала, что это будет не скоро. Я думала, он поймет. Но если я единственная женщина в его жизни — единственная, с которой он когда-либо был…

Велин закрыла глаза, и Соландер заметил на ее щеках слезы.

— Я думала, он всегда понимал, что мы не будем постоянной парой. Я думала, он понимал.

— Похоже, что нет. Кстати, если бы ты спросила меня раньше, я бы сказал, что у него было больше планов по поводу тебя, чем просто провести с тобой пару лет.

Соландер вздохнул.

— Итак, он сделал предложение, ты отвергла его наихудшим образом, его чувства были задеты, он наговорил много того, о чем завтра пожалеет, и ушел. Ты, случайно, не заметила, куда он отправился?

Велин покачала головой.

— Он вышел через переднюю дверь. Вот и все. Я… я все еще была в шоке от услышанного.

— Мы должны постараться отыскать его, — вмешалась Джесс.

Соландер представил себе, как Рейт отреагирует на то, что он, Джесс и Велин начнут окликать его. Он будет смущен, унижен и зол. Соландер решил, что Рейта не следует злить еще больше. А найти юношу можно было, только выкрикивая его имя, если он вообще хотел, чтобы его нашли. Они не могли отследить Рейта при помощи магических приспособлений — он просто не появлялся на них. Вполне возможно, что он единственный человек Империи, который мог по-настоящему исчезнуть.

— Нам придется подождать, пока он вернется домой. Один из нас может подождать здесь, другой в Школе.

— Думаю, я подожду здесь, — сказала Велин. — Поработаю над декорациями.

Соландер пристально посмотрел на нее. Она и впрямь не понимала, как сильно Рейт ее любил, насколько он был уверен, что они всегда будут вместе. Она собиралась рисовать декорации, пока Рейт с разбитым сердцем бродит по городу, а когда он вернется, то увидит, что она настолько безразлично отнеслась к случившемуся, что даже не перестала работать.

— Мне кажется, Велин, пусть Джесс подождет его в Базовой школе, — начал Соландер. — Я останусь здесь. А тебе лучше побыть где-нибудь еще. Я поговорю с ним — объясню, что ты не хотела ранить его, попытаюсь сгладить шероховатости. Но, по-моему, он не захочет сразу увидеть тебя.

— Он справится с этим, ведь так?

— Ты справишься с этим. Но он… не такой. Он не такой во всем. Не знаю, как у него получится.

Велин выглядела обескураженной.

— Ты… ты считаешь, что он и правда больше не захочет меня видеть? Не захочет быть со мной? Но… это же смешно.

Соландер окинул взглядом театр, который Рейт и Велин вместе спроектировали, который воплощал столько желаний Рейта и интересов Велин. Но единственное, о чем он мог думать, — это как Рейт мечтательно говорил о том, что они с Велин сделают, как он будет писать пьесы, а она создавать декорации, и как они вдвоем изменят мир. Но Велин, которая, по мнению Соландера, по-своему любила Рейта, не стремилась изменить мир. Она хотела быть его частью, потому что мир был загадочный и интересный, потому что он был таким, каким Рейт сделал его своей страстью. Но это не являлось ее мечтой. Для Рейта освобождение уорренцев и изменение государственной системы Империи стало — наряду с Велин — настоящим воздухом, которым он дышал.

Велин встала, собрала свои краски и кисти и все тщательно вытерла. Она ничего не сказала ни Соландеру, ни Джесс; просто вытерла с лица и рук капли краски и поднялась. Затем собрала все свои вещи.

— Я буду дома, — сказала она. — На случай, если он захочет со мной поговорить. По крайней мере какое-то время я буду дома.

— Если он спросит, я скажу ему, — ответил Соландер. Это «если» ее не очень обрадовало. Она молча кивнула и ушла.

Велин ушла, а Соландер посмотрел на Джесс, которая спокойно сидела на краю сцены. Он покачал головой. Соландер ждал, что она скажет что-нибудь о Велин, потому что за все годы, которые он ее знал, Джесс была постоянна лишь в одном: она ненавидела Велин.

Но Джесс молчала.

— Ты не рада, что он ушел от нее?

— Она разбила ему сердце. Каким я была бы другом, если была бы рада такому?

Соландер подошел к сцене, взобрался на нее и обнял Джесс. Он спрятал лицо в ее волосы и прошептал:

— Именно за это я тебя и люблю. Она поцеловала его в шею и ответила:

— А я люблю тебя за то, что ты думаешь, прежде чем спросить.

Затем она продолжила:

— Надеюсь, с ним все хорошо.

На какое-то мгновение, озабоченный тревогой, которая прозвучала в ее голосе, Соландер решил, что она наверняка уйдет от него к Рейту. Однако быстро подавил в себе этот страх. В конце концов его тоже серьезно беспокоила судьба друга.

Когда костер начал затухать и танцоры надели свои обычные одежды и уселись вокруг огня, пришло время певцов и рассказчиков. Рейт сидел в кругу и наблюдал, как маленький фигурный камешек переходил из рук в руки, а тот, кто его получал, рассказывал историю. Истории повествовали о странствиях каанцев, так эти люди называли себя. Каан — значит «бесправный» на языке древних бригонцев, чьими потомками жители этой маленькой деревни себя считали. В ту ночь они рассказывали свои истории Рейту, потому что он был чужак, но также и гость. Они поведали ему о заселении бригонцами островов среднего Арима, о порабощении их народа и о ловких побегах, об удачных восстаниях и насмешках в адрес властей.

Рейт слушал как зачарованный. А потом камень оказался в его руках, и, немного подумав, он рассказал им, кто он, откуда родом и как оказался среди них этой ночью. Его история была длинной, но никто не стал возражать, никто не ушел, и когда пламя костра почти погасло и каанцы пододвинулись ближе к ярко светящимся в темноте углям, чтобы согреться, все большее число их с пониманием смотрели в глаза Рейту.

Пусть он чувствовал себя уорренцем, пусть всегда ощущал себя чужим в великолепных домах и небесных городах стольти, но здесь, среди простых каменных жилищ, костров и людей, которые не принимали никакую магию, он почувствовал, что нашел наконец свое место в мире.

Вскоре Рейт закончил свое повествование, напоследок кратко рассказав о строительстве театра, о своих планах открыть глаза гражданам Империи на цену, которую им приходится платить за использование магии, и о неожиданной и чрезвычайно болезненной для него потере женщины, которую он очень любил. Мужчины начали сочувственно похлопывать его по спине, а женщины со слезами на глазах сказали, что такой сильный человек, как он, не должен оставаться один.

Затем кто-то из мужчин спросил:

— Итак, кто будет играть в вашем театре? Вы уже подобрали себе актеров? Вы нашли людей, которые сделают то, на что вы надеетесь, без использования магии?

Рейту пришлось признать, что он никого не нашел и скоро будет проводить прослушивания актеров, гримеров и других работников сцены, при условии, что вовремя найдет дорогу назад.

— Почему бы вам не взять на главные роли каанцев? — спросил тот же мужчина. — Мы бы сделали все, что вам нужно. Конечно, в этом поселении недостаточно людей, но с нами у вас будет меньше проблем — не придется учить простейшим навыкам без использования магии.

Рейт засмеялся.

— Вы бы рассмотрели мое предложение?

— Мы закончили уборку урожая. Наши закрома полны, но зимой у нас не хватает денег. Мне кажется, что те из нас, у кого нет маленьких детей, с удовольствием присоединятся к вашему начинанию.

Одна из молодых девушек продолжила:

— Мы также с радостью отведем вас к театру, но только утром. Вокруг нас есть места, где мы стараемся не появляться ночью. Нас… не очень жалует большинство, которое использует магию.

Они накормили его и уложили в удобную постель. Рейт заснул под звук потрескивающих в очаге дров и от сладости дыма. Он чувствовал такую свободу духа, какую даже не представлял себе раньше. Если он сумеет освободить уорренцев, то они найдут себе место среди каанцев. Он и Велин…

Но Рейт сумел на какое-то время забыть о горе, которое привело его в эту прекрасную гавань. Он не возьмет сюда Велин; он больше не будет с ней разговаривать, не будет касаться ее тела, не будет встречаться с ней. Боль, которая на мгновение ослабла, снова накатилась на него, как удушье.

Луэркас, все еще обезображенный шрамами, которые изуродовали его до неузнаваемости, откровенничал со своим старым другом Дафрилом Кроу-Джабеном. Он закончил долгий рассказ о своих попытках вернуть прежнюю внешность такими словами:

— Вот и все. Лучшие специалисты, почти все деньги, которые Совет дал мне в качестве компенсации за мои повреждения, — и вот результат. Это все, что лучшие из них могут сделать, — все, что они когда-либо смогут сделать.

Дафрил держал в руке новую модель хранителя заклинаний — маленькое записывающее устройство, которое могло хранить и воспроизводить десятки тысяч заклинаний или высвечивать слова в воздухе. Дафрил продолжал играть с ним вместо того, чтобы уделить внимание Луэркасу, что невероятно раздражало его.

— Видишь, над чем я работаю?

Луэркас взорвался:

— Ты слышал хоть одно мое слово? Ты вообще слушал или настолько увлекся этой проклятой игрушкой, что все пропустил мимо ушей?

— Слышал каждое слово, — ответил Дафрил. — Посмотри, Луэркас. Посмотри. Мне кажется, тебя это заинтересует.

Луэркас взглянул на текст заклинания, который высветился в воздухе, намереваясь после этого выхватить игрушку из руки Дафрила и разбить ее вдребезги. Но одна строфа заклинания привлекла его внимание.

Заклинание продолжалось, но Луэркас дальше не читал. Он начал с начала, делая пометки, проверяя и перепроверяя параметры, высчитывая энергетические константы и контроли потока рево.

Когда он закончил, то от удивления не мог произнести ни слова.

— Неплохо, правда? — спросил Дафрил.

— Ты проверил его?

— Только тесты на животных. Но ты же знаешь, насколько они ненадежны — особенно когда занимаешься чем-то большим и сложным, как это.

— Не могу понять, куда ты направил рево?

Дафрил засмеялся.

— Это самая хитрая часть заклинания, какую я когда-либо разрабатывал. Ты забираешь весь рево в себя. Абсолютно весь.

— Это безумие, Дафрил.

Луэркас вытянул руки, демонстрируя свой ужасный, не похожий на человеческий, внешний вид.

— Вот что бывает, когда забираешь рево в себя.

— В том-то вся и прелесть. Ты меняешь тела — то, от которого ты избавляешься, принимает весь удар, а получаешь ты другое: целое и невредимое. Если повезет, твое старое тело умрет, освободив душу, которая перейдет в свободное и чистое тело.

Луэркас начал смеяться — вначале тихо, затем громче и веселее.

— Ты… ты гений! Настоящий гений!

Дафрил выглядел довольным.

— Я подумал, тебе это понравится. Я работал над этим с того дня, как ты дал мне копию заклинания Рона, которое сделало такое с тобой.

Сердце Луэркаса забилось быстрее.

— Ты положил его в основу этого заклинания?

— Нет. Вернее, частично. В основном я использовал тесты Трех Спящих Камней, при помощи которых они переселили свои души в неживые объекты, когда их тела приблизились к смерти. Это и есть базовое заклинание для использования душ. Единственная часть, где я обратился к заклинанию Рона, — насильственное переселение души из тела; тут вся трудность, и здесь появляется самое мощное рево. У нас не возникнет отдачи, которая была бы в случае уничтожения души в теле, на которое мы направим заклинание. Я подумывал использовать душу нашей жертвы для энергии, но цифры обратной связи получаются ужасающими.

Луэркас нагнулся и посмотрел на лист с подсчетами, который Дафрил ему протянул. Внимательно изучив уравнения, он кивнул.

— Твоя идея выгнать души стоит риска, в случае, если кто-то в этом теле захочет отомстить. Вся процедура практически… безопасна.

Дафрил улыбнулся, как сумасшедший.

— Но я еще не рассказал тебе самое главное. Я нашел способ избавиться от всех доказательств. Мы можем найти тебе тело которого не хватятся, мы спрячем твое тело туда, где его не будут искать, а человек внутри него даже не сможет ничего рассказать.

Луэркас посмотрел на своего друга недоверчивым взглядом.

— Я слушаю. Не верю тому, что слышу, но слушаю.

— Мы похитим уорренца — молодого и здорового, чтобы твое новое тело не было слишком толстым. Введем антидот в токсины Питания, чтобы тело на тебе не умерло — довольно бесполезно делать это, если приходится жить на Питании и проводить жизнь в сумерках. Затем мы начнем накачивать твое настоящее тело Питанием. Я читал в отчете, который предоставили разработчики, когда изменили формулу, что теперь необходимо лишь три дозы, чтобы появилась зависимость от системы. Поэтому мы спрячем тебя и его, пока не поступит третья доза. Когда в твоем теле выработается зависимость, я прочитаю заклинание, чтобы произошел обмен. Затем мы отправим твое тело с душой уорренца в Уоррен, а ты отправишься к телесному магу, который вернет тебе прежнюю внешность. Мы скажем людям, что нашелся чародей, который смог полностью исправить последствия рево. Например, в Манаркасе или на одном из островов.

Луэркас не верил своим ушам.

— Сколько ты над этим размышлял?

— С того момента, как понял, что тебе не вернуть прежнюю внешность, потому что нет такого мага, который был бы достаточно могущественным, чтобы устранить последствия рево, появившегося от уничтожения душ.

Впервые после несчастного случая Луэркас улыбнулся — и по-настоящему хотел улыбнуться, как внутри, так и снаружи.

— Ты друг, Дафрил. Настоящий друг. Я никогда не забуду, что ты для меня сделал.

Дафрил пожал плечами.

— Ты бы сделал для меня то же самое.

И Луэркас подумал: «Нет. Не сделал бы». Но Дафрилу ничего не стоило думать иначе.

Велин расхаживала по комнате, приходя то в бешенство, то в истерику. Как мог Рейт обойтись с ней, словно с уличной девкой, бросить, когда не получилось по его? Как он мог даже подумать, чтобы прогнать ее? Неужели он решил, что уорренец поставит ее на место? Он мог сколько угодно притворяться стольти, но это не изменит правду.

— Все из-за моей привязанности к простолюдинам, — сказала она своему отражению в зеркале. — Моего восторга от катания в грязи со свиньями. И одна свинья все-таки укусила меня. Я бы уже могла соединиться клятвами с дюжиной достойных, уважаемых мужчин-стольти. Пожилые, утвердившиеся в жизни мужчины были бы счастливы заполучить меня, хотя, скорее всего, в качестве альтернативной спутницы.

Она отвернулась от зеркала, упала на кровать, в которой так редко спала, и уставилась в потолок.

— Но Соландер скажет мне, если Рейт захочет снова меня увидеть. Джесс встретит его в Школе, глупый Солли в театре, а я должна ждать в своей комнате, словно непослушный ребенок, которого наказали. А юный Соландер, такой высокомерный и самодовольный, смотрит на меня свысока, потому что я вскружила голову Рейту, или потому что не захотела соединиться с ним клятвами, или… только боги знают, почему он считает себя выше меня. Не представляю, как он сам будет жить со своей девицей.

Она села в кровати, еще злее, чем была, когда легла в нее. Велин не могла просто лежать, поэтому вскочила и снова принялась расхаживать по комнате.

— Хотя, возможно, она и не получит его. Ха! Почему бы и нет? Одна крыса из Уоррена стремится заполучить стольти, а другая крыса из Уоррена думает, что она слишком хороша для своего любовника-стольти. Эта маленькая сучка всегда неровно дышала к Рейту. Возможно, прямо сейчас она пытается утешить его разбитое сердце. Разве не забавно?

Нет, не забавно. Велин хотела Рейта. Она страстно желала его, даже когда утоляла свои аппетиты с водителями аэрокаров, рабочими и сыновьями торговцев и даже с дочерью одного из них. В Рейте она видела то, чего никогда не встречала, — огонь, страсть, ненасытное желание чего-то, кроме богатства и продвижения по службе. Он был единственным человеком из всех, кого она знала, который заслужил эпитет «уникальный». Он пришел из ниоткуда и своим чутьем и способностями заводить нужных друзей сумел вытащить и подружку из ада, и начать роскошную жизнь. Но у него не было ничего, что могла испортить роскошь, которая испортила ее. Он по-прежнему сохранил страсть, огонь, желания, стремления и мечты.

Более того, пока Велин была с ним, часть его доброты перешла к ней, поэтому она тоже чувствовала себя особенной. Велин ощущала себя такой же уникальной, как и он. Она чувствовала, что так же заслуживает уважения и почитания. Она начала считать себя необходимой — без кого все его мечты разлетятся на куски. Но она не была такой. Он обойдется без нее; он добьется успеха с театром; возможно, ему даже удастся убедить людей, что магия, которую он так ненавидит, действительно пагубная вещь.

Разумеется, он не изменит Империю. Харс Тикларим — бурная река, а ее русло глубиной в три тысячи лет. Мальчик и его сумасбродная страсть не смогут изменить направление даже маленького ее притока. Но, пытаясь это сделать, он наделает много шума. Будет интересно наблюдать за ним.

Велин перестала расхаживать, когда в двенадцатый раз подошла к окну. Она оперлась руками о гладкий подоконник и посмотрела вниз — сквозь туман облаков на темное растекшееся пятно, каким казался Нижний Город. Как могло ей прийти в голову ходить туда ради развлечения? Как могла она позволить сделать из себя прислугу, словно она никто? Она рисовала декорации, она заколачивала гвозди; она вся испачкалась, порвала одежду, набила мозоли на руках и измучилась — и все это ради уорренца.

Велин глубоко вздохнула.

— Я забыла, кто я такая, — сказала она окну. — Забыла свое место в жизни, свое положение, свои обязательства и права. В смешном поиске мимолетного удовольствия, мальчика, который всего лишь интересный собеседник за ужином и хороший любовник, я забыла о своей собственной жизни. Но пора о ней вспомнить.

Она отошла от окна и направилась к кнопке вызова прислуги.

— Все в прошлом. Рейт и его извращенное понятие того, кто он есть, могут идти ко всем чертям.

Велин нажала на кнопку. Когда слуга ответил, она сказала:

— Это Велин. Сообщите, пожалуйста, моим родителям, что сегодня я хочу поужинать с ними.

Рейт вернулся в театр на рассвете. На улицах, зданиях, растениях блестел иней, и бледно-розовый свет превратил город в сверкающие бриллианты, волшебные кристаллы, которые словно увеличились до немыслимых размеров в счастливом сне сумасшедшего. Хотя Рейт и его новые друзья говорили шепотом, перебивая друг друга и радуясь знакомству, они могли слышать эхо своего веселья на почти безмолвных улицах.

Когда они вбежали в театр, Рейт так хотел показать друзьям свое детище, что от шума бедняга Соландер в панике упал со скамьи, на которой спал.

И тут Рейт понял, сколько беспокойства его исчезновение принесло друзьям. Бедняга Соландер. Бедняжка Джесс. Джесс, которая волновалась по малейшему поводу, должно быть, провела ужасную ночь. Соландер по крайней мере заставил себя поспать, но он выглядел не лучшим образом, проведя ночь на скамейке, предназначенной для того, чтобы на ней сидеть.

Соландер с сонными глазами поднялся на ноги и уставился на незнакомцев, все еще не понимая, что происходит. Затем он посмотрел на Рейта, ожидая объяснений.

— Ты в порядке? Тебя не покалечили или… что-нибудь еще… прошлой ночью?

— Я заблудился, — ответил Рейт. — Потом очутился в поселении на северной окраине города.

— Бакангаардсван, — пояснил Рионвайерс, новый друг Рейта.

Соландер кивнул.

— Никогда о нем не слышал. Но…

Он посмотрел в пол, явно раздраженный, и продолжил:

— Ты бы мог сообщить кому-нибудь, где находишься. Джесс и я всю ночь находились на связи друг с другом и проверяли, появился ли ты где-нибудь.

— Я не мог, — ответил Рейт.

— Это минутное дело.

— Да, если у тебя есть спикер. В Бакангаардсване нет спикеров. Там нет ничего, что использует любую форму магии.

Соландер, казалось, не поверил. Затем во второй раз, но уже более внимательно, изучил приятелей Рейта. Посмотрел на одежду, обувь, прически, а когда закончил, повернулся к Рейту.

— Они каанцы, — сказал он, словно это было обвинением.

— Знаю.

— Рейт. Ты не должен общаться с каанцами. Этот народ вне закона. Их терпят на территории Империи до тех пор, пока они соблюдают особые предписания. Они и им подобные должны держаться подальше от основного населения. Им не позволено переманивать людей на свою сторону, им запрещено собираться за пределами своих поселений в группы численностью более двадцати пяти человек.

Он перевел взгляд на каанцев, и Рейт видел, как Соландер считает их.

— Вне поселений они обязаны носить специальную одежду, которая означает, что они принадлежат к одному из народов-изгоев.

Казалось, что он отодвигается от них, хотя и стоял на месте.

— Ты не должен с ними общаться, Рейт. Ты стольти. Ты ученик одной из лучших академий в Харс Тикларим. Ты… ты на пути к тому, чтобы стать влиятельным человеком в Империи, и если будешь замечен с каанцами, это пятно не смоет ни время, ни объяснения, ни… ничего. Они погубят тебя одним лишь присутствием.

Рейт сложил руки на груди, оперся спиной о стену и еле заметно улыбнулся.

— Сол, у тебя почти припадок. Сделай глубокий вдох, и после этого я задам тебе один простой вопрос.

— Я в порядке, — огрызнулся Соландер. — Я просто молюсь, чтобы никто не вошел сюда, пока мы не выгоним этих… этих людей.О… боги… я могу потерять все шансы попасть в Совет, если меня увидят рядом с ними.

Каанцы посмотрели друг на друга. Их лица выражали неопределенность, отвращение и откровенный ужас.

— Он… маг? — спросила Рейта женщина по имени Блейтаарн.

Рейт кивнул.

— Он хочет изменить Совет изнутри, найти способ отказаться от магии, которая требует жертв. Он на нашей стороне.

— По его словам не похоже. Он говорит, как один из них, целиком и полностью.

— Он еще не подумал, — ответил ей Рейт. — Терпение.

Он повернулся к Соландеру.

— Они вне закона. Отлично. А почему, Соландер?

— Они извращают религию. У них приняты странные и абсолютно неприемлемые сексуальные ритуалы…

— Как Праздник? — перебил его Рейт.

— Их вера пагубна для целей Империи, и если она распространится за пределами их групп, то приведет к краху Харс Тикларим.

Рейт кивнул и улыбнулся.

— И какая же у каанцев вера?

— Что? — нахмурился Соландер. — Пагубная.

— Какого рода?

— Не знаю, — бросил Соландер. — Какая разница?

— Они убеждены, что магия Драконов — жестокий инструмент, который позволяет контролировать жизни людей, поэтому не признают никакую форму магии. Они не используют магию в качестве энергии для домов, транспортных средств, не признают магические средства связи, магические приборы наблюдения или любую магию, которая могла бы облегчить им жизнь и помочь добиться своих целей и удовлетворить потребности.

Рейт видел, как выражение лица Соландера менялось, и продолжил:

— Ни медицинской магии, ни образовательной магии, ни промышленной магии, ни сельскохозяйственной магии, ни архитектурной магии, ни инфраструктурной магии.

— Как насчет свержения правительства, веры в анархию… каннибализма?

Соландер потерял часть прежнего высокомерия. Каанцы покачали головами.

— Нет, — ответил Рионвайерс. — Ничего подобного. Только личное убеждение жить без магии. Уже этого хватило, чтобы Империя объявила нас изгоями.

Соландер выглядел озадаченным.

— Но… почему?

Худая блондинка с сильно загорелым лицом, которую звали Гайенивин, ответила:

— Потому что Магистры Империи действительно используют магию и зависимость людей от нее для контроля над всеми. За то, без чего не можешь жить, надо платить, а цена за магию в Империи Харс Тикларим — рабство каждого человека, зависящего от нее.

— Твой отец заплатил за это своей жизнью, — вступил в разговор Рейт. — И ты посвящаешь свою жизнь той же цели.

— Нет! Я собираюсь изменить систему изнутри.

— Они живут вне системы. Она не касается их, за исключением угнетающих законов правительства. И театр Нью-Бринч поможет им избавиться от угнетения.

Соландер побелел.

— Ты собираешься… нанять их?

Рейт кивнул.

— Театр не будет использовать магию. У меня разрешение на… отступление от нормы, если хочешь знать, полученное от Магистра Литературного Применения. Мне дано право продемонстрировать работы, которые являются экспериментальными по форме и методу постановки и выходят за рамки классического репертуара, в целях увеличения сообщества деятелей искусств и службы на благо граждан.

Соландер сел на стул и взялся руками за голову.

— О Рейт. Ты отдаешь себе отчет, что случится, если выяснят, что тебе помогают каанцы?

— Они будут не просто помогать, Сол. Они будут моими актерами, — ответил Рейт.

— Но тебя же могут сослать в шахты. Всемогущие боги, тебя будут судить за измену. Ладно… пока все считают тебя стольти, этого не случится. У тебя сейчас иммунитет. Но если они выяснят, кто ты, тогда…

— Если они выяснят, кто я, то все равно обвинят в измене. Мое существование, вся моя жизнь — акт предательства. Моя измена в том, что я дышу, имею собственные убеждения и пытаюсь освободить своих людей из ада. Что из этого? Заключенный есть заключенный. Раб есть раб. Покойник есть покойник.

Соландер взглянул на каанцев.

— Я уважаю их решение. Их верования. В каком-то смысле они правы. Они отказываются от выгод магии, даже той, над которой работаю я и которая не требует жертв. Но в своих оценках Драконов, Империи они скорее на стороне богов, чем дьяволов.

Он глубоко прерывисто вздохнул и продолжил:

— Я уверен, ты оденешь их как граждан. Уверен, у тебя хватит здравого смысла, чтобы сделать их внешний вид приемлемым. Тем не менее, я не могу приходить сюда в каком-либо ином качестве, нежели заинтересованного покровителя, когда твоя работа будет закончена. Я не смогу тебе больше помогать, Рейт. Не могу позволить себе беспечностью и необдуманностью разрушить свое будущее, которое планировал с детства, карьеру, которая станет продолжением жизни моего отца и искуплением его смерти. Я не могу упустить возможность изменить Драконов, Рейт. Когда я стану одним из них, их коллегой, то покажу им, что Харс может быть лучше, чем она сейчас. Я не откажусь от этой мечты.

Рейт кивнул.

— Я и раньше думал, что ты не сможешь приходить сюда. Мы скрыли факт твоего финансирования театра, но если тебя увидят здесь, когда люди начнут понимать наши замыслы, то подставных лиц очень скоро разоблачат. И тогда, к лучшему или худшему, твое имя окажется связано с театром и постановками; нашим загадочным драматургом Винкалисом и мной.

— Мое имя уже связано с твоим.

— С этой точки зрения мы друзья. Дальние родственники — по крайней мере, по линии родителей. Два молодых человека, чьи дороги какое-то время тянулись рядом, а затем повели в разные стороны, как это часто бывает. На твоем месте я бы сделал основной упор на разделение.

Соландер выглядел практически раздавленным.

— А как же наша совместная работа?

— Твои опыты на мне для выяснения, почему я такой необычный?

Соландер утвердительно кивнул.

— Они могут продолжаться тайно. Мы найдем безопасное место и договоримся о времени для встреч. Ты не лишишься возможности выяснить, почему я… неисправен.

Рейт слегка улыбнулся.