"Имоджин" - читать интересную книгу автора (Купер Джилли)

Глава третья

Имоджин с трудом дождалась следующего утра, чтобы, появившись в библиотеке, рассказать Глории о Ники. К счастью, мисс Наджент отправилась на похороны, ее заместитель мистер Клаф был все еше в отпуске, мистер Корнелиус в вестибюле главного входа занимался организацией выставки рыболовных снастей, чтобы таким образом поощрить читателей к ознакомлению с новыми книгами о досуге и спорте. Поэтому Глория и Имоджин оказались более или менее предоставленными самим себе.

— Вот он, — сказала Имоджин, раскрыв ежегодный справочник «Мир тенниса» за 1977 год и показала Глории фотографию Ники, где он вытянулся, напрягая мышцы для удара сверху. — А здесь он уходит с корта после победы над Марком Коксом.

— О, я его знаю, — сказала Глория, вглядываясь в снимки. — Видела по телевизору на Уимблдоне. Кажется, там была какая-то стычка из-за того, что он запустил ракеткой в судью на линии? — Она повернула книгу ближе к свету. — Да, смотрится что надо.

— А в жизни намного лучше, — заверила ее Имоджин, рассеянно складывая несколько романов в стопку документальной литературы. — Он умеет так на тебя смотреть и говорить таким голосом, что только ты можешь его слышать. А потом мы отправились на эту божественную прогулку по торфяникам, и он сказал, что когда меня первый раз увидел, это было для него как удар молнии.

— Он к тебе приставал? — спросила Глория.

— Ну, — сказала Имоджин, покраснев, — мы ничего особенного не могли себе позволить, потому что из-за угла неожиданно появился со своей собакой церковный староста.

Глория снова посмотрела на снимок, потом с недоверием на Имоджин. Она же такая простушка, как мог мужчина вроде Ники увлечься ею? Она даже почувствовала легкое раздражение: раньше всегда у нее, Глории, бывали приключения, а Имоджин слушала ее с благоговейным изумлением.

— Когда ты теперь опять с ним встретишься? — спросила она, откладывая для починки роман Катрин Куксон.

— Ну, он будет играть в турнирах почти все лето, но он сказал, что мы увидимся скоро и в более уединенном месте, — сказала Имоджин, показывая подруге свой красный браслет. Она была разочарована тем, что Глория не проявила особого восторга. Потом она кротко добавила: — Подумать только, Глория, если бы ты не уехала в Моркамб, — она нервно огляделась вокруг, — то есть, если бы не «заболела», ты бы пошла со мной в теннисный клуб, и он бы влюбился в тебя вместо меня.

Она вдруг почувствовала ужас от одной этой мысли.

— Не говори глупости, — сказала Глория, взбивая себе локоны и приободряясь от сознания того, что Имоджин права.

— По крайней мере, он обещал мне написать, — вздохнула Имоджин. — Ах, Глория, ты не представляешь, какой он красивый.

На деле Ники показал себя крайне ненадежным корреспондентом. Он прислал ей открытку из Рима с пожеланием видеть ее там. Вернувшись с почты, Имоджин написала в ответ длинное и страстное письмо, на что у нее ушло несколько часов. Душу она излила с помощью оксфордского словаря цитат.

Турнир в Риме закончился, и Имоджин светилась от гордости, прочитав в газете, что Ники дошел до четвертьфинала, где был выбит после упорной борьбы. Потом он поехал в Париж, где упорно пробивал себе дорогу в одиночных матчах, а в парных даже дошел до полуфинала. В каждой газете отмечалось, что он улучшил игру, но письма от него не приходили.

— Он тебе позвонит, когда вернется в Англию, — утешала ее Джульетта.

Но Имоджин пребывала в отчаянии. Все это было похоже на какой-то сон, и, возможно, ее последнее письмо показалось ему слишком слезливым и расхолодило его. Да и какое право у такой неуклюжей и толстой девицы думать, что Ники увлекся ею? Она не могла есть, не могла спать и кружила по своей комнате, прокручивая пластинки и читая любовные стихи. Ники перевернул ее сердце, словно старый ящик письменного стола, в котором все перерыли.

В третий понедельник после их первой встречи Имоджин шла в библиотеку, уже потеряв всякую надежду. Письма не было в субботу, и не было этим утром, после бесконечных сорока восьми часов ожидания. Она боялась позвонить домой и узнать, не пришло ли что-нибудь, потому что отец мог быть еще там. В тот день ей предстояло работать до восьми вечера, и она не знала, как вытерпит все это время. Ее тоска еще больше усиливалась красотой дня. Легкий бриз волновал сверкающую молодую траву. Вдоль дорог пенилась цветами коровья петрушка, на темной листве конских каштанов висели белые свечки. Кусты боярышника, взрывавшиеся подобно ракетам, под теплыми лучами солнца источали сексуальный парфюмерный аромат. Все это буйное и сладострастное цветение напоминало о наряде невесты. Она поспешила войти в узкие улочки Пайкли с их почерневшими домами и закоптелыми дымоходами и скрыться в прохладном сумраке библиотеки.

Ее встретила мисс Наджент в темно-бордовом платье и отвратительном настроении.

— Ты опоздала на десять минут. Здесь две тележки с книгами, которые надо расставить по полкам. Ты не заполнила половину формуляров на выдачу за субботу. Ты послала мэру запоздалое напоминание насчет книг, которые он вернул уже несколько недель назад. Словом, хорошего мало. Есть сколько угодно желающих получить твое место.

— Не знаю ни одного такого, — пробормотала Глория, промелькнув мимо в желтых шортах и плотно облегающем шоколадного цвета джемпере. Она свалила на тележку стопку книг и прошептала Имоджин: — Старая вешалка вышла на тропу войны. Никто ничего не может сделать как положено. Старик Корнелиус должен был вернуться из отпуска, но вместо этого прислал телеграмму: «Сижу на мели в Гибралтаре». Думаю, втюрился в какую-нибудь шалаву. Письмо получила?

Имоджин покачала головой.

— Это позор, — заявила Глория с решительностью тайного облегчения. — Не волнуйся, все мужчины туго раскачиваются на письма. В субботу я была на обалденной вечеринке. Там был Тони Лайтбенд, он только о тебе и думает. Собирается устроить встречу вчетвером.

— Отлично, — сказала Имоджин без особого восторга. Тони Лайтбенд был ростом пять футов и три дюйма, носил очки толщиной с дно пивной бутылки и надувался от собственной значительности.

— Клаф вернулся из отпуска, загорел и похорошел, — сообщила Глория.

— Девочки, кончайте шушукаться! — потребовала мисс Наджент, выскочив из кабинета. — Имоджин, погаси свет, иначе мистер Бриг-хауз опять начнет жаловаться на лишние расходы.

День заканчивался еще хуже, чем начался. У Имоджин все валилось из рук. И даже небо заволакивало облаками.

Была середина дня. Имоджин сидела за столом выдачи, отвечала на вопросы, искала для читателей книги. И еще мисс Наджент поручила ей самую неблагодарную работу — возвращение задержанных книг.

— Леди Джасинта держит нового Дика Фрэнсиса уже полтора месяца, — сказала она, вручив Имоджин список должников. — Бригадир Симмондс все еще держит биографию Слима, и тебе надо взяться за миссис Хэзлтанн. У нее двенадцать книг, включая «Энди Пэнди». Займись всеми сегодня же. Позвони и поставь галочки.

— Да, мисс Наджент, — вяло проговорила Имоджин.

Мисс Наджент немного смягчилась. Она вовсе не собиралась разозлить Имоджин своими наставлениями.

— Я поручаю это тебе только потому, что полагаю, что ты справишься, — объяснила она. — С Глорией нет смысла иметь дело. Она долго здесь не задержится, выйдет замуж. А из тебя может получиться хороший библиотекарь. Ты еще собираешься получить диплом? Ты пропустишь этот год, если не запишешься в ближайшее же время. Получить профессиональную подготовку всегда полезно, если не рассчитываешь подыскать мужа.

Имоджин знала, что мисс Наджент говорит это с самыми лучшими намерениями, но ей от этого было не легче.

— Ну, как дела? — спросила ее Глория час спустя.

— Ужасно. Бригадир Симмондс готов отдать меня под трибунал. Миссис Хэзлтайн изображает из себя какую-то испанскую аристократку, которая не понимает, в чем дело. А дворецкий леди Джасинты явно не желает передать хозяйке сообщение.

— Наджент все время дает тебе самую паршивую работу. Слушай, а не пойти ли нам завтра вечером в кино?

Имоджин подумала, что это со стороны Глории большая уступка. Она не склонна была тратить свои вечера на подруг.

— Я не могу. Надо идти на курсы скорой помощи, — тоскливо сказала она.

— Ясное дело, Наджент силком тебя туда завербовала.

Имоджин кивнула.

— Завтра будем делать искусственное дыхание. Надеюсь, мистер Блаунт не использует меня как наглядное пособие и не придушит.

— Знаешь, — сказала Глория, понижая голос, — только что заходила Джуди Бриджхауз и взяла «Циститы в популярном изложении». Она только вчера вечером вернулась из медового месяца. Они там все время этим занимались. О, гляди, он опять здесь.

Мужчина приятной внешности в зеленой вельветовой куртке прошел через вертящуюся дверь и направился к столу выдачи.

— Кажется, я забыл Ричарда Страуса.

— Да, — сказала Глория, протянув ему книгу и одарив его таким горячим и раздевающим взглядом, что он, уходя, ударился о дверь и чуть не споткнулся о пожарное ведро.

— Там же написано «тяни», а не «толкай», — заметила Глория с ухмылкой, довольная произведенным на него впечатлением. — Я бы не прочь, чтобы он попробовал притянуть меня. Он симпатичный.

— Тебе, девочка, не подойдет, — сказал проходивший мимо мистер Клаф, — трижды женат, четверо детей на иждивении. — Он повернулся к Имоджин. — Скажи папе, что та книга по садоводству теперь у меня. Если он захочет на скорую руку просмотреть ее прежде, чем мы начнем ее выдавать, то может задержать ее до среды.

— В Клафи есть что-то очень привлекательное, — сказала Глория, поставив две заказанные книги на боковую полку. — Эй, тут прямо для тебя, Имоджин: «Как остановить депрессию и плохое самочувствие».

— У меня плохое самочувствие, — со вздохом согласилась Имоджин.

— Да брось ты, — сказала Глория. — Не вешай нос. Мы не допустим, чтобы ты всю неделю капала нам на головы, как китайская пытка водой.

К стойке неуверенно подошел мужчина в рабочем комбинезоне:

— Где я могу найти книги о заведении собственного дела?

— Вон там, — указала ему Глория и добавила вполголоса: — Весь провонял спиртным, ты почувствовала?

— Наверное, его недавно уволили, — предположила Имоджин. — Ой, погляди, мистер Пассмор заснул над «Файнэншл таймс».

— Спать в библиотеке не разрешается, — сказала Глория. — Это в правилах написано. Иди разбуди его.

— Глория, к телефону, — сообщила появившаяся мисс Наджент. — Читатель с вопросом. Позвонил мне в кабинет. Имоджин, ты не смогла бы помочь на выдаче? Мисс Хакни ушла попить чаю, и там теперь очередь.

Собрав бумаги, Имоджин села за стойку у входа и стала регистрировать выданные книги. Справившись с очередью, она вернулась к списку должников. Сьюзен Бриджес держала «Разговорный немецкий язык» и «Подъем на Маттерхорн» с февраля, когда познакомилась со своим австрийцем, лыжным инструктором. Она набрала номер мисс Бриджес, но ответа не было — возможно, та была на работе. Затем посмотрела на лежащую перед ней стопку почтовых открыток «Если вы вернули книги в последние дни, пожалуйста, оставьте это извещение без внимания». Слова расплывались у нее перед глазами. За окнами небо темнело. О, Ники, Ники, — в отчаянии подумала она, — увижу ли я тебя когда-нибудь снова? Она посмотрела на красный браслет, потрогала его, припоминая ту прогулку в торфяниках.

Ты мне предстал неясною мечтою:

Во сне — король, а наяву — иное…

— печально прошептала она.

Ники — что-то вроде фруктовой жевательной резинки «Роунтри», которую, если верить рекламе, хотят все. Смешно и думать, что он мог увлечься ею дольше, чем на какое-то мгновение.

Она так глубоко задумалась, что не заметила крупную раздраженную женщину в фетровой шляпе с рычащим боксером на поводке, пока те не стали стучаться в дверь.

Имоджин приготовилась к сражению.

— Я крайне сожалею, но с собаками сюда нельзя.

— Где же я его оставлю? — загремела женщина.

— Там снаружи есть крюки для собак. Можете его привязать.

— Он будет скулить и оборвет поводок. Это небезопасно при таком движении. Я шла сюда от самого Скиптона. Я всего на пять минут.

— Сожалею, — нервно повторила Имоджин. — давайте я его подержу.

Она направилась к собаке, но та обнажила клыки и угрожающе зарычала. Имоджин отступила.

— Уберите руки, — предупредила хозяйка, — и пропустите меня, если не хотите, чтобы я прошла по вашей голове!

Имоджин представила себе сумасшедшую картину: женщина с собакой, взмыв вверх, проносятся над ее головой.

— Сожалею. С собаками нельзя, — вновь повторила она.

— Мне нужны книги для работы. Я буду жаловаться в совет.

Имоджин в отчаянии оглянулась вокруг, ища поддержки. Мисс Наджент куда-то исчезла, Глория сидела на телефоне. Мисс Хакни за столом приема требований тайком составляла список покупок для свадьбы.

— Если мы пропустим сюда одну собаку, то здесь будет их целая свора, — сказала она твердо.

— Нет порядка в этой стране, — прогремела женщина, поправляя шляпу и собираясь штурмовать дверь. — Проклятые чиновники! — рявкнула она, вновь адресуясь к Имоджин.

«Я не должна плакать, — сказала себе Имоджин, стискивая зубы, — я не должна капать, как китайская пытка водой».

— Ты знаешь, — сообщила вбежавшая Глория, поправляя себе прическу. — Этот в вельветовой куртке, что взял Ричарда Страуса, позвонил из будки и попросил меня. Господи, что это с тобой?

— Женщина с боксером только что обозвала меня «проклятой чиновницей».

— Старая корова, она не имела права ругаться в библиотеке, это тоже в правилах записано, да и к тому же мы не чиновники, а служащие местной администрации. — И она вернулась к разговору о мужчине, приходившем за Ричардом Страусом. — Он даже не знал, как меня зовут, просто попросил к телефону «ту, что самая эффектная». — Она искоса посмотрела на свое отражение в стеклянной двери. — Впрочем, не думаю, что сегодня я очень хорошо выгляжу.

Имоджин устало вернулась к открыткам для нарушителей сроков и начала старательно вписывать компьютерные номера каждой книги.

— Слушай, — выдохнула Глория, — займись им.

— Не отвлекай меня, — попросила Имоджин, — мне надо закончить эту чертовщину. И вообще я больше не интересуюсь мужчинами.

— Этот тебя заинтересует, — неуверенно сказала Глория.

— Нет, этого никогда больше не будет. Моя жизнь кончена, — сказала Имоджин.

И тут знакомый хрипловатый голос очень тихо произнес:

— У вас есть книга под названием «Не соблаговолит ли присутствующий прийти на обед?»

Имоджин подняла глаза и вскрикнула, не веря своим глазам. Потому что перед ней в сверкающем белом костюме и темно-синей рубашке стоял Ники. Она всхлипнула, вздохнула и, неловко встав и обежав вокруг стола, ткнулась лицом ему в плечо.

— Не могу поверить, — проговорила она, захлебываясь слезами.

— Эй, эй, — сказал Ники, взяв ее за подбородок и улыбаясь. — Зачем плакать, малышка. Я же сказал, что вернусь.

— Я не думала, что опять увижу тебя.

— Ты получила мою открытку?

— Да, получила. Она замечательная.

— О маловерная, — покачав головой, мягко сказал Ники и, понимая, что за ним теперь наблюдает, разинув от любопытства рот, целая аудитория, включая и мисс Наджент, наклонился и томно поцеловал Имоджин.

— Но что ты здесь делаешь? — спросила она, смахивая рукой слезы. — Я думала, ты в Эдинбурге.

— У меня получилась легкая победа. Парень, с которым я играл, потянул мышцу и решил дать ей отдых до Уимблдона. Теперь у меня следующая встреча только завтра во второй половине дня. Здесь можно переночевать, желательно у тебя?

Имоджин радостно засмеялась.

— Конечно, можно. Я позвоню маме. Единственная проблема в том, что ребята приезжали на каникулы, так что в доме небольшой кавардак.

Ники осторожно стер пальцем у нее с лица пятна от туши для ресниц и тихо спросил:

— Ты можешь отлучиться перекусить?

Имоджин заметила неодобрительный взгляд приближавшейся мисс Наджент.

— Не совсем. Я уже поела и сегодня на работе до восьми. Это не слишком поздно для тебя?

— Отлично, будет все в самый раз, — сказал Ники, — я схожу в теннисный клуб на тренировку, потом дам небольшое интервью для йоркширского телевидения. Сегодня, кажется, для этого подходящий случай. К восьми все закончу. Заеду, заберу тебя, и мы где-нибудь поужинаем.

— Но я же не одета, — запричитала Имоджин, имея в виду свой старый серый свитер и джинсы.

— Ты смотришься красиво, — заверил ее Ники, который заметил только, как у нее заблестели глаза при виде него, как петли старого свитера растянулись у нее на груди и что так, без всякой краски на лице она выглядит лет на четырнадцать. — И ничего другого не надо.

Позади него послышался неодобрительный кашель. Ники обратил к мисс Наджент ослепительную улыбку.

— Вы, должно быть, босс Имоджин. Много о вас слышал.

Он так любезен со всеми, подумала Имоджин, представив его. Теперь мисс Наджент поправляла свои угловатые локоны и жеманно улыбалась, как школьница. Даже мисс Хакни отложила в сторону свой список покупок. Глория так раскалилась, что в любой момент готова была заполыхать огнем.

— Не хотели бы чашку чая? — спросила она.

— Мне надо в клуб, — ответил он, покачав головой.

За вертящейся дверью он еще раз поцеловал Имоджин.

— Это были очень долгие три недели, — признался он. — Рад, что ты еще носишь мой браслет.

Забавно, думал он, катя вниз по Хай-стрит, как он рад был ее увидеть. Если бы Пэйнтер не дразнил его насчет их пари, он бы так и не удосужился заглянуть к ней. А теперь он был рад, что сделал это. Он испытал удовлетворение, которое чувствует собака, у которой в саду зарыто множество костей и которая, выкопав неожиданно одну из них, вдруг находит, что та созрела лучше, чем можно было ожидать.

Он был бы не прочь сразу же увезти ее в торфяники и там сделать дело, но ему не очень хотелось перед интервью запачкать свой новый костюм травяными пятнами. В любом случае этой ночью будет сколько угодно времени, и гораздо увлекательнее натянуть ее под носом у старого викария.

Вымыться с головы до ног жестким мылом и вытереться полотенцем для лица в дамском туалете библиотеки было настоящим достижением, но Имоджин на него сподобилась. Кроме того, она перебежала улицу и купила себе новые черные брюки, которые плотно ее обтягивали. А теперь она сидела в «Собаке и утке», окутанная облаком пожертвованных Глорией духов «Малютка». На нее глазели туземцы Пайкли, она пила с Ники шампанское и спрашивала себя, была ли она когда-нибудь в жизни счастливее.

— Первый раз в этом году пью шампанское, — призналась она.

— Тогда надо загадать желание, — сказал Ники.

Он засмеялся и поцеловал ее в щеку.

— Если сыграешь правильно, выиграешь меня.

— Как ты узнал мое желание?

— По тебе сразу все видно. Это мне в тебе и нравится.

— Ты не считаешь, что Глория хорошенькая? — тоскливо спросила она.

— Кто такая?

— Та, что в желтых шортах. Она предложила тебе чашку чая. Такая сексуальная.

— Я на нее не обратил внимания, я ведь смотрел только на тебя.

Он наполнил ее бокал. Пока они опорожняли бутылку, он рассказывал ей про Рим и Париж, но ей так хотелось, так хотелось, чтобы он опять обнял ее, и в то же время было так страшно от мысли, к чему это приведет, что она с трудом могла сосредоточиться.

— А ты чем занималась? — спросил он, заказав вторую бутылку.

— Да ничем особенным.

Она рассказала ему о том, как Джульетте пришлось десять раз переписывать двадцать третий псалом за то, что она произнесла слово «педик». Но она не думала, что ему было бы интересно слушать про ларек с подержанными книгами, который ей предстояло организовывать для церковного праздника с целью сбора средств на обновление шпиля, и даже сами эти шпили представлялись ей в этот момент весьма фаллическими.

— Как твой дорогой папаша? По-прежнему на стреме? — спросил Ники.

Имоджин хихикнула и тут же подумала, что не стоило.

— Ну что ты, милая, ты же знаешь, что он свин.

— Только со мной, — сказала Имоджин. Ники вылил остатки из первой бутылки в ее бокал.

— Кто сегодня вечером дома? — осторожно спросил он.

— Никого, — ответила Имоджин, не задумываясь. — Джульетта остается на ночь у подруги, а мама с папой отвозят ребят и остановятся на ужин у викария в Лонг Престоне.

Инки взял непочатую бутылку шампанского.

— Тогда пошли.

Снаружи лил дождь, отражения уличных фонарей прыгали по мокрой булыжной мостовой. Народ жался у подъезда рыбной лавки. До них донесся запах подгоревшего жира.

— Есть хочешь? — спросил Ники.

— Нет.

Мощные фары его машины осветили прибитые ливнем стебли коровьей петрушки. Дождь барабанил по ветровому стеклу. В свете приборного щитка она могла видеть профиль Ники.

— Я подошел к этому турниру в хорошей форме, — говорил он. — Начал верно рассчитывать длину удара и снова подружился с мячом.

На заднем сиденье были рассыпаны нераспечатанные письма и телеграммы.

— Господи, сколько тебе пишут, — удивилась Имоджин.

— Почта от болельщиков за последнюю неделю, — пояснил Ники.

Когда они выехали на дорогу в сторону дома викария, он положил руку на ее бедро и стал гладить через плотную ткань. Она слегка приподняла над сиденьем ноги, чтобы они казались потоньше.

Дом был темен и пуст, если не считать Гомера, который восторженно их приветствовал, кинулся наверх и, вернувшись со старыми серыми брюками, которые Имоджин надевала вчера, положил их у ног Ники.

— Интересные брюки, — заметил Ники, — не твои?

— Господи, конечно, нет, — солгала Имоджин, — вероятно, из кучи старья.

— Похоже, их носила твоя бабушка, — сказал Ники. — Принеси пару стаканов, моя радость.

Выбрасывая оскорбительные брюки в мусорный бак, она услышала, как хлопнула пробка. Она почувствовала что-то похожее на вспышку газа, который долго держали незажженным — рука Ники могла стать той горящей спичкой, от которой он заполыхает мощным голубым пламенем, что опалит все кругом, включая брови Гомера.

Они пили, сидя на диване. Ники всюду погасил свет, кроме одной лампы в углу. У нее опять началась нервная дрожь, она не могла смотреть ему в глаза.

— Последние недели была страшно сырая погода, — сообщила Имоджин.

— За границей было страшно сухо, — сказал Ники, берясь за бутылку.

— Не надо, — пролепетала Имоджин, закрывая рукой свой бокал.

— Перестань, — сказан Ники, и шампанское заструилось между ее пальцами и ледяным холодом пролилось ей в рукав, где встретилось с бегущими с другой стороны ручейками пота. Не зная, что делать, она осушила бокал и почувствована легкое головокружение.

— Перейдем к делу, — сказал Ники и обнял ее, — я тебе нравлюсь?

— Да, с тех пор, как мы встретились, я ни минуты ни о чем другом не думала.

Она до боли чувствовала его близость, его губы, его руки на своих волосах.

— Пойдем наверх, — прошептал он, — там намного удобнее. У нас есть несколько часов. Если кто-нибудь придет, Гомер залает.

— На папу с мамой он лаять не станет.

— Они еще не начинали ужинать.

Имоджин смотрела на Ники огромными от беспокойства глазами.

— Это убьет отца.

— Отлично, — сказал Ники, — я приеду и стану продавать билеты на его похороны.

Имоджин хотела изобразить возмущение, но у нее не получилось. Он обнял ее за талию. Она прильнула к нему, растворяясь в нем. Он запустил ей руку под свитер и нашел ее грудь. Имоджин стала сопротивляться.

— Будет так ужасно, если я забеременею, — прошептала она.

— Ты без тампона? — резко спросил он. — Когда у тебя дела?

Имоджин стерпела, хотя никогда не говорила о таких вещах с мужчинами.

— Завтра или послезавтра.

— Никаких проблем, — сказал Ники с облегчением и снова идя в наступление.

— Поэтому у тебя сейчас такие обалденные титьки.

Она была рада, что может скрыть свое смущение, спрятав лицо у него на плече. Она почувствовала его руку у себя на спине. Ни у кого не было таких теплых рук. В следующий момент эта рука скользнула ей под джинсы и стала гладить низ живота.

— Постой, — задыхаясь сказала Имоджин, когда он снова толкнул ее на диван и снял с нее свитер, — у меня никогда раньше ни с кем этого не было.

— Но я не просто кто-то, — возразил Ники. — Да и ты сама, моя радость, как и я, не сможешь остановиться.

Что же это со мной происходит, подумала Имоджин. Но тут же похолодела от ужаса, потому что открылась наружная дверь и из нее за порог с шумом выпрыгнул Гомер.

— Эй, — послышался голос, — в доме есть кто-нибудь?

— Ах ты, черт! — вырвалось у Ники, но вслед за этим он с невероятным самообладанием схватил свитер Имоджин, вывернул его на лицо и натянул ей на голову.

— Спокойно, — прошептал он, засовывая ее лифчик под диван и застегивая на себе рубашку.

— Здесь мы, — отозвался он.

— Привет, Ники, — сказала мать Имоджин, входя в комнату с большим кабачком. — Привет, дорогая, какая пакостная ночь! Подумать только, бедная миссис Уэстли где-то подхватила лишай. Они пробовали нам звонить, но уже нас не застали. Мы не остались на ужин и сразу поехали домой. Они нам дали в дорогу вот это, — она показала на кабачок. — Папа ставит машину в гараж.

— Примите немного шампанского для бодрости, — предложил Ники.

Имоджин бросилась вон из комнаты за дополнительными бокалами. Сердце у нее колотилось, она с ужасом думала, что случилось бы, если бы отец застал ее с Ники на полу. На нее накатывался истерический смех. Слава Богу, что первой вошла мать.

Вернувшись в гостиную, она услышала, как мать спрашивает Ники:

— Вы полагаете, есть надежда, что Вирджиния Вулф выиграет Уимблдон?

Визит Ники закончился безрадостно. Все рано отправились ко сну, и Ники на лестнице прошептал Имоджин:

— Courage ma brave[4]. Как только все стихнет, я проберусь к тебе в комнату.

Увы, викарий, страдавший от очередного приступа бессонницы, решил спать — или, вернее, не спать — в своей гардеробной, находившейся на равном расстоянии между спальней Имоджин и комнатой для гостей. Он лежал там с зажженным светом и распахнутой настежь дверью, делая вид, будто читает проповеди Донна, а на самом деле, вспоминая о прежней славе, о строе серебряных кубков на комоде и вставленных в рамки фотографиях мускулистых мужчин, висящих по стенам.

Имоджин дрожала в постели от страха. И всякий раз, когда Ники пытался прокрасться в коридор, викарий, у которого был чуткий слух, громко спрашивал: «Это ты, дорогая?» И Ники приходилось запираться в туалете. К часу ночи, сообразив, что так он рискует подорвать свои шансы на успех в открытом чемпионате Шотландии, он сдался и проспал ночь без сновидений. Имоджин, которая не спала вовсе, утром с трудом могла смотреть на его угрюмое лицо.

— Ну что, будем считать это пробным шаром? — сказал он, садясь в машину. Глаза Имоджин наполнились слезами. Явно это было прощание навсегда. Но, заметив лиловые тени под ее глазами, Ники смягчился. Это случилось не по ее вине. Если бы не неожиданное возвращение викария, она бы упала ему в руки как спелая слива. — Ты ничего не могла изменить. Когда закончится открытое первенство Америки, у меня будет намного больше свободного времени. Твои родители отпустят тебя из дома на выходные?

Имоджин покачала головой.

— Сомневаюсь.

— У тебя в этом году будет отпуск?

— Две недели в сентябре.

— Есть какие-нибудь планы?

— Нет, ничего определенного.

Как мало девушек признали бы это, подумал Ники. Она прозрачная и здоровая, как мыло «Пирс».

— Ну тогда единственное решение — провести отпуск вдвоем.

Дверь в рай приоткрылась.

— Он, как здорово! — выпалила Имоджин. Но тут же эта дверь опять закрылась. — Но отец ни за что не разрешит.

— Хм… ну это мы еще посмотрим.