Кукаркин ЕвгенийМоя жена - всевидящая

Евгений Кукаркин

Моя жена - всевидящая

Написано в 1997 г. Приключения, фантастика.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

- Старшина, - к моему столику подходит дежурный по кухне, - тебя командир части вызывает.

- Вот черт, ну всегда так, только сядешь пожрать, обязательно надо кому-нибудь дернуть..

- Смотри сам, я тебя предупредил.

- Слушай помоги, чтобы мне не задерживаться, достань из хлеборезки горбушку белого хлеба и пару кусочков сахара.

- Хорошо.

Через пару минут у меня в руках золотистая корочка от буханки белого хлеба. Я торопливо пью чай и, дожевывая на ходу, иду в штабную палатку.

- Чего так долго, старшина, - ворчит полковник.

- Дежурный напугал, прибежал, сказал срочно, у меня даже кусок хлеба в горле и застрял. Ребята еле-еле выбили, вот и задержался.

- Все шутишь. Это хорошо. У меня к тебе задание. Звонил председатель соседнего колхоза, слезно просил помочь, там у них целый сад с яблоками неубран. Все колхозники на полях, даже детей выгнали выдергивать морковку, людей нигде не хватает. Нужна команда из двадцати человек на три дня. Тебя хочу назначить старшим. Дам тебе еще машину, возьми Мерзляковский ЗИЛ.

- Откуда мне взять людей?

- Сегодня на утреннем разводе отберешь.

- Слушаюсь.

- Просьбочка одна еще. Когда будешь возвращаться, не забудь привести яблок для нас.

Часть построена на плацу. Полковник подзывает меня.

- Давай.

Я набираю в легкие воздух и громко объявляю.

- Мне нужно двадцать добровольцев для работы в колхозе. Желающие есть? Кто хочет поехать в колхоз, шаг вперед.

Все двести человек, даже офицеры, дружно шагнули вперед.

- Так не пойдет. Тогда слушайте разнарядку. Огневые взвода дают по два человека, взвод связи и транспортный - по три, вычислители, топографисты и метеорологи, тоже по два человека. Я правильно распределил? - поворачиваюсь к полковнику.

- Раз объявил, так объявил, - усмехается он.

Опять поворачиваюсь к строю.

- Командирам взводов сейчас же отобрать людей. Построение здесь, рядом со мной.

Строй заколебался и загудел. Офицеры забегали перед подразделениями, пальцами, выискивая жертвы. Рядом со мной выстраивается цепочка солдат.

- Товарищ полковник, разрешите вести.

- Веди. Не забудь привести яблоки.

Колхоз в семи километрах, но вязкая грязь и огромные лужи на дорогах не позволили нам приехать быстро. Мало того, когда мы въехали в село, то на улицах никого не увидели , будь то все вымерло. Я подскочил к одному дому, к другому - пусто. Наконец подойдя еще к одной хаты нашел сообразительного сопливого мальчишку, лет семи, который вылез на подоконник в открытое окошко, чтобы посмотреть кто там прикатил.

- Ей, приятель, где правление? Ну, дом где ваш председатель...

- Вона.

Он указал нам на маленький домишко в зарослях кизиловых кустов.

Это было действительно правление и машина остановилась перед ним. Я вошел в домик. Молоденькая девчонка, в простом цветастом платьице, сидя за столом председателя, критически оглядывала меня.

- Где председатель?

- Нет его. В поле уехал, - певуче ответила она.

- Вот тебе раз. Мы приехали помогать, а его нет.

- Он меня оставил, я вас давно здесь жду.

- Тебя? - я критически осмотрел ее. Кнопка, да и только. - Ты в каком классе?

- В техникуме я, - обижено смотрит она. - Не чего, зенки пялить. Поехали к складу.

- Поехали.

Под гогот солдат, зубоскалящих из кузова, она втискивается в кабину между мной и шофером.

- Вон туда к сараю поезжайте, - командует она шоферу.

- Тебя как звать?

- Вера.

- Вера, а где мы будем спать и будут ли нас кормить.

- Спать будете на сеновале, я покажу где, а есть будете рядом, бабка Марфуша вам все приготовит.

Мы подъезжаем к сараю, у стенки полно ящиков.

- Вот эти ящики надо забросить в машину, - говорит Вера. - Солдаты пусть пешком идут до сада.

- Сад то далеко?

- Да нет, километра полтора.

Я приказываю солдатам выгрузиться и забросить в машину ящики. Когда мы это сделали, подзываю Володьку Пресняка, моего дружка.

- Володя, поезжай с этой красавицей к саду. Мы пока пойдем пешком, а ты к нашему приходу постарайся сбросить там ящики.

- Понял.

- Разве вы со мной не поедете? - удивилась Вера.

- Нет. Я поведу солдат, за машиной.

Она кивает головой. Володька подсаживается к ней в кабину и ЗИЛ отъезжает.

- Пошли, ребята.

В саду кроме нашей группы никого. Вера по хозяйски распределяет между солдатами деревья, выдает из сторожки стремянки.

- Чего ты мне работу не даешь? - удивляюсь я.

- Ты будешь все взвешивать, записывать, считать ящики и грузить.

- Интеллектуальная работа...

- Чего?

- Да нет, я просто так, говорю работа как раз для меня.

Она серьезно глядит мне в глаза.

- Пойми, это самая важная часть- учет.

- Понял.

Мы уже отправляем четвертую машину, набитую яблоками, когда нас отправляют на обед. У солдат кислые рожи. Бабка Марфа кормит всех на улице из большого котла, но мои ребята пережрали яблок и едят весьма вяло. После обеда, Вера нам дает пол часа отдыха и опять тащит в сад.

- Поймите, - увещевает она, - дни стали короче и скоро потемнеет, каждая минута дорога. Вы еще сегодня нормы не выполнили, да еще поздно приехали.

- Дороги у вас дурацкие, расстояние пустяк, а перлись целый час.

- Не дороги дурацкие, а руки дурацкие. Вы даже на обед не заработали.

- Считай, что мы поели авансом.

- Ужинать авансом тоже будете?

- Слушай, мы случайно не уедем от сюда без порток.

Теперь Вера улыбается.

- Вот с этим мы вас оставим.

До восьми часов, мы еще отправили пять машины. Похоже Вера довольна. Подвозим ее до сеновала, где мы должны ночевать, она спрыгивает на землю и кричит всем.

- Ребята, сегодня по случаю вашего приезда танцы. Приходите в клуб. Где то в девять начинает. Девчат будет полно.

Вопль радости пронесся у только что усталых солдат.

Мы спешно сожрали стряпню бабки и начали чистится и бриться.

У клуба полно девчат и парней.

- Пришли...,- пронесся шепот.

Ко мне подскочила Вера.

- Командир, потанцуй со мной.

На ней теперь кремовое платье с вырезом, где просвечивает еще не оформившаяся грудь. Серые туфельки на шпильках, позволили ей вырасти на три сантиметра. Большой цветастый платок накинут на плечи.

- Пошли, командирша.

Она за руку тащит меня в клуб. На сцене обыкновенный магнитофон надрывается и тянет ритмичную мелодию. Зал заполняется танцующими парами.

Мы пляшем уже час. Верка оказалась забавной, она как пулемет выдавала все сельские новости и никому меня из подруг не отдает.

- Уф... устала, - наконец выдыхает она, - выйдем на улицу проветримся.

Мы стоим перед клубом и, прислонившись к стенке, смотрим на небо.

- Ты сам, откуда?

- Из Ленинграда.

- А я там не была, так хочу съездить. Вот в Москву ездила, мороженного столько, ужас, а в Ленинграде говорят белые ночи...

- Там не только это, там даже люди другие...

В это время курившие около клуба парни и девчата вдруг замолчали и повернули головы в полуосвещенную улицу.

- Сумасшедшая идет, колдунья, - вдруг шепотом заговорила Вера. - Чего это она вдруг, ни разу вечером не прогуливалась и сюда не ходила.

По улице ковыляла корявая патлатая старуха, сзади нее шла высокая девушка в простеньком голубеньком платьице. Ее длинные светлые волосы, перехвачены голубой лентой. Лицо, чуть вытянуто и отдает необычной прелестью северных проказниц-красавиц. Глаза прикрыты.

Как же она идет, с закрытыми газами, - удивился я.

- За ней кто идет, дочь? Она тоже колдунья? - так же шепотом спрашиваю я.

- Тише. Они все слышат.

В полном молчании старуха и дочь подходят к клубу и старая женщина внимательно оглядывает всех присутствующих. Ее глаза из-под спущенных волос изучают нас. Кругом удивительная тишина, только в клубе слышны глухие вопли под бой барабанов, выдаваемые магнитофоном.

- Этот, - ее корявый палец медленно поднимается и упирается в меня.

Верка схватила меня за бицепс, ее пальцы дрожали.

- Он, мама, - изумительно тонкий мелодичный голос раздался за спиной старухи.

- Ну-ка подойди сюда, голубчик, - палец несколько раз призывно сгибается.

- Вы меня?

- Тебя, а кого же.

- Не ходи, - дрожит Верка, - тебя...

- Цыц..., - каркает старуха на Верку, - давно ли выздоровела, напущу порчу, опять кровью харкать будешь. Отпусти руку, освободи парня.

Руки девушки разжались и она почти без чувств откинулась на стенку клубной постройки.

- Спускайся, чего стоишь как пень, - требовательно говорит мне старуха.

Я схожу с нескольких ступеней и оказываюсь перед тщедушным телом.

- Хорош, ничего не скажешь. Мне нравиться твой выбор, Катя. Бери его.

Старуха отходит в сторону и как сторонний человек, наблюдает за продолжением спектакля. Теперь я смогу с близкого расстояния рассмотреть девушку. Брови брошены в разлет, полноватые губы, как вырезаны и окантованы по контуру, а вот глаза... закрыты, только пушистые ресницы буквально лежат на матовой коже.

Она протягивает свою руку и нежно, ладошкой проводит по моей щеке.

- Пришел значит. Долго я тебя ждала, - колокольчиком запел голос.

- Разве мы знакомы? - удивился я.

Зазвенел смех.

- Нет. Я тебя видела... во сне.

- У тебя же глаза закрыты. Ты сейчас меня даже не видишь.

- А ты хочешь, чтобы я их открыла? Смотри.

Ресницы вспорхнули вверх и большие глаза необычной синевы сверкнули от ярких ламп, закрепленных над дверями клуба.

- Катя, ты очень спешишь, - вдруг каркнула старуха. - Оставь ему чувство разума.

- Хорошо, мама. Тебя ведь звать, Сережа? А я, Катя. Мы с тобой должны встретится завтра, а я не вытерпела пришла сейчас...

- Разве так бывает?

- Все бывает, - она вдруг улыбнулась. - Ты теперь со мной и я хочу увести тебя от сюда.

Я хотел ей что то возразить, но синие глаза сверкнули и похоже разум действительно покинул меня. Ее пальцы подхватили меня под руку и требовательно толкнули вперед.

- Не ходи. Она заколдует тебя, - раздался отчаянный крик Верки.

Старуха ткнула в нее пальцем.

- Замолчи.

И тут же Верка медленно поползла по стене и без чувств свалилась на каменные ступеньки клуба. Что за чертовщина, я хотел рвануться и помочь девушке, но довольно сильные пальцы Кати впились мне в руку.

- Не надо, с ней все в порядке.

Я подчинился требованию дочки колдуньи и мы медленно пошли по улице, Катя со мной под руку впереди, сзади шаркала старуха.

У развалюхи на краю села, мы остановились. Старуха заковыляла в дом, а Катя приблизилась ко мне, почти прижалась грудью и вдруг я почувствовал громкий стук моего сердца, будь то он один грохотал в этой тишине.

- Успокойся, милый, - звенит голосок.

Я уже не вижу синеву глаз, но вижу огоньки звезд, отражающиеся на блестящей влажной роговице. Ее руки на моих плечах.

- Я тебя не испугала?

- Нет. Все так неожиданно.

- Толи еще будет, - опять улыбнулась она. - Сегодня ночь завтрашних встреч. Мы с тобой нарушили вздох судьбы...

- Может так делать нельзя?

- Может быть, но мама обещала помочь. Я не могла ждать, у нас так мало времени.

Из дома выползает старуха в ее руках два стакана.

- Возьмите, выпейте голубки.

Катя освобождает руку, берет один стакан и протягивает мне. Потом берет второй.

- За встречу, за долгожданную встречу.

Я выпиваю эту горьковато сладкую жидкость, пахнущую можжевеловым медом. Корявые руки старухи выдергивают стаканы и тут я почувствовал, как необыкновенное тепло разлилось по телу. Катино лицо приблизилось и нежная кожа губ прикоснулась к щеке.

- Любимый мой, - шепчет она. - Поцелуй меня...

Все плывет перед глазами и я проваливаюсь в необычный сон, сон любви.

- Сережа, вставай, тебе пора на работу.

Катя в длинной рубахе стоит перед кроватью и улыбается.

- Ты, Катя?

- Я Катя. Вставай.

Ее необычная синева глаз, испускает невидимую энергию и скользит по моему голому телу и мне кажется, я чувствую тепло этого блуждающего луча.

- Что со мной было?

- Ты ночевал в моем доме.

- С тобой?

- Со мной.

- Но я тебя действительно не знал раньше.

- Теперь знаешь всю.

- Ты меня приколдовала?

Она смеется.

- Любовь не приколдовывают, она дается судьбой. Теперь ты мой и до конца жизни будешь со мной.

Я вскакиваю, спешно натягиваю обмундирование, моюсь под умывальником и, осторожно поцеловав девушку, спешу к бабке Марфе на завтрак.

Солдаты еще плохо очухались ото сна. Приходится их стряхивать с сена. Кое как привожу их в чувство и толкаю к столам. Мы едим, какое то кукурузное пойло и запиваем молоком.

- Где ты был? - спрашивает меня Володька Пресняк.

- Да тут... в селе.

- Вчера Верка в слезах прибежала в клуб, сказала, что тебя колдунья заколдовала и увела.

- Так оно и было.

- Ты куда-нибудь летал?

- Чего?

- Ну, во общем ни на каких шабашах не был. Там говорят жуть как страшно, колдуньи завораживают жертвы, а потом пьют их кровь.

Мне немножко грустно и смешно, откуда ему знать, что колдуньи бывают ласковые и нежные и самыми прекрасными девушками на свете.

- Ты видишь, я цел.

К столам подбегает Вера, она бегло со всеми здоровается, потом присаживается ко мне.

- Ты цел, эти ведьмы с тобой ничего не сделали?

- Нет. Ты то сама как? Тебе вдруг плохо стало.

- Это она, старуха. Как она меня ненавидит. Мне тогда вдруг как по животу косой проехали. Такая адская боль, что я потеряла сознание. Когда очнулась, вас уже не было. Куда она тебя повела?

- К себе домой, там поила каким то пойлом.

- Я так и знала, они тебя заколдовали. А что было потом?

- Не помню. Я заснул и все.

- Тогда не могу понять, зачем они увели тебя?

- Ты мне не сказала еще тогда у клуба. Катя тоже колдунья?

- Тоже. Кроме того она вещунья.

- Что это значит?

- Всевидящая. Знает, что с каждым будет в будущем.

- И во что только люди верят. Все это чепуха.

- А ты не веришь, что так бывает?

- Нет.

- Ну и зря. То что она предсказала здесь жителям нашего села, все сбылось.

- Ну-ну. Эй, ребята, поели? Все на машину.

Солдаты нехотя плетутся к ЗИЛу. Верка обиженно надувает губы.

Сегодня мы перекрыли нормы, отправив на базы десять машин. Ребята уже не кидаются на яблоки и обед, и ужин съедают полностью. Вера вертится вокруг меня, то вспыхивая злостью, то изливаясь нежностью.

- Ты сегодня придешь в клуб?

- Опять танцы?

- Пока вы здесь, танцы каждый день.

- Ребята, слышите, сегодня опять танцы, - кричу ближайшим работягам облепившим антоновки.

Гул восторга цепочкой от дерева к дереву пробегает среди солдат.

- Ты не ответил мне, придешь или нет?

- Не знаю.

- А я знаю, не придешь, она приколдовала тебя.

Верка со злостью рвет накладную.

- Осторожно, учет это самое главное, сама говорила.

Меня тянет к развалюхе и вечером, отколовшись от всех, иду туда.

- Сережа, - слышу колокольчик голоса. - Я здесь.

Она в белом платье стоит по тополем. Я подхожу к ней и тут же нежные руки обвивают меня за шею.

- Ты меня уже не боишься? - шепчут губы.

- Просто не могу поверить, что меня тянет к колдунье.

Катя засмеялась и тут же мои губы ощутили ее сладкий поцелуй.

- Я такая же как и все, только... чуть... чувствительная и действительно кое-что могу, мама меня многому научила.

- Мне сказали, что ты еще и вещунья.

- Разве это пугает тебя?

- Я просто не знаю ничего об этом. Поэтому, наверно нет.

- Тогда прижми меня к себе, крепко-крепко и утащи куда-нибудь.

Я утащил ее в поле, в стог сена. Мы безумно любили друг друга в эту ночь. Когда устали, я спросил ее.

- Так что ты там в будущем про меня узнала.

- В четверг следующей недели у тебя будет самый тяжелый день в жизни, а всего, ты два раза пройдешь страшные испытания и один из них будет этот.

- Меня в четверг ранят, зарежут...

- Нет, не это. Ты будешь на грани сумасшествия.

Чувства ностальгии у меня сразу пропали.

- Ну вот, приехали.

- Сам начал.

- Ты меня... выручишь.

- Я тебя всегда буду тебя спасать и выручать.

Она уткнулась своим холодным носом мне в грудь и затихла.

Где то наверху сеть млечного пути перегородила небо. Оказывается есть на земле люди, которые могут предвещать судьбу, они словно яркие звездочки плаваю отдельно и приковывают к себе взгляд, но могут сразу стать незаметными, если их швырнуть в густоту этих светящихся скоплений.

Мы засыпали.

Трудовой день ни чем не отличался от предыдущего, только Верка со мной не разговаривала и я решил, что лучше пусть на учете стоит Володька, а я поползаю по стремянкам.

Вечером опять танцы и моих уставших ребят не узнать. Они чистятся, бреются, стригутся и наполненные энергией молодости уходят к клубу. Сегодня наша последняя ночь.

- Мы с тобой еще встретимся, не так ли? - спросил я Катю.

- Да, я к тебе приду на следующей неделе.

- Ты знаешь куда?

- Знаю. Отсюда недалеко, час ходьбы. Там всегда были военные лагеря.

- По прежнему утверждаешь, что в четверг я подвергнусь испытаниям?

Она кивает головой.

- И поэтому приедешь меня поддержать.

Опять кивок головы.

- Ах ты моя ведьмочка.

Я нежно ее целую в шею и чувствую, как дрожь охватила ее тело.

- Сереженька, я хочу тебя.

Опять знакомая копна и мы бросаемся в ночь любви. Уже под утро Катя почти засыпает.

- Как к тебе в селе относятся?

- По всякому, кто хорошо, кто плохо. Но еще никто не обидел, боятся маму. Даже председатель и парторг кланяются ей издали.

- Подруги, друзья есть?

- Нет. В школу ходила, так и не заимела.

- А ухажеры были?

- Ах, эти... Нет... Обходили стороной...

Катя клубочком прижалась ко мне и затихла. Я глажу ее тело, потом прижимаю к себе и... засыпаю.

- Вставай, - Катя теребит меня. - Вам сегодня уезжать.

Я гляжу на часы. Черт возьми, уже восемь.

- Ты меня проводишь?

- Нет. Там будет много народу. Я не хочу слышать обидных слов. Люди многого не понимают...

- Разве они сейчас ничего не замечают?

- Замечают, но мы с мамой на особом положении в селе. Давай не будем тратить время на бесконечные вопросы, я эти три дня как вырвалась из клетки и хочу все - целоваться, любить, смеяться. Три ночи это так мало.

Мы целуемся и Катины глаза парализуют меня, я не могу от них оторваться. Вдруг веки закрываются.

- Иди, мой милый, я теперь буду с тобой.

Ухожу от копны и оглядываюсь. Белое платье чуть колышется на легком ветерку, рука поднята, а голова задрана к небу, как-будьто она молилась...

У сеновала полно гостей, здесь много девчат и несколько парней. Солдаты уже встали, привели себя в порядок и с грубыми остротами встретили меня. Володька сразу отвел в сторону.

- Тебя местные все осуждают.

- За что?

- За связь с колдуньей.

- А им то что? Пусть лучше не лезут не в свое дело.

- Вот и я им говорю.

- Все готовы?

- Все. Может дернем водяры напоследок, у меня готово.

- Нет, надо сначала съездить в сад, набрать яблок для части, а потом, посмотрим.

- Понял. Сейчас все мальчикам объясню.

Володька бежит к парням и что то интенсивно им говорит. На мое удивление, все, даже гости дружно встали и пошли к машине. Вскоре кузов наполняется девичьим писком, хохотом и криками. Я открываю дверку кабины и вижу... Веру. Она неподвижно сидит и смотрит вперед.

- Здравствуй, Вера.

- Здравствуй.

Сажусь рядом.

- Сеня, поехали к саду, - прошу шофера.

Машина медленно ползет по дороге.

- Сережа, я понимаю она тебя околдовала, - вдруг прерывает молчание Вера, - неужели ты не можешь проснуться.

- Я вроде не сплю.

- Катька может каждого в свинью превратить, она хуже матери. Ее чары должны кончиться за селом. Очнись, Сережа.

- Она что, до этого кого-нибудь околдовывала?

Вера молчит. Мы подъезжаем к саду и тут она говорит.

- Ты ничего не понял.

На этот раз все присутствующие собирают яблоки, а так как Вера, из экономии, не позволила собирать в ящики, их просто из корзин высыпают в кузов. Вскоре пол машины засыпаны и я объявляю отбой. Тут то Володька и развернулся. На пустых ящиках появились бутылки, стаканы, хлеб и... яблоки. Всем досталось понемногу и началось прощание. Девчонки целовались с ребятами. Рядом со мной очутилась Вера.

- До свидания, Сережа.

- До свидания, Вера.

- Дай я тебя поцелую на прощание.

Она тянется ко мне губами и тут... раздается треск электрического разряда, меня здорово ущипнуло, Верка отлетела в сторону.

- Ну что? - чуть не плача говорит она, - убедился. Ты заколдован.

Она развернулась и умчалась в сад.

- Ребята, поехали, - призываю я.

Солдаты нехотя забираются в кузов. Они рассаживаются на бортовые скамейки, их ноги лежат на яблоках.

Сегодня четверг. Тот самый, о котором так нехорошо предсказала Катя.

Мы только что пришли из столовой. В летнем лагере наступил час спокойной послеобеденной жизни. Офицеры ушли в городок к своим семьям и только дежурный по части капитан Мерзляков метался между палаток, доводя дневальных до изнеможения уборкой и чистотой уже очищенных дорог и окрашенных оградок.

- Эх, выпить бы...,- мечтательно тянется на койке мой сосед сержант Абрамов, - ... тоска то какая.

- Может организуемся, ребята.

Это уже раздается голос моего друга Володьки Пресняка. Его нары рядом со мной, мы лежим голова к голове.

- Если пойти к бабке Настасье, она нам такого пойла даст, что потом неделю голова болеть будет, - развивает мысль Абрамов. - Эта, сволота, чего только в самогон не кладет, от табака до птичьего помета.

- Жаль до поселка очень далеко, там они гонят из фруктов такое пойло, что пальчики оближешь. От спички вспыхивает сразу, - дразнит нас Володька. Так как, в поселок или к бабке Настасье?

- Я пас, - раздается голос в самом углу палатки. Это командир отделения вычислителей, младший сержант Ярцев, умница и надежный товарищ. - У меня денег нет.

- Я угощаю, вчера получил деньги из дома, - заводила Абрамов уже не может остановиться. - И повод есть, сегодня конец августа, день то какой... грех за него не выпить.

Володька сразу поднимается с койки и начинает шарить в своем кошельке.

- Я за Сережку и за себя, - он выкладывает деньги на одеяло.

- А кто пойдет в поселок? - ожил Ярцев.

- Ладно уж, я и сбегаю, - предлагает Володька.

Все зашевелились. Абрамов кидает к общей сумме несколько крупных купюр.

- Сколько там?

- На четыре бутылки хватит.

- Хорошо. Я сейчас пойду на кухню, выбью у старшины несколько селедок и буханку хлеба. Эй, - зовет он вглубь палатки, - Васька, спишь?

- Нет, я с вами...

- Тогда пошли на кухню, мне поможешь.

- Ребята, только не нарвитесь на капитана, - прошу я.

- Этот кретин, сейчас успокоиться. Он себе устроит обеденный перерыв и уедет в свой домик, под юбку молодой жены. Во, слушайте.

Мерзляков уже бросил метаться среди палаток и дает последние наставления дневальным. Через тонкие стены раздается его визгливый голос.

- Звоните мне сразу, если что... Да где же эта чертова машина?

Чертова машина уже урчит двигателем и скрипит тормозами. Стучат дверцы и газик начинает удаляться.

- Ну я пошел, мужики. Прикройте меня, если что...

Володька исчезает. Абрамов и Васька тоже уходят. Я и Ярцев остаемся. Палаточный лагерь затих. Чуть задремал, но тут Ярцев вдруг позвал меня.

- Сережка, можно тебя спросить?

- Валяй.

- Это правда, что ты познакомился с ведьмой? Все ребята, что с тобой в колхоз ездили, только и говорят об этом.

Вот черт. Хочется ругнуться, но Валька Ярцев хороший парень.

- Ее все так называют. Изумительная девушка.

- Она действительно тебя сумела околдовать?

- Все может быть. Но когда рядом с ней, то чувствуешь себя действительно околдованным, весь во власти ее чар.

За стенками палатки шум. Чьи то пальцы распахивают вход.

- Товарищ старшина, - передо мной стоит дневальный, - там у нас на столбе телефон...

- Что?

- Не работает. Чего то прервалась связь. Я не могу дозвониться до капитана Мерзлякова.

- Сходи в палатку к Селиванову, скажи ему, чтобы послал связистов кабель проверить.

- Не в этом дело. В штабной палатке, звонят из города, срочно требуют старшего, а дежурного по части нет, никого нет.

- Тфу ты, черт. Надо начинать с этого. Пошли.

Я поднимаюсь с нар и, натянув сапоги, иду с дневальным в штабную палатку.

- Кто у телефона? - раздается в трубке требовательный голос.

- Старшина Ковалев.

- С вами говорит командующий округом генерал- полковник Самсонов. Где все офицеры?

- Отправились в свой городок.

- Сколько времени нужно, чтобы их всех собрать?

- Минут двадцать пять.

В трубке послышался мат.

- Слушай, старшина. Это приказ. Объявляй учебную тревогу. Весь личный состав, без оружия, посадить на машины и отправить к деревне Птицыно. Знаешь где это?

- Так точно.

- Не доезжая до деревни, километра два, свернешь к железной дороге. Она там только одна и делает поворот на Юг. Машины бросишь перед ручьем и всех за ручей к полотну, там поезд с людьми сошел с рельс... По месту определись, что делать. Вызвать всех офицеров на место аварии, нечего их ждать, когда прибудут в часть. Каждая минута дорога, там люди гибнут.

- Есть, объявить тревогу.

- Действуйте, старшина.

Трубка замолчала.

- Ну что? - дневальный с испугом смотрит на меня.

- Объявляй учебную тревогу. Стучите в рельс и орите голосом.

Дневальный выскочил из палатки. Тревожно зазвенел металл, по всему лагерю понеслись крики - "тревога". Все зашумело и ожило. Я вышел из палатки и подозвал, налетевшего на меня, Ярцева.

- Собери своих вычислителей и перекрой дорогу колонне. Она не должна уйти в учебный район сбора.

- Понял.

Ярцев убежал. В парке заревели двигатели ракетных установок, зашумели грузовые машины и вскоре перед лагерем, вытянулась огромная колонна машин и техники. Ярцев со своими ребятами стояли перед головными машинами и ругался с водителями. Я подошел к ним.

- Всех командиров отделений и взводов ко мне, быстро обежать колонну. Пусть пока заглушат двигатели.

Колонна медленно затихает, только тревожный гул голосов идет от машины к машине. Около меня собираются сержанты.

- Что произошло, старшина? - раздалось несколько голосов

- Товарищи сержанты, мы получили приказ срочно отправиться к деревне Птицыно. Там не доезжая ее, на железной дороге сошел с рельсов поезд с людьми. Нужно их спасти. Тяжелую технику мы оставим здесь, оружие тоже. Каждый взвод выделяет посыльных для офицеров, они должны подъехать к месту аварии своим ходом. Выехать должны все, кроме дневальных и караула, Кто из них не имеет оружия и патронов, пусть получат и охраняют лагерь. Каждая минута дорога. Взвод связи на своих машинах выезжает первым.

- Нам тоже оружие тоже оставить? - спросил сержант Селиванов, командир связистов.

- Я же сказал. Да. Давайте быстрей. По местам.

Опять заревела техника, забегали солдаты. Установки пошли обратно в парк. Теперь колонна стала меньше и я не стал дожидаться, когда соберутся все, встал на подножку первой машины и махнул рукой.

Поворот направо еле-еле заметен. Мы съезжаем с грейдерной дороги и нас начинает корежить на корнях старого леса. Ветки противно скребут о кузова машин. Через двадцать минут мы неожиданно выехали на луг и за ним увидели возвышающуюся насыпь и лежащие как попало, разбросанные вдоль нее, вагоны пассажирского поезда. Тепловоз горел жутким пламенем и черный дым тянуло огромным столбом в небо.

- Нам здесь не проехать, - говорю я шоферу. - Там болотина, а за ней ручей. Ты лучше сверни вот сюда. Поставь машину здесь. Селиванов.

- Я.

- Разверни радиостанцию, свяжись со штабом округа. Оставь на радиостанции дежурного.

- Хорошо.

- Остальных всех туда. Иди со своими ребятами к первому вагону

Он кивает головой. К нам подъезжают первые машины. Солдаты выпрыгиваем из них и идут к болоту. Оно проходимо. Все спешно переходят его, перепрыгивают небольшой ручей и бегут к покореженным вагонам. Сзади ревут машины, все новые и новые фигурки людей спешат на помощь. Я стараюсь распределить их по местам.

- Транспортники, ваш вагон третий. Первый и третий взвод возьмете четвертый и пятый. Второй и четвертый взвод бегите ко второму вагону, часть людей выделите связистам.

- А мне что делать? - сбоку возник Ярцев.

- Помогай фельдшеру. Пусть твои ребята сортируют раненых и перевязывают их.

- Но...

- Валя, ему не справиться.

- Ты думаешь, что их много?

- Да.

Состав всего из пяти вагонов. Авария произошла на плавном повороте. Тепловоз сошел с рельсов и покатился с шестиметровой насыпи, увлекая за собой вагоны. Первый вагон оторвало от тепловоза, он лег на лугу поперек, а на нем, носом к верху задрался второй, третий, прижавшись, лежал сзади на боку. Остальные два, оперлись о насыпь, взбороздив вокруг землю. Жутко чадил и пылал тепловоз. Хотя он был выброшен вперед, метров на пять, но от жары лопалась краска на ближайших вагонах. Несколько живых пассажиров болталось вокруг.

- Чего вы так поздно? - обрушилась на нас, с измазанным слезами и грязью лицом, женщина. - Уже час как никого нет. Ой, что тут делается.

Кругом стояли крики и стоны. Я подбегаю к первому опрокинутому вагону и пытаюсь залезть на него. С помощью солдат забираюсь наверх. Дверь закрыта и никакими силами ее не выломать. Первое окно выбито, но неровные осколки торчат из рамы. Я выбиваю их ногой и отжавшись, начинаю спускаться вниз. Нога скользит вдоль твердого сиденья, не доставая дна. Спрыгиваю и сразу чувствую, что упал на лежавших на дне людей. Кто то внизу вскрикнул.

- Эй, кто здесь?

Под ногами стон. В глубине вагона раздались крики о помощи и чей то дикий вой. Сверху, через окно появляются еще ноги. Я стараюсь, чтобы этот спасатель также как и я не упал на людей и пытаюсь оттащить лежащего человека к стенке, но под ним... еще один... и еще...

- Осторожно, - ору я. - Здесь люди. Зависни, я твою ногу поставлю на торец сиденья.

Фигура поняла и повисла, болтая ногами. Я схватил ногу и оттянул на кронштейн скамейки, вторую - закинул на кронштейн с другой стороны.

- Старшина, это я Селиванов.

- Упереться можешь?

- Могу.

- Крикни, чтобы там в летучках нашли веревки и пусть сюда спуститься еще один. Остальные принимают...

- Хорошо.

Спускается еще один солдат, Я помогаю ему опереться на торцы скамейки и выступ вентилятора.

- Я буду приподнимать, а вы на подхвате тащите к окну. Начали, берите.

Упираясь в тела лежащих, подхватываю первого за плечи и стараюсь приподнять его. Четыре руки сверху вцепилось в одежду и руки. Тело медленно поползло к верху, я помогаю им, но вот рывок и... его быстро вынесло в окно, там сумели перехватить. Я хватаю следующего. Руки сразу стали липкими и от мелькающего света из окна, я вижу, что они покраснели. Человек застонал.

- Осторожно. Здесь раненый.

Но уже и эти ноги мелькнули в окне. В вагоне жуткая жара. От горящего тепловоза стенки кажутся горячими, а воздух, как в парилке. Я сразу взмок и гимнастерка прилипла к телу.

Их было очень много, живых или уже мертвых, стонущих или подозрительно тихих, некоторые с вывернутыми руками и ногами, открытыми ранами, окровавленных, лежащих вперемешку с вещами между креслами. На самом "дне" был завален самый тяжелый. Когда его "раскопали", то моим напарникам чуть не стало плохо. Голова мужчины и плечом внесло в окно, наружу, и все это было придавлено массой металла вагона. Я руками разгребаю землю, пытаюсь его откопать. На мою спину упали веревки. Спрыгнуло на свободное место еще несколько солдат.. Они стали помогать выталкивать людей из-за соседних сидений в окна. Какой то ефрейтор согнулся на корточках и помогал мне выгребать землю вокруг головы . Руки уже в своей крови от порезов о стекла, выдавленного окна. Нам удается выдернуть голову и плечо из земли, но на это что то жуткое. Это бесформенная лепешка, спрессованных костей и мяса... Моего напарника сразу вырвало на окровавленный и заброшенный вещами "пол".

- Ничего, парень, - успокаиваю я его. - Заберись наверх, дыхни пару раз свежего воздуха и если сможешь..., возвращайся назад...

- Вытащите меня...,- раздается женский голос, где то недалеко.

- Потерпите, сейчас к вам придем.

Я уже работаю как автомат. Тошнота, которая подкрадывалась сначала, исчезла. Ребята уже стали задыхаться в этой жуткой жаре и вони, несколько человек упало в обморок. Их приходилось поднимать на веревках и новая смена заступала на их места. Тела уже не выталкивают руками в окна, а подвязывают ноги за веревку и сверху тянут...

- Ей, взяли.

Сейчас у меня помощником, известный в части спортсмен, Бобров. Мы разворачиваем очередного человека, накидываем на ногу петлю веревки.

- Пошел.

Из повисшего тела сыпятся кошельки и записные книжки. Несколько рук наверху уже держат безвольное тело и оно исчезает в квадрате света.

- Давай следующего.

Женщина стоит... Действительно стоит. Ее "забило" между ножек сиденья. На грязном заплаканном лице страх и ужас.

- Я не могу вылезть, - говорит она дрожащим голосом. - Мои ноги зажало...

Бобров откидывает несколько человек на свободное место, освобождая ее ноги.

- Ну-ка, давай.

Мы тянем ее за плечи.

- Ай, - вопит она и теряет сознание.

Все же выдергиваем женщину из зажимавших ее ножек сиденья и тут замечаем, что ее нога нелепо вывернута в сторону.

- Сволочи, - рычит Бобров, - если бы знать, кто это сделал. Эй, держите.

Он один подхватывает тело и подтаскивает его к окну. Я запрыгиваю на кронштейны сидений и принимаю от него тело женщины, потом приподнимаю его наверх. Женщина зависает в воздухе и тут же растворяется в светлом пятне окна, мелькнув разодранным платьем.

- Старшина, ты здесь? - раздался крик сверху.

- Здесь.

- Тебя полковник зовет.

Я цепляюсь за веревку и с трудом ползу наверх.

Свежий воздух ворвался в легкие и у меня чуть не потемнело перед глазами. Солнце еще не зашло и своими боковыми лучами, освещает страшную картину. По прежнему горит тепловоз, выбрасывая столб черного дыма. Недалеко от вагонов, аккуратно положенные в ряд, лежат неподвижные люди. Другая часть- по видимому живых, разбросана до ручья, вокруг них копошатся солдаты, неумело перевязывая и оказывая первую помощь. За ручьем скопление машин. На высоком месте группа офицеров, рассматривает место трагедии. Я иду к ним. Меня шатает от усталости и я не удерживаюсь, нечаянно оступился и свалился в ручей. Еле-еле выкарабкиваюсь из него и иду по болоту к возвышенности.

- Товарищ полковник, старшина Ковалев по вашему приказанию прибыл...

- Здесь командующий.

Теперь я замечаю генеральские лампасы и поворачиваюсь к ним.

- Отставить, - говорит генерал. - Много там...

- Много. Нам не справиться до темна. Люди устали и там внутри дикая жара, солдаты не выдерживают, падают прямо в вагонах. Нужна хоть какая-нибудь замена.

Он кивает.

- Нет медикаментов...

- Это уже...

Генерал кивает в сторону. Я поворачиваю голову и вижу десятки санитарных машин. Несколько солдат и гражданских натягивали палатки.

- Но они здесь, а раненых надо перенести через ручей.

- Надо, - генерал скептически смотрит на мою мокрую, покрытую красными и рыжими пятнами одежду. - Если надо, то перенесут. Говоришь до ночи не справиться?

- Нет.

- Хорошо, иди. Сейчас вам будет замена.

Иду обратно, уже успешно перебираюсь через ручей и обойдя нескольких лежащих раненых, натыкаюсь на грязного, окровавленного Ярцева. Его глаза отупело смотрят на меня и не узнают.

- Валя, Ярцев, - я дергаю его.

Он приходит в себя.

- Старшина...

- Сейчас будет замена.

- Какой ужас. Столько покалеченных, а там...

Он устало выбрасывает руку.

- Их еще много. Мы даже не расчистили половины вагонов.

- А мы перевязываем простынями... Рвем их и мотаем, так прямо и мотаем...

Какие то гражданские ходят между лежащими и обыскивают их.

- А это кто?

- Воры, - равнодушно отвечает Ярцев.

- Вот я им сейчас...

- Сережа, не надо...

Но я пошел на ближайшую фигуру.

- Что ты здесь делаешь?

- Иди ты..., - огрызается тип.

Тут во мне прорывается злость. Я всаживаю ему кулаком в переносицу. Тело наглеца отлетает, он ногами зацепляется за раненого и падает... И тут я чувствую, что у меня больше нет сил, медленно опускаюсь на землю. Сзади раздались крики, из-за ручья к нам бежали сотни солдат и офицеров. Помощь пришла.

- Здорово вы его, - раздается женский голос.

Я узнаю ее, эта та женщина с вывернутой ногой, которую мы с Бобровым откапали в вагоне. Она приподняла голову с земли и смотрит на меня.

- Как ваша нога?

- Вправили. Ваш фельдшер вправил. Даже не спрашивая ни о чем, подошел, дернул, повернул ногу и пошел дальше. А вы откуда знаете, что у меня нога...?

- Я помогал, вытаскивал вас, когда застряли в сиденьях.

- Так это вы?

- Там еще один был...

Она кивает головой. Мимо нас топают солдатские сапоги. Один задерживаются у женщины.

- Вы, как?

Это с сумкой красного креста, худощавый солдатик.

- Я ничего. Вон там другим плохо.

Солдатик срывается и бежит дальше. Ко мне подходит Ярцев и садится рядом на землю. Вокруг начинают собираться люди нашей части. Приходит Селиванов, с мутными глазами, со своими, помешанными от всего увиденного и жары, ребятами. Эти падают на землю и кое-кто засыпает. Появляются солдаты всех четырех взводов, вид у них плачевный, все валятся на землю, между носилками и молчат. Рядом подсаживается сержант Абрамов и Васенька и тут я почему то вспоминаю, что они должны сходить были за селедкой в столовую.

- Ну как, селедку достали?

- Какую селедку? - в глазах тупое недоумение. - А... Ну ее в....

Абрамов ругается.

- Ты Володьку не видел?

- Володьку? Нет.

Абрамов откидывается назад и, чуть не задев лежащую женщину, затихает на земле. Проходит минут двадцать.

- Старшина.

Это лейтенант Синицын, командир транспортного взвода.

- Поднимайте людей, пусть идут к машинам, мы отправляемся обратно в часть.

- Слушаюсь, - мои мускулы одеревенели, но я пересиливаю себя и поднимаюсь. - Подъем. Все к машинам.

Замершая на земле масса людей зашевелилась и неохотно стала подниматься.

- Абрамов, подъем.

- Пошли вы все...

- Коля, - я наклоняюсь над ним, - пойдем, мне еще надо обойти все вагоны, посмотреть не отстал ли кто из наших. Ведите с лейтенантом людей.

Абрамов мрачно поднимается и первый идет к ручью. Остальные плетутся за ним.

- Вы уже уходите? - приподнимается на локтях женщина.

- Да, уходим.

- До свидания, ребята. Спасибо вам.

- Вас как звать? - я присаживаюсь на корточки перед ней.

- Оля.

- Все будет хорошо, Оля.

- Я надеюсь.

Я пожимаю ее плечо и отправляюсь к вагонам.

Лейтенант не захотел идти со всеми он шагает рядом со мной. Мы обшариваем вагоны, где уже трудятся, как муравьи, ребята из других частей. Потом возвращаемся обратно. Женщину уже унесли. Цепочки носильщиков переносят раненых на ту сторону ручья, где их обрабатывают в палатках и сортируют по машинам. Наша техника уже ушла и только "летучка", да машина радиостанции стоят прижавшись к деревьям. Синицын кивает на "летучку".

- Для нас оставили.

- А эти, - я киваю на радиостанции.

- Командующий приказал ей задержаться, пока здесь все не закончат...

Я открываю двери фургона и вижу на полу спящие фигуры. Сержант Абрамов, откинув голову на живот какого то солдата дергается лицом и его руки судорожно сжимаются, рядом всхлипывает во сне его друг Васенька. Кто то постанывает в углу. Я протискиваюсь между лежащими и сажусь на запасное колесо. Машина дергается. Поехали.

Два дня все отходят. Большинство не может прикоснуться к пище. Сержант Селиванов после первой ночи, проснулся с белой головой, все волосы поседели, Ярцев ушел в себя и ни с кем не говорит. Абрамов наоборот, всех и все кроет матом, в его наборе слов фигурируют только несколько матюгов, которыми он обозначает все. Офицеры нас пока не трогают, дают придти в себя. Весь мир вокруг нас изменился, только Володька Пресняк не изменился.

- Где ты был? - спросил я его.

- Но ты же знаешь. Я ходил за самогонкой.

- Разве ты не слыхал сигналов тревоги?

- Я думал, это очередная блаж..

- Посмотри на ребят. Вот она очередная блаж...

- Но я же не думал...

- Замри. Сиди теперь тихо, а то кто-нибудь психанет, а они уже все стали психами, и разобьет тебе морду. Просто так... Они имеют на это право, они побывали в аду...

За палаткой слышны женские голоса.

- Пропустите, мы к вашему старшине, Ковалеву.

- Не положено, здесь воинская часть.

- Да у вас заборов нигде нет, везде пройти можно.

- Не поло... Что такое... Мне больно...

- Где палатка Ковалева?

- Третья... от сюда.

По брезенту хлопает ладошка.

- Есть здесь кто-нибудь?

Сержанты встрепенулись. Васенька накрылся одеялом. Абрамов мгновенно развернулся на топчане лицом к двери. Ярцев сел и спешно натягивал сапоги. Володька в темпе заправлял койку

- Есть. Входи, Катя.

Она вошла вместе с матерью. Старуха оглядела всех и поклонилась.

- Здравствуйте, - проскрипела она.

Мы недружно ответили ей.

- Здравствуйте... Здравствуйте... Здрав...

- Спасибо вам ребята за то, что вы сделали, за то что спасли многих людей.

Опять поклон. Мы молчим, получив неожиданную благодарность от старого человека. Катя подошла ко мне и посмотрела в глаза.

- Ты как?

- Нормально. Ты оказалась права, там можно было сойти с ума. Неужели ты все это предвидела?

Она кивает головой.

- И не могла мне сказать?

- Нет, не могу. Судьбой нельзя командовать, иначе могут произойти непредвиденные вещи, может возникнуть еще худшая цепочка катастроф. Кому суждено умереть, тот не должен продолжать жизнь на земле.

- Вы шли пешком?

- Да здесь идти то, всего семь километров. Встали с мамой пораньше и пошли. Всего то, два часа спокойно шли.

Катя села ко мне на лежанку и обняла меня. Абрамов показал матери на свою койку и та присела там. Ярцев подошел к койке Володьки и бесцеремонно оттолкнув его плюхнулся рядом.

- Простите, я не ослышался, вы сказали, что предвидели эту трагедию? с удивлением спросил он.

- Она у меня все может, - с гордостью сказала мать.

Катя осмотрела внимательно всех присутствующих и задержалась на Володьке.

- Да, я не скрываю, что могу предвидеть, кое что.

- Как Ванга?

- Может быть. Я много слышала о ней.

- Я не верю в эти чудеса. Даже не верю, что Ванга способна что то предсказать, она просто псих.

- Зря вы так.

- То что вы предвидели, это цепочка случайностей.

- Ладно вам, ребята, - пытаюсь остановить я его. - Лучше скажите, на кухне мы можем достать поесть нашим гостям.

- Можем, - оживает Володька, - это я сейчас, сбегаю туда. Сегодня воскресение и там дежурный Селиванов.

- Давай.

- Да нам не надо, мы поели...

Но Володька выскочил из палатки и побежал.

По палаткам ходит пожилой гражданский человек. Вот и сейчас он просунул к нам голову.

- Да у вас здесь женщины. К вам можно?

Даже не услышав ответа, он входит внутрь и садиться на нары вместо убежавшего Володьки.

- Я из следственного отдела, майор Гаврилов, по поводу крушения поезда...,- он машинально достал из портфеля бумагу и ручку. - Кто-нибудь из вас, когда вы прибыли на место катастрофы, чего-нибудь заметил. Ну, необычные предметы, что ли, людей, которые явно не были пассажирами?

- Нет, мать... его...,- пытался отматериться Абрамова, но тут же замолк..

Следователь обводит глазами остальных.

- Это не несчастный случай? - спрашиваю я.

- Нет. Кто то умышленно отвинтил и отогнул рельс.

Во мне закипает злость против этих неведомых поганцев.

- Сволочи, как бы я их хотел разорвать.

- Постойте. Я вижу их...

Катя прижалась ко мне и, закрыв глаза, продолжает.

- Это двое...

- Видите их? - удивляется Гаврилов.

Ярцев прижимает свой палец к губам.

- Тише, ни слова не говорите.

- Да, их двое. Вот они идут по насыпи, подходят к повороту рельс. У маленького на плече длинная железная палка, он отдает его большому человеку и тот начинает этой палкой, что делать с рельсом.. Маленький что то ему говорит... Потом они используют эту железку как рычаг и рельс отходит в сторону. Большой - мужик в клетчатой кепке, небритое лицо, под левым глазом большой синяк, одет небрежно, в синие брюки, и совсем изношенные сапоги, свитер с дырками, грязно желтого цвета. Маленький - без головного убора. Волосы длинные, зачесаны назад, лицо белое-белое вытянутое худощавое, правая бровь тоще левой, одет в серый костюм, но без галстука, штиблеты пыльные, какого цвета разглядеть невозможно.

- Чего это с ней? - ошеломлен следователь.

- Тихо, - с ярость шипит Ярцев

- Маленький машет руками перед лицом большого. Тот послушно идет к ручью, движется вдоль него, потом забрасывает в воду эту железку. Я даже сейчас разглядела это приспособление. Это приваренный к большому металлическому пруту кусок... чего то, с закорючкой... Все...

Катя открывает глаза. Все присутствующие смотрят на нее с изумлением. Следователь задумчиво глядит на пустой лист бумаги.

- Вам не приснилось все это?

- Нет. Я хотела Сереже помочь... и все увидел как наяву. Если мне не верите, вы найдете эту железную палку в ручье, там где я указала..

В палатке тишина.

- Все это необычно... А кто вы такая?

- Мы с мамой живем в селе Колосково, недалеко от сюда. Самсоновы мы. Пришли сюда к Сереже в гости.

- Да ты, поверьте ей, гражданин , она правду говорит, - замечает мать. - Сережа ее жених...

- Вот тихорило, - удивлен Абрамов.

Где то под одеялом пискнул Васенька, а Ярцев открыл рот. Я же сам от такой откровения ошалел. Только Катины пальцы вдавились в мой бицепс и тут же разжались.

- Везет же людям. Откопал такую красавицу, да еще колдунью, - хмыкнул Абрамов.

- Я поверю вам, - теперь как то отходит следователь, - и пожалуй сегодня поеду к ручью и проверим его дно. Только ручей большой, где искать? По течению или против?

- По течению наверно, туда еще травинки отклонялись, - отвечает Катя.

- Если можно еще раз, я хочу записать ваш необычный рассказ.

- Хорошо.

Катя повторяет все, что пересказала ранее. Следователь записывает и в конце колеблется, надо ли ставит Катину подпись.

- Так вы поедете сегодня? А можно, я с вами? - просит Абрамов.

- И я? - нетерпеливо сжимает кулаки Ярцев.

- Понятыми? Возьму. А вы не хотите молодые люди проехаться, - Гаврилов кивает нам.

- Если командир части отпустит, мы бы немножко прогулялись.

- Погуляй, погуляй, дочка, - тут выступила мать, - я останусь здесь, у Сережки друзья хорошие, меня не обидят.

Все улыбаются. Следователь уходит.

- Я представляю, что творится в душе у следователя, - пищит из-под одеяла Васенька. - Этого свидетеля даже в суд притянуть нельзя.

- Неужели это правда? Ну все, что вы здесь сказали, - говорит Ярцев.

- Смотри, старшина, пришьют они Кате крушение поезда, - нормально, без матюгов, вдруг сказал Абрамов.

- Нет, - зазвенел голос Кати, - все будет в порядке. Это хороший человек.

Абрамов смотрит на нее с восхищением.

Через десять минут в палатку сунулся дневальный.

- Старшину Ковалева, сержантов Абрамова и Ярцева к командиру части.

Опять знакомый ручей. Саперы уже сделали через него и болото крепкий мост, по которому на тот берег прошли краны и бульдозеры. Какие то люди копошатся у покореженных вагонов. Наш газик и следующий за нами другой, набитый еще какими то людьми, переехал ручей и остановился недалеко от сгоревшего тепловоза.

- Простите, - оборачивается следователь к Кате, - ваше отчество как?

- Разве это обязательно, зовите просто, Катя.

- Хорошо, Катя, вы можете показать это место...

- Пойдемте.

Мы вылезаем из машин, к нашей группе присоединяются гражданские с другого газика. Катя уверенно веду группу вдоль ручья. Мы проходим метров пятьдесят по течению и она показывает в темную воду.

- Вот здесь.

- Разрешите, мне, - маленький Ярцев поспешно раздевается до трусов, но сапоги все же натягивает на босу ногу и лезет в воду.

- Здесь ил.

Он стоит по пояс в воде, потом приседает и исчезает под водой. Поднимается муть, мы все вытянув шеи, смотрим на воду. Через минуту, голова Ярцева появляется на верху.

- Нашел, - почему то шепотом говорит он.

Еще раз голова проваливается в воду и вскоре он выскакивает, подняв большую волну. В руках у него длинная труба с приваренным на конце ключом...

Теперь следователь и двое гражданских, прибывших на втором газике, буквально вцепились в Катю. Еще раз уточняются приметы большого и маленького парней. Ярцев трясется от холода, переодевается в одежду и идет ко мне в газик.

- С сегодняшнего дня я верю во всю чертовщину.

Абрамов задумчиво рубит ладонью по ладони.

- Обязательно женюсь на ведьмочке. Мне такого еще не хватало.

- Ты сегодня даже не выругался.

- При ней выругайся..., сразу заколдует.

В машину заползает Катя и следователь.

- Вас куда отвезти, молодые люди?

- Нас в часть, - отвечает Абрамов, - а вот этих в ЗАГС, - он тыкает на нас пальцем.

- Для ЗАГСА такие грязные свидетели еще не готовы. Поехали в часть.

Мать Кати спит на лежанке Абрамова. На Володькиной койке стоит поднос с прикрытыми тарелками, он сам по-турецки разместился на моей койке.

- Нашли ключ? - шепотом спрашивает он нас. - Мне Васенька все рассказал, что здесь было.

- Нашли. Катя, ты голодна?

- Нет.

- Тогда давай удерем от сюда.

- Давай.

Мы выскочили из палатки и отправились в ближайший сосновый лес.

- Этот... твой приятель...

- Володька.

- Да, Володя. Он скоро помрет.

Я даже остановился от неожиданности.

- Когда?

- Скоро. В этом месяце.

- Может это все можно задержать. Остановить... Его надо предупредить.

- Нет. - Катя покачала головой. - Мы не имеем права это делать.

- Но ты же сегодня, открыла тайну, кто подготовил аварию на железной дороге?

- Да, но я не вмешивалась в их судьбу. Их и без меня бы нашли..., только позже. Следователь давно хотел прочистить ручей, я ускорила этот процесс...

- Володька, черт возьми, как же это...

- Ты только ему ни слова.

Мы идем и молчим, в голове у меня мучительно стучит Володькин голос: "Я слышал сигнал тревоги, но подумал, что это лажа..."

- Мы еще не обсудили наше будущее, - Катя придерживает меня за рукав.

- Скажи мне, ты часто опережаешь события? Ну... вот тогда, подошла к клубу и вырвала меня из рук Веры. Ведь наша встреча, как я понимаю, должна быть позже.

Катя улыбается.

- Только на один день я и поспешила. Ты должен был встретится со мной на следующий день после того вечера...

Я развел руками.

- Хорошо, поговорим о будущем. После службы, а это будет где то через месяц, а может и через два, мы поедем с тобой в Ленинград, где я буду продолжать учиться в университете. Меня же взяли в армию с первого курса. А вот что будешь делать ты?

- Я буду зарабатывать деньги, пока ты учишься...

- ???

- ...Буду стенографировать заседания суда. Мама меня этому научила, когда то она в молодости была стенографисткой...

- Да ты же у меня не колдунья, а золото.

- Это правда.

Она схватило меня за уши и поцеловала. Колдуньи тоже смертные люди и им доступно все мирское.

В палатке идут бурные дебаты о потустороннем мире. Мать Кати проснулась и сидя на лежанке Абрамова ест и миски кашу. При виде нас все замолчали.

- Мама, пора домой.

- Иду доченька, иду. Ты поесть не хочешь?

- Я бы хотела только чай с булкой и маслом.

- А Володя уже два раза чай приносил, - говорит мать, - все боялся что остынет...

Катя торопливо допивает чай и они с мамой прощаются с нами. Я провожаю их до невидимой границы лагеря.

В понедельник нас возвращают к реальной службе. Опять начинается муштра и бесконечно повторяющиеся ежегодные занятия.

В середине сентября наконец решили всех отправить на зимние квартиры. В железнодорожный тупик прислали платформы и часть стала загружаться на них. Я пришел в домик командира части.

- Что тебе, старшина? - спросил он.

- Товарищ полковник, разрешите съездить в село Колосково, с невестой простится.

- Эта та, которая помогла раскрыть преступников?

- Она. А что, этих... поймали?

- Одного поймали, второй успел бежать. Значит с невестой? Хм... Мне следователь рассказывал о ней, необычная девушка. Вот что, старшина, бери мой газик и дуй в село. Через три часа газик должен вернуться к тупику и погрузиться на платформу. Понял?

- Так точно.

- Тогда, не тяни время, давай.

Катя встретила меня у входа в свое жалкое жилье.

- Уже час жду, а тебя нет, - говорит она.

- Ты знала, что я подъеду?

- Конечно.

Она нежно целует меня и тихо говорит.

- А ведь я собираюсь через две недели приехать к тебе.

- Зачем? Разве меня демобилизуют?

- Да. Пошли в дом, а то соседи вышли из своих нор, чтобы взглянуть на радость нашей встречи.

Я попросил шофера подождать у входа в полу развалившуюся избушку и пошел за Катей в дом. Мать встретила как родного. Обняла, потом долго мотала веником вокруг меня и наконец отпустила.

- Что она делала? - спросил я.

- Порчу отгоняла.

- Но ты же знаешь мою судьбу, разве это надо делать?

- Это же мама. Она для страховки.

- В тот раз Веру стукнуло разрядом, не эта ли страховка.

- И эта тоже, - улыбается Катя, - не лезь к другим женщинам.

Мать приносит на стол рюмки и наливает какого то пойла, и когда мы выпиваем, то все это заедаем солеными огурцами с хлебом.

- Береги мою дочку, - говорит мать. - Отдаю тебе единственное сокровище. Когда я там доченька отправлюсь на небо?

- Скоро.

- Вот видишь, паршивая у меня была жизнь, война, фашисты, здешние активисты, даже колхозники, все было против меня. Катя родилась и отдала я частицу мудрости и знаний ей, пусть пользуется той силой, которая ей дарована. Она принесет счастье не только тебе, но и другим.

- Как это?

- Так, ей нельзя ломать судьбу людей, но кое что другое она изменить может. Ты потом это поймешь.

Вдруг Катя дернулась.

- Что такое?

- Там, произошло... Что то сейчас произошло с твоим другом, Володей.

- Неужели...?

- Да.

- Я поеду в часть.

- Поезжай. Жди меня через две недели.

Катя подходит и обнимает меня. Я долго не могу оторваться от ее красивого лица.

- До свидания, моя колдунья.

- До свидания.

Мы подъехали уже поздно. Машина скорой помощи увезла Пресняка в морг.

- Что произошло? - спросил я у Ярцева.

- Да видишь ли, установку крепили на платформе и Володька полез под машину скобы вбивать. Там спереди и сзади установки по бревну для страховки забивается. Вот он стал переползать через бревно, в это время к эшелону подкатил паровозик-толкач и сцепился с вагонами, да так, что установка качнулась и наехала вперед..., Володьку раздавило между бревном и днищем машины.

- А ведь она мне говорила об этом еще тогда...

- Катя? Она тебя предупреждала?

- Да.

- И ты ничего не сделал...

- Что я мог сделать? Я даже не знал как это произойдет.

- А она?

- Она знала его судьбу и не имела права ее исправлять.

- Что за дурацкие права у них... Впрочем, они живут в другом мире и нам ли их судить.

- Ты слишком мудрый, не погодам...

Ярцев дружески толкнул меня в плечо.

- Ладно, твою летучку уже погрузили и закрепили, я не пойду в общий вагон, к тебе приду чай пить. Ты не против?

Эшелон движется на север. В моей летучке собрался почти весь сержантский состав части. Васенька с Абрамовым где то успели купить водки, а я выдрал у снабженцев несколько селедок, лука и две буханки хлеба.

- Выпьем за Володьку, - поднимает свою кружку Абрамов, - сложный был мужик, но говорить плохо о покойниках не буду. Жаль его, все таки человек. Светлая ему память. Мать его...

Мы выпиваем и закусываем селедкой.

- А я на него все равно зол, - белеет седой гривой Селиванов, - мы в дерьме копались, а он где то шлялся.

- Брось, - спокойно говорит Ярцев, - смотри на это проще. Пресняк не был трусом и винить его в том, что он не был в этой клаоке нельзя, так сложились обстоятельства. Я после встречи с Катей, стал на все смотреть в разных плоскостях и знаешь, мне кажется, то что человеку уготовано, то и должно быть...

- Узнал бы замполит о твоих разговорах, влепил бы он тебе за метафизику, - хмыкает Абрамов.

При слове, "замполит", Селиванов зло плюется и взяв бутылку начинает разливать водку по кружкам.

- Давайте выпьем лучше за старшину и его невесту. Я ее правда издалека видел, но мне понравилась. Живите счастливо, старшина.

Все чокаются со мной.

- Ты прости меня, старшина, за идиотский вопрос, - продолжает Селиванов, - но это правда, что она ведьма?

- Да, ведьмочка, прекрасная ведьмочка. Мне предсказала, что через две недели демобилизация.

- Ура, - орет Абрамов. - Буду на гражданке, твоей Катьке принесу охапку роз, за такое известие надо братцы выпить еще.

Вагон дернулся и противно заскрипели тормоза. В дверь летучки застучали.

- Сержант Селиванов, на выход, пора заступать в наряд, - кричал дневальный.

- Всю обедню, гады, испортили.

Катя действительно приехала через две недели. Было сыро и холодно. Она застряла на КПП и ждала моего выхода, а я никак не мог найти начфина, чтобы выбить у него деньги на дорогу и мою тощую зарплату. Только поздно вечером, оформив все документы, я оказался в проходной. Катя бросилась ко мне.

- Ну как?

- Все в порядке. Меня демобилизовали. Летим на вокзал. Там наверняка успеем на какой-нибудь вечерний поезд в Ленинград.

- Ей, старшина, - кричит мне через стекло дежурный по КПП, - тебе командир части приказал выделить газик. Вон он на площадке стоит.

- Отлично. Катя пошли.

- Нет...

- Чего нет?.

- На газике мы не поедем. Я чувствую себя в нем отвратительно, все время запах бензина преследует меня. Мы поедем на автобусе.

- Разве там тоже бензином не воняет?

- Ну что ты? Конечно нет. Не надо нам газики, поехали лучше так.

- Как хочешь.

Мы выходим на площадку и я говорю шоферу газика.

- Эй, приятель, мы не поедем с тобой, так что... пока.

Шофер пожал плечами и машина, заурчав двигателем, двинулась к шоссе. Через десять минут подошел переполненный автобус, мы с трудом в него втиснулись и поехали в сторону города. Когда переезжали большую кольцевую, автобус притормозил и медленно пополз в потоке машин.

- Смотрите, смотрите, - заволновались пассажиры.

На перекрестке много милиции и столпотворение. Громадный КАМАЗ смял газик, наехав на него. Я присмотрелся к номеру и ахнул, это же наша машина, на нем я был должен ехать с Катей на вокзал.

- Ты знала об этом? - шепотом спросил я.

- Да.

- Мы должны были погибнуть?

- Мы, нет.

Однако, где принципы у этих колдуний, то говорят, что не надо вмешиваться в судьбу, то вдруг втихоря изменяют ее. Там, раньше срока познакомилась со мной, там раскрыла тайну крушения поезда, а здесь, спасла от больницы.

Мама только ахнула, когда увидела Катю и узнала, что она моя невеста. Но они быстро нашли общий язык и я опасался, не колдовские ли чары повлияли на мать. А впрочем, это даже к лучшему. Через неделю я оформился в университет, а Катя действительно быстро устроилась стенографисткой в областной суд.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Эти пять лет мы прожили быстро, полуголодно, но весело. Катя родила дочь. Я кончил университет и получил направление в Иркутск в Сибирский Институт физики Земли АН СССР. Но здесь, как молодому специалисту, дирекция не могла представить мне жилплощадь. Я подал в суд и после ряда разбирательств, дирекция решила отправить меня подальше, в свой филиал, где нам предоставлялся небольшой домик.

Так мы очутились на сейсмической станции в предгорьях Алтая, в двух километрах от города Ковыль. Сам город разместился на притоке Черного Иртыша, реке Самгунь, недалеко от границы с Китаем.

- Ну как? - спросил я Катю, когда она рассматривала наш симпатичный домик.

- Неплохо. Жаль только, что скоро здесь разразится страшная трагедия.

- Вот тебе и на. Я то думал, что приехал к спокойной жизни.

- Увы. В этой трагедии ты сыграешь существенную роль.

- Что произойдет? Ты можешь сказать?

- Да. Здесь будет землетрясение.

Прошло еще два года.

Прибывший из Иркутска начальник отдела информации института Копылов негодующе смотрел на мою бумагу.

- Что вы здесь пишите Ковалев?

- Чего-нибудь не так Виктор Павлович?

- Все не так. Откуда вы набрали такие дикие сведения.

- Из научных журналов и архивных данных. Я просмотрел хранящиеся здесь записи за 15 лет и сравнил их показания.

- Чушь. Нельзя делать нам такие выводы.

- Но это научные выводы.

- О какой науке вы говорите. Подумаешь - здесь сравнили, там в журналах, что то уяснили. Уже много лет назад в нашем институте разработаны карты сейсмического районирования нашей страны и область, в которой вы сейчас живете, приравнена к 7-балльной зоне.

- Это неправильно. Я считаю, что эта зона повышенной опасности. Здесь могут быть землетрясения с интенсивностью 11 и 12 баллов.

Копылов возмущенно разводит руками.

- У нас работал целый институт, десятки людей составляли карты, используя научные методы и факты. На основе этих документов были выпущены строительные нормы, запущены комбинаты, заводы, построено жилье. А ты здесь панику устроил. Да знаешь ли, что Ковыль, самый молодой город в России. Здесь сто семьдесят тысяч жителей, огромный комбинат по переработке алюминия и все это предлагаешь псу под хвост.

- Виктор Павлович, раз неправильно составлены карты, значит неправильно построен город. Но самое смешное, вы ссылаетесь на карты с 7-балльной зоной, а местные хозяйственники построили электростанцию на реке Самгунь, которая выдержать может только 5 баллов. Я смотрел документацию и удивился этому.

- Кто вас просил это делать? Не суйте нос куда не следует. Придерживаетесь выдержанной концепции, раз документы указывают на 7-балльнуюю зону, значит так оно и есть.

Похоже Копылов взбесился окончательно. Он рванул шляпу с вешалки и не попрощавшись, хлопнул дверью.

Катя насмешливо встречает меня у домика, который нам выделили на станции.

- Ну что там сказала инспекция?

- Ничего. Он проигнорировал все моим доводы и сослался при этом на соответствующие инструкции.

- Не беспокойся, он академиком не будет никогда.

- Одно это утешает, - и тут я спохватываюсь. - Никак в будущее его заглянула?

- Так, мимоходом прошлась. К тебе пришло письмо и знаешь от кого? От Ярцева. Ты меня извини, я не выдержала, прочитала.

- Не извиню, читаешь чужие письма...

- Ладно, ладно, я его не вскрывала, так прочла.

- Ну вот... От тебя ничего не скрыть, как что, так сразу пользуешься своим преимуществом. Так что там пишет мой бывший сослуживец?

- Что скоро приедет к нам в гости.

- Ух, ты. Ай да Ярцев, вот молодец.

- Он пишет, что кончил геологический институт, его направили во ВНИГРИ и первую свою командировку, выпросился у начальства в геологическую партию на Алтай.

- Встретим, не ударим лицом в грязь?

- Не ударим.

В домике запищала дочка.

- Чего она?

- Не может жить без коллектива.

Мы открываем двери. У косяка стоит двухгодовалое чудо, с полными слез глазами. Я опускаюсь перед ним на колени.

- Ты чего?

Она делает уверенный шаг и обхватывает мою голову.

- Слава богу, нашли друг друга, - слышен сзади насмешливый голос Кати.

Я сижу за столом и пишу письма. Катя, вымыла посуду и села напротив.

- Кому пишешь?

- Академику Легостаев.

- Думаешь его убедить?

- Надеюсь. Вот ты, знаешь наше будущее, скажи я правильно действую? У меня на душе очень тревожно, такое предчувствие, что случиться беда.

Она кивает головой.

- Ты прав.

- И когда это случиться?

- Через два года.

- Здесь будет сильное землетрясение?

- Очень.

- Людей погибнет много?

- Много. Давай лучше не будем об этом сейчас.

Вот так всегда. Как только я залезаю в будущее, она сразу закругляет разговор. Кратко скажет главное и все... Хоть и на этом, спасибо.

- Пожалуйста, - вдруг ответила на мои мысли Катя.

- Ах ты, вредина.

Я вскакиваю, хватаю ее в охапку и несу в нашу маленькую спальню.

- Тише, Машу разбудишь?

Прошло пол года. К нам на сейсмическую станцию неожиданно пожаловал академик Легостаев. В наш домик ввалился огромный человек в тулупе и барашковой шапке, без стеснения он вытряс на пол снег с одежды.

- Вы Ковалев?

- Я.

- Ага. В принципе я вас таким и предполагал. Я, Легостаев.

- Тогда я по прежнему Ковалев.

- Ну-ну, шутник еще к тому же. Дайте чайку, замерз совсем, да покрепче.

- Катя, - кричу я в дверь, - поставь чайку, к нам гости.

- Сейчас, - слышится за дверью.

Академик скидывает тулуп и шапку на стул.

- Куда можно пройти?

Я киваю на дверь в нашу гостинную-кабинет. Громадный человек проходит туда и присаживается на табуретку у замерзшего окна.

- Что у вас такое происходит, маленький паникер? - снисходительно спросил он.

- Наступают большие неприятности...

- По службе?

- По существу.

- Это как?

- Сейчас выпьете чайку, я вас на станцию сведу и все покажу.

- Хорошо. Прежде чем пойти, скажите мне, откуда вы взяли, что возможны 10-12 бальные землетрясения в Саянах с цикличностью 150, плюс - минус пять лет.

Читал все таки мое письмо к нему и видно встревожился. Ну что же, начнем...

- Из документов. Вот смотрите.

Я вытаскиваю из стола кипу бумаг, старых рукописей и свитков.

- Что это?

- Я списался с Улан-Баторскими центром изучения земли и Урумчинской сейсмической станцией в Китае. Они прислали мне выписки и некоторые подлинники, изъятые из центральных архивов. Вот некоторые переводы. В 1681 году в районе реки Урунгу произошло землетрясение и по всей видимости колоссальное. Так писали донесение своему императору начальник провинции: "Горе постигло нас. Твои подданные Кир Ан Чи и Чжан Гао погибли со своими народами и городами в долине реки Урунгу от карающей руки богов. Там где были горы, теперь долины, где были поля с урожаем и водой теперь поднялись непреодолимые хребты. Река Урунгу изменила свое направление..." Вот запись 1828 года, это записка сборщика налогов начальнику провинции Урумчи: "... Мой господин ( это я перевел так, эти идиотские китайские иероглифы, они не позволили мне расшифровать письма подробно, поэтому я захватывал, только смысл) не только у вас, в вашем прекрасном городе шаталась земля и рушились дома. Произошло необычное событие между реками Ургнгу и Черный Иртыш (это приток нашего Иртыша в Китае). Земля раскололась и огромное озеро наполнило расщелину. Воинственные племена Чунь, пасшие здесь раньше скот, почти все погибли..." А это я получил из Монголии, они подтверждают эти события и сообщают, что у них есть свитки в западных монастырях, где говориться об землетрясении где-то в районе 1530 годов. Здесь правда сообщается о гибели монастырей, выбитых в скальных породах и росте новых гор.

- Интересно и кто тебе разрешил заниматься этой историей?

- А разве надо спрашивать разрешения на переписку?

- Этим должны заниматься люди, которым платят, чтобы они этим занимались. У меня в институте целый отдел таких. Ты думаешь мои не знают об этих землетрясениях? Наверняка знают.

- Вы неправильно поставили вопрос. Если ваши люди знают об этом, то какие выводы сделал ваш отдел, которым вы платите зарплату.

Академик косо смотрит на меня.

- Ну ты и штучка. Уверен, что они все учли, когда составляли карты сейсмического районирования.

В это время входит Катя с подносом и подает нам на стол две кружки чая. Легостаев, при виде Кати расплывается в улыбке.

- Вот и хозяйка. Здравствуйте, - он берет ее руку и целует кисть. - У вас такой занозистый муж, как вы его такого правильного терпите?

- Привыкла.

- А я еще нет. Так что вы мне еще скажите, молодой человек.

- Ваш отдел не все учел и не внес поправки в эти карты, от этого сейсмичность нашего района занижена и строительство города сделано с учетом этих документов.

- Вы меня достали, Ковалев. Сейчас уже 1985 год и как видите 150 лет прошло и ничего.

- Это сегодня ничего, а завтра будет хуже. Природа не всегда подчиняется строгим законам, поэтому пусть это будет 155, 160 лет, но землетрясение должно повториться.

- Хорошо, что у вас еще?

- Пойдемте на станцию.

- Сейчас выпью чай. Спасибо вам хозяюшка, очень хорошая заварка.

Академик неторопливо допивает кружку и мы идем в прихожую одеваться.

Несмотря на электрические нагреватели в подземелье прохладно. На столах бесчисленные самописцы вычерчивают дрожащие линии. Лаборантка Надя, одетая в ватник, склонилась над журналом и, высунув язык, старательно выводит запись.

- Все в порядке, Надя?

- Да, Сергей Михайлович.

- Что это? - недоумевает академик, вынырнув из-за моего плеча. Он разглядывает ленту.

- Это... комбинат.

- Что значит, комбинат?

- Он работает и все прокатные цеха так трясут землю, что даже через пять километров мы это фиксируем.

- Что вы мне хотели показать?

- Вот, смотрите. Это первые записи, когда еще не было комбината и города. Пятнадцать лет назад. Эти записи сделал мой предшественник...

- Вижу. Здесь все нормально.

- Это запись через пять лет.

- Ну и что? Вы же сами только что сказали, что цеха колеблют землю.

- Эта запись еще через пять лет.

Теперь Легостаев заинтересовался.

- Комбинат технологию не изменил?

- Нет, оборудование осталось старым?

- Странно, амплитуда колебаний уменьшилась.

- А вот последние записи.

- Та...а...к. здесь еще меньше. Если вычесть колебания цехов и сравнить с записью пятнадцатилетней давности, то выходит, что скорость продольных сейсмических волн упала...

- Да еще как. А это значит, что коэффициенты сравнений скоростей продольных и поперечных волн упали на 11- 13 процентов, зашкалили даже предельные 10 процентные значения.

Теперь я вижу как поменялось его лицо, скулы сжались и губы посинели.

- Как затишье перед бурей, - тихо говорит он. - Когда ты считаешь начнется подвижка?

- В следующем году.

- Из опыта знаю, эта штука срабатывает раньше. На Камчатке, такое состояние земли пол года, не меньше.

- Нет, здесь не Камчатка. Здесь другие условия и землетрясение будет выше 10 баллов.

- Мне бы вашу уверенность, молодой человек.

- Потом будет поздно, если не принять меры.

- Что у вас еще?

- Я там у ворот видел "волгу", она ваша?

- Да.

- Тогда поехали?

- Куда?

- На электростанцию.

Он уже не глыба, дышащая иронией, это вдруг похудевший, серьезный, задумчивый человек. Академик поднимается от стола и мы уходим из подземелья.

Река не вся замерзла. У плотины она дымится на морозе, с другой стороны, где спадает вода, туман над водой расплылся по котловану. Вдали дымят трубы города. Я и академик стоим на плотине и, стараясь заглушить шум воды, я громко рассказываю ему...

- Эта плотина сделана не по строительным нормам для этого района, здесь использован готовый проект северных рек. Такие плотины рассчитаны на 5 бальные колебания и обрушаться при землетрясении первыми. Но страшное даже не в этом. В 17 километрах от сюда, там в горах, где начинается Самгунь, находится озеро, оно по уровню выше этого места метров на 30 и емкостью... ну чуть поменьше залива Кара-Богаз . Если произойдет трагедия, то воды озера хлынут по Самгуни и сметут не только эту платину, но и пойдут туда, в город.

- Река идет через город?

- Нет. Она прижимается к горам и как бы обтекает город, но вырвавшийся вал, не пойдет по своему руслу, ринется прямо и сметет там, на равнине, все. Вернее, после первых толчков город превратится в руины, из разрушенной плотины вода зальет развалины, а поток из озера уничтожит все что осталось.

- Весьма мрачная картина. Больше ничего?

- Разве этого мало?

- Достаточно. Теперь слушайте меня. То что вы мне рассказали, больше никому не говорить. Сейчас это не своевременно. Вы меня убедили и со своей стороны, я постараюсь принять меры...

- Вы уверены, что вас послушают? Еще ни кто не мог предугадать землетрясения, даже ваш опыт и звания не смогут пробить чиновничьего сознания, они все уверены, что такого не бывает.

- Хотите откровенно, Сергей Михайлович?

- Хочу.

- Я боюсь, что действительно ничего не пробью и знаете почему?

- Почему?

- Потому что есть директива партии, есть постановления правительства и ЦК об сейсмической активности районов СССР. Не мы для них расписали предполагаемую активность земли, а они для нас. Какие то советчики рекомендовали дутые цифры и вот как результат, постановление ЦК КПСС о строительстве промышленных объектов в сейсмически активных зонах.

- Они то здесь причем? Причем здесь постановление ЦК? Это же наша работа.

- Притом. Это финансы, это внутренние ресурсы страны. Смотрите сами, какая бешеная экономия, если удешевить строительство, чем меньше сейсмоактивность, тем дешевле строительство городов и жилья. Поэтому на наших картах умники сверху, почти на три балла и даже более срезали наши представления, а после этого засекретили все. Представьте, Кавказ и его районы, нас обязали приравнять их к 7-баллной шкале, в то время как активность там может достигнуть 11 баллов. Шли скандалы вокруг строительства армянской атомной станции, мы уперлись и что получилось. Черненко топнул ногой, меня турнули с директора института, а строительство уже начали. И так везде.

- Так почему вы мне посоветовали молчать?

- Хочу вас поберечь. Если вы выступите со своими предложениями, вас посчитают ненормальным и посадят в сумасшедший дом. Поэтому надо действовать мне, академиков могут еще и не тронуть.

Я тоскливо смотрю на поднимающиеся пары воды.

- Не вешайте носа, Сергей Михайлович, мы еще поборемся. У меня здесь есть один друг, если что...,- он пристально посмотрел мне в глаза, - именно если что, вы обратитесь к нему. Это командующий округом генерал-полковник Сазонов, вот его телефоны, - Легостаев достает из кармана блокнот, выдирает бумажку и пишет на моем плече номера телефонов. - Я его предупрежу. Из местных можно обратится, к... Садгаю, главному инженеру комбината, этот должен понять, технически грамотный мужик. Я сейчас еду в город, давайте вас подвезу к станции.

- Может зайдете к нам домой?

- Нет. Мне надо срочно вернуться в Иркутск. Предавайте привет своей очаровательной жене.

- Хорошо, передам.

- Поехали, Сергей Михайлович, времени у нас очень мало.

Катя смотрела на меня своими удивительными глазами и читала меня как книгу.

- Поговорили?

- Да.

- Ты его убедил?

- По моему он мне поверил. Мало того, академик раскрылся и мы с ним хорошо поговорили. Кое что из его рассказов, меня потрясло.

- Значит у тебя появился союзник?

- Это я выяснил только что.

- Ну вот видишь, ты еще встретишь много сторонников...

- Но будет много и врагов.

Через месяц меня неожиданно вызвали в райком партии. В идеологическом отделе за длинным столом сидел худощавый, нервный мужчина с взъерошенными волосами и в очках с выпуклыми линзами.

- Так это вы заведующий здешней сейсмической станции?

- Я.

- Сядьте здесь, - он ткнул пальцем в стенку, где стоял ряд стульев.

За стол, где мягкие кресла, сесть не предложил. Мужчина перебирает бумаги лежащие перед ним.

- Так что вы там затеваете? - раздраженно начинает он. - Что за панику устроили в Иркутске и Москве? Какое к черту землетрясение?

- Это очень много вопросов...

- Помолчите. Москва прислала запрос и просила нас выяснить, что за панику устраивают местные сейсмологи и институт физики Земли. Я поднял все бумаги, относящиеся к этому вопросу и не вижу здесь ничего. Город и комбинат построены в соответствии со строительными нормами, нормы составлены на основании карт сейсмической активности, составленных к вашему сведению, вашим же институтом.

- Они ошиблись...

- Они ошиблись, а тут присылают молодого специалиста и он сразу во всем разобрался... Не много ли на себя берете. Там научные работники, целый институт, имеющий опыт, составили карты, а вы без года неделю работаете и уже во всю орете, что завтра будет землетрясение.

- Не завтра, уже чуть меньше года.

Очкарик подпрыгивает и переходит на визг.

- Я вас выгоню с работы. Что вы себе позволяете?

- Вы знаете, очень трудно говорить с собеседником, который тебя не слушает и к тому же не специалист в данном вопросе.

Мужчина делает рот в виде буквы "О" и просто костенеет как столб. Тишина стоит в огромном кабинете. Похоже он пришел в себя и зашевелил бумажками.

- Вот что, - тихо и спокойно сказал очкарик, - я ваше дело передам в бюро горкома партии... Можете идти.

Опять месяц тишины. Позвонили с почты и просили подъехать к ним, поступил заказ на разговор по междугороднему телефону. Я быстренько собрался и приехал в город. Со мной говорил академик Легостаев.

- Как у вас дела, Сергей Михайлович?

- Скорость сейсмических продольных волн начала нарастать. Это значит, скоро все начнется.

- Она уже выровнялась?

- Да.

- Плохо у нас дело. Я был в Москве, представил в ЦК документы о грозящей катастрофе, говорил с нужными людьми. Позже, со мной беседовал Суслов и мне посоветовали... отдохнуть. Меня уже сняли с заместителя директора института и отправляют в длительную командировку в Индию, помочь местным сейсмологам составить карты северных районов.

- Отправляют в почетную ссылку.

- Да это можно так назвать. Сергей Михайлович, я понимаю, как вам будет тяжело одному и больше всего я переживаю за людей, которые могут погибнуть по вине твердолобых деятелей... Я ухожу со сцены и всю тяжесть... вынужден переложить на вас...

- Я понял.

- Один совет, с местными властями не боритесь, они быстрей вас сгрызут...

- Я благодарен вам за то, что меня предупредили. Желаю вам успехов в Индии...

- Постойте, Сергей Михайлович, вы меня...

Но я положил трубку. Теперь я один, а Катя говорила, что мы с ним в одной упряжке.

Старательно, продумывая каждую фразу, пишу письма, пишу в Китай, Монголию, предупреждая их об опасности, как никак они рядом. Пишу в ЦК, Совет министров, отдельно пишу министру энергетики и тяжелого машиностроения, даже обратился в Казахстанский совет министров и теперь жду результатов.

Наступила весна и тут Катя забеспокоилась.

- Сережа, ты вроде хотел пройтись по реке Самгунь, изучить ее берега, может тебе завтра и отправиться.

Я гляжу в ее встревоженные глаза.

- Плохо дело?

Она кивает головой.

- За мной должны прийти?

Она опять кивает.

- Хорошо, я недельку поползаю по горам, но как вы здесь?

- За нас не беспокойся, все будет хорошо. За приборами мы с Надей проследим.

Я упираюсь лбом в ее лоб.

- Чтобы я без тебя делал?

Она улыбается и влага затягивает синь ее глаз.

Я задержался больше недели, пролазав по Самгуни до самого горного озера и обратно, когда вернулся назад, то узнал, что я больше не начальник сейсмической станции, меня перевели в лаборанты, а новый начальник должен приехать в ближайшее время.

- Приходили за мной?

- Да, милиция из города приезжала, показали постановление прокуратуры о твоем аресте. Я сказала, что ты уехал в Москву.

- Ничего не понимаю, милиция уехала и меня сразу перевели в лаборанты. Что, прокуратура решила отменить постановление об аресте?

- Надя была в городе. Ее вызывали, как свидетеля по твоему делу. Там в исполкоме на твое имя пришли тревожные запросы и письма из Китая, Монголии и... Казахстана. Похоже в прокуратуре и еще кое где опомнились и дали отбой.

- Так в чем меня обвиняют?

- В стремлении нанести ущерб народному хозяйству и угрозе жизни людей.

- А где письма?

- Надя привезла их, они в домике. Все конверты вскрыты.

- Как ты без меня здесь?

- Мы тебя ждали. Ты знаешь, еще одна новость, Ярцев приехал.

- Так где же он?

- Приехал, как метеор, поговорил о том о сем и уехал к себе в геологическую партию.

- Куда?

- В горы. Очень сожалел, что тебя не застал.

Нового начальника уже нет два месяца, пока его обязанности несу я и по прежнему пишу тревожные письма. Меня опять вызывают в горком партии.

- Со мной ни чего не будет? - спрашиваю у Кати.

Она колеблется.

- Пожалуй я поеду с тобой. Попрошу Надю посидеть с Машей.

- Опять далеко зашло...

- Выкрутимся.

Настырная секретарша, не пустила Катю со мной в кабинет и та застряла в приемной. На этот раз, в огромном помещении первого секретаря горкома партии полно народа. Некоторых я знаю, это уже знакомый очкарик, зам по идеологии, начальник милиции - полковник Говорухин, директор комбината - Криволапов, председатель исполкома Салманов. Есть несколько человек мне неизвестных, особенно выделялся коротышка в форме подполковника внутренних войск.

- Ну вот, знакомьтесь товарищи, - обращается ко всем хозяин кабинета, возмутитель спокойствия Ковалев Сергей Михайлович. Мы его вызвали, чтобы вы, руководители города и района, могли разобраться, почему по городу гуляют тревожные слухи и так как уважаемый Сергей Михайлович является основным источником этих слухов, попросить его объясниться. Прошу, товарищ Ковалев.

- Приборы нашей сейсмической станции зарегистрировали тревожное состояние тектонических плит под нашим городом. В ближайшее время, по моим расчетам через два месяца, может произойти непоправимое, возможно землетрясение большой мощности. Строения города не выдержат колебания земли. Сначала город разрушиться, потом его снесет большой волной реку Самгунь...

- Вы слышали, - взвизгивает главный идеолог, - я уже собрал заключение главных специалистов, как в институте Земли, так и в других научных учреждениях. Вот эти документы, то что здесь говорит Сергей Михайлович бред. Еще ни один человек не мог предсказать землетрясение как большой мощности, так и небольшой, да еще чуть ли не по часам...

- Эти товарищи не были здесь и не разобрались ни в чем...

- Это вы загибаете. Недавно здесь был сотрудник института Земли, товарищ Копылов, он тоже утверждает, что это чушь.

- Но здесь же еще был академик Легостаев, который подтвердил мою правоту.

- У меня письмо из ЦК, из приемной товарища Суслова, здесь сказано, что академик Легостаев недавно выступал по этому вопросу на рабочем заседании правительства, он предполагает, что если что то и возникнет в нашем районе, то это небольшое колебание земли.

Вот это удар ниже пояса.

- И все же я утверждаю...

- А чего вы с ним церемонитесь, - вдруг меня спокойно перебивает подполковник внутренних войск, - вы же видите, он псих. Засуньте его в лечебницу, пусть лечится.

- Я такого же мнения, - говорит начальник милиции. - Прошу извинить присутствующих, но я уже предпринял кое-какие меры и если уважаемый Максим Леонидович, - он склоняет голову в сторону первого секретаря, - разрешит, то...

Нависла тишина. Вдруг за окнами раздается глухой удар. Подполковник внутренних войск встает и подходит к окну.

- О черт. Вы извините, но..., - теперь он срывается и бежит в дверь.

- Что там? - несколько человек подскакивают к окнам.

Из кабинета выскакивает начальник милиции и еще кто то.

- Товарищи, товарищи, - стучит карандашом первый секретарь, - сейчас объявляем перерыв, там внизу произошло ЧП, наши органы разберутся и я надеюсь через два час мы соберемся и докончим этот вопрос...

В приемной Катя стоит у окна бледная как смерть. Я подхожу к ней и беру за плечи.

- Ты его видел? - шепотом говорит она.

- Кого?

- Этого, в форме, подполковника, кажется.

- Видел.

- Это он...

- Что произошло?

- Помнишь, крушение поезда. Я говорила о двух людях, которые его подготовили. Так один из них, вот этот офицер.

- Пошли от сюда, поговорим там.

Мы выходим из здания горкома партии. Кругом много народа, подъезжают санитарные машины и милиция.

- Что здесь произошло? - спрашиваю я прохожего.

- Санитарная машина на полной скорости впилилась в стоянку машин, наших руководителей... Вон там исковеркана машина начальника КГБ, рядом с ним предисполкома.

- Жертвы есть?

- Раненые только.

У искореженной черной "волги" стоял подполковник внутренних войск и крыл матом, бледного как смерть, шофера скорой помощи. Его машина с вмятым боком, уныло перевесилась на одну сторону.

- Это он, я его узнала.

- Ты знала, что будет эта авария?

- Я сама ее сделала.

- Как... сама?

- Так. Они хотели тебя спрятать в психушку. Эта машина приехала за тобой. Пришлось ее направить по адресу..., то есть сделать аварию.

- Но ты же могла убить людей, покалечить их...

- Я уже все увидела и знаю, что будет с каждым. Все будет хорошо. Сейчас надо отсюда убираться. Поехали домой.

- Но через два часа здесь в горкоме должно продолжиться заседание по поводу меня.

- Неужели ты не понял, тебя хотят отправить в психушку. Второй аварии я сделать не смогу. Я уже знаю, что будет если мы смоемся, они поворчат, наговорятся про тебя гадостей и... пока оставят все как есть.

- Катенька, ты же все знаешь, зачем же ты мне разрешила ехать на это совещание. Если бы я не поехал, может быть все и обошлось, не было бы не аварий и ничего.

- Ты прав, не было бы. Но в управлении города, и даже среди членов бюро, о тебе почти никто ничего не знает. Для этих людей, будет открытие, то что ты говоришь. Червь сомнения влезет в их души и поверь, кое-кто из них послушает тебя, с оглядкой, на здание горкома, милиции и исполкома, но послушает... Они спасут десятки жизней, выведя их на улицу в час трагедии. Я все взвесила, либо несколько раненых от этой аварии сейчас, либо сотни спасенных во время землетрясения.

Я поверил ей, как и всему тому что она говорила. Мы поехали домой.

На следующий день Катя стала собираться.

- Ты куда?

- Дай мне немножко денег, поеду к твоей маме, повезу к ней Машу. Мы постараемся обезопасить свою дочь.

- Хорошо. А я за это время съезжу в центр, поговорю с командующим округа.

Катя подумала и потом кивнула головой.

- Правильно сделаешь.

В Семипалатинске, мне никак не удается попасть на прием к командующему. Тогда через справочное бюро я выяснил его домашний телефон и, набравшись наглости, позвонил домой. Он долго не мог понять зачем нужна встреча, но все же согласился, чтобы я подъехал, но... только сей час же, так как завтра он уезжает в округ.

- Я вспомнил, мне говорил Легостаев о вас, - гудел крепкий, плотный, рыжеватый мужик, в спортивном трико. - О ваших потугах я уже все знаю. Никто не верит в землетрясение и..., вы не удивляйтесь, я тоже. Легостаев перед отъездом в Индию, все же просил выслушать вас и по возможности помочь.

В это время дверь открывается и просовывается голова женщины.

- Папа, ты скоро, мне через пол часа уходить?

- Оленька, сейчас.

Я вздрогнул. До чего же похожа. Неужели она... Дверь закрылась.

- Эта ваша дочь? Ее звать Оля?

- Да. Вы что, с ней встречались?

- Встречался и при весьма трагичных обстоятельствах.

- Вот как. Тогда рассказывайте.

- Хорошо, что хоть вы меня выслушайте. Вы можете перепроверить все, что я вам сейчас расскажу, свидетелями этой удивительной истории были десятки человек, в том числе правоохранительные органы.

И я начал рассказывать, начиная с встречи с Катей, крушения поезде, женщине, которую вытащил с вывернутой ногой, Катиным показаниями и, наконец, последними событиями. И вдруг я увидел, как командующий заволновался, он то вскакивал, то ходил по комнате и когда я кончил, остановился напротив меня.

- Значит это вы вытащили Ольгу из аварии?

- Не только я, там был еще один солдат.

- Посидите здесь.

Генерал уходит из гостиной, проходит минут десять. Дверь открывается и на пороге стоит та же женщина, ее подталкивает в плечо командующий.

- Давай, Оля, проходи. Посмотри на этого молодого человека внимательно, узнаешь?

Мы пристально смотрим друг на друга.

- Нет, - неуверенно говорит она.

- Еще раз приглядись. Вспомни крушение поезда, семь или сколько там, восемь лет назад.

- Вы..., это вы... У вас еще были погоны, такие золотистые, никак у всех...

- Да, старшинские.

Она подходит ко мне и обнимает, ее длинные волосы накрывают меня.

- А я все не могу придти в себя с того раза. По ночам снится грохот, давка, мешанина тел, вопли и стоны... Вас еще вижу...

- Бедненькая. Как же вам досталось...

- Я хотела еще тогда встретится с вами..., но папа приехал и взял меня из больницы.

- Вы бы меня не застали, меня тоже через две недели демобилизовали...

Оля отрывает голову и пристально смотрит в мои глаза.

- Как вы здесь оказались?

- Случайно, у меня с вашим отцом появились небольшие дела.

- Я думала, вы меня искали.

- Хотел, но потом, закрутила жизнь, учеба, женитьба, дети...

- У вас девочка?

- Да.

- Я так и думала, а у меня тоже дети, Ванечка и Игорек.

- Оля, тебе пора, - заволновался генерал, - у тебя сейчас сеанс...

- Да, да, папа. Я иду.

Она опять обнимает меня и чувствую капельку влаги, предательски закатившуюся мне за ворот рубахи.

- До свидания. Приходите к нам еще.

Они уходят, опять я один, переживаю прошлое. Генерал вернулся тихо. Сел напротив меня и закурил.

- Ольга еще с того раза не может придти в себя. Сначала было вроде ничего, молодой человек подвернулся. Поженились, детей нарожала, а потом приступы начались. Врач сказал, виновато крушение. Этот хлюст, ее муж, сразу удрал, вот она у нас и живет. Лечим...

- Мы, то есть я и жена, вычислили второго, который помогал подготавливать крушение.

- Его арестовали?

- Нет. Он руководит КГБ в нашем городе.

- Значит спрятали сюда.

- Вам что то известно о крушении...?

- Конечно, по своим каналам я все узнал. Это дело рук этих..., комитетчиков. Был приказ ликвидировать видного деятеля Хельсенской организации по правам человека, уж больно доставалось от него всем, особенно высшим органам власти. Вот эти идиоты, ничего лучше не придумали, как пустить под откос поезд. Столько народу покалечили, угробили не за что.

- А того..., по правам человека...?

- Погиб в этой аварии с семьей, женой и сыном.

- Значит этого подполковника теперь нельзя даже тронуть?

- Посмотрим. Так говоришь, что твоя жена всевидящая и она предсказывает наступающее крупное землетрясение.

- Это так, плюс еще показания приборов, вроде все сходится.

- Все, да не все. Предположим, я вам поверю, но не смогу же я бросить просто так войска в ваш район. Меня, эти свиньи, сразу на ковер вытащат, почему так сделал и от чего. Не послушался ли я сумасшедшего, то есть вас.

- Я уже начинаю привыкать к таким прозвищам.

- Хорошо, чего ты предлагаешь?

- У вас карта нашего района есть?

- Где то здесь лежит.

Генерал подтаскивает стул к шкафу и долго роется на верху. Наконец достает запыленную карту.

- Извини, но военной нет. Ты говори по этой, я все пойму.

- Хорошо бы вам сделать следующее. Вот это район катастрофы.

Я рисую ручкой круги на карте вокруг нашего городка. В каждом ставлю цифры, 11, 10, 9, 8 и 7.

- Это я обозначил примерно сколько баллов в каждом круге. Видите, до семи баллов самый опасный район, он распространяется здесь. Нужно первое, в средней части Самгуни есть поворот реки, высота скального берега с правой стороны 13 метров. Когда у горного озера под красивым названием "Касмей", от землетрясения рухнет это скос, миллионы тонн воды хлынут в Самгунь, нужно чтобы в этот момент, берег был взорван.

- Хочешь запереть речку, навряд ли это удастся.

- Ее не надо запирать, ее надо удержать. Я знаю, что вода накопиться и слабая перемычка лопнет, но здесь идет разговор о минутах. Успеет население города выбраться на эту возвышенность или нет.

- На это плато, вот здесь...

Рука командующего твердо отходит от города.

- Да, сюда. После первого толчка и вала воды от рухнувшей электростанции, которая также обрушившегося на город, но не принесет городу такого ущерба, как второй вал с озера Касмей, примерно у всех в запасе тридцать минут.

- Так, предположим я заложу здесь шурфы, мы подготовим взрыв. В крайнем случае, брошу авиацию и постараемся разнести берег в кусочки. Первый вопрос условно решен, что второе?

- Там будет не только первый, но и второй толчок. При первом толчке, город рухнет, его зальет водой и как я говорил, останется ровно тридцать минут, чтобы спастись живым от идущего по Самгуни селя или черт его знает чего..., но в городе еще останутся люди: будет много раненых, детей, стариков их надо вывезти...

- Понятно. Сколько времени будет между первым и вторым толчком?

- Примерно, четыре часа. Ну там плюс - минус тридцать минут.

- Да, задачка..., успеть вывезти такую массу народа... Надо подтащить вертолетный полк, но как ублажить областное и местное начальство. Для меня это труднее, чем провести очередную войну. Нужно придумать хитрый план, в обход всех, чтобы мы там оказались вовремя. Так когда по твои расчетам, расчетам Легостаева и... по видению твоей жены, будет землетрясение?

- 15 сентября. Где то в районе 16 часов.

- Так, так, почти через полтора месяца. Что же, Сергей Михайлович, я пожалуй подумаю, а сейчас поужинаем у меня, моя Сонечка, такие беляши сделала, закачаетесь. Она будет рада встретится со спасителем Ольги.

Закачался я не от беляшей, а от водочки, которую генерал любил в больших количествах.

Главный инженер комбината предложил встретится в кафе. Он ждал меня за столиком, прижатом к широкому опорному столбу, закрывающим от посетителей кафе и все равно, еще долго оглядывался не видит ли кто нас вместе.

- Я все знаю, - сразу заспешил он, - и то что вы предсказываете и то что вы пытаетесь сделать для этого. К сожалению, директор комбината и партком не хотят вывести людей на улицу, уже был по этому поводу разговор. Все считают вас сумасшедшим.

- А вы?

- Я? Я тоже не могу поверить тому что вы говорите, достаточно других умных и влиятельных людей, которые утверждают обратное. Есть категория людей, которые верят в конец света, пожалуй можно отнести к этому классу и вас.

- Значит не поможете?

- Помогу. 15 числа говорите. Поставлю на профилактику пару цехов. Поверьте не могу остановить литьевой и прокатный, они круглосуточные.

- Ну это так мало...

- А что вы хотите?

- Вырубить электростанцию.

- Нет, на эти подвиги меня не хватит. Я Легостаева уважаю, но остановить производство не могу, я ему так при встрече тоже говорил. Единственное, что я могу, это дать приказание спустить воду в плотине, до критического уровня. Чем черт не шутит, вдруг вы правы, тогда плотина лопнет и вал воды обрушиться частично по старому руслу..., притопит только часть первых домов...

- Хорошо, спасибо на этом. Одна просьба, если это землетрясение произойдет, то для живых в распоряжении останется тридцать минут, нужно добежать до левой части города, повторяю, не до правой, где горный ландшафт, а до левой, до ровной возвышенности, смогут не все. Запомните, тридцать минут, если останетесь живы, помогите организовать поток жителей туда.

- Неужели вы так верите в... это?

- Верю.

Катя вернулась и мы начали готовиться к трагедии. На полу испорченной машинке "ундевид" начали печатать листовки.

"Граждане города Ковыль!

К вам обращаются сейсмологи вашего района.

15 сентября, около 16 часов в нашем городе должно произойти землетрясение силой 10-12 баллов. Здания, постройки не выдержат колебаний почвы и все рухнут, рухнут стены электростанции, затопив город. Через тридцать минут по руслу реки Самгунь придет новая беда в виде вала воды и камней, образованных из вод озера Касмей, город просто будет стерт с лица земли.

К вам просьба:

1. Кто может покинуть до 15 сентября город, пусть его покинет.

2. Кто останется, пусть выйдет на улицу ко времени землетрясения и переждет его на ногах.

3. Школьников и детей в этот день в школы, сады и ясли не отправлять, стараться их оставить на улице.

4. После землетрясения, всем бежать на Есенинскую возвышенность. В вашем распоряжении 30 минут.

5. После первого колебания земли будет второе через четыре часа. Все землетрясения желательно перенесите на ногах или сидя на мягких вещах.

И.О. зам начальника сейсмической станции................/Ковалев С.М./

Мы шлепали уже вторую сотню листовок, когда в дверь постучали. Я посмотрел на Катю, но она спокойно кивнула головой и пошла открывать. В домик ввалился Ярцев.

- Катя, черт возьми, как ты хороша? - заорал он и чмокнул ее в щеку, Где твой, неугомонный...

Рюкзак полетел под вешалку и вскоре он хлопал меня по плечу.

- Ну, старшина, совсем не узнать. Рожа то, рожа, ну как у интеллигента.

- Ладно, придуривать. Лучше садись, сейчас Катя чего-нибудь сообразит поесть.

Ярцев плюхается на стул и тут его взгляд приковывают пачки листовок, разбросанных на столе. Он берет одну и читает.

- Значит и здесь воюешь?

- Как видишь.

- И, конечно, никто тебе не верит.

- Ты уже становишься всевидящим. Никто не признал.

- Врешь, я пока в тебя верю. С того раза как та трагедия произошла, верю и то что она будет- верю. Значит, 15... Осталось мало времени.

- Ты как здесь, проездом?

- Сезон кончился, конец раскопкам, возвращаемся домой. Мои поперлись на станцию, а я сюда.

Появляется Катя с тарелками и ложками.

- Ребята, садитесь за стол.

Весь обед Ярцев рассказывает нам о горах, о скалах, о богатстве этого края и вдруг он задает мне вопрос.

- Скажи, мы тут проползали на брюхе и выходит зря. Если будет крупное землетрясение, то все может измениться и все наши привязки тю-тю...

- Успокойся, накроются...

- Успокоил называется. Слушайте, у меня появилась идея. А что если я останусь с вами и помогу вам, хотя бы раскидать и расклеить эти листовки...

Мы с Катей переглянулись.

- А как же работа?

- Черт с ней, с этой работой. Здесь же идут такие события, как же они пройдут без меня.

Катя ласково гладит его по волосам.

- Оставайся, Валя. Помоги Сереже.

В ночь с 14 на 15 автобусы не ходили и мы до города шли пешком.

- Что это? - спросил Ярцев, увидев на центральном шоссе медленно двигающиеся огни.

- Не знаю.

Мы подходим к развилке дорог на Есенинскую возвышенность и видим как небольшой ручеек машин, велосипедистов и даже пеших людей с тачками и чемоданами медленно двигался к ней.

- Неужели поверили?

- Кое-кто решил подстраховаться. Это меня радует, значит меньше будет жертв.

В городе мы разделяемся. Я беру левую сторону города, Ярцев центр, а Катя районы ближе к возвышенности

- Значит, без двадцати четыре, встречаемся вон на том склоне, - говорю я, показывая пальцем на вершине плато.

- Будь поосторожней, - Катя прикасается к щеке губами. - Мне чего то тревожно.

- Разве ты там... ничего не увидела?

- Понимаешь, когда возникает много параллельных вариантов, трудно оценить событие. Основное это одно, ты останешься жив.

- Что значит много вариантов?

- Важно по какой ты улице пойдешь...

- Разве ты не будешь надо мной... подколдовывать.

- Ты думаешь, я колдунья. У меня дар предвидеть, а это разные вещи. Хоть моя мама мне что то и дала, но здесь... я затрудняюсь. Если бы я пошла с тобой...

- Прости, лапочка, но мы сегодня не можем быть вместе.

- Я понимаю.

- Ладно. Раз буду жив, пойду куда понесут ноги.

Катя тревожно глядит на меня.

- Иди.

Рассвет пробился над горами. Первые лучи солнца зацепили трубы комбината. Мне достался рабочий район. Сегодня здесь, даже с утра, напряженная обстановка, улицы патрулируются милицией и добровольными дружинниками. Я оглядываясь и как подпольщик старых времен, клею листовки на домах, столбах, заборах, кидаю их на дорожки у калиток.

- Что вы здесь делаете?

Напоролся. Недалеко стоит человек в милицейской форме и рядом с ним паренек.

- Ничего.

- А это что у вас?

- Сумка.

- Я спрашиваю, что в сумке?

- Ничего.

- Покажите.

И тут я рванул.

- Стой... Стой, говорю.

Петляю по улицам и слышу крики милиционера за спиной. Прыгаю через забор и так как сумка очень мешает, закидываю ее на соседний участок. Бегу дальше, еще один забор и только выскакиваю на соседнюю улицу, как слышу противный скрип тормозов. Рядом останавливается милицейский газик и две фигуры, выскочив из него, идут на перехват.

- Стоять.

Я нехотя останавливаюсь. Из-за спины появляется преследователи.

- Попался, гад.

Милиционер бьет меня по уху и я падаю к заборчику. Тут расходится и молодой его напарник, он двинул мне ботинком в бок.

- Отставить, старшина, - говорит одна из фигур. - В машину его.

- Он куда то сумку выбросил...

- Ищите. Как найдете, сразу передайте в управление КГБ.

Меня запихивают в газик и он несется по просыпающемуся городу.

Управление, это небольшое трехэтажное здание, собранное из бетонных плит. Меня тащат в подвалы, приспособленные под тюрьму, и закидывают в камеру, где на кроватях сидят двое мужчин.

- Ишь ты как поздно, - удивляется небритая личность.

Я присаживаюсь на свободную койку и трогаю распухшее ухо.

- Почему поздно? - недоумеваю на этот нелепый комментарий.

- Обычно берут по ночам, а тебя по утречки.

- Попался на улице.

- Ага. Небось по ночам неправильно улицу переходил, - мужики смеются.

- Вроде этого.

- Ничего посидишь несколько месяцев, потом срок дадут, сразу научишься на зеленый свет ходить.

- Пожалуй вы правы.

Мы позубоскалили немного, потом мужики завалились досыпать сон, а я с тревогой думал о Кате и Ярцеве. Как они там?

Меня грубо будят и ведут на второй этаж здания. В кабинете сидит уже знакомый подполковник, которого признала Катя, как организатора крушения поезда и двое гражданских.

- Так, так, Ковалев, - начал подполковник. - Решили совершить восстание в нашем районе, поднять народ на свержение власти.

- Это ваша очередная шутка?

- Чего то вы очень разговорчивы, гражданин Ковалев, - зло говорит один из гражданских.

- Это почему очередная? - сузил глаза начальник управления.

- Первый раз вы меня объявили сумасшедшим, только за прогноз погоды.

- Зря я тебя еще тогда не засадил. Теперь ты попался, с поличным попался, сейчас эксперты потрошат твою сумку с листовками, а это тебе грозит ой-е-ой...

- Я исполнял свой долг.

- Долги ты нам еще вернешь, - опять говорит мне тот же гражданский, - а сейчас, чтобы не портить нам нервы, назови имена своих сообщников.

- Я ничего не знаю.

- Вот это зря, - подполковник криво улыбается. - И тебе плохо будет и им. Не мог же ты один заклеить своими погаными бумажками весь город...

- Я ничего не знаю.

- Майор, - обратился тут он к гражданскому, - чтобы он больше не шутил в нашем учреждении и не пытался врать, прогрейте его.

- Это мы сейчас.

Меня выводят из кабинета и пройдя по коридору метров десять, запихивают в полупустую комнату. Здесь начинают лупить, руками, ногами, а я скорчившись, катаюсь по полу...

Когда притащили в камеру и швырнули на койку, то ее узники только покачали головой.

- Надо же, в первый день и так обработали.

- Сколько время?

- Уже десять. Чего спешишь, привыкай о часах не думать.

Как долго тянется день.

В два часа обед. Тело все ноет и кажется невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. С трудом глотаю тюремную баланду. Стучит окошко камеры, чьи то глаза рассматривают нас.

- Это который? - слышится голос.

- Вон тот, с битой рожей, - очень тихо раздается голос надзирателя.

- Если этот тип прав, я поставлю ему свечку.

- В любом случае прав он или не прав, свечку ему вставят куда надо.

Окошечко стукнуло.

- Сколько время? - спрашиваю своих сокамерников

- Чего орешь. Четыре часа.

- Сейчас должно начаться...

- Чего начаться? Конец света?

- Что то вроде этого.

- Да ты наверно блаженный.

Я сижу на кровати и в голове маятник, громко тикает невидимая стрелка. Тик- так..., тик-так... Но почему ничего не начинается, почему так тихо. Тик-так..., тик- так...

- Сколько время?

- Ну парень, надоел. Без пятнадцати пять.

Я в отчаянии, неужели я не прав. Опять в голове тикают часы.

Сначала здание качнулось и вдруг тряхонуло так, что я грохнулся спиной в стену. Замигала лампочка и... погасла. Еще один качек, да такой, что не уцепись я за стойку кровати, меня бы вышвырнуло к дверям. Тело воет от боли, но сжав зубы стараюсь терпеть. Бетонный пол стал трястись как от вибратора и пошел боком, камеру приподняло, потом бросило и перекосило. В таком виде все застыло. Через узкое решетчатое окошко было видно как здание разваливается, сыпятся на землю перекрытия, стены, бумаги, имущество и вскоре белый свет окончательно закрылся, верхняя часть здания рухнула и прикрыла нам щель окна.

- Есть кто живой? - спрашиваю я в темноту.

- Что же это такое? - стонет голос.

- Землетрясение.

- У меня вроде башка треснула. Колян, ты как?

- Нога, братцы. Помогите доползти до койки.

Я пытаюсь встать, боль приходит электрическим током.

- Ты где?

- Здесь, в углу.

Но помочь бедолаге никак не могу, еле- ела по стеночке доползаю до него и чувствую, что даже руку согнуть не могу, боль раздирает все тело

- Эй, помоги.

Второй парень ощупью подбирается к нам, он затаскивает раненого на кровать. Я возвращаюсь обратно, сваливаюсь на койку и с надеждой смотрю на окошко двери, которая выделяется по контуру слабым светом в щелях. Тот кто покрепче из нас, подходит к двери и начинаю бешено лупить в нее.

- Откройте, у нас раненый.

В соседних камерах похоже тоже стучат.

- Откройте.

Стучим минуты две и тут раздается глухой шум. Грохот в камерах мгновенно прекращается. Опять камера дрогнула и четко зашумела в щелях вода.

- Тонем, братцы.

Пол камеры залит водой и она непрерывно поступает со всех дырок. Проходит еще пять минут. Наша тюрьма воет и тут я слышу какие то ответные крики в коридоре.

- Тише, тише.

- Сережа, Ковалев, ты где? - мне показалось, что это голос Ярцева.

- Здесь я, здесь.

Мой голос тонет в воплях соседних камер. Окошко двери открывается и появляется темная часть лица.

- Ковалев... Сережа...

- Я здесь. Помоги открыть двери.

- Слава богу, нашел. Не знаю где ключи от камер. В ваш коридор я попал через пролом в потолке и никого не видно, ни одного надзирателя. Все двери закрыты...

- А наш где? Он же должен сидеть здесь за столиком.

- Черт его знает. Там под водой придавлен кто то, может он.

- Посмотри.

Окошко освобождается. Я опять преодолеваю боль и, по щиколотку в воде, еле-еле ковыляю к двери и прошу своего товарища по несчастью.

- Дай заглянуть.

То, что я увидел меня потрясло. Потолок в коридоре частично рухнул и слабый дневной свет проникает через него, освещая черную воду, которая уже на уровне окошка.

- Нашел. Погоди, какой здесь номер? Ага, вот он.

По грудь в воде, к дверям подходит мокрый Ярцев, он щупает ключом скважину.

- Посторонись.

Я хватаюсь за стоящего рядом товарища и он оттаскивает меня в сторону. Дверь приоткрывается и вал воды чуть не сшибает нас с ног.

- Мать твою, - ругается парень со сломанной ногой на койке.

Вода сразу заливает его и он вынужден отжаться за спинку кровати. Наконец напор ослабевает и двери окончательно открываются. Ярцев входит к нам.

- Где Катя?

- Здесь она, там у пролома.

- Помоги мне.

Ярцев подхватывает меня.

- Возьмите меня, - стонет сзади мужик на койке.

Наш более- менее здоровый товарищ возвращается к нему и они в обнимку выходят в коридор.

- Ух ты, куда идти то?

- Вон, из потолка торчит балка, идите туда.

- Ярцев, сколько прошло время после землетрясения?

- Десять минут.

- Бежим, у нас мало времени.

- Пойдем, сначала я помогу тебе вылезть.

Мы по грудь в воде добираемся до балки.

- Постой.

Ярцев прислоняет меня к обрушившейся плите. Он помогает предыдущей паре выползти наверх, потом подтаскивает меня.

- Сереже, пересиль себя, надо вылезти.

Он начинает меня заталкивать по балке наверх. Каждое напряжение дается с дикой болью. Только я зацепился пальцами за потолок, как чья то рука схватила за кисть и потащила наверх.

- Катя.

Она помогает выбраться в полуразрушенное помещение. Одной стены на улицу вообще нет, да и улицы нет, она вся завалена остатками зданий и строений, разбросанных в озерцах воды.

- Сережа. - Катя прижалась ко мне. - Как они тебя отделали?

- Ничего. Вы вовремя пришли.

- Как вы там, - орет снизу Ярцев.

- Вылезай. Надо спешить.

- Нет, ребята, не могу. Надо другим помочь. Катя, время мало, тащи Сережку на возвышенность.

- А ты?

- Я как-нибудь справлюсь.

Ярцев, грудью, раздвигая воду, исчез из виду.

- Катенька, загляни в его будущее...

Она на мгновение прикрывает глаза.

- Будет жив, бежим.

- Только не спеши...

- Давай я тебя поддержу.

Она подхватывает меня с левой стороны и мы по обрушившимся плитам сползаем на какое то подобие улицы и еле-еле плетемся на запад.

По камням не очень то разойдешься. Боль во всем теле дает себя знать. С трудом перепрыгиваем с обломка на обломок и тут я замечаю, что мы не одни. Так же прыгают в одном направлении и спешат какие то женщины и мужчины, кто то из них тащит детей, а кто то... вещи. В темном небе гудят вертолеты, они спускают платформы и вскоре набитые людьми, они улетают на запад. По дороге попался труп женщины, потом еще, еще, вот мужчина, дети... Господи, сколько же их. Из развалин зданий слышны стоны и крики.

- Как ты меня нашла?

- Ты вовремя не пришел и мы решили вернуться. Я сюда Ярцева привела и все боялась, что здание завалилось. Видно тюрьмы всегда крепко делают, даже землетрясение их не берет, подвал с камерами и почти первый этаж остались целы...

- Как же вы землетрясение пережили?

- Как мы всем рекомендовали. Стоя. Где нет больших зданий и сооружений.

Когда вырвались из центра города, стало ковылять легче, появились чистые от обломков куски асфальта, зато за поваленными заборами ни одного дома, одни холмы строительного мусора среди молодых деревьев и кустов.

Здесь я замечаю главного инженера с группой гражданских и солдат, которые оказывают первую помощь пострадавшим. Главный с мегафоном носится по дорогам среди толп бегущих и вопит.

- Срочно, бегите срочно на Есенинскую возвышенность. Скоро сюда придет сель...

Тут он замечает меня и растеряно опускает мегафон.

- Ковалев? Как ты...

С ужасом смотрит на мое лицо.

- Вы не думайте, - говорит Катя, - это его не обломками. Это над ним издевались в управлении КГБ.

Главный понуро опускает голову.

- Прости, Сергей Михайлович. Прости меня за все.

- За что?

- Не смог я воду спустить с плотины. Только начал это делать, как навалились представители горкома партии и все... Пригрозили увольнением, что выгонят из партии и даже посадят...

- Я не знаю, что вам сказать. Пусть ваша совесть будет вашим судьей.

- Я так считаю тоже. Идите быстрее, осталось семь минут.

- А вы?

- Мне надо организовать помощь раненым... и тем кто еще жив. Вы то можете дойти, может вам носилки?

- Ничего доковыляем, - говорю я, - носилки нужно другим.

- Прощайте. Мне надо спешить.

Он опять рванулся с мегафоном вперед.

- Катя, что с ним будет?

- Он погибнет здесь, до самого конца помогая людям.

Мы доковыляли до подъема дороги и тут услыхали грозный гул.

- Быстрей, быстрей наверх, - раздались крики среди бежавших.

Люди встрепенулись, кто побежал по дороге, кто ринулись наверх по откосу.

- Ты как? - спрашивает Катя.

- Сама говорила, будем жить. Значит дотянем.

Подъем трудный и тут появились еще солдаты. Они скатывались по откосу, часть из них побежала в город, другие тащили обессиленных и раненых на верх. Один подбежал ко мне и подхватил с другой стороны.

- Обопритесь на меня. Пошли.

Гул все ближе, похоже дрожит не только земля, но и воздух.

Меня дотащили до верха. На вершине плато обессиленный опускаюсь на землю. Она дрожит и мелко вибрирует. Грозный гул идет с севера. Стоящие вокруг меня люди, смотрят туда. Без конца трудятся вертолеты, вытаскивая на плато из города раненых и здоровых. С вершины видно как все еще идут точки и нитки людей к спасительной возвышенности. Кто то говорит сзади нас.

- Предупреждали, что будет в четыре. Я как дура вышла, стою пол часа, ничего. Пошла в дом. Хорошо внук заигрался на улице. Как в пять вдарит. Чудом спаслась, только вот сюда попало, хорошо мазанку отец сделал на соплях, рассыпалась она, это меня и спасло.

- А каково тем, кто жил в центре. Все кто в домах был, всех... Я так не в центре живу, а у меня мама не от землетрясения... Как вал воды обрушился, так и унесло... Не знаю куда.

- Смотрите вон он, ну этот... сель.

- А говорили через тридцать минут будет, а здесь через все сорок...

- И слава богу, что задержался, вон еще сколько людей идет к нам.

Теперь всем видно огромный семи-восьми метровый вал воды, камней и земли срывающийся на город из ущелья. Крики ужаса несутся по толпе. Вал расширился и ровным фронтом пошел на остатки города. Взметнулись вверх руины, пропали в вертящейся каше точки людей. Когда сель прошел, города не было, только густо разбросанные камни, да принесенный песок и земля ровно покрыли долину. Кто то плакал, остальные молчали.

Около меня санитар.

- Дайте вас осмотрю.

- Не надо.

- Пусть посмотрит, - требует Катя, - а то вон какой.

Санитар смазывает мои раны йодом и, слишком открытые, залепляет пластырем.

- Катя, Сережа, вы здесь, - рядом неугомонный Ярцев.

Катя обнимает его и целует в щеку.

- Какой все таки ты...

- Знаю, знаю, хороший. Мне бы еще вот такую как ты, ведьмочку и совсем жизнь бы была прекрасной.

- Она у тебя будет.

- Спасибо, нагадала.

- Все, - санитар встает. - Там формируют транспорт, идите к нему, раненых отправят в первую очередь.

Среди толпы движется группа людей.

- Товарищи, - слышится знакомый голос, - без паники. Сейчас машины и вертолеты будут вас вывозить в другие районы. Формируются транспорты. Первыми отправят женщин с детьми, стариков и раненых...

Группа подходит к нам и я узнаю зам секретаря по идеологии, рядом куча знакомых людей, тех которые меня в горкоме партии ругали за прогноз.

Я поднимаюсь, цепляясь за Катю и делаю к ним шаг.

- Узнаешь?

Они останавливаются и по их рожам, я вижу что узнали.

- Товарищ... товарищ Ковалев?

- Я тебе не товарищ. Столько людей погубил, сука.

- Я... не думал. Я никого не губил. Что вы себе позволяете?

- Сейчас я себе все могу позволить...

- Молодой человек, - заступается кто то из свиты, - кому вы грубите, нельзя так.

- А вы заткнитесь. Вас еще судить будут за город. Вы тогда своим решением ускорили его гибель.

- Я не мог подумать и никто не мог подумать, - уже лепечет главный идеолог.

- Вмазал бы я тебе, да у меня сил нет.

- Разреши, это сделаю я, - выступает Ярцев.

Он выскакивает вперед и с такой силой отпускает оплеуху зам секретаря, что очки у него вырываются и, взметнувшись вверх, летят в толпу, а сам он, не устояв на месте, валится под ноги окружающих. Свита шарахнулась назад. Стало очень тихо. Идеолог встает на корточки, потом с трудом разгибается. Лицо без очков выглядит уродливо, как у обезьяны. Идеолог ничего не видит и подхватывает чью то услужливую руку.

- Вы... вы за это еще ответите... Все свидетели...

- Это ты прав, свидетели этого безобразия, - Ярцев кивает на бывший город, - все.

Идеолог и свита тихонечко пятятся назад и убираются.

- Пошли к машинам, - предлагает Ярцев, - а то второго потрясения через несколько часов, я не выдержу.

Большие грузовые машины заполняются людьми и тут же отъезжают. Солдаты пытаются сдержать безумцев, которые хотят все же попасть на них. Транспорта явно не хватает. Недалеко за всем этим наблюдает группа военных. Я замечаю среди них командующего.

- Катя, пойдем я тебя представлю хорошему человеку.

- Сейчас наверно не время на представление.

- Пойдем, пойдем.

Она, обхватив меня, ведет к военным. Они все с любопытством смотрят на нас

- Здравствуйте, товарищ генерал.

- Постой, кажется Ковалев?

- Я.

Он рассматривает мое лицо.

- Ты был там, под развалинами?

- Нет. Меня до землетрясения в своем управлении отделал наш общий знакомый.

Губы генерала сжались.

- Я все проверил, ты прав, это он.

- Неужели он и в этот раз выйдет сухим из воды.

- Нет. Об этом я позабочусь.

- Я хочу вам представить свою жену, Катю.

- Так значит это вы...?

Командующий подходит и обнимает ее.

- Прости дочка, прости нас всех. Мне все о вас Сергей рассказал.

Катя в недоумении.

- Это вам спасибо, - говорю я, - сумели сель задержать, на десять лишних минут.

- Я всю авиацию послал, бомбить сель, мои шурфы с зарядами не сработали, от землетрясения берега сами обвалились...

Командующий отходит и говорит.

- Отправьте их на моем вертолете за Иртыш.

- Товарищ командующий, но второе землетрясение начнется через два часа, - неуверенно тянет кто то из окружающих.

- Успеют. Сейчас приду машины из других городов, в любом случае от сюда уедем. До свидания, Ковалев. - он трясет мою вялую руку. - Не забывай нас, если будет время обязательно приезжай ко мне. После твоего последнего посещения Ольге стало легче.

- А как быть с этим? - я показываю на свое лицо.

Он медлит, видно при окружающих не все может сказать.

- Я сказал, все будет как надо.

Нас отвезли в Семипалатинск, там мы расстались с Ярцевым, он отправился домой в Москву, а меня оставили на растерзание комиссии, которая прибыла для изучения происшедшей трагедии. Ни в газетах, ни по телевидению, ни радио не сообщили о землетрясении ни слова. Будь то и не было города и нескольких тысяч погибших людей.

Напротив меня несколько членов комиссии. Они засыпают меня вопросами.

- Как вы догадались, что начнется землетрясение?

- По приборам.

- А что так можно?

- Можно. Этот метод разработан в нашем институте изучения земли. Он основан на принципе измерения сейсмического фона, при этом используются цифры соотношения скоростей продольных и поперечных сейсмических волн. За несколько месяцев до землетрясения, а может даже и несколько лет, а это все зависит от энергетики будущего события, расстрескивание пород уменьшает скорость продольных волн и соотношение двух скоростей падает на 5-10 процентов. В дальнейшем трещины заполняются грунтовыми водами и фон постепенно восстанавливается. Если имеешь эту картинку, то можно быть уверенным, что землетрясение неизбежно.

Я вижу что они ничего не поняли.

- Почему же тогда на других станциях не применяют ваши методы, ведь тогда можно предсказать любое землетрясение.

- Характер каждого землетрясения не одинарный. И поймать эти соотношения очень трудно. Однако с уверенностью могу сказать, если сейсмические станции стоят на самой точке разлома тектонических плит, то этот метод себя оправдывает.

- Город стоял на разломе?

- Да.

- Ну хорошо, предположим вы определили срок, но как вы определили мощность?

- Это чисто исторический подход?

- Как?

- Я говорю, чисто исторический подход. Доказано, что почти все крупнейшие землетрясения имеют периодичность. В каждых точках земли она разная. Сейсмические циклы самых крупных землетрясений на Камчатке, например колеблятся где то... 140 лет, в Средней Азии эти колебания 200-300 лет. Мне удалось собрать материал и доказать, что в нашем районе уже была жизнь, были кочевые народы, которые погибли от землетрясений 150 лет назад. История подтвердила, что каждые 150 лет здесь зарождаются новые горы, исчезают старые, появляются гигантские озера, новые реки или они тоже стираются.

- Выходит ваш институт виноват в том, что сотворив неверные карты сейсмического районирования, по ним строители построили новые города, заведомо подверженные катастрофе?

- Если бы только он был в этом виноват. Я вам могу указать десятки точек на карте нашей страны, где стоят дутые цифры предполагаемой сейсмической активности. А там должны вот -вот произойти катастрофы, может быть еще хуже чем здесь. Виноват в этом не институт, а те люди, которые заставили поставить эти цифры.

- Кто же это?

- Я их не знаю. Карты составлялись еще до моего прихода в институт. Но академик Легостаев не раз подчеркивал, что карты это липа и он испытывал колоссальное давление со стороны партийных и государственных органов, чтобы изменить шкалу баллов в том или другом районе.

- Вы сказали, что можете предсказать, где в ближайшее время может возникнуть катастрофа в нашей стране. Где?

- Это районы Кавказа. Я предполагаю, что особенно сильным землетрясение будет в Армении, где данные на всех картах занижены на 3-5 баллов.

Меня допрашивали долго: и где был, и что делал, и как посадили, как бежал. Потом задали настороживший меня вопрос.

- Когда вы видели последний раз подполковника Малышева.

- Это кто?

- Вы что, с луны свалились. Это руководитель КГБ в вашем городе.

- Понятно. Я видел его последний раз, когда он дал команду своим подручным избить меня.

Комиссия затихла.

- За что?

- За прогноз.

- И потом вы его... не видели?

- Нет.

- Хорошо, - сказал председатель комиссии, - я надеюсь мы отпустим товарища...

Все послушно закивали головами.

- Тогда, товарищ Ковалев, подпишите вот эту бумажку.

- Что это?

- Это подписка о том, что вы никогда никому не расскажите, что произошло в вашем городе.

- Но это же... Тысячи людей знают...

- Подписывайте, подписывайте. Для вашей пользы подписывайте. Все кто знают и кто видел, тоже подпишут.

Я медлю. Председатель уже говорит зловеще.

- Все материалы об этой катастрофе засекречены, разглашение тайны карается законом. Если вы откажетесь подписывать, мы вынуждены принять меры...

Что же твориться. У людей трагедия, потеряли близких, здоровье, дома, имущество и все это... окружается тайной запрета. А мне... опять психушка, тюрьмы или лагеря, вроде жизнь налаживается, есть любимая жена, дочка Машенька... Я подписал.

В институте меня рассматривали как какое то чудо. Сразу направили работать в отдел прогнозирования. Тот самый Копылов, что приезжал к нам с ревизией встретил меня как старого знакомого.

- Здорово, старик, говорят у вас там были такие дела...

- Они начались после твоего отъезда.

- Брось, я уехал за два года до этих событий.

- Это я помню. Тогда меня и Легостаева в порошок пытались стереть. Твое заключение еще помогло...

- Это не я. Здесь без меня все решают. Послали проверить, заставили написать, причем здесь я.

- Кто заставил.

- Зам по науке и секретарь парткома...

- А этот то зачем?

- Партия наш рулевой, - ухмыляется Копылов

- Уже нарулила...

Так событие на Черном Иртыше исчезли из памяти людей. Грустно конечно, но несмотря на предупреждения, высланные в ЦК и в правительство нашим институтом, трагедии повторились. Был Спитак, Ленинакан, Кировокан, это уже были не захолустные районы как наш и поэтому вся страна узнала об этих страшных землетрясениях и даже после этого никто не задался вопросом. Кто виноват? Кто виноват, что занизил данные в картах сейсмического районирования, кто построил по ним непрочные дома, кто не захотел принимать всерьез предупреждения сейсмологов, кто преследовал предсказателей. Может я ошибусь, но скажу, что виновата - СИСТЕМА, а под ней вы уже понимайте, что хотите.