"Карми" - читать интересную книгу автора (Кублицкая Инна)

Глава 13

Ранней осенью, пребывая в Савитри, Руттул пошел на берег реки. Сопровождал его Маву: не то чтобы это входило в его обязанности, просто ему захотелось искупаться, и он решил составить компанию Руттулу. Такое случалось вовсе не в первый раз; Маву знал, что Руттул плавает не хуже его и, хотя принц много старше, угнаться за ним не так уж просто. Вот ради этого-то нечастого соревнования Маву и любил купаться с Руттулом. Стенхе же, хотя и хорошо плавал, без особой надобности в воду не залезал — жаловался на ломоту в костях и стынущую кровь.

Когда Руттул и Маву спустились на берег реки, там на прогретом солнцем песке сидел полуголый Стенхе; рядом валялась горка принцессиной одежды, а сама принцесса была далеко — плыла, шлепая ладонями по воде.

Руттул остановился около Стенхе, разглядывая Саву.

— Хорошо плывет, — сказал он. — И дышит правильно.

Стенхе оглянулся и встал.

— Добрый вечер, — поклонился он. — Искупаться пришли?

Сава, заметив их, крикнула:

— Господин, отвернись, пожалуйста!

— Да плавай, плавай, — махнул Руттул рукой. — Мы с Маву дальше пойдем.

Но дальше по течению река уже была менее удобна для плавания, Сава отлично знала это и не хотела пользоваться любезностью принца.

— Нет, нет, — прокричала она. — Я уже выхожу. Только ты отвернись, господин.

Руттул послушно отвернулся. Маву собрал одежду, понес ее поближе к Саве, выходящей из воды. Руттул с интересом проследил за ним.

— Не подсматривай! — возмущенно воскликнула Сава, прячась за Маву.

Маву быстро накинул на нее большую шаль. Руттул отвернулся, рассмеявшись.

— А вас с Маву она почему-то не стесняется, — сказал он Стенхе.

— Чего нас стесняться? — пожал плечами Стенхе. — Разве люди скрывают что-то от своих башмаков? А мы для нее столь же привычны, как и обувь. — Он глянул на Маву и Савири; те были достаточно далеко, чтобы расслышать то, что он будет говорить Руттулу, и продолжил: — Последнее время я пытаюсь держать их подальше друг от друга, только трудное это дело. Ведь девки так липнут к Маву, к стервецу. И что они в нем находят?

Руттул оглянулся мельком. Сава была уже почти одета; Маву стоял рядом, держа двумя пальцами за шнурки ее башмаки.

— Безгрешная картина, — сказал Руттул. — Стенхе, может, ты зайдешь ко мне вечером? Вина выпьем, побеседуем…

Руттул иногда приглашал Стенхе побеседовать — обычно чтобы обсудить Савино воспитание. Руттул видел, что Сава растет не такой, как остальные девушки из знатных и простых семей, его беспокоил ее живой характер. Казалось ему, она жалеет, что родилась девочкой.

Стенхе это беспокоило тоже. Он полагал, что сложившиеся обстоятельства отражаются на ней не так, как следовало бы. Порой (мысленно) он пытался взвалить вину за это на амулет Руттула, но понимал, что и сам Руттул — человек необыкновенный. Не считая себя вправе что-то советовать принцу, Стенхе во время таких бесед рассказывал какую-нибудь историю, притчу, небылицу, предоставляя Руттулу догадываться самому. Руттул эту нехитрую игру принимал, сам в ответ что-нибудь рассказывал, пополняя Стенхеву коллекцию побасенок.

Сава оделась и подошла к ним.

— Не сердись, — сказала она, тронув его за рукав. — Мы со Стенхе сейчас уйдем. А ты, Маву?

— Я останусь, — улыбнулся ей Маву.

Сава присела в небрежном коротком реверансе, выпрямилась, схватила Стенхе за руку и потянула прочь, в сад.

— Купание ей испортили, — заметил Руттул.

— Ничего, — возразил Маву. — Уж ей-то чего жаловаться ?

…Стенхе пришел, когда совсем стемнело. Руттул сидел в своем кабинете, при одной свече. Кресло было сделано по его специальному заказу, очень удобное. Это кресло очень любила Сава и часто забиралась в него, когда Руттула не было в Савитри. Стенхе предпочитал сидеть на полу, вернее, полулежать на медвежьей шкуре; Руттул к этой вольной позе относился снисходительно.

— О чем бы тебе рассказать, принц? — проговорил Стенхе, сделав глоток из своего кубка. Стенхе, как и все хокарэмы, вино пил редко, даже красное катрасское, которое давали и детям. Питейные же привычки Руттула беспокоили Стенхе, потому как принц тоже был умерен. Такую умеренность Стенхе никак не мог объяснить. «Ну я — хокарэм, — размышлял Стенхе. — Со мной все ясно. А он-то чего?»

Руттул пригубил свой кубок.

— Нет, Стенхе, сегодня моя очередь, — сказал он серьезно. — Расскажу-ка я тебе историю, которую когда-то прочитал в старинной книге. Итак, в одном далеком городе, названия которого я не помню (да если б и помнил, все равно ты об этом городе не слыхал), так вот, в этом городе, борясь с распутством, установили закон, согласно которому замужняя женщина, застигнутая с любовником, приговаривалась к смерти — не то к сожжению на костре, не то к побиванию камнями, уж этого, извини, Стенхе, я тоже не помню.

И первой попалась на горячем жена некоего купца. Купец этот был старик, который, однако же, в жены выбрал себе цветущую юную девушку. Поступил этот купец неумно, потому что от исполнения супружеских обязанностей он часто уклонялся, ссылаясь на праздники, постные дни или на нездоровье. Молодая же женщина, видя, что от мужа проку нет, приискала себе более подходящего ей любовника, юношу благородного и очень красивого.

И надо же так случиться, что в силу каких-то обстоятельств их поймали с поличным. Молодого человека, поскольку он ничего противозаконного не делал, отпустили, а женщину повели к судье.

Собралась в суде огромная толпа, и многие сочувствовали молодой женщине, потому что, повторяю, была она очень хороша собой. Советовали ей покаяться и умолять суд о снисхождении, и даже судья отнесся к ней не столь сурово, но женщина держалась гордо и с достоинством, как почтенная дама, ничего дурного не знающая за собой.

«О судья! — ничуть не смутившись, сказала он. — Истинная правда, что мой муж застал меня в объятиях молодого человека, но только прежде, чем обрекать меня на казнь, прошу вас, явите милость, спросите моего супруга, отказывала ли я когда ему в чем-либо, все ли его желания выполняла?»

Купец был вынужден признать, что супружеский долг жена исполняла полностью и он никогда ни в чем не знал отказа.

«А если так, — подхватила находчивая дама, — позвольте спросить: если мой муж берет от меня все, что ему хочется, то что ж мне делать с излишком? Все равно пропадет с годами, так не лучше ли услужить благородному человеку, который любит меня и которого я люблю?»

Горожане, слышавшие речь прелестной дамы, насмеялись вволю, крича, что женщина права и поступает разумно. И решили в этом городе изменить закон так, чтобы теперь можно было наказывать только тех жен, которые изменяли мужьям ради денег.

…Первая мысль, которая мелькнула у Стенхе, пока он слушал рассказ Руттула: какая-то сволочь наговорила на Хаби всякой чепухи. Потом Стенхе сообразил: говоря о Хаби, Руттул не стал бы равнять себя с престарелым купцом, тут уж полагалось бы упоминать Савири. Но подозревать Саву в супружеской измене? Для этого надо было бы быть сумасшедшим.

Стенхе подавил острое чувство протеста только из почтения к Руттулу, но тут же понял, что Руттул никого ни в чем не обвиняет.

Так что бы это значило? То, что Руттул не считает принцессу Савири подходящей себе парой, Стенхе знал давно. Поэтому он полагал, что на любовные приключения Савы Руттул будет смотреть сквозь пальцы, лишь бы это было обставлено без ущерба для его или Савиной чести. А что теперь получается? Руттул бережет Саву для себя? Или как это прикажете понимать?

— Вообще-то Сава посматривает на молодых людей, — сказал Стенхе, почесав нос. — Но этим пока все и ограничивается.

— Да? — спросил Руттул с интересом. — А дальше что будет? Ты уверен, что будешь знать, если Сава в кого-то влюбится?

— Не очень, — ответил Стенхе. — Вряд ли она захочет с нами откровенничать.

— Так может, она уже кого-то любит? Стенхе подумал.

— Вряд ли, — сказал он наконец.

— А Маву? — поинтересовался Руттул. — Как он ей, нравится ?

— А никак, — отозвался Стенхе. — Ты же видел, государь, она совершенно равнодушна к нему.

— Совсем? Стенхе призадумался.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил он ворчливо. — Самое большее, что их связывает, — это вполне невинная братская дружба.

— Жаль, — сказал Руттул. — Очень жаль. Стенхе поперхнулся.

— Слушай, государь, — проговорил он, откашлявшись. — Я уже немолодой человек, видать, поглупел слегка. Говори прямо, чего ты хочешь?

— Прямо? — Руттул помолчал. — Стенхе, ведь ты не старше меня. И вовсе не глупее. Скажи, как ты считаешь, долго еще просуществует Великая Сургара?

— А чего ей переставать существо… — Стенхе осекся и искренне воскликнул: — Премудрые небеса!

Вот оно в чем дело! Стенхе понял: Руттул считает, что гибель Сургары близка, так близка, что впору подумать о том, как позаботиться о будущем своих родных, ведь Руттулу некуда было уходить, — если бы он мог вернуться на свою родину, он бы давно вернулся.

— Власть ускользает из моих рук, — признался Руттул. — Добро бы, если бы она уходила к Малтэру или Сауве, но она просто дробится, исчезает, пропадает неведомо куда. Я могу все меньше и меньше. Достаточно стихийного бедствия — наводнения, землетрясения, чего угодно, — и все начнет рушиться. И я вижу, что этого никто еще не понимает…

Стихийное бедствие… Оно потому и стихийное, что трудно предсказать, когда оно будет, и практически невозможно с ним бороться.

— Осенний паводок в этом году ожидается высокий, — сказал Стенхе, — но это еще не стихийное бедствие. Почему ты так мрачен, господин? Разве астролог предсказывает нам землетрясение или наводнение? Но я, знаешь ли, астрологам не верю.

— Ты бывал когда-нибудь на озере Чепар? — спросил его Руттул.

— Бывал, — ответил Стенхе. — Года три назад.

— Обратил внимание на его западный берег? Стенхе помолчал, припоминая.

Озеро Чепар — блуждающее озеро. Оно ведет себя беспокойно, постоянно подмывает берега. Из озера вытекает речка, которая впадает в Ландру много ниже Тавинского озера. А блуждает озеро по широкой естественной террасе, нависающей над Тавином.

— Я был там в этом году, — сказал Руттул. — Сейчас Чепар на самом краю. Грунт пропитан влагой, появились родники. Со дня на день все это расползется в грязь и обрушится вниз. Говорят, подобное уже было лет триста пятьдесят назад. Тавин скорее всего сель не заденет, а вот уровень воды в озере поднимется значительно. Вот тебе и наводнение. Поэтому я хочу, чтобы Савы в Сургаре не было. Любовь была бы кстати.

Руттул уточнил свою мысль: если бы Сава влюбилась в кого, следовало бы разогреть это чувство до критической точки и надоумить Саву сбежать. Беглецы бы подались куда-нибудь за рубежи Сургары, в Миттаур или Саутхо…

— Это бесчестье, — возразил Стенхе.

— Зато будет жива, — отозвался Руттул. — Ей даже будут сочувствовать. Я ведь не пользуюсь в Майяре большой любовью.

— Бросить одного сургарца, чтобы сбежать со вторым? — усомнился Стенхе.

— На худой конец сгодилось бы и это, — пожал плечами Руттул. — А если мы возьмем в качестве героя Маву?

— В любом случае я должен буду убить соблазнителя, — пояснил Стенхе. — Вот если он меня убьет…

— Или серьезно ранит, — предложил Руттул. — Разве ты не можешь притвориться тяжелораненым?

Стенхе в задумчивости отхлебнул из бокала. Он представил, как сообщает этому сукиному сыну Маву, в чем будут заключаться его обязанности, и как у сукиного сына Маву вытягивается его красивая рожа, и как сукин сын Маву начнет возмущаться… Стенхе прикидывал, как бы поделикатнее довести до Маву Руттулово поручение, как вдруг в дверь постучали.

— Кто там? — спросил Руттул громко. — Входи!

Вошла Сава. Сейчас она была больше похожа на принцессу, чем днем; домотканые одежки она сменила на дорогие шелка, причесана она была тщательно — волосы уложены в сложную прическу, которую украшали только что сорванные цветы.

Стенхе легко вскочил на ноги, взял ее за руку, с легким поклоном подвел к стулу. Сава села, поблагодарив его кивком. Обычно Стенхе так с ней не церемонился, но нарядное платье требовало того.

— Извините, я помешала вашей беседе, — сказала Сава.

— О нет, — ответил Руттул. — Мы говорили о пустяках. Стенхе кивнул, хотя Сава на него не смотрела. Стены были толстые, а двери дубовые — Сава не могла слышать, о чем говорили только что мужчины.

— Я ненадолго, — сказала Сава. — Мы с Хаби хотели бы знать, что приготовить тебе завтра на обед, государь.

— Ты же знаешь, — улыбнулся Руттул, — все то, что делаете вы с Хаби, кажется мне необыкновенно вкусным.

— Да, — подтвердил Стенхе, — и мне тоже.

— Я умею только печь печенье, — возразила Сава.

— Зато какое! — с воодушевлением воскликнул Стенхе.

Руттул покосился на него и обратился к Саве:

— Так зачем ты пришла — попросить что-то? — Да, — согласилась она.

Она пришла, чтобы просить разрешения съездить в Миттаур.

— Мне очень хочется побывать в Миттауре, — объяснила она чуть виновато. — Я придумала, как я могу туда поехать. Я переоденусь мальчиком, а Стенхе будет как бы мой отец…

— Ну что тебя туда тянет? — спросил неодобрительно Руттул.

— Хочется повидать мир, пока я еще имею возможность жить так, как мне того хочется, — ответила Сава. — Ведь когда я стану старше, у меня будет больше обязанностей.

«Ну вот, — подумал Стенхе. — Не надо голову ломать, как удалить Саву из Сургары. Чем он недоволен?» Руттул молчал.

— Мне очень жаль, — сказала Сава, приняв его молчание за отказ. — Я ведь не просила ничего запретного. Очень жаль, что тебе моя затея не нравится. Ты полагаешь, я опять придумала что-то глупое?

— Да нет, — ответил Руттул. — Может быть, и не глупое, но мне не нравится.

— Пусть съездит, — вступился Стенхе. — В Миттауре очень интересно. Я бы сам с удовольствием съездил.

— Думаешь, пойдет на пользу?

— Уж не во вред во всяком случае.

— Хорошо, Сава, поезжай, — разрешил Руттул. — Стенхе, как ты думаешь, когда ехать лучше?

— Чем скорее, тем лучше, — лениво сказал Стенхе. — Пока дожди не начались. В горах сейчас красиво.

— Так не мешкайте, — согласился Руттул. — Или будем ждать, пока тебе расхочется в Миттаур?

— Сегодня же начинаю собираться, — объявила Сава.

— Да нет, зачем сегодня, — пожал плечами Стенхе. — Завтра соберемся, послезавтра уедем. Госпожа, я и Маву — к чему большие сборы. Может, у тебя, государь, есть дела в Миттауре? Письма передать или что?

— Нет, — ответил Руттул. — Пару писем я вам дам на всякий случай, там у купца Павутро деньги возьмете, чтоб с собой не возить. В Миттауре ты, Сава, наверное, драгоценности будешь покупать, так деньги лишними не будут.

Сава поблагодарила, присела в церемонном поклоне и вышла.

За дверями ее поджидал Маву.

— Отказал, конечно? — спросил он.

— Разрешил, как ни странно, — ответила она, вытаскивая из волос цветы. — Уф, от шпилек голова болит! — Она с наслаждением распустила волосы, которые укладывала два часа.

…На следующий день ближе к вечеру, после того как в дорогу все было собрано, к Руттулу будто ненароком заглянул Стенхе.

— Я вот подумал… — сказал Стенхе. — Да что случится с госпожой, если она здесь останется ? Она же майярская принцесса, кто посмеет ее обидеть? Уж кого отсылать, так это Хаби.

— Хаби на следующей неделе, как обычно, уедет в верховья Ландры, — ответил Руттул. — Об этом я уже позаботился. А Саву непременно надо увезти. Ты представь, что здесь будет твориться…

Стенхе подумал, что Руттул может и ошибиться: в Сургаре было тихо, никто ничего не подозревал. Потом он сообразил, что потому-то и тихо, что Руттул молчит, — стоит ему слово сказать, и в Сургаре такое начнется, что никаких наводнений не надо: Руттулу в Сургаре верили. Но не лучше ли встряхнуть Сургару сейчас? Стенхе на этот вопрос ответить не мог.

— Очень хорошо, — сказал Руттул, — что Саве вдруг захотелось съездить в Миттаур. Попробуй удержать ее там подольше.

Стенхе пожал плечами:

— Как только она услышит, что творится в Сургаре, она тут же бросится обратно.

— Значит, она не должна об этом сразу узнать, — объяснил Руттул. — Разве это так уж трудно в чужой стране?

— Она понимает по-миттауски, — напомнил Стенхе. — Я сам ее учил.

— Придумаешь что-нибудь на месте.

Стенхе помолчал. Потом, решившись, отдал Руттулу небольшой мешочек, который держал за пазухой.

— Что это? — удивленно спросил Руттул, потянул за тесемочку и высыпал на ладонь. — О! Абак! — Он внимательно поглядел на хокарэма: — Так все это время он был у тебя?

Стенхе кивнул.

Руттул с особой нежностью провел пальцами по легким гладким бусинам:

— Мне их сильно не хватало… — Он поднял глаза на Стенхе: — Ты отдаешь их мне?

Стенхе кивнул.

— Спасибо, — сказал Руттул. — Тебе ведь они не нужны были?

— Я пользовался ими несколько раз, — ответил Стенхе. — Надеюсь, это не повредило их силе?

— Нет, конечно, — проговорил Руттул, поглаживая амулет.

— Так я пойду, государь… — произнес Стенхе, поворачиваясь к двери.

— Пришли ко мне Саву.

— Хорошо, — сказал Стенхе через плечо. — Только не показывай ей амулет, государь. Она его наверняка помнит.

— Помнит, — согласился Руттул. — Эту штуку невозможно забыть.

Стенхе с полупоклоном вышел.

Руттул убрал амулет в мешочек, но спрятать подальше сам мешочек у него не хватило сил. Пришедшая несколько минут спустя Сава увидела, что Руттул перебрасывает этот мешочек с ладони на ладонь.

— Добрый вечер, государь, — склонилась она в поклоне.

— Добрый вечер, — внимательно глядя на нее, ответил Руттул.

— Извини, что я в таком виде, государь, — снова поклонилась Сава. — Я решила показать тебе, в каком наряде уеду.

Руттул кивнул. Мальчик из Савы получился хорошенький; костюм был чуть великоват — на вырост; косу она уложила в длинном хвосте капюшона, и реденькая челочка падала на глаза.

— Ты обрезала волосы? — спросил Руттул, глядя на эту челочку.

— Только несколько прядей, — поспешно сказала Сава. — Они быстро отрастут.

Руттул кивнул:

— Что ты собираешься делать в Миттауре? Сава замешкалась с ответом.

— Ладно, — сказал Руттул. — Вообще-то это только твое дело, ты ведь уже взрослый человек… («Не хочешь говорить — не надо, главное, чтобы уехала!» — добавил он про себя.) Я бывал в Миттауре несколько раз. В болотах делать нечего — сущая глушь, а вот в Верхнем Миттауре много чего любопытного. Советую тебе обязательно побывать на празднике Атулитоки — очень красочное зрелище!

— Но Атулитоки еще очень и очень не скоро, — возразила Сава. — Я не собираюсь уезжать на такой срок.

— А тогда вообще нет смысла ехать в Миттаур, — объявил Руттул.

Сава, похоже, испугалась, что Руттул совсем не пустит ее в Миттаур, и согласилась побывать на празднике Атулитоки. Руттул еще четверть часа рассказывал о том, что следовало бы посмотреть в Верхнем Миттауре, и Сава вышла от него озадаченная.

На этом визиты не закончились.

Последним к Руттулу явился Маву.

— Сегодня у меня очень насыщенный день, — заметил Руттул. — Не помню случая, чтобы я принимал в Савитри столько посетителей…

В Савитри, все знали, Руттул приезжал, чтобы поразмыслить о делах, не отвлекаясь на повседневные пустяки, которыми — хочешь не хочешь — заполнен тавинский день принца. В Савитри же никто не смел его беспокоить, и Маву, извинившись, заявил, что дело довольно важное.

— Так уж и важное? — усомнился Руттул.

— Конечно, мелкое, — пожал плечами Маву, — если смотреть с высоты твоего сана, государь.

— Хм, — усмехнулся Руттул. — Ладно, выкладывай, с чем пришел.

— Государь, — сказал Маву, не глядя в лицо Руттулу. — Я полагаю, что меня необходимо удалить от ее высочества.

— Почему? — поинтересовался Руттул.

— Госпожа уже больше не ребенок… — проговорил Маву. — Не буду утверждать, что она красивая, но вид ее смущает меня…

— Ты что, влюбился в нее?

— Вовсе нет, — горячо возразил Маву. — Зачем же обязательно влюбляться? Просто я уже не могу вести себя с ней так легко, как раньше, и она скоро это почувствует.

Руттул молчал.

— Дело еще и в том, — объяснил Маву, — что госпожа привыкла обсуждать со мной интересующие ее вопросы.

— Ну и?..

— Сейчас ее интересует любовь.

— Только любовь?

— Слава богу, не только, — выдохнул Маву. — Но все же, знаешь, государь, я не могу говорить с ней на такие… э-э… не вполне пристойные темы. Вообще не понимаю, как о таком можно беседовать с особой женского пола.

— А о чем ты беседовал на днях с горничной Лавими? — не удержался от иронии Руттул.

— Ха! Беседовал! Скажешь тоже, государь, — возразил Маву. — Очень мне надо с ней беседовать…

Да уж, беседовать со своими подружками Маву в голову не приходило. Шепнет что-то ласковое, похвалит губки и щечки, подарит немудреный пустячок — та и тает.

Руттул рассматривал Маву.

— Странно, — заметил он. Маву поднял на него глаза.

— Странно, — продолжал Руттул, — что Сава до сих пор не заметила, что ты такой красивый парень.

— Вообще-то она заметила, — пожал плечами Маву. — Но только чисто, как это иногда выражается Стенхе, теоретически… Что ты улыбаешься, государь? Я переврал слово?

— Нет, все правильно, — ответил Руттул. — Так тебе больше не нравится общество Савы?

— Ну как ты мог подумать, государь? Я же госпожу с пеленок нянчу. Я просто думаю, что так будет лучше. Если ты скажешь ей, что тебе на время нужна охрана, она не откажет тебе, ты знаешь, государь.

Маву был прав, и в другое время Руттул прислушался бы к его словам, но сейчас Маву нужен был Руттулу рядом с Савой.

— Ты попросту не хочешь ехать, — сказал Руттул. — Неохота расставаться с Лавими?

Маву гордо выпрямился, хотя до того казался прямее некуда.

— Что встрепенулся? — переменил тон Руттул. — Я полагаю, ты забываешься. Как ты посмел глядеть на Саву нечистыми глазами, бабник? Следовало бы дать тебе плетей, да только Саве завтра нужен будет здоровый сопровождающий. Стенхе стар, а ты молод. Ты понадобишься во время путешествия. Когда вернешься из Миттаура, мы поговорим.

— Понятно, — съязвил Маву. — Плети я получу после Миттаура.

— Вон — сказал Руттул тихо. — А то получишь пеньковый ошейник — и прямо сейчас. Маву не испугался.

— Ты рискуешь, государь, — заявил он. — Я ведь могу убить тебя. Я это умею.

— Не сомневаюсь, — ответил Руттул. — А сам-то что после делать будешь? Болван ты и есть болван, совершенно о последствиях думать не умеешь. Уходи, — велел Руттул. — Ты нужен Саве.

Маву поклонился и ушел.

«А только вчера мы купались вместе, — вспомнил Руттул. — Нет, он все-таки глуп. Или это от молодости? Кровь горяча и бросается в голову?»

Утро следующего дня началось для Руттула еще затемно. Год уже клонился к осени, рассветы запаздывали с каждым днем, и Стенхе решил отправляться в путь как можно раньше, так чтобы миновать хорошо знакомые окрестности Савитри еще в темноте.

Руттул, как всегда одетый в свой неснашиваемый черный с золотом костюм, вышел попрощаться с Савой. Сава давно поборола сонливость, была немного взбудоражена; она стояла рядом с Хаби, а та, простоволосая, придерживая накинутую на плечи шаль, совала на дорогу Саве какие-то лакомства.

Сава слушала Хаби невнимательно, поглядывая по сторонам: на Маву, который подводил к крыльцу коней, на Стенхе, который стоял и поглядывал на затянутые облаками черные небеса, прикидывая, будет ли дождь.

Руттул позвал негромко:

— Сава…

Сава оглянулась, увидела его, оставила Хаби и бросилась к Руттулу.

— Спасибо, — проговорила она, — что ты пришел меня проводить. Ты не сердишься, что я захотела уехать?

— Нет, — качнул головой Руттул. — Каждый когда-нибудь становится взрослым…

— Я не взрослая, — перебила его Сава. — Мне стыдно признаться, но меня уже страшит эта поездка. Ты смеешься?

— Вот вы поедете, рассветет, и все пройдет, — усмехнулся Руттул. — А от всего опасного тебя уберегут хокарэмы.

— Я и сама кое-что умею. Но мне уже сейчас хочется вернуться.

— Так, может, ты не поедешь?

— Поеду. Благословите на дорогу, государь.

Благословить? Руттул не знал, как это делается.» Проговорить слова молитвы, поручить Саву покровительству богов, в которых он не верит?

Руттул неловко притянул к себе Саву, коснулся, склонившись, ее лба губами.

— Удачи, — сказал он. — Удачи тебе, девочка моя.

Он выпустил ее из объятий, и Сава, ошеломленная такой небывалой лаской, отступила на два шага, завороженно глядя на Руттула.

Руттул улыбнулся ей.

Сава отступила еще на шаг. Какая мысль промелькнула в ее глазах? Она оглянулась, ища совета. Стенхе стоял рядом, но Сава не верила, что он может что-нибудь ей посоветовать. Маву тоже был рядом, похлопывал по гладкой холке своего гнедого, шептал ему что-то. Ему и дела не было до того, что принцессе что-то взбрело в голову.

— Маву, — сказала тогда Сава громко, — ты не поедешь. Ты останешься и будешь охранять государя.

— Ясно, — отозвался Маву. — Как прикажешь…

— Да зачем, Сава, — рассмеялся Руттул. — Зачем мне охрана?

— Маву, — продолжила Сава, не обращая внимания на слова Руттула, а это было невежливо, — Маву, будешь беречь государя, как… как…

— Как зеницу ока, — подсказал Маву. — Ясно, госпожа.

— Сава, мне не нужны телохранители, — сказал строго Руттул. Он хотел добавить: «Ты поедешь с Маву или не поедешь вовсе», но Сава опередила его:

— Иначе я не поеду.

— Сава, что за глупости…

— Или, если хочешь, оставь Стенхе, а я поеду с Маву. «Ну уж нет», — подумал Руттул.

— Маву так Маву, — согласился Руттул и снова улыбнулся. — Уезжай уж, балаболка.

Сава, встревоженная столь легким согласием, вскричала:

— Маву, если ты меня ослушаешься, пеняй на себя. Не вздумай подчиняться государю, если он пошлет тебя за мной. Слышишь?

— Слышу, — весело согласился Маву.

— До самого вечера спорить будем? — хмуро спросил

Стенхе.

— Все! — скомандовала Сава. Маву помог ей сесть на коня, Стенхе тоже вскочил в седло. Хаби шла за ними до ворот, махая им вслед.

Маву повел своего гнедого в конюшню. Руттул сказал ему в спину:

— Потом зайдешь ко мне.

— Да, государь, — не оборачиваясь, отозвался Маву.

Руттул поджидал его в кабинете. Маву постучал, вошел и остановился у дверей. Взгляд его был ясен и спокоен.

— Насколько я знаю законы, — сказал Руттул, — мое слово должно значить для тебя больше Савиного.

— Да, государь, пока госпожа — твоя жена, — отозвался Маву.

— Прекрасно, — сказал Руттул. — В таком случае ты отправишься за Савой в Миттаур.

Маву вскинул брови:

— У тебя есть какие-то сведения о готовящемся покушении, государь? Я полагаю, в спокойных условиях Стенхе более чем достаточно.

— Я согласен, — проговорил Руттул. — Но условия не кажутся мне спокойными.

— Слушаю тебя, государь, — насторожился Маву.

— Осенью или зимой я ожидаю в Сургаре некоторые события.

— В Сургаре? — переспросил Маву. — Но тогда охрана более нужна тебе, чем госпоже.

— Ты не понял, — отрицательно качнул головой Руттул. — Охрана не нужна ни мне, ни Саве.

— Она велела мне беречь тебя, государь, — заметил Маву.

— Что со мной может случиться? — усмехнулся Руттул. Он взял в правую ладонь бронзовую статуэтку, стоявшую у него на столе. — Посмотри, Маву…

Статуэтка смялась в его руке, как будто была из фольги.

— Сила — это еще не самое главное, — невозмутимо сказал Маву, но Руттулов трюк ему понравился. — Как ты это делаешь, государь?

Руттул пожал плечами:

— Ты что, допрашивать меня будешь?

— Прошу прощения, государь, — откликнулся Маву. Руттул помолчал.

— Я хочу, чтобы ты как можно дольше задержал Саву в Миттауре, — наконец сказал он.

— Зачем? — искренне удивился Маву.

— Чтобы она не путалась у меня под ногами. Разве не понятно?

— Понятно. Какие способы я могу применить?

— Любые, — сказал Руттул. — Можешь даже связать и держать ее в каком-нибудь сарае. Но надо выдумать предлог. Я не хочу, чтобы она знала, что ей нельзя возвращаться в Сургару.

— Я понял, — повторил Маву. — Запретный плод сладок. Стенхе знает?

— Да. Он тоже что-нибудь придумает. Если выдастся случай, посоветуйся с ним.

Маву кивнул. Испросив разрешение, он взял карту Майяра, Сургары и Миттаура. Вообще-то, он мог прикинуть план действий и без нее, но Маву показалось, что Руттулу следует знать, как он поступит. Он объяснил, что вовсе не собирается тут же отправляться в Миттаур: несколько дней он может провести в охране Руттула, а потом исчезнет.

В Миттаур он доберется как раз к началу осенних дождей, переодетый так, что его не узнает даже Сава; в Миттауре он найдет способ связаться со Стенхе, а затем, когда придут вести из Сургары, будет действовать по обстоятельствам.

— Хорошо, — сказал Руттул. — Хорошо. Но если вы ее там не удержите…

— В крайнем случае я ее украду, — заявил Маву. — Это очень легко, государь.