"Сумасшедшая шахта" - читать интересную книгу автора (Белов Руслан)

5. Сайрус Смит сбежал из ричмондской психушки. – Мы спускаемся в шахту. – Буйные развлекаются. – Падение в бездну. – Мы на верном пути! – Инкины глюки.

Это были лучшие дни в моей жизни, эти неполные две недели, которые я провел на шахте в ожидании приезда друзей! Мир и единение, казалось, царили не только здесь, но и во всем затаежном мире. Я ел, пил, косил сено, спал беспробудно и беспрестанно с Инессой, выгребал навоз, ходил на охоту... Однажды, когда я ушел на речку Мирную наловить рыбы к ужину (это, кажется, был третий или четвертый день после моего перезомбирования), мне на ум пришел "Таинственный остров" Жюля Верна. Казарки, опоссумы, дюгони... Спокойствие, труд, уверенность в себе и совершенно невозможные в обычной жизни люди. Без нервов, амбиций, честолюбия, ревности, зависти. "Наверное, Жюль Верн скрыл истину, – подумал я, ковыряясь в дне реки в поисках рачков для наживки. – Сайрус Смит сбежал с товарищами на свой остров не из ричмондской тюрьмы, а из тамошней областной психушки...

Как жаль, что я вызвал товарищей! Если бы не они, я бы и не вспомнил о сокровищах Шилинской шахты... А хотя сколько продлится эта идиллия? Скоро о шахте забудут, отключат энергию или вовсе продадут ее деловитым японцам или китайцам. Или в поселке вспомнят, что на ней живут сумасшедшие, или кто-нибудь из лихих людей спишет на них какой-нибудь грабеж или убийство... И приедут люди в синих шинелях и отправят всех нас в краевой сумасшедший дом на перевоспитание от самостоятельности... Нет, деньги надо доставать... Сказать или не сказать Шуре о истинной цели моего появления на шахте? Впрочем, это всегда успеется..."

В обед, похрустывая хорошо прожаренными плавниками хариуса, я сказал Шуре, что я, как бывший геолог-подземщик, ностальгирую по подземке и потому хотел бы носить еду обитателям восьмого горизонта. Шура посмотрел на меня очень внимательно, затем вздохнул и согласился.

После обеда Инесса дала мне корзинку с испеченными утром пахучими большими буханками, вареными в кожуре овощами и несколькими килограммами костей с щедро оставленным мясом. Я взял ее и пошел вслед за Шурой.

– По лестничному отделению пешком пойдем, – сказал он по дороге к стволу. – На клети спускаться – это долгое дело. Инку придется от кухни отрывать.

– Течет там, наверное, вовсю?

– Да, каплет немного, но промокнуть не успеем.

– А освещение там есть?

– Там все есть, как в Греции, – полуобернувшись ко мне, лукаво усмехнулся Шура. – И освещение, конечно, тоже. Ты, что, думал – они там в темноте сидят?

– По-моему, для них разницы нет.

– Это ты напрасно... Они тоже люди. И, может быть, умнее и счастливее нас. Но... понимаешь, это же люди Хачика. Я же тебе говорил! И поэтому я сам к ним хожу. Смотрю, не придумали они чего? За ними глаз да глаз нужен. Хачик на расстоянии ими командует. И, честно скажу, как брату – ты меня обеспокоил, вызвавшись к ним идти. Может быть, ты не до конца перзомбировался? И связным к ним намылился? А?

– Если бы я не до конца перезомбировался, я бы четыре дырки не в твоей одежде сделал, а в твоем мясе!

– Ты прав, Костик! Но, понимаешь, я же бдительным должен быть. Для твоего же блага. Ведь ты их, его киллеров, убивать будешь. С Тридцать Пятым...

– А ты не перегибаешь с Хачиком? – повторил я вопрос, заданный Инессой Шуре после моего перезомбирования.

Шура внимательно посмотрел на меня и, ничего не ответив, вошел в зарядную.

Взяв в зарядной шахтерские фонари, мы довольно быстро спустились по лестничному отделению на восьмой горизонт. Прошли метров триста по откаточному штреку и оказались у железной двери бывшего минералогического музея. Шура открыл огромный амбарный замок и, улыбаясь, пропустил меня вперед. С опаской я прошел в дверь и очутился в ярко освещенном помещении музея. Правая и левая его части были заделаны капитальными решетками, сваренными из толстенного арматурного прута.

В правой камере, держась обоими руками за прутья решетки, на некрашеном деревянном полу стоял голый, сильно заросший человек. Не обращая на нас ни малейшего внимания он рычал и бился головой и грудью о железную ограду. Когда я, удивленный, подошел поближе, он мгновенно просунул руку сквозь решетку и оттолкнул меня в сторону. Именно оттолкнул, а не ударил. Оттолкнул, будто бы я заслонил ему что-то. Я обернулся и увидел то, что так привлекало внимание сумасшедшего – в глубине противоположной камеры двое других сумасшедших занимались любовью! Я бы не сказал, что эта была скотская любовь, если, конечно, не считать, что они совершенно не обращали на нас с Шурой внимания. Они ласкали друг друга с какой-то чуть ожесточенной нежностью... Они были не в этой подземной камере, а полностью друг в друге...

Мне стало не по себе и я вопросительно посмотрел на Шуру.

– Да ничего особенного в этом нет, – пожал глава сумасшедших плечами. – Эти товарищи, – (клянусь, на этом месте он мысленно добавил "Как и ты"), – при любой возможности этим занимаются. В Харитоновке, когда врачи улетучились, такой треск по палатам стоял...

– Представляю себе...

– А Юлька эта, – кивнул он в сторону женщины, – вообще на этом смутилась. Давай сюда корзинку.

Взяв из моих рук корзинку, он подошел к ящику, стоявшему перед решеткой семейной камеры, и аккуратно выложил в него две трети продуктов. Оставшееся съестное он бросил в одиночную клетку.

– Кузьма это... Дерьмо, а не человек, – ответил он на мой немой вопрос. – Нет у него к мужскому естеству уважения. Пошли.

Уже за порогом подземной психушки я обернулся и увидел Кузьму. Он стоял, плотно прислонившись к решетке, и мастурбировал.

Когда мы подошли к шахтному стволу, я сказал Шуре:

– Шур, можно я еще на горизонт спущусь? Очень уж интересно. Ведь геолог я...

– А что? Сходи. Но там света нет, учти. Одна вода.

– А ты со мной не пойдешь? Пойдем, прогуляемся? До ужина далеко, да и дождь суток на трое зарядил.

– Нет, я с тобой не пойду. Не нравишься ты мне что-то. Что-то ты задумал... Или Хачик. Выискиваешь что-то... Или убить меня хочешь? Завлечь поглубже и разделаться? Видно, плохо ты перезомбировался... Надо тебя основательнее переделать...

– Опять ты за свое! Ну на фиг мне тебя убивать? Ты, вон, бабу мне подарил, во всем мире такую не сыщешь, в люксе поселил, обиходишь, душу прочищаешь. Тут все, наконец, на тебе держится. Случись что с тобой – все вместе в больницу опять попадем.

– А ты, что, был там? – вскинул он на меня глаза.

– Нет, не был. Но чувствую – пока не был. Пошли в камеру взрывников, я тебе кое-что расскажу.

Шура пожал плечами и мы пошли в камеру, когда-то служившую для подготовки взрывчатых материалов к подземным взрывным работам. Там было темно, но Шура вытащил из кармана лампочку и вкрутил ее в патрон. Сразу же стало светло и мы, выключив свои фонари, уселись друг перед другом на деревянных скамьях. Помолчав с минуту, я рассказал Шуре о своем бегстве из Москвы, о находке в зимовье останков Юдолина и обо всем остальном. Рассказ мой явно обрадовал Шуру – по его потеплевшим глазам я понял, что он, наконец, перестал считать меня неопытным агентом ФСБ.

– Ну, теперь мне все ясно... – облегченно вздохнув, сказал он. – Кладоискатель, значит, ты...

– Так получается...

– Ту тогда попробуй... Попробуй... – уже задумчиво пробормотал Шура и, откинувшись к стене, прикрыл глаза.

– Да, вот еще что... – продолжил я, немало смущенный его показным равнодушием. – Я не знал, что тут вы на шахте в свое удовольствие обретаете и трех своих друзей на помощь выписал. Они четвертого августа должны в Кавалерово прилететь...

Как только Шура услышал о намечающемся приезде моих друзей, он моментально вскинул голову и пристально стал меня рассматривать.

– Ты что так смотришь? – чуть испуганно спросил я его.

– Менты они, да? До мозгов моих добраться хотят? Или Хачиковские агенты?

– Какие агенты? Это мои старые друзья. Как только приедут, ты их перезомбируй на всякий случай по полной программе.

– Хорошо... Да и тебе, Костик, будет полезно в нем поучаствовать...

– Мне? – встрепенулся я. – Я ведь уже перезомбировался?

– Да нет, я не это имел в виду... Я имел в виду поучаствовать как исполнитель... Это полученный эффект укрепляет...

– Ну, это я с большим удовольствием! – вздохнул я с облегчением и тут же представил себе Борьку Бочкаренко, вылезающего из вентиляционной трубы. Оглушенного, измазанного с ног до головы ржавчиной и остро пахнущего горелой тканью!

– Тогда я не возражаю. Привози их. А мы вам как можем поможем. Жаль только, что ты с деньгами пожизненно связываешься. Они все испортят и вымажут... Это же навоз.

– Ты знаешь, если бы я друзей не вызвал до того, как на шахту приехал, я бы забыл о деньгах. Среди вас я, наконец, полноценным человеком стал. Живу сегодняшним днем и ничего мне выдающегося не надо. И еще Хачик... – решив добить Шуру, начал я излагать только что пришедший в голову довод. – Я так думаю, на шахту сам он не сунется. Много нас тут... А вот врачей и ментов напустить – это он запросто. И приедут сюда омоновцы и повяжут всех. И тебя, и меня с Инкой. А солеными опятами, не говоря уж о шишках еловых, от них не откупишься. Деньги будут нужны и люди без прописки в Харитоновке. А будут немалые деньги, мы все здесь купим и обустроим по содержанию. И там, в Кавалерово и Владике всех оприходуем. И заживем себе счастливой незначительной жизнью... Ну как?

– Обдумать все надо... Хачика так просто не перехитришь. А так идея мне очень нравится. Интересная идея, – ответил Шура и улыбнулся мне, как улыбается гроссмейстер сопернику-перворазряднику в начале шахматной партии.

– Мне самому она нравиться... Но сомневаюсь я еще. Может быть, там в зумпфе шахты какие-нибудь ценные бумаги лежат. Для них ценные, а для нас – не чихнуть, не обтереться. Или вовсе чемоданы какого-нибудь компромата... И чтобы до конца в доллары поверить, я должен до этого крестика на девятом горизонте самолично добраться.

– Можно посуху туда попасть. По восстающему с этого горизонта на тот спуститься. Я знаю один, он в полном порядке, но лестниц там нет, а на веревке спуститься, конечно, можно, но подыматься по ней я бы не взялся. Сорок метров – это сорок метров... А я – не Маугли совсем. Особенно в последние тридцать лет.

– Тогда давай пройдемся по эксплутационному штреку? Чем черт не шутит, может быть, найду вниз дорожку...

– Как хочешь, – ответил Шура и, уствившись себе в ноги, глубоко задумался.

– О чем думаешь, мыслитель? – спросил я на исходе пятой минуты паузы. – Что тебя тревожит?

– Понимаешь, был здесь один тип чуть больше месяца назад... – начал он, чем-то смущенный. – По твоему рассказу получается, что это гражданин Юдолин был... Мы с Елкиным в Кавалерово по делам ездили и кто-то его на нас навел, сказал, что мы с Шилинки. А он подошел, сунул мне сотню долларов и допрашивать начал. Очень шахтой интересовался... Я виду не подал, что знаю, зачем и от кого он явился. И рассказал ему все, чтобы до конца их планы понять...

– А что рассказал?

– Понимаешь, когда я из Харитоновского дома сбежал – он еще работал тогда – и пришел в Хрустальненский ГОК на работу устраиваться, меня сторожем сюда определили, хотя, сам понимаешь документов у меня почти не было. Почему они меня взяли, я понял, когда мне прежний сторож дела сдавал. Он рассказал, что месяц назад на шахте бой был настоящий меж какими-то людьми; сторожей обоих замочили, да и друг друга пяток положили. Новый сторож всего три месяца поработал и отказался наотрез – все время какие-то люди со всех сторон приходили, били его и в шахту потом лазили. Странно мне все это было – никак я не мог все это понять. Как Хачик мог знать, что я на эту шахту устроюсь? И почему его люди меж собой передрались?

И вот, когда я работать начал, сразу же ко всему на свете приготовился. И когда блатные появились, пяток их было, и на меня буром пошли, я их быстро успокоил. "Знаю, – сказал, – где золото лежит. Пошли скопом, покажу!" И троих к стволу на восьмом горизонте подвел и уронил их вниз. Лежат сейчас с твоими долларами вперемешку. А двоих других в тайгу загнал, их там тигры съели.

– Тигры? Да вроде их поблизости здесь не было?

– А они из Владика бывшие люди. У одного жену и детей на глазах съели, когда он их по лимонник повел поспелый. Вышел с полной корзинкой красных ягод из лесу, а вся его семья вокруг машины лежит, в клочки мелкие разодранная. Он и тронулся. А в харитоновской больнице потихоньку в тигра превратился. А другой, знакомый его хороший, мент-капитан, все передачки ему носил. И надо же было так случится – послали его вскорости с другими ментами того тигра-людоеда выследить. Или сам он вызвался – не знаю... И когда они его обложили, амба прямо на него вышел, а у капитана затвор заело. И помял его полосатый и издох от перекрестного огня прямо на нем. И когда оправился мент от ран своих телесных, стал он придумывать что-то про тигров, себя и своего знакомого и в конце концов с ним в одной палате оказался. Там они скорешились, хотя каждый знает что тигр – тигру рознь и вместе они никогда не ходят. А когда больница советская завершилась, они вместе со всеми вокруг нее рассеялись, но потом, как и все, у шахты оказались. Феномен какой-то – эта шахта. Как медом смазана. Так вот, когда я из шахты вывалился и этих двоих гавриков оставшихся шуганул, они в лес поскакали и не успели в него вбежать, как эти тигры выскочили и на моих глазах горла у них перегрызли и в тайгу утащили. Я потом едва в себя пришел – голые до пят, охрой оранжевой вымазанные и полосы черные. Тигры да и только, хоть шкуру снимай!

– Дела... А с Юдолиным ты что сотворил? И почему его машина в Кавалерове осталась? Пешком что ли он сюда пришел?

– Машину его на автостоянке ремонтировали тогда. Ну, он и поехал со своим напарником с нами, не стал дожидаться пока машину им сделают. А когда мы его перезомбировать стали, он, глупый, из трубы выскочил и по кумполу молотком получил. Инка ему врезала, увлеклась очень. Ваня Елкин его потом в тайгу подальше отвез, аккурат в сторону Тарги.

– Так вы его раненого в тайге бросили?

– Так кто его знал, что живой он еще был... Мы проверили, он на звук и свет не реагировал...

– Ну, ну... А пистолет? Я же его с пистолетом на Тарге нашел?

– Пистолет? Не было у него никакого пистолета... Ты, что, мне не веришь?

– Верю, конечно, – соврал я. – Но я надеюсь, что и ты мне верить начнешь. Ведь я тебе брат?

– Брат... Да, брат. И я тебя очень хорошо понимаю... Понимаю, что не деньги тебе нужны, а приключения на задницу... И друзья у тебя такие же. И чем больше приключений на это самое место, тем вам лучше...

– Ты как всегда прав, Шура. Видно, что не чужой ты мне, родственный... Конечно, неплохо было бы просто прийти в коммерческий банк с красивыми искусственными пальмами и получить от вежливого клерка миллионов десять аккуратно упакованных долларов... И чтобы эти десять миллионов долларов негритянский служка в смешной круглой шапочке, улыбаясь, до машины донес и на заднее сидение кинул. Но для меня все это так же пошло, как покупать любимую женщину в популярном борделе... Мне хотелось бы сначала за баксами побегать, попотеть, побояться немного, в морду кому-нибудь дать и получить даже... Заработать, короче...

– Ну, это все у тебя будет, братишка... – с любовью в глазах промурлыкал Шура. – Начнем что ли? Покажу тебе все... Жаль мы с тобой ленточку и ножниц не захватили... Для торжественного открытия без искусственных пальм и причесанных банкиров...

И мы пошли по откаточному штреку до Главного рудного тела – основного рудное тело Шилинского рудника. Оно содержало 90% всех запасов оловянных руд одноименного месторождения, найденного таежным человеком Шилиным в конце сороковых годов. Вплоть до 15-го горизонта рудное тело было отработано. В дальнейшем нам придется провести много времени в шилинских подземельях и поэтому необходимо рассказать читателю что, собственно, эти подземелья из себя представляют.

После того, как Шилин[8] нашел в тайге несколько обломков убогой колчеданно-полиметаллической руды, геологи нанесли место находки на карту и назвали его рудной точкой №321. Через пару лет к этой точке пришли поисковики. Они разрыли место, указанное Шилиным и в коренных породах нашли сульфидную жилу. Взятые по ней анализы показали, что в некоторых участках жилы содержится промышленное оловянное оруденение. И рудная точка №321 превратилась в Шилинское рудопроявление олова. Еще через несколько лет была пройдена новая серия канав и расчисток показавших, что в средней части жилы оруденелые участки протягиваются практически без перерывов на несколько десятков метров.

И тогда в Москве переименовали рудопроявление в месторождение, достойное предварительной разведки и в тайгу пришли лесорубы и приползли бульдозеры. Они, изнахратив сотни гектаров нетронутой тайги, соорудили буровые площадки и подъездные пути к ним. Буровики работали несколько лет. Они в сотне точек просверлили жилу по сетке 40 на 40 метров до глубины примерно 200 метров. Одновременно в верхних частях жилы (1-7 горизонты) было пройдено несколько штолен. В целом предварительная разведка показала, что единственное на месторождении Главное рудное тело представляет собой крутопадающую кварц-хлорит-сульфидную с касситеритом жилу мощностью от 0 в редких пережимах до полутора десятков метров в раздувах. И главное – то, что с глубиной жила не выклинивается, а содержания олова в ней увеличиваются.

И тогда в Москве решили ставить детальную разведку[9]. Началась она, естественно, со строительства шахты. По мере углубления шахты из нее по жиле проходились штреки. Последние располагались друг под другом ровно через 40 метров. Затем между соседними штреками, также по руде, были пройдены вертикальные горные выработки – восстающие. В конце этой стадии разведки все рудное тело было нарезано на прямоугольники (или разведочные блоки) высотой в 40 и длиной 60 – 80 метров, а каждый блок по торцам – опробован. Запасов металла в Главном рудном теле оказалось достаточно для отработки в течении многих лет и месторождение было сдано эксплуатационникам. Эксплуатационники год за годом отбивали руду, оставляя в скальном массиве протяженные, глубокие щели.

И вот мы с Шурой стоим перед такой щелью, освещая ее бегающими лучами наших хорошо заряженных "Кузбассов." Ширина щели колебалась от 2-3 до 5-6 метров. Ее длина по горизонтали на нашем уровне составляла не менее сотни метров (по крайней мере, лучи наших фонарей не достигали ни правого, ни левого ее замыканий). Насколько она уходит кверху, мы также увидеть не смогли. Внизу же, в сорока пяти метрах от нас, у самого уровня затопления, горизонтальная длина щели сокращалась до тридцати метров. В полутора метрах выше уровня воды в стенах щели зияли трапециевидные отверстия подъездов к существовавшим когда-то рудоспускам[10], а в ее замыканиях – дыры разведочных штреков.

С минуту полюбовавшись этими мрачными подземными просторами, я поднял из-под ног камень и бросил его в противоположную стенку щели. Щелкнув о нее с резким отзвуком, камень упал в черную воду. Хотя это произошло в сорока пяти метрах ниже нас, звук удара о воду и плеск брызг были весьма отчетливыми и гулкими.

– Вон, туда тебе надо! – указал Шура на один из штреков. – Крестиком этот штрек был помечен.

Эхо от его слов было таким четким, что мне самому захотелось что-нибудь сказать и я спросил его:

– Послушай, а ты откуда так шахту эту знаешь?

– Да я в ней до зоны несколько лет работал слесарем-электриком. Я ее как свои пять пальцев знаю.

– А сел за что?

– За что надо, за то и сел!

– Да ладно тебе злиться! Не хочешь говорить – не говори. Я, вот, вижу, что тут спустится можно, если осторожно. Смотри, вот по этому наклонному карнизику можно добраться вон к тому уступу. А с него – вон, к той малюсенькой площадке над самым штреком – я с закрытыми глазами спущусь. Вот только неясно, как с этой площадки в него заскочить... Да, ну, ладно – на месте разберемся.

– Не мешкай там, – зевнул Шура. Нас, наверное, наверху уже потеряли.

– Да я быстро. Туда и обратно.

– Если пропадешь, мне Инка яйца сварит.

– Не пропаду, я осторожный.

И я полез в щель и через пять минут уже пробирался по карнизу. Но, когда до того места, с которого я собирался спуститься на 9-й горизонт, оставалось совсем немного, карниз метра на полтора выклинился. Я знал, что Шура стоит сверху и наблюдает за мной и поэтому мне, испорченному советским воспитанием, ничего не оставалась делать, как прыгать. И я прыгнул, но неудачно (терпеть не могу, когда глазеют в спину)...

С такой высоты я летел впервые и потому, испугавшись, не смог войти в воду достойным образом. Сильно отшибив спину и бедра, я камнем пошел ко дну. Но по большому счету мне повезло – стенка щели оказалась совсем рядом. И, очутившись под водой, я сразу же поднырнул к ней и, методом тыка найдя небольшой уступчик, смог стать на ноги, да так удачно, что голова моя оказалась над водой. Вода была чистой и не очень холодной и, если бы не тянувшие ко дну намокшая одежда и фонарь, я наверняка поплавал бы для удовольствия с минуту – другую в этом озере глубиной в несколько десятков, а, может быть, и сотен метров. Придя в себя и отдышавшись, я вытянул из воды не думавший тухнуть фонарь и начал соображать, как добраться к чернеющему в полутора метрах над головой штреку.

На преодоление этого расстояния у меня ушло около часа – стенка щели в этом месте и на много метров в стороны была практически вертикальной и без существенных неровностей. Я восемь раз срывался с нее в воду, пока не догадался вбить свой нож в едва заметную трещину. Оказавшись в штреке, уселся на подвернувшуюся шпалу и, высоко подняв сначала одну, а затем и другую ногу, вылил из сапог воду. Наверху, на 8-ом горизонте сверкал неподвижный фонарь Шуры.

"Ну и нервы у этого шизоидного параноика, – подумал я, покачав головой. – Слова не сказал, головой не шелохнул. Чудо в перьях!"

Я брел по штреку метров триста, но никакой денежно-вещевой материализации крестика Юдолинской схемы не нашел. Дальше идти мне показалось бесполезным – и так уже было пройдено метров сто лишних. И, я нервно перекурив, повернул назад. Теперь надежда была лишь на то что, материализация Юдолинских ценностей произойдет в одной из встретившихся мне по пути сюда рассечек.[11]

"Если ничего не найду, – пришло мне в голову, – ребята меня убьют! Каков этот крестик, таков и другой, на дне шахты". И я представил лица Борьки и Коли в момент, когда до них дойдет, что они прибыли за 9 тысяч километров Инкины щи хлебать. "Борька, тот криво посмеется, а Колька покраснеет от досады, а потом скажет мне какую-нибудь гадость. Надо будет с собой водки взять... С ней он что угодно простит. Даже девять тысяч километров".

И, вконец расстроенный, я прибавил шагу и тут же, попав ногой в выемку из-под вынутой шпалы, споткнулся и упал.

"Господи, не везет-то как! Хоть плачь!" – подумал я, очутившись в жидкой грязи.

– А это что такое? – сказал я уже вслух, снимая с правой щеки что-то липкое. – Что-то это мне напоминает... Ни ткань, ни бумага...

И, взяв в руки каску, я направил укрепленный на ней фонарь на бумажку и... увидел заляпанного грязью Франклина, кажется Бенджамена!

Я не стал целовать дензнак бывшего потенциального противника СССР, а ныне вечно потенциального друга Российской Федерации. Вместо этого я поднялся на ноги и стал внимательно рассматривать землю вокруг себя. И ничего больше не нашел. Но не очень-то огорчился. Было ясно, что найденная купюра вовсе не из зарплаты местного Плутона за июль месяц. И если есть одна купюра, то есть и другие.

И в первой же рассечке, оказавшейся подходной к восстающему, пройденному с 10-го горизонта, я нашел разорванный целлофановый пакет размером 30 на 40 см (вместимостью не менее, чем в один миллион долларов) с единственной сто долларовой купюрой внутри, разломанный на две половинки пластмассовый дипломат и полтора десятка заплесневевших американских президентов. Они расползались в руках и были в полной негодности. Но в восстающем, в маслянистой воде, стоявшей метра на полтора ниже уровня подходной выработки, плавали всенародно избранные, которых хоть сейчас можно было бы вести на прием к Хвостатой смерти. И с помощью найденной в штреке проволоки мне довольно быстро удалось выловить две с половиной тысячи долларов.

Распихав по карманам добычу, я пошел по направлению к щели, гадая по дороге, что же такое могло случится у восстающего во время захоронения долларов.

"Только одно, – решил я, подумав. – Один дипломат те люди, которым было поручено спрятать деньги, решили присвоить и при разделе его содержимого, поссорились и проигравший был утоплен. Но почему победивший следов не замел? Странно... Но, слава Богу, если бы он все за собой прибрал, я бы этого места не нашел... А теперь, по прибытии акваланга первым делом мы нырнем в этот восстающий...

И, когда я воочию представлял, как мы с друзьями выгребаем из восстающего волнующие кучи баксов, мой фонарь потух и вокруг мгновенно воцарилась кромешная тьма. Я тут же попытался привести свой "Кузбасс" в порядок посредством постукивания его частями о стену, но тщетно. Кончились эти попытки тем, что я разъярился и с размаху разбил аккумулятор об стенку штрека.

Осознав глупость расправы с фонарем, успокоился и, время от времени касаясь правой рукой стенки штрека, пошел к щели. Продвижение было весьма медленным – ведь каждую следующую минуту я мог провалиться в подземное озеро, правда не с высоты шестиэтажного дома, как час назад, а всего лишь с полутора метров. Так и случилось – споткнувшись обо что-то, лежавшее поперек штрека, я упал в воду! Очутившись в озере, перво-наперво стал соображать, за что же меня угораздило зацепился – ведь перед уходом к Юдолинскому крестику я отодвинул к стене шпалу, на которой сидел после первого купания... Ответ пришел сверху в виде зажегшегося в штреке фонаря. "Это Шура, гад, сидел, вытянув ноги поперек штрека! – сообразил я, выбираясь на берег. – И спал, собака!"

– Прости, браток! Закемарил, – сказал мне Шура виновато, когда я с его помощью поднялся в штрек. – Опять ты искупался! Но ничего, в сауне отогреешься. Пошли, что ли домой? Я, пока тебя не было, тропку наверх наладил – слепой пройдет. А где карниз обрывается – доску-пятерку, бросил. Иди за мной.

Меня разобрала нервная дрожь и, чтобы ее не выдать, я смолчал.

О результате моего подземного путешествия Шура не спросил, ни в этот день, ни в последующие.

На устье шахты нас встретила конфузливо улыбающаяся Инесса.

– Я тебя весь день искала, – сказала она, поцеловав меня в щеку. И обернувшись к Шуре продолжила:

– Представляешь, когда я начала стряпать котлеты, Костик из-за двери попросил сделать пельмени. Я открываю дверь, а его и след простыл! Подумала, что ушел куда и взялась за пельмени. Когда фарш перчить начала, он мне опять уже из-за спины говорит: "Не люблю с перцем, сыпь поменьше". И так весь день со мной в прятки играл, пока...

– Дык пельмени у нас сегодня? – перехватив мой удивленный взгляд, перебил Инессу Шура.

– Да. Вода уже кипит, пошлите.

"Да, глюки – это серьезно... – думал я по дороге, блуждая глазами по ладной фигурке Инессы. – Где-то я об этом читал... Что-то о том, что у глючащих психов мысли идут по слуховым нервам. Ну и бог с ней. Жить с ней это не мешает...