"Один прекрасный вечер" - читать интересную книгу автора (Додд Кристина)

Глава 10

На исходе весеннего дня, в предзакатных сумерках, Роберт смотрел на зажатое в руках письмо. Он много раз перечитывал эти летящие строки, однако смысл послания ускользал от него.

«…Я шлю тебе добрые вести. Я вышла замуж. Пятно бесчестья смыла с меня Святая Церковь, и у моего ребенка теперь есть отец. Но мой возлюбленный супруг желает, чтобы я оставалась с ним здесь, в Испании, и поэтому я не могу поехать в твою варварскую Шотландию, чтобы исполнять твои приказания…

Получить отказ сейчас, когда он был почти у цели…»

Роберт ударил кулаком по столу и выругался. Гнев ничего не решит. Эта проблема требовала хладнокровия. Все распланировать, не допуская ни жалости, ни сочувствия. Когда часы пробили девять, он услышал звук шагов в коридоре, удалявшийся в направлении гостиной Миллисент. Он торопливо сложил письмо и засунул его в карман жакета.

Он слышал голос Миллисент, затем голос с легким знакомым акцентом ответил ей и… О нет! Только не это: голос его младшей сестры Пруденс.

Пруденс увязалась за ними.

Он пригласил Миллисент. Миллисент – женщина разумная. Ее поведение в любой ситуации можно легко предсказать.

Он пригласил принцессу Кларису. Он нуждался в принцессе Кларисе. Его план требовал ее участия. Он должен был убедиться в том, что у нее хватит умения выполнить свою задачу, и затем убедить ее сделать то, что требуется. Уговорить, подкупить, в крайнем случае прибегнуть к шантажу.

Но Пруденс, непредсказуемая Пруденс, спутала все карты. Она как назойливая муха вечно летала и жужжала там, где ее присутствие сильнее всего раздражает. Если бы можно было прихлопнуть ее как муху! Но если он поднимет на нее руку и лишь слегка шлепнет девчонку, она поднимет такой вой, что мало не покажется. А потом заставит его расплачиваться за свою несдержанность еще целый месяц, если не всю оставшуюся жизнь.

Кроме того, он не хотел быть похожим на отца, и он никогда не позволит себе ни поступков, ни слов, какие позволял себе отец, оставляя шрамы в душе каждого из членов семьи.

Он не такой, как отец.

Когда дамы вошли, Хепберн встал и вежливо поклонился каждой из них.

Миллисент распростерла объятия и так взволнованно обняла его, словно и в самом деле боялась, что он превратился в Хепберна-старшего.

– Роберт, я рада, что ты так обстоятельно подходишь к организации бала.

– Герой войны окажет нам честь своим присутствием, да и у моей дорогой сестрички, – он наклонился и подставил Пруденс щеку, которую она с энтузиазмом чмокнула, – это будет первый выход в свет. Естественно, я готов сделать все от меня зависящее, чтобы бал удался на славу. – Хепберн чуть скосил взгляд в сторону, желая убедиться в том, что его заверения произвели должное впечатление на принцессу Кларису.

Очевидно, он нисколько не преуспел, ибо она стояла, смиренно сложив руки и опустив голову, но губы ее были как-то подозрительно поджаты. Впрочем, как только она почувствовала его взгляд, лицо ее мгновенно разгладилось – никакого скепсиса.

– Шрама все еще не видно? – Пруденс подняла челку со лба старшего брата. – Не видно! Принцесса Клариса очень ловкая. И какая деловая! К ней выстроилась целая очередь, чтобы купить ее королевский крем.

– И не только крем, но и королевскую цветную эмульсию. Я угадал? – Он снова взглянул на принцессу Кларису.

Почему она не верит в его искреннюю привязанность к сестрам? Ведь и Миллисент и Пруденс ему верят. Приходило ли в голову Миллисент, что все эти годы войны, насилия и предательства превратили его душу в черную помойную яму? Разумеется, не приходило. Она видела лишь то, что хотела видеть. Он не жаловался и делал вид, будто все прекрасно, – значит, так оно и есть.

– Нет, никто не посмел купить у нее эту эмульсию, – сказала Пруденс, выпятив нижнюю губу. – Я хотела купить немного такого крема, чтобы исчезли веснушки, но как только ты ушел, миссис Трамбулл снова принялась рассуждать о продажных женщинах и о том, что прыщи ниспосланы девушкам как небесная кара.

Когда-то он любил своих сестер. Иногда ему казалось, что чувство привязанности все еще теплится в нем, но он все больше отдалялся от них. Уделом его стало равнодушие, онемевшая душа отказывалась реагировать на внешние раздражители, так что симпатия, сочувствие, а тем более любовь с ее горестями и радостями для него больше не существовали.

И тем не менее он умело маскировался. Почему же принцесса Клариса не верит тому, что видит собственными глазами?

И почему он в этом так уверен?

– Никто не осмелился перечить этой гадкой женщине, – продолжала Пруденс.

– Здесь не о чем волноваться. Очень скоро меня начнут засыпать предложениями о приватной аудиенции. Каждая из присутствовавших на моей презентации леди захочет поговорить со мной у себя в спальне. – Глаза принцессы Кларисы зажглись озорным огоньком. – Никто не знает, что происходит за стенами спальни.

Она была интересной представительницей женского племени. Прекрасно разбиралась в человеческой природе и в то же время была снисходительна к человеческим слабостям. Она видела повод для доброй улыбки там, где Роберт видел одно лишь ханжество. Но ведь она тоже была лицемеркой. Фальшивкой. Мошенницей. Торговкой мечтами.

– Какие восхитительные создания вы, женщины! – сказал Роберт.

– Да, мы такие, – жеманно протянула Пруденс.

– По крайней мере нам нравится так думать, – шепотом произнесла Клариса.

Миллисент засмеялась.

Роберт посмотрел на сестру с удивлением. За годы его скитаний она изменилась. На всем ее облике лежала печать уныния. Она никогда не была хорошенькой, но если раньше жизнь била в ней ключом, то сейчас она все время казалась усталой, словно постоянное общение с отцом ее состарило. Роберт считал, что виной преждевременного старения сестры стало постоянное недовольство отца всем, что бы она ни делала. Он и с себя не снимал вины, считая, что не должен был оставлять ее наедине с отцом. Но разве у него был выбор?

Благодаря заботам Кларисы Миллисент буквально на глазах оживала, выглядела счастливее и увереннее в себе.

И за это она была благодарна не столько самой принцессе Кларисе, сколько ее искусству. Роберт пристально вгляделся в лицо Миллисент, но ничего особенного не заметил.

– Итак, ваше высочество, – обратился он к Кларисе, – вы каждую из наших дам намерены превратить в красотку?

– Некоторые леди нуждаются в преображении больше других, – не унималась Пруденс. – Взять, к примеру, миссис Трамбулл. Невозможно сделать ее привлекательной для мужчин. Джентльмены называют ее росомахой.

– Пруденс! Девушке не пристало говорить такие вещи! – Говоря это, Миллисент едва сдерживала смех.

Пруденс возразила:

– Но ведь это же правда, Милли! Ты слышала, как джентльмены говорили о ней. Ты сама мне это рассказала.

Миллисент мяла в руке платок.

– Я не ожидала, что ты станешь всем об этом рассказывать.

– Почему всем? Я рассказала об этом Роберту и принцессе Кларисе. Надеюсь, никто из вас на меня не в обиде.

– Обожаю сплетни, – заявила принцесса Клариса, – они весьма занимательны и полезны. Из них многое узнаешь. Однако, повторяя то, что сказала тебе Миллисент, ты ставишь ее в неудобное положение. Ты ведь не желаешь ей зла, Пруденс?

Виноватой Пруденс не выглядела и тем не менее сказала:

– Нет! Я не буду больше повторять, что джентльмены называют миссис Трамбулл росомахой, но все равно это правда. Мужчины недолюбливают ее, никому не нравится ее высокомерие.

Роберт приподнял бровь.

– Выходит, ее высочество не может сделать миссис Трамбулл привлекательной для мужчин.

– Отчего же, могла бы. При достаточном количестве бесплатно раздаваемого алкоголя, – не слишком любезно ответила Клариса.

У Роберта вдруг стало легко на душе. Клариса его позабавила. Он рассмеялся отрывистым, лающим смехом. Он не смеялся с тех пор, как… Он забыл, когда смеялся в последний раз. Наверное, это было еще до того, как он отправился на Пиренеи. До того, как жестокость, ужасы войны и предательство сослуживцев отучили его смеяться.

Но несмотря на то что смех причинил ему почти физическую боль, как бывает, когда кровь начинает наполнять отмороженную конечность, принцесса Клариса вернула ему способность смеяться.

Потрясающе. Невозможно.

Пугающе.

Он смотрел на нее прищурившись. Будь она неладна. Она заставила зашевелиться его чувства. Все его чувства. Именно в тот момент, когда ему было необходимо держать под жестким контролем и голову и сердце.

Клариса была ему необходима для осуществления его плана. И об этом следовало помнить.

– Но вы не можете изменить наружность женщины до неузнаваемости. – Он надеялся, что она поднимет перчатку. – Это невозможно.

Улыбка заиграла на ее губах, и она скромно пожала плечами:

– Я заставляю женщину – или мужчину – выглядеть лучше, чем раньше, но это достигается всего лишь тем, что подчеркиваются их природные достоинства.

Пруденс все эти политические уловки были неинтересны.

– Но вы можете сделать так, чтобы человек стал похож на кого-либо другого? – требовательным тоном спросила она.

Клариса осторожно ответила:

– В пределах разумного – да, могу.

Именно этот ответ надеялся услышать Роберт.

– Так это же прекрасно! – Пруденс вся кипела от восторга. – Вы можете сделать меня похожей на Ларису Трамбулл?

Миллисент брезгливо наморщила нос:

– Зачем тебе это?

– Затем, что она красотка! – Пруденс говорила раздраженно и снисходительно, тоном, столь характерным для трудного подросткового периода, и Роберту тут же захотелось выставить ее вон.

– Мисс Трамбулл остается красоткой в глазах джентльменов лишь до той поры, пока они не осознают, что она – всего лишь юная версия своей мамаши. И не стоит забывать, что молодая росомаха более опасна, чем росомаха постарше. Того и гляди, вопьется тебе в глотку. Запомни, разумному мужчине нужна жена, которая любит улыбаться и с которой ему легко, а не такая, которая кричит за завтраком и требует постоянного внимания к собственной персоне.

Пруденс, глупая девчонка, стала возражать:

– Но…

– Я сказала – разумному мужчине.

«Интересно, – подумал Роберт, – меня она считает разумным или нет».

Клариса продолжала:

– И еще, леди Пруденс, позвольте узнать, зачем вам неразумный джентльмен? – Принцесса Клариса на мгновение задумалась. – Ну, разве для того, чтобы с ним танцевать. Джентльмены разумные часто помнят самые тонкие хитросплетения в политике лучше, чем простейшие танцевальные шаги. Но не печальтесь, леди Пруденс, вы не будете обделены вниманием джентльменов как разумных, так и не очень, в зависимости от ваших предпочтений. Все, что ни пожелаете.

– Не знаю, – с сомнением протянула Пруденс. – У меня столько желаний.

Миллисент прыснула, и Роберт вдруг вспомнил, каким мрачным был его дом с тех самых пор, как он в него вернулся.

– Я ей то же самое говорю, но она не хочет меня слушать. Я же просто сестра.

И, словно Миллисент напомнила ей о чем-то очень скорбном, глаза Пруденс увлажнились от слез.

– Роберт, я в ужасном положении. Миллисент ни за что не разрешает мне мочить мое бальное платье.

– О нет, юная леди. – Миллисент погрозила сестре пальцем. – Ты не станешь втягивать в это Роберта.

Пруденс пропустила ее слова мимо ушей и обратилась к Роберту:

– Прошу тебя, братик дорогой, разреши мне. Все девушки так делают.

Миллисент приняла боевую стойку.

– Уверена, что ни одна девушка этого не делает. Только те девушки, которых в семье недостаточно любят, чтобы положить конец их легкомыслию.

Пруденс скрестила руки на груди.

– Это неправда. Бернис мочит свое платье.

– Бернис – испорченная девчонка, – заявила Миллисент.

– Что скажете, ваше высочество? – обратилась Пруденс к Кларисе капризным тоном. – Разве мне нельзя намочить платье?

– Это твой дебют, твой первый бал, – ответила Клариса. – Тебе следует разрешить все, что ты хочешь…

У Миллисент глаза стали как блюдца и рот приоткрылся. Роберт опустил руку сестре на плечо.

– …не важно, насколько пагубно это скажется на твоей репутации, – закончила фразу принцесса Клариса.

– Губительно для репутации? – Чего-чего, а этого Пруденс никак не ожидала услышать от умной, и храброй принцессы. – Репутация тут ни при чем, это модно.

Принцесса Клариса еле заметно пожала плечами:

– Хочешь намочить платье, чтобы оно стало прозрачным, да?

– Во Франции все так делают, – сказала Пруденс.

– Французы также рубят головы юным аристократкам и едят трюфели, которые для них выкапывают свиньи.

Неподдельная горечь ее тона насторожила Роберта, даже Миллисент, казалось, была потрясена.

– Вы очень жестки в оценках.

– Их революция зажгла пожаром всю Европу, и пока они поклоняются своему Наполеону, мы, опаленные их пожаром, вынуждены жить в изгнании, едва сводя концы с концами, напрасно мечтая вернуться… – Осознав, что едва не проговорилась, сказав, в какую именно страну, принцесса осеклась и тяжело вздохнула.

Роберт был готов поклясться, что она прикусила язык, и поразился ее актерскому таланту. Да, он все больше убеждался, что сделал отличный выбор, поставив на нее.

И Пруденс и Миллисент были потрясены этим всплеском эмоций.

Но когда принцесса Клариса подняла глаза, выражение ее лица было безмятежным, словно ничего и не произошло.

В ней была глубина, и в этой глубине таились страсти. Нельзя об этом забывать. Он не мог позволить ей проиграть для него эту партию только из-за ее плохого настроения.

– Но, леди Пруденс, – продолжила Клариса, – мы говорили о вашем наряде. У меня с собой есть серебряная коса, которую я привезла из Лондона. Если хотите, могу показать вам, как ее закрепить. С вашими темными волосами и голубым платьем она будет потрясающе смотреться.

– Ладно, – согласилась Пруденс. Она посматривала на Кларису с некоторой тревогой, видимо, все еще находилась под впечатлением ее недавнего высказывания.

Миллисент взяла Пруденс под руку и принялась уговаривать:

– А моя шелковая шаль как раз то, что нужно, чтобы закрепить успех. Пойдем посмотрим, подходит ли она к платью?

– Идите. Ее высочество и я обсудим, что еще необходимо сделать, и потом сообщим вам о нашем решении. – Никто не должен знать о том, что он собирается задействовать принцессу для осуществления своих нечестивых планов. От того, удается ли ему это, зависит очень многое. Если не удастся, человек, которому Роберт обязан жизнью, пострадает, возможно, даже попадет на виселицу, а сам Роберт постепенно опустится на самое дно ада.

Не исключено, что он уже в аду.

Выйдя из-за стола, он предложил принцессе руку:

– Мы прогуляемся там, где нас могут увидеть гостьи дома, и тем самым положим конец всяким слухам о нашей несуществующей близости.

Принцесса Клариса опустила ладонь на его руку: легко, едва касаясь.

– Я в этом не уверена. Если учесть, что вы здесь самый желанный объект охоты.

– Это временно, – произнес он. – Вскоре здесь появится столько достойных джентльменов, что я уйду в тень.

– Маловероятно, – заметила Миллисент.

Пруденс с плотоядной улыбкой сообщила:

– Лариса считает тебя главным призом сезона и хвастается, что этот приз достанется ей.

Принцесса Клариса ухмыльнулась.

Миллисент выпроводила Пруденс за дверь и потащила к себе в спальню.

– Пру, ты такая выдумщица!

Роберту не нравилась роль шута, но роль охотничьего трофея мисс Ларисы Трамбулл нравилась еще меньше.

– Мне до нее нет дела, – резко сказал он.

– Я и не думала, что вам есть до нее дело. – Принцесса Клариса приложила пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку. – Но я не заметила, чтобы вы отвернулись, когда она демонстрировала вам свои… э… достоинства.

– Достоинства?.. Ах, вы об этом. – Принцесса Клариса удивила его прямотой своих высказываний. В большинстве своем дамы из общества ни за что не стали бы упоминать об откровенной демоне фации бюста, которую устроила для него мисс Трамбулл. – У мисс Трамбулл груди, как у коровы вымя.

Принцесса Клариса не ожидала от него такой грубости. Он ее удивил. Впрочем, именно этого он и добивался. Вывести ее из состояния равновесия.

– Она навеяла на меня воспоминания о деревне. Или о городе, если хотите. Я имею в виду Фрея-Крагс. «Фрея» – старинное скандинавское слово, означающее «леди», «женщина». И деревня эта получила свое название от двух одинаково округлых холмов, расположенных неподалеку.

Принцесса Клариса остановилась и, запрокинув голову, долго смеялась. Роберт позабавил ее своим остроумием.

Пораженный ее переливчатым смехом, он не сводил с нее глаз. Она была красива. Пусть уличная женщина, пусть наглая воровка. Но хороша необыкновенно. Поражает воображение сразу же. Черт, каждый мужчина в городе это заметил и возжелал ее. Но пока она не рассмеялась, он не ощутил всей глубины ее привлекательности.

Повернув голову, Роберт вдохнул аромат цветов и пряностей, идущий от ее волос. От нее пахло весной и в то же время кухней, когда там печется сдоба. Закрыв глаза, легко представить себе, что ты обнимаешь женщину с охапкой роз в руках и с зажатыми в кулаках коричными палочками. Само совершенство, с этим не поспоришь.

Насмеявшись, Клариса продолжила путь. На щеке ее обозначилась ямочка, когда она сказала:

– Мне следовало догадаться, что в любой ситуации вы будете думать только лишь о том, что на вас лежит ответственность. Вы очень ответственный человек.

– Да, вы правы. – Знала бы она, почему он поступает так, а не иначе. Но открыться ей нельзя. Она действительно красива, и тем больше причин не доверять ей. – Распродажа прошла успешно?

– Весьма. Вы были правы. Я смогу заработать честным трудом достаточно денег, чтобы вернуться в свою страну.

– Но вы можете остаться и здесь, в Шотландии. – Он повел ее в старинное крыло Маккензи-Мэнор, которое открыли лишь затем, чтобы разместить там ожидаемых гостей. Ковры выцвели, стены были обшиты темными дубовыми панелями по старинной моде, и светильники висели далеко друг от друга, так что света едва хватало, чтобы рассеять мрак. Но вся эта обстановка как нельзя лучше соответствовала его намерениям. Того, что он собирался ей предложить, никто не должен слышать.

– Не верите, что я принцесса? – Она продолжала улыбаться.

Конечно же, он не верил. Но гораздо важнее то, что он все больше ею восхищался. Однако выражать ей свое восхищение пока ни к чему, а когда придет время, слова не понадобятся.

– Верю, не верю. Ведь вам на это наплевать. – Она ответила откровенно:

– Мне приходилось сталкиваться с более серьезными проблемами, чем ваше недоверие, милорд.

Хепберн насмешливо смотрел на Кларису. Но ей было все равно. Главное, узнать, чего он от нее хочет, и покончить с этим. Он начал с прохладного комплимента:

– Вы очень умело пользуетесь косметикой.

– Это не косметика. Косметика скрывает природную красоту женщины, мой же средства выявляют…

– Прошу вас. – Он вскинул руку. – Мне все равно, румянит ли девушка щеки или щиплет их, чтобы придать им цвет. Женщины знают, как заманить мужчину в свои сети, и это справедливо, ибо мужчины сильны, жестоки и вероломны и признают силу закона лишь в случае, если закон защищает их интересы.

Сказать, что она удивилась, значит, не сказать ничего. Клариса просто была в шоке.

– Это так. Но не каждый в этом признается.

– Я видел разных людей. Очень разных, – просто сказал Роберт.

Клариса чувствовала, что он не кривит душой. За его невозмутимостью стоял жизненный опыт. Сугубо мужской. Именно это так привлекало Ларису Трамбулл, и она назвала его призом сезона. Маленькую росомаху влекло к нему то же, что влекло прочих женщин. Он принадлежал к тому типу мужчин, за которыми женщина чувствует себя как за каменной стеной. Он мог защитить женщину от кого угодно, кроме самого себя. Потому что мог легко соблазнить женщину, а потом бросить. А какая женщина не хотела бы обезопасить себя от подобного рода угрозы?

Кларисе лучше не думать об этом. Особенно когда он вел ее в пустующую часть дома.

Он не отрицал своего намерения использовать ее не только для развлечения родственников. Он заманил ее в ловушку и собирался поговорить с ней откровенно.

– Вы придете на мой бал, – сказал Роберт.

– Устроив эту сцену в зимнем саду, вы перекрыли мне путь к отступлению.

– Да, – согласился он без тени раскаяния. – Пожалуйста, освободите время завтра во второй половине дня для примерки ваших платьев.

– Моих платьев? Мне не нужны платья!

– Подождите. Послушайте. – Он приложил палец к ее губам, потребовав тишины. Его прикосновение было как удар молнии. – Я хочу, чтобы вы появились на балу в обличье другой женщины.