"Закон пустыни" - читать интересную книгу автора (Жак Кристиан)14У Пазаира было одно дело, абсолютно не терпящее отлагательств, – провести процесс, который бы окончательно снял с Кема всякие обвинения и позволил вернуть его на должность пристава. По ходу разбирательства он сможет выяснить личность таинственного свидетеля, на которого ссылался верховный страж, и обвинить последнего в попытке фальсификации доказательств. Проснувшись утром и даже еще не поцеловав мужа, Нефрет заставила его выпить солидную порцию медной воды; его вялотекущая простуда свидетельствовала, что в лимфатической системе старшего судьи, ослабленной недавним заключением, засела инфекция. Пазаир поспешно проглотил завтрак и устремился в рабочую комнату, где его тут же обступили писцы, потрясавшие папирусами с жалобами, которые поступили из двух десятков мелких селений. Их жители не получили ни масла, ни зерна, которые им полагались ввиду их бедственного положения, причиненного засухой: выдать провиант отказался один из распорядителей зерновых складов. Приводя в качестве довода какое-то устаревшее распоряжение, чиновник попросту насмехался над голодными крестьянами. Старший судья, призвав на помощь Бел-Трана и тщательно обходя все административные препоны, целых два дня потратил на решение этой с виду такой простой проблемы. Упомянутый распорядитель был назначен смотрителем канала в деревню, жителям которой он отказывался выдать продукты. Потом возникла новая сложность – конфликт между поставщиками фруктов и писцами казны, отказывающимися вести их учет; чтобы ускорить процедуру, грозившую затянуться, Пазаир лично отправился во фруктовые сады, наказал мошенников и отверг несправедливые обвинения налоговой службы. Он начинал понимать, что экономическое равновесие в государстве, правильные пропорции частного производства и государственного планирования – вещи весьма тонкие, требующие чрезвычайно аккуратного обращения. Частный предприниматель работает как хочет и, достигнув определенного уровня, может пожинать плоды своих усилий; государство со своей стороны обязано обеспечивать орошение, безопасность человека и его владений, иметь запасы продовольствия на случай засухи и решать другие задачи, представляющие общественный интерес. Понимая, что он рискует захлебнуться в потоке дел, если не установит жесткого распорядка использования служебного времени, Пазаир назначил «процесс Кема» на следующую неделю. Как только день был определен, один из жрецов храма Птаха выступил против: выбранная дата неблагоприятна, потому что на нее приходится печальная годовщина знаменитой битвы между Хором, небесным огнем, и его братом Сетом, олицетворением бури.[1] В этот день лучше не выходить из дома и не предпринимать никаких путешествий; естественно, Монтумес воспользуется этим обстоятельством, чтобы не прийти в суд. Пазаир злился на самого себя, у него опускались руки, но тут ему подвернулось щекотливое дело с аферами на таможне, касающееся иноземных торговцев. Момент слабости прошел, судья начал читать документы, но снова оттолкнул их; он не мог забыть о растерянном и подавленном нубийце, который рыскал сейчас по самым темным городским закоулкам в поисках своего павиана. С верховным стражем Монтумесом Пазаир столкнулся на шумной улице, где старший судья покупал нубийские красные цветы, чтобы приготовить напиток, который очень любил его пес.[2] Чувствуя себя неловко, Монтумес заговорил елейным тоном: – Меня ввели в заблуждение, – признался он. – В глубине души я всегда верил в вашу невиновность. – Тем не менее, вы отправили меня на каторгу. – На моем месте разве вы не сделали бы то же самое? Правосудие должно быть непримиримым к преступлениям, совершенным судьями, в противном случае в него перестанут верить. – В моем случае и речи не шло о правосудии. – Неудачное стечение обстоятельств, мой дорогой Пазаир. Теперь же судьба повернулась к вам лицом, и мы все этому очень рады. Я узнал, что вы намерены, в рамках ваших полномочий, организовать процесс по поводу дела Кема, достойного всяческого сожаления. – Вы хорошо информированы, Монтумес. Мне осталось лишь назначить его дату, и на сей раз это будет благоприятный день. – Может быть, лучше было бы поскорее предать эти прискорбные обстоятельства забвению? – Забыть означало бы совершить несправедливость. Мне кажется, что обязанности старшего судьи состоят в том, чтобы защищать слабого, ограждая его от посягательств сильного. – Вашего пристава-нубийца слабым не назовешь. – Вы – человек могущественный и стремитесь его погубить, обвиняя в преступлении, которого он не совершал. – Если бы вы согласились на одну уступку, которая поможет избежать неприятностей… – Какого рода уступку? – На процессе могут прозвучать некоторые имена… Именитые граждане не хотели бы портить себе репутацию. – Если человек невиновен, ему нечего бояться. – Пойдут слухи, сплетни, их имена начнут трепать… – На будущем процессе слухи приниматься во внимание не будут. Вы совершили серьезную ошибку, Монтумес. – Вы – одна рука правосудия, я – другая. Отмежевываться от меня было бы для вас грубой ошибкой. – Мне нужно имя свидетеля, обвиняющего Кема в убийстве Беранира. – Я его выдумал. – Вот это вряд ли. Вы бы не выставили этот аргумент, если бы персонаж не существовал в реальности. Я расцениваю ложное свидетельство как преступное деяние, способное разрушить человеку жизнь. Процесс состоится; на нем выяснится ваша роль, и я смогу допросить этого пресловутого свидетеля в присутствии Кема. Его имя? – Я отказываюсь вам его называть. – Это настолько важное лицо? – Я обещал хранить молчание. Он многим рискует и не хочет огласки. – Отказ сотрудничать со следствием. Вы знаете, чем это карается. – Вы забываетесь! Напоминаю, что вы говорите с верховным стражем! – А я – старший судья. И тут Монтумес, чья лысина стала кирпично-красной, а голос пронзительным, внезапно осознал, что перед ним уже не мелкий провинциальный судья, который мало что может, а высшее лицо в судебной иерархии города, которое без спешки, но и без промедлений, продвигается к намеченной цели. – Я должен подумать. – Я жду вас завтра утром у себя. Вы назовете мне имя вашего фальшивого свидетеля. Несмотря на то, что банкет в честь нового старшего судьи прошел с большим успехом, Денес уже не вспоминал о роскошном празднике, послужившем укреплению его репутации. Он был занят тем, что пытался успокоить своего друга Кадаша, возбужденного до такой степени, что он начал заикаться. Расхаживая взад и вперед, зубной лекарь беспрестанно приглаживал непокорные пряди своих седых волос. Его руки покраснели от прилива крови, а сосуды носа готовы были полопаться. Двое мужчин укрылись в самой удаленной части тенистого сада, подальше от любопытных ушей. Присоединившийся к ним химик Чечи уверял, что здесь их никто не услышит. Усевшись у подножия финиковой пальмы, маленький человечек с черными усами тоже старался успокоить Кадаша, хотя и разделял его панические настроения. – Твоя стратегия приведет нас к катастрофе! – упрекал Денеса Кадаш. – Мы придумали это втроем: использовать Монтумеса, обвинить Кема, чтобы таким образом нейтрализовать чрезмерную активность судьи Пазаира. – Но мы провалились самым постыдным образом! Я не могу работать, потому что у меня дрожат руки, а вы запретили мне использовать небесное железо! Когда я присоединился к этому заговору, вы обещали мне высокий пост в управлении страной. – Для начала – место старшего лекаря, которое сейчас занимает Небамон, – напомнил Денес, – а потом, возможно, и что-нибудь получше. – Об этих мечтах можно забыть. – Вовсе нет. – Ведь Пазаир теперь старший судья и хочет организовать процесс, чтобы обелить Кема и выявить свидетеля обвинения, то есть меня самого! – Монтумес тебя не выдаст. – У меня нет такой уверенности. – Он интриговал всю свою жизнь, чтобы занять этот пост; если он нас предаст, то приговорит сам себя. Химик Чечи кивнул в знак согласия. Кадаш немного успокоился и решил выпить пива. Денес, который переел на банкете, поглаживал туго набитый живот. – Верховный страж, – с досадой заметил он, – пустое место. Когда мы придем к власти, его надо заменить. – Не надо торопиться, – тихо убеждал Чечи. – Полководец Ашер работает под прикрытием и достиг неплохих результатов. Скоро у нас будет великолепное оружие, и мы возьмем под контроль все арсеналы. Главное – не выдать себя раньше времени. Пазаир убежден, что Кадаш хотел украсть у меня небесное железо и, следовательно, мы – враги; о наших истинных отношениях он не догадывается и не догадается, если мы будем осторожны. Благодаря публичным заявлениям Денеса он верит, что главная цель военной верхушки – создание надежного оружия. Надо поддерживать в нем эту уверенность. – Он так наивен? – поинтересовался зубной лекарь. – Напротив. Столь грандиозный проект обязательно привлечет его внимание. Что может быть важнее, чем создание меча, которым можно расколоть шлем противника, или доспехов и щитов, которые невозможно повредить? Обладая таким вооружением, Ашер организует заговор с целью захвата власти. Вот к какому выводу придет судья. – И догадается, что ты тоже участник этого заговора, – добавил Денес. – Как человек военный, я повинуюсь приказам, и это освобождает меня от ответственности. – И все же я волнуюсь, – настаивал Кадаш, который опять принялся нервно ходить взад и вперед. – Когда этот Пазаир только вздумал нам мешать, мы его недооценили. А сегодня он старший судья! – Когда заваруха начнется, его сметет, – предсказал Денес. – Время работает на нас, – высказал соображение Чечи. – Власть фараона рассыпается, как пересохший песчаник. Никто из троих заговорщиков не заметил, что за ними наблюдают: тайный свидетель не упустил ни одного слова из услышанного. С верхушки пальмы, не сводя с беседующих своих красных глаз, за ними следил павиан Убийца. Встревоженная и возмущенная агрессивным поведением Бел-Трана, госпожа Нанефер не сидела сложа руки. Собрав у себя уполномоченных в делах пятидесяти самых богатых семей Мемфиса, она подробно описала сложившуюся ситуацию. Их хозяева, как и они сами, имели в своем распоряжении некоторое количество почетных должностей, не требовавших никаких усилий, но открывавших доступ к конфиденциальной информации и позволявших поддерживать связи с правящей верхушкой. В своем неуемном стремлении к реорганизации Бел-Тран упразднял эти должности одну за другой. История Египта знала примеры подобного волюнтаризма со стороны разных выскочек, которые могут быть опаснее песчаных змей, но им всегда давался достойный отпор. Страстная речь госпожи Нанефер встретила горячее одобрение. Разум и справедливость должны восторжествовать посредством вмешательства в эту историю одного человека – старшего судьи Пазаира. Было решено завтра же просить у него аудиенции, направив к судье делегацию в составе госпожи Нанефер и десяти видных представителей высшего общества. Они придут не с пустыми руками: к ногам судьи будут положены штука дорогой ткани, шкатулка с драгоценностями и кувшин благовонной мази. – Эти подношения есть знак уважения к вам, – произнес самый старший из просителей. – Ваши знаки внимания меня тронули, но я вынужден отказаться. Старший сановник возмутился. – Почему же? – Это попытка подкупа. – Мы далеки от этой мысли! Не отказывайтесь, прошу вас. – Заберите подарки и вручите их самым достойным из ваших служащих. Госпожа Нанефер сочла необходимым вмешаться. – Старший судья, мы требуем уважения к иерархии и традиционным ценностям. – С этим я полностью согласен. Слегка успокоенная, величественная супруга судовладельца Денеса с жаром продолжила: – Бел-Тран безо всяких серьезных причин упразднил мою почетную должность инспектора казны и собирается сделать то же самое в отношении членов самых уважаемых семей Мемфиса. Он посягнул на традиции и привилегии, освященные временем. Мы требуем, чтобы вы вмешались и положили конец этому преследованию. Пазаир прочитал выдержку из Закона: – Хотя прочитанное было известно всем, пришедшие были смущены. – Что вы хотите этим сказать? – удивилась госпожа Нанефер. – То, что я в курсе ситуации и согласен с Бел-Траном. Ваши «привилегии» вовсе не освящены временем, они появились лишь в первые годы правления Рамсеса. – Вас не устраивают его распоряжения? – Он предложил вам, как представителям высших слоев общества, взять на себя некие новые обязательства, а вовсе не извлекать из них выгоду. Визирь не имеет никаких претензий к Бел-Трану и его админитративной реорганизации. Ее первые итоги получили одобрение. – Вы хотите разорить нашу элиту? – Я хочу вернуть ей истинное величие, чтобы она была примером для всего общества. Аскет Баги, честолюбец Бел-Тран, идеалист Пазаир – госпожа Нанефер содрогнулась при мысли, что эта троица будет действовать заодно! Слава богу, старый визирь скоро уйдет в отставку, шакал обломает свои длинные зубы о камни, а неподкупный судья рано или поздно поддастся соблазнам. – И в конечном итоге чью сторону вы примете? – Разве я не ясно выразился? – Еще ни одно высокопоставленное лицо не сделало карьеры без нашего содействия. – Я постараюсь стать исключением. – Вам не удастся. Тапени была ненасытна. У нее не было несравненной пылкости Пантеры, зато она обладала богатым воображением – в ласках, позах и любовных приема; Чтобы не разочаровать ее, Сути приходилось подчиняться ее фантазиям и даже предвосхищать их. Тапени сильно привязалась к молодому человеку, на которого выплескивала весь свой запас нежности. Маленькая брюнетка с бешеным темпераментом предавалась искусству любви с неистовой силой и с утонченностью. К счастью, она много времени проводила на работе, и у Сути, таким образом, случались минуты отдых; которые он использовал на то, чтобы успокоить Пантеру, демонстрируя ей всю полноту своей страсти. Тапени натягивала платье, Сути приводил в порядок свою набедренную повязку. – Ты очень хорош собой и, к тому же, настоящий жеребец. – А тебе бы подошло имя «скачущая газель». – К поэзии я равнодушна, но твоя мужская сила меня впечатляет. – Ты умеешь ее пробудить; однако мы немного потеряли из виду мотив моего первого визита. – Перламутровая игла? – Она самая. – Красивый предмет, редкий, ценный; пользоваться им умеют немногие, только выдающиеся мастера ткацкого искусства. – У тебя есть список? – Конечно. – Ты мне его дашь? – Это все женщины, соперницы… Ты слишком много просишь. Сути боялся такого ответа. – Как же мне тебя соблазнить? – Ты тот мужчина, который мне нужен. Вечерами, ночами мне тебя не хватает. Я вынуждена заниматься любовью сама с собой, думая о тебе. Эти страдания становятся непереносимыми. – Время от времени я мог бы оставаться у тебя ночью. – Я хочу, чтобы все ночи были моими. – Ты хочешь сказать… – Женитьба, мой дорогой. – Эта идея мне не нравится по моральным соображениям. – Тебе придется оставить всех твоих любовниц, разбогатеть, поселиться у меня, ждать меня вечерами, быть всегда готовым удовлетворить все мои желания, вплоть до самых безумных. – Это не самая отталкивающая перспектива. – Мы объявим о нашей свадьбе на следующей неделе. Сути не возражал. Он найдет способ освободиться из этого рабства. – А владелицы иголок? Тапени начала жеманиться. – Так ты даешь мне слово? – Считай, что ты его имеешь. – Эта информация так важна? – Для меня – да. Но если ты отказываешься… Она вцепилась в его плечо. – Не сердись. – Ты меня мучаешь. – Я тебя дразню. Мало кто из благородных дам в совершенстве владеет искусством работы с такими иглами, требующими ловкости и точности. Я знаю только трех таких: лучшая из них – жена бывшего главного смотрителя каналов. – Как ее найти? – Ей восемьдесят лет, она живет на острове Элефантина, у южной границы. Сути наморщился. – А две другие? – Вдова распорядителя житниц. Она маленькая и худенькая, но, тем не менее, невероятно сильна. Правда, два года назад она сломала руку и теперь… – Третья? – Ее любимая ученица. Она богата, но, несмотря на это, продолжает шить себе туалеты сама. Это госпожа Нанефер. |
||
|