"Смерть мисс Мак-Джинти" - читать интересную книгу автора (Кристи Агата)Глава 18— Прекрасная работа! — произнес комиссар Спенс. Он казался очень недовольным. Пуаро слушал с серьезным и спокойным видом. — Ее задушили, — продолжал комиссар. — Задушили шелковым шарфом, который она носила. Набросили на шею и затянули. Просто, быстро и действенно. По способу индийских тугов[5]. При этом жертва не может сопротивляться и кричать. Убийца давил на сонную артерию. — Для такого убийства нужны специальные знания? — Не обязательно. Достаточно знать о таком способе. Особенно, если жертва ни о чем не подозревает… а в данном случае так и было! Пуаро кивнул головой в знак согласия. — Это был кто-то из ее знакомых? — Безусловно. Она пила кофе со своим убийцей. На столе — две чашки — ее собственная и чашка… преступника. — Вторая чашка, надо полагать, тщательно вытерта. — Да. Но губная помада с трудом стирается. И остались ее следы. — Значит, то была женщина? — Да. Вы этого ждали? — Пожалуй. Наступила пауза. — Миссис Апуард, — снова заговорил Спенс, — узнала фотографию Лили Гамбол. Для меня очевидна связь между этим вторым преступлением и убийством миссис Мак-Джинти. — И я так полагаю. — Миссис Апуард воспользовалась стечением обстоятельств. Ее сын и миссис Оливер отсутствовали. Она позвонила по телефону одной особе и пригласила ее к себе. Вы полагаете, что именно так развивались события? Она играла роль сыщика. — Вероятно, так и было. Она кое-что знала и из любопытства хотела узнать больше. Она не понимала опасности своей затеи. Я ее предупреждал, но, как гласит французская поговорка, нет более глухого человека, чем тот, кто не хочет слышать… — Перед отъездом Робин Апуард заходил к своей матери. Она собиралась звонить по телефону. Кому именно? Она не захотела ему сказать. Он подумал, что она намерена звонить вам. — К несчастью, она звонила не мне. Но чей же номер она набрала? Есть ли у вас на сей счет какое-нибудь предположение? — Никакого. Как можно это установить, если звонят по автомату? — А прислуга? — Служанка ничего не знает. Она вернулась домой в половине одиннадцатого через заднюю дверь и сразу же пошла в свою комнату, рядом с кухней. В доме не было света, и она решила, что миссис Апуард легла спать, а уехавшие еще не вернулись. — Она давно на службе у миссис Апуард? — Нет. Немногим более двух лет. Она плохо слышит и притом сварлива. Мне представляется, что она сводит свою работу к минимуму, а ворчит больше, чем надо. В этот момент в комнату вошел один из полицейских. Он сообщил комиссару, что его хочет видеть молодая леди «по поводу события, которое произошло вчера вечером». — Пусть она войдет! Это была Дейдр Хендерсон. Она выглядела еще более бледной, чем обычно. Спенс встал при появлении Дейдр и пододвинул ей кресло. Она села на краешек с неловкостью школьницы, вызванной в кабинет директрисы. Спенс постарался ободрить ее. — Вы хотите поговорить со мною о том, что произошло вчера вечером? Полагаю, что речь идет о миссис Апуард? — Да-да. Это правда, что ее убили? Мне сказали на почте и у булочника. Мама, естественно, уверяет, что это невозможно… — К сожалению, она ошибается. Совершено убийство. Вам что-нибудь известно? — Да-да. После короткой паузы она добавила. — Я приходила к ней. Тон Спенса изменился, но почти неуловимо. Он стал еще более приветливым, подозрительно приветливым. — Вы приходили на виллу? В котором часу? — Я не могу сказать точно. Между половиной девятого и девятью, скорее всего около девяти. Во всяком случае после ужина. Она попросила меня зайти к ней. — Она вам звонила? — Да-да. Робин и миссис Оливер были в театре в Кулленкуэе, миссис Апуард оставалась на весь вечер в доме одна. Она пригласила меня на чашку кофе. — И вы к ней приходили? — Да-да. — И вы пили кофе… вместе с ней? Дейдр отрицательно покачала головой. — Нет. Я позвонила у двери, никто не ответил… Но дверь была не заперта, и я вошла в вестибюль. Света не было. Удивившись, я два или три раза позвала ее, а так как мне опять никто не ответил, я отправилась домой, думая, что, вероятно, произошла ошибка. — Ошибка? В чем? — Я подумала, что она, может быть, тоже поехала вместе с ними в театр. — Не предупредив вас? — Конечно, это показалось мне странным! — Вам не пришло в голову другое объяснение? — То есть я подумала, что Фрида, видимо, плохо поняла телефонограмму. Она — немка, не всегда понимает, что ей говорят, и, кроме того, вчера вечером очень нервничала — как раз вчера она должна была от нас уйти. — Значит, вы пошли домой? — Да. — И вы сразу же вернулись домой? — Да-да… Вернее, я немного погуляла. Была такая чудесная погода! — Ну, что ж! Благодарю вас, мисс Хендерсон. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. — Я подумала, что нельзя поступить иначе. А мама была против… — Против? — Но я решила, что так будет лучше. — Действительно, так лучше. Спенс проводил девушку до двери и, вернувшись, вновь уселся на стул. Постучав пальцами по столу, он сказал, прямо смотря на Пуаро: — У нее на губах нет помады. — Она никогда не пользуется помадой. — В наше время такое редко бывает… и это, пожалуй, странно. — Она не похожа на других девушек, Спенс… По умственному развитию она на уровне пятнадцатилетней девочки. — С другой стороны, — вновь заговорил Спенс, — она не пользуется духами, так мне, по крайней мере, показалось. А миссис Оливер категорично заявляет: она почувствовала в вестибюле запах дорогих духов. Это подтвердил и Робин Апуард, причем он добавил, что у его матери таких духов не было. — По-моему, — сказал Пуаро, — Дейдр Хендерсон не пользуется духами. — Я тоже так думаю. У нее вид капитана хоккейной команды из колледжа для девочек… Однако ей, должно быть, больше тридцати… — Вне всякого сомнения. — Значит, она умственно отсталая? — Не спешите с выводом! По-моему, все не так просто! Спенс почесал себе переносицу. — Ничего не сходится! — промолвил он. — Не пользуется губной помадой, духами и имеет превосходную мать. У Лили Гамбол мать была замешана в Кардиффе в драке после выпивки, когда девочке было девять лет, и я не представляю себе, как Дейдр Хендерсон могла бы быть Лили Гамбол. Однако именно ей звонила вчера вечером миссис Апуард!.. Это факт, и мы должны с ним считаться. Ну, а дальше? — А что говорится в отчете судебно-медицинского эксперта? — Из него мало что можно извлечь. Этот субъект не хочет говорить ничего определенного. Он только констатирует, что миссис Апуард, без сомнения, умерла в половине десятого. — Таким образом, вполне возможно, что она уже была мертва, когда Дейдр Хендерсон пришла на виллу? — Так оно и было, если Дейдр говорит правду. Если же она лжет, то это крепкий орешек!.. Мать как будто уговаривала ее не обращаться к нам. Вы не считаете, что это надо учесть? — Не обязательно, — заявил Пуаро после некоторого раздумья. — В такой ситуации миссис Уэзери вполне могла сказать дочери: «Главное, не вмешивайся!» Это — женщина, которая больше всего заботится о собственном спокойствии. Спенс вздохнул. — В общем и целом мы можем подозревать Дейдр Хендерсон. Если же она не виновата, то преступление совершил тот, кто побывал в «Лэбернамзе» до ее прихода, то есть женщина, которая красит губы помадой и пользуется духами… — Когда вы будете проводить расследование?.. Спенс перебил Пуаро: — Когда я буду проводить расследование?.. Но ведь я его уже провожу. Пока что неявно, так как никого не хочу спугнуть, но все же активно. Только это нелегко! Что делала вчера вечером Ева Карпентер? И Шелаг Рэндел? Вы можете поручиться, что они все время находились у себя дома? Карпентер, я знаю, была на каком-то политическом собрании. — Ева! — задумчиво произнес Пуаро. — Существует мода на имена. Сегодня уже почти и не встретишь имени Ева. В то же время женщин с таким именем предостаточно… Спенс развивал свою мысль. — Ева Карпентер может покупать себе очень дорогие духи. Нужно будет обязательно установить, откуда она. Я-уже насмотрелся на самозваных вдов военного времени!.. Это так просто! Вы приезжаете куда-нибудь в глубоком трауре, говорите, что оплакиваете геройски погибшего солдата, и дело в шляпе! Никто не будет задавать вам вопросов! Переменив тему, он продолжал: — Что касается вашего топорика для сахара, то тут вы попали в цель! Видимо, миссис Мак-Джинти была убита именно этим орудием. На нем действительно обнаружены следы крови. Его мыли, но для теперешних реактивов достаточно микроскопического количества вещества. И добавлю, что там обнаружили именно человеческую кровь. Это еще одно основание подозревать молодую Дейдр Хендерсон… — Вспомните ее утверждение о том, что этот топорик был передан священнику для благотворительной распродажи в конце сентября! — Это утверждение оспаривается миссис Саммерхейз, которая категорично заявляет, что купила топорик на рождественской распродаже. — Категорично не то слово, — устало возразил Пуаро. — Миссис Саммерхейз — очаровательная леди, но с нее нельзя спрашивать больше того, что она может дать. У нее нет ни порядка, ни методичности, и ее воспоминания никогда не бывают точными. С другой стороны, не забывайте, что в «Лонг Медоуз», а я это знаю достаточно хорошо, двери и окна никогда не закрываются. Любой может войти в дом, взять, что ему нужно, уйти с этим предметом и принести его назад спустя долгое время, и никто этого не заметит. Предположим, что в один прекрасный день миссис Саммерхейз понадобился топорик для сахара, но она его не нашла. Тогда она решила, что топорик взял ее муж, чтобы забить кролика или наколоть щепок, и она даже не спросила его, куда девался этот топорик. В этом доме берут то, что попадает под руку, ничего не кладут на место, ни о чем не помнят. Если бы мне пришлось вести такой образ жизни, я сошел бы с ума. Их же, как видно, это ничуть не смущает. Спенс встал. — Есть один положительный момент во всем этом, — сказал он. — Джеймса Бентли не казнят, пока не будет выяснено это новое дело. У нас есть теперь то, чего мы хотели, а именно время! — Поскольку мы знаем теперь несколько больше, — добавил Пуаро, вставая, — я, пожалуй, непрочь вновь встретиться с Джеймсом Бентли. Джеймс Бентли почти совсем не изменился. Возможно, он немного похудел, возможно движения его рук стали еще более нервными, но в остальном он производил все то же обескураживающее впечатление. Тщательно подбирая слова, Пуаро сообщил ему, что новые свидетельства многое заставляют пересмотреть, что его дело вновь разбирается и что, следовательно, он может надеяться. Джеймс Бентли проявил к этому мало интереса. — Все это ничего не даст!.. Что можно найти нового? — Ваши друзья упорно ищут… Бентли пожал плечами. — У меня нет друзей! — Вы не должны так говорить! — возразил Пуаро. — Я знаю, по крайней мере, двух. — Двух? Интересно узнать, кто это? В его тоне было больше недоверия, чем любопытства. — Во-первых, — сказал Пуаро, — комиссар Спенс… — Спенс? Тот, кто приказал меня арестовать? Вы хотите меня насмешить! — Вы не правы. Смеяться не над чем. Вам повезло, что Спенс — честный полицейский офицер, что он добросовестно относится к своему долгу. Он хочет быть уверенным, что задержал настоящего преступника. — В отношении меня у него есть такая уверенность! — Нет. Дело обстоит иначе. Поэтому, повторяю, он ваш друг. — Такого рода друзья!.. Пуаро подождал. Не может быть, чтобы у Джеймса Бентли не было человеческих качеств. Например, он не мог быть лишен любопытства. Действительно, он вскоре спросил: — А кто же другой мой друг? — Мод Уильямс. — Мод Уильямс? Кто это? — Девушка, которая работала в конторе «Бризер и Скатл». — Ах, это та самая мисс Уильямс! — Именно она. — А почему мое дело интересует ее? Пуаро сдержался, хотя временами поведение Бентли выводило его из себя. — Мисс Уильямс, — ответил он, — интересуется вашим делом потому, что убеждена в вашей невиновности. — Что она об этом знает? — Она знает вас. Бентли, что-то пробормотав, сказал: — В некотором смысле это так, но она плохо меня знает. — Вы с ней работали в одной и той же конторе и вам случалось иногда вместе обедать. Это так? Бентли согласился, как бы нехотя. Пуаро продолжал: — Вы никогда не ходили куда-нибудь вместе? — Однажды ходили прогуляться в дюны. На этот раз Пуаро уже не сдержался. — Но, черт возьми! — вскричал он. — Можно подумать, что я хочу заставить вас признаться в каком-то злодеянии? Вы гуляли с красивой девушкой. Насколько я знаю, это не преступление, и этого нечего стыдиться! Наоборот. И я не понимаю, почему вы сделали вид, что незнакомы с ней, когда я назвал ее имя! Джеймс Бентли покраснел. — Нужно понять, — сказал он. — Я никогда не встречался со многими девушками, а с другой стороны, мисс Уильямс не такая уж изысканная. Она очень милая, очень любезная, очень симпатичная. Но я не могу отделаться от мысли, что мама сочла бы ее банальной! — Важно, — возразил Пуаро, — как вы сами ее находите. Лицо Джеймса Бентли вновь стало пунцовым. — Но ее прическа, ее одежда… Конечно, у мамы, может быть были старомодные взгляды… Он не кончил. — Речь идет не об этом! — вновь заговорил Пуаро. — Она вам нравилась? — Она всегда была очень мила со мной, — с трудом ответил Бентли, — но она никогда меня по-настоящему не понимала. Она была совсем маленькой, когда умерла ее мать. И вот… — С того дня, как вы потеряли работу, вы с ней больше не виделись. Но, если я правильно осведомлен, вы все-таки встретились с ней однажды в Бродхинни, не правда ли? Джеймс Бентли казался удрученным от того, что ему приходилось давать объяснения на этот счет. — Да. — ответил он. — У нее были дела в Бродхинни. Она прислала мне открытку, назначив встречу. Я не понимаю, зачем. Если бы нас связывала очень… — Как бы то ни было, но вы с ней встречались? — Да. Я не хотел оказаться невежливым. — И вы пригласили ее в кино? Джеймс Бентли запротестовал, словно он был шокирован. — О, нет! Совсем нет!.. Мы просто поговорили, пока она ждала автобуса. — Бедная девочка! — тихо промолвил Пуаро. — Она, должно быть, славно провела время. — Вы забываете, что у меня не было денег. Ни пенса! — Верно. Это произошло за несколько дней до убийства миссис Мак-Джинти, ведь так? — Да, это было в понедельник, а ее убили в среду. — Теперь давайте поговорим о другом, — произнес Пуаро. — Миссис Мак-Джинти покупала «Санди Комет», не правда ли? — Да. — Вам приходилось читать эту газету? — Она предлагала мне ее иногда, но я редко ее читал. Мама не любила эти воскресные газеты… — На той неделе вы читали «Санди Комет»? — Нет. — Но миссис Мак-Джинти ее читала. Она не говорила вам об одной статье, которая ее особенно заинтересовала? — О, да! И еще как подробно! Она никак не могла остановиться! Пуаро не ожидал такого ответа и был удивлен: — Не могла остановиться? Это очень любопытно. И что она вам говорила, мистер Бентли? Подумайте-ка! Это стоит вспомнить. — Я почти совсем забыл. Речь шла о каком-то старом уголовном деле, деле Крэйга… или еще кого-то. Не могу с точностью сказать. Она говорила, что в Бродхинни есть человек, замешанный в этой истории. Я не понимаю, какое ей до этого было дело! — Она назвала этого человека? — Кажется, она говорила, что это та леди, у которой сын пишет пьесы. — Она назвала ее? — Нет-нет… Да и как я могу все помнить? Давно ведь это было! — Постарайтесь вспомнить, очень прошу вас. Вы ведь хотите выйти на свободу? — На свободу? — Да, выйти на свободу! — Надо думать… — Тогда вспомните! Скажите мне точно, что говорила вам миссис Мак-Джинти. — Ну, что ж! Она сказала, что знает «одну гордячку, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно»… Это ее собственные слова. Помню, что она еще говорила о какой-то старой фотографии: «Никто бы не поверил, что это та самая женщина!» — А почему вы уверены, что она имела в виду миссис Апуард? — Я не могу сказать, что я в этом уверен. Просто мне так показалось… Она мне говорила до этого о миссис Апуард, я ее слушал, а сам думал о чем-то другом, и начал опять прислушиваться к ее словам только тогда, когда она заговорила об этой «гордячке»… По-настоящему я не знаю, о ком она говорила. Она была такая болтливая. — Лично я не думаю, — сказал Пуаро, — что она имела в виду миссис Апуард, а не кого-то другого. Вздохнув, он добавил: — И, по-моему, если вас когда-нибудь повесят, то только потому, что вы не обратили достаточного внимания на слова миссис Мак-Джинти!.. — Это так, и не надо меня спрашивать, что она мне рассказывала! Вы, видно, и не подозреваете, мистер Пуаро, что в то время меня беспокоило прежде всего то, что я буду есть на следующий день! Мне было над чем ломать себе голову. — А сегодня вы думаете, что вам не из-за чего беспокоиться? Говорила вам миссис Мак-Джинти о миссис Карпентер, которая тогда была еще миссис Селкирк, или о миссис Рэндел? — Карпентер — это тот, кто живет на новой вилле на самом верху холма? Он был женихом миссис Селкирк. А ее миссис Мак-Джинти прямо не выносила! Почему, я не знаю. — А Рэнделы? — Насколько я помню, она о них никогда не говорила. — А о семье Уэзери? — Она их не любила. Она говорила, что миссис Уэзери невыносимая, капризная, взбалмошная. А сам мистер Уэзери никогда не обращался к миссис Мак-Джинти. Она говорила: «От него не услышишь ни слова — ни плохого, ни хорошего!» Она еще добавляла, что в их доме все несчастные. Пуаро смотрел на своего собеседника с возросшим вниманием. В голосе Джеймса Бентли, только что звучавшем угрюмо и безразлично, появились нотки, которых у него Пуаро никогда еще не слышал. Бентли уже не довольствовался пересказом того, что он узнал от миссис Мак-Джинти, а делился, казалось, своими собственными воспоминаниями. То, что он говорил, были его собственные мысли. Бентли размышлял вслух о «Хантерс Клоз», о жизни его обитателей. Свойственная ему апатия покинула его. — Вы с ними знакомы? — мягко спросил Пуаро. — По существу, нет. Но однажды собака мисс Дейдр попала лапой в капкан. Она никак не могла ее вызволить. Тогда я ей помог… Пуаро вспомнил слова миссис Оливер о ее беседе с Дейдр Хендерсон. — А потом вы разговаривали с мисс Дейдр? — Так оно и было. Она сказала, что ее мать очень несчастна. Она обожает свою мать. — А вы говорили ей о своей матери? — Да. Пуаро помолчал. Он ждал. — Жизнь так ужасна и несправедлива, — вновь заговорил Джеймс Бентли. — Существуют люди, о которых можно сказать, что они лишены права быть счастливыми. — Это правда, — заметил Пуаро. — Не очень уж много счастья у нее, у мисс Уэзери. — Хендерсон, — поправил его Пуаро. — Да, я забыл. Действительно, она мне сказала, что у нее отчим. А она — мисс Дейдр Хендерсон. — Дейдр… Дейдр всех Печалей… Красивое имя… Но сама она, как мне говорили, не очень-то красива… Джеймс Бентли покраснел до ушей. — Но я находил, что она в общем-то недурна, — сказал он медленно. |
||
|