"Последний ворон" - читать интересную книгу автора (Томас Крэйг)12 Химеры на крышахКажется, единственное, что охлаждало чувства, так это стекавшие с зонтика за воротник струйки воды. Моторы полицейских машин работали на холостых оборотах, чтобы поддерживать свет фар, кольцом освещавших место происшествия. В их свете косо летели холодные капли дождя. Держа рукой в перчатке забытую чашку кофе, он смотрел, как в кузов санитарной машины закатывают тела Эванса и Лескомба. Они оставались в обломках машины, разбившейся о ствол дерева под обрывом, до его прибытия; еще одна маленькая вина. От шума моторов у Обри давило в висках. В том, что они несколько часов после убийства оставались под обломками, не было ни капли уважения к приличиям. Конечно же, убийство... Дверцы санитарной машины мягко закрылись. Он кивнул водителю, что можно ехать, и отступил, оказавшись рядом с инспектором хэмпширской полиции. Задние колеса, разбрасывая комья грязи, буксовали по травянистому склону. Наверху машина, дернувшись, – тела привязаны к носилкам, не свалятся – въехала на заброшенный сельский проселок. Звук мотора постепенно удалялся, его заглушили громкие голоса людей, собравшихся у окруживших место аварии полицейских машин. На высоких металлических шестах установлены светильники. Натоптанная трава и грязь перекрещены красно-белыми лентами. В боку автомобиля Эванса, ставшего короче от удара, глубокая вмятина от врезавшейся в него на дороге машины. Следы рубчатых подошв, ведущие к машине и удаляющиеся от нее. Убийство. Профессионально замаскированное, умело исполненное, но убийство. Лескомба заставили замолчать, хотя Обри не мог упрекать себя за то, что распорядился перевезти Лескомба. Когда бы он ни покинул дом, его бы выследили и убили. Он сожалел о смерти Эванса. Сотрудник Годвина. Один из его собственных людей! Нет, не сожалел. Гибель Эванса привела его в ярость. Он стал меньше замечать холодную воду, льющуюся за воротник с зонта, который неумело держал инспектор. По пути из Лондона... сюда он не отвлекался на воспоминания о телефонном звонке Хайда. Дождь хлестал по обломкам машины Эванса. Брюки Обри выше выданных ему здесь холодных зеленых резиновых сапог промокли насквозь. Кэтрин в руках Харрела; Хайду удалось ускользнуть – "нет, к сожалению, не рассчитываю на то, что они считают меня погибшим"... И теперь он перемещается от одного телефона-автомата к другому в районе залива, словно неуклюже поддразнивая их, вместо того чтобы заметать следы. "Мокрый до нитки, в руке, черт возьми, дырка, думаешь, приятель, я дамся ищейкам?" Хайд, конечно мысленно ругал себя за то, что попался в ловушку в доме Алана. "Все, что у меня осталось, так это паршивая карта!" Неопровержимых улик, доказательств, но оценке Хайда, было достаточно. Теперь все они в руках Харрела. Кэтрин тоже. И вот они заставили навеки замолчать Лескомба. Обри закрыл глаза, чтобы не видеть ослепительного блеска фар, белых полос дождя, разбитый, без ветрового стекла передок машины Эванса; по главным образом чтобы избавиться от невыносимой мысли о том, что Кэтрин угрожает крайне серьезная опасность. – Будут ли другие приказания, сэр Кеннет? – М-м. – Пошатываясь от головокружения, он открыл глаза. – Что? О, обождите пару секунд... – К инспектору вернулась невозмутимость. Местом происшествия завладели судмедэксперты в прорезиненных плащах и теплых куртках, возглавляемые незнакомым ему главным инспектором особого отдела, – двигаясь на цыпочках, измеряли, фотографировали. – Еще минутку. – Ему до смерти не хотелось возвращаться в машину, видеть шофера. Скоро снова будет звонить Хайд. Потрясение от известия о гибели Эванса постепенно проходило, оставалась острая боль от мысли о грозившей Кэтрин беде. В смятении и беспокойстве он то винил Хайда, то винился перед ним. Но так или иначе и она, и улики находились у них в руках! Шатаясь, словно под тяжестью вины, он побрел вверх по истоптанному ногами склону к блестевшей от дождя дороге. В свете фар и синих мигалок дополнительно подъехавших полицейских и санитарных машин хорошо были видны следы скользившей под откос машины Эванса. Битое стекло и отвалившийся от колеса колпак, куски пластика и хрома усыпали склон и край дороги. Узкая дорога, да еще в плохую погоду. Тяжелый грузовик или большой фургон, вильнув, сбросил Эванса и Лескомба с откоса на деревья. Полицейский врач предположил, что, судя по волокнистым частицам во рту Эванса, его задушили мягкой игрушкой. Большим, улыбающимся во всю пасть львом, заброшенным потом на заднее сиденье. Заныло в груди. Полицейский, поддерживавший его под локоть, отпустил руку. С крыши и капота блестевшей машины разлетались брызги дождя. – Благодарю вас, инспектор. Некоторое время я еще буду здесь. Не поднесли бы вы мне... предварительные заключения, какие будут? – Конечно, сэр. Обри нырнул в заднюю дверцу удлиненного черного "ровера", водитель захлопнул за ним дверцу. Стекла моментально запотели. Водитель с полицейским казались большими тенями в струях дождя. Он закурил и чуть было не задохнулся, однако упорно продолжал затягиваться, пока табак не успокоил нервы. Рука тряслась – свидетельство его страхов. Противник его обогнал, вырвался вперед и напал из засады на его маленький отряд, заставив нести большие потери. Не в силах погасить волнение, он нетерпеливо ворочался на сиденье. Харрел воспользуется Кэтрин, не станет ее убирать. Обри рассуждал не спеша, обстоятельно, убеждая себя легче, чем ожидал. Она была козырной картой; ее нужно не выбрасывать, а пустить в дело, оставить до удобного момента в ожидании его следующего хода. Следующий ход? Он фыркнул. Эванс с Лескомбом погибли – эта дверь закрыта. Хайд ранен, его преследуют. От напряжения у него иссякают силы. В темноте дрожал огонек сигареты. Было бы легче, хотя и не с такой Теперь его бесцеремонное обращение с ней оборачивалось против него самого. Он согрелся. Мокрые брюки обленили колени. Неприятно пахло резиной от сапог и нафталином от мокрого пальто. Они знали, что он пошлет за ней Хайда, потому что у него не было доказательств, которые могли бы вызвать у кого нужно интерес и обеспечить ему поддержку. Они знали, что у них с Хайдом нет резервов и что они доведены до отчаяния. Он взмок от пота. От сигареты затошнило, и он раздавил со в щелкнувшей, словно мышеловка, пепельнице. Короткое мгновение все было в руках Патрика. Но Харрел перехитрил не только Хайда, но и его самого. Запищал телефон. Сердце прыгнуло и больно заколотилось в груди. Схватив трубку, он, как свое собственное, услышал тяжелое, не предвещавшее добра дыхание Хайда. Тот, видно, тоже думал о том, что будет, и ожидал неизбежного. Обри охватило полное безразличие, не хотелось ни споров, ни взаимных упреков. – Патрик? – Да. – Какие-нибудь следы... – Хотите сказать, хрустальный башмачок на лестнице? – Патрик! – Не играйте возмущенного дядюшку, – Где она? – выкрикнул Обри. В висках стучало, лежавшая на коленях рука сжималась и разжималась, точно посаженный в клетку маленький беспомощный зверек. – Мне ни за что не следовало впутывать ее... – Да она уже была впутана! – обрезал его Хайд. – Она знала Фраскати, одного этого было достаточно. Черт побери, Харрел не остановился перед убийством самой Ирины Никитиной! Думаете, убийство вашей племянницы очень его расстроит? – Она была случайным свидетелем, Патрик! Хайд, тяжело дышал, не скрывая пессимизма. В машине пахло сыростью и табачным дымом. Обри протер одно из стекол и увидел всего лишь сползающие по стеклу капли да лицо заглядывающего внутрь водителя. Обри кивнул, и водитель вернулся в компанию полицейского. Из-под откоса, словно со скрытой сцены лился свет. – Что будем делать? – спросил Хайд. – Черт бы побрал этих негодяев с их заговорами! – Это я проходил, когда читал памятку для поступающих на службу. Может быть, вы ее и писали: в архитектуре нет ангелов, одни химеры. Что будем – Куда они ее увезут? – Как вы думаете? – На то озеро? – Шаста, да. Я бы отвез туда. Теперь они, наверное, знают – или скоро узнают, – что она рассказала мне и что мне известно. – Обри вздрогнул. – Ты говорил, у тебя карта? – Да. На ней пометки, только я никак их не разберу. Но они там, где упал авиалайнер. Ее доставят туда, вашу племянницу, если она вообще еще где-то находится. – Да. Он замолчал. Хайд нетерпеливо спросил: – Вас что, вырубили? – Что?.. Нет... Я раздумывал, что можно сделать, с нашего конца. – И?.. – Я не уверен. – Качая головой, он поглядел на залитую светом лощину. Было бы глупо, даже опасно, говорить Патрику об этом происшествии. – Я... ты должен узнать, где она, Патрик. Мы с Тони будем продолжать разматывать те нити, что у нас уже имеются. Тут намечаются подходы... – Было слышно, как Хайд презрительно фыркнул. Джеймс Мелстед с перепугу выдал себя. Во всяком случае именно он обязан расколоть Джеймса Мелстеда. Джеймсу известны даты, места, поставки, люди с их намерениями... так ли на самом деле? – Я берусь проследить путь этих самых ДПЛА от изготовителя до Харрела, – высокопарно заявил он. – Твоя задача – установить место нахождения Харрела. Тебе прежде всего нужно подробно описать карту Тони, увязать ее со сведениями, которыми он располагает. Ты говорил, там пометки? – Отдельные буквы, крестики – как в "Острове сокровищ"... включая "черную метку" для какого-то бедняги. – Хорошо. Поговори с Тони. Может быть, там... – Что-нибудь на дне? Все-таки надеетесь? – Чем черт не шутит. – А женщина? Что с ней делать? За что браться в Обри помедлил. – Патрик, пока что просто – Хорошо. Правда, у меня немного шансов, согласны? Каине бы умные идеи ни скапливались, словно в засоренной уборной, по что касается меня, то я прежде всего должен пришить Харрела. Если – Пока что – Ладно! – огрызнулся Хайд. Разговаривая с Хайдом, Обри думал о Мелстеде. – Патрик, кажется, у меня есть нужный рычаг. Думаю, я получу его... до того как ты будешь вынужден действовать. Советую тебе проявить терпение. – Невелика доблесть. Мне нужно уходить, кругом много народу. Насчет карты позвоню. – Хорошо, Патрик. Будь осторожен... – Тоже мне, мастер долбаных прописных истин! – услышал Обри, прежде чем в трубке раздался непрерывный гудок. Он положил трубку и, поеживаясь, глубоко устроился на сиденье. Он снова взял на себя ответственность за исход дела, и хотя эти заботы выбивали его из привычной колеи, они все же отвлекали от самой большой тревоги – за судьбу Кэтрин. Ответ надо было искать здесь – у Мелстеда и Малана. Он снова закурил, слушая стук дождя о крышу машины. Да, он расколет Мелстеда. Дорогой Джеймс, старый приятель, в конце концов выложит ему все. Из-за Кэтрин надо было спешить... но времени хватало в самый раз... Завтрак в "Савое". Легкое удивление и удовольствие, точно он сам пропел ночь в спальне этого шикарного номера с девушкой, которая в данный момент, стоя под душем, мурлыкала песенку Завтрак в люксе гостиницы "Савой" с видом на реку. Намазывая маслом еще один тост, Прябин не мог сдержать глупой ребяческой улыбки. Тут к нему снова вернулась злость на Малана. Он бросил на него хмурый взгляд, будто сидел перед строгим родителем, листавшим школьный дневник, а не изложение плана создания новой цепочки для тайной переправки секретной техники. Прябин еще больше вышел из себя, увидев грязные следы джема на одном из листков, разбросанных вокруг тарелки Малана с брошенной в застывающий жир корочкой бекона. Дабы скрыть свои чувства, он отхлебнул кофе. Чтобы убрать Лескомба, Малан воспользовался услугами КГБ. При этом был убит один из сотрудников Обри – Эванс! Если Малан недооценивал Обри, полагая, что его возраст и положение притупили ответную реакцию, то уж он-то был другого мнения. В результате убийства Эванса Обри будет подобен растревоженному улью. Ему, Прябину, приходится как школьнику сидеть перед каким-то южноафриканцем! Скрипя зубами, встряхивая головой, он зажал руки меж колен, словно получил по ним линейкой. Сдернув очки, Малан уставился на него. Позади его широкого лица за высокими окнами по маслянистой глади Темзы медленно двигались суда. Гостиная была перегружена стильной мебелью и тяжелыми портьерами, чрезмерно украшена лепниной и позолотой. Ну прямо как в Кремле, черт побери!.. – Что на уме? – спросил Малан. – Ты, – съязвил Прябин. Малан усмехнулся. – Из-за того, что действовал через твою голову? И что твое начальство полагается на мое мнение? – Не пойму, какого черта мое ведомство пляшет под твою дудку! – вспылил Прябин. Его бесило собственное бессилие и уязвленное самолюбие: кроме того, он так расхрабрился потому, что хорошо знал Малана, знал, что тот никогда не донесет на него Центру. Все равно что выкрикивать оскорбления, когда обидчик давно скрылся за углом и ничего не слышит! Но ему Малан пожал плечами. Тяжело подавшись вперед, сказал: – Сожалею, что пришлось наступить тебе на мозоль, приятель. Чтобы все было как надо, пришлось действовать быстро. Наглость этого человека была невероятной! В то же время он, словно танк, обладал непробиваемой мощью. И привычно пользовался ею. – Итак? Прежде чем я смогу показать это в Претории, очень многое нужно обговорить. Прябин недовольно фыркнул. Малан поглядел на него с веселым любопытством, потом на его лицо вернулось привычное высокомерное выражение. – Больше не распоряжайся, как заблагорассудится, моими людьми, – надулся Прябин. – Только с согласия твоего заместителя председателя. – Все равно плохо, что убили одного из парней Обри, – упорствовал раскрасневшийся Прябин. Малан спокойно откинулся в грозившем развалиться под его весом кресле. Махровый банный халат открывал волосатую грудь. – Лескомбом можно было заняться в любое время. Даже если бы он и заговорил, это мало чем помогло бы Обри, учитывая, что тому уже известно. Грязно сработано. – Итак, ты высказался, приятель. – Довольно! – рявкнул Прябин, стукнув кулаком по столу. Загремела посуда, маленькая серебряная перечница повалилась набок, точно битый шахматный король. – Моему новому плану не грозит стать объектом коварного любопытства Обри, особенно на первых стадиях операции! Если бы только вы с заместителем председателя, – а я не могу представить, чтобы вы хотя бы на минуту принимали в расчет такие мелочи, как деловые качества и элементарные правила поведения, – не выходили за рамки секретности и трезвого расчета... – Он откинулся на спинку стула, удовлетворенно отметив про себя блеснувший в глазах собеседника гнев и появившийся на щеках злой румянец. – Хорошо, – после долгого молчания произнес Малан. – Хорошо, приятель, я приношу свои извинения. Я всего лишь невежественный бур, откуда мне знать все эти тонкости? А теперь не лучше ли заняться делами, с которыми ты ко мне пришел? Подавив раздражение, вызванное издевательским тоном собеседника, Прябин спросил: – Что тебе еще надо знать? – Избегая изучающего взгляда Малана, он взялся намазывать маслом еще один тост. – Какая у тебя в этом дело поддержка? План броский, умно скроенный... – Хочешь сказать, – пробормотал Прябин, жуя тост, – что он слишком рискованный, чтобы Центр его поддержал. – Вот именно. – Центр поддержал. Малан пожал плечами. – В нем много выдумки. Но ты, приятель, именно этим славишься, а? Чувствуется твой почерк. Если получится, все лавры достанутся тебе. – Прябин постарался не реагировать на эту лесть. – Если я предложу его Претории и... кое-кому еще, то они потребуют что-нибудь взамен. Договариваться я должен с тобой? Прябин утвердительно кивнул. – Да, со мной. Я бы подумал, что ты уже немало имеешь с этого. – Слушай, сегодня я отправляюсь в Бомбей. Это означает алмазы. Ваши выбрасывают алмазы за бесценок на индийский рынок. А за ваши делишки будем отвечать мы в Южной Африке. – Его произношение – "Эфрике" – резало слух. – Масса алмазов, проходящих через Индию, но осталась незамеченной, и теперь думают на нас, тогда как это прожорливые московские деятели, сбывая излишки, выколачивают твердую валюту. Этому нужно положить конец. Наша договоренность действовала удовлетворительно. Нам или придется вернуться к первоначальным квотам для каждого рынка за пределами Европы, или все это дело полетит к чертям. После Бомбея я еду в Москву и к тому времени ожидаю хороших вестей. Прябин в итоге согласился: – Думаю, об этом можно договориться. Что еще? – Доля прибылей вычислена довольно умело... Твоих рук дело? – Прябин кивнул. – Это может заинтересовать Преторию, но не меня. А тебе придется действовать через меня. – Условия не высечены на камне. – Хорошо. Через приоткрытую дверь Прябин мельком увидел в спальне девицу. – Что-нибудь еще? – В данный момент предлагаемый вами маршрут пока что официально для нас закрыт. Но тебе это известно. Открыть его – моя забота, а ты берешь на себя маршруты из Америки и Европы через Англию и Францию. Проложить путь из Африки в Москву теперь, когда кубинцы оттуда ушли, стало труднее. – Он поднял глаза, потирая подбородок. – Я обговариваю долю во всем, большом и малом, как бы далеко ни продвинулось дело. О'кей? – Ты же знаешь, что я не могу просто так соглашаться на что угодно, поэтому какой смысл обсуждать это со мной? Обговори с Москвой. – Чтобы подкусить тебя, приятель. Чтобы не считал себя великим умником. Ты меня раздражаешь. Малан почти не заметил ухода девицы. Та простучала каблучками по гостиной – сумочка через плечо, длинные развевающиеся волосы, словно только что сошла с телевизионной рекламы. Правда, он отвернулся, заметив явный интерес Прябина к закрывавшей за собой дверь красотке. Потом сладко потянулся. – Сомневаюсь, чтобы Москва согласилась. – Я не сомневаюсь. Твой план слишком хорош, чтобы им бросаться. Скажу об этом Чеврикову – тебя устроит? – Я знаю, откуда у меня хлеб с маслом. Удовлетворен ответом? – Вполне. Выходит, каждый из нас понимает, что к чему. – Выходит, так. Прябину осточертела затеянная ими вежливая, но требующая напряжения игра. Уж он-то знал, кто его новые хозяева. Ирины нет в живых, и Никитин, как можно было предвидеть, начинает превращаться в консерватора. Новым умным словом стало "постепенность". Ему вспомнилось болезненное, подавленное выражение лица Диденко при их встрече на набережной. Его свалили. С плеч Никитина согнали двух радикальных ангелов. Они больше не нашептывали ему на ухо, что нужно делать, не соблазняли его "перестройкой" и "гласностью". Вместо них правители окружили Лидичев, Чевриков и вернувшиеся на свои посты другие бойцы старой преторианской гвардии. В глазах таких, как он, это был кратковременный взлет, каким когда-то давно для американцев было президентство Кеннеди – "недолгий сияющий миг" пли как они его там назвали. Теперь все в прошлом. – Что-нибудь случилось? – Что? О, нет... ничего такого. Оставляю тебе твой экземпляр плана. – Еще одно дело, пока ты здесь. Нужно снова внедриться в "Рид электроникс", и как можно... – Только вот именно благодаря вам и заместителю председателя в настоящее время это невозможно! – Нам нужно туда вернуться. Компания только что купила "Инмост", а это означает технологию производства тонких кристаллических пластин и транспьютеров. – Знаю, – ответил Прябин. – Тогда сделай что-нибудь, приятель. И вашим, и нашим людям потребуется все, что можно будет достать в "Рид". Скоро на тебя начнут нажимать, так почему бы не позаботиться заранее? Я уговорю Преторию, сделаю так, что ты прославишься в Москве, – только найди замену Лескомбу. – Подумаю. Провожая глазами уходившего Прябина, Малан, поколебавшись, решил ничего не говорить на прощанье. Дверь закрылись. Фыркнув, затряс головой, будто после русского в волосах осталось что-то раздражающее. Поглядел на разбросанные по столу машинописные странички, не в силах удержаться от улыбки. План действительно хорош. Правда, его сильно раздражал этот мальчишка-генерал с его либеральным, на западный манер, оскорбительным презрением к родине Малана и ее политике. Взмокнув в своем банном халате, он нетерпеливо дергался и взъерошивал волосы. Отныне Прябин будет делать, что ему скажут. Повернувшись к окну, снова улыбнулся. Его забавляла мысль, что Прябину ничего неизвестно об обстоятельствах гибели Ирины. За окном по маслянистой Темзе скользил чистенький бело-голубой катер для увеселительных прогулок. На корме – мужчина в вечернем костюме с поднятой вверх, должно быть, бутылкой, к которой он время от времени прикладывался. Спиной к каюте, раскинув вытянутые ноги, развалилась девица в мятом атласном вечернем платье. Третий, в белом смокинге, низко перегнувшись через леер, явно блевал. Малан презрительно скривил губы. Черт бы побрал эту паршивую страну! Поднявшись со стула, тяжело опустился на диван, положив на колени телефон. Оставались кое-какие дела по мелочи, которыми теперь, когда вернулся Прябин, твердо обосновавшийся на должности резидента, КГБ не станет для него заниматься. Набрав номер, подождал, потом произнес: – Блэнтайр? У женщины в квартире поставили жучок? – И за Харрела приходится работать! – Да, – ответил обиженный голос. – Хорошо. Вообще-то ни Хайд, ни Обри не представляют для меня интереса. Я лишь хочу, чтобы за нами было чисто, стараюсь только ради нас самих, никого больше. Единственный, кто может навести на нас, это Мелстед. Ты меня понял? – И если Мелстед?.. – Пока что держи меня в курсе дела. Ничего не предпринимав. Харрел сморозил глупость, захватив племянницу Обри. Если бы это был ты, Блэнтайр... Хотя ты, парень, так бы не сглупил, а? – Уж я-то не оставил бы Хайда в живых. – Ну, это проблема Харрела. Пришли мне в гостиницу билет на Бомбей до одиннадцати. – Будет сделано. – О'кей, ты знаешь, где меня найти. После разговора к нему вернулось благодушное настроение. Пьянчуга с бутылкой шампанского, выделывая вензеля, двигался вдоль борта и, видимо, что-то орал – отвратительной зрелище. Происходившее вокруг Обри представлялось ему малозначительным. Вряд ли он снова увидит свою племянницу, во всяком случае живой. Харрел действует напролом. Ее судьба вряд ли беспокоила Малана; она уже была в прошлом, как и девица, которая только что ушла; да и в постели она была бог знает что. Кэтрин была хороша на приемах и вечерах, в кругу деловых знакомых – но скорее в должности супруги, чем... К тому времени как катер скрылся из виду, Малан выбросил Катрин Обри из головы. Собрание совета директоров в половине двенадцатого, деловой ленч с банкирами, потом отлет в Бомбей. Он вытянул ноги, закинув руки за голову. Теперь это была маленькая драма Обри, а не его, и такая же незначительная, как скрывшийся катере пьяными "юппи". Что касается его, то в Кремле ему будет проще иметь дело с Лидичевым и консерваторами. Ирина Никитина, как и Прябин, презирала его и его страну. Рано или поздно она, возможно, даже отказалась бы от договоренностей между Москвой и Преторией по алмазам и золоту. Без поездки в Бомбой было не обойтись, потому что эти тупые хапуги стали наводнять индийский рынок дешевыми нешлифованными алмазами. Прищелкнув языком, снова устроился поудобнее. Это можно уладить. Ради того чтобы завладеть транспьютерами и кристаллическими пластинами, они обуздают алмазный бизнес. В предвкушении такого лакомого куска Москва истечет слюной. Малан расхохотался. Надо же, он сидит в совете директоров "Рид электроникс", а чтобы завладеть новой технологией, приходится воровать и вывозить добычу в глубокой тайне! Зато так куда интереснее. Открыв глаза, Хайд инстинктивно сунул руку под грязную подушку, хватаясь за пистолет. Шум уличного движения, резкий звук радио за тонкой стеной, сквозь дырявые жалюзи видна махина моста через залив. Шум машин и радио перекрывала ругань ссорившихся обитателей. Он успокоился и, продолжая лежать, стал разглядывать растрескавшуюся штукатурку и голую лампочку на потолке. Громко хлопнула дверь; кто-то, проворчав, сплюнул; кого-то нудно отчитывал женский голос; плакал ребенок. Негритянский диалект, испанская речь. Под вибрацию стоявшего у стены топчана Хайд снова уснул. Сел, отпустив рукоять пистолета. В покрытом бурыми пятнами зеркале отражалась стоявшая на грубом комоде пока еще наполовину полная бутылка "бурбона". Одно это уже кое-что значило. Он, должно быть, проспал – на часах половина девятого – почти донять часов. Опасливо оглядел руки, ноги, ощупал тело и зевнул. В руке тупая пульсирующая боль. Не обращая внимания на убогую обстановку, он натянул тяжелые замшевые башмаки, зашнуровал их, почти не чувствуя головокружения. В желудке только ощущение голода. В коридоре женщина извергала на испанском языке проклятия вслед удаляющимся шаркающим мужским шагам. Ребенок замолчал. Хайд достал из-под подушки пистолет и сунул его сзади за пояс. Тот привычно лег на свое место. Прошел по узкой комнате и включил видавший виды телевизор. В программе утренних новостей – изображение президента Калвина, ведущего предвыборную кампанию, видеосюжеты, затем снимки. Прибавив громкость, он уселся за исцарапанный стол, трясущимися, как он считал, от нетерпения руками осторожно развернул карту. Отставая по опросам общественного мнения, Калвин где-то на Среднем Западе ревностно раздавал обещания. В комнате пахло жареным мясом, которое он позволил себе на ужин. Он вдыхал запах, водя пальцем ни изданной Департаментом лесоводства США карте озера Шаста, прикидывая расстояние и отмечая отдельные места. Карта была помечена линиями, кружками, пунктирами, буквами. На смену Калвину в телевизоре зазвучал деланно беззаботный комментарий ведущего. Перебранки в Восточной Европе, словно отголоски далекой не замечаемой грозы, потом советская Средняя Азия он оглянулся на телевизор, на котором была изображена другая карта. Рядом эксперт, точно стоящий у доски учитель с указкой. Беспорядки в Таджикистане, снова вызнаны войска, снова аресты, снова взрывы. Словно ревнивый любовник, Хайд в подробностях вспоминал кассеты с пленкой, зарисовки, записные книжки, все собранные Фраскати улики... и все теперь в руках Харрела. Он сжал над картой кулаки, словно держа воображаемые нож с вилкой и грубо требуя, чтобы ему подали еду. Харрел завладел женщиной, но она практически Хайд резко выпрямился, будто ему всадили укол допинга. Под ним на растрескавшемся, с загнутыми углами линолеуме скрипнул стул. Сквозь перекошенные планки жалюзи в клубах утреннего тумана тяжело плыл мост через залив. Он не сводил глаз с карты. Вражеская территория, позиция противника. Обведенный кружком крестик на восточной стороне рукава Макклауд; там ни кемпинга, ни причалов, ни видовых площадок, ни лужаек для пикников, ни ведущей сюда туристской тропы. Фраскати что-то там нашел – дважды обвел глубоко вдавившимся в бумагу кружком. Перевернул карту. Двойной кружок проступал рельефнее всех остальных значков – след гнева или волнения. Фраскати считал, что обнаружил место, откуда они действовали, – базовый лагерь на пути к убийству Ирины Никитиной. В ящике Фраскати были и другие карты, возможно, помеченные, как и эта. Пометки, может быть, обозначены более четко. Харрел окажется в том месте, просто выжидая, будучи уверенным, что Хайд либо сам не отступится, либо ему это не позволят. Он вздрогнул, услышав плач женщины, тяжелую пощечину, мужскую брань. Рассеянно потрогал горевшую руку. Отвел пальцы от наложенной вчера промокшей тяжелой повязки. Поглядел на измятые, в пятнах брюки и пиджак со следами пребывания в воде. Вспомнил прыжок с причала в воду, боль в руке, кратковременный мрак и распирающую резь в груди, пока не вынырнул под подгнившим причалом... вспомнил, как пырял вдоль берега залива от лодки к лодке, пока не добрался до заброшенного плавучего домика. Он обсушился, поел, перевязал кровоточившую рапу на предплечье. Покинул домик, когда перестали сновать полицейские, оставившие только водолазов в гидрокостюмах, обыскивавших дно залива. Рука действовала. Карман пиджака набит бинтами. Он повернулся к телевизору, чтобы убедиться в том, что уже предвидел: ни о нем, ни о Кэтрин Обри ни слова. Дело рук Харрела. Никакого упоминания о происшествии в Саусалито. В соседней комнате протестовала женщина, мужчина, вероятно, сутенер, мучил ее, требуя денег. Встал из-за стола, пощупал пистолет и, шаркая ногами, вышел в пустой мрачный коридор. Запах кофе, лепет ребенка, звуки радиоприемников и телевизоров, словно ропот медленно собирающейся толпы. Спустившись по лестнице в вестибюль, миновав неряшливо одетого швейцара, вышел наружу, вдыхая разогретый, пропахший бензином воздух. Сунул в щель первого попавшегося телефона оставленную ему Мэллори абонент скую карточку и набрал телефон Обри в небоскребе "Сентер пойнт". Оглядел оживленную улицу. В Лондоне пять часов пополудни. Двери, отражающие свет витрины и осыпающиеся стены магазинов, закусочных и галерей игровых автоматов. Поблескивающие на солнце ветровые стекла машин. Его не ищут. – Дай мне его, – сказал он, услышав голос Годвина. – А мне требуется все об озере Шаста... Да, место катастрофы; все, что тебе известно. – Несмотря на то, что воздух в это ноябрьское утро еще не разогрелся, ему стало жарко. Витрины, стекла машин, стоящие автомобили, пешеходы, особенно праздношатающиеся. Ничего. – Соберу до кучи, – ответил Годвин с оттенком удовлетворения. – Даю сэра Кеннета... – Патрик? – Кто же еще? Что у нас? – Почти нее утро просидел на заседании Объединенного комитета но разведке... – Не будем трепаться попусту, – Патрик, нашел, где Катрин? И... она жива, а? – Что? Да, жива. Харрел знает, что я к нему явлюсь. Ею будут махать, как флагом, чтобы привлечь меня. А теперь мне нужна информация от Годвина. Дайте ему трубку. И буду позванивать. Пусть по этому номеру дежурят. Круглосуточно. Поскольку работаю без страховки, – не удержался он от злорадства. – Извините, что не уделено должного почтения вашему семейству, но ему нужен я. – Хорошо, – тихим расстроенным голосом произнес Обри. – Хайд пожал плечами. Автомобили, витрины, двери, проехавшая, не задерживаясь, сине-белая патрульная машина, никто в ней не поглядел в его сторону. – Патрик, извини, что не могу организовать... – Положение тупиковое. Значит, пока что придется обходиться без подстраховки? Давайте Годвина. – Хорошо, Патрик. Пошарив в наружном кармане, Хайд достал и развернул карту. Он, невольно комкая бумагу, вертел ее в руках, разглядывая пометки. Заливы озера, словно пальцы огромной наполовину ампутированной кисти. – Карту удалось спасти, порядок. Департамент лесоводства, озеро Шаста – у тебя есть такая? – Да. Пришлось сбегать на Гровнор-сквер... под видом туриста... – Черт побери, хватит болтать, Годвин! Короче, есть или нет? – Хорошо, эта карта у меня есть. К телефонной кабине небрежной походкой подошел мужчина с газетой под мышкой. Хайд наклонился под прозрачным плексигласовым колпаком. Средних лет, в пальто. Хайд долго смотрел ему вслед, потом оглядел улицу, постепенно приходя в себя. Вроде ничего. Патрульная машина в обратном направлении. Подождал. Ничего. Посмотрел на карту. – Порядок. На экземпляре Фраскати много пометок – хочешь отметить у себя, дорогуша? – Да, мистер Хайд. Хайд на время даже испугался, осознав, что иллюзию спокойствия он создал сам своей дерзкой болтовней. – Рядом с Лошадиной горой дне буквы: М – Мэри, К – Кэтрин. Ото что – место катастрофы? – М...м?.. Да, порно. – За тысячи миль от него раздавался хруст развертываемой карты. О'кей, что дальше? Мужчина в пальто не спеша шел обратно, на этот раз уделяя больше внимания витринам, дверям, даже движущимся машинам, всему, кроме телефонной будки. – П – Патрик, У – Уильям. Это в самом озере. Какие соображения? Патрульная машина исчезла. Коричневый "форд", "линкольн", "ниссан", "порше", "файрбэрд" – все как прежде... Старый зеленый "бьюик" в тридцати ярдах на другой стороне улицы, раньше его не было. Хайд нетерпеливо постучал по карте. – Ну? – рявкнул он. – Что ото? – Что там у тебя еще?.. – На другое может не остаться времени! Что, мать твою, означает Н и У, ты, идиот? Человек в пальто и шляпе, помахивая за спиной газетой, остановился, разглядывая отражение Хайда в витрине. Выправка полицейского или военного. Дверцы зеленого "бьюика" раскрылись, и двое пестро одетых чернокожих... он расслабился... двинулись слишком быстро, чтобы полностью упустить их из виду. – Патрик... Ты сказал: – Неприятность! – Двое чернокожих решительно направлялись к нему, а человек в шляпе и пальто поворачивался в его сторону. На его стороне улицы в восьмидесяти ярдах, крадучись двигалась еще одна машина. – – II и У означают пульт управления, Патрик. Ты говорил, что у Фраскати был гидрокостюм – возможно, он отыскал в озеро грузовик с пусковым устройством и пультом управления. Они, должно быть, сбросили... Патрик? Патрик, ты слышишь? Годвин посмотрел на Обри, маленького, съежившегося старичка. За окном – тусклый дождливый вечер. – Положи трубку. Тони. Надо разъединиться, – издохнув, сказал Обри и, опираясь на трость, заходил по комнате. – У него все в порядке, сэр? – Тони, не знаю я! – вскричал Обри. Годвин побледнел. Трость, не переставая, стучала об пол. Чемберс сосредоточенно шуршал бумагами. Тони уткнулся в карту. Обри, чуть не разорвав, выхватил карту из его рук. По стеклам, словно слезы, стекали капли дождя. За окном, на Оксфорд-стрит, по домам расходились люди, мелькали тормозные огни. Годвин успел только заштриховать район катастрофы, больше ничего. Звонок телефона заставил вздрогнуть всех троих. Годвин схватил трубку. – Патрик... господи! Что случилось... что? Слушай, тебе нужно знать... О'кей, ты перезвонишь, но где эта пометка, ПУ? Рукав реки Макклауд, близ карстовых провалов в озеро, чуть к северу, сноска... да – что? Да, передам. Пока!.. Кладя трубку на место, Годвин пожал плечами, но при этом расплылся в улыбке. – Облава на наркоманов, сэр, только и всего. Его совсем не коснулась. – На высоком лысеющем лбу Годвина выступили капельки пота. Обри облегченно вздохнул. Ему тоже стало жарко. – Выходит, ему хватило выдержки остаться на месте... не бежать? – Вероятно. – Хорошо. Она ему потребуется. Обри прокашлялся. – А этот самый ПУ? Где он? – Он видел, что Чемберс про себя посмеивается над его притворным равнодушием, но его чувство благодарности судьбе за то, что Хайд по-прежнему оставался на свободе, действительно было неподдельным. Голова и без того болела от незначительных, пустячных дел, которыми был заполнен день, черт бы их побрал! Сегодня премьер-министр была больше обыкновенного желчной, упрямой и требовательной. Он достал из нагрудного кармана платок и, промокая вспотевший лоб, заметил, что Чемберс внимательно следит за ним своими черными глазами. Небрежно махнул рукой в сторону карты, которую Годвин держал так, словно это был святой покров. – Так где это, Тони? – По словам Патрика, здесь. Есть еще один крестик на берегу, вот здесь. Возможно, охотничий домик, хижина или что-нибудь вроде этого. – Тогда он здесь, – медленно произнес Обри. – С Харрелом. – Перед глазами встали мертвые лица Эванса и Лескомба, с которыми так просто разделались. Тони Годвин еще сильнее него был разгневан убийством Эванса. Обри провел бессонную ночь, слушая редкий шум машин, случайный лай собаки и пьяные крики возвращающегося домой гуляки, желающего поднять на ноги спящий город, чтобы принести свои извинения. Потом весь день вряд ли можно было назвать плодотворным; неудивительно, что премьер-министр была раздражительна, даже после очередного шумного успеха в час, отведенный для ответов на вопросы. – Хорошо. Чемберс, что у нас? – спросил он, стряхивая с плеч пальто. Как прошел день? – Язвительный тон – это все, что ему оставалось. Чемберс нахмурился, не зная, как реагировать. – Прежде всего, сор, Малан покинул страну. Узнал об этом от службы... мы просили их присмотреть за ним. Бомбейским рейсом. До отъезда с Мелстедом в контакт не вступал. – М-м... – Обри листал сводку, которую на ходу взял у Гвен, когда уезжал от себя. – Малан для нас очень важен, но, по-моему, данный вопрос к нему не относится. Не думаю, что его отъезд – блеф. – Перемены в Политбюро в Москве. Возвращаются старые порядки. Он живо взглянул на дипломата. – Продолжайте им заниматься, Чемберс! А как... насчет Мелстеда? – как можно безразличнее спросил Обри. – В одиннадцать тридцать Малан отправился на заседание совета директоров "Рид электроникс", потом на ленч, потом в Хитроу. – Мне показалось, вы сказали, что он не вступал в контакт с Мелстедом? Разве Джеймса не было на заседании совета директоров? – Нет... По сообщениям, в это время его не было поблизости от здания "Нэт-Уэст Тауэр". Он был в "Диллонсе", книжном магазине в... – Я знаю, что такое "Диллонс" и где он находится, Чемберс. – Потом обедал в своем клубе. – Да? Его... телефон прослушивается? – Да. Но Малан ему не звонил. – Тогда, наверное, не надо больше закручивать гайки, – пробормотал Обри. – Что еще? – После обеда пошел в библиотеку. – В какую – Британскую библиотеку, читальный зал Британского музея? – В местную библиотеку в Уэмбли, в – Чемберс, – укоризненно поглядел на него Обри, потом резко спросил: – Что дальше? Что он там делал и куда пошел потом? – Пробыл там полчаса, большую часть времени разговаривал с одним из библиотекарем, парнем лет тридцати, потом пошел домой пить чай. Все. Сейчас он дома. Телефонных звонков не было. – Ему известно, что его прослушивают? – Нет. Прислуги не было дома, когда мы проникли туда. Он не знает. – Просто осторожничает, – заметил Годвин, грузно опершись на свои палки. Стул, на котором он восседал, грозил развалиться. Обри еще раз пролистал сводку. Это был их последний удобный момент, задуманный задолго до весны. Малану, должно быть, стало известно об их намерениях после того, как сбили американский авиалайнер... Не то чтобы это имело значение. Джеймс мог – Вы думаете, что Мелстед действительно знает, сэр? – спросил Годвин. – Я имею в виду то, как использовали ДПЛА? – Что?.. – вздрогнув, переспросил Обри. Потом добавил: – Да, мне бы следовало сомневаться, но я не могу. – Он, видно, догадался, когда сбили авиалайнер? Обри ткнул тростью в лежащую теперь на полу карту. – Возможно. – Проклятые – Не обязательно все они. Видит Бог, я не могу представить, чтобы кто-нибудь – Джон Хьюз, – ответил Чемберс. – Помощник библиотекаря. Тридцати одного года. Живет в заброшенном доме в Уиллесдене. По пути домой за ним присмотрят. – Вы говорите, они беседовали почти полчаса. – Да, сэр. В сообщении говорится, что временами довольно возбужденно. – Чемберс протянул лист бумаги, но Обри, потирая подбородок, отрицательно покачал головой. – Надеюсь, вы не отозвали агента, присматривающего за миссис Вуд? – Что? О, нет, сэр. Хайд говорит, что звонил ей сегодня утром. Разговор был недолгий. – Так. А теперь выясните, кто такой этот молодой человек из библиотеки и откуда его знает Джеймс. Звоните мне, – Много чего. Куда вложены капиталы, сколько вложил, спасая компанию Рида главным образом из своих капиталов, а также из капиталов дальневосточных компаний и крупных банков. Данные "Компаниз хаус" о всех его директорских постах и капиталовложениях... да, и еще по данным "Ллойда" и таможенным декларациям установлена дата отправки... – Хорошо. Почитаю в машине... А как насчет причастности Мелстеда к делам Малана? – Я... я подготовил предварительный список всех контрактов и сделок, которые могли стать выгодными благодаря, э-э, поддержке и влиянию министерства торговли и промышленности... и министерства обороны. В большинстве случаев предпочтение отдается южноафриканским... – Годвин замолчал, глаза потухли. Материал в основном должен был готовить Эванс – Начинал Эванс, сказал он, отводя взгляд. Прокашлявшись, Обри подчеркнуто нейтральным тоном заметил: – И, вероятно, с антисоветской предвзятостью? Годвин кивнул. Занятная ирония судьбы, но правда ли, – так называемые друзья использовали Джеймса на пользу тем, кого он считал своими врагами? Ничего нового о поездке Малана в Калифорнию накануне официального аннулировании проекта? Годвин покачал головой. – Нет возможности проверить... Малан, Шапиро и Харрел предпочитают по появляться на одной любительской фотографии. На грузовиках, выезжающих с предприятий "Шапиро электрик", не написано, что они принадлежат ЦРУ. Двери хорошо закрыты, сэр. Придется искать с этого конца. – Я так и думал. Сегодня утром наш старый приятель Прябин встречался с Маланом за завтраком в отеле "Савой", – заметил Годвин. – Только что из Москвы. Держу пари, что обсуждался новый канал... и, возможно, проникновение в "Рид электроникс", теперь, когда Лескомб... – запнулся он. – Займемся этим в свое время. ДПЛА были доставлены компании Шапиро почти за год до того, как сбили авиалайнер. Мы никогда не узнаем, что было с ними до того апреля. Так что давайте молить небеса, что ПУ означает пульт управления и что его бросили в озеро Шаста после того, как он сделал свое дело! – Вы хотите, чтобы Патрик... – Занялся плаваньем? Вполне возможно. Ведь бедняга Фраскати занимался. – Это не пошло ему на пользу. – Патрик – другое дело! – обеспокоенно прервал Обри. – По крайней мере предупредите его, если позвонит вечером... или когда там. Камеру для съемок под водой. Костюм для подводного плавания. Все, что потребуется. – Да, сэр. А тем временем?.. – Тем временем... – Он постучал пальцами по взятым у Годвина бумагам. – ...Джеймсу не понравится ужин, если он его не заработает. И еще, Чемберс... библиотекарь. Разузнайте о нем поподробнее. Мне бы не хотелось, чтобы он участвовал в переправке за границу беглецов! Кэтрин потерла синяки в тех местах, где ее держали за руки, но заметив, что он с веселым любопытством следит за ней, удержалась от того, чтобы дотронуться до распухших губ. Левый глаз заплыл мешавшим видеть багрово-фиолетовым синяком и слезился. Не трогать ушибы на лице было ее единственным проявлением мужества, на которое хватило сил, вершиной ее неповиновения. Она сказала им о карте, которую Хайд достал из ящика Джона, обнаруженного под домом Алана. О крестиках, кружках и линиях, которые она бегло видела. Боже, она вычерпала из памяти все крупицы сведений, будучи слишком запуганной, чтобы лгать или выдумывать! Харрел У Харрела в руках оказалось все, кроме той карты. Металлический ящик находился в расположенном позади них двухэтажном охотничьем доме. Она ступила на крошечный причал. В блестевшей воде на фоне камней мелькала разноцветными пятнами форель – завидев тень, стрелой метнулась прочь. Харрел мог использовать ее, чтобы заманить Хайда. Кеннет пошлет его сюда, и он сгоряча нагрянет, чтобы безо всякой пользы попасть в ловушку. После этого она... исчезнет, может быть, с привязанным к ногам ящиком с остальными уликами. Отвернувшись от приводящего в смятенно невозмутимого взгляда Харрела, она робко зашагала по заскрипевшему причалу. Снова зазнобило. Она видела на карте крестик на голубом пятне озера, который спутала с обозначением этого дома. Место катастрофы, да, оно было обозначено. Больше ничего, больше ничего, б – Он еще сюда не добрался. – Ей было известно, зачем ее здесь выставляют напоказ: не ради же прогулки. – Скоро явится, – негромко произнес Харрел, еще больше приводя ее в смятение. Казалось, ему совершенно безразлично, какое впечатление он производит на нее, и, пожалуй, хуже всего, он делал вид, будто мысли его заняты чем-то куда более важным. Даже не Хайдом. – Не волнуйтесь, мисс Обри. Он явится, – заверил с улыбкой Харрел. С веселой, широкой улыбкой, не обращенной к ней. – Не явится, если у него осталась хоть капля здравого смысла! – Но у вас есть дядюшка, так? А Хайд работает у него. Дядюшка будет о вас беспокоиться... а ему некого больше послать. Что и требовалось доказать. – Пожал плеча ли, разглядывая серые и бурые скалы и холмы на западном берегу озера, останавливая взгляд на трещинах и складках рельефа. – Нет, явится. – II вы убьете его, как убили Джона? Не моргнув глазом? Харрел согласно кивнул. – Жаль, по так надо. Хайд встал на нашем пути, как и ваш любовник. И вы. Без дураков, мне на самом деле жаль. Вам надо было научиться держаться подальше от вещей, которые вас не касаются. – Боже милостивый, да я почти всю жизнь придерживаюсь именно этого! – Обидно, что отказались от своих привычек, ухмыльнулся он. – Но ведь Обри – Знает что? – ответил он, передернув плечами. Думает, что знает, мисс Обри. Подозревает. Но вот что я вам скажу. Никому не интересно, что он подозревает До тех пор, пока не будет неопровержимых улик, ваш дядюшка ничего, черт возьми, не сможет поделать. Извините за прямоту, но такова правда. Без вас, без Хайда и... – Боже, да он смотрит сквозь нее прямо туда, где Джон на карте поставил крестик! – ...одним словом, без него и вас – ничего, абсолютно ничего. Все сходится на вас двоих. И ваш дядюшка, как никто, черт возьми, знает это. – Вы – убийца невинных людей! Вы убили – Это было... как бы вам сказать, в то время необходимо. И русская. Так было нужно. – Господи, – Возможно, мисс Обри... возможно. Не думаю, что будет много пользы, если я возьмусь вам все объяснять. Вы не захотите понять всего зла... – Он шагнул вперед. Она отпрянула, на этот раз не удержавшись, потрогала свое избитое лицо. Он улыбнулся и спокойно произнес: – Мисс Обри, идет война, хотя вы, может быть, этого не осознаете, потому что на телевидении нет никого, кто бы сказал вам об этом. Войну ведут такие, как я. Благодаря таким, как я, вы имеете возможность спать, есть, перепихиваться, словом, жить во сне. Поджаривать на пляже задок и передок, сидеть у телевизора, пить мартини и жевать маслины – все это благодаря тому, что мы, немногие, не спим, следим за тем, что происходит вокруг. Не ожидаю от вас ни понимания, ни согласия, но тем не менее все это правда. – Он снова улыбнулся. – Мы не ищем благодарности. Лишь бы вы не стояли на пути. Кожу на щеках стянуло, то ли от холода, то ли в предчувствии новых истязаний. Она откинула голову, будто бесстрашно ожидая удара его тяжелой руки и издевательски крикнула: – Аллилуйя, я лицезрела Землю Обетованную! – Но, мисс Обри, пользуясь словами одного известного в недавнем прошлом лидера чернокожих, с нами вы можете туда не попасть. – Он поднял глаза, скользя взглядом по лесу, голым скалам, воде, затем оглянулся на дом и теснившиеся позади сосны. В стеклах пришвартованного к причалу катера поблескивало солнце. На эту сторону рукава, образованного рекой Макклауд, не было дороги, даже туристской тропы, добраться можно было только по воде. – По-моему, пора возвращаться в дом, мисс Обри. Вы, кажется, озябли. |
||
|