"Импульс" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 12

Остров Джованни

Март, 1990 год

Маркус помахал на прощание Оторве — на этот раз она была с голубой прядью в волосах — и пошел по идеально ухоженной дорожке по направлению к административной части курорта. Банкир из Чикаго, поведала ему Оторва с некоторым отвращением, оказался полным ничтожеством, но зато она нашла парня из Сан-Диего, и этот красавчик оказался настоящим мужчиной. А что о нем думает Маркус? Парню, о котором спрашивала Оторва, было не больше двадцати лет, и этот симпатичный светловолосый любитель серфинга из Калифорнии во время тренировок всегда выбирал место прямо у зеркала.

— Втроем вы можете отлично позабавиться, — заверил Маркус Оторву, и она покатилась со смеху, пообещав Маркусу позвать и его тоже — тогда у них будет настоящая оргия.

Тренировка прошла отлично. Маркус уже мог вращать плечом почти как раньше, и если пока не все силы вернулись к нему, то по крайней мере этого оставалось недолго ждать. Теперь он может посостязаться даже с госпожой Холланд. Маркус прошел через служебный вход прямо в свой кабинет, постаравшись прошмыгнуть незамеченным мимо Келли. Он бесшумно запер дверь на ключ, вытащил из кармана брюк небольшой электронный прибор, нажал на синюю кнопку и стал медленно обходить комнату. Ничего. Жучков не было. Не найдя ничего, Маркус испытал большее облегчение, чем если бы он обнаружил подслушивающее устройство. Это означало, что ему доверяют. Он отпер ящик стола и позвонил Сэвэджу в Чикаго. Сэвэдж взял трубку после второго гудка.

— Да, Маркус. Как дела?

— Джованни заключил новую сделку. Он рассказал мне о ней вчера вечером. На этот раз она осуществляется через военный завод во Франции, в Лионе, а в квитанции получателя будет значиться, что груз направляется в Нигерию. На самом же деле его переправят в Бомбей, а потом — на Ближний Восток, в Сирию. Все это делается вполне открыто, сделка утверждена французским правительством, имя Джованни не упоминается ни разу, а человек, переправляющий оружие в Сирию, настолько хитер, что, мне кажется, он даже по прямой дороге не может пройти ровно, — Жак Бертран.

Сэвэдж присвистнул.

— Этот парень в прошлом работал на ЦРУ, не так ли? Переправлял оружие тем, с кем они не хотели связываться напрямую?

— Именно, и он уже несколько раз использовал военный завод во Франции, но не для нужд ЦРУ. Ты же хорошо знаешь этого подонка.

— Когда сделка была утверждена?

— Вчера.

— Теперь я вижу, что Джованни доверяет тебе.

В голосе Сэвэджа зазвучали оптимистические нотки.

— Не стоит так спешить, Джон. Пока я не могу говорить наверняка. Доминик хочет, чтобы я полетел в Марсель и проследил за упаковкой, погрузкой и доставкой оружия — на этот раз в основном это мины — на корабль, который в действительности отправится в Бомбей, а не в Нигерию. Доминик не слишком доверяет Бертрану и хочет, чтобы я завершил сделку и осуществил перевод денег до того, как мины покинут пределы Франции. Задача Бертрана — проследить за тем, чтобы груз добрался до Сирии. Могу дать голову на отсечение, что именно Сирия является конечным пунктом назначения. Джованни, видимо, решил, что мне это знать не обязательно, и ничего не рассказал об этом.

Сэвэдж удовлетворенно хмыкнул:

— В самом деле, старик, кажется, он наконец у тебя на крючке.

— Нет, к сожалению, пока нет. Ладно, Сэвэдж, не спеши. В этой сделке Джованни чист; никто, кроме больших боссов, не может доказать его причастность к сделке, и даже моих показаний будет недостаточно. Сколько раз я уже становился свидетелем подобных дел, и каждый раз надеялся, что скоро все будет позади. Возможно, мы даже не сможем взять за жабры Бертрана. Придется еще подождать.

— Как ты думаешь, когда французские власти узнают об этой сделке, они закроют военный завод?

— Нет, но я надеюсь, что они проведут расследование и выяснят, что с завода воровали продукцию. Что касается Бертрана, то у него есть могущественные друзья. А у всех этих могущественных друзей, в свою очередь, имеются могущественные друзья. Скажи Харли, пусть пропустит мины через границу, пускай они дойдут хотя бы до Бомбея. Там он может задержать их. Естественно, все разведут руками, заявят, что ни о чем знать не знают, и будут совать под нос сертификат конечного получателя. Я буду вне подозрения. Если что, пусть козлом отпущения сделают какого-нибудь паренька с военного завода, который якобы вел двойную игру. А нам надо просто выжидать удобного момента.

— Маркус, тебе уже давно пора сматывать удочки. Знаю, мы уже обсуждали эту тему, но, черт побери, послушай меня еще раз! Ты выполнил свою миссию. Провалилось одно покушение — удастся следующее. Пусть его убьют. Кому до этого есть дело?

Маркус вздохнул:

— Тебе, Джон, и мне тоже, уже не говоря о дяде Морти.

— К черту дядю Морти. Господи, конечно, я не это имел в виду. Ладно, поступай как знаешь. Кстати, твоя мать проводит с ним довольно много времени. Будь особенно осторожен в Марселе. Ты будешь иметь дело с настоящим подонком. Бертран как-то связан с Оливером, не так ли?

— Сомневаюсь, но Доминик мне ничего об этом не говорил. Ты же знаешь, как они с Оливером ненавидят друг друга. Чтобы они стали вместе работать? Вряд ли.

— Как твоя репортерша?

— Сегодня утром возвращается в резиденцию. Она упряма, мечтает размозжить мне голову камнем, знает карате почти так же хорошо, как я, и…

В трубке раздался смешок:

— Кажется, ты вернулся в старые добрые времена. Я видел ее фотографию. На обложке книги.

— Ну и?..

— Красивая, эти ясные глаза… Какого они цвета, зеленого?

— Нет, голубого. Когда она злится, в них появляются серые крапинки.

— С ней будет все в порядке, когда ты уедешь с острова?

— Да, по крайней мере хочется на это надеяться. Через пару минут Маркус повесил трубку. Теперь в его мыслях Рафаэлла перестала быть убийцей. Она стала для него женщиной: хрупкой, наивной и высокомерной. Да, Рафаэлла действительно остра на язык. И Маркус беспокоился за нее. Его не будет дня три, а может, и больше. Одному Богу известно, в какие неприятности она может влипнуть за это время.

Маркус поднялся и выскользнул из кабинета через служебный вход. Интересно, удастся ли ему уговорить госпожу Холланд немного потискаться до того, как он отвезет ее назад в резиденцию. Маркус, пожалуй, согласился бы даже снова поговорить с ней о том, как они в детстве ходили в походы. Да ведь тем для разговора было предостаточно. И от этого он расстроился еще больше. Маркусу так хотелось узнать ее, узнать на самом деле. Хотелось поговорить с ней, поговорить по-настоящему. Он был готов выйти за рамки двусмысленных шуток и насмешек.

Возможно, Рафаэлла даже не станет разговаривать с ним. Прошлой ночью она здорово на него разозлилась. И кажется, Маркус знал почему. От того, что произошло между ними в бассейне, она, без сомнения, получила громадное удовольствие. Нет, Рафаэлла отказалась остаться в резиденции, потому что испугалась, что Маркус станет обыскивать ее виллу.

А он сделал бы это. Маркус задумался, нельзя ли выпроводить ее оттуда прямо сейчас, чтобы он смог обыскать комнаты. Надо подумать. Сказать, что ей звонят из Штатов? Нет, нельзя. Рафаэлла решит, что это насчет матери. А Маркусу не хотелось так пугать ее только ради того, чтобы порыться на ее вилле.

Маркусу не терпелось узнать, что за странную книгу она постоянно читает. Теперь он понял, почему она показалась ему странной. Это не была книга, напечатанная в типографии. Нет, она скорее напоминала дневник. И ему страшно хотелось узнать содержание этого дневника.

Но Рафаэлла была отнюдь не такой глупой. Когда Маркус предложил ей позавтракать с ним, она тут же согласилась, но уже тогда он понял, что Рафаэлла надежно спрятала книгу, навсегда лишив его шанса найти ее.

И Маркус повел Рафаэллу завтракать. Другого выхода не было. В белоснежных брюках и голубой рубашке девушка выглядела свежей, юной и невинной, как младенец. Рафаэлла заплела волосы в косу и почти не накрасилась. Она нравилась Маркусу. Даже больше чем нравилась.

— Ты выглядишь посвежевшей. Хорошо выспалась? Или была очень занята, пряча по углам разные вещи?

Пальцы Рафаэллы крепко сжали кофейную чашку.

— Прошлой ночью во время пробежки я взяла с собой все свои ценные вещи, все собранные мной материалы и секретные документы и глубоко закопала. Тебе никогда не найти их, так что лучше забудь об этом.

— Я знал, что ты это сделаешь. — Маркус вздохнул, откинулся в кресле и сложил руки на груди. — Надеюсь, ты учла высшую точку прилива и не закопала эти предметы слишком близко к берегу.

Рафаэлла хлопнула себя ладонью по лбу:

— О, черт возьми! Как глупо и как необдуманно я поступила! Наверное, во мне взыграли гормоны.

— Ты же сказала вчера вечером, что у тебя скоро должны начаться месячные. — Рафаэлла зашикала на него, но Маркус не обратил внимания. — Ладно, твоя взяла. Прошлой ночью мне надо было связать тебе руки и все-таки обыскать твою виллу. Вы сильно усложняете мне жизнь, госпожа Холланд. А потом начинаете целовать меня, и я чувствую, что вот-вот прощу вам почти все ваши грехи. — Рафаэлла уже открыла рот, чтобы запротестовать, но Маркус поднял руку, останавливая ее: — Нет, можешь даже не говорить об этом. Наверное, в саду у тебя на вилле лежит камень, на котором высечены мои инициалы.

Рафаэлла улыбнулась:

— До чего же ты хорош, Маркус. Даже вырезая твои инициалы на этом камне, я думала, как ты хорош. И даже размышляя над тем, что ты самый большой подлец в мире, я не переставала думать, что ты отменно хорош.

— И прекрасный любовник? Разумеется, делая скидку на то, что все происходило на глубине двух с половиной метров.

Некоторое время Рафаэлла молчала, просто глядя на Маркуса. Наконец она произнесла:

— Да, раньше мне не доводилось вытворять ничего подобного. Мне было все равно, я даже не думала, что делаю. Странно, не правда ли?

«Лучше бы она так не говорила». Ее слова до смерти напугали Маркуса и одновременно взволновали его до глубины души. Он решил, что вести поверхностные разговоры намного лучше. По крайней мере безопаснее. И отрывисто проговорил:

— Да, чертовски странно.

— Раньше я никогда не доверяла красивым мужчинам. Ты только ни в коем случае не подумай, что тебе я доверяю. Помню одного испанца: он учился на старшем курсе, когда я еще была зеленой первокурсницей, и был божественно хорош, по крайней мере так считали все девчонки. Но я не доверяла ему. И стала доверять еще меньше, когда он стал поглядывать в мою сторону своими черными латинскими глазами.

Рафаэлла замолчала. Она выглядела крайне взволнованной.

— Я хотела бы получше понять тебя.

— Я — личность заурядная и простая. Тут и понимать нечего.

— Разумеется, но в таком случае мой пройдоха начальник — святоша, гуляющий по райским кущам.

— Ладно, в этом мы похожи. Я никогда особенно не доверял хорошеньким женщинам.

Рафаэлла не долго думая рассмеялась. Ее смех был совсем не наигранным — она просто смеялась ему в лицо.

— Какая чушь.

— Думаешь, я поверю, что ты не догадываешься о своей привлекательности? Я лопну от смеха, если ты начнешь убеждать меня в этом.

Рафаэлла взглянула на Маркуса, и ее веселость как рукой сняло.

— Я не из вашей команды, мистер Девлин, или как там вас зовут на самом деле. Это мне надо было бы навести о вас справки, но, даю голову на отсечение, никто не ответил бы мне, кто вы такой и что собой представляете на самом деле. Вы ведь очень умны, не так ли?

— Сомневаюсь, госпожа Холланд. А если бы кто-то стал наводить у меня справки о вас, то я бы ответил, что вы способны играть за любую команду. И еще я бы сказал, что вы так мило вскрикиваете, когда находитесь на грани оргазма. И что у вас сильные ноги благодаря всем этим пробежкам. Мне нравится, как они…

— Интересно, куда подевалась официантка, — проговорила Рафаэлла, оглядываясь по сторонам.

— А у тебя был выпускной бал? Ты носила перстень старшекурсника? Ты любишь футбол?

Рафаэлла склонила голову набок — официантка была тут же забыта.

— Да, нет и да, я обожаю футбол.

— Какая твоя любимая команда в НФЛ?

— «49» из Сан-Франциско. Я влюблена в Джо Монтана, Джерри Раиса и Роджера Крейга и…

Маркус поднял руку, засмеявшись.

— Скорее это страсть, а не любовь. И ты смотришь матчи по воскресеньям?

— Конечно. Беру воскресный номер «Трибюн», кофе и булочки из соседней пекарни. И еще я играю на тотализаторе «Трибюн». За последние несколько сезонов я выиграла больше трехсот долларов. А ты?

— Я болею за «Медведей», ну, что еще тебе сказать?

Маркус замолк, и внезапно у него перед глазами возникла картина: воскресное осеннее утро, они лежат в постели и смотрят матч до середины, затем занимаются любовью, потом продолжают смотреть игру, споря насчет игроков… Маркус одернул себя и отрывисто проговорил:

— Сегодня я покидаю остров.

Рафаэлла, удивленная, быстро взглянула на Маркуса. Внезапно она поняла, что не хочет, чтобы тот уезжал. Это привело ее в замешательство и немного разозлило.

— Зачем? Или это еще один из твоих секретов?

— У меня кое-какие дела во Франции, ничего особенного. Вернусь к пятнице. Один совет, госпожа Холланд. Будьте осторожны в резиденции. Я не шучу. Никому не доверяйте. Ничего не предпринимайте, заранее не обдумав. Понятно?

— Единственное, что мне не совсем понятно, это почему ты меня предупреждаешь.

Маркус пожал плечами и кивнул Мелиссе, одной из официанток.

— Под водой ты была великолепна. Просто будь осторожна. Привет, Мелли. Прекрасное утро, не правда ли? Тост и половинку грейпфрута, пожалуйста. Госпожа Холланд…

— А у тебя три инициала или только два? Пожалуйста, кофе, Мелисса, и рогалик.

Маркус не отрывал взгляда от длинных ног Мелиссы, удалявшейся в сторону кухни.

— Интересно, успел ли Хуан найти твои трусики? Этот восемнадцатилетний мальчишка страшно испорчен. Наверное, он будет на седьмом небе от счастья и повесит их в рамочку над кроватью.

— А что у тебя за дела во Франции?

— А может, их найдет Делорио. Он любит поплавать с утра пораньше. Будь с ним поосторожней. — Маркус выпрямился, взял руку Рафаэллы и крепко сжал ее. — Предупреждаю тебя. Никому не доверяй. А теперь расскажи мне, что написано в том дневнике, который ты так поспешно спрятала?

«Из него невозможно выудить абсолютно никакой информации», — подумала про себя Рафаэлла. Настоящий изворотливый моллюск, да еще с закрытым ртом.

— Ага, а вот и наш завтрак. — Он выпустил ее руку. — Набирайтесь сил, госпожа Холланд. Когда я вернусь, то придумаю новые, более захватывающие способы вырвать вас из цепких рук морали и нравственности.

«Мосты», Саутгемптон, Лонг-Айленд

Март, 1990 год

Чарльз Уинстон Ратледж Третий аккуратно положил телефонную трубку на рычаг. Никаких изменений. Доктора выявили некоторые улучшения в ЭЭГ, но по-прежнему были осторожны в своих прогнозах. «Всегда есть шанс, мистер Ратледж», — повторяли они как молитву. Чарльз доставил в больницу профессора Джейкоба Филлоса, одного из лучших нейрохирургов в мире.

«Да, шанс есть», — подтвердил профессор Филлос после длительных раздумий. Затем потрепал Чарльза по руке, как будто тот — обеспокоенный папаша пятилетней девочки, и посоветовал не волноваться. Чертов старый осел.

«Всегда есть шанс». Это стало и его молитвой. Маргарет должна жить. Она будет жить. Он, Чарльз, не мог существовать без нее. Он давно уже знал это.

Он набрал номер Б. Дж. Льюиса, частного детектива в Манхэттене. Чарльз назвал себя и буквально через несколько секунд был соединен с великим сыщиком; в лучшие времена он посмеялся бы над собственным образом всемогущего человека, но сейчас, когда дела его были так плохи, ситуация показалась ему нелепой. Одна надежда на то, что Льюис знает свое дело, и знает неплохо.

— Говорит Ратледж. Есть какие-нибудь новости? Чарльз не ожидал услышать ничего ободряющего и уже собирался скрыть за легким вздохом накопившееся раздражение. Он был недоволен всеми окружающими его людьми, которые считались профессионалами, но в этом деле оказались бессильны. Хотя у Б. Дж. Льюиса было не так уж и много зацепок: темный седан, четырехдверный, водитель скорее всего был пьян, машина должна быть помята со стороны пассажирского сиденья, поскольку удар пришелся на ту сторону, где сидела Маргарет.

Но на этот раз Чарльзу не пришлось разочаровываться. Он выпрямился в кресле, судорожно сжимая трубку.

— Бог мой, вы уверены в этом, Б. Дж.?

Чарльз послушал, что ответил ему Б. Дж.; рука его дрожала от нетерпения.

— Естественно, не знаю!

И через какое-то время добавил, заканчивая разговор:

— Продолжайте работать над этим. Вы же знаете не хуже меня, что нельзя торопить события. Собирайте улики. Мне надо немного подумать.

Он слушал еще несколько секунд, затем положил трубку.

Судя по всему, Б. Дж. удалось установить личность водителя той машины, которая врезалась в Маргарет, а потом уехала с места аварии. По крайней мере у него не было сомнений относительно машины и ее владельца. Чарльз не знал, что он рассчитывал услышать, но мог точно сказать, что никак не это. Машина принадлежала женщине.

Чертовой пьяной женщине, протаранившей автомобиль Маргарет.

Ее звали Сильвия Карлуччи.

И Б. Дж. поинтересовался, слышал ли Чарльз об этой женщине: Сильвия славилась тем, что швыряла деньгами направо и налево, могла выпить целое море мартини и окружила себя бесчисленным количеством молодых любовников.

Чарльз медленно поднялся из кресла. Когда он нанимал Б. Дж., у него не было сомнений, что ситуация находится у него под контролем. Но такого Чарльз никак не мог ожидать. Нет, он ждал всего чего угодно, но только не этого. Пьяного подростка, возможно, перепуганного и впавшего в панику. Но не Сильвию Карлуччи. Будь эта женщина монахиней — люди все равно знали бы о ней все; она всегда была на виду, потому что ее отцом был сам Карло Карлуччи из Чикаго. Сейчас Сильвии Карлуччи было около пятидесяти, и она до сих пор здорово… здорово увлекалась спиртным, а также молодыми любовниками, которых вечно таскала за собой. И еще у нее был муж, порвавший с Сильвией много лет назад, правда, они и до этого не слишком ладили. Естественно, официально они не были разведены — такие номера не проходили с дочерью самого Карло Карлуччи, проживавшего на последнем этаже дома на Мичиган-авеню. Сейчас тому стукнуло уже семьдесят пять, и он до сих пор был окружен своими многочисленными дружками-прихлебателями.

В подобном совпадении было столько грустной иронии, что Чарльз никак не мог оправиться от потрясения.

Зазвонил телефон. Это была его личная линия. Чарльз знал, что ни один человек в доме не подойдет к телефону, услышав, что звонок идет по этой линии. Он вернулся к письменному столу и снял трубку. Этот номер знали только шесть человек.

— Да. Ратледж слушает.

— Я скучаю по тебе, Чарльз.

Ему сейчас так не хватало этого. Чарльз понизил голос до шепота и заговорил с наигранной холодностью:

— Послушай, Клаудиа. Я не знаю, зачем ты позвонила, но мне сейчас не до этого. Моя жена еще в больнице, в коме, и я страшно занят, у меня полно дел и… я очень переживаю за нее.

— Но прошло уже столько времени, и мне тебя не хватает.

Взгляд Чарльза скользнул вдоль стены библиотеки и устремился на маленькое окошечко, выходившее на восточную лужайку. Оттуда открывался прекрасный вид, несмотря на голые деревья, черную траву и подстриженные кусты роз без единого цветка. Все казалось спящим. Даже Маргарет.

Но Клаудиа не выглядела спящей, красивая умелая Клаудиа. Чарльз вначале даже не мог вспомнить, как это он позволил ей войти в свою жизнь. Но потом, конечно же, вспомнил. Во всем был виноват ее рот. Такое простое объяснение: всего-навсего ее рот.

— Послушай, Клаудиа, я не могу. Мы же расстались больше чем полгода назад. Я хотел этого тогда и хочу сейчас. Извини.

Клаудиа пропустила мимо ушей его слова и заговорила сама, описывая, что собирается делать с ним, в мельчайших и очень выразительных подробностях. Она прекрасно знала, что от ее слов Чарльз тут же возбудится, и оказалась права. Только на этот раз рассудок в нем побелил желание. Чарльз подождал, пока Клаудиа закончит свой искусный монолог, предназначенный для того, чтобы он потерял голову от страсти.

Наконец она замолчала, и Чарльз смог произнести:

— Клаудиа, ты доставишь мне огромное удовольствие, приняв скромный знак моего внимания. — Он позабыл, что уже преподнес ей довольно дорогой подарок несколько месяцев тому назад, когда наконец порвал с ней. — Скажем, бриллиантовый браслет? От Картье? Я попрошу, чтобы его доставили тебе сегодня днем. Нет, нет, сам принести не могу.

Произнося эти слова, Чарльз уже не был так уверен в себе; в глубине души он осознавал, что желает того облегчения, которое принесет свидание с ней. Всего один миг из целой вечности, час из суток, когда не надо будет ни о чем думать, когда с помощью секса ослабнет страшное телесное напряжение. А потом Клаудиа всегда бывает такой милой; она будет слушать его, сочувствовать ему, станет такой, какой Чарльз захочет ее увидеть…

Он был слабым и ненавидел себя за это, но он был мужчиной, а его отец любил повторять, что мужчины становятся сильными тогда, когда им что-то небезразлично. И еще мужчинам необходим секс: за свой тяжелый труд они заслуживают это удовольствие. Мужчине позволительно иногда отбиваться от стада. Чарльз использовал эти аргументы, живя со своей первой женой, Эдитой. Но Маргарет он изменял совершенно по другой причине, и эта причина приводила его в ярость, лишала покоя и одновременно пугала до смерти. Сейчас это уже не имело большого значения. Клаудиа ушла из его жизни, ушла давным-давно.

Чарльз вспомнил, как несколько раз ловил на себе переполненный любовью и беспокойством взгляд Маргарет, и начинал гадать, о чем она думает в этот момент — а вдруг она узнала что-то о его романе с Клаудией? Тогда он ложился с ней в постель и своим телом доказывал Маргарет, как сильно любит ее, и только ее одну. Конечно, с тех пор прибавилось еще так много всего, в чем требовалось разобраться…

Чарльз позвонил Клементу, своему водителю, поручил тому съездить на Манхэттен в магазин «Картье» и забрать оттуда пакет. Затем он набрал номер мистера Клиффорда, директора магазина «Картье», и заказал скромный подарок для Клаудии.

Повесив трубку, Чарльз поймал себя на том, что думает о Сьюзан, жене своего сына. Сьюзан, с белыми мягкими руками, низким голосом и большой красивой грудью. Бенджамин просто полнейший идиот. Конечно, он неплохой парень, но абсолютно безвольный, вялый и инертный. Вот если бы Рафаэлла была родной дочерью Чарльза.

Таким ребенком вполне можно гордиться. Но нет, Чарльз не ее отец, и это так несправедливо.

Наверное, надо позвонить, спросить, как у нее дела. Чарльз покачал головой.

Бог мой, какая удивительная ирония судьбы. Раньше Чарльз не придавал судьбе особого значения, поскольку всегда держал свою жизнь под контролем. До случая с Маргарет беда никогда не подкрадывалась так незаметно. А теперь Чарльз чувствовал, что просто купается в океане ужасных совпадений, барахтаясь, как беспомощный осел. Но он не утонет. Ни за что не утонет.

Всю дорогу до Нью-Йорка Чарльз раздумывал над тем, как могло случиться, что машина Сильвии Карлуччи врезалась в автомобиль его жены.

Машина Сильвии Карлуччи Джованни. Но уже в тысячный раз обдумывая происшедшее, Чарльз приходил к выводу, что подобное совпадение не укладывается в его голове. Совпадения бывают в фантастических романах, но, насколько знал Чарльз, в реальной жизни они не случаются. Или все-таки случаются?

Остров Джованни

Март, 1990 год

Делорио размахивал мокрыми трусиками.

— Забавно, не правда ли?

— Они принадлежат этой маленькой шлюшке, — проговорила Паула и попыталась выхватить трусики из рук мужа.

— А может, Коко, — возразил Делорио, поднимая трусы высоко в воздух, чтобы Паула не могла достать их.

— Нет, это ее трусы. Где ты их взял?

— Они лежали на самом дне бассейна. Там, на глубине. Нет, думаю, я сам верну их хозяйке. Должен заметить, что у Маркуса превосходный вкус. — Он ухмыльнулся жене, затем приложил трусики к губам. — Божественно.

— Что? Хлорка?

— У тебя совершенно отсутствует фантазия, Паула. Маркусу понадобилось не так много времени, правда? А я-то удивился, когда они оба явились промокшие перед ужином. Интересно, кто из них эксгибиционист, неужели Рафаэлла? Как ты думаешь, она ведь неспроста прицепилась к нему?

— Да, чтобы досадить мне!

Делорио замолчал. Очень медленно он положил трусики на комод и расправил их.

— Досадить тебе чем, Паула?

— Тем, что она может… Доказать мне, что она лучше, чем…

— Понимаю, — проговорил Делорио и отвернулся от нее. — Это непросто объяснить, не так ли? Но за эти маленькие хитрости я люблю тебя еще больше. Сегодня днем я улетаю в Майами. У меня там несколько деловых встреч. Хочешь поехать со мной?

— Да, разумеется, хочу, Дел. Пойду собирать вещи! А надолго?

Делорио обернулся к жене и улыбнулся:

— Тебе не кажется забавным, что мой отец явно не возражал против того, чтобы Маркус трахнул Рафаэллу Холланд прямо в бассейне? Мой цивилизованный, утонченный папаша? Ведь он не сказал ни слова. Хотелось бы посмотреть, что он сделает… Во-первых, Паула, я хочу, чтобы ты надела платье. Это прелестное голубенькое открытое платьице, которое я купил тебе месяц назад. Ты понимаешь, о чем я — с пышной юбочкой и тоненькими лямками на плечах?

Паула радостно кивнула и уже собралась выполнить приказание мужа, но тот остановил ее, схватив за плечо. Он улыбнулся жене. Это должно было ей понравиться. Пальцы Делорио ласкали руку Паулы, и она чувствовала на виске его горячее дыхание.

— Когда ты наденешь платье, я хочу, чтобы ты перегнулась через балкон, держась руками за перила. Я только слегка подниму тебе юбку и пристроюсь сзади. И пока я буду в тебе, ты должна махать садовникам и всем, кто будет проходить мимо. Если мимо пойдет Линк, задавай ему всевозможные вопросы о его жутких убийцах, и пусть он не сводит с тебя глаз, пока я не кончу.

— Но ведь он догадается… ты же будешь сзади, и они догадаются… Линк поймет, и я…

— Но ты же будешь в платье. Никто ничего не увидит, — возразил Делорио. «Да, даю голову на отсечение, что он все поймет», — думал он при этом. Этот ублюдок поймет, что делает Делорио, и что Паула принадлежит только ему одному, и что лучше бы ему держаться подальше от нее, а не то он, Делорио, отрежет ему яйца.

Но Линк так и не появился, зато мимо прошел Меркел, одетый, как всегда, в белоснежный льняной костюм-тройку и голубую рубашку. Завидев Делорио, который стоял позади жены, обхватив ее руками за талию, Меркел тут же понял, чем они занимаются, и его чуть не стошнило. Но в то же время эта грубая сцена выглядела очень возбуждающе, и, бросив беглый взгляд на лицо Паулы, он сделал вывод, что Паула, хоть и злится, но тем не менее получает от происходящего огромное удовольствие. Меркел покачал головой. Ему никогда не суждено понять эту парочку.

И когда Паула, смущаясь, окликнула его — голос ее был звонким и срывался от наслаждения, — Меркел не осмелился еще раз поднять на нее глаза, а только кивнул и пошел дальше.

Меркел почувствовал небольшое облегчение, когда днем они оба улетели в Майами. Сам он незадолго до их отъезда отправился за мисс Холланд, чтобы привезти ее с курорта. Она переодевалась в своей комнате, с ней была Коко.

Меркел вспомнил то, о чем его просил Маркус в аэропорту сегодня утром.

— Смотри за ней в оба, Меркел. Она такая беспечная, такая импульсивная, и это может оказаться для нее опасным. У нее талант завоевывать доверие людей, и из-за этого она подвергает себя еще большей опасности.

Меркел раздумывал над тем, правильно ли он поступил, ввязавшись во все это. По крайней мере одна забота отпала — Делорио. Он сказал, что уезжает на неделю. Дай Бог, чтобы его не было дольше. Меркел задался вопросом, нарочно ли мистер Джованни отослал сына подальше. Если да, значит, он хочет остаться с Рафаэллой Холланд наедине? Только для работы? Или он таким образом избавился от конкурентов? И для этого отправил Маркуса во Францию? Нет, это ерунда. Маркусу так или иначе надо было ехать в Марсель, чтобы уладить дела с Бертраном. И, кроме всего прочего, Коко ведь осталась здесь, а она — главная любовница; к тому же они с Рафаэллой друзья. Нет, должно быть, он ошибается.

Когда мистер Джованни попросил его задержаться после обеда, Меркелу не терпелось узнать, что на уме у босса. Он надеялся, что это что-то более значительное, чем биография, которую Доминик должен писать с Рафаэллой Холланд. Возможно, хозяину удалось что-либо выяснить о покушении или об этой «Вирсавии».

— Маркус и Делорио уехали, — проговорил Доминик. Он сидел в кресле с высокой спинкой, держа в руках бокал лимонада с джином. — Теперь мы поможем Рафаэлле Холланд устроиться, и все вернется, хм, на свои места.

У Меркела хватило сообразительности, чтобы промолчать. Он стоял на месте и ждал, пока босс снова заговорит, а про себя чертыхался.

— Ей нравится Маркус. Она это знает, но еще не готова признаться в этом.

Меркел стал разглядывать картину Пикассо, висевшую над столом мистера Джованни. Она стоила бешеных денег. Мистер Джованни однажды рассказал ему, что она относится к Розовому периоду творчества художника. Меркел не был в восторге от этого произведения искусства. Остальные картины мистера Джованни находились в закрытом хранилище, как раз над комнатой, где жил сам босс. Эту картину, по его словам, он купил с аукциона около двадцати лет тому назад.

— Что касается моего сына, то я настоял на его отъезде, поскольку не хочу, чтобы Рафаэлла соблазняла его. Пускай сосредоточится на других вещах. В будущем Делорио займет мое место; и он должен узнать, что такое ответственность, научиться стратегии и тактике. Ему надо познакомиться с теми людьми, с которыми он будет иметь дело в дальнейшем. И еще Делорио должен научиться смирению.

Доминик сделал паузу, во время которой Меркел чуть не поперхнулся. Смирению?

— Иногда мальчик ведет себя так невоспитанно, так низко. Он мало чем отличается от своей матери, этой алкоголички, и от деда, старого грязного ублюдка.

Меркел решил не рассказывать мистеру Джованни, за каким занятием он застал сегодня утром Делорио и Паулу, и как она, раскрасневшаяся от смущения, испытала, возможно, самый лучший за свою короткую жизнь оргазм. Меркел переключил свое внимание на картину Вермеера, висевшую на расстоянии ровно тридцать пять сантиметров от полотна Пикассо и имевшую собственное освещение. Картина была похищена из коллекции сэра Уолтера Рэнтхэма три года тому назад. Меркелу больше нравились все эти египетские штучки, разложенные в гостиной. Драгоценности можно было потрогать, взять в руки и ощутить исходившее от них тепло; их можно было приложить к щеке, думая о том, что раньше они принадлежали реальным людям. Но вещи были такими древними, что сложно было предположить, кем были эти люди, о чем они думали, что чувствовали.

— Я не считаю, что Делорио никогда не исправится. Он станет другим. Ведь это мой сын. У него просто не останется другого выхода. Что касается его жены, знаешь ли, она просто еще девчонка, молодая, глупая и беспечная. О, прости меня, Меркел, своими разговорами я смущаю тебя. Любуешься Вермеером, гм?.. Мне он тоже нравится. Хотя скоро на его место я повешу картину Тернера из хранилища. Ты только взгляни на эти краски — такие мягкие, расплывчатые и в то же время такие настоящие и контрастные. Этот волшебный эффект, создаваемый картинами Вермеера, кажется невероятным. Если бы жизнь могла сохранять эту красоту неизменной… Но это не в ее силах, не так ли? Нет, все меняется, и в основном к худшему. Это так несправедливо, но что поделаешь?

— Итак, Меркел, — продолжал Доминик, — я хотел видеть тебя, так как сегодня днем мы начинаем работать с Рафаэллой. Маркус, мой бедный мальчик, занят делами, а больше меня ничто не беспокоит. Рафаэлла постарается на славу. Вчера вечером я осторожно и не торопясь объяснил ей, что к чему. Она понимает свою роль. И не будет пытаться перечить мне, уверен, что не будет. Не станет разыгрывать из себя безжалостного репортера, вытаскивая наружу грязное белье. Она будет писать только то, что попрошу я. И изобразит меня таким, каким я и должен предстать перед миром: незаурядным человеком с хорошо развитым воображением, дальновидной и проницательной личностью, филантропом. Рафаэлла станет моим личным биографом, если можно так выразиться. Ты, Меркел, будешь следить за тем, чтобы все было в порядке. Ты, Линк и Лэйси. Бедняга Линк, он такой застенчивый, так отличается от остальных. Кажется, он не в состоянии понять все эти грязные инсинуации. Однако он неплохой стрелок, и я люблю слушать его сказки о давно забытых убийцах.

Доминик сделал паузу и отпил немного джина с тоником.

Меркел наконец подал голос:

— Мистер Джованни, вы отправили Маркуса во Францию, чтобы остаться наедине с мисс Холланд?

Подобная откровенность удивила Доминика. Как странно слышать подобное от степенного, пожилого Меркела.

— О нет, мне было нужно, чтобы он поехал туда и разобрался с Бертраном. Как ты считаешь, я могу доверять Маркусу?

— Конечно, можете. Ведь он спас вам жизнь. Вы же сами видели, Маркус даже ни на секунду не задумался и…

— Знаешь, это меня и беспокоит. Человек, который вот так бросается куда-то, не взвесив все «за» и «против», человек, который не останавливается для того, чтобы подумать. Я не считаю, что такой человек заслуживает особого доверия.

Меркел, не отрываясь, смотрел на Доминика.

— Он спас вам жизнь, — повторил он. — Получил пулю, чтобы вы остались живы.

Доминик взял золотую ручку, с минуту покрутил ее в руках, затем подбросил в воздух и поймал.

— Возможно, ты прав. Маркус со мной уже больше двух лет. Он умен, кажется преданным и заработал кучу денег как для меня, так и для себя. — Голос Доминика неожиданно стал жестким, взгляд — холодным. — Проследи за тем, чтобы нам с Рафаэллой никто не мешал. Я хочу, чтобы она была полностью в моем распоряжении. Ее задача — писать историю моей жизни. Нас не должны отвлекать.

«Боюсь, что тут все понятно», — подумал про себя Меркел. Он кивнул и вышел из библиотеки. Но как быть с обещанием, данным Маркусу?

Доминик еще долгое время сидел не двигаясь. Разумеется, он доверял Маркусу. Ведь не далее как сегодня утром, перед своим отъездом во Францию, Маркус сообщил ему, что наконец сумел обыскать виллу, где жила Рафаэлла. И ни черта там не нашел. По крайней мере так он сказал Доминику. Но Маркус скрыл от него, что Рафаэлла была незаконнорожденной. «Интересно, почему?» — подумал Доминик. Наверное, Маркус решил, что это не имеет большого значения. Но все же…

И именно Маркус рассказал Доминику о том, что мать Рафаэллы лежит в больнице в коме. И именно Маркус уговаривал его не пускать ее в резиденцию. Он говорил, что это слишком опасно. Осторожный и трусливый Маркус. Он ведь не знал, что Доминик контролирует всех и вся. И взять под контроль еще одну женщину не составляло для Доминика большого труда.

Он одним глотком допил остатки джина. Книга о его жизни станет шедевром. Мир увидит его таким, каким и должен увидеть. Время пришло.