"Умельцы" - читать интересную книгу автора (Константинов Андрей, Новиков Александр)

Глава девятая. Пейджер

Купцов:

Я повез Димку домой. Пока ехали, он пил пиво и насвистывал. Меня эта его манера свистеть, да еще фальшиво, раздражала. Но я помалкивал. Понимал, что причина моего раздражения не в музыкальных данных Дмитрия Борисыча Петрухина… Причина в том, что мы все-таки зашли в тупик. Обычная для нашего ремесла ситуация. Это только в кино сыщики всегда находят правильное решение и в финальных кадрах на запястьях преступника защелкиваются наручники. В жизни все по-другому. Ты кубатуришь, кубатуришь, кубатуришь варианты… а потом оказывается, что все не так. И дело приходится «приостанавливать в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого».

А бывает, что преступник найден, схвачен, отху…чен, как говаривал один из моих наставников. Но… встает вопрос доказывания. Бывает так, что всем — и следаку, и прокурору и судье, если дело дошло до суда, всем ясно: это — преступник. Нет никаких сомнений. Но нет и веских доказательств. А всякое сомнение закон обязывает трактовать в пользу подозреваемого-обвиняемого. И негодяй — вор, насильник, убийца — остается на свободе. Нередкая для нашего ремесла ситуация. Когда я только начинал работать, каждый такой случай я воспринимал как некое личное поражение… потом привык. Стал ли я циничней? Пожалуй. Но все-таки я думаю, что я стал умнее. Можно даже сказать: мудрее… О, какой мудрый я стал! Моя мудрость достигла таких высот, что я бросил следственную работу и начал философски смотреть на жизнь… Во всяком случае, я научился терпеливо переносить свист товарища Петрухина, чтоб он на какой-нибудь выбоине язык прикусил, соловей хренов!

…В общем, дело зашло в тупик. Благодаря великой своей мудрости я это понимал. И Димка — чтоб ему пивом захлебнуться! — тоже это понимал. Брюнету по большому счету наплевать. Он получил то, что хотел: отмазался перед прокуратурой и получил доказательства, что друг детства Игорек Строгов темнил и до сих пор продолжает темнить. Завтра мы ткнем Игорька мордой в дерьмо, предъявим ему звоночек с Горбачевой трубы. Попробуем еще раз поколоть на Матвеева, но почти наверняка он не расколется, потому что Саши Матвеева Игорек боится больше, чем Брюнета или крутых оперов-убойщиков вкупе с прокурорами. Потом Брюнет отмусолит нам купюры и…

— Он стрелял в труп, — сказал вдруг Димка.

Я только кивнул: конечно, в труп.

— А для чего человек стреляет в труп? — спросил Димка.

— Брось, Дима… ситуация-то понятная: заставил его Матвеев. Сунул в руки ствол и сказал: стреляй, Игорь. Не хотелось Игорьку стрелять. Ох, как не хотелось. Но он был в шоке. Он был сломлен. Еще бы… Строгов шел на стрелку с простой мыслью: попугать, поставить Нокаута на место. Но вдруг — выстрел. Труп. Мозги на стене. И — Саша сует ему ствол: стреляй! Игорек ружьецо отпихивает, головенкой мотает: нет, нет!… Не хочу, не буду! Но хлипковат он спорить с Сашей. А потом Сашенька предъявил ему счет… на какую уж сумму — не знаю, но думаю, что на весьма немалую.

— Давно ты допер до этого? — спросил Димка.

— Давно — недавно… какая разница? Строгов боится. Панически боится. И никогда никому не расскажет, как было дело. По крайней мере, до тех пор, пока Саша Матвеев на свободе.

— Светлая у тебя все-таки голова, Леонид Николаич, — похвалил меня Димка, и, скажу честно, это было приятно. Похвала профессионала дорогого стоит. — Светлая у тебя все-таки голова. А я эту схему построил, только когда вспомнил про случай в «Пуле».

— Какая разница, Димон? Это всего лишь наша с тобой версия, которую мы пока не можем ни подтвердить, ни опровергнуть. Вот если бы взять Матвеева… тогда, может быть, на очняках и раскрутили бы обоих орлов. Но навряд ли.

— У тебя есть длинное черное пальто? — спросил вдруг Димон.

— Зачем тебе?

— Если мы не можем сейчас выйти на Матвеева, то можем создать иллюзию, что мы на него вышли. Был у меня такой случай. Убили два подонка мужика. Тот, понимаешь, из Молдавии приехал полюбоваться Северной Венецией. Убили, ограбили. Взяли куртку хорошую, часы золотые, деньги, видеокамеру… Вычислили мы орлов, взяли. Но вообще-то дело дохлое: оба в несознанке, улик никаких и, судя по всему, придется обоих отпускать. Тогда я связался с Молдавией, попросил самое точное описание его вещей: часов, куртки, бумажника, марку камеры. Потом все это добро, вернее — похожее, по знакомым собирал. И сунул голубчикам свои «вещдоки» в морду: вот, ребятки, вещи убитого молдаванина. И ведь раскололись! Тут, главное, темп допроса держать. Давить со страшной силой.

— Спасибо, что растолковал, — ответил я. Димка засмеялся.

— Ну так что насчет пальто? У нас уже есть кроссовки, резинка жевательная. Добавим к этому пару ружейных патронов и пальтецо. Вот, Игорек, взяли мы твоего Сашу. Сейчас ему на хате уже ломают пальцы. И он уже дает показания на тебя. Сломается Игорек, заговорит. Глядишь, и телефончик Сашин вспомнит. Должен же быть у них какой-то канал связи.

Идея была вполне реальная. Если крепко прижать Строгова с липовыми «вещдоками» и вдвоем прессовать его, все время намекая на бандитов — дружков Нокаута, которые уже ищут Матвеева… он может расколоться. На закаленного блатаря такие штуки не особо действуют. «Очную ставку давай, начальник», — скажет блатной и ухмыльнется. А вот «интеллигент» Игорь Строгов может расколоться. Идея хоть и не была шедевром оперативно-следственной работы, но мне понравилась. Я так Димке и сказал. Но он вдруг сам же от нее и отказался.

— Стоп, — говорит Димон. — Идейка, конечно, рабочая, но мы оставим ее на самый крайний случай. Я вот что подумал, Леня. Сумму, наверное, Саша Матвеев зарядил Игорьку неслабую?

— Да уж наверно.

— И я думаю, что навряд ли Игорь расплатился.

— Почему?

— Деловой человек, Леня, не будет держать несколько десятков тысяч баксов в чулке. Пять, десять тысяч — возможно, допускаю. Но остальные бабки вложены в дело. Их еще нужно достать. Занять, взять кредит, продать что-то и так далее. За час такие вещи не делаются, а у Игоря времени не было. Двадцать третьего Саша завалил Нокаута, и они сразу разбежались. В тот день, скорее всего, не встретились. А двадцать четвертого Строгов был уже в нежных руках наших коллег. И был в этих руках десять суток. То есть опять же никак не мог заплатить. А Трубников все это время где-то отсиживался, ждал денег. Без денег он никуда не сорвется. Не для того он человека погубил… Потом, по истечении десяти суток, наш лепший кореш Строгов выходит. Вот здесь-то и начинаются выплаты! И я не убежден, что они все сделаны. Значит, они должны контактировать. Если не адрес, то номер телефона или, допустим, пейджера Саши Строгов должен знать.

— Может и не знать, — ответил я. — Может быть, Саша сам выходит на связь.

— А что мы будем гадать? — возразил Димка. — Давай-ка завтра пощупаем записную книжку товарища Строгова. Может, и найдем какой интересный телефончик.

На этом мы с Димоном и порешили. Он ушел, а я поехал домой. Я ехал и думал: что за черт? Почему же так устроена наша правоохранительная система, что лучшие кадры… Нескромно. Знаю, что нескромно… Плевать! Убийцу Матвеева вычислили мы вдвоем, а не официальная служба. Почему система устроена так, что лучшие кадры из системы уходят? Замордованные кто нищенской зарплатой, кто бюрократической дурью — уходят. Добро, когда уходят в шарашки, на шабашки. Но ведь уходят, случается, в криминал… А сколько настоящих ментов уже спилось? А какие потери понесла питерская милиция за те годы, когда ей руководил один генерал из внутренней службы? Генерал все грозил разобраться с «тамбовскими», но «тамбовские» как были — так и есть, а оперов и следаков в те годы много уволилось. Я ехал и думал, сколько пользы мы могли бы принести системе, но оказались ей не нужны… Мысли были обычные, неновые. Передуманные и переговоренные в ментовских компаниях сто раз. И уже, казалось мне, все давно отболело. Но стоило мне разок прикоснуться к прежнему моему ремеслу — и вот заболело опять. Именно поэтому мы с Петрухой не можем поставить точку на незавершенном деле. Не можем, не хотим просто получить честно заработанные деньги, а потом пойти пить водку со спокойной душой.

Матвеев— Трубников в Питере. И я не успокоюсь, пока не защелкну на нем наручники. Может быть, это сделаем не мы, а действующие сотрудники… это не принципиально. Но для меня очень важно, чтобы это произошло.

Мысли потекли в привычном направлении, и я стал прикидывать: а правильно ли мы идем? Версия, которую мы с Димкой построив или независимо друг от друга, была изящна, проста и логична. Но все же была совершенно умозрительна. Базировалась на опыте и на интуиции. Я был на девяносто девять процентов уверен, что прав, что все именно так и было… но не имел ни одного доказательства.

Я вспомнил случай, как в начале девяностых братаны развели одного барыгу — директора крупного универсама и нескольких торговых точек поменьше. Во время одной стрелки, когда терли пустяковый рабочий вопрос, на глазах барыги «вспыхнул скандал», и один из братков, глазом не моргнув, «застрелил» другого. Все выглядело натурально: выстрел, кровь, труп. Директор был ошеломлен. Его в буквальном смысле трясло. После этого «зверского убийства» он был полностью в руках братков.

В случае со Строговым мы, видимо, имеем вариант этой истории. Да что там «видимо»? Я в этом уверен. Я только не знаю, планировал Трубников это загодя или его «озарило» и он принял решение в последний момент.

Я мысленно прошелся по всей схеме и не нашел в ней откровенных глупостей или натяжек. Завтра, подумал я. Завтра все решится.

Петрухин:

Ленька меня частенько удивлял. В очередной раз удивил сегодня. То, что произошло в офисе «Магистрали» двадцать третьего апреля, с самого начала не укладывалось в привычные схемы. Это настораживало. Интуиция подсказывала: что-то здесь не так. И версия «провокационного» убийства лежала, в общем-то, на поверхности. Но все же пришел я к ней не сразу. Мне понадобилось сопоставить «виртуальный психопортрет Матвеева», его образ жизни (о котором я еще и сейчас почти ничего не знаю, а только ДОГАДЫВАЮСЬ) и нелогичный «дублет» в «Магистрали».

А Ленька все это просек раньше меня. Голова у него варит что надо, в напарнике я не ошибся. Сыщик — это все-таки совершенно особая профессия. Стать путевым сыскарем можно только тогда, когда ты болеешь душой за дело. И тогда уже ты «кубатуришь», как Ленька скажет, помимо своей воли. Ты едешь замотанный с работы, почти валишься с ног, но все равно кубатуришь в голове варианты… А потом жена говорит тебе, что ты сволочь и эгоист… А товарищ полковник Мудашев говорит тебе, что все начинается с элементарной неряшливости в делах, а заканчивается выстрелом в товарища… А жена ослепшего Костыля говорит, что ты козел.

И ведь, наверное, они в чем-то правы. Все правы. Костылева жена уж точно права.

Ленька высадил меня у подъезда и укатил на своей «антилопе». Мы с ним очень разные: он — педант. С каждой бумажки снимает копию и складывает в папочку… Товарищу Мудашеву придраться было бы не к чему.

Впрочем, товарищи Мудашевы всегда находят, к чему придраться. Ленька уехал, а я пошел домой. Хотелось выпить, но я пить не стал.

Завтра мы будем колоть Строгова.

Игорь Васильевич Строгов приехал на работу ровно в девять. В принципе, он мог бы приехать позже, потому что загружен был в последнее время слабо. Брюнет бывшему другу детства больше не доверял, к новым сделкам не допускал, и Строгов вел только те темы, которые обязательно требовали его личного участия. Да и они потихоньку передавались другим сотрудникам. Работа Игоря Строгова в «Магистрали» определенно подходила к завершению. Он все еще занимал свой шикарный кабинет дверь в дверь с Брюнетом. Его все так же уважительно называли по имени-отчеству, но всем было ясно: Строгову в «Магистрали» не работать. Это было чертовски обидно и несправедливо. Именно он, Строгов, стоял у истоков дела. И сделал не меньше, а может быть, и больше, чем Брюнет. И Брюнет должен это понимать. Понимать, не подталкивать друга детства в пропасть, а напротив — помочь… Да, сорвались две сделки. Да, в прессе появились заказные статьи. Да, финансовые документы попали под контроль УБЭП. Но все поправимо! Можно заказать встречные статьи в газетах. Можно провести дополнительные переговоры с партнерами, можно «договориться» с УБЭП, в конце концов.

…Только с Брюнетом нельзя договориться. Вместо того чтобы нормально, по-мужски перетолковать за бутылкой коньяку, Витя нанял двух каких-то ментов. И эти два отморозка роют теперь под него, Игоря Строгова. Нарыть они ничего не смогут. НИ-ЧЕ-ГО. Но чтобы оправдать свой гонорар, представят «отчет о проделанной работе», где обольют Игоря грязью. Доказать ничего не могут, так поставят все под сомнение, подберут хитрые ментовские формулировочки.

Игорь Васильевич понимал, что дело дрянь. Совсем дрянь. Брюнет выпрет его из фирмы, поставит на бабки в возмещение ущерба. А он уже и так попал… крепко попал. И все рушится. Рушится на глазах, и ничего нельзя сделать.

Игорь Строгов нервничал, не мог заснуть без таблетки снотворного и бокала коньяку. Утром вставал тяжело. Разбитый, мрачный. Радовало одно — спал без кошмаров. В «Крестах» ему каждую ночь снился сон: мертвый Лешка Тищенко на полу, с развороченной головой… Саша с ружьем в руках. Во сне он кричал и просыпался как от толчка… как от толчка отдачи той помповухи.

Игорь Васильевич приехал ровно в девять, поставил свой БМВ на стоянку и прошел в офис. В приемной — а приемная у них с Брюнетом была одна, общая… и секретарша Леночка была общая, что всегда вызывало шуточки со стороны знакомых, — в приемной сидели ЭТИ. Двое.

Эти двое поздоровались со Строговым. И посмотрели на него. Внимательно так посмотрели… На душе стало еще более пакостно.

Брюнет на службу опоздал. Впрочем, хозяин опоздать не может. Он — хозяин, и этим все сказано. Виктор Альбертович вошел в приемную в десять минут десятого, бросил на ходу: «В пробку попали». Но наверняка соврал: его джип с сиреной, маячком и «мэриевскими» номерами довольно легко преодолевал пробки.

— Извините, мужики, — сказал Брюнет Петрухину и Купцову уже в кабинете. — Если я правильно понял, у вас появилась какая-то идея?

— Возможно, — ответил Петрухин. — Я не уверен, что она плодотворная и уж тем более дебютная, но есть одна идейка… ты пальто и патроны привез?

— Да, в машине. Сейчас охранник принесет.

— Можно не спешить, — сказал Петрухин. — Вполне вероятно, что реквизит и не понадобится. Пока нам бы хотелось посмотреть записную книжку господина Строгова.

Брюнет пожал плечами:

— Нет ничего проще. Сейчас прикажу — в зубах принесет.

— Нет, — быстро сказал Купцов, — не так. Нам нужно провести проверочку по-тихому. Требуется, чтобы вы вызвали к себе Игоря и гарантированно продержали его минут тридцать.

— И опять-таки нет ничего проще. Через пятнадцать минут у нас начнется совещание. Продлится оно никак не меньше тридцати минут. А нужно будет — растяну на час.

— Замечательно. Кроме этого, нужно, чтобы вы убрали на это же время вашу очаровательную Леночку из приемной.

— Говно вопрос, мужики, — усмехнулся Брюнет. Он нажал кнопку селектора, бросил:

— Лена, три кофе.

Спустя полторы минуты в кабинете появились ноги, улыбка на смазливой мордашке и поднос с тремя чашечками кофе. Кофе распространял благородный аромат. Даже не гурман сказал бы, что кофе хорош. А Брюнет был гурманом. Еще с поры фарцовки он разбирался в качественных напитках и запросто отличал по запаху сорта виски, а на вкус греческие оливки от испанских… Кофе был несомненно хорош.

— Что за бурду ты нам принесла? — недовольно сказал Голубков в спину секретарше. Лена остановилась в дверях, удивленно обернулась:

— Виктор Альбертович, но это же…

— Это бурда. Это пойло из вокзального буфета.

— Да нет же, Виктор Альбертыч, это…

— А я сказал: пойло для бомжей. Такое говно ты можешь подавать своему бойфренду. А ко мне приходят солидные, приличные люди… тебе надоело у меня работать, золотце?

— Я…

— Я спрашиваю, тебе надоело? Ты хочешь, чтобы я перевел тебя в палатку на рынок? — с напором говорил Брюнет. Лицо секретарши (английский, знание ПК, отпуск в Анталии, мечта об удачном замужестве, шейпинг, белье из магазина «Синьора») потихоньку наливалось краской. — Бегом в «Европу». Найдешь Лелика или Зураба. Пачку «Saeco». Скажешь: для меня. Поняла?

— Поняла, Виктор Альбертович, — ответила, глядя в пол, Лена. Партнерам было стыдно и неловко. Именно они стали невольными инициаторами этой безобразной сцены. Лена вышла. Брюнет сделал глоток кофе, улыбнулся и сказал:

— Говно вопрос, господа сыщики. Сейчас я вызову Игорька. И можете работать. Как минимум сорок минут у вас есть.

Обыск — процедура довольно утомительная. В кабинете Строгова (площадь около двадцати квадратных метров) стояли стол, диван, журнальный столик и два кресла в углу, большой трехстворчатый шкаф-купе, наполовину набитый бумагами. Также имелся сейф, а на столе светился экран компьютера. Эти два последних хранилища информации были вообще недоступны. Провести качественный обыск за полчаса в кабинете было абсолютно нереально. Тут либо повезет, либо нет.

Партнерам повезло. Они сразу увидели на столе раскрытый «дипломат» и лежащую в нем записную книжку. Записная книжка делового человека по толщине и формату зачастую отличается от книжечки карманной. Потому и носят ее, как правило, в «дипломате». Купцов сразу взялся за книжку, Петрухин сел листать перекидной календарь на столе. Он открыл его на странице «29 февраля» и двинулся «к двадцать третьему апреля». Записей и пометок, часто сокращенных, было довольно много. Довольно часто встречались номера телефонов или две буквы «тр.» — видимо, сокращение от слова «труба», «трубы». Все, что так или иначе вызывало сомнение, Петрухин быстро переписывал на лист бумаги. Некоторые записи были совершенно неразборчивы. Аналогичную работу Купцов проводил с записной книжкой. В первую очередь его интересовали телефоны, помеченные инициалами. А среди инициалов — те, которые включали буквы "А", "С", "М" или "Т". Довольно быстро он обнаружил номер, принадлежащий «Саше Т.». Но это был номер телефона из коммунальной квартиры, где «Саша Т.» больше не живет…

Партнеры работали быстро, но время все равно бежало еще быстрей. В приемной их страховал охранник Брюнета, посаженный вместо Леночки… После изучения записной книжки и настольного календаря пришел черед ящиков письменного стола. Их просмотрели бегло, формально: в ящиках уже пошуровали сотрудники милиции и рассчитывать на что-то интересное не приходилось… Так оно и вышло.

Время бежало, а незаконный обыск пока не дал никаких ощутимых результатов. Листок бумажки с координатами «Саши Т.» (если он вообще существует) мог быть спрятан в одной из папок внутри шкафа. Он мог лежать где-нибудь за плинтусом, быть записан вразбивку, по одной цифирке на разных страницах календаря. Он мог лежать под ковриком БМВ. Или храниться дома у Строгова. Или на той квартире, что он купил для встреч с любовницей. Он мог быть в памяти компьютера. Или в памяти самого Строгова. Или… есть еще тысяча мест, где можно разместить несколько цифр телефонного номера.

Петрухин с кислым видом задвинул створку шкафа и откатил в сторону другую. Внутри висел на плечиках плащ Игоря Васильевича. Неожиданно в кармане Петрухина зазвонил телефон. Дмитрий быстро вытащило его, поднес его к уху:

— Але.

— Наталья Николаевна, — сказал голос Брюнета. — Прошу прощения, что опоздал, но у меня совещание подзатянулось. Однако минут через пять закончим.

— Спасибо, Варвара Пантелеевна, — буркнул Петрухин. — Понял тебя.

Он убрал телефон в карман, бросил Купцову:

— Брюнет. У нас осталось четыре минуты.

В наружных карманах строговского плаща обнаружились ключи от машины с брелоком сигнализации, носовой платок, немного мелочи — российской и финской. Во внутренних нашлась пластмассовая расческа со следами перхоти, пластиковая гильзочка с таблетками и… две таксофонные карты. Одна нераспечатанная, в полиэтилене. Купцов повертел их в руках и собрался было положить обратно, но Петрухин весело оскалился и сказал:

— Э-э, нет, Леня. Постой. Дай-ка их сюда.

— Зачем? — спросил Купцов. А потом вдруг тоже улыбнулся и произнес:

— Ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать: зачем человеку, у которого двадцать четыре часа в сутки под рукой сотовый телефон, таксофонная карта? А, Ленчик, голова светлая?

Купцов засмеялся и ткнул партнера в бок. Потом они переписали номера таксофонных карт и вернули их на место — в компанию расчески и таблеток.

Когда закончилось совещание у Голубкова и Строгов в стайке нескольких сотрудников вышел из кабинета, партнеры сидели в приемной и мирно беседовали с охранником. Спустя еще две минуты появилась Лена, привезла «хороший» кофе вместо «плохого».

А зачем, действительно, человеку, имеющему сотовый телефон, таксофонная карта?… Нелогично как-то. Сотовая связь не особенно дешева, но, безусловно, удобна. На связи владелец аппарата находится всегда: дома, на даче, в автомобиле, на рыбалке, даже в туалете. Ему нет никакой нужды суетиться с картой и искать телефон-автомат. Он вынимает из кармана или из сумочки или снимает с брючного ремня изящную и почти невесомую игрушку и небрежно тыкает пальцем в клавиатуру. Телефон негромко мурлычет, нежно светится дисплеем, и счастливый обладатель сотовой связи — в эфире.

Игорь Строгов купил таксофонную карту. Даже две. В отличие от подавляющего большинства малоимущих граждан, которым сотовый аппарат не по карману, он давно уже привык к этой простой, удобной и надежной игрушке. (Эй, господа операторы сотовой связи! Зашлите денежку — рекламу, блин, вам за просто так делаем.) Строгов сжился с телефоном, относился к нему как рабочему инструменту… и все же купил таксофонную карту… Зачем? Почему?

Затем и потому, что Игорь Васильевич считал, что звонки из уличных телефонов «анонимны», отследить их невозможно. И заблуждался. В те времена, когда таксофоны питались двушками, все именно так и было. Безликая стертая монетка опускалась в прорезь железной коробки, исчезала в ее недрах и надежно сохраняла тайну разговора. Давно нет двушек и примитивных автоматов с диском и черной эбонитовой трубкой. На смену им пришли таксофоны со сложной электронной начинкой и таксофонные карты. Вот в картах-то вся загвоздка. На рабочей стороне карты есть индивидуальный номер и золотистый загадочный иероглиф — электронный чип. Подобно отпечатку пальца, он оставляет свой след в потрохах аппарата и в компьютере телефонной компании. Разумеется, компьютер «не знает» содержания разговора. Но он отлично «знает», с какого конкретно таксофона был сделан звонок, в какой день и время это произошло, сколько продолжалась беседа. И — самое главное — он знает, куда, на какой номер звонили с данной, конкретной карты.

Вот в чем секрет маленького желтого чипа, похожего то ли на иероглиф, то ли на жука.

Итак, партнеры искали в кабинете Строгова одно, а нашли нечто другое. И это «нечто» сильно их обрадовало. Разумеется, они снова поехали на Захарьевскую, к старому приятелю Купцова по следственной работе.

— Сопьюсь я с вами, детективу частные, — вздохнул Гена и напечатал запрос в компанию «Петербургские таксофоны».

Черное пальто Брюнета и пара охотничьих патронов остались лежать на заднем сиденье его «мерса».

Самое неприятное в оперативно-следственной работе — ожидание. Ждать приходится много и часто. И не обязательно в засадах. Засада, она и есть засада. Тут вам и «романтика», и адреналинчик в кровушке бродит. А самая настоящая «засада» — это ожидание результатов экспертиз, каких-то справок или ответов на запросы. Адреналина никакого, но кровь попортит. А дело в это время стоит.

Партнеры ожидали ответа из «Петербургских таксофонов» сутки. Томительно долго ожидали. Ответ должен бы принести им номер телефона Трубникова.

Любое ожидание когда-нибудь кончается. Прошли сутки, Гена позвонил, сказал:

— Приезжайте, забирайте вашу распечатку.

— Сейчас подскочу, — ответил Купцов. — Но ты мне скажи, Гена, сколько там зафиксировано номеров телефонов? Один? Два?

— Ни одного, — ответил похмельный Гена.

— Ни одного, — сказал Гена, и Купцов скупо матюгнулся.

— Он что же, — спросил Купцов после паузы, — ни разу не воспользовался картой?

— Почему? Пользовался он картой… раз, два… пять раз пользовался.

— Ну! Так куда он звонил?

— Он, Ленечка, звонил на пейджер.

Купцов снова матюгнулся. На этот раз длинно.

— Непруха, она и есть непруха, — добавил он, положив на рычаг трубку. — Видимо, придется колоть Игорька на пальтецо..

Гена тяжело шлепнулся на заднее сиденье «антилопы». Дружеское общение с «Абсолютом» оставило ярко выраженные следы на его лице — мешки под глазами и красноватые прожилки на белках глаз. Петрухин предлагал Купцову не спаивать мужика, а расплатиться баксами из оперативного фонда. Но Купцов возразил, что, мол, деньги Гене брать в падлу… Водка — другое дело. Водка — она как бы не взятка. Водку взять можно. Это просто благодарность за услугу. Сувенир. Презент. Борзые щенки. Теперь Гена откровенно маялся «борзыми щенками».

— Вот вам бумаженция, — сказал он, протягивая Купцову сложенный вчетверо лист бумаги.

— Ты что же, — спросил Купцов, — в одиночку литр «Абсолюта» приговорил?

— Нет. Грамм триста еще осталось.

— Тоже не слабо, — механически произнес Купцов и развернул лист распечатки. Строгов передавал свои сообщения через довольно известную в Питере пейджинговую компанию с упрощенным номером «033». — Ноль тридцать три, — читал Купцов, — ноль тридцать три… ноль… А это что?

— Что? — спросил Гена.

— Что? — спросил, скосив глаза в бумагу, Петрухин.

— Что за черт! — сказал Купцов. — Ноль тридцать три… двадцать сто шестьдесят семь. Что это такое?

— Что-что? — ответил Гена. — Номер пейджера, конечно.

— А почему он набрал номер пейджера? Петрухин взял в руки бумагу, покачал головой.

— Любопытно, — сказал он. — Видимо, Игорек сильно нервничал и механически набрал не только «003», но и номер абонента… бывает.

— А ты, — обратился Купцов к следователю, — что ж сразу-то не сказал? Смотрел же распечатку-то.

— Да я чего-то не разглядел, — растерянно ответил Гена.

— Бывает, — повторил Петрухин. — После семисот капель «Абсолюта» можно и свое мурлыкало в зеркале не увидеть.

Петрухин:

Когда мы выудили номер пейджера, стало ясно: никуда «Саша Т.» не денется. Номер пейджера — это не телефон и не адрес. Но уже все стало ясно: никуда он не денется. Я так и сказал. А Ленька ударил ладонями по рулю и сказал:

— "Так после долгих месяцев я нашел. Ибо ничто не пропадает бесследно, ничто и никогда. Всегда есть ключ, оплаченный чек, пятно от губной помады, след на клумбе, презерватив на дорожке парка, ноющая боль в старой ране, первый детский башмачок, оставленный на память, негритянская примесь в крови.

И все времена — одно время, и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам".

Он очень странно это сказал. И я спросил:

— Что это такое ты завинтил?

— Это не я, — ответил он. — Это «завинтил» один парень из романа Уоррена «Вся королевская рать».

— Херню он порет, этот парень, — сказал Гена. — «Ничто не пропадает бесследно». Еще и как пропадает. Хрен концы найдешь.

А Ленька только рассмеялся… Нет, положительно он меня иногда здорово удивляет… «и глаза их из сумрака взывают к нам».

Ошибка Игоря Строгова изрядно облегчила работу. И вообще непруха как-то вдруг, разом, обернулась прухой. Такое в сыске тоже бывает. Нечасто, но бывает…

Когда Гена, пожав мужикам на прощание руку, ушел, Петрухин вдруг сообразил:

— Надо его догнать. Надо же запрос в пейджинговую фирму писать.

— Не надо, — ответил Купцов.

— Это почему?

— Потому что там службу безопасности возглавляет брат моей бывшей жены. Подполковник комитетский. Золотой мужик. Сейчас поедем к нему и все сделаем без всяких запросов.

Спустя сорок минут партнеры сидели в офисе пейджинговой компании, в кабинете начальника СБ. Бывший комитетский подполковник, энергичный и моложавый, в обязательном галстуке, угощал их кофейком и расспрашивал Купцова о жизни.

— Ну, а с сестрицей моей ненаглядной когда последний раз говорил? — спросил подполковник.

— Когда алименты привозил, — нехотя ответил Купцов.

— Понятно… и как?

— Ты же знаешь. Через губу и свысока.

— Плюнь на нее. Она всегда была стервой изрядной. Ох, как я ее в детстве лупил! Но видно — мало.

Купцов промолчал. Подполковник понял, что этот разговор ему неприятен, и сменил тему:

— Ну ладно. Ко мне-то как тебя занесло?

— Дело есть, Паша.

Подполковник рассмеялся. Он сразу понял, что зятек приехал не просто так, а по какому-то делу.

— Слушаю.

Купцов положил на стол распечатку:

— Абонент двадцать сто шестьдесят семь. Нужно получить тексты, сообщений.

— Только этих пяти? — спросил, просмотрев распечатку, начальник СБ.

— Нет, — ответил Петрухин. — Всех, которые когда-либо поступали на этот номер.

— У-у, родные мои. А если их там тыща штук?

— Значит, Паша, сделай мне тыщу штук. Не Христа ради просим — заплатим. Выручай, товарищ шурин.

Паша поморщился, как будто у него вдруг заболел зуб, сказал:

— Что, хороший заказчик?

— Заказчик серьезный. Сделаешь?

— Тебе когда надо? Только не говори: вчера.

— Позавчера.

— Как всегда… Ладно, сейчас отдам распоряжение, ребятишки займутся. Но если там их «тыща» — будешь меня «мартелем» полгода поить, зятек, — сказал подполковник и вышел. Вернулся он минут через двадцать, бросил на стол распечатку и весело произнес:

— Держите, орлы-сыщики. Повезло вам, этот номер зарегистрирован только в середине апреля. Всего одиннадцать сообщений.

«Орлы— сыщики» разом склонились к листу бумаги, едва не стукнувшись головами. Бывший комитетский подполковник, нынешний начальник СБ солидной фирмы, усмехнулся. Он сразу, по номеру, просек, что пейджер зарегистрирован совсем недавно и «тыщи» сообщений там быть просто не может. Еще он понимал, что два серьезных мужика приехали к нему не просто так -их визит означает, что охотники идут по следу, что где-то произошло преступление, которым не хочет или не может заниматься милиция. А еще он был уверен, что информация, которой он снабдил партнеров, не будет использована в криминальных целях.

…А еще подполковник видел их откровенную увлеченность… и немножко им завидовал. Он тоже был из породы охотников.

Свой пейджер Матвеев зарегистрировал семнадцатого апреля. Как раз в это время у него и завелись какие-то деньги. Еще, видимо, недостаточные для приобретения телефона. Но на пейджер хватило.

Зарегистрировал на фамилию Тимофеев. Имя-отчество сохранил свои… Саша Т… Тимофеев… Матвеев.

— Логично, — сказал Купцов. — Тимофей и Матвей — имена весьма созвучные. Вот тебе и «Саша Т.».

— А вы, — спросил Петрухин у шурина, — не проверяете у клиентов документы?

— Зачем? — ответил подполковник. — Он же не пистолет покупает. И вообще: клиент всегда прав. Он приходит к нам и приносит деньги. Кто же будет выпроваживать его на улицу только потому, что он забыл паспорт дома? Получение прибыли любой ценой — основной закон капитализма… или уже забыли?

— Нет, — сказал Купцов, — теперь мы это усвоили крепко. Я где-то давеча прочитал такой афоризм: все то, что нам говорили про социализм, оказалось ложью. Но то, что говорили про капитализм, оказалось правдой… Ладно, Паша, спасибо тебе. Чем обязан?

— Брось, зятек. Сегодня я тебе помог, завтра ты мне. Давай-ка лучше на рыбалку как-нибудь выберемся.

Свой пейджер «Саша Т.» зарегистрировал семнадцатого. Уже восемнадцатого на него поступило первое сообщение: «Поздравляю первым успехом. Александр».

— Любопытно, — сказал Купцов, — что это за Александр?

— Не смеши меня, Леня, — ответил Петрухин. — Это господин Матвеев сам себя поздравляет. Резвится мальчик. Доволен. Первые у него, видишь ли, успехи…

— Знать бы еще, кого он сделал первым успехом-то?

— Ты сводки смотрел?

— Смотреть-то смотрел. А толку? Знать бы, что именно искать… а так. — Купцов безнадежно махнул рукой.

Петрухин отлично его понимал. Сводки Леонид просмотрел не от хорошей жизни, рассчитывая на удачу, на пресловутый «один шанс из тысячи». Чуда не произошло, в огромном потоке ежедневных грабежей, краж, разбоев, убийств и прочих «радостей» он не нашел никаких зацепок. Более того — преступление могло быть латентным, в сводки не попавшим. Так довольно часто бывает с вымогательством, например.

Итак, восемнадцатого апреля «Саша Т.» поздравил себя с первым успехом. После этого пейджер замолчал на три дня. Второе сообщение поступило только вечером двадцать первого: «Позвони мне домой. Игорь». В нем тоже не было ничего интересного или неожиданного. Оно означало только то, что Строгов знал номер пейджера. И еще, пожалуй, что уже начали завязываться проблемы, которые «разрешатся» двадцать третьего в офисе «Магистрали», и Строгову срочно понадобился «решительный парень». Но Матвеев, видимо, не позвонил. Потому что уже через час сообщение повторилось: «Срочно позвони мне домой. Игорь». Слово «срочно» косвенно подтверждало, что завязывается узел, который без Матвеева Игорьку Строгову не разрубить…

А вот следующее сообщение вызвало у партнеров большой интерес: «Куда ты пропал? Жду звонка. Лена»… В жизни «Саши Т.» появилась женщина. Это было правильно. Это давно должно было произойти. И наконец произошло. Лена обеспокоилась исчезновением Матвеева двадцать четвертого апреля, спустя примерно сутки с того момента, как «Трубников» съехал с квартиры Смирнова. Все сходится. Все логично.

Двадцать пятого Лена позвонила снова: «Позвони. Лена».

Удача ждала сыщиков в сообщении Лены от двадцать шестого. Их, собственно, было два. Первое: «Переводят на новую точку у „Пионерской“. Лена». Второе, спустя четыре часа: «Я на новой точке. Позвони, скучаю. Твой Рыжик. Тел:… -… -…».

Теперь у Лены появился почти точный адрес. Вычислить ее не составляло большого труда.

Остальные сообщения были малоинформативными. Два от Лены: «Позвони. Рыжик» и «В 9 возле „Черной речки“. Рыжик». Еще два от Строгова: «Вернулся, — сообщил Строгов после освобождения из „Крестов“. — Нужно встретиться. Игорь».

Последнее строговское сообщение звучало так: «Часть бумаг подготовил. Позвони домой вечером. Игорь».

Даже эти скупые, лаконичные сообщения приоткрывали щель в жизнь «Саши Т.». Все в них было: и первый успех Александра, и появление женщины. И даже развитие отношений с ней — из Лены она превратилась в «твоего Рыжика». И освобождение Игоря Строгова. И его подготовка к отдаче «бумаг».

Но главное — телефон.