"Свиток благоволения" - читать интересную книгу автора (Тренейл Джон)

Глава 16

– Сколько нам еще здесь оставаться? – спросила Диана, когда Чан Пин оставил свой наблюдательный пост у обочины дороги и, подойдя к ней, присел рядом.

Но он только покачал головой и стал обмахиваться соломенной шляпой. Он устал. Этим утром он вернулся к Диане спустя пару часов, нагруженный добычей: запасом пищи на двоих примерно на сутки; прочными ботинками, парой шляп для защиты от палящего солнца; водой в бутыли и – что было дороже всего – картой. С помощью карты они отыскали дорогу, вдоль которой шли затем в течение трех часов, не встретив ни одной машины, пока наконец не остановились перекусить.

Потом Чан Пин долго наблюдал за дорогой, глядя в ту сторону, откуда они пришли.

– Я не понимаю, – устало сказала Диана, когда он снова подошел к ней и устроился поудобнее. – Почему бы нам просто не вернуться в тот поселок и не подождать там автобуса?

– У тебя нет разрешения на передвижение в этом районе.

– Ну так что? Мы просто объясним все насчет Красных Охранников…

– В этом поселке тоже были Красные Охранники. Я был вынужден перебегать от дома к дому. – Он натянуто улыбнулся. – Я уже рассказывал тебе это.

– Я знаю. Прости. Но мы просто блуждаем по этой глуши, разве нет? Ты сказал, что нам надо идти на юг, но здесь ничего нет, кроме многих километров горных ущелий и пустынной дороги.

– Да, но ведь нам трудно потому, что я китаец, а ты нет. Ты не особенно похожа на женщину восточной расы, хотя в тебе и течет наполовину китайская кровь. Ты иностранка, без сомнения. А иностранцы не особенно желанные гости в этих местах. Поэтому нам и приходится держаться проселочных дорог. Рано или поздно мимо будет проезжать машина, грузовая или легковая. Эта дорога ведет к шоссе, соединяющему Ганьшуй и Цзуньи. Когда мы доберемся до Цзуньи, оттуда будет недалеко до Гуйяна. Там ходят поезда, автобусы. Ты сможешь вернуться в Гонконг.

Диана была поражена этой длинной речью, самой длинной, которую она слышала от него. Ей так хотелось поверить в услышанное! День все тянулся и тянулся, пока наконец свет солнца не начал меркнуть. Диана знала, что короткие серые сумерки быстро закончатся и начнется их первая ночь под открытым небом. Она обнаружила тоненькую струйку воды, стекавшую по скале. Когда она попыталась умыться, она поймала себя на том, что жалеет о той бутылке с «О де Пату», оставшейся в Гонконге. Эта мысль заставила ее вспомнить о Мэте и доме. Лучше не думать о таких вещах… Она вернулась и обнаружила, что Чан Пин распаковывает провизию. Она не хотела есть, ее мучила только жажда. Он присел на корточки рядом с ней.

– Может быть, нам придется остаться здесь на ночь…

– Это не опасно?

– Если мы будем сидеть тихо, все будет в порядке.

– Ты на самом деле так считаешь?

– Посмотри на меня.

Его глаза блестели; в сумерках они были еще более красивы.

Чан Пин не выглядел больше уставшим – он казался таким полным сил и энергии, что Диана посчитала вполне естественным дотронуться до его руки. Но она тут же очнулась и в отчаянии подумала, что опять посылает неверные сигналы. Она быстро отпустила его руку.

– Извини.

– За что? – Он улыбнулся еще шире.

– Просто я подумала, что с моей стороны было не очень умно брать тебя за руку, вот и все.

– Китайцы не особенно задумываются над такими вещами. – В его голосе прозвучал оттенок укоризны. – Обычный китайский мужчина не сделает никаких далеко идущих выводов просто потому, что женщина дотронулась до него в знак дружбы.

– Извини.

– А на Западе так же?

– О да. Мужчины и женщины могут дотрагиваться друг до друга без того, чтобы…

Когда она оборвала фразу, его добрая улыбка, казалось, заверила ее: «Да, ты была немного бестактна, но ты уже прощена, и из-за этого ты нравишься мне даже больше». Потом они долго сидели рядом и молчали в сгущавшихся сумерках, пока наконец Диана не поймала себя на том, что сравнивает его молчаливость со словоохотливостью Пака Сондо. Корея, Сонни… Теперь ей казалось, что все это было давным-давно. Наконец Чан Пин пожелал ей спокойной ночи и пересек дорогу в поисках места, где можно было бы прилечь. Температура понизилась примерно на градус; в ноздри Дианы проник слабый запах сырого камня. У нее не было ничего мягкого, на чем можно было бы лежать. Наконец она устала искать удобную позу и просто улеглась на спину, глядя в звездное небо широко раскрытыми глазами. Она находилась далеко от чего бы то ни было, в глубине Китая, одна, если не считать Чан Пина, но чудовищность ее положения не тревожила ее. Вообще-то, все казалось ей похожим на приключение, почти как в каком-нибудь боевике. Конечно, опасность могла таиться где-то рядом, но она не казалась настоящей, реальной. А вот тишина и спокойствие были реальными… Она представила себя летящей на самолете, в тысячах километрах над Сычуанью, взирающей сверху на обширный безмятежный мир. Она подумала, может быть, какой-нибудь пассажир в пролетающем там, вверху, самолете занят именно этим? Такое состояние одиночества, большей частью недоступное в бурлящем, суетливом мире, было в своем роде даже приятным. Вдруг она явственно ощутила рядом присутствие матери и подняла голову, почти веря в то, что увидит Джинни. Но вокруг была одна темнота. Диана закрыла глаза, наслаждаясь неожиданным ощущением счастья. Ее мать была рядом, слева и справа, перед ней и позади… Казалось, ее голос убеждал, что все будет в порядке. Не важно, насколько плохим кажется положение сейчас, с тобой все будет хорошо.

– Мама, – прошептала она. – О, мама, я так рада!..

Ее последней мыслью перед тем, как она заснула, была мысль о том, что уже много лет она не чувствовала себя так легко и свободно.

Она проснулась, услышав как Чан Пин говорит:

– Сегодня не будет солнца.

Он оказался прав: рассвет наступил, но солнце так и не показалось.

Вместо этого всего в сотне метров над их головами небо было затянуто плотным покрывалом облаков. Это выглядело так, словно на них собирался обрушиться дождь, дожидаясь того момента, когда они окажутся наиболее беззащитными, не имея укрытия поблизости. Дождь выжидал, прежде чем сорваться с привязи и хлынуть потоками.

Местность вокруг казалась все такой же мрачной и унылой. После каждого поворота дороги, тянувшейся между двумя высокими гранитными стенами, путники обнаруживали не долгожданную равнину, а новые высокие утесы, с вершинами, скрытыми в облаках. Из-за тяжелого воздуха Диана покрылась испариной. В атмосфере застыла влага, она словно проникала в поры и смешивалась с потом. Диана почувствовала себя такой грязной, что, казалось, ей уже никогда в жизни не отмыться. Речка, в которой она обмылась двадцать четыре часа назад, была теперь для нее не более реальной, чем выцветшее фото в бабушкином альбоме. Они остановились передохнуть. Чан Пин присел у обочины дороги и закурил. Бодрость и оптимизм прошлой ночи теперь покинули Диану. Ее ужасала перспектива остаться одной в этом пустынном месте. Ею стала овладевать навязчивая идея, что Чан Пин был способен все это время вынашивать мысль завести ее подальше от Чаяна и бросить в пустынном месте. Она понимала умом, что у него нет причин желать этого, но разум не приносил ей успокоения.

Диана уже собралась спросить у него, что он думает, когда вдруг услышала звук двигателя.

Акустика в этом ущелье могла свести с ума: каждый раз, когда им казалось, что машина, звук двигателя которой они слышали, вот-вот появится в поле их зрения, желанный звук затихал за очередным поворотом дороги. На сей раз он все же приближался, затем послышался рядом, усилился, и они увидели маленький грузовик. Тормозя, он визжал и рычал; тормоза все еще действовали, но, очевидно, требовали длительного ремонта. Водитель высунулся из кабины, чтобы заорать на Чан Пина, стоявшего посреди дороги и размахивавшего руками.

Потом его голова повернулась, и он заметил Диану. Она бы обрадовалась, если бы не устала так сильно. Водитель оказался пожилым маленьким человечком – он едва возвышался над приборной доской. Сейчас глаза его так расширились, что Диана даже на расстоянии смогла разглядеть белизну вокруг его зрачков. Ему пришлось приложить определенное усилие, чтобы открыть дверцу: она подчинилась с мрачным лязгом. Когда он высунул ноги из кабины, они повисли в воздухе высоко от земли, и он вынужден был прыгнуть на дорогу.

Он был одет в типичную одежду крестьянина: мешковатые синие шорты, из которых торчали безволосые ноги, похожие на два бобовых стручка, обутые в соломенные сандалии, и синюю куртку на несколько размеров больше, чем следовало.

Когда он подошел ближе, Диана увидела два сгустка слизи в уголках его глаз, такого же цвета, как и сопля, повисшая под левой ноздрей. Он стал обходить ее по кругу, очевидно не веря своим глазам. От него несло потом и смесью запахов: уксуса, дерьма и табака, впитавшегося в кожу. Эта смесь напоминала Диане запах грязного нижнего белья, которое слишком долго пролежало в теплом месте, дожидаясь стирки. Когда он открыл рот, чтобы заговорить, она увидела, что у него совсем нет зубов. Он приблизился к ней, критически склонив голову набок, отошел, потом снова приблизился. На этот раз он провел рукой по руке Дианы, после чего сложил колечко из указательного и большого пальца и стал смотреть на нее через это колечко. Он повернулся вполоборота к Чан Пину и сказал что-то вроде «Джерн кер пар». Чан Пин стал что-то говорить ему льстивым голосом, но водитель махнул рукой, веля замолчать, и продолжал рассматривать Диану. Снова и снова он повторял «Джерн кер пар». Диане стало ясно, что, если бы она была лошадью, он не купил бы ее даже для того, чтобы наварить из нее клея.

– Что это значит «Джерн кер пар»? – резко спросила она у Чан Пина.

– Хм-м… я не очень понимаю его диалект.

– Не валяй дурака, скажи, что это означает?

– Это означает «Какое страшилище!».

– Страшилище?

– Да.

– Я?

– Да.

Она долго молчала.

– Почему?

– Он никогда не видал западных женщин.

Диана посмотрела на безобразное полустарческое лицо, маячившее в добрых пятнадцати сантиметрах ниже ее лица.

– Он поможет нам?

– Я еще не спрашивал.

– Ну так спроси!

Водитель поднял брови, должно быть находя ее занимательной.

– Послушай, – сказала она. – Я почти не спала. У меня все ноги в мозолях. Я больше шагу не могу ступить, и я устала. Сделай так, чтобы этот человек отвез нас куда-нибудь, где есть какая-то цивилизация, хорошо?

– Я постараюсь.

– Хорошо. Постарайся. Но запомни: если он еще хоть пальцем до меня дотронется, я убью его.

По его лицу она поняла, что Чан Пин поверил ей. Да она и сама почти верила в то, что сказала.

Чан Пин начал говорить. С того места, где стояла Диана, она не могла видеть выражение лица водителя, но, по тому, что он кивал головой, можно было сделать вывод, что он поможет им. Переговоры заняли довольно много времени. Прошло больше двадцати минут, прежде чем Чан Пин подошел к Диане и спросил:

– Сколько у тебя с собой денег?

– Около двух тысяч юаней.

– Не показывай ему деньги. Я сторговался с ним до сотни за то, что он отвезет нас в Гуйян.

– Отлично!

– Тс-с, веди себя поспокойнее. Он думает, что у нас немного денег. Я сказал ему, что я студент, изучающий иностранные языки, а ты мой преподаватель из университета Чэнду, что мы поехали в гости к моим родителям и нарвались на Красных Охранников. Он не верит мне. Вот почему он запросил сотню. Чем дальше мы будем продвигаться, тем будет хуже. Этот человек – крестьянин. Когда нам придется договариваться с районными партийными комитетами, цены станут выше.

Загораживая собой Диану от водителя, он достал из ее бумажника деньги. Несколько минут спустя сделка была завершена, и Диана забралась в кабину грузовика. Чан Пин сел между Дианой и стариком. Грузовик покатился под уклон, постепенно набирая скорость. В конце концов Диана задремала. Но из-за непрерывной тряски она вскоре проснулась. Она обнаружила, что ее голова лежит на груди у Чан Пина, а его рука обнимает ее за плечи. Она долго продолжала сидеть в таком положении уже после того, как проснулась, не обращая внимания на тряску, потому что ей было уютно и как-то спокойно. Его одежда пахла потом, но не мерзостью, выходившей через поры старика водителя, а просто запахом мужчины.

– Десять утра, – расслышала она его шепот. – Хорошо едем…

Пейзаж за окнами кабины изменился. Горы все еще составляли его неотъемлемую часть, но теперь они как-то отдалились, слева они стали пониже, а те, что высились с правой стороны, гораздо дальше отстояли от ровной дороги, которая теперь вела на юг. Вершины гор окутали пушистые лиловые облака, но над равниной в череде облаков был просвет, сквозь который ярко голубело небо. После нескольких дней душной жары Диане было даже приятно мягкое прикосновение солнечных лучей к ее локтю, лежавшему на раме окна кабины. Они проехали через Цзуньи – грязное, ничем не примечательное место, миновав его без происшествий. Красных Охранников нигде не было видно. Водитель остановил машину, дав возможность Чан Пину сходить за продуктами, и через некоторое время, найдя тенистое местечко у обочины дороги, они перекусили. После еды Диана оставила двух мужчин подремать и пошла на разведку прогуляться. С правой стороны дороги местность с песчаной почвой плавно спускалась к реке, которая в этом месте сужалась и убыстряла свой бег. Несколько валунов от берега углублялись в реку, словно кто-то начал сооружать здесь брод, не обдумав предварительно масштабов строительства: получилось только подобие примитивной запруды. Она уселась на ближайший валун, свесив ноги в воду. Они все еще были красными, но самый большой волдырь уже лопнул и начал заживать. Пока она ехала в машине, ей не надо было обуваться, и прохладный воздух равнины, очевидно, поможет ногам зажить поскорее. Вода, не холодная и не теплая, была превосходна. Она только начала подумывать, не раздеться ли ей и поплавать, когда голос у нее за спиной произнес:

– Нам пора ехать.

– Минутку!

– У нас нет времени.

Диана повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, продолжая держать ноги в целительной воде.

– Четвертью часа раньше или позже – какое это имеет значение?

Как обычно, он смотрел на нее так, словно старался запомнить каждую черточку ее лица.

– Почему всегда принимаешь решения именно ты, Чан Пин? – Ее голос был вежливым, но твердым.

– Разве?

– Ты знаешь, что это так.

– Ты придаешь этому такое значение?

Диана помешкала в нерешительности.

– Я не уверена. Иногда я рада тому, что ты всем занимаешься: ты знаешь язык, страну. Но иногда…

– Что?

– Иногда мне кажется, что мы не должны были уходить из Чаяна. Может быть, там мы были бы в большей безопасности, чем здесь, в бегах. Даже принимая во внимание Красных Охранников.

– Наверное, ты шутишь.

– Мы убежали так быстро. Это было немного не обдуманное решение. Разве нет? Ты сам так не считаешь?

Некоторое время он молчал. Потом сказал:

– Я не вижу причин, по которым ты должна мне доверять.

Она молча уставилась в землю и ничего не сказала.

– Ты понимаешь, что у меня та же проблема, что и у тебя?

Она вспыхнула.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Я не сделал ничего плохого, но они сослали меня в эту глушь. Тут я встречаю девушку-иностранку, которая сообщает, что привезла останки своей матери, чтобы упокоить их на ее родине.

– Это правда! – вскипела она.

– Диана… – Он говорил очень тихо. – Пожалуйста, послушай, что я хочу сказать. Ты должна признать, что история, которую ты рассказала мне, очень необычна. – Он помешкал. – Я даже задумывался, не… не обманываешь ли ты меня.

– Обманываю?!

Он улыбнулся, но не отвел взгляда.

– Чтобы выбить меня из равновесия и заставить признаться в чем-нибудь. Я уже слышал раньше, что они используют красивых девушек специально для этих целей.

Диана промолчала. Он был прав кое в чем, считая, что она не доверяет ему, но он не понимал причины этого недоверия. Просто он был слишком хорош, чтобы это было похоже на правду.

Наконец она забормотала что-то, но, так как она смотрела на реку, он не расслышал ее слов.

– Что?

– Я сказала: по крайней мере, ты считаешь, что я красива. Ты сказал, что уже слышал раньше, что они используют красивых девушек для того, чтобы ставить ловушки людям. – Диана засмеялась. Внезапно ей захотелось отдать все, чем она обладала, и заложить все, что она могла бы получить в будущем, за то, чтобы увидеть сейчас его лицо.

– Ты зря смеешься, – сказал он. – Китайские женщины не привлекают меня. У них нет таких волос, как… Твои волосы при определенном свете отливают красным. У тебя гладкая кожа. У тебя есть… есть веснушки. Твои глаза… они живые. Когда ты улыбаешься, они загораются. – Он замолчал в смущении. Но когда Диана попыталась что-то сказать, он торопливо продолжил: – Ты высокая. Ты ходишь с такой уверенностью в себе. В тебе так мало страха. Когда я вижу, как ты идешь, я думаю… – Он опустил голову. – Прости…

– За что?

– Я никогда так не говорил с женщиной.

Диана знала, что должна положить этому конец, но многое в его словах тронуло ее. Они взволновали ее.

Она спрыгнула с валуна, ее ноги до половины оказались в воде. Правая наткнулась на какой-то предмет, плывший по течению: мягкий на ощупь, промокший насквозь шар, пахнувший, как испорченные фрукты. Она опустила взгляд. И закричала. Но это был молчаливый крик. Ее руки машинально закрыли рот, заглушая звук. К ее ноге течением прибило разложившееся тельце младенца. Чан Пин поймал ее, когда она начала валиться вперед, полностью потеряв от потрясения контроль над собой, и неловко вытащил ее из воды. Он осмотрелся вокруг, ища какое-нибудь тенистое место, но не увидел ничего подходящего, поэтому просто положил ее на песок и опустился на колени рядом, заслоняя ее собой от солнца. Диана смотрела на него, сквозь него, ее губы разошлись, обнажив стиснутые зубы. Вдруг она вскочила, оттолкнула его и бросилась бежать, согнувшись почти вдвое, держась руками за живот. Она поняла, что бежит к отравленной реке, и свернула в сторону. Изо рта у нее хлынула рвота, и она снова упала на землю.

Чан Пин усадил ее.

– Дыши! – скомандовал он.

Когда она начала рыдать, он понял, что худшее уже позади.

Через несколько минут она перестала плакать и позволила ему вытереть ей лицо.

– Это была девочка, – прохрипела она.

Чан Пин кивнул.

– «Младенец утонул при купании» – вот как это называется.

– Да.

– Потому что законы гласят, что семья может иметь только одного ребенка, и потому что мальчики – это хорошо, а девочки – плохо. Поэтому, если тебе не повезло и у тебя родилась девочка, ты топишь ее. Как котенка.

Он знал, что Диана говорит это не ему, а кому-то невидимому, поэтому ничего не ответил. Но теперь Диана видела мертвого младенца уже в новом свете. Она хотела найти средство вырваться из сети околдовавших ее дотоле слов Чан Пина, и какой-то злорадный местный божок услышал ее.

– Чан Пин, послушай меня. У меня у самой мог быть ребенок. Однажды. Но вместо этого я сделала аборт. Я не знаю, был бы это мальчик или девочка. Я знаю только, что он мертв.

Диана с трудом встала на ноги и направилась к грузовику. Она услышала, как он рванулся вслед за ней, и успела обернуться наполовину, но до того, как она повернулась к нему лицом, он уткнулся подбородком в ее плечо, обхватил ее руками за талию и принялся покачивать взад-вперед. Диана была слишком не в себе, чтобы определить, что она чувствует. Она знала только, что не сердится на Чан Пина. Наконец он отпустил ее, и они вернулись к грузовику, не глядя друг на друга. Водитель проснулся. Он зевнул, почесал сначала свой член, потом лысину и взобрался на сиденье.

Диана стояла поодаль, пока Чан Пин забирался в кабину и оседлывал рычаг переключения скоростей.

В этот раз она соблюдала дистанцию. Ни одна часть ее тела не коснулась его. Небо затянуло облаками, влажность повысилась, пошел дождь. Так продолжалось всю вторую половину дня, пока они наконец не увидели за очередным крутым поворотом полдюжины гигантских дымовых труб, изрыгавших черные столбы дыма, которые, казалось, поддерживали небесный свод и одновременно служили источником мрачной черноты, затянувшей все небо.

– Гуйянь, – пробормотал Чан Пин. – Солнце здесь редкость. Отсюда и произошло название: «Драгоценное солнце». Это ужасное место.

Дорога бежала между серыми фабриками, оживляемыми случайными вспышками сварочных аппаратов или прожекторами, заливавшими светом обширные пустые участки. Грязная река, по берегам которой теснились склады, переплетение проводов высокого напряжения, телевизионных антенн, соперничавших между собой за местечко повыше, обветшавшие пагоды тут и там… Окраины производили такое гнетущее впечатление, что Диане снова захотелось плакать. К этому времени уже почти стемнело. И тут водитель резко свернул вправо. Машина стала набирать скорость и понеслась по боковой дороге.

– Куда мы едем? – Диана резко выпрямилась. – Ведь въезд в город не здесь.

Но Чан Пин ничего не ответил. Она схватила его за руку.

– Отвечай!

Вдруг он стал совсем другим. Она начала бороться с ним. Он сопротивлялся. Она попыталась расцарапать ему лицо, но он оказался слишком ловок и увертлив, и вскоре ее кисти оказались зажатыми в его сильных руках. Грузовик повернул налево и выехал на узкую улочку, вдоль которой стояли высокие дома. Внезапно он налетел на какую-то преграду, стоявшую поперек дороги. Вокруг началась неразбериха, послышались громкие крики. Но в свете коптящих факелов Диана разглядела зеленые фуражки, красные книги, поднятые на высоту плеча, множество затемненных лиц, искаженных ненавистью и превратившихся в дьявольские маски фанатиков… Потом кто-то рванул дверцу кабины со стороны водителя и распахнул ее.