"Свиток благоволения" - читать интересную книгу автора (Тренейл Джон)

Глава 9

Человек, который привел Лэй Фуго в темный и грязный подвал на задворках Ройал-Бороу в районе перекрестка Кенсингтона и Челси, выдавал себя за работника китайского посольства, но Лэй подозревал, что это не так. Человек этот не походил на ханьца; скорее всего, он приехал из Монголии, а ведь известно, что никому из национальных меньшинств не предоставляли прав на дипломатическую аккредитацию за рубежом. Но тогда почему же Лэй согласился пойти с ним? Может, просто оттого, что ощутил смертельную тяжесть его властной руки на своем плече и понял, что настало время… Выйдя из машины на широкой улице среди безликих пятиэтажных, расположенных террасами домов, он с дрожью огляделся вокруг. Несмотря на портики и балконы, украшавшие здания, этот район пользовался дурной славой. Многочисленные кисточки звонков у каждой двери, обрывки газет, кучки собачьих экскрементов, комочки жевательной резинки, мусорные контейнеры, занимавшие так много драгоценной площади, пригодившейся бы для парковки автомашин… Может, это Баронс-Корт. Что-то гнетущее таилось в этой однообразной череде домов по обе стороны убогой улицы, один вид которой просто портил настроение. Они спустились на несколько ступенек в подвальную квартиру какого-то дома. Дверь распахнулась без предупреждения. Лэй подумал, что все как-то странно: пока он чувствовал себя скорее неловко и не очень боялся. Страх пришел мгновение спустя, когда его проводник втолкнул его во внутреннюю дверь и с грохотом захлопнул ее. Лэй оглянулся через плечо и успел заметить покрытую войлоком стену. С внутренней стороны на двери не было ручки.

– Господин Лэй!

Он огляделся. Небольшая, почти пустая комната освещалась лишь приглушенным светом настольной лампы-«журавля», укрепленной на углу стола, за которым сидели двое. Его имя произнес тот, что сидел правее. Лэй увидел смуглого, подвижного мужчину, от которого исходила неясная угроза: власть, олицетворяемая чиновником, весомее, чем физическая оболочка ее носителя. Этот человек сидел, сложив руки на столе и слегка склонив голову набок, словно убеждаясь в точности проведенной им идентификации.

– Садитесь!

Лэю пришлось опуститься на стул, стоявший у стола. Пока он неуверенно шел к стулу, его внимание привлек другой человек, сидевший за тем же столом. На нем был мятый костюм, галстук болтался где-то сбоку. Человек сидел откинувшись на спинку стула, засунув руки в карманы, а живот его выпирал настолько, что Лэй смог разглядеть: одна из пуговиц рубашки расстегнулась. На вид это был молодой, сильный и грубый человек: типичный «красный» варвар. Лэю он не понравился. Первый человек заговорил вновь. Лэй попробовал сосредоточиться, но чувство страха все нарастало, втягивая в себя, будто водоворот. В противоположность своему компаньону первый мужчина выглядел опрятным, ухоженным… представительным – такое определение крутилось в мозгу Лэя.

– Я хочу, чтобы вы с самого начала уяснили себе, что мы почти наверняка ничего не сможем сделать для вас. Я говорю это потому, что не хочу, чтобы вы питали необоснованные иллюзии.

Лэй с непонимающим видом уставился на него.

– Прошу прощения, – наконец выдавил он, – но я не понимаю. Мне говорили…

– Вам говорили, что полиция ведет расследование весьма щекотливого дела, связанного с высокопоставленным работником компании ГПСИ – «Грузовые перевозки Серединной Империи». – Голос того, кто был меньше ростом звучал чуть громче шепота, но Лэй слышал его с предельной четкостью. – И в нем участвует ваше посольство. Да. Вам было сказано именно это. И это правда.

Пока эти двое продолжали рассматривать Лэя с вальяжным, даже наглым любопытством, его вдруг пробрал животный ужас, а затем осенило, что высокопоставленный работник, о котором они только что сказали ему, не кто иной, как он сам – старший сотрудник ГПСИ лондонского отделения.

Они ничего не знают, успокоил он себя. Это все блеф. Таньси не проговорилась. Спокойно, не отвечай им! Прежде всего молчи! Второй допрашивавший (Лэй уже так называл его про себя) – тот, что погрубее, громко зевнул, даже не подумав прикрыть рот ладонью. Его сосед не обратил на это внимания. Похоже, он здесь за главного. Определенно, он поведет разговор.

– К сожалению, на вас не распространяется дипломатический иммунитет. Вы здесь находитесь в качестве бизнесмена. Английский закон это учтет.

Неожиданно второй человек вскочил на ноги. Он нажал кнопку на маленьком ящичке, похожем на пульт дистанционного управления, в следующую секунду на стене над головами инквизиторов возникла огромная фотография. Лэй попытался сглотнуть слюну, но он дышал слишком учащенно и поперхнулся. Они подождали, пока он придет в себя, дали ему достаточно времени на то, чтобы оглянуться и заметить проектор в углу комнаты, увидеть конусообразный луч, холодно высветивший все расширяющееся по мере удаления от проектора пространство. Лэй неохотно повернулся, уже зная, что на этой фотографии изображен он сам – Лэй Фуго.

Но увиденное воспринималось с трудом. Что это там за странная, продувного вида личность? И эта ненатуральная улыбка сквозь сжатые губы, эти маленькие, как у свиньи, глазки… кому все это принадлежит? А когда восприятие его устоялось и он сообразил, кто этот человек на фотографии, на ум ему пришли другие, нерадостные вопросы: «Неужели на самом деле у меня такое дряблое лицо? А эта складка, как у ящерицы, на подбородке тоже моя? Неужели я косоглазый? С какой стати я предпочитаю зачесывать редеющие волосы назад со лба, хотя это придает мне такой свирепый вид? И таким меня видит Таньси?»

Меньший из двоих мужчин теперь сидел немного позади, не снимая вытянутых рук с края стола. Он не сводил глаз с Лэя. Долгое время он не проронил ни слова. Когда он заговорил, его голос зазвучал еще тише, чем раньше.

– Лэй Фуго, пятьдесят восемь лет, холост, отец умер; мать живет на семейной ферме под Синином, провинция Цинхай; секретарь организации юных пионеров, двенадцатое городское отделение Синина; замечательный послужной список в авиации, переведен в гражданскую администрацию, военный район Циндао, затем переведен в Пекин в распоряжение Второго корпуса летной подготовки; руководитель программы в Комитете гражданской авиации, начальник отдела в ГПСИ… Зачем вы это сделали, господин Лэй?

– Да. – Второй человек резко отодвинул свое кресло; скрип ножек прозвучал отвратительно. – Почему? – Голос его звенел от еле сдерживаемой ярости.

Лэй понял, что если этот тип даст волю своей злобе, скопившейся в нем, словно лава в вулкане, то невозможно представить, сколь он будет ужасен.

– Что… сделал?

На мгновение его мучители замерли. Затем второй, у которого был звонкий голос и легкий акцент – не американец ли он? – вынул носовой платок и высморкался. Он отнял платок от лица, взглянул на него и поднес к глазам. Собственные сопли его чем-то заинтриговали. Это потрясло Лэя. Губы его разжались, дыхание участилось. Что мог разглядеть там этот громила? Мужчина медленно оторвал взгляд от грязного платка и уставился на Лэя. Казалось, перспектива перед ним изменилась, а предмет его наблюдений – нет. Тишина в комнате нарушалась лишь жужжанием проектора. Следующим резким движением громила отшвырнул носовой платок и схватил пульт. Теперь в луче проектора на них смотрела Таньси. Нечеловеческим напряжением воли Лэю удалось сохранить недвижным каждый мускул своего лица. Его тонкие губы изобразили безмятежную улыбку, заранее приготовленную на этот случай. Лэй понимал, что этот миг неизбежно наступит. Но левое веко, однако, выдало его. Вначале он ощутил легкое щекотание. Он попытался овладеть собой, но щекотание стало болезненно невыносимым. Лэй чувствовал на себе их взгляды и догадывался: они считают это самым очевидным признаком его вины. Они уже знают. Конечно, они знают.

До него не доходило, что в рассеянном свете, при том, что проектор светит почти им в глаза, они абсолютно не в состоянии разглядеть выражение его лица. Он заставил себя поднять глаза. Даже в черно-белом изображении она была восхитительна. Такая хрупкая, но точеная фигурка, к тому же без единой из тех несообразностей, которые некоторые мужчины находят привлекательными: нет никаких выпуклостей, бугорков и кричащих выпирающих деталей того или иного рода. Таньси – высокая, стройная, а ее позвоночник еще не приобрел женской изогнутости. У нее тонкое лицо с большими, круглыми, глубоко посаженными глазами. Лэй часто вперял в них свой взор, пытаясь обнаружить глубинную нишу, а находил лишь веселье и невинность. А еще стыдливость. Скромность. Ее светлые волосы в черно-белой проекции на стене напоминали лунный свет. Конский хвост на снимке не был виден. Но если подойти к девушке совсем близко и положить ей руку на плечо, безмятежно улыбаясь и рассказывая что-нибудь, она, возможно, не заметит, как ты пробегаешь пальцами от эластичной ленты на голове до кончиков волос, и в это время грудь твою сжимает и теснит так, что становится трудно дышать, а вслед за тем начинаются другие, менее поддающиеся описанию физические изменения…

Снова заскрипели ножки кресла. Грузный человек обошел вокруг стола, не приближаясь к Лэю. Вместо этого он принялся расхаживать взад-вперед с пультом в руке, его силуэт врывался в фотографическое изображение на стене, и при каждом перемещении кадра браслет на его запястье вспыхивал. Вот Таньси плавает. Таньси на велосипеде. Таньси с двумя одноклассниками – на их лицах то ли раскатистый смех, то ли окаменевший вопль. Таньси на кухне в доме у матери, сидит в том же самом кресле, которое обычно занимал господин Лэй Фуго, когда мать Таньси, разведенная женщина, иногда терявшая присутствие духа, не могла усидеть дома и уходила прогуляться в ночь, оставив свою дочь на попечение любезного соседа…

– Зачем вы это сделали? – снова спросил шептун.

Его интерес словно усилился: сейчас он уже по-настоящему хотел знать ответ, правдивый ответ, причем до того, как закон определит приговор. Второй допрашивавший остановился, повернулся и взглянул на китайца, похоже ожидая ответа сию секунду. Когда, однако, этого не произошло, он опять принялся мерить шагами комнату, ступая в тишине, не потревоженной голосом Лэя.

Щелк! Щелк! Щелк!

Таньси в доме. Таньси во дворе. Таньси одна. Таньси в чьем-то окружении.

– Господин Лэй, будет лучше, если вы расскажете. Ведь суд неизбежен. – Шептун изъяснялся с беспредельным терпением.

Лэй понимал, что его не волнует, сколько времени займет вся процедура. Они будут находиться здесь, в этой убогой комнате без окон все то время, пока во внешнем мире, не имеющем о них представления, ночи чередуются с днями.

– А на суде это дитя непременно будет давать показания. Но ведь ей только десять лет от роду! В суде будет не менее ста человек. Там будут судья, присяжные, адвокаты. Кроме того, будут репортеры, куча репортеров! Конечно же, пригласят чиновников из министерства иностранных дел и комитета по делам содружества наций из Лондона. Пока наше дитя будет давать показания, вся эта публика будет глазеть на нее. – Шепот затих.

Лэй ничего не отвечал. Его внимание приковал снимок на стене. На нем Таньси прижимала к груди Мао-мао, эту ласковую игрушечную панду, подарок из Китая. Это он подарил ей панду. Он до мельчайших подробностей помнил этот случай. Как-то он сказал ей, что она – хорошая девочка, очень хорошая девочка и заслуживает подарка, только пусть обещает никому об этом не говорить. Вначале Таньси ничего не ответила. Но когда он показал ей мишку, голова которого высовывалась из полиэтиленового пакета, она улыбнулась, а Лэй почувствовал легкость в душе. Однако… ее безмятежная улыбка длилась лишь долю секунды. С тех пор она вряд ли сказала ему хоть слово. Она подолгу смотрела на игрушку, часто прижимала ее к себе, сажала ее между собой и ним, как… ну, скажем, нечто вроде щита… Но она не разговаривала, вообще не разговаривала больше с того дня. Даже когда его оставляли с ней наедине, а это случалось часто.

– В тюрьме, – вновь послышался шепот, – власти попытаются как-то уберечь вас от сокамерников. Но вам следует учитывать, что в этой стране в отношении преступлений такого рода существует определенное мнение. Осужденные убийцы и мошенники относят себя к более высокой категории, чем та, к которой вас причислят. Они сочтут своим долгом восполнить ту меру наказания, которую недодаст вам английский закон.

Громила положил пульт дистанционного управления на стол, подошел и встал позади Лэя. Китаец ощутил дрожь в теле. Он знал, что этот человек будет бить его. Наконец-то он даст волю своему ужасному бешенству. Лэй не пошевелился, чтобы хоть как-то защититься. Ничуть. Громила положил свою руку на лоб Лэю и решительно, но без злобы отвел ему лицо назад так, чтобы увидеть его глаза. В таком состоянии оба пребывали с минуту. В глазах, смотревших на Лэя сверху, не было ничего, кроме простого любопытства. Когда мужчина ослабил хватку, голова Лэя упала на грудь. Словно откуда-то издалека он услышал негромкую речь этого человека:

– В соседней комнате есть телефон. Это полиция… не будете ли вы любезны?

Лэю хотелось выкрикнуть: «Нет!» Мозг его приказывал это. Но вместо этого из него извергся вопль. Крик вибрировал во всем диапазоне тирольской рулады. Когда запас воздуха в легких истощился, Лэй набрал его вновь и заголосил опять. И так продолжалось минуту или более до тех пор, пока грубиян не подошел к китайцу и не ударил его, вначале правой, а затем левой рукой. Он постарался вложить силу в оба эти удара. Лэй оборвал крик. Он не выл и не стонал. Меньше чем за секунду он окончательно потерял самоконтроль. Обстановка изменилась так неожиданно, что само молчание, казалось, оглушающе загрохотало вокруг.

– Есть способ… – Этот шепот принадлежал уже хирургу, способному принести выздоровление: все впереди еще предвещало боль, но при этом появилась надежда на спасение. – Может быть, найдем способ…

– Все, что угодно. Все, что угодно. – Лэй бормотал себе в грудь, но хирург его услышал.

– Нас попросили… посредничать, можно сказать. Мы не из полиции. Мы стоим посредине между полицией и вами. Вы меня понимаете?

Лэй поднял глаза на обладателя монотонного шепота, который сейчас как эхо отражался у него в мозгу.

– Нам необходимо получить доступ к базе данных ГПСИ. Она строжайшим образом охраняется. Информация, которая нам нужна, хранится, в частности, вами в засекреченном виде. У нас нет дешифровального устройства. А у вас есть. Оно подсоединено к терминалу в вашей конторе на Гросвенор-гарденс. Для того чтобы подступиться к ней, нам требуется ваша шифровальная карта.

Сделка оказалась не из тех, что требуют предварительной разработки, тем более для человека, оказавшегося в состоянии, подобном Лэю.

Оба допрашивавших вышли – дверь распахнулась перед ними, как по волшебству, а затем мягко затворилась, оставив Лэй Фуго наедине с неподвижными взглядами Таньси и ее Мао-мао.

– У нас проблема. – Теперь голос Сэнгстера уже не звенел от бешенства, но в нем безошибочно угадывалась озабоченность.

– Какая? – спросил Прошин.

– А это имеет значение? – спросил третий человек.

Они сидели в комнате через две двери от «камеры», где оставили Лэя. Сэнгстер расположился напротив Прошина (теперь переставшего шептать), перед ними стояли чашки с кофе; третьим был бородатый и в очках представитель лондонской референтуры. Этот последний, по мнению Сэнгстера, слишком походил на Льва Троцкого. Именно этот «Троцкий» и поинтересовался, а стоит ли обращать внимание…

– Полагаю, да. Мы с вами орудуем в самом центре Лондона, СИС не в курсе, что мы здесь, полиция тоже не ведает об этом, ЦРУ понятия не имеет, где я…

– Вы чересчур беспокоитесь, Сэнгстер. – Троцкий посмотрел на свои ногти.

– Вам пора возвращаться назад к Лэю.

– Забудем о нем на минуту.

– Но вы должны понять и наши аргументы. – Прошин вовсю старался придать своему голосу примиряющие ноты. – У нас нет серьезных оснований надеяться на согласие со стороны «ДИ-пять» и «ДИ-шестнадцать» о том, чтобы предоставить КГБ свободу действий. А ЦРУ явно не доверяет британской службе безопасности, иначе оно сообщило бы им о вашем участии в операции.

– Понимаю. Что я хочу сказать, так это то, что нам будет очень сложно работать, не прибегнув к шантажу Лэй Фуго. А это действительно проблема.

– Я с вами не согласен, – заявил Троцкий, снова взглянув на часы.

– В любом случае времени у нас нет.

Прошин обвел недоброжелательным взглядом своего соотечественника и кивком попросил Сэнгстера придвинуться ближе.

– Вы видели его глаза. – Он говорил на кантонском диалекте, зная, что третий человек его не понимает. – Не потому ли, что…

– Да.

– И что?

Сэнгстер потер губы двумя пальцами, словно попытался определить, что за неприятный запах пристал к коже.

– Этот китаец, – сказал он почти неслышно, – будет говорить.