"Свиток благоволения" - читать интересную книгу автора (Тренейл Джон)

Глава 8

Оказалось, что в завещании Джинни содержатся указания о том, как похоронить ее в соответствии с китайским церемониалом. Мэт воспринял это с ужасом, Диана – со смущением, Саймон – с усталой покорностью. При организации похорон имели место все ритуальные услуги, сопутствующие смерти на Востоке: был нанят человек-фэншуй, то есть геомант, способный выбрать благоприятный день для погребения; тело обрядили в белые одежды, в те самые, что были на Джинни в день свадьбы и хранились с тех пор для этого печального случая; была организована процессия по улицам Гонконга вслед за катафалком, украшенным золотыми цветами, а на стекле прикрепили черно-белую фотографию Джинни, сделанную еще в девичестве. Были и две группы профессиональных плакальщиц в траурных одеждах, плюс к тому двадцать экипажей в кортеже, а позади – довольно беспорядочная процессия друзей и знакомых, которая, вне всякого сомнения, редела с каждым поворотом дороги. Наблюдая за печальным концом земного существования матери, Диана сравнила событие с выставкой Кристофера Робина, на которой побывали все друзья и родные Кролика. Это просто «шелест тумана» и все, размышляла Диана, выудив цитату из памяти. Так оно и было в сущности. Саймон, Диана и Мэт шагали сразу за гробом. Мужчины отказались надеть традиционные траурные колпаки и халаты из грубого холста, хотя Диана, расстроенная оттого, что все делалось неискренне и без религиозных убеждений, пыталась уговорить их надеть полное облачение. Не успели они отойти от дома, как она обнаружила, что на ней не та обувь, а потому скоро натерла ногу, и между третьим и четвертым пальцами появился волдырь. К тому моменту, когда они дошли до крематория, ее уже валила с ног дикая головная боль.

Атмосфера поминок была напряженной – Диана с трудом сумела скрыть облегчение, когда толпа начала рассасываться. Но тут исчез и Саймон, оставив ее в одиночестве на пороге дома, где она оказалась вынуждена пожимать руки уходившим, кланяться и улыбаться с молчаливым достоинством королевы. Как раз в тот момент, когда она подумала, что никого вроде бы уже не осталось, и, измотанная, решилась запереть дверь, кто-то вдруг, шатаясь, уткнулся в нее.

– Извините, – хрипло сказал Цю Цяньвэй, – оступился.

Похоже, он был немного пьян.

– До свидания, Цю Цяньвэй.

Он хотел что-то ответить, но выражение лица Дианы словно заморозило его, и слова застыли у него во рту. Он сел в машину. Едва отъехав от дома, он свернул с трассы чуть ниже по склону холма от дома Юнгов и выключил зажигание. Несколько мгновений он сидел, не шевелясь и глядя в окно, затем щелкнул замком кейса, лежавшего рядом на месте пассажира, и достал коротковолновый радиоприемник.

Диана закрыла входную дверь и прислонилась к ней. Слезы, столь долго сдерживаемые, прорвались сквозь плотно сжатые веки. Она бросилась наверх. От резкого движения ее черный шелковый жакет соскользнул с плеч. Когда Мэт поднял его, он ощутил смешанное чувство печали и восхищения. Диана была хороша, словно сама жизнь. Он хотел сказать ей об этом, но время было неподходящее, поэтому он молча сложил жакет, стараясь не помять его.

Саймон положил руку ему на плечо:

– Все в порядке?

– Да, спасибо.

– Нам надо поговорить. Идем ко мне в кабинет.

Мэт отправился за ним следом, оставив жакет на спинке стула у двери. Ему всегда нравилась эта красивая комната – в основном собственное творение Саймона. Помимо стола в ней находилось бюро со множеством бамбуковых ящичков, в которых хранились всевозможные стеклянные бутылочки, разрисованные изнутри искусными мастерами. Это были дорогостоящие поделки традиционного ремесла, изделия в жанре «лимянь хуа», то есть «внутренние цветы», созданные на внутренних стенках стеклянных сосудиков с узкими горлышками. Саймон и Джинни отдали большую часть своей совместной жизни собиранию этой чудесной, а к настоящему времени и крайне дорогой коллекции: ее можно было считать памятником их жизни в брачном союзе.

В кабинете были удобные кожаные кресла и диваны, китайские настенные свитки, огромный веер, множество низких столиков, на которых были расставлены различные безделушки из фарфора, меди или нефрита. Однако помещение это нельзя было отнести к интерьерам исключительно восточного стиля. Как и его хозяин, оно незаметно приобретало западные черты, заметные там, где меньше всего ожидаешь этого: взгляд скользил по стене, что напротив окна, отмечая опахала, затем три хорошо сочетавшихся акварельных вида Лхасы, и вдруг натыкался на пейзаж Констебля, за которым находился стенной сейф Саймона. От всего интерьера веяло гармонией. Многие предметы контрастировали, но ни один не раздражал глаз. Это было уединенное и мирное святилище, из которого Саймон управлял своей империей, распростершейся на полмира от Каледонии до Китая.

– Наша «Дьюкэнон Юнг» близка к банкротству. – Тон Саймона был ровным, словно диктор передает прогноз погоды. – Подожди-ка, когда в последний раз ты убирал эту комнату?

– Сегодня в обед.

– Давай еще раз ее приберем.

– Нет проблем! – Сдержанная улыбка Мэта была еле заметна.

Он направился к лакированной тумбочке, стоявшей в простенке между двумя окнами, выходившими на плавательный бассейн, и вынул кожаную сумку. Она уже выцвела и напоминала промокательную бумагу, но содержимое сумки было ультрасовременным: в ней лежал электронный детектор «жучков». В тот миг, когда Мэт включил устройство, на корпусе замигала красная лампочка и тишину нарушил неприятный для слуха зуммер. Мэт поспешно настроил громкость. Шум ослаб. Саймон встал, подошел к столу и прижал палец к губам. Мэт покопался в кожаной сумке и извлек продолговатую пластинку, подсоединенную к проводу, который он подключил к детектору. С сумкой в одной руке и пластинкой в другой он начал обследовать кабинет. Меньше минуты хватило, чтобы обнаружить «жучок». Он оказался в черном шелковом жакете Дианы.

Мэт отключил прибор и поспешно вынес одежду из комнаты. Когда он вернулся, Саймон начал было:

– Что ты…

Но Мэт резко мотнул головой и опять включил прибор. На этот раз устройство молчало – лампочка не мигала.

– Как ты думаешь, кто мог это сделать? – спросил Мэт.

– Бог его знает. Диане пришлось сегодня разговаривать, может быть, с сотней человек. Вокруг нее постоянно была толпа. Толкотня, давка. – Саймон опустился в кресло. – В этом доме! – произнес он. Его голос был неестественно высок. – В нашем собственном доме! – Он уронил голову на грудь, и в комнате надолго воцарилось молчание.

Слова «„Дьюкэнон Юнг“ близка к банкротству» эхом отозвались в наушниках Цю с великолепной четкостью. Последовавший затем разговор отца с сыном он прослушал с трепетом в душе, но лишь когда в его барабанных перепонках завибрировал пронзительный визг детектора «жучков», он медленно снял наушники и выключил приемник. Уже стемнело. С того места, где он сидел, были видны несколько световых точек на холме северного берега залива Рипалс. Некоторые будто мигали: то ветер шевелил ветки деревьев. Вечер обещал быть душным и сулил грозу. Мелкий дождичек, чуть крупнее частиц водяного пара, покрыл ветровое стекло. Когда Цю вышел из машины, гнетущая жара облепила его, как лишний слой одежды. Движение в этот час было незначительным; резиденция Юнгов располагалась в нескольких поворотах от ближайшей крупной магистрали. Цю поспешил в тень зеленой изгороди напротив и, идя вдоль нее, вернулся по тому же подъездному пути назад к дому.

Саймон устало потянулся наконец к настольной лампе, вмонтированной в большую медную раковину.

– Утром надо позвонить в полицию. А сейчас я должен тебе кое-что сказать, Мэт. Ты до нынешних пор всерьез не изучал состояние дел. А все обстоит следующим образом. В те годы, когда вы с Дианой учились в школе, группа «Дьюкэнон Юнг» входила в число первых пяти хунов. У нее было все: корабли, отели, нефтеперегонные заводы, страховые компании, банки… словом, все, что необходимо для ведения коммерции в двадцатом веке.

– Ты знаешь, в школе надо мной постоянно подшучивали по этому поводу. Все считали, что ты – нечто вроде императора, который каждый новый день недели разъезжает в «роллс-ройсах» разного цвета.

– В те времена они были недалеки от истины.

– Так как же мы оказались в такой дыре?

– Прежде всего из-за этого восемьдесят восьмого года, который усугубился катастрофой на заводе-опреснителе, том самом, что я строил. Потом мне удалось перехитрить наших коллег из Китая. Ну ты, конечно, в курсе этого дела, ты им занимался. С тех пор Пекин принялся вредить нам. Целые месяцы мы занимались подготовкой к заключению строительных контрактов, чтобы потом обнаружить, что какой-то недоносок, которого подкармливали «красные», сумел обойти нас, предложив на пять процентов больше.

Мэт вздохнул:

– Я считаю, сидеть на Тайване равносильно тому, что засунуть голову в песок. Конечно, до меня доходили слухи, но…

– Большинство из этих слухов верно. Дело в том, что Китай собирался задавить нас. И им это удалось.

– Ты в этом уверен?

– Да. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что мы – не единственные, кому сейчас трудно. Гонконг падает в пропасть, не так ли?

– Это правда, что времена наступили плохие. – Саймон в нетерпении покачал головой. – Но это не ответ. В прошлом году только благодаря операциям в Европе и Америке мы держались на плаву, а они составляют лишь четверть нашего общего товарооборота. Мы говорим сейчас о «Дании»! – самой крупной и самой лучшей компании! И мы никогда не были расточительными, мы управляли с помощью чутких рычагов и установления соотношений прибылей и дивидендов. Как же это второразрядные компании ухитряются выплыть в такой шторм, а мы нет?

У Мэта не было ответа на этот вопрос.

– Вот поэтому ты и вступил в Клуб двадцати?

– Я счел это неизбежным. Твой дед Том, конечно, страстно желал покинуть Гонконг с самого начала. Он убеждал меня в этом. Сперва я просто хотел сесть на первый же самолет и улететь, но он сказал мне, что это глупо. Нам надо обмануть Пекин в отношении наших настоящих намерений. Если бы все компаньоны, решившие покинуть страну, сделали это, когда им заблагорассудится, страна рассыпалась бы. Начнется невероятная неразбериха, паника, бунты. Примерно то же произошло в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом, и мы извлекли из этого урок. Поэтому когда двадцать крупнейших бизнесменов вознамерятся покинуть Гонконг, их отъезд будет очень тщательно спланирован. Все должны будут отъехать в один и тот же день и час.

Мэт был ошеломлен.

– До меня никак не доходят некоторые вещи насчет этого Клуба двадцати. Например, для начала, как мы сможем забрать все с собой? Вот это здание Управления… ведь ты же не сможешь увезти его, а кому захочется выкупать его?

– Все правильно. Но сейчас настал момент для тебя узнать кое-что. Мне необходимо ввести тебя в курс дел на случай, если со мной случится что-то непредвиденное. Единственное мое желание – успеть сделать это вовремя. На самом деле вся механика проще, чем можно подумать. У очень немногих членов Клуба есть какая-то недвижимость в Гонконге. Большинство из нас проживает в Сингапуре, на Филиппинах, в Корее, Париже, Бонне. Да, здание Управления находится здесь, в Гонконге. Помимо этого, здесь еще доки, верфь и два-три больших отеля… вот, пожалуй, и все. Строительную фирму мы продали, когда дела пошли слишком туго. Наша последняя операция с собственностью осуществится на следующей неделе, хотя никто еще не знает, какая именно. Отели проблемы не представляют: даже когда мы уйдем, тут останется полным-полно людей, нуждающихся в номерах. Здание Управления мы арендуем – значит, мы просто прекратим выплачивать аренду. А содержимое мы заберем с собой в чемоданах.

– А что делать с деньгами?

– Будут переведены. По подводному кабелю или через спутник.

– Но это же невозможно! Неужели это осуществимо?

– Определенно да! Все это будет автоматизировано. Именно эта самая идея и лежит в основе всех планов Клуба: компьютер, запрограммированный таким образом, чтобы можно было связаться с любой точкой земного шара и перевести ценности в ту же самую секунду. Это самый тайный момент: «Свиток благоволения», как мы его называем. «Дьюкэнон Юнг электроникс» годами разрабатывала его. Все распродаем и уходим: но никому не будет об этом известно до тех пор, пока не произойдет само событие.

– Я не знал ничего этого. Это потрясающе!

– Я держал тебя в неведении, потому что должен был так поступать. Каждому было необходимо соблюдать полнейшую секретность, иначе не вышло бы ничего хорошего.

– Так когда же ожидается исход?

Саймон поколебался.

– Не позже, чем через две недели.

– Через две недели!

– Я же говорю, что нам надо кое-что обсудить.

Проникнув через ворота, Цю постоял несколько мгновений, взвешивая варианты. Полукруг гравийной дорожки лучами расходился от большого белого дома. Цю бесшумно пробрался вдоль нее, направляясь к лужайке, пока не достиг клумб, где его шаги уже не производили шума. Фасад здания был погружен во тьму, но он все же рискнул заглянуть в ближайшее окно. Оно оказалось плотно занавешено, так что Цю не удалось ничего увидеть.

Он забрался в самый темный угол, туда, где веранда смыкалась с несущей стеной дома, и застыл там с плотно сомкнутыми веками, прижавшись ладонями к штукатурке и вслушиваясь во все звуки. Откуда-то издалека донесся гудок автомашины. Ближе к тому месту, где он находился, что-то шуршало, словно какие-то большие, высохшие листья сыпались на жестяную поверхность. Иного шума не доносилось. Цю хорошо знал этот дом, легко мог воспроизвести по памяти его план, так же, как это делает оператор ЭВМ, выводя на монитор целые страницы цифр. Кабинет Саймона Юнга располагался в глубине дома на первом этаже и выходил окнами на бассейн, за которым плескался залив. Все еще держась клумб, Цю начал пробираться вдоль стены, пока не дошел до ее конца. Он рискнул еще раз выглянуть за угол дома и обнаружил, что кто-то включил электрические светильники, обычно заливавшие светом бассейн. Досадно… Он отпрянул назад за угол. Тропа в этом месте была выложена галькой, а это весьма слышный плацдарм. Цю наклонился и снял туфли, понимая, что придется нести их в руках. Алкоголь, который ему пришлось принять днем, отнюдь не уменьшил остроты его восприятия. Профессиональные навыки, взращенные Народно-освободительной армией, с годами не утратились: тень производит больше шума, чем он! Медленно пробирался он вдоль стены дома, пока не добрался до рубежа света, границы освещенного участка – бассейн. Сердце его билось ровно, совсем не чаще, чем обычно. Теперь Цю уже пересек Рубикон; если кто-нибудь вдруг наткнется на него здесь, вжавшегося спиной в стену, этому не подыщешь никаких приемлемых объяснений.

Маленькая полоска света, пробивавшегося сквозь штору в окне кабинета Саймона, манила его, как огонь маяка. Цю легко и бесшумно прошел остаток пути вдоль стены, зная, что теперь он уже попал в полосу света, разлитого светильниками по периметру бассейна.

Мэт раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но не проронил ни слова.

– Говори!

– Хорошо, мы уходим через полмесяца. А как же Диана?

– Ты имеешь в виду ее поездку в Китай?

– Да. Я знаю, что таково дополнение матери к завещанию и все такое, но…

– Дело в том, что мы обязаны исполнить последнее желание Джинни. Не могу сказать, что мне оно по душе, потому что как раз сейчас в Китае обстановка чрезвычайно нестабильная. Но последняя воля Джинни совершенно ясна, и Диана полна решимости ехать. И я считаю, что она должна поехать.

– Хорошо бы она не задержалась там. А ей что-нибудь известно о «Благоволении»?

– Абсолютно ничего! И так и должно продолжаться.

– Правильно. Хорошо. Мне было бы не по себе при мысли, что она отправилась в Китай с таким грузом в мыслях.

– Вот именно! Чем меньше людей…

Раздался мягкий стук в дверь, и из-за двери выглянула Диана.

– Можно?..

– Конечно же, радость моя! – Саймон вскочил на ноги. – Ты нормально себя чувствуешь? – спросил он, ведя ее к креслу. Она только кивнула в ответ и одарила своих родных широкой улыбкой, но поток слез было не так-то легко сдержать.

– Мне стало немного… одиноко там, наверху.

– Нам всем следует выпить, – сказал Мэт. – У тебя сегодня был ужасный день, воистину ужасный.

Она с благодарностью взглянула на него.

– Да и у тебя тоже.

Саймон отошел к бару с напитками, стоявшему у окна, что выходило на бассейн.

– Что будешь пить, Диана?

– Скотч, пожалуйста. Пополам с водой. И со льдом.

– Сынок, помоги мне, пожалуйста, принеси лед.

Цю потребовалось пять минут, чтобы пробраться вдоль участка стены между углом дома и окном. Наконец он прижался ухом к стеклу. Какое-то время из набора слов, произносимых в кабинете, ничего невозможно было разобрать. И Цю до боли в ухе прижался к стеклу.

Когда Мэт подошел к отцу, хлопотавшему у бара с напитками, Саймон сказал:

– Естественно, обо всем, что связано с «Благоволением», мы должны держать язык за зубами.

– Абсолютно верно.

– Если на континенте учуют хотя бы запах, они нам все испортят. Для этого используют любые средства.

– Что ты имеешь в виду?

– Включая вторжение. Воссоединение силой. – Саймон увидел выражение лица сына и покачал головой: – Я вовсе не шучу. Тебе тоже скотч?

– Э-э… пожалуйста.

Саймон поднял свой стакан и напомнил Мэту:

– Благоволение!

Пока они пили, Диана собрала все свое мужество и выдавила еще одну храбрую улыбку:

– За благоволение судьбы! – произнесла она. – Хотя я не…

Цю вслушивался в беседу за окном так внимательно, что услышал чьи-то шаги только тогда, когда они уже раздались в опасной близости. И лишь когда хриплый женский голос выкрикнул на кантонском диалекте: «Эй! Чем ты тут занимаешься?», а разговор в доме одновременно резко оборвался, Цю сообразил, что пора смываться как можно скорее.

Первым пришел в себя Мэт. Раздвинув шторы, он успел лишь заметить темный силуэт, убегавший вдоль бассейна по ступенькам, что вели вниз к пляжу. Затем в поле его зрения попала и служанка, уставившаяся в изумлении на незнакомца, и Мэт выругался. В следующую секунду он бросился к дверям, ведущим из кабинета на террасу. Он схватил служанку за руку.

– Кто это был?

– Я не знай. Выходить, смотреть один раза, он видеть мне, он бежать.

– Он? Это был мужчина?

Она закивала.

– Где он был? У окна?

– Да, да, да!

Мэт отпустил ее руку и помчался вперед, запоздало сообразив, что не захватил с собой фонарь. На полдороге по шаткой лестнице, спускавшейся зигзагом по склону, он остановился и прислушался. Во рту у него пересохло, колени дрожали: а вдруг у этого шпиона под окном есть оружие? Предположим, нож? Куда же он делся? Видит ли он Мэта сейчас? Почему вокруг такая тишина? Ниже, где-то на пляже или в том направлении, чьи-то ступни вдруг зашуршали по гравию. Мэт затаил дыхание и весь подобрался. С пляжа не было иного выхода, как морем. Может быть, шпиона ждет лодка… Ночь безлунная… Мэт безуспешно вглядывался в темноту.

Если он побежит за подкреплением, непрошеный гость может улизнуть. А если преследовать его, то можно самому оказаться в ловушке. Знать бы, насколько безвыходным считает его будущая жертва свое положение. Что ей грозит в случае поимки? Он вновь стал спускаться по лестнице, но на этот раз уже медленнее, останавливаясь и прислушиваясь после каждого шага. Скрежет камней больше не повторялся. Не было слышно ни гула постороннего лодочного мотора, ни скрипа весел. Неужели незнакомец уплыл? А может, сидит где-нибудь и выжидает? Вот Мэт добрался до последней ступеньки. Когда его подошва коснулась галечника, он носком ботинка вдруг ощутил что-то довольно мягкое. Наклонился, но до того, как сумел разглядеть находку, волна слизнула это нечто и потащила в воду. Мэт выпрямился. Он с детства знал каждый уголок этого пляжа; даже во тьме берег не таил никаких загадок для юноши. Узкий, выгнутый полумесяцем каменный пояс, дамба, выступы покрытых водорослями глыб по обоим концам этой прибрежной полоски. Но шпиону-то не должно быть так же хорошо известно местоположение. Для него все должно представлять потенциальный источник шума или предательское препятствие, о которое можно споткнуться, а значит, угодить в руки противника.

Мэт решил пройтись вдоль воды. Но куда? Вправо или влево. Несмотря на бившую его дрожь, он услышал топот ног. Не успел он развернуться, как чья-то голова врезалась ему в бок. У него перехватило дыхание, и он полетел на землю. Когда он падал на дюну, чьи-то сильные руки ухватились за его лодыжки и резко толкнули на мелководье. Мэт забарахтался, наглотавшись соленой воды. Он постепенно добрался до суши, балансируя на камнях. К тому времени, как он выбрался и, помотав головой, избавился от воды в ушах, все, что он мог слышать, был шум шагов, удалявшихся вверх по деревянной лестнице. Когда наконец он вернулся на террасу, она была пуста. Саймон и Диана встретили его в коридоре, ведущем в кабинет.

– Вы его видели? Он вернулся…

– Мы слышали шаги… Боже мой! Ты весь промок!

– Я в порядке, папа, – не переставая дрожать, ответил Мэт. – Мне нужно полотенце. О мой Бог, мне вдруг стало так холодно! Вы звонили в полицию?

– Да. Питер Рид будет здесь с минуты на минуту.

Мэту неожиданно пришла в голову мысль:

– Когда Питер приедет, пусть его люди тщательно прочешут пляж.

– А в чем дело?

– Потому что я почти убежден, что наш посетитель оставил после себя сувенир. Я могу и ошибаться, но, думаю, Питера ожидает там пара матерчатых тапочек.