"У Черных рыцарей" - читать интересную книгу автора (Дольд-Михайлик Юрий Петрович)ВОРОН БЕЗ ГНЕЗДАНа следующий день он проснулся поздно. Было воскресенье, и сигнал побудки, который всегда громко разносился по всей территории школы, сегодня не прозвучал. Да и устал вчера Фред так, что все равно его не услышал бы. Завтрак уже ждал его на столе. Очевидно, в честь праздника рядом с тарелками и закрытыми судками стоял маленький графин с коньяком. Взглянув на этот «натюрморт», Фред почувствовал, что здорово проголодался. Ведь на протяжении прошедшего дня он почти ничего не ел, а вернувшись в школу, даже не подумал об ужине. Наскоро проделав несколько гимнастических упражнений и приняв душ, Фред в одной пижаме сел за стол и с удовольствием оглядел кушанья. Ото, как сегодня угощают! Многовато даже при его аппетите: селёдка, варёные яйца, ветчина, куриная ножка с рисовым гарниром… и, конечно, термос с неизменным чёрным кофе. Но только Фред взялся за вилку, в дверь постучали, и на пороге появилась плотная фигура человека, которого Фред встретил на веранде и который смешно представился Вороновым, Вороном или генералом. — Вы, молодой человек, конечно, удивлены, что я пришёл к вам в воскресенье и вдобавок без приглашения? Но вы ещё больше удивитесь, увидев вот это! Воронов вынул из брючного кармана бутылку, завёрнутую в бумагу, не спеша развернул её и торжественно, точно вручая хозяину необычайно приятный подарок, поставил на стол. Поставил так, чтобы Фред сразу смог увидеть этикетку. — «Русская смирновская водка», — вслух прочитал Фред и с удивлением взглянул на Воронова. — Что-то не слышал о такой! — Нет, нет, вы прочитайте написанное мелким шрифтом, — настаивал Воронов, довольный признанием Фреда, что тот даже не слыхал о существовании такой водки. — «Поставщик двора его императорского величества», — читал Шульц дальше. — Вот в этом-то, батенька мой, и вся заковыка! Поставщик двора! Это вам не на Хитром рынке и не в Охотном ряду торговать! — Вы что, храните бутылку с дореволюционных времён? — с деланной наивностью спросил Фред. Воронов расхохотался. Он упал на стул у стола, и его огромный живот затрясся так, словно генерала трепала жестокая лихорадка — Ха-ха! Вот это сказал — храню с дореволюционных времён! Ха-ха-ха! Да вы, батенька, поглядите на мой нос! Это же вывеска! Самая лаконичная характеристика! Танталовы муки мелочь в сравнении с тем, что мне довелось пережить, откладывая вчера вечером для вас эту бутылку. Даже ночью просыпался! А вы «с дореволюционных времён» .. Это ведь из Англии! Поставщик Смирнов эмигрировал туда и открыл в Англии водочный завод. Славится! Лучшей водки, чем «смирновская», во всём мире не сыщете. — А «московская»? — Пробовал! Хороша, ничего не скажешь! Но кто привык к «смирновской», другой пить не станет. — Тогда давайте позавтракаем вместе! Прошу! Воронов поднялся, приблизился к домофону и позвонил: — Это Воронов! Мой завтрак принесите в тринадцатый бокс, — приказал он кому-то и, положив трубку, поинтересовался: — В спальне тоже есть аппарат? Фред утвердительно кивнул головой. Воронов молча вытащил вилку домофона из штепселя, прошёл в спальню и сделал то же самое. — Когда аппарат выключен, чувствуешь себя свободнее, — пояснил он, вернувшись в столовую. — Меня предупредили, что выключать домофон запрещено. — Э! Я преподаватель и имею право.. — Генерал отёр ладонью пот, обильно выступивший на его широком с залысинами лбу, и тяжело опустился на стул. В дверь второй раз за это утро постучали. Пришёл денщик с завтраком для Воронова. Блюда те же, что и у хозяина комнаты, только хлеба в несколько раз больше да на маленькой тарелочке солёный огурец. — Приготовь постель и всё, что требуется! — приказал генерал денщику. Тот щёлкнул каблуками и вышел. — Ведь сейчас утро, зачем вам постель? — удивился Фред. — Каждый сам себя лучше знает! — весело подмигнул Воронов, кивнув на бутылку «смирновской» и стоящий рядом с ней внушительных размеров графин с вином — видно, утренняя порция генерала. Воронов налил себе большую рюмку, протянул руку, чтобы налить Фреду, но вдруг остановился: — У вас нет ничего более пристойного, чем этот напёрсток? — Господин генерал, вообще я не охотник до водки. Но на этот раз одну маленькую рюмку выпью. Чтобы попробовать «смирновскую» и поблагодарить за такой приятный визит. — Мне больше достанется, — откровенно обрадовался Воронов. — Будем здоровы! Хоть старая русская поговорка и гласит, что незваный гость хуже татарина, но, надеюсь, вы примете старика с открытой душой так же, как я пришёл к вам. Провозгласив тост, Воронов залпом выпил стограммовую рюмку, поморщился, словно хлебнул отравы, понюхал хлебную корочку и надкусил огурец. Фред тоже отпил из своего «напёрстка». — Ну как, нравится? — поинтересовался Воронов. — В дегустаторы водочных изделий я бы не пошёл. Коньяк лучше. Некоторое время ели молча. Паузу нарушил Фред. — Господин Воронов, вот вы говорите об открытой душе, то есть искренности, а меня одолели сомнения. Разве может человек, всю жизнь отдавший разведке, быть до конца искренним? — Э-э, это вы напрасно, молодой человек! Нет на свете такой живой души, которой бы время от времени не хотелось кому-либо довериться. — Доверяются друзьям, иногда — просто приятелям, тем, кому безоговорочно верят, тем… Воронов горько усмехнулся: — Вы намекаете, что мы не друзья, что вы не верите мне и поэтому надеяться на вашу искренность и дружбу мне нельзя? — Упаси боже! Ведь я из собственного опыта знаю: друзей не ищут, они сами находятся. Но к дружбе у меня большие требования. Помните у Сервантеса: «Не так трудно умереть за друга, как найти друга, за которого стоит умереть». — Не понимаете вы меня, Фред, или не хотите понять! Вот сейчас вы живёте в Испании. Но фактически вы среди друзей, единомышленников. Нунке, Шлитсен, не буду перечислять — все они ваши соотечественники. А я как уехал, вернее — бежал с родины в девятнадцатом году, так и скитаюсь по белу свету. Двадцать шесть лет! Вы понимаете: двадцать шесть! Больше, нежели вы вообще живёте на свете! Вам, кажется, двадцать четыре? — Двадцать пять. — Вот видите! Завидую. Просто завидую… Воронов выпил вторую рюмку, снова понюхал корку и надкусил огурец. — А не кажется ли вам, господин генерал, что мне нечего завидовать? Вы же отлично знаете — в любую минуту меня могут послать в чужую страну, и кто знает, какая ждёт меня судьба. В лучшем случае жизнь на чужбине, напряжённая, полная тревог, в худшем — девять грамм свинца и «со святыми упокой». — Сказать, почему я завидую вам? Сейчас скажу, пока не напился как свинья. — Охотно выслушаю. — Вы молоды, это первое. Но вы уже, как говорят русские, «стреляный воробей» и обладаете большим опытом в нашем деле. Это два. Вы отлично владеете русским языком, знаете жизнь России. Если вас даже и пошлют туда, возможность вашего провала маловероятна, это три. И не только это. Попав в Россию, вы, как немец, хотя и будете среди чужих, но месть за разгромленную русскими Германию принесёт вам немалое утешение… Не то что я…. Верите ли: во время войны слушаю советские известия, и где-то в глубине души теплится гордость — ага, мол, напоролись на русских! Это вам не Франция! Горечи такого чувства вам не испытать никогда. Это четыре. А пятое — вас вообще никуда не пошлют, а оставят преподавать в школе!.. — Боюсь, вы ошибаетесь! Фред внимательно следил за выражением лица собеседника. Нет, кажется, ещё не пьян. — Но, прошу, пусть это останется между нами! Сделайте вид, что вы ничего не слышали. Это я вам выдаю первый аванс на дружбу… Только вот что, не доверяйте судьбе, предательница она, как и каждая баба: сегодня кокетничает с тобой, целуется, а завтра, глядишь, вильнула хвостом и переметнулась к другому… Нет, нет, вы не смотрите на меня так. Две рюмки для Ворона всё равно, что слону ватрушка. Пол-литра в самый раз. Что сверх того — то от лукавого… И со мной в молодости судьба кокетничала. И я, казалось, когда-то держал счастье за хвост. Вырвалось! Вернее, вырвали и наподдали коленкой под зад. Так шуганули, что с Дальнего Востока до самой Франции летел. А я ведь был одним из лучших агентов разведки, а потом контрразведки, и не какой-нибудь, а русской! Вы знаете, что такое царская разведка? Одна из лучших в мире! Не верите? Хотите, я расскажу вам один случай? Даже рюмку отставлю, пока буду рассказывать. Хотите? — Ещё бы! — В феврале 1916 года немецкая разведка послала в Россию одного из лучших своих агентов — Альфреда фон Бенсберга. А надо сказать, что этот фон Бенсберг за два года войны четыре раза уже побывал в России и счастливо возвратился домой. Это была, как говорят теперь, восходящая звезда на небосводе кайзеровской разведки. Тогда ему было, кажется, за тридцать. Так вот, на сей раз он прибыл в Прибалтику с документами богатого купца из Сибири, получив задание любой ценой достать план прохода через минные поля в Ирбенском проливе. Немцы знали, наши крейсеры проходят через весь пролив, а все старания немцев проскользнуть по проливу в Рижский залив были тщетны. В то время штаб русского военно-морского соединения, которое базировалось в Рижском заливе, находился в Пярну. Естественно, что немецкий разведчик прибыл именно туда. Поселился он в лучшей гостинице и зажил на широкую ногу, как и положено богачу. Весь день занимался купеческими делами, а вечером балы, рестораны. Там он познакомился с молодой красивой вдовой, муж которой год назад погиб на войне. Вдова уже сняла траур и стала выезжать в свет. И где бы она ни появлялась, везде возле неё увивался влюблённый купчик. Он окружал её постоянным вниманием, посылал цветы, дорогие подарки, в общем вы сами знаете, как ведут себя в подобных случаях влюблённые мужчины. Но Елена Дмитриевна, — так звали молодую женщину, — очень сдержанно относилась к новому поклоннику. Дело в том, что у неё был жених, молодой красавец, капитан второго ранга, работавший в штабе соединения. Вы, верно, уже догадались, что именно на него, а не на вдову нацелился псевдокупец. Но как-то так получалось, что познакомиться с капитаном он не мог. Тот был перегружен работой в штабе — ведь шла война! — и мог уделять Елене Дмитриевне считанные часы. В такие дни она запиралась у себя в особняке и никого больше не принимала. И выходило так: когда у Елены Дмитриевны приём — нет капитана, если есть капитан — нет приёма. А время торопило. В Берлине не хотели, не могли больше ждать. Тогда Альфред Бенсберг решил ускорить ход событий. Он установил наблюдение за особняком молодой женщины и однажды, когда капитан пришёл к ней, полчаса прождав на крыльце, тоже позвонил. Раз, другой, третий… Наконец горничная открыла дверь и, получив от позднего посетителя достаточно крупную купюру, не очень уверенно пригласила его в гостиную. — Подождите, Елена Дмитриевна сейчас занята. Альфреду пришлось ждать довольно долго. Он уже начал нервничать, предчувствуя, что и на сей раз ему не удастся познакомиться с капитаном: в гостиную доносились отголоски довольно бурного объяснения. Слов нельзя было разобрать, но беседа велась на верхних регистрах, как говорят музыканты. — Я полрюмочки, — прервал рассказ Воронов, что-то в горле пересохло. Он наскоро выпил и продолжал: — Но все на свете кончается, даже бурные ссоры. И, наконец, Елена Дмитриевна вошла в гостиную. Но в каком виде! Бледная, с опухшими от слёз глазами. Как всегда в таких случаях, влюблённый спросил о здоровье, молодая женщина сослалась на головную боль. Разговор не клеился. А закончилось все тем, что Елена Дмитриевна не выдержала и разрыдалась. — Вы теперь мой единственный друг, — с тоской вырвалось у неё. Слово за слово, она поведала ему своё горе: за первого мужа её выдали насильно, она не была счастлива, и в браке единственным её утешением была догадка о нежной, почтительной любви помощника мужа по службе. Она отвечала ему ровной благодарной приязнью. Но оставшись одинокой, полюбила Сергея Викторовича. Они обручились. Впервые Елена Дмитриевна узнала, что такое любовь и счастье. Но сегодня утренняя почта принесла анонимное письмо. Выяснилось — Сергей Викторович женат, у него двое детей. Она вначале сама не поверила, вызвала Сергея с работы. Он пришёл прямо из штаба. Прочитав письмо, очень разволновался, просил прошения, уверял, что давно не живёт с женой и, лишь жалея детей, не выхлопотал официального развода. Понятно, Елена Дмитриевна выгнала капитана. Он ушёл так поспешно, что даже портфель забыл. Упоминание о портфеле пронзило Бенсберга, словно электрическим током. Он уже видел его: элегантный, кожаный, с блестящими застёжками, с сафьяновым нутром, что таит в себе — нет, не тайну, которой надо овладеть, на это нечего даже надеяться, а хоть частичку этой тайны, намёк на неё, какой-нибудь компрометирующий документ, который можно будет использовать для шантажа. Альфред старался вызвать чувство обиды у оскорблённой женщины, пробудить в её душе жажду мести. — Это непорядочность, которую нельзя простить. Потому и развелось так много мерзости вокруг, что все мирятся с ней. Раньше человека, нарушившего правила чести, вызывали на дуэль. Теперь с ним в лучшем случае не здороваются, — возмущался купчик. И вы простите вашего капитана, стоит ему сегодня или завтра зайти за портфелем. Сердце любящей женщины не камень. — Никогда, ни за что на свете не прощу! Прикажу вообще не пускать! — Но ведь ему нужен портфель. Возможно, в нём служебные материалы. Я уверен — капитан ещё сегодня опомнится и прибежит за ним. — Да, да, непременно прибежит. Чтобы выкроить время для свиданья со мной, он часто берет с собой какие-то документы и работает дома. Это запрещено, но так он поступает ради меня, чтобы мы чаще могли видеться. Боже мой, умоляю вас, не оставляйте меня одну! Я не могу, я не хочу с ним встречаться! — Самое простое — это сейчас же отослать портфель… Ваша горничная ещё не спит? — Я её кликну. — Погодите… Удобно ли поручать это прислуге?.. Они народ любопытный, бесцеремонный, а в портфеле, кроме документов, могут оказаться и личные письма. Ваши, к примеру. От жены. Ещё от какойлибо женщины, которую он тоже обманул. Из-за чрезмерного любопытства полуграмотной горняшки, которая толком и не разберётся в прочитанном, станут трепать ваше имя в лакейских, кухнях и передних. Я советовал бы вам проверить содержимое портфеля. Это почти точный диалог между Еленой Дмитриевной и псевдокупцом. Как видите, намекая на письма от возможных соперниц, он метил в самое больное место любящей женщины. Затем события разворачивались так. Елена Дмитриевна вскочила и выбежала из комнаты. Через минуту она вернулась с портфелем в руках и лихорадочно принялась в нём рыться. Но руки плохо слушались её, глаза ничего не видели. Не в силах побороть волнение и стыд от того, что она, как воровка, копается в чужих вещах, молодая женщина с отвращением швырнула злополучный портфель на диван. — Нет, не могу! — простонала она. — Я веду себя, как горничная, о которой вы только что говорили. Лучше уже передать портфель из рук в руки. — Я не хочу быть навязчивым.. Но если вы доверяете мне эту неприятную миссию, — робко, заикаясь, пробормотал влюблённый купчик, — то я… почту это за честь и доказательство вашей приязни… вы ведь знаете, ради вас я готов на значительно большее… — Я буду вам бесконечно благодарна! — искренне вырвалось у Елены Дмитриевны. Она взяла листок бумаги, написала адрес и протянула Бенсбергу. На секунду её печальные глаза повеселели, и в них блеснули лукавые огоньки. — Это будет моей маленькой местью, — сказала она с горькой улыбкой. — Он очень ревнив и терпеть вас не может… — Надо ли говорить вам, друг мой, — продолжал Воронов, — что к себе в гостиницу Бенсберг не шёл, а летел. Вы можете представить и то, какова была его радость, когда среди всякого канцелярского мусора он нашёл пакет с надписью «совершенно секретно», а в нём копию плана минных полей в Ирбенском проливе… И, конечно, вы уже догадались, что через каких-нибудь десять минут, а возможно, и меньше, влюблённого купчика не было в Пярну. А через несколько дней в одном из самых фешенебельных ресторанов Берлина Альфред Бенсберг устроил пышный банкет для своих приятелей и друзей. Колоссальное вознаграждение, полученное Бенсбергом от разведки и военно-морского ведомства за выполненное поручение, позволяло быть щедрым. На этом же банкете Альфреда арестовали. — Арестовали? — удивился Фред. — Да… А причиной было вот что: когда корабли немецкого военного флота, руководствуясь только что полученной картой минных полей, двинулись через Ирбенский пролив, чтобы пройти в залив, многие суда подорвались на минах именно в тех местах, где на карте их не было… Затонул даже крейсер «Вильгельм». Альфреда Бенсберга судил военный суд. Где и когда его будут судить, знало лишь трое или четверо доверенных лиц. Однако в день первого заседания суда на имя председателя почта доставила из Швейцарии письмо. Цитирую на память, оно до сих пор у меня перед глазами: «Господин председатель! В гибели третьей имперской немецкой эскадры в водах Ирбенского пролива виновен не разведчик Альфред фон Бенсберг, известный под кличкой „Клюг“, а немецкий генштаб, который игнорировал наличие русской контрразведки, когда планировал операцию. Это послужит вам уроком в дальнейшем. Я буду очень огорчена, если моего коллегу и хорошо воспитанного человека Альфреда фон Бенсберга незаслуженно сурово покарают. Он изо всех сил стремился выполнить задание. Елена Дмитриевна». Воронов налил одну за другой две рюмки и жадно выпил. — Капитаном второго ранга были вы, генерал? спросил Фред. С минуту Воронов осоловело глядел на собеседника — Я этого не говорил… А вообще… Были когда-то и мы рысаками И кучеров мы имели лихих.. неожиданно свежим для своих лет голосом пропел Воронов. — Понимаете, я того… перебрал. Когда шёл к вам, уже клюкнул. И у этого стола перехватил маленько… Стар становлюсь. Пьянею… — Это в ваши годы опасно! — Опасно? Да меня ещё кувалдой не добьёшь. И службе не вредит. Проверяли. Поили как быка. Дрессировка старого разведчика выручает. Ни одного секрета не выдал! Потому и держат… Выдумщик я… И эту историю с вашим полётом в Мадрид выдумал… О, кажется, меня порядком разбирает… Послушайте, Фред! Дайте я вас поцелую… Не хотите? А действительно, кому нужны мои поцелуи?.. Старый одинокий ворон без гнезда! Служу, кому угодно — кто больше даст… Воронов схватил салфетку, заученно ловким движением перебросил её через левую руку. — Чего изволите? — изогнувшись, с лакейской угодливостью спросил он. И тотчас выпрямился. — Фред! Не сердитесь!.. Хотя… Какой вы Фред! Такой же, как я Воронов… Но кто я на самом деле, никогда не догадаетесь. Не хочу позорить род… Может, перед смертью скажу. Вы в Сибири жили? Люблю Сибирь. Ох, как люблю! Простор! Ширь! Гуляй душа без кунтуша! Воронов оборвал разговор, силясь что-то припомнить, потёр пальцами морщины на лбу, словно разглаживая их, и махнул рукой. — Послушайте, дружище! Я не такой уж беспамятный. Я помню… Все хорошо помню. Шеф поручил мне рассказать вам о школе, о её задачах и прочей петрушке. Но я напился… В другой раз прокручу эту шарманку. Воткните этого шпиона, — Воронов ткнул пальцем в сторону домофона, — и скажите тридцать пятому, чтобы забирал отсюда тело старого ворона… А когда меня волочить будут, пойте: «Ныне отпущаюши раба твоего, владыко!» Фред позвонил. Воронов ещё что-то бормотал, порывался куда-то идти, но через минуту в бокс явился денщик, на редкость быстро его угомонил, уложив на коляску-кровать. Старик тотчас заснул. А Фред, отодвинув недоеденный завтрак, подошёл к окну и долго глядел в сад. На голубом небе ни пятнышка. Но перед глазами Фреда маячили два тёмных крыла. Казалось, это кружит и кружит в поисках пристанища большая чёрная птица. |
||
|