"Слово президента" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 2 Ранний рассвет

Можно было не сомневаться, что они будут настолько точны, насколько это позволяли их электронные часы. Райану показалось, что он едва успел закрыть глаза, как послышался чуть слышный стук в дверь, заставивший его оторвать голову от подушки. Затем наступил короткий момент замешательства, обычный для любого, кто просыпается вне своего дома: где я? Первая промелькнувшая разумная мысль напомнила, что в прошлом ему снилось много снов и, может быть... И тут же за этой мыслью последовала другая, четко давшая понять, что худшим из снов является реальность. Он находился в незнакомом месте, и объяснить это как-нибудь по-другому было невозможно. Свирепый торнадо унес его в мир ужаса и замешательства, потом бросил сюда, и это был не Канзас и не страна Оз[4]. Лучшее, что он осознал после нескольких секунд, пока пытался сориентироваться, заключалось в том, что у него не было головной боли от недостатка сна, чего он боялся, и что он чувствовал себя не таким усталым.

— О'кей, я проснулся, — сказал Райан в сторону деревянной двери. Затем он понял, что рядом с его комнатой нет ванной и что ему придется выйти в коридор. Он так и поступил.

— Доброе утро, господин президент. — Молодой агент, которому хотелось казаться старше, вручил ему халат. И это тоже относилось к обязанностям ординарца, но единственный морской пехотинец, которого увидел Райан в коридоре, стоял, вооруженный пистолетом. Джек подумал, что ночью произошел, по-видимому, спор между Секретной службой и корпусом морской пехоты за право быть рядом с новым верховным главнокомандующим. Затем он с удивлением обнаружил, что надевает свой собственный халат.

— Ночью мы привезли кое-какие вещи, которые могут вам понадобиться, — шепотом объяснил агент, а другой передал Райану поношенный темно-бордовый домашний халат, принадлежащий Кэти. Выходит, кто-то сумел проникнуть ночью в их дом, понял Джек, поскольку он никому не передавал ключей, и сумел к тому же отключить сигнализацию. Он бесшумно вернулся в спальню, положил халат возле Кэти и снова вышел в коридор. Третий агент провел Райана по коридору в пустую спальню. Там на спинке кровати висели четыре его костюма вместе с четырьмя рубашками — судя по внешнему виду, все были тщательно отглажены, — а также полдюжины галстуков и все остальное. Внезапно Райан почувствовал, что его сотрудниками, пошедшими на это, руководило не столько желание угодить ему, сколько глубокое сочувствие. Они знали — по крайней мере имели представление — о том, как ему трудно, и потому сделали все, что могли, чтобы облегчить его жизнь, причем с таким отчаянным стремлением сделать это как можно лучше. Кто-то даже начистил все три пары его черных ботинок до такого блеска, какого можно достичь только в корпусе морской пехоты. Еще никогда ботинки не выглядели так хорошо, подумал он, направляясь в ванную комнату — там, разумеется, он обнаружил все свои туалетные принадлежности, вплоть до куска мыла фирмы «Зест». А рядом была аккуратно разложена косметика Кэти; Никто не считал, что быть президентом очень просто, но теперь Райана окружали люди, полные решимости облегчить его жизнь и устранить все препятствия, если это им под силу.

Теплый душ помог расслабить его усталые мышцы, зеркало запотело, но это даже облегчило процесс бритья. К 5.20 утренняя процедура была закончена, и Райан спустился по лестнице. За окном, во дворе, он увидел шеренгу морских пехотинцев в камуфляжных комбинезонах, охранявших дом, в котором он провел ночь. При каждом выдохе у них изо рта вырывалось маленькое белое облачко. Охранники внутри дома при виде его вытягивались по стойке смирно. Он и его семья проспали ночью несколько часов, но больше никому спать не пришлось. Это нужно запомнить навсегда, подумал Джек и направился в кухню, руководствуясь вкусными запахами, доносящимися оттуда.

— Смирно! — скомандовал старшина морской пехоты тихим голосом, стараясь не разбудить спящих на втором этаже детей, и по лицу Райана впервые после вчерашнего ужина промелькнула улыбка.

— Вольно, морские пехотинцы. — Президент направился к кофейнику, но капрал опередил его. Прежде чем передать ему чашку кофе, капрал добавил туда именно столько сливок и сахара, сколько обычно клал Джек. По-видимому, и здесь кто-то ночью был занят работой.

— Все находятся в столовой, сэр, — доложил старшина.

— Спасибо, — поблагодарил его Райан и направился в столовую.

Сидящие за столом выглядели устало, и Райан почувствовал себя неловко из-за своего лица, свежего после душа и бритья. И тут он увидел кипу приготовленных ими документов.

— Доброе утро, господин президент, — сказала Андреа Прайс. Присутствующие начали подниматься из-за стола. Райан жестом остановил их и обратился к Мюррею.

— Дэн, — начал президент, — что стало известно за ночь?

— Два часа назад мы обнаружили тело пилота и легко опознали его. Фамилия — Сато, как и предполагалось. Очень опытный летчик. Продолжаем поиски второго пилота. — Мюррей сделал паузу. — Сейчас проверяют наличие наркотиков в теле пилота, но меня удивит, если их обнаружат. Департамент безопасности на транспорте увез записывающее устройство — его нашли примерно в четыре утра и сейчас ведется расшифровка записей. Из развалин извлечено больше двухсот трупов...

— Как относительно тела президента Дарлинга? Прайс отрицательно покачала головой.

— Оно еще не найдено, — ответила она. — Та часть здания полностью разрушена, и принято решение подождать до рассвета, прежде чем поднимать крупные обломки.

— Кто-нибудь уцелел?

— Только те три человека, что находились внутри здания в момент катастрофы.

— О'кей. — Райан тоже покачал головой. Эта информация была важной, но не относилась к сути дела. — Что еще? Мюррей посмотрел в свои записи.

— Самолет вылетел из международного аэропорта Ванкувера в провинции Британская Колумбия. Пилот передал руководители полетов фальшивый маршрут в Хитроу, в Лондон, полетел на восток и в 7.51 по местному времени покинул воздушное пространство Канады. Все было как обычно и не вызвало никаких подозрений. Мы полагаем, что некоторое время он продолжал полет по этому маршруту, затем изменил курс и направился на юго-восток, в сторону Вашингтона, округ Колумбия. На подлете он обманул службу контроля за полетами.

— Каким образом?

Мюррей сделал жест в сторону незнакомого Райану человека.

— Господин президент, я Эд Хатчинс из Федерального агентства безопасности на транспорте. Это было нетрудно. Пилот передал по радио, что он из авиакомпании КЛМ и совершает чартерный рейс в Орландо, затем сообщил об аварии на борту самолета. В случае аварии в воздухе наши люди обязаны как можно быстрее посадить авиалайнер. Это был пилот, отлично знакомый с нашей системой управления полетами. Мы оказались бессильны перед ним, — закончил он, словно оправдываясь.

— На пленке «черного ящика» записан голос только одного человека, — добавил Мюррей.

— Как бы то ни было, — продолжал Хатчинс, — у нас есть записи радиолокаторов. Он симулировал полет самолета с неисправными двигателями, попросил, чтобы его направили для аварийной посадки на авиабазу Эндрюз и получил разрешение. Полетное время от Эндрюз до Капитолийского холма меньше минуты.

— Один из наших агентов успел выпустить в него «стингер», — с мрачной гордостью сообщила Прайс.

Хатчинс только покачал головой. Этим утром в Вашингтоне такое безмолвное выражение чувств было самым частым.

— С таким же успехом он мог бросить в него комок бумаги — самолет огромный, — заметил он.

— Из Японии поступила какая-нибудь информация?

— Страна в шоке, — подал голос Скотт Адлер, старший кадровый дипломат из Государственного департамента и близкий друг Райана. — Сразу после того, как вы легли спать, позвонил премьер-министр. У него тоже была трудная неделя, хотя он доволен тем, что вернул себе прежнюю должность. Он хочет прилететь сюда, чтобы лично принести извинения. Я сказал ему, что мы позвоним...

— Передайте премьер-министру, что я согласен.

— Ты уверен, Джек? — спросил Арни ван Дамм.

— Есть среди вас кто-нибудь, кто считает этот террористический акт преднамеренным заговором? — Райан обвел взглядом сидящих за столом.

— Мы не знаем этого, — первой отозвалась Прайс.

— На борту самолета не было взрывчатых веществ, — напомнил Мюррей. — Если бы они там находились...

— То меня не было бы здесь, — закончил за него Райан и допил кофе. Капрал тут же снова наполнил чашку. — Это дело рук одного или двух безумцев, как это чаще всего случается.

— Вес взрывчатки относительно невелик, — задумчиво кивнул Хатчинс, соглашаясь с президентом. — Даже несколько тонн, принимая во внимание грузоподъемность «Боинга-747-400», ничуть не помешали бы пилоту осуществить такую операцию, а взрыв был бы во много раз мощнее. Перед нами всего лишь авиакатастрофа. Ее последствия были результатом взрыва примерно половины запаса топлива для реактивных двигателей авиалайнера — больше восьмидесяти тонн. Даже этого оказалось больше чем достаточно, — закончил он. Хатчинс занимался расследованием авиакатастроф почти тридцать лет.

— И все-таки слишком рано делать однозначный вывод, — возразила Прайс.

— Твое мнение, Скотт?

— Если бы это было — нет, черт возьми... — Адлер покачал головой, — случившееся не было преднамеренным актом японского правительства. Они в отчаянии. Газеты требуют самого сурового наказания для лиц, сумевших захватить власть и вступить в конфликт с Америкой, да и премьер-министр Кога едва не рыдал в трубку. Можно с уверенностью сказать, что, если это было результатом заговора, спланированного кем-то в Японии, они найдут виновника сами.

— Японское законодательство, касающееся расследования уголовных преступлений, не такое строгое, как у нас, — добавил Мюррей. — Андреа права. Делать выводы слишком рано, но пока все указывает на то, что это не было запланированным актом. Скорее это походит на действия фанатика. — Мюррей на мгновение замолчал и затем продолжил:

— Если уж предполагать заговор, не следует упускать из виду то обстоятельство, что у Японии было ядерное оружие и в таком случае они вполне могли воспользоваться им.

При этих словах Райану показалось, что даже кофе в его чашке вдруг стал холодным.

Этот труп он нашел под кустом, перенося приставную лестницу от одного участка западной стены к другому. Пожарный работал уже семь часов и действовал механически. Человеческая природа такова, что она не способна выдержать жуткое зрелище разорванных и обгоревших тел в течение длительного времени и в определенный момент срабатывает защитный рефлекс — человек начинает воспринимать трупы как простые предметы. Тело мертвого ребенка потрясло бы пожарного, он мог бы испытать ужас, обнаружив изуродованный труп молодой и красивой женщины, потому что сам был молод и не женат, однако тело, на которое он случайно наступил, не было ни тем ни другим. У трупа отсутствовала голова и были оторваны части обеих ног, но это, несомненно, было тело мужчины в разорванной белой рубашке и лохмотьях с погонами. Пожарный увидел на погонах три полоски и не понял, что это означало, — он слишком устал, чтобы думать. Он повернулся и жестом подозвал своего лейтенанта, который в свою очередь взял за рукав стоящую рядом женщину в виниловой куртке с надписью ФБР.

Агент подошла к пожарному, держа в руке пластмассовый стаканчик с кофе и мечтая о сигарете — впрочем, об этом нечего было и думать, вокруг было слишком много паров авиационного топлива, помнила она.

— Я только что обнаружил вот это. Странно, что тело оказалось здесь, но...

— Действительно странно. — Агент взяла фотоаппарат и сделала пару снимков. Электронное устройство запечатлеет на каждом кадре точное время съемки. Затем она достала из кармана блокнот и зарисовала расположение трупа, который значился в ее списке под номером четыре. В выделенном ей участке трупов оказалось немного. Она также пометила место пластиковыми вешками и желтой лентой, протянутой между ними, и начала заполнять ярлык.

— Теперь переверните его, — сказала агент пожарному. Они увидели под телом кусок стекла — или прозрачного пластика. Агент сделала еще один снимок и обратила внимание на то, что в видоискателе ситуация выглядит интереснее, чем при взгляде невооруженным глазом. Она подняла голову и заметила брешь, пробитую в мраморной балюстраде. Заинтересовавшись, агент тщательнее осмотрела грунт вокруг трупа и обнаружила множество маленьких металлических предметов, которые час назад приняла за обломки самолета. Тогда они привлекли внимание сотрудника Национального департамента безопасности на транспорте, который беседовал с тем же офицером пожарной службы, что и она, всего минутой раньше. Ей пришлось несколько раз махнуть рукой, чтобы привлечь внимание следователя этого департамента.

— Что там у вас? — спросил следователь, протирая очки платком.

— Посмотрите на рубашку. — Агент показала на обезглавленный труп.

— Кто-то из экипажа, — произнес сотрудник департамента, надев очки. — Возможно, один из пилотов. А это что? — На этот раз он указал на рубашку.

В действиях агентов появилась теперь особая осторожность. Они склонились над трупом. В белой форменной рубашке, чуть правее кармана, виднелось отверстие, окруженное красным пятном. Агент ФБР направила на него луч фонарика, и стало ясно, что пятно высохло. Сейчас было около семи градусов ниже нуля. При ударе тело пилота выбросило из теплой кабины почти мгновенно, и оно оказалось в холодном воздухе ночи. Кровь на обрубке шеи замерзла и напоминала какой-то жуткий пурпурно-красный шербет, а вот кровавое пятно на рубашке, заметила агент ФБР, было сухим и потому не замерзло.

— Проследите, чтобы никто не прикасался к телу, — сказала агент пожарному. Подобно большинству агентов ФБР, раньше она служила в полиции. Лицо женщины побледнело от холода.

— Это ваше первое расследование авиакатастрофы? — спросил сотрудник департамента, ошибочно истолковав причину ее бледности.

— Да, — кивнула она, — но расследованием убийств мне приходилось заниматься и раньше. — Она включила свою портативную рацию и вызвала старшего агента. Здесь необходимо было участие судебно-медицинского эксперта и самый тщательный осмотр окружающей местности.

Телеграммы с выражением соболезнования приходили от всех правительств мира. В большинстве своем они были длинными и прочитать требовалось каждую — по крайней мере каждую из тех, что были от стран, играющих заметную роль на мировой арене. С визитом японского премьер-министра придется подождать.

— Министры внутренних дел и торговли вернулись в Вашингтон и готовы принять участие в заседании кабинета министров вместе со всеми заместителями, — сообщил ван Дамм Райану, который перелистывал полученные телеграммы, пытаясь читать и слушать одновременно. — Заместители членов Объединенного комитета начальников штабов вместе с главнокомандующими родами войск собрались для обсуждения проблемы национальной безопасности.

— Есть ли угроза безопасности страны? — спросил Джек, не поднимая головы. До вчерашнего дня он был советником по национальной безопасности у президента Дарлинга, и ему казалось маловероятным, что международная ситуация могла резко измениться за последние сутки.

— Нет, — ответил Скотт Адлер.

— В Вашингтоне все тихо, — произнес Мюррей. — По радио и телевидению мы обратились с просьбой к жителям не покидать домов без неотложной необходимости. Подразделения национальной гвардии округа Колумбия выведены на улицы. Нам нужны люди для работы на Капитолийском холме, а национальная гвардия округа Колумбия состоит из военной полиции первой очереди резерва. Они могут принести немалую пользу. К тому же пожарные, должно быть, изнемогают от усталости.

— Сколько времени потребуется на расследование? Нам нужна надежная информация, — подчеркнул президент.

— Трудно сказать, Джек.., извините, господин...

— Сколько лет мы знаем друг друга, Дэн? — Райан оторвался от телеграммы бельгийского правительства и поднял голову. — Я ведь не Господь Бог, верно? Если время от времени ты будешь обращаться ко мне по имени, тебя не расстреляют за это.

На лице Мюррея появилась улыбка.

— О'кей. Трудно делать предположения при расследовании такого крупного дела. Может повезти, и все сразу станет ясным, но рано или поздно мы получим результаты, — пообещал Дэн. — Там работают наши лучшие следователи.

— Что я скажу средствам массовой информации? — Джек потер глаза, уже уставшие от чтения. Может быть, Кэти права. Пожалуй, ему и впрямь нужны очки. Перед Райаном лежало расписание его утренних выступлений перед камерами телевизионных компаний, выбранных жеребьевкой. Си-эн-эн — в 7.08, Си-би-эс — в 7.20, Эн-би-си — в 7.37, Эй-би-си — в 7.50 и «Фоке» — в 8.08. Все телевизионные интервью будут проводиться здесь, в Белом доме, в зале Рузвельта, где уже установлены камеры. Кто-то принял решение, что делать официальное обращение к стране слишком трудно для него и не соответствует существующей обстановке. Сначала надо получить надежную информацию и лишь затем можно обратиться к народу. А пока лучше всего спокойно, с чувством собственного достоинства и, самое главное, задушевно поговорить с людьми, пока они читают утренние газеты и пьют кофе.

— Об этом мы уже подумали, — заверил его ван Дамм. — Просто отвечай на вопросы, исходя из здравого смысла. Говори медленно и четко. Постарайся выглядеть спокойным. Не делай драматических заявлений — их никто от тебя не ожидает. Людям нужно убедиться, что кто-то руководит страной, отвечает на телефонные звонки и тому подобное. Они понимают, что слишком рано ждать каких-нибудь определенных ответов и решений.

— Как дети Роджера?

— Думаю, все еще спят. Сюда приехали их родственники. Сейчас они в Белом доме.

Президент Райан кивнул, не поднимая головы. Трудно смотреть в глаза людей, сидящих за столом, особенно когда речь заходит о таких вопросах. Впрочем, и это было предусмотрено. Грузчики уже, наверно, готовятся к работе. Семья Дарлинга — то, что от нее осталось, — будет быстро, хотя и максимально вежливо, вывезена из Белого дома, потому что этот дом отныне ей не принадлежит. Для страны было важно, чтобы кто-то другой поселился в нем, и этот новый обитатель Белого дома должен чувствовать себя как можно комфортнее, так что будут приняты меры, чтобы удалить все, что напоминает о прежних его жильцах. В этом не было ничего жестокого, понял Джек. Такова жизнь. Несомненно, где-то рядом наготове находится психолог, готовый помочь членам семьи в их горе, облегчить их страдания, насколько это по силам медицине. Но интересы страны прежде всего. Это безжалостная математика жизни, и даже такая сентиментальная страна, как Соединенные Штаты Америки, понимает, что нужно двигаться дальше. Когда наступит время покинуть Белый дом для Райана — по той или иной причине, — произойдет то же самое. Было время, когда бывший президент после церемонии инаугурации своего преемника шел пешком к железнодорожной станции «Юнион стейшн» с чемоданом в руке и покупал билет домой. Теперь прибегали к помощи грузчиков, и семья президента будет, несомненно, отправлена домой на самолете ВВС, и все-таки детям придется уехать, покинув школы, в которых они учились, ребят, с которыми их связывают узы дружбы, и вернуться в Калифорнию, чтобы начать новую жизнь, которую постараются создать для них родственники. Да, конечно, благо страны прежде всего, думал Райан, глядя невидящими глазами на телеграмму бельгийского правительства, но все-таки это жестоко по отношению к детям Дарлинга. Насколько было бы лучше для всех, если бы всего этого с самолетом и Капитолием не было...

В придачу ко всему Джеку редко доводилось утешать детей человека, с которым он был знаком, и уж тем более ему никогда не приходилось выселять их из дома, в котором они жили. Он покачал головой. Это не его вина, всего лишь обязанность.

В телеграмме, к чтению которой он вернулся, говорилось, что Америка дважды помогла спасти эту маленькую страну на протяжении менее тридцати лет, затем защищала ее независимость, являясь основателем союза НАТО, и что Америку с этой страной, которую вряд ли смогут найти на глобусе большинство американских граждан, объединяют узы дружбы, скрепленные кровью. И это была правда. Каковы бы ни были недостатки Америки, какой бы несовершенной она ни являлась, Соединенные Штаты почти всегда поступали правильно. Благодаря этому мир становился лучше, и потому он обязан продолжать дело своих предшественников.

Инспектор Пэт О'Дей был благодарен природе за холодную погоду. Его карьера следователя длилась почти тридцать лет, и ему не в первый раз приходилось иметь дело с множеством мертвых человеческих тел и частями трупов. Впервые ему довелось заниматься расследованием массового убийства в штате Миссисипи в мае, когда Ку-Клукс-Клан взорвал воскресную школу, где погибло одиннадцать человек. По крайней мере сейчас, холод избавил следователей от жуткого трупного запаха. Он никогда не стремился высоко продвинуться в бюро — его должность инспектора отличалась тем, что ее значимость менялась с приобретенным с годами опытом. На своей должности О'Дей действовал во многом подобно Мюррею. Являясь специальным уполномоченным директора ФБР по решению особо сложных задач, он часто выезжал из Вашингтона, чтобы уладить ту или иную проблему. Все признавали его незаурядные способности следователя, и он сам предпочитал практическую работу с ее решением больших и малых дел кабинетной, которая наводила на него скуку.

Заместитель директора ФБР Тони Карузо принадлежал к другой категории людей. Раньше он был старшим специальным агентом, возглавлял два отделения в разных штатах, поднялся до ранга руководителя отдела подготовки специальных агентов. После этого его назначили начальником не лучшего для работы вашингтонского отделения и одновременно заместителем директора бюро. Карузо нравились престиж, власть, высокое жалованье и специально выделенное место для его автомобиля в подземном гараже здания Эдгара Гувера, но в душе он завидовал своему старому другу Пэту, не боявшемуся испачкать руки при расследовании особенно запутанного преступления.

— Что ты скажешь? — спросил Карузо, глядя на мертвое тело. Для работы все еще требовалось электрическое освещение. Солнце поднялось из-за горизонта, но по другую сторону развалин.

— Мое мнение еще не убедит судью, но я уверен, что он был мертв задолго до того, как самолет спикировал на Капитолий.

Оба наблюдали за работой седовласого эксперта из лаборатории судебной медицины ФБР, склонившегося над трупом. Нужно было провести множество тестов, в том числе измерить внутреннюю температуру тела для компьютерной обработки данных, при которой вводились и все условия окружающей среды. И хотя высокопоставленные сотрудники ФБР предпочли бы информацию посущественней, но если смерть наступила до 21.46, это решало бы одну из важных проблем.

— Удар ножом в сердце, — произнес Карузо, вздрогнув при собственных словах. Невозможно привыкнуть к зверской жестокости убийства. Независимо от того, является жертвой насильственной смерти один человек или тысяча, насильственная смерть остается насильственной смертью, и число пострадавших всего лишь говорит о том, сколько отдельных людей ушло из жизни. — Значит, это пилот.

— Мне сказали об этом, — кивнул О'Дей. — Три полоски на погонах — это значит, он второй пилот и его убили. Таким образом, не исключено, что вел самолет только один человек.

— Сколько человек в летном экипаже такого авиалайнера? — спросил Карузо у сотрудника Национального департамента безопасности на транспорте.

— Двое. Раньше в составе экипажа был и бортмеханик, но, после того как стали выпускать новые, более совершенные самолеты, такая необходимость отпала. При особо продолжительных перелетах может потребоваться запасной пилот, но эти птицы теперь почти полностью автоматизированы, и двигатели на них практически никогда не выходят из строя.

Судебно-медицинский эксперт выпрямился, жестом подозвал людей, стоявших наготове, чтобы унести обезображенный труп, и подошел к руководителям ФБР.

— Вам нужно предварительное заключение?

— Да, конечно, — ответил Карузо.

— Он, несомненно, был мертв до падения самолета. На теле нет ушибов, вызванных ударом. Рана в груди относительно давняя. Следовало ожидать повреждения от пристежных ремней, но их я не обнаружил, на теле только царапины и почти нет крови. Даже на шее, в том месте, где голова оторвалась от тела при ударе, кровотечения почти не было. Да и вообще на теле мало крови. Могу высказать предположение, что он был убит, когда сидел в своем кресле. Ремни удерживали его тело в сидячем положении. После наступления смерти кровь стекает в нижние конечности, а когда самолет врезался в здание, ему оторвало ноги — вот почему на теле так мало крови. Мне придется поработать с ним в лаборатории, но осмелюсь предположить, что он был мертв по крайней мере за три часа до появления самолета у Вашингтона. — Уилл Геттиз передал Карузо бумажник. — Тут удостоверение личности этого парня. Бедняга. Полагаю, он не имел никакого отношения к террористическому акту.

— Насколько велика вероятность того, что ваши выводы ошибочны? — О'Дей знал, что обязан задать этот вопрос.

— Я буду очень удивлен, если в чем-то ошибся, Пэт. Возможны отклонения относительно времени смерти — на час-два, не более — он был убит скорее раньше, чем позже, — да, я допускаю это. Однако на теле так мало крови, что он, несомненно, погиб еще до момента катастрофы. Готов побиться об заклад, — сказал эксперт, зная, что от этого заявления зависит его карьера, и ничуть не сомневаясь в своей правоте.

— Слава Богу, — с облегчением выдохнул Карузо. Такое заключение не просто облегчало расследование. На протяжении следующих двадцати лет будет обсуждаться теоретическая возможность заговора, и ФБР продолжит выяснение всех обстоятельств, указывающих на это, с помощью — тут он не сомневался — японской полиции. Что еще не вызывало сомнений, так это то, что за штурвалом самолета, сокрушившего Капитолий, находился один человек, и потому совершенно ясно, что это массовое убийство, подобно многим преступлениям такого рода, было делом рук одиночки. Безумен он был или нет, был опытным летчиком или новичком, но в любом случае он действовал один. Правда, далеко не все этому поверят.

— Передай это Мюррею, — распорядился Карузо. — Он у президента.

— Слушаюсь, сэр. — О'Дей направился к месту, где стоял его пикап с дизельным двигателем. Наверно, в Вашингтоне только один такой автомобиль со специальным полицейским фонарем на крыше, провод от которого ведет к гнезду от прикуривателя, подумал инспектор. Он сел в кабину и повернул ключ зажигания. Такую информацию нельзя передавать по радио, даже по каналу кодированной связи.

Контр-адмирал Джексон надел свой парадный мундир, когда до посадки на авиабазу Эндрюз оставалось полтора часа. Ему удалось поспать шесть часов — он отчаянно нуждался в отдыхе — после брифинга, вообще-то не имевшего особого значения. Мундир был изрядно помят, поскольку лежал в походном саквояже, но это тоже не имело значения, не говоря уже о том, что и раньше синяя шерстяная ткань адмиральского мундира выглядела не лучшим образом. Впрочем, внимание пассажиров больше привлекали пять рядов наградных колодок и золотые крылышки летчика морской авиации. Сегодня утром дул, должно быть, восточный ветер, потому что КС-10 прилетел из Виргинии. При подлете к Вашингтону все, кто сидели в креслах, расположенных в хвостовой части самолета, толпились у иллюминаторов впереди, словно туристы, которыми не были. В предрассветных сумерках и при сиянии множества прожекторов на земле, было ясно видно, что здание Капитолия, символ столицы Америки, утратило свой былой облик. По какой-то причине это потрясло их больше, чем изображение, которое они видели на экранах телевизоров, прежде чем поднялись на борт самолета на Гавайских островах. Через пять минут КС-10 совершил посадку на авиабазе Эндрюз. Старшие офицеры тут же перешли к стоявшему неподалеку вертолету Первой вертолетной эскадрильи, который доставил их к посадочной площадке на крыше Пентагона. Во время этого перелета, проходившего ниже и медленней обычного, они сумели получше рассмотреть разрушенное здание Капитолия.

— Боже мой, — послышался по системе внутренней связи голос потрясенного Дейва Ситона. — Удалось кому-то спастись? Робби задумался, прежде чем ответить.

— Интересно, где находился Джек в этот момент... — произнес он наконец. Адмирал вспомнил тост офицеров британской армии:

— Выпьем за кровавые войны и времена года, когда начинаются болезни! — имелись в виду две причины для гарантированного продвижения офицеров по службе, поскольку сразу возникало немало вакантных должностей. Несомненно, многие американские офицеры займут более высокие должности в результате этого страшного инцидента, но вряд ли кому-нибудь из них хотелось продвинуться по службе таким образом. Особенно это касается его близких друзей, находящихся где-то внизу, в израненном городе.

Инспектор О'Дей заметил, что морские пехотинцы чувствуют себя словно в осажденной крепости. Он поставил свой пикап на Восьмой улице. Все подходы к казармам морской пехоты были забаррикадированы. На обочинах стояли впритык автомобили, в просветах между зданиями ряды были двойными. Инспектор вышел из машины и направился к вооруженному сержанту на КПП; на О'Дее была виниловая куртка с надписью ФБР, а в правой руке он держал удостоверение личности.

— У меня назначена встреча в доме начальника корпуса, сержант.

— С кем, сэр? — спросил морской пехотинец, сверяя лицо инспектора с фотографией на удостоверении.

— С директором ФБР Мюрреем.

— Будьте добры, оставьте у нас оружие. Мы получили такой приказ, сэр, — объяснил сержант.

— Конечно. — О'Дей передал сержанту наплечную сумку, внутри которой находился его «Смит-Вессон 1076» и две запасные обоймы. На дежурство в штаб-квартире ФБР инспектор не брал с собой запасной пистолет. — Сколько у вас здесь солдат?

— Почти две роты. Сейчас еще одна рота перебрасывается на охрану Белого дома.

Весьма разумно запирать ворота амбара, после того как из него уже украли лошадь, подумал Пэт. Ситуация показалось ему еще более мрачной из-за того, что его послали с сообщением, что все эти меры предосторожности излишни, но никто не обратил на это внимания. Сержант сделал знак лейтенанту, единственной задачей которого — всю основную работу исполняли сержанты — было провожать гостей через двор к дому начальника корпуса. Подойдя к инспектору, лейтенант приложил руку к козырьку фуражки только потому, что он был все-таки офицером морской пехоты.

— Я прибыл к Дэниелу Мюррею. Он ждет меня.

— Прошу вас следовать за мной, сэр.

У каждого угла казарменных зданий стояли вооруженные морские пехотинцы, а в центре двора был установлен на треноге крупнокалиберный пулемет. Две роты, подумал инспектор, это больше трехсот морских пехотинцев. Да, президент Райан находится здесь в безопасности, если только не объявится еще один маньяк за штурвалом самолета. По пути их остановил капитан, пожелавший еще раз сравнить лицо О'Дея с фотографией на удостоверении. Забота о безопасности президента явно зашла слишком далеко. Нужно сказать об этом, прежде чем на улицах появятся танки.

Мюррей встретил его на крыльце.

— Хорошие новости? — спросил он.

— Очень, — ответил инспектор.

— Пошли. — Мюррей жестом позвал друга за собой и ввел его в столовую. — Это инспектор О'Дей. Думаю, Пэт, ты знаешь всех, кто находятся здесь.

— Доброе утро. Я приехал с Капитолийского холма. Мы недавно обнаружили кое-что, проливающее свет на происшедшее, — начал он и через пару минут закончил рассказ.

— Насколько надежна эта информация? — спросила Андреа Прайс.

— Вы ведь знаете, как ведется расследование, — ответил О'Дей. — Это предварительные данные, но мне они кажутся вполне надежными, а после полудня узнаем о результатах проведенных тестов. Сейчас происходит опознание тела. Процедура осложняется тем, что труп обезглавлен, а руки сильно пострадали. Мы не собираемся закрывать дело, просто говорим, что в нашем распоряжении имеется предварительная информация, подтверждающая уже имеющиеся сведения.

— Можно упомянуть об этом по телевидению? — спросил Райан, глядя на сидящих за столом.

— Ни в коем случае, — ответил ван Дамм. — Во-первых, эта информация еще не окончательная. Во-вторых, пока слишком рано говорить об этом, и зрители могут не поверить.

Мюррей и О'Дей обменялись взглядами. Они не были политиками, а Арни ван Дамм принадлежал к их числу. Для них контроль за полученной информацией необходим для того, чтобы присяжные поняли, что никто не имел к ней доступа. Для Арни контроль за информацией состоял в том, чтобы люди не узнали о ней до тех пор, пока он не убедится, что для этого настало время, пока ее не проверят самым тщательным образом, а затем будут сообщать постепенно, по чайной ложке. Оба подумали о том, есть ли у Арни дети и если есть, то не умер ли его ребенок с голоду, ожидая, пока отец натрет ему должным образом морковку. Они заметили, что Райан пристально посмотрел на главу своей администрации.

«Черный ящик», о котором теперь знают все, представляет собой всего лишь магнитофон, провода от которого ведут в кабину пилотов. Магнитофон записывает данные о работе двигателей и других бортовых устройств, а также переговоры пилотов. Авиакомпания «Джапэн эйрлайнз» принадлежит государству, и на ее самолетах установлены все новейшие приборы. Полетные данные сразу переводятся в цифровую форму, а потому их расшифровка была несложной. Старший техник прежде всего сделал четкую копию подлинной металлической ленты, извлеченной из «черного ящика», запер оригинал в сейф и занялся расшифровкой копии. Национальный департамент безопасности на транспорте принял меры, чтобы при расшифровке присутствовал переводчик, владеющий японским языком.

— Полетные данные кажутся при первом прослушивании простыми и ясными. Все механизмы на самолете работают исправно, — сообщил аналитик, глядя на данные, появляющиеся на экране компьютера. — Плавные повороты, ровная работа двигателей. Пилот ведет самолет, как по учебнику.., вот до этого момента. — Он постучал пальцем по экрану. — Здесь он сделал крутой поворот с курса ноль-шесть-семь на курс один-девять шесть.., и снова все работает нормально.

— В кокпите никаких разговоров. — Второй техник прослушивал запись голосов, прогоняя ленту взад и вперед, обнаружив только рутинные переговоры между самолетом и наземными станциями управления полетом. — Я возвращаюсь к началу записи. — На ленте вообще-то не было начала. Она представляла собой непрерывную петлю на этом магнитофоне, потому что «Боинг-747» обычно совершал продолжительные перелеты над морской поверхностью, длившиеся по сорок часов. Технику пришлось потратить несколько минут, чтобы найти конец предыдущего рейса, и тут он услышал обычный обмен информацией и командами между двумя пилотами, а также самолетом и службой наземного контроля, сначала на японском языке, а затем на английском, которым обычно пользуются при международных рейсах.

Голоса стихли вскоре после того, как авиалайнер остановился на выделенной для него дорожке. В течение целых двух минут царило молчание, и затем снова началась запись, когда включились приборы во время процедуры проверки бортовых устройств, как это обычно делается перед вылетом самолета. Переводчик японского языка — армейский офицер, одетый в штатское, — приехал из Агентства национальной безопасности.

Звуки были четкими и ясными. Они слышали, как щелкали переключатели, где-то сзади раздавалось жужжание инструментов, но самым громким звуком было дыхание второго пилота, которого они опознали по дорожке на пленке магнитофона.

— Остановитесь, — внезапно сказал офицер. — Немного перемотайте ленту назад. Тут был слышен второй голос, я не совсем... Вот сейчас хорошо. Он сказал: «У тебя все готово?» Это вопрос. Должно быть, старшего пилота. Да, захлопнулась дверь, в кабину вошел старший пилот. «Предполетная подготовка закончена.., готов приступить к рулежке и взлету... О...» Боже мой, он убил его. Еще перемотайте ленту назад.

Армейский офицер — майор — не заметил, что агент ФБР взял вторую пару наушников.

Оба впервые услышали это. Агенту ФБР приходилось видеть видеозапись убийства, но ни он, ни офицер армейской разведки ни разу не слышали звуков, сопровождающих его. Удар, шорох врезающегося в человеческую плоть ножа, вздох удивления и боли, что-то вроде бульканья, словно попытка заговорить, и тут же послышался другой голос.

— Что это? — спросил агент.

— Еще отмотайте назад, — сказал офицер, глядя на стену и внимательно прислушиваясь к словам, произнесенным на японском языке. — Он сказал: «Мне очень жаль, но так уж пришлось...» — перевел майор и добавил:

— Мне показалось, что он извиняется перед ним.

Послышалось несколько тяжелых вздохов, и наступила тишина.

— Господи... — произнес потрясенный агент ФБР. Меньше чем через минуту по другому голосовому каналу послышался голос другого пилота, предупреждающего центр управления полетами, что его 747-й начинает прогрев двигателей.

— Это старший пилот, Сато, — сказала аналитик из Национального департамента безопасности на транспорте. — Первый голос принадлежал, должно быть, второму пилоту.

— Больше не принадлежит. — По голосовому каналу второго пилота слышались только фоновые шумы.

— Это верно, он убил его, — согласился агент ФБР. Им придется прокрутить эту пленку еще сто раз, прислушиваясь к ней самим и в присутствии других, но вывод останется тем же. Даже если официальное следствие будет длиться несколько месяцев, по сути дела оно закончилось меньше чем через девять часов после своего начала.

Улицы Вашингтона были неестественно пустыми. Обычно в такое время дня — Райан слишком хорошо знал это по собственному опыту — центр столицы представлял собой сплошную транспортную пробку из автомобилей государственных служащих, лоббистов, членов Конгресса, их помощников, пятидесяти тысяч адвокатов и их секретарей, а также бесчисленного множества работников различных частных фирм, обслуживающих всех тех, кто были упомянуты выше.

Но не сегодня. Поскольку на каждом перекрестке стоял полицейский автомобиль с антенной на крыше или защитного цвета машина национальной гвардии, атмосфера в городе больше походила на уик-энд перед праздничными днями, и Райан обратил внимание, что от Капитолийского холма направляется даже больше автомобилей, чем к нему, — любопытных поворачивали обратно в десяти кварталах от места, к которому они стремились.

Президентский кортеж мчался по Пенсильвания-авеню. Джек расположился на заднем сиденье «шеви сабербен», впереди и сзади ехали машины морской пехоты, между которыми вклинились автомобили агентов Секретной службы. Солнце уже встало. На небе почти не было облаков, и Райану потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, почему контуры зданий на фоне горизонта выглядят непривычно.

Он заметил, что японский «Боинг-747», пролетевший вдоль Пенсильвания-авеню, прежде чем врезаться в Капитолий, даже не повредил растущих здесь деревьев. Всю свою энергию он потратил на цель. На холме работало полдюжины подъемных кранов. Они извлекали из кратера, который еще вчера был залом заседаний палаты представителей, крупные обломки стен и опускали их на платформы грузовиков. У развалин Капитолия стояло всего несколько пожарных машин. Трагическая часть катастрофы уже закончилась. Осталась мрачная.

Весь остальной город в 6.40 утра казался нетронутым. Райан последний раз взглянул на развалины Капитолия через боковое затемненное стекло, и тут же его машина свернула вниз, на Конститьюшн-авеню. Хотя охране удалось убрать автомобили с пути президентского кортежа, она оказалась бессильна перед обычной массой любителей утренних пробежек. Возможно, бег по Моллу был частью их обычного ритуала, но сейчас они все стояли. Райан смотрел на лица людей. Некоторые из них поворачивались вслед машине, а потом устремляли взгляды на восток, некоторые собирались группками, беседуя между собой, кивали в сторону Капитолия, качали головами. Джек заметил, что агенты Секретной службы, сидевшие вместе с ним в «сабербене», крутили головами, наблюдая за ними. Не иначе они предполагали, что один из них сейчас вытащит из-под своего тренировочного костюма базуку.

Ехать так быстро по улицам Вашингтона было для Райана непривычным. Автомобили летели с такой скоростью отчасти потому, что попасть в быстро мчащуюся цель труднее, а отчасти потому, что сейчас его время было намного более ценным и не следовало тратить его понапрасну. Но важнее всего для него было ощущение, что он мчится к месту назначения, которого так хотел бы избежать. Всего несколько дней назад он принял предложение Роджера Дарлинга занять пост вице-президента, но тогда он руководствовался главным образом тем, что после пребывания в этой должности его больше никогда не пригласят на государственную службу. Он закрыл глаза, и гримаса боли промелькнула по его лицу. Почему он всегда дает согласие, когда предлагают какую-то трудную работу? Почему не отказывается от нее? Его решения, несомненно, продиктованы не мужеством, а скорее наоборот. Им так часто руководит страх, боязнь, что в случае отказа люди сочтут его трусом. А еще он боится поступить наперекор собственной совести, и чаще всего именно совесть заставляет его принимать предложения, которые ему не нравятся или вызывают у него страх, но всякий раз он не видит разумной альтернативы для иного решения.

— Все будет в порядке, — сказал ван Дамм, заметив выражение боли на лице Райана и зная, о чем думает новый президент.

Нет, не будет, подумал Райан, но не смог произнести этого вслух.