"Акула" - читать интересную книгу автора (Кивинов Андрей, Майоров Сергей)

17. Личные дела Акулова

– Приятно чувствовать себя благодетелем? Они сидели в кафе неподалеку от РУВД, куда зашли по настоянию Акулова. Конечно, пили, но в меру, не забывая о закуске, благо готовили в заведении куда лучше, чем можно было рассчитывать, ориентируясь на интерьер и ценники. Кроме них двоих, посетителей не было. Только за стойкой, развернувшись к телевизору, скучали бармен и официантка. Шла программа новостей кабельное го телевидения.

– Первый раз вижу, чтобы в кабаке такое смотрели, – озадаченно заметил Акулов. – Может, тут штаб-квартира какой-нибудь политической партии? А что касается моего самочувствия, то да, приятнее быть благодетелем, чем подонком. И сажать парня только за то, что он научил уму-разуму трех обезьян, я не намерен. Что, в тюрьме он лучше станет? Выйдет озлобленным на весь мир, причем – справедливо озлобленным, и в следующий раз не зверей пойдет пинать, а замолотит… не знаю кого. Так что если Заварова и арестуют, то пусть это произойдет без моего участия. Когда я настаивал на его задержании, то хотел добиться одного – разобраться, причастен он к смерти Новицкого или нет. По-моему, мы разобрались. Да, если все делать по науке, то надо было вытаскивать его подругу, сменщика и бригадира, всех их допрашивать по одиночке, сопоставлять показания, перепроверять, как это называется, через «третьих лиц». Надо, но не хочется тратить время. Я ему верю и работать только на то, чтобы набить ОПД бумагами, не стану. Теперь дальше… Я обещал тебе кое-что рассказать. Если честно, то надеялся разобраться с этим в одиночку, но вижу, что не получится. Конечно, мы друг друга мало знаем, но кому-то надо доверять. Смерть Новицкого не имеет отношения к убийствам на пустыре. Его, зуб даю, шлепнули из-за квартиры…– не вдаваясь особо в подробности;

Акулов пересказал историю с «кидком». – Убив его, они обрубили все концы. Почти все… Опер из сорок девятого отделения, Алексеи, сказал мне, что незадолго до меня с такими же вопросами к нему приезжали руоповцы. Три человека, старшего зовут Фадеев. Это, случайно, не твой кореш, который про спортсменов информацию подкинул? Что-то они там темнят…

– Глупо было надеяться, что он расскажет мне все.

– Тоже верно. Ну и Бог с ними, разберемся сами! Этот Алексей, кстати, ждал моего появления:соседи матери Костика Сидорова успели донести, что я к ней наведывался. Я в дурацкое положение попал, когда начал его грузить про пересечение тем и прочую фигню. Ничего, он понял и не обиделся. А теперь получается, что я как в воду глядел: темы действительно пересеклись. Не берусь утверждать, что и Олега, и его жену с тещей убрали одни и те же люди, но то, что указание исходило от одного человека, – факт. Смотрим дальше! Новицкого убили сразу после того, как мы с ним повстречались и я стал наводить справки о его квартире. Какие отсюда следуют выводы?

– Вывода ровно три. – Волгин достал из стаканчика салфетку, разгладил, прочертил ногтем три вертикальные линии и продолжил говорить, разглядывая их. – Самый маловероятный – совпадение. Его хотели устранить давно, может быть, сразу вслед за женой, но по каким-то причинам устранение вовремя не состоялось. Отыскать его не смогли, или киллеры забастовали – не знаю, да это и не суть важно. Твое освобождение послужило катализатором. Может, они вообще не знали о ваших встречах, – Волгин перечеркнул одну из линий и поставил палец к основанию следующей. – Новицкий мог сам проболтаться кому не следует о ваших разговорах. Характер, как мы сегодня лишний раз убедились, у него был поганый. И тебя в свое время подставил, и Артура нам назвал только ради того, чтобы и ему за нанесенную обиду отомстить, и тебе что-нибудь любопытное в клюв кинуть, чтоб не очень ты на него наезжал. Извини, конечно, но я уверен, что Новицкий с самого начала знал: Артур к убийствам на пустыре не имеет ни малейшего отношения. Так вот, он мог сам проболтаться, похвастаться в тесной компании, что отыскал заступника-опера, который обещал хату вернуть. Информация дошла до тех, кто его «кидал», и они решили заткнуть болтуну рот. По времени как раз все совпадает… Ну и третий вариант – за тобой вульгарно следили. Когда заметили, как ты с Новицким шепчешься, а потом начинаешь метаться по жил-конторам, испугались. В последнем варианте меня смущает одно: какого лешего кому-то потребовалось «пасти» тебя сразу после освобождения? Кому ты за эти несколько дней успел перейти дорогу?

– Тому, кто запихнул меня в тюрьму. Волгин подумал, скептически покачал головой и резким движением, прорвав салфетку, обвел все три линии в круг:

– Не знаю! Весь мой опыт учит, что ситуацию надо всегда упрощать. Самое простое решение или объяснение каких-то непонятных событий обычно и есть самое правильное. А мы все усложняем. Опять получается «преступление века», которых не бывает!

– Мне кажется, один раз я видел за собой хвост. Когда ездил в сорок девятое, вокруг сшивался какой-то странный тип…

– Готов поспорить, что странным он тебе показался только сейчас, а тогда ты на него и внимания не обратил, так, отметил мимоходом и забыл.

Как и подавляющее большинство других оперативников, ни Волгина, ни Акулова никто и никогда методам контрнаблюдения не обучал. В повседневной практике такие навыки обычно и не требовались. Ну кому придет в голову следить, например, за опером территориального отделения, который в течение рабочего дня мотается с папкой под мышкой и высунутым языком по заявкам о кражах и грабежах, проверяет адреса наркоманов, встречается с осведомителем, про которого всему району достоверно известно, что он – милицейский стукач и втихаря от начальства скрашивает свой обед стопариком водки? Разве что «собственной безопасности», привыкшей стрелять из пушек по воробьям. Да и «убойщика» из РУВД, пусть он и занимается не в пример более важными делами, вражеской стороне «пасти» резона нет – на уровне райуправления действительно серьезные темы удается раскрутить крайне редко и, в основном, за счет благоприятных случайностей; по тем же делам, которые получается «поднять» в результате кропотливой работы, проходят фигуранты, о слежке и не помышляющие. В лучшем случае, углядев мента в троллейбусе, они запомнят, на какой остановке он вышел, да и то не будут знать, как этой информацией распорядиться.

– Спорить не будем, – покачал головой Акулов. – Мы просто проверим. Сейчас никакой слежки нет, это точно. Скорее всего, они упустили меня ночью, не ожидали, что я сорвусь на вызов. Значит, станут караулить около моего дома, а если я там не появлюсь, то утром переместятся к работе, чтобы не прозевать мой приход. Дома я не появлюсь, найду, где ночь перекантоваться, а завтра "мы попытаемся их прихватить.

Волгин молчал, но на его лице было написано сомнение.

– Серега, а что мы теряем?

– Попробовать, конечно, можно. Только если твои умозаключения верны и за всем этим стоит одна команда, то как раз этой ночью они должны были ждать, что тебя вызовут на работу. И потом, уж если доходить до полной шизофрении, то и телефон твой они должны прослушивать. И за мной ходить.

– Я ни на чем не настаиваю. Давай посмотрим! В конце концов, если ошибемся и все окажется ложной тревогой, я первым вздохну с облегчением. А по поводу того, что должны были ждать моего вызова – в больших организациях зачастую правая рука не ведает, что творит левая. Убивали одни, следят – совсем другие, связи между ними, естественно, нет никакой, а главарь не догадался или просто забыл скоординировать их действия. Они ведь тоже совершают ошибки, не одни мы такие тупые! Серега, я тебя прошу, соглашайся. Для меня все это очень важно.

– Да я и не отказываюсь, – вяло отозвался Волгин и посмотрел на часы. – Не пора разбегаться? У меня глаза уже слипаются.

– Езжай, я еще посижу.

– Может, добросить куда?

– Я доберусь. Слушай, а что такое «ПКТ»? – Акулов, покосившись на телевизор над стойкой, заметил логотип телеканала в левом углу экрана. – Помещение камерного типа?

– Первое кабельное телевидение.

– Про нас говорят…

Словно услышав оперов, официантка привстала на цыпочки и прибавила громкость звука.

В студии беседовали двое. Вальяжный господин с блестящими усами и вертлявый телеведущий в желтой кепке-бейсболке, надетой козырьком назад. Журналист наваливался на стол и не мог угомонить свои руки, его пальцы то сплетались в сложный узел, то бессильно падали на столешницу, оставляя на полировке влажные отпечатки. Господин, напротив, был спокоен, сидел, глубоко погрузившись в кресло с высокой спинкой и сложив руки на животе, слегка распиравшем пиджак классического кроя.

Разговор шел о бедах кабельного ТВ. – Со стороны различных структур, названия которых слишком хорошо известны, чтобы я их сейчас называл, на нашу телекомпанию оказывается беспрецедентное давление, направленное на то, чтобы лишить трудовой коллектив контрольного пакета акций и в дальнейшем кардинальным образом изменить информационную политику канала. Нет ни малейших сомнений, что за этим стоят городские власти, недовольные нашей критикой в их адрес. Ничего удивительного тут нет! Мы единственные, кто позволяет себе репортажи, в которых показывается вся подноготная тревожащих город событий. Ни федеральные, ни местные телекомпании, за исключением нас, подобные темы не поднимают, просто напросто обходят их полным молчанием, словно ничего в городе и не происходит. Но народ, эти простые трудовые люди, имеют право знать правду. Когда они подключались к нашему кабелю, то рассчитывали на полное, объективное и беспристрастное освещение событий. Мы честно исполняли свои обещания, и постоянный рост числа зрителей есть тому зримое подтверждение. Увы, но сейчас нам работать становится практически невозможно. Власти, до недавнего времени придерживавшиеся хоть каких-то минимальных правил игры, перешли к открытым провокациям, дав команду спецслужбам подавить свободу слова любой ценой. На какие только ухищрения они не пускаются! Несколько дней назад, при загадочных трагических обстоятельствах, был зверски убит муж одной из наших сотрудниц. У милиции, ведущей вялотекущее расследовав ние этого происшествия, не нашлось иных версий, —кроме ссылок на банальных хулиганов, которыми они привыкли объяснять добрую половину беззаконий криминального толка, творящихся в городе. Стоит немного отвлечься и вспомнить случившееся два года назад убийство помощника депутата Госдумы, которое, само собой, по сей день остается нераскрытым. Любому человеку, мало-мальски интересующемуся политикой, понятно, что за этим убийством стоят силы, стремящиеся задушить победную поступь демократии в нашей стране. Человека убили исключительно за то, что он всегда и везде говорил только правду, боролся с засильем красно-коричневых, многие из которых, перекрасившись, сохранили за собой руководящие посты…

Э-э-э, человека, как я говорю, расстреляли в связи с его активной общественно-политической деятельностью, а вовсе не из-за того, что он якобы привез из столицы два чемодана денег, предназначенных для проведения дополнительных выборов в Думу. Мы несколько отвлеклись… Погиб муж нашей работницы, но вместо того, чтобы разыскивать преступников, милиция делает – что бы вы думали? Правильно, в нашу телекомпанию заявляются автоматчики в черных масках с прорезями для глаз, предъявляют ордер на обыск, подписанный почему-. то заместителем прокурора того района, где произошло убийство, и изымают нашу финансовую документацию и деловые бумаги. После этого многих работников телеканала подвергают такой унизительной процедуре, как допрос. Допрашивают известных людей, которых вы привыкли каждый вечер видеть на ваших экранах, задают совершенно немыслимые, нелепые вопросы, в частности, долго и нудно расспрашивают о якобы имеющих место связях нашего телеканала с представителями преступного мира…

– Молодец Игорек, – задумчиво сказал Волгин, имея в виду своего знакомого из РУБОПа. – Он меня просил насчет обыска помочь, а я, если честно, его идеей не вдохновился. Похоже, у них что-то интересное назревает, раз они так начали суетиться и санкцию где-то раздобыли. Надо скорее проверять спортсменов и ехать к нему, торговаться. Может, и расскажет, почему они женой твоего Новицкого интересовались. Ладно, ты остаешься? Давай решим, как станем завтра действовать, и поскачу я ближе к дому…

Через пять минут Волгин уехал.'Акулов еще немного посидел за столом и подошел к стойке.

– Информационная программа закончилась, на экране появился анонс дальнейших передач.

– «Тупой и еще тупее», – прочитала официантка и спросила у бармена. – Не знаешь, что за кино?

– Не помню. Что-то знакомое.

– Отечественный боевик про двух суперагентов, – вклинился Акулов. – Девушка, мне, пожалуйста, сто пятьдесят водки налейте и телефончик дайте позвонить…

Акулов проснулся за час до нужного срока, но вставать с кровати не стал, осторожно, чтобы не разбудить, чуть развернулся к лежащей рядом Галине и, глядя на ее умиротворенное лицо, постарался подавить мысль, с которой заснул.

Правильно ли он сделал, что пришел к ней? По всему выходило, что нет, неправильно. Получилось это в достаточной мере случайно. Из кафе он позвонил двум знакомым, которые, как он рассчитывал, могли принять его на ночь, но ни одной не оказалось дома. Оно и понятно – воскресенье, середина дня, на редкость теплая погода для второй половины августа. Собираясь позвонить позже, он сунул руку в задний карман, чтобы найти недостающую мелочь для оплаты за водку и неожиданно вместе с десятирублевыми банкнотами вытащил потертую записку с двумя номерами, о которой, признаться, уже позабыл.

Хотел положить обратно, но почему-то не положил, стоял и рассматривал, пока бармен не спросил:

– Вы будете еще звонить? Или можно убирать телефон?

– Буду, – неожиданно для себя сказал Андрей и набрал домашний номер, не очень-то понимая, чего он хочет добиться. Сказывались бессонная ночь, стресс от убийства Новицкого – в какой-то степени Андрей считал и себя виновным в случившемся, – и двести уже выпитых граммов.

Она ответила так быстро, как будто стояла у аппарата в ожидании звонка.

– Алло!

Акулов не бросил трубку, но и подходящих слов не нашел, глубоко вздохнул, намереваясь сказать хоть что-нибудь, когда Галина ровным голосом спросила:

– Андрей, это ты? Можешь говорить, его нет дома.

Акулов заговорил.

Что же его подталкивало? Усталость, стресс, водка? Или какие-то чувства, гонимые, но тем не менее сохранившиеся со старых еще времен? Да нет, вроде и не было никаких тогда чувств, так, одни только вольные мысли, возникающие у свободного мужика при общении с одинокой и симпатичной женщиной.

Или все-таки что-то такое было, если известие о ее браке с торговцем-азербайджанцем он воспринял с долей ревности? Не только же потому, что вышла за иноземца…

Акулов совсем запутался, но смог уловить главное.Муж уехал на несколько дней по делам, а его прямо сейчас ждут в гости. Как раз почти готов очень вкусный обед, который просто грешно есть в одиночестве.

Андрей сказал «да», допил водку и приехал, купив по дороге бутылку шампанского. .

Он замешкался, прежде чем нажать кнопку звонка. Стоял перед дверью, успокаивая дыхание, пытался разобраться в себе.

На шею ему Галина не бросилась. Встретились, как старые знакомые, не более того. Когда Андрей разулся и она дала ему тапочки, он с удовлетворением отметил, что они – «гостевые», а не отсутствующего мужа. О муже не вспоминали вообще. Что удивительно – ни одной его вещи в квартире Андрей не заметил, так что даже возникло подозрение, не являются ли рассказы о мусульманском супруге выдумкой. Или, скажем так, преувеличением – может, и был когда-то, но давно уже здесь не живет.

– Так ты действительно сидел? – спросила Галина после того, как расправились с обедом и перешли к кофе. – А за что тебя упекли?

– Просто так. Выбил дверь не тому, кому надо.

– Депутату, что ли?

– Не, наркоману.

– Так не бывает!

– Как видишь, случается.

– Ну и как там?

– Не курорт, конечно, но жить вполне можно. Если смотреть с точки зрения закона, то смысла в моем сидении было немного. Ведь для чего у нас человека изолируют от общества? Чтобы не смог продолжать преступную деятельность, не скрылся от следствия и суда, не мешал установлению истины – то есть не давил на свидетелей, не убивал потерпевшего и не пытался подкупить следака. Меня достаточно было отстранить от должности, и я уже не мог бы дальше заниматься «превышением власти». Скрываться? Ну много ли ментов подается в бега, когда для них запахнет жареным? Единицы. Большинство пытаются бороться, оставаясь на месте. Или просто опускают руки. Таких, как оказалось, на удивление много. Вроде бы человек не один год в органах отпахал на серьезной должности, пару сотен человек лично за решетку отправил – то есть должен, казалось бы, разбираться в юридических тонкостях. Ни черта подобного! Едва доходит до того, чтобы защитить самого себя, как все навыки мигом утрачиваются. Как будто в голове какую-то кнопку нажимают, и человек моментально превращается из крепкого профессионала в неудачника-дилетанта, позабывшего элементарные азы… В отличие от обычного уголовника сотрудник всегда имеет постоянное местожительства и работу, в прошлом не судим, навыками нелегальной жизни не обладает да и просто чисто психологически к ней оказывается не готов;

Что же касается обеспечения невозможности давить на следствие – да, я не мог это делать своими руками, но неужели мне было не к кому обратиться, реши я заняться таким делом? С адвокатом я мог беседовать хоть каждый день без ограничения времени и, соответственно, передавать через него любые инструкции своим сообщникам. Организовать телефонный звонок из тюрьмы на волю – тоже не самое сложное дело, нужны только деньги или хорошие отношения с администрацией.

Раньше я был уверен, что в тюрьме все находится под контролем. Да ни черта подобного! Люди просто посажены в камеры и предоставлены полностью сами себе. До смешного доходило, когда на четыре этажа нашего корпуса, а на каждом этаже – по пятьдесят камер, – дежурил всего один цирик! Ну о каком порядке, какой серьезной изоляции тут можно говорить?

– То есть, по-твоему, сажать никого не надо?

Бессмысленно?

– Да нет, надо, – вздохнул Акулов. – Ничего другого общество пока что не придумало. И что бы ни говорили там всякие кривозащитники и прочий сброд, который только горлопанить умеет, в подавляющем большинстве сидят именно те люди, которым там самое место. Ну, а исключения – так где их не бывает? Тем более, когда во всей стране такой бардак – почему же за решеткой должно быть идеально? Когда на воле люди станут жить, как в европейских странах, тогда и в тюрьмах все изменится.

– Андрей, а ты… как это называется? Петухов драл?

– Ранних? Нет, Галя, положительные герои такого не делают. А если серьезно, то в камерах, где я бывал, это не практиковалось. Да если б и…

Акулов пожал плечами, помолчал, и разговор на тюремную тему оказался закончен.

– Как зовут твоего мужа? – спросил он через некоторое время и невольно затаил дыхание. Испугался, что она назовет фамилию одного из тех торговцев, которых отметелил Заваров. Все-таки город – всего лишь большая деревня, и чем дольше в нем живешь, тем чаще сталкиваешься с неожиданными совпадениями, на первый взгляд совершенно невероятными.

Она назвала фамилию, и у Андрея отлегло от сердца. Уточнять причину интереса Акулова к мужу Галина не стала. Вспомнила, как он приходила в жилконтору, и сказала, что ничего нового ни а квартире, ни о людях, которые занимались ее продажей, уточнить не удалось. Потом они поговорили на какие-то общие темы, ни его, ни ее не ин тересовавшие. За окном неумолимо темнело, они сидели на диване, кофе давно был выпит; Андрей придвинулся ближе, обнял Галину за плечо и привлек к себе. До самого последнего момента она вела себя так, словно понятия не имела, что должно сейчас произойти, продолжала говорить какую-то ерунду, глядя не на мужчину, а перед собой и не обращая вроде бы внимания на его действия. Ее волосы пахли чем-то горьким и приятным, на мгновение Андрей зарылся в них лицом, а она все продолжала говорить, вот только голос неуловимо изменился, и так же не смотрела на него до тех пор, пока он ладонью не развернул ее голову немного к себе.

После первого, непродолжительного, поцелуя она отстранилась, взглянула на него с невесомой .усмешкой, которая появляется во взгляде женщин, добившихся того, к чему долго стремились, и прошептала:

– Наконец-то…

…Проснувшись, Андрей чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, как будто дрых не три часа, а все двенадцать, и не было перед этим ни служебных волнений, ни алкогольных возлияний. Да, физическое состояние было прекрасным, но на душе скребли кошки, и, как выяснилось, Галина понимала это прекрасно.

Ровно за пять минут до того, как должен был запиликать электронный будильник, она открыла глаза:

– Я уже давно не сплю. Уходишь?

– Пора.

Завтрак был кратким. Проклиная себя, Акулов чувствовал, что ему хочется уйти поскорее. Не допив кофе, он отодвинул чашку и встал. Галина продолжала сидеть за столом, окинула его взглядом и отвернулась к окну:

– Если ты подумаешь и решишь, что тебе этого больше не надо, я все пойму. Обойдемся без всяких объяснений, выяснений отношений и прочей ерунды. Не дети уже. Если ты больше не позвонишь, я буду знать, что… Я же видела, как ночью ты закрывал глаза и думал о другой.

Отойдя от дома, Андрей достал из кармана бумажку с номерами телефонов, не зная, разорвать ее или оставить. А что изменится, если он ее выбросит? Символический жест и не более того. Адрес известен, так что определить телефонный номер, возникни заново такая необходимость, труда не составит.

Накрапывал мелкий дождь. Вздохнув, Акулов поднял воротник куртки и зашагал к трамвайной остановке.

Записку, чуть погодя, он переложил'во внутренний карман.