"Обманщики" - читать интересную книгу автора (Бестер Альфред)

BALLADE DE PENDU

[Обыгрывается название стихотворения Ф.Вийона «Ballade des Pendus» — «Баллада повешенных». Название главы обозначает, соответственно, «Баллада повешенного», а точнее — учитывая контекст — «Баллада подвешенного».] В которой предельное унижение весьма опасного Противника приводит к тому, что два любящих сердца начинают искать друг друга в паутине тайных для непосвященного сплетен и пересудов Достопочтеннейшего Сообщества Компьютеров. Автор

Нью-йоркский зверинец представляет

ВОДЕВИЛЬ В ВОЛЬЕРЕ

исполнители:

Горилл героический Шимпанзе шизофренический Петух патетический Гиппопотам гипотетический Слон слюнявый Гну гунявый Опоссум оптимист Филин филуменист Выхухоль выпендрист Лемур лицемер Мамонт мямля Соня соня

звуковое сопровождение

ХОР МОРЖОВЫЙ

в главной роли

ДРЕССИРОВЩИК,

ДЬЯВОЛ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ОБЛИКЕ

постановка под руководством Найдж Энглунд

Постановщики и работники театра являются членами компании «Солнечная лига эко-театров инкорпорейтид»

Вход свободный

(Взрослые допускаются исключительно в сопровождении детей)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ПОЖАРНОЙ СЛУЖБЫ: Некоторые несознательные личности оскорбляют чувства зрителей, а также подвергают опасности свою и других безопасность, пользуясь огнем для раскуривания косяков, кальянов и прочих курительных принадлежностей в местах, специально для того не отведенных во время представления, а также во время антрактов. Такие попытки словить неуместный и несвоевременный кайф противоречат городским установлениям и наказываются в соответствии с существующим законодательством.

Этот грязный, подлый дрессировщик, вооруженный огненным хлыстом. (Свист. Крики «ДОЛОЙ ЕГО!») зверскими пытками принуждает милых, беззащитных животных («У-УУ! А-АА!») прыгать сквозь пылающие обручи, жонглировать раскаленными кирпичами, ездить на велосипедах, которые бьют их молниями электрических разрядов. («У-УУ! ДОЛОЙ!») Героический горилл восстает против невыносимого рабства («МОЛОТОК!»), к нему присоединяются и другие животные. (Хор моржовый: «Звери всех стран, соединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих цепей!») («УР-РА!») Они побеждают злобного дрессировщика (Радостный смех. «ТАК ЕМУ И НАДО!») и тем же самым хлыстом заставляют его исполнять те же самые унизительные номера. (АПЛОДИСМЕНТЫ! ОБЩИЙ ЭКСТАЗ!) Занавес упал, рабочие начали готовить декорации, бутафорию и больших

— в натуральную величину — марионеток к следующему спектаклю. Марионеток всех, кроме одной — куклу дрессировщика отвели на веревочках за кулисы, в одну из артистических уборных, где сидели Найджел Энглунд, ветеринар-альбиноска, ставшая с недавнего времени директором зверинца, и Роуг Уинтер.

— Вот сегодня утром ты. Том, молодцом, — сказал Уинтер, наблюдая, как Найджел удаляет из гипногенных точек тела марионетки акупунктурные иглы и снимает веревочки. — Лучше, чем вчера вечером. Гораздо лучше. Сейчас ты действительно входишь в роль. Я насчитал сорок взрывов смеха и десять криков возмущения.

Да-мо Юн-гун, главный мандарин джинков, а по совместительству манчжурский князь жизни и смерти беспомощно зарычал.

— Ты был просто великолепен. Том. Детишкам очень нравится тебя ненавидеть. Ты бы только послушал Найдж, по ее словам в этом зоопарке никогда не было лучшего аттракциона.

— Если… бы… я… только… мог…

— Ну, ну. Том! Не нужно этих вспышек артистического темперамента. И чтобы никакой отсебятины. Тебя акупунктурно запрограммировали на участие во вполне определенном, также программированном представлении, потому будь добр придерживаться сценария.

— Мы не можем тянуть это бесконечно, Роуг, — предостерегла Найджел. — Даже с учетом отдыха между представлениями он постепенно лишится всех жизненных сил и превратится в растение.

— Чтобы разбить его amor propre, мне потребуется не больше недели. Дольше, Найдж, его тщеславие не выдержит. Пидор он и есть пидор.

в главной роли

ДРЕССИРОВЩИК,

ДЬЯВОЛ В РЫЧАЩЕМ ОБЛИКЕ

— А сегодня, Том, ты был просто великолепен. Этот крик боли, когда Героический Горилл запихивал тебе в задницу раскаленный кирпич… Я даже испугался, что сейчас потолок рухнет, так детишки хлопали в ладошки и смеялись.

Да-мо Юн-гун, главный джинковый мандарин и манчжурский князь жизни и смерти беспомощно скрипнул зубами.

— Да, в курсе я, в курсе, сценарий все время переделывается. Но ты. Том, должен понять — великие сценарии не пишутся сразу, их пишут и переписывают.

в главной роли

ДРЕССИРОВЩИК,

ДЬЯВОЛ В СКРЕЖЕЩУЩЕМ ЗУБАМИ ОБЛИКЕ

— Даже не знаю, Том, работает ли этот эпизод, когда Выпендрист закидывает тебе в рот сардинки — вознаграждает за удачно перепрыгнутые обручи. Тут нужно еще думать и думать. И я категорически против того, чтобы Слюнявый заваливал тебя экскрементами. Дурной вкус, чистейшая дешевка. Это нужно убрать, хотя, с другой стороны, дети были просто в восторге.

Но ты, дорогуша, не беспокойся. Найдж Энглунд назначила на завтра совещание по сценарию, мы обязательно что-нибудь придумаем. Самим мозгов не хватит — вызовем пару ребят из Калифорнии, профессионально пишущих конферанс. У тебя самого нет никаких предложений? С кем бы тебе хотелось работать?

Да-мо Юн-гун, мандарин и манчжурский князь беспомощно застонал.

в главной роли

ДРЕССИРОВЩИК,

ДЬЯВОЛ В СТЕНАЮЩЕМ ОБЛИКЕ

— Новости, Том, закачаешься! Шапки на первых страницах! Ты стал культовой фигурой. По всей Солнечной дети организуют клубы поклонников Дристировщика. Они носят значки с твоей фотографией — ну, этот знаменитый снимок, где Героический Горилл засовывает тебе в задницу кирпич. Твои фэны ходят с красными хлыстами и переименовали — не очень, по-моему, удачно — «ливайс» в «дьяволайс». Ну а самое главное — многие взрослые узнают твое лицо и приходят сюда. Хотят выяснить, чего это ради знаменитый экзобиолог валяет такого дурака. И твои друзья-джинки, они тоже приходят. На Тритоне просто не могут поверить, что их небесный мандарин выступает, словно какой-нибудь дебильный жлоб, в цирковом представлении — вот они и хотят убедиться собственными глазами. И убеждаются. Ты, дорогуша, стал знаменитостью. Нужно будет запрограммировать тебя на подписывание автографов.

Да-мо Юн-гун, мандарин и князь, беспомощно всхлипывал.

в главной роли

ДРЕССИРОВЩИК,

ДЬЯВОЛ В СЛОВАМИ НЕПЕРЕДАВАЕМОМ ОБЛИКЕ

— А теперь, леди и джентльмены, все люди, народы и — ха-ха — племянники. ЭсБиСи-ТиВи в кривом — ха-ха — эфире донесет до каждой дыры и щели — ха-ха, сечете? — Солнечной самого дикого и великого, балдежного и невозможного клоуна за всю историю варьете в первом представлении новейшего и наглейшего, злобного и утробного, вульгарного и кошмарного сериала. Перед вами выступит человек, которого приятно ненавидеть — ДРЕССИРОВЩИК В ДРИСТАЛИЩЕ-ШОУ!

— Мистер Янг, до начала пять минут. На сцену, пожалуйста.

— Ну, Том, все на мази. Уж сегодня мы тебя так запрограммировали — народ будет в полном отпаде. Ты и твой Тритон — завтра вся Солнечная ни о чем больше говорить не будет. Подумать только, я смогу похвастаться, что знал тебя еще простым, незаметным князем смерти. Вот так оно и бывает. Ну, давай. Удачи. Тьфу, чего это я. Чтоб тебе пусто было…

— Ком… Пу… Терр… — прохрипел манчжурец.

— Что, дорогуша?

— Ком… Пу… Терр… Зна… Ет.

— Компьютер знает?

— Д-д-ы…

— Что знает компьютер? И побыстрее, Том, через три минуты тебе на сцену.

— Хгде… Т-тая… Девшк…

— Где моя девушка? Где находится моя девушка? Компьютер знает, куда запряталась моя титанианка? Где она нашла место, до которого не могут добраться твои солдаты?

— Д-д…

— Какой компьютер? Где он?

— …

— Брось, Том, не надо играть со мной в такие игры. В Солнечной миллионы этих железяк. Какой конкретный компьютер знает, где моя Деми?

— …

— Бросай это, погань несчастная! Конец тебе, понимаешь? Давай все открытым текстом, не виляя. Какой компьютер и где?

— …

— Бесполезно, Роуг, — тронула его руку Найджел. — Он не может. Он полностью выдохся… превратился в самую настоящую куклу. Одному Богу известно, придет ли он в себя и сколько потребуется для этого времени.

— Да. А может, запустить его в это шоу? Теперь ему уже все равно. Могу поздравить этого сукина сына — целых шесть дней продержался. Но и себя могу поздравить — я и вправду сломал его, не тронув даже и пальцем… только вот остался в результате ни с чем, благодаря излишнему количеству сена.

— Что?

— Иголка в стогу, Найдж. Сперва нужно найти этот чертов компьютер, да и тогда еще не факт, что он скажет мне правду.

— Компьютеры не лгут.

— Они ведь наполовину живые, верно? А ты назови мне хоть одну живую тварь, которая бы не врала — тем или иным способом.

— Если она так запрограммирована.

— А кто поручится, что этот манчжурский хмырь не запрограммировал машину, знающую, где сидит Деми, именно так? Очень просто — говори правду только после ввода ключевого слова.

— Да, непросто.

— И найти ее тоже будет непросто, даже если железяка скажет мне, где искать.

— А почему ты так решил?

— Обыденный здравый смысл, Найдж. Если наш драгоценный князь Смерти может сказать своим солдатам, где искать Деми, и они все равно не могут ее сцапать, значит до нее абсолютно невозможно добраться. У меня в estomac'e [66] распускается tsibeles [67]. Ой вей, мейдл!


Будто перед глазами стоит эта дурацкая фантазия, как Роуг и Деми бродят по нью-йоркским улицам, разыскивая друг друга. Шансы встретиться у них один к сикстильону — когда он ищет в центре города, она отправляется на окраину, когда она поворачивает на восток — он идет на запад.

Но в этом моем дурацком мысленном спектакле они по случайности одновременно подходят к одному и тому же углу с разных сторон и, вроде бы, обязаны встретиться, несмотря на всю невероятность подобного события. Только в тот же самый момент на тротуар, на самом углу, опускается огромная театральная вывеска, для замены электрических лампочек. Роуг огибает вывеску снаружи, Деми проскальзывает внутри, они расходятся, так и не заметив друг друга. На вывеске горит название пьесы: «СУДЬБА ИГРАЕТ В БИРЮЛЬКИ».

Как ни странно, эта сценка основана на реальных событиях, описанных мне Роугом и Деми — они разыскивали друг друга через сеть, связывающую Достопочтенное Общество Компьютеров — лабиринт, значительно более запутанный, чем улицы любого города.

Компьютерная технология пошла весьма неожиданным путем — она, можно сказать, обратила протезирование, компенсацию дефектов тела посредством добавления механических органов. Инженеры обнаружили, что добавление к компьютеру органических частей превращает его из сверхскоростного арифмометра в некую квазиживую сущность. Однако никем неожиданный побочный эффект преобразовал эти железяки в компанию страстных, убежденных сплетников.

Деми Жеру вела поиски Уинтера изнутри этой сети. Можете посмотреть, как сквозь тарабарскую трепотню компьютеров проглядывает их полуодушевленность.


!PRINT «ALL POINTS BULLETIN = АРВ»

APB !PRINT «ROGUE WINTER = ROG»

ROG !PRINT «R-OG UINTA == ROGUE WINTER = ROG»

ROG !PRINT «TERRA = T»

T !PRINT «GANYMEDE = G»

G !PRINT «TRITON = TT»

TT

READY !

АРВ ROG TGTT

T ?T ?

900 REM ***SEARCH GENERATOR***

1000 CLS 1010 INPUT «COMPUTERS(C)»; A$ 1020 INPUT «ANALOG amp; DIGITAL (A,D)»; # 1030 CLS: IF A$ = «A» OR A$ = «D» THEN # = INFORM 1040 IF # = «A» INFORM 1050 IF # = «D» INFORM

1060 PRINT APB LOCATION ROG

NO SIGNIFIES «NUMBER»

0 SIGNIFIES «ZERO»

0 IS A NUMBER NO = R-OG UINTA NO = ROGUE WINTER 0 = NO R-OG UINTA 0 = NO ROGUE WINTER

1070 СПАСИБОЧКИ amp; ТЫ Z = ZANUDA !! REM ***MAINPROGRAM-ROG CAPTURE*** !! GOSUB 1000 ROGUE WINTER

20 GOSUB 2000 R-OG UINTA 30 ROG = «RANDOM = R»

40 ROG APB = «R»

50 GOSUB TERRA «T»; GOSUB GANYMEDE «G»

60 IF ROG = «T» THEN APB «T»

70 GOSUB APB ROG TGTT JUST IN CASE 80 IF NO = 0 amp;0 = NO ROGUR WINTER THEN WHERE?

ИЩУ ТЕБЯ, ГЛУПАЯ, И САМА ТЫ 1070


В то же самое время Уинтер работал снаружи, пытаясь выжать из сети какую-нибудь информацию относительно места, куда спряталась Деми, и совершенно не осознавал, что эта сеть привыкла хранить собственные свои секреты. Он подверг допросу десятки и сотни машин, разговаривая с ними на компайлере, ассемблере и на машинных языках. Вот некоторые из полученных им ответов:


0010110111000101100101011000111

и

' ''' ' '' ''' ' ''' '

— — — — — — —

и

. … . . . … . … … .

……………………………


Последний ответ переводится следующим образом: «Случайной величиной в пространстве выборки, обладающем допустимой системой событий и вероятностной мерой, называется функция, сопоставляющая каждому событию из допустимой системы действительное число».

— Спасибочки, — прорычал Роуг.

— Поле — это коммутативное кольцо с делением, — попытался обнадежить его компьютер.

И еще одно обстоятельство, доводившее Уинтера до белого каления. Ему, профессиональному полиглоту, приходилось читать буквари этих языков, чтобы привыкнуть к до мелочей дотошной лингвистике компьютеров. Получалось нечто вроде беседы Алисы с Белым Рыцарем.

Имя вашего поиска называется «Иголка в стоге сена».

Верно. Это и есть мой поиск.

Неверно. Так называется его имя. Само имя будет «Выходи, выходи, где б ты ни была».

Верно. Так и называется мой поиск.

Неверно. Ваш поиск называется «Спроси у компьютеров», но он только называется так.

Ну а что тогда такое мой поиск пропавшей девушки?

Вот к этому мы как раз и подходим. В действительности ваш поиск это «АРВ Деми Жеру». А теперь слушайте внимательно. Компьютерам необходимы четыре лексических объекта: название имени поиска, имя поиска, название поиска и сам поиск. Понятно?

C'est la mer a boire.

Что?

Это просто невозможно. Все равно что выпить море.

Теперь, Одесса, когда вам все известно, когда вы знаете, в каком таком недоступном месте я пряталась, вы легко поймете, откуда я знала все сказанное и сделанное Роугом после того, как он, злой и обессиленный, вернулся домой, в свою ротонду Beaux Arts.

Ну да, подглядывала я, подглядывала, каюсь, но ведь у влюбленной девушки есть свои, особые права. Кто это сказал, что «На войне и в любви позволено все»? Вроде, какой-то поэт по имени Френсис. Только не Френсис Скотт Ки [68], скорее уж Френсис Смедли, хозяин расположенного рядом с мэримонтским общежитием «Звездно-полосатого сода-солярия (одиноким вход воспрещен)».

Роуг забрал у Найдж Энглунд мою пси-кошку (звать которую, кстати, Коко) и изливал ей все свои горести и разочарования. Коко липла к его шее и блаженно мурчала. Не скрою, я немного ревновала, мне и самой хотелось бы так, однако никуда не денешься — нужно было тщательно подготовить Роуга к неожиданности. Маорийское мужское достоинство (а мужское достоинство двойного маорийского короля — тем более) вещь весьма нежная и даже взрывоопасная.

Плакался он следующим, примерно, образом: «Кой черт, мадам, я опросил джинковскую железяку из посольства Тритона. Теперь, когда у меня в руках самый сочный ихний мандарин, эти гады передо мной прямо по полу стелются. Потом — который в „Солар Медиа“. Из отдела по розыску пропавших. Ее квартира. Все места, где у нее был кредит. Затем „Алиталия“, „Юнайтед“, „Тран-Солар“, „Джет Франс“, „Пансол“. Вирджиния, по дальней связи. Одесса Партридж и ее разведывательная железяка. Том-Янговский псих с кафедры экзобиологии. Я пробовал Elektronenrechners, Ordinateurs, Calcolatores, Comhairims. Ткнулся даже в Иерусалим к древнему компьютеру Голему-первому. И нигде ничего. Нуль. Nada. Nulla. Я в полной дыре».

Он расстегнул воротник, чтобы подпустить пси-кошку поближе к своему горлу, и раздраженно заходил по квартире, изучая каждый стул, на котором я сидела, каждую книгу и картину, которые я рассматривала, безделушки и сувениры, которые я трогала, шестифутовую ванну, которой мы так и не успели воспользоваться вместе, и японскую кровать, которой успели. Затем Роуг пошел в студию, чтобы включить компьютер, с которым у него была телепатическая связь. Компьютер оказался уже включенным.

— Бред какой-то, — пробормотал он. — Неужели я разгуливаю во сне по дому, как лунатик… а может, это ты его включила, китикэт?

— Мрррр, — из чего не следовало ровно никаких выводов.

Тогда Роуг включил вспомогательные видеоэкраны компьютера, расставленные по всей квартире, чтобы иметь возможность расхаживать с места на место, беседуя со своим вторым «я» и наблюдая ответы. И самым натуральным образом разинул рот, увидев нас, сидящих на диванчике гостиной, как в ту самую первую ночь.

— Но ведь в ту, первую, ночь компьютер был выключен. Я поклясться могу!


РОУГ: А чем я тебе понравился?

ДЕМИ: Когда?

РОУГ: Когда поступила на работу в «Солар».

ДЕМИ: А с чего это ты решил, что я обратила на тебя внимание?

РОУГ: Ты так обрадовалась, когда я пригласил тебя в ресторан.

ДЕМИ: На меня произвела впечатление твоя дикая страсть.

РОУГ: Какая, конкретно, страсть?

ДЕМИ: К утонченной красавице с горнолыжной базы, Мистик де Харизма.

РОУГ: Никакой Мистик де Харизма не существует.

ДЕМИ: Вот потому-то ты мне и понравился.


— Мы же говорили с ней совсем не так тогда, в нашу первую ночь. Здесь все вывернуто шиворот-навыворот!


ДЕМИ: Хочешь, я подарю тебе снимок Мистик в голом виде? Даже с автографом. Попрошу в отделе иллюстраций «Медиа», они для меня состряпают.

РОУГ: Нет, благодарствую. Я намерен получить с тебя нечто большее, чем поддельные голые картинки.

ДЕМИ: Вот уже и мужской шовинизм. Охмурил девушку — теперь можно и не скрывать истинное свое лицо.


— Да что же это такое случилось с этой железякой чертовой? Голоса, изображение — все идеально, а текст разговора — чушь какая-то!


ДЕМИ: А чем понравилась тебе я, когда ты увидел меня в «Солар»?

РОУГ: А кто сказал, что ты мне понравилась?

ДЕМИ: Ты пристал ко мне, словно бандит какой, и позвал в ресторан пообедать… и за этим ясно проглядывали гнусные намерения.

РОУГ: Ты была какая-то необычная.

ДЕМИ: Необычная? Ты что, принял меня за переодетого в платье извращенца?

РОУГ: Нет, нет, что ты. Необычно радостная. Для тебя все — игры и веселье, и к тому же ты совершенно непредсказуемая. Ты… ты — веселая обманщица.

ДЕМИ: В смысле, что я — врунья?

РОУГ: В смысле, что ты — фея.

ДЕМИ: Да. У меня даже прозвище такое — «Серебряный колокольчик».

РОУГ: А ведь я и вправду верю в фей.

ДЕМИ: Те, кто верят в фей, хлопните в ладоши.


— Врубился! Врубился! Компьютер показывает все с ее точки зрения. Точнее говоря, вот таким хотела бы Деми запомнить наш первый разговор. А кино это записала специально для меня еще тогда, когда относила сюда кошку и ключ, перед тем, как рванула когти.


РОУГ: Невнятное у нас начало какое-то получается.

ДЕМИ: С чего это ты решил? А по-моему — сплошные игры и веселье. Ведь именно это, помнится, тебе во мне и понравилось.

РОУГ: А кто тут веселится?

ДЕМИ: Я. РОУГ: А в игры играет?

ДЕМИ: Твоя веселая обманщица.

РОУГ: А я что должен делать?

ДЕМИ: Лови мелодию и подыгрывай.

РОУГ: Каким ухом, левым или правым?

ДЕМИ: Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа?

РОУГ: В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц.

ДЕМИ: Если желаете знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас.

РОУГ: Это от кого же?

ДЕМИ: От тех, кому я отказывала в их гнусных намерениях.

РОУГ: Остается только лапки вверх.


— Удивительно! Теперь изложение идет очень близко к тому, что было на самом деле. По-видимому, эта часть Деми нравится. Интересно, что она нашла тут такого?


ДЕМИ: Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала.

РОУГ: Что последнее?

ДЕМИ: Что ты окажешься таким стеснительным.

РОУГ: Я? Стеснительный?

ДЕМИ: Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном — никаких поползновений.

РОУГ: С негодованием отрицаю.

ДЕМИ: Ты знаком с любовными стихами Джона Донна? [69] РОУГ: Боюсь, что нет. Наверное завалил их, благодаря излишествам в употреблении чего-то там.

ДЕМИ: Все виргинские девушки читают эти стихи и вздыхают. Сейчас я разыграю тебе одно из них.

РОУГ: Давай, ничего страшного.

ДЕМИ: «Моим рукам-скитальцам дай патент обследовать весь этот континент».

РОУГ: А теперь мне становится страшно.

ДЕМИ: «Тебя я, как Америку открою, смирю и заселю одной собою, о мой трофей, награда из наград…»

РОУГ: Деми, не надо. Пожалуйста.

ДЕМИ: «Явись же в наготе моим очам: как душам — бремя тел, так и телам необходимо сбросить груз одежды, дабы вкусить блаженство».

РОУГ: Прошу тебя…

ДЕМИ: «Фея прежде тебя разденется, желанья не тая, зачем же ты одет, когда раздета я?»

РОУГ: Деми!

ДЕМИ: Давай, Роуг…


— Матерь Божья! Она что, и свою собственную версию постельной сцены записала?


Записала, записала, не сомневайся. Он казался мне сотней мужчин с сотнями рук и ртов. Он был негром с огромным, душившим меня языком, с мощными долгими движениями, которые сотрясали меня насквозь.

Он наполнял мои уши жадным, ненасытным воркованием — и в то же время его рты извлекали арпеджио из моей кожи, обследуя весь этот континент. Он диким, из какого-то иного мира монстром, гортанно вопившим, по-зверски мною овладевая, извлекал из самой моей утробы экстатические стенания. Он был жестким и нежным, требовательным и диким, и все время — мужчиной, мужчиной, мужчиной. Мое лоно содрогалось от его бесконечных, вулканических спазмов.

И все время мы словно вели легкую блестящую беседу за икрой и шампанским — в качестве эротической прелюдии, чтобы возлечь потом перед зажженным камином и впервые предаться любви. И после первого поцелуя он надел на средний палец моей левой руки колечко из розового золота с гравировкой в виде виргинского цветка.


Уинтера словно подбросило.

— Потухни, — крикнул он своему второму «я».

Все экраны померкли. Роуг тяжело перевел дыхание. Вообще-то, команду нужно было отдавать мысленно, но теперь он знал, что компьютер самовольничает, и не только знал, но и начинал догадываться — почему.

— Деми неоткуда знать про это кольцо, — произнес он медленно. — Когда я его покупал, она уже смылась от джинковых боевиков. Она его никогда не видела. Она никогда о нем не слышала. Если только… Если только…

Уинтер начал ходить по комнате.

— Как там говорил величайший синэргист, которому я и в подметки не гожусь? «Элементарно, Ватсон». И это действительно элементарно. А я — полный идиот. Мало удивительного, что джинковые гориллы не могут до нес добраться.

— Запрограммируй задачу АРВ Деми Жеру Печать Абсолютный Адрес, — сказал он громко, а затем сел и начал ждать.

Роуг не знал, чего в точности он ждет, будет это городской адрес, радиочастота из диапазона общественного пользования, изображение дома, конторы, вокзала, аэропорта или еще какое указание места в городе, на спутнике, планете, в реке, озере, океане. Было очевидно одно — его собственный компьютер знает, где находится Деми. «Абсолютный адрес» обозначает в компьютерных кругах точное указание места хранения указанной переменной, безо всяких околичностей и предложений «обследовать весь этот континент». Он никак не ожидал увидеть то, что появилось на вдруг осветившихся экранах:

«#$%-amp;')(*+:=-;#.»

— Это что еще за хренопень?

«*#)$(%'-amp;+.»

— Ты что, пытаешься мне что-то сказать?

«#*$*%*-*amp;*'*()*)(.»

— Ой, вей! Я — хороший индеец, а ты кто такой?

«+=:;*-0)0(#amp;=+.»

— Вы бы не отказались сообщить мне, на каком языке вы разговариваете… если тут вообще подходит слово «язык»?

«,.;=0-*+:?#)(.»

— А вы не могли бы на другом? На соларанто, или хотя бы на вашем, компьютерном? Ну, знаете, тот, на котором один плюс один равняется тому, на что ты запрограммирован.

»-«

— Это что, «нет»?

«+»

— А это — «да»?

«+»

— Ну вот, теперь немного понятнее. Давай, сыграем в «Двадцать вопросов». Ты — животное?

«+»

— Растение? Это я просто так, чтобы лишний раз удостовериться в твоих плюсах и минусах.

«+»

— И то и другое сразу? Крутишь ты что-то. Минерал?

«+»

— Подумаем, что может быть одновременно и тем, и другим, и третьим — животным, растением и минералом? Человек? Не исключено, если у него есть протезы, а в наши дни такое сплошь и рядом. Машина? Возможно. Пища? Тоже возможно, некоторые приправы — минералы. Но только люди не говорят на таком вот языке. И машины тоже. Остается пища. О, эта Пища, она изъясняется с нами на божественном языке вкусов и ароматов…

И тут Роуга снова подбросило. Несколько секунд он пребывал в полном смятении, а затем разразился страстным монологом:

— Глубокоуважаемый Бог! Дражайший, достойный полного и всяческого доверия, дружелюбный, благосклонный, благожелательный, всемилостивейший Бог, я глубоко Тебе благодарен и надеюсь, что и мне представится как-нибудь случай отплатить услугой за услугу. Ну конечно же! Элементарно, дорогой Ватсон. Запахи, вкусы, ощущения — титанианский химический язык. Именно это железяка и пытается перевести в визуальную форму, ведь у нее нет устройств для передачи вкуса и запаха. Как и у любого другого компьютера. Возможно, когда-нибудь такие устройства и появятся. Как бы там ни было — я весьма впечатлен, даже попытки такие заслуживают глубочайшего уважения. Ну ладно, работай дальше. Можешь все говорить на титанианском. Так куда же к чертовой матери запропастилась Деми Жеру?

*

— Да?

* *

— Да?

* * * *

— Давай дальше.

* * * * * *

— Говори, говори.

* * * * * * * *

— Полумесяц, может? Заваленный набок.

* * * * * * * * * * * *

— Круг, понятно. А дальше?

* * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Круг, разделившийся пополам. А теперь?

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— А теперь четыре? Подождите минутку. Подождите. Всего. Только. Одну. Долбаную. Минутку. Эти картинки чем-то таким отзванивают… Колокольчики. «Серебряный колокольчик». Шутовской колпак с бубенчиками. Колпак. Колпак. Околпачить. Шит колпак не по-колпаковски. Переколпаковать. Колпак. Стеклянный колпак в биологической лаборатории университета, под которым хранились инструменты. Биология. Деление клеток. Образование бластулы. А потом — гаструляция. Эмбриология, вот что тут происходит. Что-то рождается. Но только что? И где? Что обозначает это сообщение?

Картина молниеносного деления клеток буквально завораживала. Бластула, гаструла, бластодиск…

— Боженька ты мой, да тут все происходит за микросекунды! Эктодерм, мезодерм, эндодерм… Впервые в истории компьютер вознамерился что-то родить, но только — что именно?

До предела взвинченный Роуг бросился в студию, чтобы получше — на огромном главном мониторе компьютера — увидеть, чем же все кончится. За эти несколько мгновений бешено ускорявшийся процесс достиг своего denoument [70] — прямо перед Роугом огромный экран разлетелся вдребезги. Вместе с фонтаном пластиковых осколков из компьютера вылетела Деми Жеру — вылетела, сшибла ошеломленного синэргиста с ног, а сама вполне удачно приземлилась сверху. Ее голое, обильно покрытое потом тело била дрожь.

— Господи, — хрипло выдохнула Деми. — Забираться внутрь было куда легче, чем вылезать наружу. Ты не поранился, милый?

— Я в порядке. Я восхищен. Я потрясен. Я в полном экстазе. Привет-приветик. Привет, любимая. Привет, феечка ты моя родная. Интересно бы знать, чем это занималась приличная девушка в таком сомнительном месте?

— Удивлен?

— Ни в коем разе. Я прекрасно знал, на что ты способна. Я никогда в этом не сомневался.