"Я вижу солнце" - читать интересную книгу автора (Думбадзе Нодар)УРОК ВОЕННОГО ДЕЛАВремя берет свое… За июнем наступил июль, затем – август, за августом – сентябрь. Начались занятия в школе. В наших дневниках стали появляться двойки, тройки, четверки и – реже – пятерки. Ничего как будто не изменилось. Тетя по-прежнему преподавала грузинский язык. Хатия по-прежнему сидела на парте рядом со мной. Учитель географии все так же упрашивал нас сидеть на уроке спокойно и обещал за это играть после уроков с нами в камушки. Учительница русского языка по старой привычке называла меня «бичо». Заметная перемена заключалась в том, что все наши учителя сильно похудели. И еще одна новость: в школе появился участник хасанских боев Леван Гуриелидзе. Он был назначен преподавателем военного дела и физкультуры. На первый свой урок он явился в зеленых брюках галифе, кожаных крагах, военной фуражке, с противогазом, мелкокалиберной винтовкой через плечо и свернутым плакатом под мышкой. Он подошел к столу, взял под козырек и застыл. Мы встали, потом сели и, когда учитель не изменил своей позы, снова встали. – Вольно! – скомандовал он, снял фуражку, положил ее на стол, повесил на доске противогаз и винтовку. Потом развернул плакат, извлек из кармана четыре здоровенных гвоздя, взял валявшийся у камина кусок кирпича и стал приколачивать плакат к стене. Покончив с этой операцией, он повернулся к нам с лицом победителя. – Что он сделал? – спросила меня Хатия. – Прибил к стене плакат! – прошептал я. – А что на нем нарисовано? – Не нарисовано, а написано красными буквами: «Смерть немецким захватчикам!» – А он не мог сказать это наизусть? Я пожал плечами. – Теперь познакомимся! – объявил учитель. – Меня зовут Леван Гуриелидзе. – Хорошая у вас фамилия! – сказал Отия Каландадзе. – Разговоры! Военный предмет любит дисциплину! – Ботаника тоже любит дисциплину! – сообщил Тамаз Керкадзе. – Кто это сказал? Встать! – Это сказал учитель ботаники. – Садись! – Тамаз сел. – Что я люблю? Я люблю дисциплину, порядок, тишину, чтобы слышно было, как летит муха! Что я еще люблю? – Вареные каштаны, учитель? – подсказала Хатия. – Кто это сказал? Встать! Никто не ответил. – Вы должны помнить: я не родился учителем. Кем я был в вашем возрасте? Оболтусом, бездельником, дураком… Вроде вас! – А вы и сейчас выглядите молодым, учитель! – сказал Нодар Каландадзе по прозвищу «Головастик». Учитель самодовольно улыбнулся. – Потом я сел за книгу. Что такое книга? Книга – друг человека! Читал, читал и стал человеком. А по происхождению я танкист! – Ты смотри! – удивился Тамаз. Учитель нахмурился. – Я вам не обыкновенный учитель! Я шкуру с вас спущу! – хлопнул он рукой об стол. – Так говорят все учителя, – сказал Отия. – Перехожу к функциям взвода в обороне! – Ну-ну, давайте! – подбодрил кто-то учителя. Учитель вспыхнул, но сдержался и продолжал: – Что такое взвод? – Вот именно, что такое взвод? – повторил Коте Гогиберидзе. – Кто это сказал? Встать! Класс замер. Учитель подошел к доске, взял мел. – Вот это – взвод фашистов! – сказал он и начертил на доске двадцать небольших кружочков. – Спасайся, ребята! – воскликнул Тамаз Керкадзе, хватаясь за голову. – А это – наш взвод! – учитель начертил еще двадцать кружочков. – Между взводами находится водный рубеж, то есть река. Ты на том берегу… Я – на этом. Нас разделяет река *…— подхватил Отия. Учитель побледнел. – Кто это сказал? – прошептал он. – Важа Пшавела, учитель! – встал Отия. – Садись!.. – Учитель стал мелом выбивать дробь по доске. – Что я делаю? – Стучите мелом! – ответил Яго Антидзе. – Садись! – Ставите точки! – встал Головастик. – Садись! – Стреляете! – выпалил я. – Молодец! Я стреляю! Наш взвод держит под огнем взвод противника, не дает ему возможности подняться из окопов. Противник просит у командования помощи. И вот… – Учитель вдруг согнул руку в локте, поднял ее вверх, повел над головой и загудел: – У-у-у-у… Что я теперь делаю? – обратился он ко мне как отличившемуся. – Крутите рукой и рычите! – ответил я. – Садись! Болван! – взорвался учитель. В классе поднялся хохот. Учитель побагровел. Энергичным движением руки он стер все кружочки на доске, сел за стол и обиженно замолчал. Класс жужжал, словно улей. Учитель долго молчал. Наконец он поднял голову, и… мы поняли, что происходило в душе этого человека. Мы поняли, что, с тех пор как он когда-то давно последний раз покинул свою школу, сегодня ему впервые пришлось перешагнуть порог классной комнаты. Он вошел к нам как дрессировщик, забывший прихватить с собой куски сахара, и теперь он сидит растерянный и ждет, когда же его растерзают эти сорванцы, напоминающие голодных зверенышей. – А ты почему стоишь? И чему ты улыбаешься? – набросился вдруг учитель на Хатию. – И куда ты, собственно, смотришь? Смотреть надо на учителя, а не… Садись! Хатия села, все так же улыбаясь своими огромными голубыми глазами… В классе наступило неловкое молчание. Учитель почувствовал, что сказал что-то не к месту, невпопад, но что именно, этого понять он не мог. – Что случилось, дети? – спросил он надтреснутым голосом. Мы молчали. – Я не вижу, учитель! – сказала Хатия. – Что?.. Вы издеваетесь надо мной?! – Да нет, учитель, я и вправду не вижу! Учитель встал, подошел к Хатии и долго изучающе всматривался в ее лицо. Хатия спокойно моргала ресницами и улыбалась. Учитель вернулся на свое место, сел и задумался. В классе воцарилась тишина. – Как тебя звать, дочка? – спросил вдруг учитель. – Хатия! – ответила Хатия, вставая. – Ты сиди, сиди, пожалуйста! Хатия продолжала стоять. – Кто тебя водит в школу? – Сосо, учитель… Но я могу и сама… – Я освобождаю тебя от моих уроков. Можешь уйти. – Мне интересно послушать… Я останусь. – Оставайся, дочка… У меня запершило в горле. – Родители у тебя есть? – спросил снова учитель. – Отец. – Ты совсем ничего не видишь? – Вижу солнце… Врач сказал папе, что раз я вижу солнце, то мне можно возвратить зрение. – Конечно, можно! Я сам ослеп на Хасане… Ничего не видел! – А солнце видели? – Солнце видел. И меня вылечили… – Ну и я вижу солнце… Долго еще учитель всматривался в красивые улыбавшиеся голубые глаза Хатии. Трудно, очень трудно было поверить, что эти глаза не видят света, товарищей, не видят его – учителя военного дела, низенького, невзрачного человека, по щекам которого сейчас стекали слезы и который не старался скрыть, что он плачет. Раздался звонок. Учитель вышел из класса, не проронив ни слова. Мы молчали и не двигались с места. Заговорили лишь тогда, когда в класс вошла учительница грузинского языка и стала читать список. – Что с вами? – спросила тетя Кето, удивленная непривычной тишиной. – У нас был новый учитель военного дела, – ответила Хатия. – Понравился? – Кабы все вы были такими! – ответил я. В тот день урок грузинского языка проходил необычно: говорили ученики, а учительница молчала и слушала их. |
||
|